Когда Ариэль дочитал дневник Эрлеберта, он словно обрёл новую личность, а собою прежним быть перестал.
Да, он действительно совершенно не помнил рыцаря Эрлеберта, и сейчас это вызвало в нём острое сожаление. Ну вот как это так: человек был в твоей жизни, а ты даже не помнишь об этом. Многие ли люди за всю нашу жизнь любят нас так, как любил Эрлеберт Ариэля, а в его сознании не осталось от этого даже смутного образа. Первые воспоминания Ариэля относились к детскому дворцу, где он рос вместе с другими детьми, оставшимися без родителей. Там царила всеобщая доброжелательность и между детьми, и со стороны воспитателей по отношению к детям. Впрочем, воспитатели никого не выделяли, ко всем детям относились одинаково, и в детстве Ариэля не было ни одного взрослого, который имел бы для него особое, исключительное значение. Потом был Орден, где всё было примерно так же. Ариэль любил братьев рыцарей, но особых отношений у него ни с кем не было, ни с одним из братьев он по-настоящему не сблизился. Первым особым, исключительным человеком в его жизни стала Иоланда. Потом Жан, к которому он по-настоящему прикипел душой, и которого мог бы с чистым сердцем назвать своим другом.
И вот, оказывается, в его жизни был ещё один особый, исключительный человек. Как счастлив был бы, наверное, Эрлеберт увидеть возмужавшего Ариэля. И как счастлив был бы сейчас Ариэль, встретившись с Эрлебертом. Судя по дневнику, Эрлеберту было тогда около тридцати лет, значит сейчас ему около шестидесяти. Они вполне могли бы встретится, если бы не одно «но». В царстве пресвитера Иоанна никакого конкретного века нет, тут своё особое время. Во внешнем мире Ариэль побывал в XII–XIII веках. Эрлеберт жил в эпоху последних Меровингов, а это VIII век. Он, может быть, умер уже полтысячи лет назад, а может быть в жизни Эрлеберта с тех пор, как он оставил своего львёнка, прошла всего пара лет. Гадать об этом было бессмысленно.
И попал ли тогда дневник Эрлеберта в руки рыцарей пресвитера? Может быть. Тогда происхождение Ариэля в царстве пресвитера кому-то было известно, но его держали в тайне. А может быть дневник так и пролежал в той хижине десятилетия или столетия, а сейчас рукою ангела был перенесён на волшебный корабль, прибывший сюда по воле Божией, кстати, из XIV века. Впрочем, эти вопросы были достаточно праздными, от них ничего не зависело. Тут вставали вопросы куда поважнее.
Ариэль осмотрелся вокруг себя. Стояла ночь. Он был один в комнате. Начав читать дневник, он совершенно забыл про Жана и тот, видимо, ушёл, не прощаясь. Ариэль заглянул в спальню. Иоланда стояла перед иконой спиной к нему. Обернувшись, она с улыбкой сказала:
— Уже легла спать, но проснулась, и мне захотелось помолиться.
Ариэль вдруг почувствовал такой прилив нежности к своей жене, что захотелось сжать её в объятиях и никогда не выпускать, но он лишь посмотрел на неё и почувствовал, что их души обнялись.
— Дорогая, мне надо на неделю исчезнуть. Пойду в горы. Помолюсь, побуду один. Ухожу прямо сейчас.
— Позволь хотя бы собрать тебе еды на дорогу.
— Хорошо. Когда уйду, прочитай вот эту рукопись. Потом сразу дай прочитать Жану, Стратонику и Марку.
— В этой рукописи мы найдём причину, по которой ты на неделю исчезаешь?
Ариэль кивнул.
* * *
Поднявшись в горы совсем немного, Ариэль набрёл на небольшую пещерку, вход в которую почти полностью перекрывали заросли кустарников. Продравшись сквозь них, Ариэль оказался в небольшом, на удивление уютном пространстве. Главное, что пол в пещере был ровный, словно приглашавший на него прилечь. В углу стоял камень, на котором удобно сидеть, в чём Ариэль сразу убедился.
Через его сознание, как ураган, проносился хаотический поток мыслей и чувств. Надо было за что-то ухватиться в этом потоке, с чего-то начать осмысливать происходящее, чтобы постепенно и последовательно преодолеть внутренний сумбур. Сначала во всём, что ему открылось, он увидел только переплетение двух судеб — его и неведомого, но родного и близкого Эрлеберта. Но что такое две судьбы по сравнению с историческими событиями, о которых тут идёт речь. Бог чудесным образом спас последнего Меровинга, представителя великой, но впавшей в ничтожество династии. Бог изъял этого Меровинга из той эпохи, в которой он не мог быть востребован, и поместил его туда, где он нужен и похоже, что очень сильно. Значит, задача этого Меровинга — восстановить величие династии и послужить тем целям, которые поставит перед ним реальность. Всё это было вполне понятно и не вызывало ни малейших сомнений. Если бы Ариэль узнал об этой ситуации из книги, он безусловно знал бы, что должен делать главный герой. Но в реальности была одна маленькая подробность, сильно портившая всю картину — этим Меровингом был он сам.
Груз ответственности с такой силой надавил на плечи Ариэля, что из души вырвался вопль: «Я не хочу!». Никогда в жизни Ариэль не хотел власти. Не просто не хотел, но даже и не думал о ней никогда, и ни в каких мечтах не примерял на себя это бремя. Читая в детстве исторические книги, он ни разу не пытался отождествлять себя с царями, примеряя на себя лишь одежды одинокого героя, который полагается только на себя и отвечает только за себя, хотя, конечно, ради людей совершает время от времени великие подвиги. Он хотел стать таким, да ведь в общем-то он таким и стал. В Ордене он всегда был одиночкой, предпочитая любить своих братьев с некоторой дистанции, которую ни он, ни они никогда не пытались сократить. Иерархи Ордена никогда не предлагали Ариэлю даже самой маленькой руководящей должности, и у него ни разу не возникало вопроса: почему? Это казалось понятным: он не хочет руководить, потому что не имеет для этого данных, а иерархам это известно не хуже, чем ему.
И что же, он теперь должен взвалить на свои плечи целое царство? Он должен встать на место пресвитера Иоанна? Абсурд, который граничит с кощунством. Но Ариэль вполне осознавал, что Бог дал ему ясные указания, пожалуй, даже слишком ясные, о чём большинство людей, которые ищут Божией воли, не могут и мечтать. Бог буквально кричал ему в ухо: «Ты должен. Это твой крест». А он отвечал Богу голосом испуганного мальчика: «Господи, но я не готов, я всего лишь простой рыцарь, мастер меча и не более того». Так он отвечал Богу, а Бог просто улыбался ему в ответ, и Ариэль не мог спорить. Постепенно ситуация становилась всё прозрачнее. Да, он не готов взвалить на себя царский крест, но и никто у них к этому не готов. Между тем, перед ними может стоять только одна задача — восстановление царства. А где они возьмут царя? В прежнем царстве пресвитера Иоанна династии не было, да и не могло быть, потому что пресвитер был фигурой мистической. Настоящей аристократии тоже не было, короли и герцоги, подданные царя царей, были просто чиновниками, а вовсе не главами сильных родов. Это были скорее губернаторы, назначенцы, их не окутывала аура власти, они светились лишь отражённым светом пресвитера. Так кто же должен стать монархом в новом царстве? Кто, если здесь сейчас присутствует потомок великой династии по прямой линии? Конечно, Ариэль сказал бы, что этот потомок и должен быть объявлен наследником престола, если бы это на беду не оказался он сам. Стратоник или Марк были куда способнее к управлению, чем он, и если бы один из них оказался потомком, например, Каролингов, Ариэль был бы счастлив, но он понимал, что на такую удачу трудно рассчитывать.
Ариэль начал молиться, потом мысли накатывали на него волной, потом мысли и молитвы переплетались. А потом его сморил сон. Он лёг на камни, закутавшись в плащ и положив под голову мешок, который собрала ему на дорогу Иоланда.
Ариэль крепко уснул. Позднее он был уверен: то, что он увидел во сне, не было обычным человеческим сном. Это была реальная встреча, которую подарил ему Господь. Он увидел перед собой человека, закутанного в древний плащ, каких на памяти Ариэля уже не носили. Лицо этого человека как будто не имело возраста, ему было что-то около тридцати, но в этом лице угадывались черты глубокой старости и одновременно с этим — что-то очень детское. Этот человек вроде бы находился в той самой пещере, где сейчас на самом деле находился Ариэль, хотя Ариэль спал, но одновременно с этим хорошо видел гостя.
— Ну здравствуй, львёнок, — сказал гость. — Ты возмужал, стал настоящим львом. Божьим львом.
— Эрлеберт?! — воскликнул Ариэль.
Эрлеберт молча с улыбкой кивнул.
— Почему же я совсем не помню тебя?
— Посмотри на меня внимательно. Разве ты видишь перед собой совершенно незнакомого человека?
— Да, ты прав. Если бы пришёл кто-то другой и назвал себя Эрлебертом, я бы понял, что это не ты. Где же ты сейчас, Эрлеберт? Всё ещё на земле? В каком из миров?
— Это совсем неважно, дорогой.
— Но я хотел бы встретиться с тобой не только во сне, но и наяву.
— И это не важно. На Небесах мы в любом случае увидимся. Только сначала ты должен совершить дело свой жизни. Твоя голова создана для древней короны Меровингов. Как я мечтал увидеть тебя на троне… А потом оказалось, что это не просто мои мечты. Спасая тебя, я готов был пожертвовать своей жизнью, но понимал, что и тысяча жизней, отданных за тебя, не смогли бы спасти моего львёнка в той ситуации. Тогда Господь взял всё в Свои руки и перенёс тебя туда, где последнему Меровингу ничто не угрожало. Мы могли бы просто погибнуть в тех горах, по-человечески это был бы далеко не худший выход, ведь Господь мог сразу взять нас в Царство Небесное. Но Бог решил, что тебе туда рано, значит у тебя ещё есть на земле задача, а у Меровинга может быть только одна задача — царствовать. Если бы тебе не суждено было царствовать, тебя бы уже не было на земле.
— Но ведь меня никто не готовил к власти, меня воспитывали, как сына простого рыцаря.
— Я тебя готовил к власти. Целый год. Загляни в свою душу поглубже, и ты найдёшь там следы моих уроков. Я хорошо помню, как ты усваивал эти уроки, уже тогда было видно, что ты — прирождённый повелитель. Едва сядешь на трон, как и сам это почувствуешь, да и раньше ещё почувствуешь, когда к тебе начнут обращаться «ваше высочество».
— Но я совсем не хочу власти. Хотя, конечно, перед Богом имеет мало значения, чего я хочу.
— Ошибаешься. Для Бога очень важно, чего ты хочешь. Бог каждому из нас дал свой крест, но ни к кому этот крест верёвками не привязал. Ты можешь возопить «не хочу!», и бросить свой крест, и идти дальше без него, и Бог не будет тебе мешать. Но этим ты предашь Бога, предашь самого себя. Даже не знаю, что страшнее. Впрочем, это одно и тоже.
— Я понял. Была у меня в жизни такая ситуация, когда я чуть не потерял Бога. Это был адский кошмар.
— Тогда тебе и объяснять ничего не надо. Царский крест тяжёл, но если ты хочешь остаться с Богом, тебе придётся его нести. А что касается того, что ты не хочешь власти, то это очень хорошо. Власть нельзя доверять тому, кто страстно её жаждет. Власти достоин лишь тот, кто никогда к ней не стремился. Если человек борется за власть, значит он её не достоин.
— Но мне сейчас придётся именно бороться за власть.
— Не за власть. За страну и за народ. Раздели это навсегда в своём сердце. Бороться за личную власть преступно. Сражаться надо за людей, и если это будет для тебя главным, тогда ты будешь достоин власти. Помни горький пример твоих предков Меровингов. Они слишком хотели власти, поэтому и потеряли её.
— Но что если люди не примут меня в качестве наследника престола? Я ведь не стану им ничего доказывать.
— Правильно. И не надо доказывать. В этой сфере нет вообще ничего доказуемого. Между народом и монархом должна возникнуть мистическая связь. Если эта связь не возникнет, тогда тебе придётся бороться за власть, а это само по себе уже означает утрату священного права на трон. Если же Бог благословит тебя на путь к трону, Он просветит сердца твоих будущих подданных.
— Как бы я хотел видеть тебя рядом с собой на этом пути, Эрлеберт.
— А как бы я хотел быть рядом с моим львёнком… Но эту часть жизненного пути нам суждено пройти врозь. Просто помни обо мне…
Тут Ариэль проснулся. Или уснул. Он не мог точно сказать. Во всяком случае видение исчезло. Хотя это скорее было явление. Оно не просто было очень ярким, но и запомнилось в деталях. Разговор с Эрлебертом Ариэль мог бы воспроизвести почти дословно. Таких снов не бывает, просто Бог послал к Ариэлю его наставника в решающий момент, когда больше некому было его наставить.
Ариэль потом долго молился и опять думал. Течение времени он перестал замечать, обратив внимание лишь на то, что он всё меньше думает и всё больше молится. Самым важным для него сейчас было приблизиться душой к Богу, и Бог ему это позволил. Смятение чувств совершенно улеглось, на место хаоса в сознание пришла кристальная ясность пути, тяжёлого и трудного до невозможности, до безнадёжности, но ясного, как Божий день. В какой-то момент он почувствовал, что осмыслять больше нечего, и тогда наконец крепко заснул. До этого он уже перестал понимать разницу между днём и ночью, лишь ненадолго забываясь тревожным сном, без мыслей и чувств, провалившись на время в мирное и благодатное небытие.
Потом в нём словно прозвучал звоночек, он проснулся и понял, неизвестно каким образом, что пробыл здесь ровно неделю. За всё это время к еде он так и не прикоснулся, лишь изредка прикладываясь к бурдюку с водой, но чувствовал себя на удивление бодрым и свежим. В душе ровно и мирно стояла Божия благодать, сейчас, казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Пора было спускаться вниз, он чувствовал, что теперь готов к этому.
Ещё с горы Ариэль заметил, что городская площадь бурлит людьми. Приближаясь к городу, он уже слышал радостные возгласы, хотя и не мог разобрать, что именно кричат люди. Похоже, в городе был праздник. Интересно, что такого радостного могло произойти в его отсутствие? Едва вступив на улочки города, он сразу же стал объектом всеобщего внимания. Люди радостно смотрели на него, кланялись и уступали дорогу. Время от времени Ариэль слышал из толпы теперь уже вполне внятные возгласы: «Слава принцу Дагоберту!». Он всё понял. Его друзья, прочитав рукопись, узнали, кто он есть на самом деле, сразу же поверили и приняли это, как факт, причём довольно радостный. Они рассказали об этом всем, и люди ликовали от того, что теперь у них есть наследник престола. Похоже, тут никто не спорил о том, признавать или не признавать Ариэля в качестве наследника. Эта новость, как искра, сразу же воспламенила радостью сердца людей. Ариэль понимал, что к его персоне этот праздник имеет отношение довольно косвенное, просто люди вместе с наследником обретали надежду на лучшее будущее, на то, что у них теперь будет настоящая, богоданная власть. Теперь уже ничто не сможет разубедить этих людей в том, что Ариэль — принц Дагоберт, дарованный им Господом наследник престола.
Пока Ариэль не чувствовал ничего, кроме большого смущения, он не любил находиться в центре всеобщего внимания, не привык к тому, чтобы незнакомые люди кланялись ему на улице. Он подумал о том, что ему, очевидно, тоже стоило бы поприветствовать людей, но не знал, как это делается. Чтобы скрыть смущение, он старался смотреть прямо перед собой и ни с кем не пересекаться взглядом. Сейчас он просто шёл домой, к жене, и больше всего ему хотелось оказаться в своей уютной комнатке, перевести дух и собраться с мыслями, освободившись хоть на время от всеобщего внимания. Его дом находился рядом с городской площадью, чтобы попасть к себе, ему надо было пересечь площадь, но вдруг оказалось, что это невозможно. На площади в стройных шеренгах выстроился весь новый Орден. Увидев его, рыцари сразу же упали на одно колено и дружно крикнули: «Слава принцу Дагоберту!». Они кричали ему «славу» раз за разом, не желая останавливаться. Ариэль понял, что с этим надо что-то делать, он должен был обратиться к рыцарям с некими очень важными словами, первыми словами, которые он произнесёт в новом качестве, но ведь он не готовил речь и сейчас так растерялся, что никаких значительных слов ему в голову не происходило. Ариэль молча взмолился: «Господи, помоги», и тут же на память ему пришёл девиз Ордена Храма, который он не раз слышал от Жана. Жестом Ариэль остановил славословие в свой адрес, набрал в лёгкие побольше воздуха и крикнул: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!». По лицам рыцарей он увидел, что его слова встретили среди них радостное одобрение. Больше никто не кричал, рыцари поднялись с колен. К Ариэлю подошли Стратоник, Марк и Жан. Стратоник спокойно и с достоинством сказал: «Ваше высочество, мы подготовили для вас дом губернатора, который из всех зданий этого города более всего подходит для дворца. Позвольте проводить вас туда». Ариэль глянул на Стратоника с лёгкой иронией. Ему очень захотелось сказать: «Ты что, дружище, какое я тебе высочество». Но Ариэль этого не сказал. Стратоник продолжал смотреть на Ариэля так же спокойно, с достоинством, безо всякого подобострастия, но иронию во взгляде принца он или не заметил, или решил проигнорировать. Ариэль всё понял и просто сказал: «Пойдёмте, друзья».
На пороге дворца Ариэля ждала Иоланда, хрупкая, женственная и царственная. Теперь она стала принцессой не только для него, но и для всех.