По приказу свыше части Иностранного легиона из Джибути были вдруг переброшены в Центрально-Африканскую Республику. Этой страной в то время правил бывший сержант французской армии Бокасса, объявивший себя после военного путча императором и прибавивший к своему имени римскую цифру I. В повседневной жизни он носил массивную золотую корону, одевался в горностаевую мантию, с раннего утра пил виски со льдом и повелевал себя развлекать.

А страна тем временем приходила в невообразимый упадок. Во всей Африке, пожалуй, не было народа, равного этому по нищете.

На военной базе неподалеку от столицы Банги легионеры изнывали от жары и безделья. Но чувствовали — затишье перед бурей. Еще в Джибути задумав бежать, Клод понял, что из центрально-африканских джунглей не выбраться. Страна не имеет выхода к морю, а вокруг непроходимые леса с враждующими между собой племенами. Если беглеца не настигнет погоня, то доконают болезни, хищники, добьют отравленные стрелы.

Клод вспоминал приключенческие романы своей юности, в которых белые всегда выходили победителями, и усмехался: «Нет, в наше время африканская авантюра с романтическим побегом из легиона будет мне стоить жизни. Придется подождать лучшей погоды. А пока ветры дуют не так, как хотят корабли».

Да, ветры дули совсем в другую сторону. Случилось так, что африканский император разгневался за нелицеприятную статью в парижской газете «Орор», в которой едко писалось, до чего же бестолково он правит своей пищей страной. И продажа этой газеты в Центрально-Африканской Республике, или, как она стала называться, империи, была запрещена. Так что Клод не мог следить за появлением долгожданной вести от Жан-Поля…

Шли дни, недели. Контингент легионеров неожиданно начал пополняться новыми подразделениями из Марселя и Корсики. Видимо, готовилась крупная операция. Поговаривали, что в парижских верхах решили сместить одиозного императора, не дожидаясь взрыва в стране. Франция имела свои интересы в этой сказочно богатой алмазами стране, поэтому ей было далеко не безразлично, кто станет здесь править, — те, кто сами сбросят диктатора и поведут страну невесть каким путем, или те, кого поставят у власти легионеры. Император и его свита понимали, что Париж разговаривает с ними уже в иной тональности — более жестко, повелительно и сухо. На собственную армию была плохая надежда — там тоже закипало недовольство. Тогда Бокасса I задумал привлечь на свою сторону несколько крупных племен, пообещав их хорошо вооружить, выплатить щедрое вознаграждение, а вождей ввести в совещательный совет. Вожди согласились и стали готовить поход на столицу, чтобы в случае опасности защитить правителя.

И хотя затея держалась в большой тайне, сработала оставшаяся еще с колониальных времен французская служба оповещения. Замысел императора во всех подробностях стал известен в Париже, где и приняли меры.

Вокруг Банги были расставлены контрольно-пропускные заставы, а несколько отрядов легионеров отправилось в джунгли — в места подкупленных племен. На эти отряды возлагалась задача остановить возможное наступление на столицу.

Клод попал в один из таких отрядов, хотя очень старался избежать участия в карательных экспедициях. Но обстоятельства были сильнее его — в легионе с желаниями солдат не считались.

Перед отправкой в джунгли легионеров выстроили в шеренги. Начальник военной базы обошел и осмотрел свою гвардию в буро-зеленых пятнистых униформах.

— Каждому отделению прибывших вчера новичков назначить командиром бывалого рядового, — приказал он. — На время операции.

Клод считался уже бывалым, и ему велели принять отделение новоприбывших солдат. От такого назначения он и в самом деле ощутил себя старым воякой, прошедшим огни и воды.

Клод бегло оглядел выстроенных по ранжиру легионеров и вздрогнул, встретившись взглядом с одним из них. Перед ним был тот самый капитан, который почти год назад арестовал его в лесу Рамбуйе возле трупа Гаро!

И капитан тоже узнал его — Клод понял это по ошалело круглым, как у только что пойманной рыбы, глазам. В них стояли страх и паника.

Похоже, что капитан узнал Клода еще издали, когда тот не спеша, слегка играя и позируя, шел к толпе новичков. Капитан, или теперь бывший капитан, смотрел на него как на возвращенца с того света или как на палача.

В голове Клода пронеслась короткая мысль: «Попался!» И ему вдруг сделалось весело. Он засмеялся к удивлению своих солдат и скомандовал:

— Вольно! Разойтись! Сбор через час.

Легионеры разбрелись на отдых перед походом. Капитан машинально пошел за другими, но оглядываясь. А Клод смотрел ему вслед и открыто смеялся.

Все подступы к Банги были разбиты на секторы, и в каждый отправлялась группа солдат. Отряду Клода поручили контролировать участок в глухих джунглях, где не было ни поселений, ни дорог. В случае появления вооруженных племен, спешащих на выручку к императору, легионеры должны были остановить их, дать бой, не пропустить к столице.

В джунглях стояла влажная духота. Легионеры двигались медленно. Спешить было некуда. Часто останавливались, прислушивались к шорохам, вздрагивали от гортанных криков и стонов невидимых птиц и животных. Новички держались замкнуто, сдержанно. И Клод не пытался рассеять отчужденность этих людей.

— Комаидан, — обратился к нему один из солдат, — когда у вас здесь обедают?

Клод посмотрел на часы: обеденное время уже наступило. Но он знал нравы своего легиона, где не в правилах начальства потакать рядовым.

— Обед через полчаса, — отрезал он.

«Итак, что же там, в Париже, стряслось? — размышлял Клод, незаметно наблюдая за капитаном Курне. — Стряслось, видимо, что-то из ряда вон, если этот самоуверенный полицейский оказался в частях Иностранного легиона. Значит, пришлось тоже бежать, бежать и прятать себя в африканских зарослях… Бывает же такое! Хитроумный капкан, поставленный капитаном на меня, захлопнулся и за ним. Оба теперь в одной клетке».

На пути отряда встретилась небольшая речушка, даже ручей. Срубив два ствола, перекинули их через поток и стали перебираться на другой берег. Хлипкий мосток раскачивался, и, чтобы сохранить равновесие, как канатоходцам, приходилось балансировать всем телом и руками. Клод шел последним; впереди оказался Курне. Вдруг спина его качнулась вправо, затем резко влево, и Клод увидел, как он схватился за свисающий с дерева жгут лианы. И в тот же момент ожившая лиана, выскользнув из руки, словно ковбойское лассо обвилась вокруг его шеи.

— Змея! — крикнул Клод и, выхватив кинжал, рубанул по хвосту.

Мимикрия и безжизненная поза придавали змеям сходство с эластичными лианами. Рептилии высматривали жертву, чтобы пружиной броситься на нее, скрутить и впиться парой тонких, как иглы, ядовитых зубов.

Укус потревоженной змеи пришелся капитану в шею, чуть ниже затылка.

Клод с сожалением и без всякого злорадства смотрел на пострадавшего.

— Вам осталось жизни полчаса. Яд этих гадов смертелен.

Курне был даже не испуган, а скорее, растерян и взволнован своей беспомощностью.

— И… ничем нельзя мне помочь?

— Попробуем. Но с риском для жизни. Для моей жизни.

Клод велел ему лечь на живот и, припав ртом к ранке, принялся высасывать кровь, выдавливая яд зубами, часто сплевывая желтоватую пенистую слюну.

Легионеры молча курили, поглядывая на часы.

— Командан, — сказал рыжий немец, — полчаса на исходе, а он — жив.

Клоду даже показалось, что в голосе звучала нотка разочарования. Словно он не выполнил своего обещания.

Тогда Клод оставил распластанного на траве капитана и последний раз энергично сплюнул.

— Значит, пронесло. Но всем урок.

За обедом Клод ловил на себе настороженно-вопросительные взгляды Курне.

К вечеру хлынул тропический ливень. Из черного неба теплая вода извергалась не каплями и не струями, а сплошной лавиной, словно море опрокинулось над землей. Легионеры вмиг промокли, не успев найти укрытия. А впереди ждала душная ночь среди бушующей стихии, хищников, змей. Мокрая одежда противно липла к телу, и не было никакой надежды обсохнуть и отдохнуть от тяжелого похода.

Клод вдруг вновь остро и отчетливо прочувствовал всю нелепость и жестокость своей судьбы. С какой стати он оказался в этих джунглях, с автоматом на шее, с бандой головорезов под его присмотром?

Ночь он не спал, перебирая в уме варианты побега, но так ничего и не придумал.

Утром снова двинулись прочесывать заданный квадрат леса. Солнце пекло нещадно, выпаривая скопившуюся за ночь влагу, и в горячем пару было, как в турецкой бане. Хотелось спать, голову дурманили тяжелые испарения, лицо и руки резали лезвия солнечных лучей.

К концу дня они вышли к реке, которая была рубежом заданного для патрулирования участка. Клод связался по рации с соседним отрядом и узнал, что тот отстал от них и до реки еще не добрался.

Легионеры купались голыми, как нудисты на пляжах в Каннах. На другом берегу, словно выброшенные из воды бревна, замерли крокодилы.

Клод дремал под кудрявым, обсыпанным лиловыми цветами деревом. Вдруг его позвали:

— Командан!

Перед ним стоял капитан Курне.

— Командан, я хочу вас поблагодарить. Вы спасли меня от смерти.

— От мучительной смерти. Судороги, конвульсии. Бр-р! Да, месье, здесь именно так умирают от поцелуя змеи, которую вы зачем-то попытались схватить за хвост.

— Я благодарен вам.

— Допускаю.

Помолчали.

— И это все, мой бывший капитан? Вы не имеете ничего мне больше сказать?

Тот пожал плечами.

— Ах, вот как. Ну, тогда…

Клод удобно уселся, прислонясь спиной к стволу.

— Садитесь! Садитесь, где стоите. Я буду краток.

Курне опустился на песок, как-то боком к нему, и Клод с сожалением оставил удобную позу и пересел так, чтобы быть напротив — лицом к лицу.

— В этом пекле, в этой африканской клоаке я, милостивый сударь, оказался по вашей вине. Вы, Курне, загнали меня сюда. И вот вам ирония судьбы! Я теперь спасаю от ужасной смерти человека, искалечившего мою жизнь! Как вам нравится?

— Вы должны понять, что я выполнял волю других.

— Кого?

— Это очень трудный вопрос.

— Для кого — трудный?

— Для меня.

— Но ответить на него вам все-таки придется. Я предупредил, что буду краток. Ни времени, ни желания на душеспасительные беседы у меня нет. Мы с вами не персонажи Достоевского, а солдаты. И это многое упрощает. К тому же я на сегодняшний день — ваш командир.

Ну, что мне стоит приказать вам сплавать на разведку на тот берег, где скучают симпатичные аллигаторы, а? Или могу велеть для обзора местности залезть на дерево, увешанное, как новогодняя елка, гирляндами уже знакомых вам «лиан». Как вам такое понравится, месье? — Клод засмеялся и, потянувшись, хрустнул пальцами. — Есть еще много других приемов рассчитаться с вами сполна. Я не шучу, учтите.

Легионеры в отдалении швыряли крупную гальку в крокодилов, но те даже не шевелились.

— Вы меня слышите, месье Курне? Это не шантаж, а предупреждение. Или вы все расскажете, понимаете — все, или… Словом, я уже далеко не тот восторженно-наивный и верящий в справедливость человек, каким вы, Курне, встретили меня в лесу Рамбуйе. Меня научили убивать. Благодаря вам, Курне. И если уж мне представился такой поистине уникальный случай, просто так вы от меня не отделаетесь. Знайте это.

— Для чего вам все это нужно? — устало ответил Курне. — Ну, допустим, вы узнаете чьи-то имена, детали, подробности. А дальше что?

— Дальше — посмотрим. Там уж мои заботы. Я хочу знать тайну убийства Гюстава Гаро. Коль скоро я оказался замешай в ней по вашей вине.

— Да, по я могу вам назвать ложные имена.

— Нет! — резко перебил Клод, решив блефовать. — Не можете! У меня обратная связь с Парижем, с моими людьми в столице, и через две-три недели я буду знать, солгали вы или нет. И тогда моя месть будет ужасной.

— Да, уж этот ваш старик, он докопается до всего, — пробормотал Курне.

Клод вскочил, секунду раздумывая, затем осторожно опустился на колени перед Курне, спиной к реке, где плескались легионеры, и крепко ухватил его за уши.

— Какой старик? — вкрадчивым зловещим шепотом спросил он. — Ну?!

— Жан-Поль Моран.

Клод отпустил малиновые уши Курне и глубоко вздохнул. Разрозненные факты, как хаотично разбросанная мозаика в кубике Рубика, выстраивались по своим местам. Не зная подробностей, он уже понял, что бегство капитана полиции из Парижа связано с дядей, с его расследованием.

— Выкладывайте, Курне. Все и по порядку. И пожалуйста, без всяких штучек, без глупостей. Ничего не придумывайте, ничего не скрывайте. От чистосердечности признаний, выражаясь языком юристов, будет зависеть, как сами понимаете, ваша дальнейшая жизнь — быть ей или не быть. И усвойте одну простую вещь: если вы честно назовете имена тех, кого сами же боитесь, от кого вы бежали сюда, то сводить счет с ними скорее всего буду уже я, а не вы. Усваиваете? Для вас это очень выгодно — получив по заслугам, они, ваши боссы или как их там, станут для вас не опасны. И вы сможете вернуться в свою жизнь, в семью. Чего вам их жалеть, ну, подумайте сами?

Курне, закусив губу, смотрел в сторону.

— Смелее, Курне. Хуже не будет.

— Долго, да и неинтересно рассказывать, как, когда и почему я сделался… Как бы сказать… Сделался роботом, которым управляют с расстояния — дистанционно. И платят, конечно, хорошие деньги. Целая система, как мафия. Кто они, высшие вершители моей судьбы, — честно говоря, даже не знаю. Я выполнял лишь то, что от меня требовали. Меня перемещали с одного места на другое, повышали по службе… На мое имя свалилось вдруг «наследство», и было велено переехать из Эльзаса, где служил, в Париж и снять великолепный дом в предместье. Для чего? Для тайных встреч, которые устраивались в моем загородном доме… И мил жизнь при всем ее благополучии казалась мне какой-то ненастоящей, бутафорской, не моей жизнью…

Курне долго еще вытягивал из себя общие фразы, которые, как остывшее блюдо, подогревал тривиальными эмоциями. Из этого многословия Клод понял, что Курне еще в юности, работая по найму в Западной Германии, был завербован американской разведкой и стал одним из агентов ее специальной организации «Свои люди во Франции». Многого из того, чем она занималась, капитан полиции, конечно, не знал, так как был лишь исполнитель и делал то, что поручали.

В системе американской агентуры действует железный принцип — «свои люди» должны быть как можно меньше знакомы между собой. В случае провала кого-то одного он при всем желании не мог выдать других и расстроить работу системы.

Судя но словам Курне, это хорошо налаженная, разветвленная организация, где, как в сложном механизме, есть и свои большие шестерни — иными словами, влиятельные лица, и маленькие винтики, колесики. Механизм управлялся из Вашингтона.

— Кто у бил Гаро? Вы, Курне?

— Нет. Некто из Нормандии.

— Он представился вам, что из Нормандии?

— В багажнике «ситроена», на котором приехал этот человек, я видел пачку газет, оклеенных почтовыми бандеролями. В адрес не вчитывался, успел заметить город Лезье, фамилия Казье или Кзавье.

— Как все было? Детали.

— Атташе американского посольства в Париже Джордж Крафт встретился со мной…

— Где?

— У Бернара, владельца кафе «Мистраль» на левом берегу Сены. Мы встретились в отдельном кабинете. Такая специальная комната для деловых разговоров.

— Этот Крафт, он был вашим постоянным… Не знаю, как назвать — связным, что ли, или вашим шефом от американцев?

— Нет. Я получал задания и инструкции от разных лиц. У них там, в посольстве, каждый занимается своими узкими вопросами. И, как я понял, одни не знают, что делают их коллеги.

— Хорошо. Вернемся к вашей встрече с Крафтом в кафе Бернара.

— Крафт подробно объяснил операцию и мою задачу. В воскресенье утром он лично звонит Гаро и просит срочно встретиться по важному вопросу. Но на место встречи едет некто из Нормандии, делает свое дело, кладет труп в багажник и доставляет его туда, где вы его увидели и так опрометчиво проявили участие.

— Чем же и кому насолил старина Гаро? Впрочем, кому — ясно. Но чем?

— Не знаю. Я всего лишь исполнитель, который не должен ни спрашивать, ни попадаться.

— Но попались же! Давайте снова все прокрутим: американец Крафт, бармен Бернар, некто Кзавье или Казье из Лезье, капитан Курне… Все? Никто не забыт?

— Все, других в этой операции не было.

— М-да. Чем же все-таки Гаро досадил американцам? Он был въедливый журналист. Ну, вспомните что-нибудь еще — о чем вы говорили с Крафтом? Как после убийства Гаро он держал себя? Растормошите же, наконец, свою память!

Курне задумался. И Клод видел, что это не поза, что Курне вспоминает.

— Верьте мне…

— Не верю!

И вдруг в один миг, в одно мгновенье Клоду стало до рвотной тошноты противно. Захотелось завыть, бить ногами по чужой земле и выбросить вон из себя разрывавшее его нервное напряжение.

Не думая, он вдруг резко скинул с плеча автомат и снял предохранитель.

Курне лишь покосился на его приготовления.

— Не пугайте меня, как вас там…

— Меня зовут командан. Я ваш командан. И мне очень хочется…

— Я знаю.

— Да! Мне очень хочется отправить вас к Гаро!

— Ну и отправьте.

Клод взял себя в руки.

— Так что же случилось затем, месье Курне? — без эмоций спросил он. — После того как я от вас сбежал?

Но Курне молчал. То ли думал о чем-то другом. Или вспоминал. Молчал напряженно, вытаскивая из памяти ускользнувшие крупицы событий. Заговорил он нетвердым голосом:

— Когда Крафт объяснял операцию, я спросил, а не может ли случиться, что Гаро пригласит его к себе в дом? Не откажется ли Гаро пойти в лес на свидание с американским атташе?

— Так. И что Крафт ответил?

— Сказал, что, возможно, Гаро и пригласит к себе в дом, но он убедит его встретиться в лесу. Да, да, так и сказал: дело настолько конфиденциальное, что он убедит Гаро встретиться в лесу. В лесу никто им не помешает — ни жена, ни прислуга, ни случайные гости. У Крафта все было предусмотрено.

— А после, после убийства Гаро, меня интересует ваш американский шеф, как он вел себя, о чем говорил?

— Они охотились за записными книжками Гаро и за людьми, с кем он был близок. Выспрашивали, над чем работал в последнее время. Но ни к парижской квартире, ни к жене журналиста нельзя было подступиться. Тогда решили повременить. А затем начались непредвиденные события, и мне пришлось скрыться. Вот, собственно, и все.

Вспыхнула лампочка походной рации, затрещали позывные сигналы. Клод включил прием.

Ладно, Курне, или как вас теперь? На сегодня хватит.

После исповеди Курне в африканских джунглях Клод во сне и наяву только и думал о побеге, готовился к нему, как бы примерялся к прыжку через пропасть. И когда легионеры транзитом оказались на Берегу Слоновой Кости, Клод сказал себе: «Пора!»

От причалов атлантического порта Абиджан, укрытых в глубоких лагунах, отплывают в разные страны тридцать, а то и пятьдесят кораблей в сутки и столько же прибывает. Попасть на борт судна — дело нехитрое, редкий капитан откажется от денег, а наемным солдатам платят неплохо.

Получив короткое увольнение, Клод прямиком направился в магазин готового платья, переоделся в легкий костюм и поехал в порт, где за пять минут договорился с капитаном итальянского банановоза. В ту же ночь он отплыл к родным берегам.