Так уж совпало, что примерно в одно и то же время, находясь в разных местах, Адриан и Терри внимательно изучали содержимое двух компьютеров, принадлежащих одному и тому же человеку. Результаты этих исследований оказались прямо противоположными.

Терри сделала вывод, что дальнейшая работа в данном направлении бессмысленна, а потраченное на нее время убито впустую.

Адриан же воспринял увиденное как перспективный материал, дающий повод для раздумий и дальнейшей работы.

На жестком диске ноутбука, выданного Терри Марком Вольфом, она не обнаружила ничего такого, что удивило или насторожило бы ее. В отдельной папке были собраны файлы с порнографическими роликами, скачанными из Сети за копейки: никакой экзотики, никаких извращений, ничего мрачного или зловещего. Результаты поисков по другим папкам оказались столь же предсказуемыми: бесконечные ссылки на скучнейшие, с точки зрения Терри, спортивные сайты с турнирными таблицами; медицинские сайты и форумы, посвященные болезни Альцгеймера и уходу за людьми, страдающими этим недугом; аккаунт на одном из офшорных тотализаторов и, разумеется, некоторое, вполне здравое, количество регистраций на порталах известных онлайновых игр, таких как покер «Full Tilt» и стрелялка «World of War». В общем, по заключению инспектора Коллинз, в компьютере Вольфа не было ничего подозрительного. Ни о каких угрожающих симптомах вроде чрезмерного увлечения темой секса и насилия эта подборка ссылок и скачанных материалов не свидетельствовала. Разумеется, не нашлось и ни единого файла, так или иначе связанного с исчезновением Дженнифер. Что же касается порнографии — Терри была уверена, что, покопавшись в домашних компьютерах каждого второго из своих сослуживцев, она нашла бы примерно те же самые «шедевры», примерно в том же количестве и столь же немудрено спрятанными в неприметную папочку с нейтральным названием.

Инспектор Коллинз была готова списать в архив и самого Марка Вольфа, и его знакомство с гражданским мужем матери пропавшей девушки. При этом в ее личном, неформальном, архиве эти материалы были бы помещены в раздел «пустая трата времени». Терри также не разделяла и энтузиазма пожилого профессора по поводу изучения списков всех жителей города и окрестностей, которые когда-либо привлекались к ответственности за преступления на сексуальной почве. Похоже, пора было возвращаться к разматыванию ниточки, которую дала инспектору в руки находка кредитной карты, возвращенной в отделение банка в штате Мэн. Впрочем, перспективность этой версии тоже вызывала у Терри большие сомнения.

Она захлопнула крышку ноутбука и тяжело вздохнула. Между прочим, вспомнила инспектор Коллинз, еще придется возвращать этому мерзавцу компьютер. «Ну уж нет, — подумала она. — Сама я к нему не поеду». Она сверилась с телефонным справочником и набрала номер магазина, в котором работал Марк Вольф.

— Будьте добры, позовите к телефону Марка Вольфа, — приказным тоном обратилась она к девушке-оператору. — Говорит инспектор Коллинз. Я веду расследование дела, связанного с действиями сексуального характера, совершенными в отношении несовершеннолетних.

Терри понимала, что поступает, может быть, не совсем корректно, но при этом была уверена, что абсолютно правильно. «Ничего, пускай понервничает, — подумала она, — пусть попляшет, как карась на сковороде. Ему только полезно будет». Скорее всего, на работе никто не знал о некоторых эпизодах биографии нового сотрудника. Теперь же в курилках, в комнате отдыха, у кофейных автоматов люди начнут шушукаться и перешептываться, всякий раз замолкая при появлении Марка Вольфа. Еще бы — не каждый день в супермаркет звонят из полиции, да еще в связи с такими делами. Само собой, факты очень быстро обрастут дополнительными подробностями, среди сотрудников начнут распространяться слухи один неприятней другого. Рано или поздно все это дойдет и до самого Марка Вольфа. Ему придется либо оправдываться, либо отшучиваться, либо делать вид, что ничего особенного не происходит. В любом случае понервничать ему придется изрядно. Впрочем, состояние нервной системы и душевный покой серийного насильника не слишком волновали инспектора Коллинз.

Когда Вольф взял трубку, она коротко и сухо сообщила ему:

— Можете заехать в отделение и забрать ваш компьютер. Я буду на рабочем месте до шести вечера.

В ответ Марк лишь пробурчал что-то нечленораздельное.

Отодвинув ноутбук в сторону, Терри взяла в руки документ, в котором значились обстоятельства возврата найденной карты. Просмотрев еще раз короткий рапорт, инспектор немного подумала и набрала указанный в протоколе телефонный номер отделения банка в городе Вотервиль, штат Мэн.

«Компьютер, — подумал Адриан, — это своего рода кривое зеркало в комнате смеха. Впрочем, несмотря на все искажения, возникающие в таком зеркале, при некоторой сноровке можно многое узнать о том, кто в него смотрится. В данном случае — о хозяине компьютера и его пристрастиях».

Для того чтобы получить доступ к этому источнику информации, Адриану пришлось повозиться с подбором «ключей».

Мать Марка Вольфа назвала ему несколько ключевых слов, комбинируя которые Адриан довольно быстро смог подобрать пароль к большей части закрытых файлов. Так, в папке, которая открывалась паролем «Розавязание», профессор Томас обнаружил внушительную подборку фотографий молодых женщин — в откровенных позах, полностью или частично обнаженных. В первый момент Адриан решил, что это запрещенная во всем мире детская порнография. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что лишь стараниями гримеров, фотографов и постановщиков света эти модели казались совсем юными, едва ли не детьми. Судя по всему, еще на кастинге их отбирали по особым признакам: миловидному, но почти детскому лицу и несформировавшейся, подростковой фигуре. Скорее всего, большинству из них восемнадцать лет — возраст, после которого организация подобных съемок перестает считаться уголовным преступлением, — исполнилось буквально за пару месяцев, а то и дней до съемок. При определенном профессиональном навыке фотографу было нетрудно создать у зрителя впечатление, будто эти девушки гораздо моложе своего настоящего возраста. Переходя от одного раздела коллекции к другому, Адриан понял, что фотографии подобраны так, чтобы воздействовать на зрителя со все возрастающей интенсивностью. На каком-то этапе на снимках стали появляться юноши, совокупляющиеся с моделями, затем их сменили значительно более зрелые мужчины. А партнерши их по-прежнему выглядели столь же юными, как и на первых снимках. «Вот уж действительно, торжество похоти и разврата», — подумал Адриан.

В общем, фотографии в папке «Розавязание» показались ему неприятными и подозрительными, но, разумеется, не настолько, чтобы ими заинтересовалась полиция. Отдельным списком в той же папке хранились ссылки на сайты с заголовками: «Только-только 18», «По праву совершеннолетия» и другими подобными. Знакомиться с содержанием этих интернет-ресурсов у профессора не было ни времени, ни желания.

С некоторыми другими папками и файлами ему пришлось повозиться. Адриан даже пожалел, что у него нет той ловкости в обращении с компьютером, которая свойственна представителям нынешнего молодого поколения. Он перебрал несколько десятков комбинаций с именем Сэнди, понимая, что имя девушки сохранилось в затуманенной памяти Розы Вольф лишь потому, что, по всей видимости, до сих пор часто упоминалось в их доме. Адриан предлагал компьютеру вариант за вариантом, но тот все так же бесстрастно отвергал их.

Адриан сосредоточился. Сначала он вспомнил все, что мать Марка Вольфа успела сказать о девушке по имени Сэнди, а затем постарался вжиться в психологический образ маньяка, сделав акцент не только на его сексуальных желаниях и отклонениях, но и на свойственной Марку Вольфу склонности к насилию. Потратив еще некоторое время, Адриан наконец добился успеха: пароль «УбитьСэнди» открыл ему доступ к очередной папке.

На первом же снимке Адриан Томас увидел совсем юную девушку, занимающуюся оральным сексом с весьма немолодым мужчиной. Профессора передернуло от отвращения: ему захотелось вымыть руки и выпить холодной воды.

Он чуть отодвинулся от письменного стола и вдруг понял, что сейчас, после погружения в чуждый ему мир грязи и похоти, больше всего на свете он хотел бы взять в руки томик стихов. Великое искусство поэзии должно было помочь ему очиститься от скверны виртуального мира, в котором, похоже, весьма комфортно обитал Марк Вольф. Адриан задумался, кого из великих поэтов выбрать в качестве спасителя от той грязи, в которую ему пришлось погрузиться. Наверное, лучше всего с этим справился бы Шекспир или, например, Байрон. Адриану Томасу хотелось вкусить этой чистоты — ритма, рифм и образов, воспевающих истинную любовь и пробуждающих настоящую, подлинную страсть, тревожащих воображение читателя, — в отличие от вызывающих отвращение фотографий волосатых потных мужчин, удовлетворяющих свое сексуальное желание с женщинами, загримированными под несовершеннолетних девушек.

Адриан отодвинулся подальше от стола и собрался было встать с кресла, но вдруг услышал голос сына.

— Подожди, папа. Ты не досмотрел до конца, — негромко, почти шепотом, произнес Томми.

Адриан резко обернулся, рассчитывая увидеть его где-нибудь рядом, в той же комнате. Ему хотелось обнять сына, прижать его к себе, но он по-прежнему был в кабинете один. При этом голос Томми звучал прямо у него над ухом.

— Что ты смотришь? — спросил его сын.

Голос лился легко и мелодично. Он звенел, как колокольчик, и Адриан вдруг понял, что принадлежал он не молодому, уже взрослому документалисту, и даже не студенту, а ребенку — девятилетнему мальчишке. Профессор вспомнил, что, когда Томми был маленьким, для него, отца, не было большего удовольствия, чем говорить с сыном по телефону: почему-то именно голос, именно эти неповторимые легкие интонации вызывали у него самые теплые отцовские чувства.

— Томми, ты где?

— Здесь, конечно, рядом с тобой.

Ощущение было такое, словно кабинет погрузился в плотный густой туман: чуть приглушенный голос звучал вполне отчетливо, но самого́ говорящего не было видно. Адриан едва не расплакался оттого, что не может ни разорвать эту непроглядную мглу, ни сделать один-единственный шаг сквозь туман, чтобы прикоснуться к любимому сыну. «Хотя бы раз, — подумал он, — еще один раз. Один раз обнять сына — и все».

— Отец, соберись с мыслями, — строго сказал ему мальчик. — Что это ты там смотришь?

— Да так, порнография. Мерзкое, надо сказать, зрелище, — ответил Адриан, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что Томми видит сейчас те же сайты и те же картинки, открытые на экране компьютера.

— Нет, папа, это не просто порнография. За нею скрывается нечто большее — гораздо более серьезное и важное.

Томми вздохнул. Адриан не только услышал этот едва уловимый звук, но и, как ему показалось, почувствовал легкое дуновение воздуха на своей щеке. Ощущение было такое, словно по душному, давно непроветриваемому помещению пробежался свежий сквозняк.

— Давай, отец, соображай: попробуй связать все, что знаешь, свой опыт, себя самого с тем, что видишь сейчас на экране.

Адриан никак не мог понять слов сына. Что связать, с чем? Себя самого он всегда воспринимал только как ученого. Он привык ставить опыты, фиксировать результаты, анализировать их и делать выводы. Этому он учился и учил других на протяжении нескольких десятков лет. Теперь же на экране перед ним были лишь обнаженные человеческие тела, лица, искаженные фальшивыми гримасами удовольствия… Эти фотографии и видеоролики могли лишь сорвать все таинственные покровы, веками скрывавшие чистоту любви. Чистоту отношений между мужчиной и женщиной.

— Томми, прости, я что-то не понимаю. Эта загадка, похоже, мне не по зубам. У меня ничего не складывается. Наверное, я действительно уже слишком старый и больной…

— Отец, соберись с силами. Ты должен доделать то, что начал. Если понадобится — принимай таблетки, увеличь дозу, может быть, на время они тебе помогут. Главное сейчас — сохранить ясность памяти. И ни в коем случае не забывай того, что уже удалось выяснить.

Голос Томми теперь сильно ломался, причем гораздо заметнее, чем это было в его подростковые годы. Пару мгновений назад у Адриана в ушах звенел легкий веселый колокольчик голоса Томми-мальчишки, а в следующую секунду он уже слышал приятный баритон взрослого, уверенного в себе молодого мужчины.

— Я пытаюсь, сынок. Пытаюсь.

На некоторое время Томми замолчал, судя по всему задумавшись о чем-то. В глазах Адриана стояли слезы. «Это нечестно, — подумал он, — почему других я вижу, а Томми приходит ко мне лишь в виде слуховых галлюцинаций. Наверное, будь они все сейчас живы, сын оказался бы дальше от меня, чем жена и чем брат. Что поделать, дети взрослеют и отправляются в самостоятельное плавание по жизни. Мы бы и виделись с ним, наверное, реже, чем с другими родственниками».

— Папа, а вот когда ты читаешь стихи…

Адриан резко обернулся на голос Томми, и вновь его взгляд обежал пустую комнату, так ни на чем и не остановившись.

— …что ты пытаешься увидеть в этих словах, в этих строчках и четверостишиях?

Голос сына почему-то зазвучал слабее. Ощущение было такое, словно он вот-вот совсем стихнет и неизвестно когда появится вновь. Адриан похолодел от ужаса.

— Я хотел быть там, рядом с тобой. Я уже не в силах нести этот груз: я не знаю, как так получилось, что ты погиб где-то на другом конце света, а меня в тот момент рядом не было. Я должен был защитить, спасти тебя, но сейчас уже поздно, и я ничего не могу с этим поделать. Мне страшно: я боюсь потерять тебя навсегда.

— Поэзия, отец. Подумай о поэзии. Вспомни любимые стихи.

Адриан тяжело вздохнул и посмотрел на фотографию сына, стоящую на письменном столе. Снимок был действительно удачным: Томми не знал, что его снимают, и остался навеки запечатлен беззаботно и искренне улыбающимся, уверенным в том, что теперь перед ним в этой жизни открыты все пути, что он сможет сделать в этом мире что-то важное и полезное. Адриан попытался представить себе, что говорит с фотографией, а точнее, именно с тем счастливым, улыбающимся юношей, который застыл навеки на этом снимке. Но теперь голос зазвучал с другой стороны — прямо у Адриана за спиной:

— Попытайся объяснить мне, что ты видишь в стихах.

— Слова, рифмы, образы, метафоры… Какие-то не высказанные вслух, не до конца сформулированные мысли. Стихи действуют на меня как приманка, как неотразимый соблазн. Но… скажи, Томми, как все это связано…

— Нет, отец, это ты подумай и скажи: как стихи могут помочь тебе найти Дженнифер.

— Я не знаю. А что, действительно могут?

— А почему бы и нет?

Адриан мысленно удивился тому, насколько сильно все изменилось в его жизни. Многое просто встало с ног на голову. Томми был единственным ребенком в семье. Адриан заботился о нем, растил его, воспитывал, защищал и помогал сыну во всем. Теперь же Томми, казалось, знал нечто такое, чего не знал его отец, и сам уже на правах если не старшего, то более мудрого помогал Адриану в сложные жизненные минуты. «Неужели это закон, — подумал Адриан, — неужели мертвые действительно всегда приходят к нам, живым, чтобы помочь нам и поддержать нас?»

— Давай, отец, говори, что ты здесь видишь.

Адриан Томас послушно повернулся к компьютеру:

— Просто фотографии. Ничего больше.

— Нет, отец. Ты не прав, и сам это понимаешь. Дело не в изображениях. Дело даже не в зрительных образах, а — как в поэзии — в том, как воспринимаются эти образы.

У Адриана перехватило дыхание. Эту фразу он помнил очень хорошо. Много лет он читал в университете специальный курс, пользовавшийся особой популярностью у студентов-старшекурсников и аспирантов. Назывался этот курс так: «Страх и манипуляция им в современном социуме». В этом курсе профессор Томас не только анализировал психологическую основу страха, но и обращался к примерам эксплуатации этого чувства современным обществом, в первую очередь индустрией развлечений. Само собой, студенты от таких лекций были в восторге: привыкшие часами просиживать над банками с лабораторными мышами и крысами, проводить дни и вечера в библиотеке, читая нелегкую для понимания профессиональную литературу, они с огромным удовольствием слушали, как преподаватель анализирует психологию восприятия публикой таких фильмов, как «Челюсти», «Пятница, тринадцатое», и книг вроде «Истории с привидениями» Питера Штрауба. Так вот, именно этой фразой он обычно и завершал последнюю лекцию этого курса.

— Да, Томми, я все это прекрасно знаю, но…

— Отец, вспомни о Дженнифер.

— Ну да, Дженнифер… Какое отношение все это…

— Отец, сосредоточься. Подумай хорошенько.

Адриан взял со стола блокнот с отрывными страницами и стал писать:

Дженнифер сбегает из дому.

На улице Дженнифер похищают неизвестные.

Дженнифер пропадает.

За Дженнифер не просят выкупа.

Дженнифер больше нет.

Получилось что-то вроде стихотворения, написанного верлибром и аккуратно записанного преподавательским почерком на желтом листе из блокнота. «Пропавшая Дженнифер» — так могло бы называться это стихотворение.

Адриан вновь внимательно посмотрел на обнаженные фигуры, застывшие перед ним на экране. Один снимок, другой… Порноактеры совокуплялись не потому, что любили друг друга, не потому, что желали партнера, и даже не потому, что хотели удовлетворить сексуальный инстинкт и получить удовольствие.

Они это делали из-за денег или из-за склонности к эксгибиционизму. Впрочем, возможно, что эти два фактора определяли их поведение в равной мере. Или все-таки деньги?..

— Отец, но ведь денег, насколько я понимаю, за Дженнифер не попросили?

Голос Томми звучал едва слышно, как эхо, ослабленное многократным отражением от невидимых сцен.

— Но как, какие деньги можно заработать на…

Адриан даже не стал договаривать фразу. Он прекрасно знал, что во всем мире на сексе и сексуальных услугах делаются огромные деньги.

— Думай, отец. Думай. Попытайся связать воедино все, что ты знаешь, все, что ты понял. — Голос Томми звучал почти умоляюще.

Адриан чувствовал себя полнейшим глупцом. Главное звено этой цепи никак не давалось ему. Мозаика рассыпалась, не успевая сложиться в сколько-нибудь цельный образ.

— Но я в этом ничего не понимаю. Как мне придумать…

Томми вновь перебил отца:

— Ты сам знаешь, кто может тебе помочь. Знаешь, кто разбирается в этом лучше тебя. Само собой, этот человек не горит желанием поделиться с тобой своими знаниями. Но ты должен постараться его разговорить. Он поможет тебе. Главное — убедить его.

Адриан молча кивнул. Затем он выключил ноутбук и положил его в портфель. Набросив на плечи куртку, он направился к входной двери. Часы на его руке показывали половину седьмого. Утро это было или вечер — Адриан не знал. Оставалось надеяться, что, оказавшись на улице, он сумеет понять, какое сейчас время суток и сколько часов он просидел в своем кабинете. Почему-то он сразу понял, что Томми с ним не пойдет. «Может быть, Брайан?» — мелькнуло у него в голове. Впрочем, он бы не удивился, появись сейчас рядом с ним и Касси. «И жена, и брат — они оба всегда были храбрее и решительнее, чем я. Сын, впрочем, тоже», — подумал он. Голос Томми действительно затих, но в следующую секунду Адриан почувствовал, как его словно тянет за собой вперед какая-то невидимая рука. «Иду-иду», — произнес он, почувствовав так хорошо знакомое присутствие Кассандры. Он вспомнил, как когда-то, когда оба они были еще молодыми, он порой подолгу засиживался в кабинете, погруженный в свои научные штудии, в подготовку к лекции или же в сочинение стихов, в очередной раз пытаясь написать что-нибудь стоящее. Отчаявшись дождаться внимания мужа, Кассандра безмолвно входила к нему в кабинет, все так же, не произнося ни слова, брала Адриана за руку и властно — лишь загадочно улыбаясь, а то и тайком посмеиваясь — вела его за собой в спальню, чтобы заняться любовью, о чем сам он вспомнил бы далеко не так скоро. Как же давно это было… Впрочем, на сей раз невидимая рука тянула его за собой с еще большей настойчивостью, с еще большей силой, чем когда бы то ни было в молодости. Адриан даже растерялся от такого напора, не зная, чего ожидать дальше.

На улице было темно. Адриан Томас стоял у входной двери дома Вольфов и слушал. Из помещения до него доносились приглушенные дверью звуки какого-то бурного разговора, может быть, даже ссоры. Говорил — на повышенных тонах — в основном Марк; его мать, судя по всему, лишь жалобно оправдывалась. Адриан Томас простоял так несколько минут. О чем именно спорили хозяева, он так и не расслышал: стены и дверь глушили их речь в гораздо большей степени, чем смягчали интонации. Впрочем, что-то подсказывало профессору, что столь напряженная беседа наверняка имеет некоторое отношение к лежавшему сейчас в его портфеле компьютеру.

Немного подумав, Адриан решил не дожидаться затишья в семейной ссоре и просто постучал в дверь.

Крики немедленно стихли.

Адриан постучал еще раз и на всякий случай отступил на пару шагов. Он не без основания полагал, что на него из открытой двери может обрушиться настоящая лавина злобы. Он услышал, как щелкнул отпираемый замок, и в следующую секунду дверь широко открылась. От яркого света, рванувшегося из дверного проема на темную улицу, Адриан даже прищурился.

Несколько секунд они с Марком молча смотрели друг на друга.

— Сукин сын! — произнес наконец хозяин дома.

Адриан кивнул и сказал:

— У меня тут кое-что из ваших вещичек имеется.

— Не дурак, понял. Выкладывай сюда компьютер — и пошел вон.

С этими словами Марк Вольф сделал шаг вперед и попытался схватить Адриана за воротник куртки, словно рассчитывая в буквальном смысле слова вытряхнуть из него компьютер.

Адриан не знал, кто именно нашептывает ему в этот момент спасительные советы и указания о том, как себя вести. Брайан это был или, может быть, Томми… Сам не ожидая от себя такой прыти, он шагнул назад и в сторону, не позволив нападающему схватить себя, и вдруг неожиданно осознал, что держит в руке наведенный на противника пистолет своего брата (вот, оказывается, зачем настойчиво вела его в спальню невидимая рука Кассандры).

— У меня к вам есть несколько вопросов, — спокойно, с расстановкой сказал Адриан.

Вольф замер на месте и ошарашенно поглядел на пистолет. Появление ствола в качестве аргумента в разговоре произвело на него сильное впечатление. По крайней мере, он сразу же взял себя в руки и перестал делать вид, что не контролирует собственные эмоции. Немного помолчав, он со злой иронией в голосе заявил:

— Сдается мне, что ты, старый хрыч, даже не знаешь, как этой штукой пользоваться.

— По-моему, с вашей стороны было бы неразумно проверять справедливость этой гипотезы, — все так же бесстрастно возразил Адриан.

Мысленно он не переставал удивляться самому себе: ни страха, ни сомнений, наоборот — сосредоточенность и уверенность в себе и в собственной правоте. Это состояние было ему очень и очень по душе.

Пистолет всецело завладел вниманием Вольфа. Маньяк замер на месте, казалось решая про себя, стоит ли отскочить назад и в сторону, за дверной косяк, чтобы уйти с линии огня, или же лучше наброситься на старика и силой вырвать у него оружие. В эти секунды Марк был совершенно неподвижен — ни дать ни взять стоп-кадр из какого-нибудь фильма.

Адриан слегка поднял пистолет, направив ствол прямо в лицо Вольфу. Тот словно очнулся и процедил сквозь зубы:

— Вы не полицейский, вы, мать вашу, профессор из университета. Вы не имеете никакого права угрожать мне оружием.

Адриан согласно кивнул. При этом он по-прежнему был абсолютно спокоен.

— Если я даже пристрелю вас — как вы думаете, будет до этого хоть кому-то какое-то дело? — произнес он. — Я человек старый, может быть, даже немного выживший из ума. Что потом будет со мной, не так важно. Другое дело — ваша мать… Как я понимаю, без вашей помощи и поддержки ей не обойтись. А кроме того, вы, мистер Вольф, еще достаточно молоды. Неужели вы думаете, что вам пора умирать? Стоит ли так бездумно рисковать своей жизнью? Вы ведь даже не знаете, что мне от вас нужно.

Марк Вольф явно растерялся, не понимая, что делать дальше.

Адриан предположил, что, скорее всего, этому насильнику-рецидивисту раньше никогда не доводилось видеть наведенного на него пистолета. Сам же профессор Томас, несмотря на отсутствие опыта обращения с оружием, чувствовал себя вполне комфортно. Против его собственных ожиданий, ему нравилось то, что с ним сейчас происходило: он с удовольствием анализировал все детали разговора, пытаясь по поведению собеседника предсказать его следующий шаг. Судя по всему, без ободряющей поддержки Брайана дело не обошлось.

— Вы обманом проникли ко мне в дом и украли компьютер, принадлежащий моей матери…

Адриан ничего не ответил на это обвинение.

— Какая же вы все-таки мерзкая тварь! Это же старая, больная женщина, и вы это прекрасно понимаете. Она не отвечает за свои слова, не всегда понимает, что делает… — Не договорив, Марк Вольф зарычал, как раненый пес. — Верните мне ноутбук! Вы не имеете никакого права копаться в компьютере моей матери.

— В чьем, говорите, компьютере? — уточнил Адриан. Затем, показав стволом пистолета на свой портфель, он все так же спокойно сказал: — Может быть, следовало бы отнести этот «Макбук» инспектору Коллинз? Почему бы нет? В конце концов, в современных технологиях она разбирается гораздо лучше, чем я. Думаю, ей не составит большого труда выяснить, для чего используется эта «игрушка» и что вы храните в ней. Папки, скрытые под паролями «Розавязание» и «УбитьСэнди» будут ей небезынтересны. Наверняка она найдет и другие занятные файлы. В общем, вам решать, отдавать мне этот компьютер в полицию или нет. Жизненный опыт и логика подсказывают мне, что инспектор Коллинз вряд ли поверит, будто ваша пожилая мама увлечена собиранием весьма специфической коллекции фотографий и видеороликов.

Марк Вольф по-прежнему стоял в дверном проеме, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не броситься на незваного гостя с кулаками.

Адриан прекрасно понимал, что его собеседник относится к тому типу людей, которые живут в своем маленьком мире, наглухо закрытом от всех посторонних. Больше всего на свете таких людей бесит, когда им приходится хотя бы немного приоткрывать дверь в этот мир и впускать кого бы то ни было в свое потайное пространство. Они не хотят делиться своими тайнами ни с друзьями, ни с родственниками, ни тем более с представителями правоохранительных органов или с посторонними людьми. Впрочем, судя по всему, здравый смысл взял в Марке Вольфе верх над эмоциями.

— Ну хорошо, этот компьютер действительно мой. Но это моя частная собственность.

— Я отдам вам его, — сказал Адриан, — но сначала мне хотелось бы получить от вас кое-что взамен.

— И что же вам от меня нужно? — недовольно переспросил извращенец.

— Небольшой вводный курс по вашей специальности, — с усмешкой отвечал Адриан.