Сарацинские казармы горели, хотя люди Стратоника не планировали их поджигать. Ариэль смотрел на ночной пожар с расстояния в пару километров, вслушивался в доносившиеся до него крики сарацин, и не мог пока сориентироваться в ситуации. Спешить на пожар не имело смысла, а город, лежавший перед ними, был по-прежнему погружён в тишину. Сарацины должны бы уже отступать к центру города, но не было похоже, что это происходит. Неужели сарацины берут верх и сейчас уже добивают рыцарей? «За мной», — тихо скомандовал Ариэль и повёл своих людей в город, под углом, так, чтобы оказаться в километре за казармами. Город по-прежнему спал, во всяком случае — безмолвствовал. На улицах — ни одного человека, ставни на окнах плотно закрыты. Мостовая завалена самым разнообразным мусором. Новый сарацинский порядок, по всей видимости, не предполагал ежедневной уборки города. Они молча шли по пустынной улице, наступая на всякие объедки, обёртки, грязные тряпки, а пожар полыхал словно где-то в другом мире, и вопли сарацин с той стороны стали уже понемногу стихать. Рыцари достигли той точки, куда примерно должны были отступать сарацины от казарм, но никого здесь не было.

И вдруг Ариэль услышал топот множества ног, только не от казарм, а с противоположной стороны — от центра города. Это шли безусловно военные, и шли они молча, не издавая ни звука, что было самым дурным предзнаменованием. Люди Марка с той стороны приближаться не могли, значит это сарацины, и не деморализованная толпа, а отряд, готовый к бою. «Стоять», — прошептал Ариэль. Прислушавшись, он понял, что сарацины идут не навстречу им, а пересекающим курсом. Его люди тут же впечатались в стены ближайших домов, хотя улочка была узкой и обнаружить их здесь было несложно даже под покровом темноты. И вот Ариэль увидел шагающую по пересекающей улице колонну сарацин — они маршировали быстро, но без суеты, и пусть не в ногу, но по-военному чётко, видимо спешили в казармам. По сторонам они не смотрели, похоже, не допуская мысли, что в безмолвном городе может встретиться противник, а потому не заметили рыцарей, которыми была набита соседняя улица. Отряд проходил за отрядом, Ариэль насчитал уже более двух тысяч человек, а они всё шли. Он собирался пропустить всю колонну мимо себя, а потом атаковать её в хвост, чтобы иметь хоть какое-то преимущество. Только сейчас ему стало по-настоящему страшно за своих — неопытные, необстрелянные рыцари должны столкнуться с крепким сарацинским отрядом, явно имеющим боевой опыт, да к тому же раз в пять большим по численности. Но думать об этом было уже поздно.

Когда вся сарацинская колонна прошла мимо них, Ариэль уже был готов отдать команду атаковать, но в голове колонны, которую они не могли видеть, произошло что-то непонятное — послышался какой-то треск, удары, потом крики боли, а следом проклятия. Чтобы там ни происходило, а ждать было нечего, немного помедлив, Ариэль всё же дал сигнал к атаке. Рыцари врубились в хвост сарацинской колонны, первыми же ударами, наносимыми в спину, положив несколько десятков человек. Всё внимание сарацин было устремлено к голове колонны, где происходило что-то непонятное, нападения с тыла они совершенно не ждали, а потому растерялись и смешались, не многие успевали выхватить сабли, им явно хотелось лезть на стены, но это было затруднительно, а двери домов были накрепко заперты.

Рыцари рубились яростно, компенсируя недостаток боевых навыков бешенной энергией. Сарацины уже пытались оказывать сопротивление, но бой на узкой улочке не позволял им использовать свою привычную тактику, их сила была в манёвре, а запертые в замкнутом тоннеле, где надо было проявить упорство и стойкость в обороне, они почувствовали себя беспомощными, а рыцари, делая страшные взмахи мечами, осознали свою силу и отрабатывали задачу, как на учениях.

Ариэль наконец понял, что произошло в голове колонны — из окон вторых этажей ближайших домов на сарацин обрушили горы мебели — на них летели шкафы, диваны, тяжёлые кресла. Вот что такое уличные бои в городе с недружественным населением. Видимо, местные жители, увидев пожар в казармах, поняли, что на сарацин кто-то напал и решили подмогнуть, зная, что подкрепление к казармам может идти только по этой улице. Сарацинам стоило бы, проигнорировав гибель нескольких человек под шкафами, продолжать движение к цели, но они пришли в бешенство от такой наглости со стороны каких-то лавочников, решили их наказать, стали ломиться в двери, которые оказались крепкими, что удвоило их бешенство, они начали терять рассудок и тут получили мощный удар в тыл.

Ариэль дрался в первом ряду, каждый взмах его меча выводил из строя не одного сарацина, но он заметил, что его люди начали слабеть, а бешенство сарацин приобретало всё более конструктивный характер. Рыцари и так уже изрубили противников вдвое больше, чем было их самих, а сарацины всё не заканчивались. Ариэль понял, что ещё немного и их сомнут, но вдруг туда, где когда-то была голова колонны, сарацины получили новый удар, похоже, что люди Стратоника, управившись с делами у казарм, пришли на помощь. И тут же люди Ариэля получили удар в спину — к сарацинам тоже подошло подкрепление. Потом ещё появились рыцари, очевидно — марковцы, и всё окончательно смешалось. Бой постепенно расползался по боковым улицам, распадаясь на отдельные схватки. Было уже не понять, кто где. Каждый рыцарь бил туда, откуда взметнулся кривой клинок, и кривая сабля искала прямого рыцарского клинка.

Ариэль уже не зал, где и на какой улице находится. Постепенно рассвело, и он увидел перед собой только трупы. Ни сарацин, ни рыцарей рядом не было. Он побрёл на звон железа, но этот звон смолк раньше, чем он успел дойти до его источника. Он брёл, сам не зная куда, везде встречая только трупы. Невозможно было понять, кто победил. Ариэль приготовился встретиться с толпой сарацин и принять последний бой, но тут он услышал звук рыцарского рожка, что оказалось очень кстати.

На небольшой площади собрались сотни рыцарей. Они едва держались на ногах, а кто-то и не держался, разлегшись на базальтовых камнях красиво вымощенной площади. Рыцарей всё прибывало, Ариэль сразу заметил рослую фигуру Стратоника, который улыбнулся ему навстречу:

— Победа, Ариэль.

— Что там у вас произошло у казарм?

— Если б я знал… Подбираемся мы тихонечко к дверям и уже собираемся их ломать, только вдруг видим — внутри горит. А один из моих умников сразу догадался подпереть дверь снаружи. Полыхнуло мгновенно, на улицу не выбрался ни один сарацин. Казарма большая, внутри было несколько тысяч человек, так им и не довелось с нами повоевать. Рядом были ещё две казармы поменьше, и почему-то там пожар мало кого разбудил. Выбрались несколько сонных мух, мы их прикончили, дверь так же подпёрли и покидали горящие головни на крыши. Впрочем, казармы стояли рядом, на них пожар и без нас перекинулся бы.

— По твоим прикидкам, сколько там было сарацин?

— Тысячи 3–4, не больше.

— А мы думали, что в казармах — весь гарнизон.

— Увы. Разведчики наши оказались малость бестолковыми. Обнаружили на окраине казармы и решили, что всё узнали. А в центре города — цитадель, и отборные силы были именно там. Вот они оттуда и ломанулись в сторону казарм, когда пожар увидели, с ними мы и дрались.

— Надо сразу брать цитадель.

— Ты людей сначала собери. Этот бой уже закончился, Ариэль. Потух, как те казармы.

— Твоя правда. С цитаделью придётся отдельно возиться. Надо ещё город чистить. А мы даже не знаем, сколько у нас людей осталось. Где Марк?

— Ранен. Лежит. Жить будет. Пока командую отбой, пусть люди отдохнут, а тем временем подтянутся все, кто заблудился.

Ариэль подумал о том, что Стратоник гораздо выносливее его. Он может ещё хоть весь день командовать, а у Ариэль слипались глаза, бой был тяжёлый, он исчерпал все свои силы до последней капли. Ему было стыдно, но ничего другого не оставалось, как лечь на камни прямо там, где стоял, и отрубиться.

* * *

Проснулся Ариэль, судя по солнцу, часа через два. Все вокруг него лежали, включая Стратоника, который растянулся неподалёку, закрыв голову плащом. Стратоник, тут же проснувшись, велел сыграть подъём, и они отправились к цитадели, которую не надо было искать — ото всюду в городе был виден зелёный флаг с белым полумесяцем, развевавшийся на башне. Цитадель производила впечатление неприступной твердыни — высокие стены, сложенные из хорошо подогнанных камней, устояли бы под ударами из каких угодно катапульт, и самые длинные осадные лестницы не смогли бы достигнуть верха стены. Вот только ворота были очень простенькие, деревянные, хоть и обитые железом, но явно не слишком крепкие. Ариэль усмехнулся, подумав о том, что в этом всё царство пресвитера — впечатляющая мощь с небольшим изъяном, который сводит всю эту мощь на нет. Цитадель поражала воображение, но не была рассчитана на штурм, её строили без учёта боевого опыта — к слабым воротам можно было подойти, как по паркету, и осаждённые не могли этому воспрепятствовать.

Наверху стены между зубцами Ариэль увидел людей и кивнул:

— Кто у вас главный?

— Я. Эмир Измаил, — крикнул в ответ сарацин в простых, но добротных доспехах. Лицо эмира с такого расстояния было трудно рассмотреть, но и сама его фигура, и голос дышали достоинством настоящего восточного аристократа.

— Меня зовут Ариэль, я рыцарь Ордена. Что будем делать, Измаил?

— Умирать будем, гяур. Направим свои стопы прямо к Аллаху, — голос Измаила звучал спокойно и даже весело.

— Так отпирайте ворота, сами знаете, что мы их без труда вышибем, стоит ли тратить время на ерунду?

— Быть по сему, гяур, — так же весело отозвался Измаил.

— К бою! — скомандовал Ариэль рыцарям, которые быстро построились напротив ворот.

Через некоторое время ворота медленно, с жалобным скрипом открылись, и из них начали вытягиваться сарацины — крепкие, хорошо вооружённые и безупречно одетые. Это была элита. И сражаться с ней придётся при свете дня, без эффекта неожиданности и без численного преимущества. Сарацины, едва построившись, тут же бросились на рыцарей — дружно, слаженно и даже без команды и без боевых кличей. Площадь наполнилась звоном железа. Под бешенным сарацинским натиском рыцари держались, словно вкопанные, стоило одному упасть, как на его место тут же вставал другой. Натиск сарацин был ошеломляющим, но атаковали они без большого искусства, тупо в лоб, словно сегодня они не собирались побеждать — только умирать. Рыцари, выдержав первый натиск, понемногу перешли в контратаку и начали теснить сарацин, у большинства из которых вообще не было никакой брони, а потому редкий взмах рыцарского меча оставался без результата.

Ариэль уже вклинился в сарацинские ряды, когда заметил, что недалеко от него сражается эмир Измаил. Рыцарь парировал несколько ударов, вышел из боя и махнул рукой эмиру, предлагая единоборство. Тот принял приглашение и тоже выбрался из общей свалки. В руках Измаил держал два ятагана, Ариэль был вооружён мечём и кинжалом. Вращая ятаганами с такой скоростью, что они почти перестали быть видны, Измаил медленно надвигался на Ариэля. Рыцарь быстро понял, что обычное фехтование против этих мельниц бессильно, он отступал, успевая парировать выпады, но не пытаясь атаковать, лихорадочно отыскивая слабые места противника. Ариэль пятился всё больше, Измаил наступал всё увереннее, чувствуя, что побеждает. И вдруг рыцарь со скоростью камня катапульты бросился прямо в ноги сарацину, под ятаганы. Измаил не смог остановить свою инерцию и перелетел через рыцаря, растянувшись на животе. Ариэль с проворством пантеры прыгнул ему на спину, заломил руки и, сорвав с головы противника чалму, мёртвым узлом завязал ему руки за спиной. Он сел на камни рядом со связанным противником, отдышался и осмотрелся. Бой заканчивался, рыцари добивали последних сарацин. Впрочем, и мёртвых рыцарей вокруг валялось немало.

— Ты украл у меня смерть шахида, гяур, — с искренней горечью прошипел Измаил. — Сейчас я уже должен был предстать перед Аллахом.

— Аллах, как видишь, рассудил иначе. Кто мы такие, чтобы спорить со Всевышним?

Измаил, лежавший щекой на камнях мостовой, скосил глаза на рыцаря и удивлённо на него посмотрел. Помолчав некоторое время, он с мольбой, как другу, сказал:

— Надеюсь, ты обезглавишь меня?

— Не обещаю. Во всяком случае, тебе придётся подождать. Я ведь не нанимался исполнять сарацинские мечты. Понимаю, что ты уже настроился перебраться в мир иной, но ничем не могу помочь. Пойдём-ка домой.

Ариэль поднял Измаила и повёл в цитадель, во дворе которой уже собрались рыцари во главе со Стратоником. Рыцарей было не больше трёхсот человек.

— Это всё, что осталось от нашего Ордена? — спросил Ариэль Стратоника.

— Ещё человек двести легко ранены, скоро вернуться в строй. Остальные или убиты или тяжело ранены. От Ордена осталось полтысячи человек. Но мы взяли город, Ариэль. Мы перемололи 10 тысяч противников.

— А треть из них поджарили, — задумчиво прошептал Ариэль. Не знаю, чтобы мы делали, если бы всех сгоревших сарацин пришлось убивать по одному.

— Так это значит, что Господь не оставляет нас.

— Воистину, — печально прошептал Ариэль. — Господа, найдите для нашего гостя уютную комнату с крепким замком и поставьте у дверей часового, — Ариэль передал Измаила рыцарям, которые стояли неподалёку.

* * *

Рыцари свободно расположились в просторных помещениях цитадели, сюда же перенесли всех транспортабельных раненных, организовав лазарет, где уже властно распоряжался Перегрин. Он сражался наравне со всеми рыцарями, а как только последний враг упал, тут же занялся раненными, сетуя, что Иоланды пока нет.

Вечером того же дня в цитадель прибыла делегация горожан, которую приняли Ариэль, Стратоник и Перегрин. Марк пока лежал с распоротым боком, и Перегрин строжайше запретил ему вставать в ближайшие три дня.

— Я — бургомистр этого города, — сказал рыцарям грузный мужчина с суровым лицом матёрого сержанта. — Мы приветствует наших освободителей.

— Во славу Божию, — тихо сказал Ариэль. — Сарацины в городе сильно лютовали?

— Да как вам сказать… Массовых казней христиан не было, хотя мы уже к этому приготовились. Из пяти христианских храмов три они сделали мечетями, в оставшихся двух разрешили нашим священникам совершать богослужения. Но они сразу же ввели законы против христиан. С действующих храмов велели снять кресты, запретили колокольный звон. Христианам запретили носить оружие и даже ездить на конях — только на ослах. В управлении городом христианам тоже запретили участвовать. Я был бургомистром до нашествия, а при сарацинах ушёл в лавочники.

— Вас не заставляли принять ислам?

— Нет, не заставляли, хотя и предлагали. Поддались этому соблазну не больше ста человек — захотели быть своими при новой власти. Остальных не трогали, просто лишили всех прав. Рыцарям пришлось хуже. Некоторые оказали сарацинам сопротивление и были убиты в бою. Остальным, кто не захотел сражаться, предложили выбор: рабство или ислам. Тут они, конечно, взвыли — думали, что при сарацинах всё останется, как было, потому и сражаться не стали. Но ислам приняли всего несколько человек, остальные предпочли рабство, от Христа не отреклись. Их сразу же отправили на золотые рудники за городом. Не беспокойтесь, я уже послал своих людей, они освободят рыцарей. Охрана там слабенькая, мои ребята справятся.

— А вы не знаете, кто поджог казармы?

— Их, наверное, никто не поджигал. Сарацины были вечно обкуренные, соображали плохо, если кто-нибудь уронил на пол масляный светильник, так вот вам и пожар.

— Что значит «обкуренные»?

— Вина сарацины не пьют, но курят травку, которая дурманит посильнее вина. В казармах был просто сумасшедший дом, а вот в цитадели Измаил порядок держал — здесь у него никто не курил.

— Что за человек этот Измаил?

— Жестокий человек. Хотя справедливый на свой исламский манер. Воякам своим сильно бесчинствовать не давал, за грабежи наказывал. Сразу-то они, как вошли сюда, весь город ограбили, а потом Измаил сказал своим: «Точка. Мы теперь власть, а грабёж — преступление против власти». Сарацины превратили христиан в людей второго сорта, и те, кому это было безразлично, могли жить и не тужить. А для нас унижение христианства стало большой бедой.

— Я считал, что ваш город — исламский.

— Нет, исламские земли дальше, на побережье, наш город отделён от них пустыней. Большинство наших жителей всегда были христианами, хотя и мусульман у нас хватало, и с ними мы всегда жили дружно, никто их не обижал, права у нас с ними были равные. Но что стало с местными мусульманами, когда пришли их единоверцы-оккупанты! Они сразу почувствовали себя господами, записались в полицию, ходили тут — бичами щёлкали. Из больших домов всех христиан выгнали, дескать, лучшее жильё может принадлежать только мусульманам. Да не в домах дело, как будто в царстве хороших домов не хватало. Но вы представьте себе, мессир: вчера я принимал в своём доме друга-мусульманина, как лучшего гостя, а сегодня он приходит в мой дом с плёткой и говорит: «Убирайся, теперь я здесь живу». Откуда в людях вдруг появилось это желание унижать других людей?

— Ни откуда не появилось. Всегда было. Лишь дремало, задавленное добрыми традициями. Когда традиции рухнули, вся человеческая мерзость тут же всплыла на поверхность. — тихо прошептал Ариэль.

— Да, возврата к прежним традициям больше нет, — сквозь зубы процедил бургомистр. — Наши люди уже сейчас разбираются с мусульманами, чтобы они поняли, кто тут на самом деле господа.

— Вы хотите стать такими же, как они? — сморщился Ариэль.

— Мы хотим справедливого воздаяния! Мы не забудем им тех унижений, которым нас подвергали, они за всё заплатят. Не пытайтесь этому препятствовать, мессир.

— Унижения Господь посылает нам для того, чтобы мы могли воспитать в себе смирение.

— Вот и они теперь пройдут эту школу смирения.

— И вами тоже будет управлять стремление унижать других людей… Вы поймите, бургомистр, что мне даже не их жалко, а вас. Захотите отомстить мусульманам — покалечите собственные души.

— Но этого не остановить, мессир!

— Всё-таки попытайтесь остановить, хотя бы когда схлынет первая волна гнева. Верните свои дома и всё, что можете вернуть из награбленного. Но если вы сейчас будете изображать из себя господ по отношению к мусульманам, этим вы предадите Христа.

— Ваша правда, мессир, — проскрипел бургомистр. — Как же мы были ко всему этому не готовы… Не готовы пройти через унижение, не готовы вернуться к нормальной жизни. И меня-то, старого дурака, понесло. Неизвестно ещё, во что мы все превратимся. Впереди большая страшная война. У нас не все это понимают, но я давно живу на свете и научился заглядывать чуточку вперёд. Освободив наш город, вы только разозлили мусульман. Их силы на побережье огромны, думаю, что больше ста тысяч. Хорошо ещё, что мы отрезаны от них пустыней. Пока они обо всём узнают, пока раскачаются. Сарацины там разнежились и воевать не сильно хотят, но вашего наступления они вам простить не смогут, рано или поздно они соберутся и наваляться на нас всей своей силой.

— Вы думаете, что сделали для нас очень большое открытие, бургомистр? — вставил слово Стратоник. — Мы похожи на мальчишек, которые пришли сюда из рогаток пострелять, и теперь испугаются, что взрослые их накажут?

— Я всего лишь думаю, что у нас очень мало времени. Надо срочно собирать как можно больше сил.

— Так помогите!

— Так я с этим и пришёл! Мы уже объявили о создании городского ополчения, к нам охотно записываются. Все мужчины нашего города, способные держать в руках оружие, пойдут на войну. Или почти все. Силой никого под оружие ставить не будем, возьмём только тех, кто готов драться за свою свободу. Вы правы, мессир, нам не нужна власть над мусульманами, но исламская власть нам тоже не нужна. Хлебнули, хватит.

— Ну теперь дело пойдёт на лад, — весело улыбнулся Стратоник.