Мерлин запыхался и покраснел, как человек, которому пришлось пробежать метров пятьдесят, чтобы успеть на поезд. Он полез в нагрудный карман пиджака, вытащил белый льняной носовой платок и промокнул им лицо.
— Чуть не опоздал, — сказал он. — Надо бы тренироваться побольше.
Рики глубоко вздохнул и спросил:
— Зачем вы здесь?
Адвокат кончил вытирать лицо, неторопливо сложил платок на коленях, разгладил и вернул в нагрудный карман. Затем задвинул под свое сиденье кейс и спортивную сумку, откашлялся и ответил:
— Как зачем? Чтобы ободрить вас, доктор Старкс.
— Вы мне солгали. Я побывал по вашему новому адресу. Там о вас ничего не слышали. Так кто же вы?
Адвокат страшно удивился:
— Вы ходили в мой новый офис?
— Да. Я не поверил, что вы тот, за кого себя выдаете, а когда пришел по адресу на вашей визитной карточке…
— Так я вам и карточку дал? — Мерлин покачал головой. — В день переезда? Это многое объясняет. На первой партии карточек значился неправильный адрес, а мы, боюсь, не сразу это заметили. Мой новый офис находится в квартале оттуда.
— Я вам не верю, — сказал Рики. — И знаете что, мистер Мерлин? В этом поезде полным-полно свободных мест, — Рики указал на почти пустой вагон. — Садитесь на любое и оставьте меня в покое.
Мерлин даже не шелохнулся.
— Это было бы неразумно, — неторопливо произнес он.
— А я, может быть, уже устал от разумного поведения, — сказал Рики. — Может, теперь я намерен вести себя опрометчиво.
Адвокат улыбнулся:
— Ах, доктор, я улавливаю в вашем голосе отчаяние.
— Ну давайте, чего вы дожидаетесь, что должны мне сообщить? Кто вы, в конце-то концов, такой, а? Просто мальчик на побегушках. Вот и займитесь своим делом.
— Упорство, доктор. Скорость. Темп.
— И что дальше?
— Вы должны разместить в завтрашней газете ваш второй вопрос. Пора делать следующий ход. Время летит быстро.
Мерлин наклонился, поднял кейс, уложил его себе на колени, открыл. Рики увидел внутри кейса портативный компьютер, несколько папок из желтого картона и сотовый телефон. Увидел он и отливающий стальной синевой полуавтоматический пистолет. Пистолет адвокат отодвинул в сторону и взялся за телефон. Открыв его, он повернулся к Рики:
— После сегодняшнего утра у вас в голове не засел ли новый вопрос?
— Что вы этим хотите сказать?
— А что вы видели нынче утром по пути к поезду?
Лицо Рики окаменело, в голосе проступила сталь:
— Дорожное происшествие.
— Вы в этом уверены, доктор? — Мерлин набрал какой-то номер и протянул аппарат Рики. — Задавайте ваш вопрос.
Рики взял телефон. После длинного гудка раздался голос:
— Полиция штата, Райнбек. Полицейский Джонсон. Чем могу вам помочь?
Рики молчал, и полицейский повторил:
— Полиция штата. Алло?
Только тут Рики заговорил:
— Алло. Звонит доктор Фредерик Старкс. Сегодня утром я ехал по Ривер-роуд к железнодорожной станции, и там произошел несчастный случай. Я боюсь, что в нем мог пострадать мой знакомый.
Полицейский недоуменно переспросил:
— Сегодня утром?
— Да, — подтвердил Рики. — Часа примерно два назад.
— Простите, доктор, но сегодня сообщений о несчастных случаях не поступало.
— Но я же видел… там еще пострадал синий «вольво»…
— Только не сегодня. Я на дежурстве с шести утра, и все звонки идут через меня. Вы уверены, что видели что-то?
— Должно быть, я ошибся. Спасибо, офицер.
— Не за что, — ответил полицейский и положил трубку.
У Рики снова закружилась голова.
— Я же видел дорожного полицейского. Он отводил движение в сторону, и он сказал…
— «Он сказал»… Роскошная фраза. Значит, он что-то сказал, а вы ему поверили. Увидели человека, одетого в форму полицейского, и решили, что он полицейский и есть. А машину «скорой помощи» вы видели? Или пожарную? Сирены слышали?
— Нет.
— То есть вы поверили на слово одному-единственному человеку, сказавшему, что произошел несчастный случай, а проверять ничего не стали? Вы сочли, что заняться собственными делами важнее, чем попытаться выяснить, не нужна ли кому-нибудь помощь? — Мерлин самодовольно улыбнулся. — Возможно, вам следует попытаться позвонить тому, у кого вы гостили. Проверить, все ли у него в порядке.
Рики торопливо набрал номер доктора Льюиса. Гудок следовал за гудком, но никто не отвечал.
— Почему вы так уверены, что доктор Льюис действительно живет в том доме? — спросил Мерлин. — Вы видели там что-либо, связывающее его с добрым доктором?
Рики начал сосредоточенно вспоминать. Кабинет, в котором они просидели большую часть ночи, был совершенно стандартным. Книжные полки. Кресла. Лампы. Ковры. Ничего необычного. И кухня была просто кухней. Разве что гостевая показалась ему слишком стерильной.
Он молчал. Мерлин глубоко вздохнул:
— Позвольте, доктор, коротко подвести итоги. Единственное, в чем вы можете быть уверенным, так это в том, что провели несколько часов в обществе врача, которого знали много лет назад. Вам неизвестно, было ли это в его доме или нет, попал он в аварию или не попал. И вы не знаете наверняка, жив ваш прежний психоаналитик или умер, так?
Рики открыл рот, чтобы ответить, но промолчал. Мерлин, понизив голос, продолжил:
— Была нынче утром авария на дороге?
— Нет.
— Вы уверены?
— Я только что говорил с полицейским. И он сказал…
— Откуда вы знаете, что это был полицейский? Я набрал номер и передал вам трубку, верно? А может, ваш друг, доктор Льюис, лежит сейчас на столе в морге.
— Но…
— Вы упускаете из виду одно очень важное обстоятельство.
— Хорошо, — резко ответил Рики. — Какое?
Глаза адвоката чуть сузились. Он указал пальцем на спортивную сумку у себя под ногами:
— Может быть, никакой аварии с доктором не произошло, а вот в этой самой сумке лежит его отрезанная голова. Это возможно, Рики?
Взгляд Рики опустился на сумку. Сумка как сумка, без каких-либо внешних особенностей, способных указать на ее содержимое. Достаточно объемистая, чтобы вместить человеческую голову, водонепроницаемая, так что ни пятен, ни протечек на ней не будет.
Рики поднял взгляд на Мерлина и прошептал:
— Возможно.
— Важно, чтобы вы понимали, Рики: возможно все. Можно инсценировать дорожную аварию, можно обчистить банковский счет, можно поубивать ваших родственников. Вам следует действовать!
Следующий свой вопрос Рики задал дрожащим голосом:
— И вас ничто не способно остановить?
— Абсолютно ничто.
Рики поерзал на сиденье.
— Предположим, — негромко и хрипло сказал он, — я просто уйду отсюда сию же минуту. И оставлю вас с этой сумкой, что бы в ней ни находилось…
Мерлин наклонился, немного повернул сумку, так что стали видны оттиснутые на кожаном ремне буквы Ф. А. С. Рики уставился на собственные инициалы.
— Вам не пришло в голову, что эта сумка куплена с помощью одной из ваших кредитных карточек — еще до того, как их аннулировали? Конечно, я могу унести ее с собой. А вы можете делать вид, что никогда ее раньше не видели.
— Каким…
— Задайте второй вопрос. Позвоните в «Таймс» прямо отсюда.
— Но я не знаю, что…
— Да ну, давайте же, Рики. — В подкрепление сказанного Мерлин начал набирать номер на сотовом телефоне. — Ну вот. Я набрал для вас номер «Таймс». Говорите, Рики!
Рики взял телефон. Спустя мгновение его соединили с той же женщиной, что разговаривала с ним на прошлой неделе.
— Говорит доктор Старкс, — медленно начал он, — я хочу поместить на первой странице еще одно объявление.
— Конечно, доктор. Как идет ваша замысловатая игра?
— Я проигрываю, — ответил Рики. Затем сказал: — Итак, вот мое объявление:
Женщина повторила надиктованное Рики и заметила:
— Да, игра у вас действительно замысловатая.
— Игра необычная, — ответил Рики.
Он назвал адрес, по которому следует направить счет, и отсоединился.
— Очень хорошо, — сказал Мерлин. — Весьма искусно, особенно если учесть напряжение, в котором вы пребываете. Вот ведь умеете же вы быть и хладнокровным.
Поезд внезапно ушел под землю — приближался вокзал. За окном заскользили неясные очертания путей, поездов, бетонных опор. Рики подумал, что, наверное, нечто подобное видит человек во время своих похорон.
Поезд встал, Мерлин поднялся с сиденья:
— Вы когда-нибудь читаете нью-йоркскую «Дейли ньюс», Рики? Нет, наверное, вы не из тех, кого привлекает желтая пресса. Думаю, впрочем, что сегодня вам в эту газету заглянуть стоит — в ней есть одна статейка, которая вас сильно заинтересует. Я бы сказал, вам совершенно необходимо ее прочитать. — Он помахал на прощание рукой. — Чрезвычайно интересная получилась поездка, вам не кажется? — Мерлин ткнул пальцем в сумку: — А это вам, доктор. Презент.
Он повернулся и ушел, оставив Рики в пустом вагоне.
Рики наклонился к сумке, поднял ее с пола. У него опять закружилась голова. Он медленно расстегнул молнию и заглянул внутрь.
В сумке лежала большая дыня.
От облегчения Рики чуть не разрыдался.
Он застегнул молнию, встал. Перебросив сумку через плечо, Рики вышел на платформу. Впереди виднелось здание Пенсильванского вокзала, Рики зашагал к его сверкающим огням. По пути ему попалась на глаза красная бейсболка продавца газет — тот сидел на своей тележке, углубившись в «Дейли ньюс». Продавец раскрыл газету, предоставив Рики возможность прочитать на первой ее странице кричащий заголовок: «Сбитый машиной дорожный коп валяется в коме»…
Рики, положив «Ньюс» себе на колени, сидел на жесткой деревянной скамье посреди Пенсильванского вокзала. Каждое слово, которое он читал, казалось, проносилось через его сознание, точно автомобиль, лишившийся тормозов и летящий навстречу неминуемой катастрофе.
Тридцатичетырехлетняя Джоанн Риггинс, детектив из полиции Управления городского транспорта, прошлой ночью была сбита автомобилем в двух кварталах от своего дома; водитель с места происшествия скрылся. Детективу была сделана срочная операция, сейчас Риггинс находится в реанимации Бруклинского медицинского центра. Прогнозы врачей неутешительны. Свидетели видели красный «понтиак», на большой скорости уносившийся с места аварии. Такой же автомобиль принадлежит бывшему мужу детектива. Хотя автомобиль пока не найден, полиция допросила бывшего мужа. Он заявил, что его машину угнали за сутки до происшествия. Газета сообщала также, что в последний год супружества бывший муж публично угрожал жене. В общем, то была история, о которой бульварная газетенка могла только мечтать.
И Рики знал, что все это в корне отлично от правды.
За рулем машины сидел вовсе не тот человек, которого допрашивает полиция. Рики в гневе скомкал «Ньюс» и отшвырнул ее в сторону. Он прикинул, не позвонить ли ему детективам, которые занимаются этим делом. Но лишь покачал головой. Нет решительно никаких шансов, думал он, что кто-то захочет выслушать хотя бы одно его слово.
Он встал, неуверенно, как раненый, и направился к стоянке такси. У выхода из вокзала просил подаяния какой-то бродяга. Рики остановился и ссыпал всю, какая нашлась в кармане, мелочь в его пустой пластиковый стаканчик.
— Спасибо, сэр. — сказал тот. — Благослови вас Бог.
С мгновение Рики вглядывался в нищего, в его исцарапанные руки, в шрамы на лице, наполовину прикрытые клочковатой бородой. Грязный, отталкивающий, оборванный. Испытавший на себе разрушительное воздействие улицы и душевной болезни. И сколько ему лет, понять невозможно — где-то от сорока до шестидесяти.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Рики.
— Да, сэр. Да, сэр. Благослови вас Бог, добрый сэр.
— Откуда вы?
Бездомный недоверчиво уставился на Рики.
— Отсюда, — осторожно ответил он и указал на тротуар.
— А где ваш дом? — спросил Рики
Бездомный постучал пальцем по лбу. Это Рики было понятно.
— Ну что же, — сказал Рики. — Всего вам хорошего.
— Да, сэр. Да, сэр. Благослови вас Бог, сэр.
Рики отошел, сообразив вдруг, что один этот разговор может стоить несчастному жизни. Он шел к стоянке такси и гадал, не будет ли теперь любой, с кем он попробует заговорить, превращаться в мишень — как детектив Риггинс, как, быть может, доктор Льюис. Как Циммерман. Один искалеченный, один пропавший без вести, один убитый. Я подвергаю опасности всякого, с кем вступаю в контакт, думал он.
Квартира Рики находилась в шести кварталах от вокзала. Ему едва хватило сил пройти их пешком.
Войдя в квартиру, он запер за собой дверь, прошел в кабинет и тяжело опустился в кресло. В нем Рики и провел остаток дня и всю ночь, боясь выйти из дома, боясь оставаться в нем, боясь вспоминать, боясь ни о чем не думать, боясь сна, боясь бодрствования.
Видимо, задремал Рики совсем под утро, потому что, когда он очнулся, за окном кабинета уже блистал день. Шея у Рики затекла от того, что пришлось провести ночь в кресле, ломило все суставы. Он осторожно поднялся на ноги, потащился в ванную, плеснул в лицо воды и стал разглядывать себя в зеркале. Душевное напряжение наложило отпечаток на каждую его морщину, на каждую черту лица. С последних дней жизни жены он никогда еще не был так близок к отчаянию.
Номер «Таймс» лежал под дверью квартиры. Рики поднял его и увидел внизу первой страницы свой вопрос, напечатанный рядом с объявлением о наборе добровольцев для экспериментов по лечению импотенции.
Мысль о том, что ответа придется дожидаться целые сутки, казалась ему нестерпимой. Рики понимал: придется действовать, не дожидаясь подсказки. Единственное, что пришло ему в голову, — это заглянуть в клинику, где он столь недолгое время проработал двадцать лет назад. Он торопливо оделся и устремился к выходу. И, уже взявшись за дверную ручку, остановился. Его вдруг парализовало беспокойство, сердце бешено забилось. Внутренний голос истошно предостерегал его: не выходи наружу, дома ты в безопасности.
На то, чтобы все же открыть дверь, у него ушел весь остаток сил. На улицу Рики выбрался весь облитый потом. Он подошел к краю тротуара, поднял руку. В ту же секунду прямо перед ним остановилось, чтобы выгрузить пассажира, желтое такси. Рики протянул руку к дверце, намереваясь открыть ее перед тем, кто сидел внутри, — то был освященный временем способ заявить о своих притязаниях на машину.
Из такси появилась Вергилия.
— Спасибо, Рики, — сказала она и, поправив темные очки, прибавила: — Я вам газетку привезла, почитайте.
С этим она повернулась и через несколько секунд исчезла, свернув за угол.
— Ну что, приятель, поедем или как? — спросил таксист.
Рики заглянул в машину, увидел на заднем сиденье экземпляр сегодняшней «Таймс» и, не раздумывая, полез внутрь.
— Пресвитерианская больница, — сказал он. — Клиника амбулаторного лечения.
Таксист включил счетчик и тронул машину с места. Рики взял газету. То, что ему было нужно, находилось на странице А-13 — написанное большими красными печатными буквами поперек рекламы компании «Лорд-энд-Тейлор».
Незатейливый, как и прежние, стишок показался Рики глумливым. Он оторвал от «Таймс» страницу, сложил ее и засунул в карман брюк.
Рики вылез из машины перед огромным больничным комплексом. В квартале отсюда виднелись двери приемного отделения, с большим красным знаком над ним и машиной «скорой» — перед. Несмотря на гнетущую жару, Рики почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Последний раз он побывал в Пресвитерианской больнице, когда сюда попала его жена, перебиравшаяся из одной больницы в другую в тщетной борьбе со смертью. И вот он снова приехал сюда, чтобы отыскать имя пациентки, которой пренебрег и которая ныне угрожала его собственной жизни.
За стойкой архивного отдела возвышался средних лет служащий — с брюшком, в спортивной рубашке крикливой гавайской расцветки и брюках цвета хаки. Когда Рики объяснил, что ему требуется, служащий окинул его удивленным взглядом:
— И какие же именно документы вам нужны?
— Истории болезней всех пациентов амбулаторной психиатрической клиники за те полгода, что я в ней проработал, — ответил Рики.
— Это потребует времени, — сказал служащий, — а у меня других запросов полно.
В бумажнике Рики лежало двести пятьдесят долларов. Он вытащил две сотенные бумажки и положил их на стойку.
— Вот это вам поможет, — сказал он. — Возможно даже, я возглавлю вашу очередь.
Служащий огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не наблюдает, и сгреб деньги со стойки.
— Доктор, — с легкой ухмылкой сказал он, — все мои познания к вашим услугам.
И деньги исчезли у него в кармане.
Служащий провел Рики к стальному столику у стены хранилища. Рики уселся на деревянный стул, а служащий начал притаскивать ему папку за папкой. Остаток утра ушел на то, чтобы отобрать 279 нужных Рики папок. Служащий сложил их стопкой на пол рядом с Рики и снабдил его старенькой шариковой ручкой и блокнотом.
Пролетали часы. Читать эти папки было все равно что стоять под рушащимся на тебя водопадом отчаяния. Каждая содержала имя и адрес пациента и его ближайших родственников плюс сведения о страховке, если таковая имелась. Затем шли диагностические бланки с отпечатанными на пишущей машинке замечаниями. Скудные слова не могли передать всю жестокую правду о том, что приводило пациентов в клинику: о сексуальных надругательствах, побоях, пристрастии к наркотикам, шизофрении. Рики, когда он только попал в штат клиники, был полон энтузиазма, решимости использовать методы психоанализа на благо отчаявшейся городской бедноте. Альтруизма его хватило примерно на неделю.
За первые пять дней один из пациентов обшарил его стол в поисках наркотиков, другой — сумасшедший, которому слышались голоса, — напал на него. Рики пришлось также заниматься доставленной «скорой помощью» девочкой лет десяти-двенадцати с руками в сигаретных ожогах. Кто это сделал, девочка так и не сказала.
Раскрывая очередную папку, Рики дивился тому, что смог протянуть здесь целых полгода. Все это время он чувствовал себя абсолютно беспомощным. А вот и заметки, написанные его рукой.
В нескольких шагах от Рики служащий уронил со стола карандаш и нагнулся за ним с коротким непристойным восклицанием. Рики посмотрел, как он снова уткнулся в мерцающий экран компьютера. И в одну секунду вдруг понял все — как будто сутулая спина этого человека говорила на языке, который Рики следовало бы разобрать в ту самую минуту, когда рука служащего сцапала со стойки деньги. Рики тихо встал из-за стола и приблизился к служащему.
— Где они? — негромко, но с напором спросил он.
Рука его между тем взяла служащего за ворот.
— Какого черта?
— Где они? — резко повторил Рики.
— О чем вы? Отпустите меня!
— Не раньше, чем вы мне расскажете, где бумаги, — сказал Рики. Теперь он уже держал служащего за горло.
— Их забрали!
— Прекрасно. Кто их забрал?
— Мужчина и женщина. Недели две назад. Что, черт возьми, происходит?
— Сколько они вам заплатили?
— Да уж побольше вашего. Гораздо больше. Вы поймите, я же не думал, что это так чертовски важно. Всего-то одна папка, в которую два десятка лет никто не заглядывал. Тоже мне, проблема.
— Особенно когда вам вручают наличные.
Служащий помялся, пожал плечами:
— Полторы тысячи. Сотенными.
Все те же две недели, переведенные на язык стодолларовых бумажек. Он оглянулся на стопку папок и с отчаянием подумал о потраченных впустую часах.
— Хорошо, они заплатили вам и забрали папку, но вы же не настолько глупы, правда?
Служащий дернулся:
— О чем это вы?
— О том, что, проработав столько лет в архиве, вы должны были научиться прикрывать свою спину, верно? Вы бы не отдали папку, не сняв с нее копии, так?
— Ну да, копию я снял, — неохотно согласился служащий.
— Давайте ее сюда, — сказал Рики.
Служащий поколебался:
— А вы заплатить собираетесь?
— Считайте оплатой то, что я не стану звонить вашему начальству.
Служащий наклонился, выдвинул ящик стола. Порывшись там, он вытащил конверт и отдал его Рики.
— Вот, — сказал он. — И оставьте меня в покое.
Рики заглянул в конверт.
— Что это такое? — спросил он.
Служащий выудил из стола еще один конверт, поменьше.
— И вот еще, — сказал он. — Это было пришпилено к папке. Я им его не отдал. Сам не знаю почему.
— Что там?
— Полицейский рапорт и свидетельство о смерти.
У Рики перехватило дыхание.
— А что уж такого важного в какой-то нищей бабенке, которая побывала тут двадцать лет назад? — спросил служащий.
— Кое-кто совершил ошибку, — ответил Рики
Выйдя из больницы, Рики направился в сторону Гудзона, в небольшой сквер, где можно было посидеть на скамейке и куда почти не доносился городской шум.
Он быстро отыскал скамейку и уселся, положив на колени папку и конверт. Рики немного помешкал и открыл папку.
Пациентку, с которой он встречался двадцать лет назад, звали Клэр Тайсон. Имя это ничего ему не сказало. Ни одно лицо не всплыло в памяти. Ни один голос не зазвучал в ушах. От неспособности припомнить хотя бы одну подробность его пробрала ледяная дрожь.
Рики торопливо прочитал бланк приема. Женщина поступила в состоянии острой депрессии, сочетавшейся с паническим страхом. В клинику ее перевели из палаты «скорой помощи», куда она попала с ушибами и рваными ранами — свидетельствами жестокого обращения со стороны мужчины, который не был отцом ее детей. Медицинской страховки у нее не имелось.
Рики обратился ко второму листку, исписанному его собственным почерком. Слова, которые он читал, наполнили его страхом. Они были холодны и немногочисленны — голая суть дела.
По словам мисс Тайсон, ей двадцать девять лет, мать троих детей — десяти, восьми и пяти лет. Утверждает, что отец детей бросил ее несколько лет назад, устроившись на нефтепромысел где-то на Юго-Западе. Работать может только неполный рабочий день, так как не имеет средств на няню для детей. Получает пособие по безработице, продуктовые талоны и субсидии на оплату жилья. Она заявляет далее, что не может вернуться домой во Флориду, потому что ее отношения с отцом детей привели к ссоре с родителями.
Клиническая оценка: мисс Тайсон — женщина с интеллектуальным развитием выше среднего, глубоко озабоченная судьбой своих детей и их благополучием. Имеет диплом об окончании средней школы, два года проучилась в колледже, но оставила его, когда в первый раз забеременела. При обсуждении ее ситуации избегает смотреть собеседнику в глаза, поднимает голову, только услышав вопрос о детях. Говорит, что живет только ради детей, однако наличие суицидальных фантазий отрицает. Отрицает также зависимость от наркотиков или пристрастие к ним.
Начальный диагноз: Вызванная бедностью стойкая глубокая депрессия. Личностные нарушения. Возможно, употребление наркотиков.
Рекомендации: Амбулаторное лечение в течение предусмотренных законом штата пяти сеансов.
Имелся еще один листок, из которого следовало, что Клэр Тайсон приходила к нему четыре раза, а на пятую встречу не явилась. В голове Рики мелькнула догадка. Он развернул копию свидетельства о смерти и сравнил дату на нем с датой начала лечения в клинике: разница в пятнадцать дней.
Он резко откинулся на спинку скамейки. Женщина пришла к нему, а через полмесяца уже была мертва. Свидетельство о смерти жгло ему руку. Рики быстро просмотрел его. Клэр Тайсон повесилась в ванной комнате своей квартиры, привязав кожаный ремень к выступавшей из стены трубе. Вскрытие показало, что незадолго до смерти ее избили и что она была на третьем месяце беременности. В приколотом к свидетельству о смерти полицейском рапорте говорилось, что в связи с избиением допрашивался некто по имени Рафаил Джонсон, однако задержан он не был. Детей передали под опеку.
Вот оно, подумал Рики.
Ни одно из прочитанных им слов и близко не описывало кошмара, каким были жизнь и смерть Клэр Тайсон. Слово «бедность» ничего не говорило о жизни среди крыс, в грязи и отчаянии. Слово «депрессия» лишь намекало на искалечившее несчастную бремя. В том водовороте жизни, из которого не могла выбраться Клэр Тайсон, на плаву ее поддерживали только трое ее детей.
И теперь один из них решил поквитаться с Рики.
Это старший, подумал он. Должно быть, она сказала старшему из детей, что ходит в больницу на встречи с Рики.
Найди этого ребенка, и ты найдешь Румпельштильцхена.
Он поднялся со скамьи, странно довольный тем, что времени до срока осталось так мало: в противном случае ему пришлось бы всерьез обдумать то, что он сделал — или не сделал — двадцать лет назад.
Остаток дня Рики провел в бюрократическом аду Нью-Йорка. Он пытался выяснить, что произошло с тремя детьми Клэр Тайсон, и его, располагавшего только именем и адресом двадцатилетней давности, гоняли из одного кабинета в другой, от одного служащего к другому. В конце концов он оказался перед крупной, приятного вида латиноамериканкой из архива суда по делам несовершеннолетних.
— Доктор, — сказала она, — тут не за что зацепиться.
— Это все, что у меня есть, — ответил он.
— Если детей усыновили, записи, скорее всего, носят закрытый характер. Открыть их можно только по решению суда.
— На это уйдет несколько дней.
— Правильно. Если хотите получить побольше информации об этих людях, попробуйте одну из компьютерных поисковых программ. Может, это вам что-нибудь даст.
— Я не очень силен в компьютерах.
— Если бы у вас хоть номер социального страхования был, — сказала женщина.
Рики взглянул на документы, полученные им в больничном архиве. Полицейские, которые допрашивали Рафаила Джонсона, драчливого дружка покойной, занесли в протокол его номер социального страхования.
— Послушайте, — сказал Рики, — если я дам вам имя и номер социального страхования человека, сможет ваш компьютер найти его?
— Сможет. Что за имя?
Рики показал ей полицейский протокол. Женщина быстро просмотрела его.
— Вообще-то мне такими делами заниматься не положено, — пробормотала она. — Но вы все-таки доктор… ладно, посмотрим.
Покрытые красным лаком ногти забегали по клавиатуре. Компьютер заурчал. На экране появился текст, и одновременно брови женщины удивленно поползли вверх.
— Это дурной малый, доктор. У него на счету ограбление, еще одно ограбление, драка, шесть лет в Синг-Синге за нанесение телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах. Ничего себе, послужной список. — Она почитала дальше, потом сказала: — От него вы помощи не дождетесь, доктор. Он умер. Ровно полгода назад. И хорошо сделал, на мой взгляд. Тут есть полицейский отчет. Похоже, кто-то забил Рафаила Джонсона до смерти. Господи, ну и кошмар. После избиения его повесили на водопроводной трубе, на его же собственном ремне.
Рики отшатнулся от компьютера. Ему было нетрудно догадаться, кто отыскал Рафаила Джонсона. И почему.
Из вестибюля здания суда Рики позвонил по телефону-автомату в отдел объявлений «Нью-Йорк таймс», чтобы задать свой последний вопрос. Служащую, похоже, рассердило, что он звонит всего без нескольких минут шесть — рабочий день заканчивался. Голос ее был сух:
— Хорошо, доктор. Что должно быть сказано в объявлении? Рики немного подумал, потом продиктовал:
Служащая записала эти строки и не стала их никак комментировать. Рики был ей за это благодарен.
Он вышел на улицу, поднял было руку, чтобы остановить такси, но передумал и решил ехать подземкой. Рики влился в толпу, чувствуя себя защищенным в окружении человеческих тел. Он ехал на север, держась за металлический поручень и раскачиваясь в такт движению поезда. Оказаться среди такого множества безымянных людей представлялось ему едва ли не роскошью.
Он старался не думать о том, что к утру у него останется меньше семидесяти двух часов.
Станция подземки находилась в двух кварталах от дома Рики. Он поднялся наверх, постоял немного, вдыхая нагретый воздух, и пошел к дому. Повернув за угол, он замер на месте.
Перед особняком, в котором он жил, стояли, мигая огнями, три полицейские машины, одна большая, красная, принадлежащая пожарному управлению города, и две желтые аварийные. Свет вращающихся фонарей прорезал тускнеющий вечерний воздух. На ступенях подъезда маячили несколько полицейских, погруженных в неторопливую беседу с рабочими в касках. Пожарная машина, взревев двигателем и взвыв сиреной, отъехала.
Рики торопливо пошел к дому. Когда он достиг фасада, ему уже почти не хватало дыхания. Один из полицейских обернулся, взглянул на него.
— Эй, не так резво, приятель, — сказал он.
— Я здесь живу, — ответил охваченный тревогой Рики. — Что случилось?
— Живете? — переспросил полицейский. — Да, дела. Вы лучше вон с теми поговорите.
Он показал Рики на другую группу людей. Рики увидел в ней одного из своих соседей, биржевого брокера. Тот о чем-то спорил с человеком в желтой каске — представителем городской службы коммунального хозяйства. Рядом с ними стояло еще двое. В одном Рики узнал коменданта дома, в другом — техника-смотрителя.
Голос у человека из службы коммунального хозяйства был громкий, и, подходя к спорящим, Рики услышал:
— Я отвечаю за жильцов и повторяю вам: ни в коем случае!
Брокер огорченно отвернулся от него, оказавшись лицом к лицу с Рики.
— Что случилось? — спросил тот.
— Черт знает что. Жуткая неприятность. Похоже, прорвало водопровод на четвертом этаже. Лопнуло сразу несколько труб. На первые три этажа вылились сотни литров воды, а теперь еще этот идиот требует, чтобы все очистили здание.
— Но мои вещи…
— Кто-нибудь из коммунальщиков проводит вас, если попросите. Они говорят, здание пришло в аварийное состояние.
— Да, но как это могло случиться?
— Не известно. Этот малый твердит, что трубы словно взорвались. И похоже, квартира, с которой все началось, находится прямо над вашей.
Рики отступил на шаг к улице, оглядел дом, в котором прожил четверть века, и почувствовал себя человеком, которому только что сообщили о смерти родственника. Потом махнул рукой технику-смотрителю:
— Проводите меня внутрь. Я хочу посмотреть.
— Вам не понравится, — сказал техник.
Вода все еще капала с потолка вестибюля и сочилась из его стен. Воздух в доме был влажным, как в джунглях. Они медленно поднимались по лестнице, стараясь по возможности не наступать в лужи, и все равно в полуботинках Рики уже хлюпала вода. Потолок на третьем этаже вздулся, обретя сходство с огромным фурункулом, который вот-вот прорвется.
Дверь в квартиру Рики была распахнута настежь. Он переступил порог и остановился. Квартира выглядела так, будто по ней пронесся ураган. На полу стояла нездорового, коричневатого оттенка вода. С потолка свисали плиты гипсокартона. Он сделал еще шаг вперед, и запах помойки, который Рики учуял еще в вестибюле, стал совсем невыносимым.
Он осторожно приблизился к кабинету, постоял в дверном проеме. На кушетку свалился огромный пласт штукатурки. В потолке образовалось три дыры, из которых свисали, точно сталактиты в пещере, трубы. Вода покрывала пол. Гравюра, дипломы Рики, портрет Фрейда — все попадало со стен.
Рики шагнул вперед, но техник-смотритель удержал его:
— Сюда не надо. Пол может провалиться.
— Мои вещи…
— Не стоит из-за них рисковать жизнью. Давайте выбираться отсюда, пускай тут эксперты шуруют. Боюсь, придется им ободрать весь дом сверху донизу.
Как раз таким и ощущал себя Рики в эту секунду — ободранным с головы до ног. Он повернулся и пошел следом за техником. За спиной Рики обвалился, словно подчеркивая правоту техника, кусок штукатурки.
Уже на тротуаре к нему подошли брокер и человек из службы коммунального хозяйства.
— Плохи дела? — спросил брокер. — Что-нибудь хуже этого видели?
Рики покачал головой. Брокер протянул ему визитную карточку:
— Знаете, позвоните мне через пару дней. У вас найдется, где пока отсидеться?
Засовывая визитку в карман, Рики снова кивнул. В жизни его сохранился только один, никем пока не тронутый уголок, однако он не питал особых надежд на то, что преследователи вскоре не доберутся и туда.