Ошибка техасского снайпера

Любой ловкий политикан, достойный звания Великого Обманщика, отлично знает, как легко нас привести в замешательство, жонглируя словами. Это отвлекает нас от множества недостатков, в том числе – недостатка истины. Один из ловких способов уйти от правды – изменить весь контекст, в рамках которого вообще можно вести речь об истинности того или иного утверждения. Это старый эпистемологический фокус-покус, который нам демонстрируют трое бейсбольных судей, обсуждающих свою профессию:

Первый судья: Я сужу исходя из того, что вижу.

Второй судья: Я сужу исходя из того, что они собой представляют.

Третий судья: Да они вообще ничего собой не представляют, пока я не начну их судить!

Третий судья отлично понимает, что в его власти сделать реальность такой, какой он хочет ее видеть.

Таков и Дик Чейни. Как любой профессиональный демагог, он прекрасно понимает, как следует использовать в своих интересах прием техасского снайпера, или, как говорят специалисты-логики, ошибку техасского снайпера. Вице-президент, или, как его назвали бы логики, псевдологик, явно питает слабость к этому приему:

Размышляя о ситуации, я понимаю, что это – бесспорное доказательство того, что в некоторых районах Ирака дела идут весьма неплохо. На днях я разговаривал с приятелем, которому пришлось ехать на машине из Багдада в Басру, и он сказал мне, что по сравнению с ситуацией годичной давности все стало значительно лучше. Это, в общем, подтверждает точку зрения британцев, что они достаточно сделали в Южном Ираке и теперь могут уменьшить численность своего контингента .

– Вице-президент Дик Чейни, комментируя новость о начале вывода британского контингента из Ирака, февраль 2007 г.

Мы считаем это успехом.

– Спикер Национального совета безопасности США Гордон Джондро, комментарий к той же новости, февраль 2007 г.

Скажите, как бы вы выкрутились, если бы вас постигла мучительная, чудовищная неудача? Наверное, сказали бы, что находитесь в состоянии войны, которую долгое время пытались представить всем как конфликт между «коалицией доброй воли» и «террористической угрозой». Что террористическая угроза все больше и больше напоминает гражданскую войну. Что с самого начала лишь один из членов вашей коалиции, помимо вашей собственной страны, проявил достаточно доброй воли, чтобы прислать значительный воинский контингент. И что теперь этот союзник объявил о выводе своих солдат из зоны конфликта, причем именно в тот момент, когда вы изо всех сил стараетесь убедить свой собственный народ посылать в зону боев еще больше войск. Экий конфуз!

Другое дело, если вы – старый техасский снайпер. В этом случае вам достаточно использовать фокус, с помощью которого вы еще в детстве убеждали своих малолетних приятелей в собственной меткости, – то есть, продырявив выстрелами дверь амбара, нарисовать мишень вокруг дырок и с гордостью заявить: «Видали, парни? Каждый выстрел – в десятку!» Вы заявляете, что полученный результат – именно тот, к которому вы стремились все это время. Фокус-покус! И вот уже поражение превращается в победу.

Это как если бы (возьмем первый попавшийся пример ошибки техасского снайпера), будучи в гостях у Гарри Уиттингтона на его ранчо «Армстронг» в южном Техасе и всадив ему в лицо, шею и грудь заряд утиной дроби, Дик Чейни заявил: «Это подтверждает наш международный курс, нацеленный на нанесение упреждающих ударов. На ваши вопросы я отвечу позднее».

Что же касается оптимистично настроенного Гордона Джондро, он пошел еще дальше, заявив: «Ситуация в Басре значительно улучшилась, и теперь часть контролирующих функций стало возможным передать иракцам… Соединенные Штаты разделяют эту цель, стремятся постепенно перекладывать ответственность на силы иракской безопасности и уменьшать численность американского контингента в Ираке».

Ну ладно, отдадим дьяволу должное. Большинство комментаторов сходятся на том, что ситуация в Басре действительно улучшилась настолько, что вывод оттуда войск имеет смысл. Однако не должен ли добровольный член коалиции предложить, чтобы эти войска выводились в тот район, где дела идут не столь благополучно? К примеру, в Багдад или Анбар, куда Главный Доброволец собирался послать еще 21 500 американских солдат?

Нет?

В яблочко!

 

Ignoratio elenchi (Подмена тезиса)

Один из знатных специалистов по части политической демагогии – бывший министр обороны Дональд Рамсфелд. Он имел обыкновение не только обвинять прессу в том, что она упускает главное (точнее, то, что он считает главным), но и откровенно рассчитывал на то, что именно журналисты (а заодно и все остальные) не разглядят сути вещей, чтобы он мог победить в споре. Вот классический пример жанра:

Днем в среду (после событий 11 сентября) министр обороны Рамсфелд говорил о необходимости увеличить число целей для ответного удара (по «Аль-Каиде») и «заняться Ираком». Госсекретарь Пауэлл резко ответил ему, призвав вернуться к проблеме «Аль-Каиды»… (но) Рамсфелд с сожалением заявил, что в Афганистане отсутствуют сколь-нибудь значительные цели, и что, по его мнению, мы должны начать бомбить Ирак, поскольку там есть более подходящие цели .

– Ричард Кларк. «Против всех врагов: записки участника американской войны против террора».

Более подходящие цели? Кларк не мог поверить своим ушам:

«Я, кажется, что-то упустил, – обратился я (к Колину Пауэллу). – По нам ударила “Аль-Каида”, и если мы начнем в ответ бомбить Ирак, это будет, как если бы в ответ на нападение японцев на Пёрл-Харбор мы пошли войной на Мексику».

Здесь Рамсфелд использует старинный способ контр– аргументации, известный как ignoratio elenchi, или «подмена тезиса» (в данном случае было бы уместнее говорить об «игнорировании сути»). На вечеринках и в спальне мы в таких случаях говорим: «Ты ничего не понял». Или: «Ты меняешь тему». Суть ignoratio elenchi в том, чтобы выдвинуть вполне разумный довод («военные предпочитают бить по более досягаемым целям»), но использовать его для того, чтобы прийти к абсолютно не связанному с ним выводу («поэтому давайте ударим по стране, которая совершенно ни при чем, но в которой есть более досягаемые цели»). Ту же тактику использует обвинитель, выступающий на процессе по делу об убийстве и с жаром рассказывающий о том, что за кровожадное чудовище обвиняемый, что, в общем-то, не имеет отношения к вине или невиновности подсудимого.

Выступая в программе 60 Minutes (60 минут), Кларк признался, что поначалу принял слова Рамсфелда за шутку. Вполне логично, если учесть, что существует общеизвестный анекдот, высмеивающий ошибку ignoratio elenchi:

Прогуливаясь вечерком, юноша видит своего приятеля, Джо, ползающего на четвереньках под фонарем.

– Что ты тут ищешь, Джо? – спрашивает он.

– Я уронил ключи от машины, – отвечает Джо.

– Здесь?

– Нет, вон в тех кустах. Но здесь-то светлее!

Типичный пример феномена «ищем там, где светлее» – ежедневные репортажи СМИ с фондовой биржи. Они призваны оценивать состояние экономики в каждый конкретный день, однако любой экономист вам скажет, что в них отражается лишь часть общей экономической картины. Никто, например, не рапортует нам, сколько американцев ежедневно теряют работу или оказываются ниже черты бедности. Причем никаких политических причин скрывать эту информацию не существует: просто эти цифры недоступны в ежедневном режиме, и измерить соответствующие показатели куда сложнее. Значительно проще читать циферки на громадном табло Нью-Йоркской фондовой биржи. Там ведь гораздо светлее!

А вы бы купили у него костюмчик?

 

Аrgumentum ad odium (Апелляция к ненависти)

Ни мистер Рамсфелд, ни его коллеги отнюдь не идиоты. Так почему же он счел возможным обратиться к ним со столь жалкой аргументацией? Быть может, он рассчитывал, что для этого правительства Ирак был словом ругательным, а ругательства способны замаскировать логические пробелы. Эта стратегия демагогов известна как «апелляция к ненависти», или argumentum ad odium. Проще говоря, здесь демагог пытается победить в споре, используя накопившуюся горечь и ненависть. После трагических событий 11 сентября в этих чувствах, разумеется, не было недостатка. Гнев и озлобленность буквально висели в воздухе.

Вероятно, в 1941 году Рамсфелд не стал бы призывать к наступлению на Мехико, хотя, как правильно заметил Кларк, с точки зрения логики эти ситуации идентичны. Однако Мехико недоставало одного фактора: ненависти. Американцы не испытывали никакой враждебности к мексиканцам. Ирак – совсем другое дело: США уже воевали с этой страной несколькими годами ранее и ненавидели ее всеми фибрами души. Тот факт, что Рамсфелд счел возможным использовать, казалось бы, нелепый аргумент, а многие из его коллег были готовы его поддержать, отлично демонстрирует всю глубину этой ненависти.

 

Argumentum ad ignorantiam (Аргумент к незнанию)

Стоило нам подумать, что старине Рамсфелду не слишком удаются двусмысленности (судя по приведенной цитате), как он превзошел самого себя, выдав даже не дву-, а трехсмысленность:

Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия…

…

Если у вас нет доказательств существования чего-либо, это не означает, что у вас есть доказательства того, что этого не существует.

– Министр обороны Дональд Рамсфелд об оружии массового поражения в Ираке

Вот такой риторический эквивалент тройного лутца выдал Дональд Рамсфелд. Делая вид, что наставляет нас по поводу ошибок одного рода, он вплетает в свои рассуждения куда более хитрый софизм. Браво, Дон!

Однако для начала давайте рассмотрим ошибку, на которую обрушивается Рамсфелд. Она называется «аргументом к незнанию» (argumentum ad ignorantiam) и означает следующее: незнание того, что утверждение правдиво, принимается за доказательство его ложности. Рамсфелд говорит: те, кто полагает, будто в Ираке нет оружия массового поражения, опираясь лишь на то, что оно не было найдено, совершают ужасную логическую ошибку. Такого же рода заблуждения были свойственны невежественным людям Средневековья, утверждавшим: «Никто не доказал, что Земля крутится вокруг Солнца, значит, ничего подобного не происходит». Хотя на самом деле одно вовсе не обязательно следует из другого, и министр обороны здесь совершенно прав.

Сенатор Джозеф Маккарти был крупным специалистом по части использования argumentum ad ignorantiam. Утверждая, что некий правительственный чиновник – коммунист, он заявил: «У меня не слишком много данных по этому поводу, однако ЦРУ утверждает, что в его деле нет никаких доказательств отсутствия у него связей с коммунистами». Вот так!

Но Рамсфелд прав лишь до некоторой степени. В определенный момент отсутствие доказательств действительно превращается в доказательство отсутствия. У Коперника были железные аргументы, объясняющие, что Земля вращается вокруг Солнца, просто они не были доступны пониманию толпы. Вот если бы у него не оказалось вообще никаких доводов, тогда мы могли бы считать, что его теория неверна.

Когда отсутствие доказательств становится доказательством

Два археолога – грек и египтянин – заспорили, чья цивилизация в древности была более развитой.

– Во время раскопок в Коринфе, в развалинах древнего поселения мы нашли в земле медную проволоку, – заявил грек. – Это доказывает, что в шестом веке до нашей эры у нас уже была телефонная связь!

– А мы во время раскопок в Гизе отыскали развалины древнего поселения – и никаких проводов, – ответил египтянин. – Значит, в то время у нас уже существовала беспроводная связь!

Вот почему большинство из нас не верит в гремлинов, русалок и фей: ведь никто и никогда не обнаружил никаких доказательств их существования. Возможно, рассуждая о гремлинах, мистер Рамсфелд тоже мог бы сказать: «Постойте, отсутствие доказательств – это еще не доказательство отсутствия!» Но мы, со своей стороны, хотели бы дать ему совет: «Господин министр, не стоит заходить так далеко».

Сэм Харрис, современный философ, один из так называемых «новых атеистов», выдвигает подобные же доводы против агностицизма:

[Агностики утверждают, что] на сегодняшний день доказать отсутствие бога невозможно, что наука не в состоянии опровергнуть существование высшего существа. И это совершенно верно… [Но], как говорит мой коллега, специалист в области физической химии Питер Аткинс, мы должны относиться с позиций агностицизма и к теории, утверждающей, что вокруг Плутона по орбите летает чайник. Мы не можем этого опровергнуть. Однако это не значит, что теория, предполагающая существование чайника, равноценна теории, утверждающей, что его там нет.

Итак, единственный разумный вопрос: каковы доказательства существования у Ирака оружия массового поражения? Поскольку за довольно долгое время нам не удалось получить этому ни единого свидетельства, мы можем утверждать, что его нет, не впадая при этом в ошибку argumentum ad ignorantiam: ведь если бы оно существовало, наверное, теперь бы оно обнаружилось.

Маленькие слабости мистера Рами

Хью Мирнз

Его любимая детская песенка

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

«О господи, так это был мираж!»

(Надпись на ящике: «Оружие массового поражения»)

 

Ошибка ложной дилеммы

Возможно, вы удивляетесь: как мы могли не упомянуть Джорджа Уокера Буша? Для этого у нас была философская причина. Мы можем вскрыть логические противоречия в суждении, если в нем содержатся ошибки аргументации, ведущие к неверным выводам. Однако суждения, в которых нет вовсе никакого смысла, которые представляют собой случайный набор слов, как будто их печатала обезьяна, дорвавшаяся до компьютера, не поддаются сколь-нибудь убедительному логическому анализу. Единственное, что философ сможет сказать, услышав подобное, – это «чего-чего?»

К счастью, временами Джордж Буш худо-бедно все же изрекает осмысленные фразы, и пусть вложенный в них смысл тоже не слишком радует, но их можно хотя бы проанализировать и обнаружить логические погрешности. Вот одна из подобных счастливых случайностей – яркий пример допущенной президентом Бушем ошибки ложной дилеммы:

Каждый народ, в каждом уголке планеты сегодня должен сделать выбор. Либо вы с нами, либо вы с террористами.

– Президент Буш в телевизионном обращении к участникам объединенного заседания палат Конгресса 20 сентября 2001 г.

С точки зрения логики в этом утверждении явно содержится ошибка ложной дилеммы. Либо с нами, либо с террористами – это не единственные возможные варианты. Можно ведь не примыкать ни к одной из сторон (иногда это называется нейтралитетом).

Использование фальшивой дилеммы – излюбленный трюк многих политиканов, помогающий им мутить воду, обставляя дело к собственной выгоде. Вот вам пара примеров:

Вы согласитесь с переизбранием правящей партии или поддержите следующую атаку на Нью-Йорк? Делайте выбор – третьего не дано.

Или:

Вы с нами – или с нефтяной монополией?

Добросовестный оратор всегда старается отразить в речи все варианты развития событий, которые могут повлиять на исход дела. К примеру, мастер публичных выступлений Дональд Рамсфелд, как известно, заявил однажды: «Мы совершенно точно знаем, что он [Усама бен Ладен] находится либо в Афганистане, либо в какой-то другой стране, либо мертв». Эта его формулировка всеобъемлюща до абсурда: в ней он сумел не сообщить нам никакой новой информации. Хотя, вполне возможно, он просто мутил воду с какими-то своими целями. Правда, одну возможность он все-таки не упомянул, забыв предположить, что Усама бен Ладен вообще никогда не существовал.

Впрочем, если мы рассмотрим еще один, весьма часто встречающийся пример ошибки ложной дилеммы, мы поймем, как использование этой очевидно ошибочной формулы безошибочно приводит к нужному результату:

Ты будешь стричь газон или так и будешь сидеть тут весь день?

– Мама сыну

Мама в этом сценарии, очевидно, понимает, что, помимо предложенных ею, существует масса других возможностей. Однако разумный сын вряд ли станет отвечать ей: «Ну уж, мам, а если я посижу утром здесь, днем поваляюсь от души, а затем отправлюсь в кино». Сын понимает, что мать использует фальшивую дилемму, однако смысл ее высказывания ему отлично понятен. На самом деле она хочет сказать: «Я не буду рассматривать никаких других вариантов, помимо единственного: ты сейчас же встанешь и отправишься стричь газон. Для меня все прочие возможности ничем не лучше, чем если бы ты просидел здесь весь день. Почему это не ложная дилемма, сынок? Потому что я так сказала!»

Буш выступил в лучших традициях такой вот мамочки. На самом деле он имел в виду: «Предупреждаю: либо вы присоединитесь к нам, либо мы, США, будем относиться к вам так, как если бы вы встали на сторону террористов». При этом, разумеется, заявление «если вы не с нами – то вы с ними» звучит куда более угрожающе. К счастью или к несчастью, международное сообщество предпочло не заметить логической нестыковки в словах Буша.

Еще один малоизвестный – совершенно не относящийся к теме – пример ложной альтернативы иллюстрирует старый, всем известный анекдот:

Двое нищих сидят в нескольких метрах друг от друга на шумной улице, пролегающей через район, жители которого известны своим антисемитизмом. У одного на шее табличка: «Подайте инвалиду войны!» У другого – на такой же табличке написано: «Подайте старому бедному еврею!»

Целый день мимо них течет поток людей. Чтобы досадить еврею, даже те, кто обычно не подает нищим, кидают в кепку инвалида приличные суммы. Наконец, какой-то добрый человек, проходя мимо них, бросает по монете в обе кепки и обращается к еврею:

– Слушай, может, тебе сменить табличку? Мне неприятно говорить об этом, но здешние жители не очень-то жалуют евреев. С такой надписью ты здесь не получишь ни пенни.

Когда добросердечный прохожий удаляется, старый еврей поворачивается ко второму нищему:

– Ты только посмотри на него, Мойша! Этот поц вздумал учить нас коммерции!

 

Обтекаемые выражения

Часто наиболее искусный обман – тот, который прямо-таки бросается в глаза. Истинные мастера используют обтекаемые выражения, заменяют точные формулировки более невнятными и неоднозначными, проделывая это прямо перед вашим носом. Если все будет сработано ловко, вы даже не поймете, как вас обвели вокруг пальца. Вот, к примеру, образчик увиливания от одного правительственного чиновника, рассуждающего о предотвращении предательских террористических атак:

Корреспондент CNN: Вернемся к сентябрю 2001 года. Тогда президент обещал, что мы схватим его (Усаму бен Ладена), живого или мертвого. Но он до сих пор не пойман. Я знаю, вы скажете, что в войне против террора мы достигли значительных успехов, и это действительно так. Но это – провал.

Советник по национальной безопасности Фрэнсис Фрэгос Таунсенд: Я бы сказал, что это успех, который ждет нас в будущем. Я бы не сказал, что считаю это провалом.

Спасибо за подсказку, мистер Таунсенд! Вы открыли для нас целый мир возможностей по части выхода из неприятных ситуаций. Например: «Нет, господин полицейский, я не пьян! То, что вы видите, – это трезвость, которая пока еще ко мне не вернулась». Или: «Не надо говорить, что я еду без прав! На самом деле я езжу с правами, просто я их еще не получил». Или: «Милая, не говори, что я потерял работу! Я считаю, что это – повышение, которое меня еще только ожидает!»

В английском языке такие туманные выражения именуют «куньими речами», поскольку этот маленький пушной зверек способен высасывать птичьи яйца, оставляя скорлупу неповрежденной. Обтекаемые фразы – особый вид уклончивости, используемый для того, чтобы нейтрализовать утверждение или уйти от ответственности. Мы не выводим войска – мы их передислоцируем. Мы не занимаемся эскалацией военных действий – это лишь всплеск активности. Или, как в приведенном примере, мы не терпим неудачу, а предвкушаем успех. Советник по национальной безопасности достигает совершенства в двусмысленности своих заявлений, подменив слово фактически противоположным по значению. Подобному трюку позавидовал бы лучший в мире специалист по высасыванию яиц; нечто подобное предчувствовал Джордж Оруэлл, когда придумал термин «новояз».

Называя реплику мистера Таунсенда «уклончивой», мы великодушно признаем, что некоторая, пусть минимальная, доля истины в ней есть. Она до смешного обманчива, но это все-таки не полное вранье. Но где та грань, за которой уклончивость теряет связь с реальностью и становится откровенной ложью?

Это как с тем парнем, который, гуляя по Мэйн-стрит, видит прохожего и кидается к нему с восклицанием:

– Раппопорт! Что с тобой произошло? Раньше ты был маленьким и толстым, а теперь стал высоким и поджарым! Ты всегда так хорошо одевался, а сейчас ходишь в каком-то грязном старье! Да и лысина твоя исчезла, теперь у тебя вон какая шевелюра!

– Простите, но я не Раппопорт! – говорит прохожий.

– Так ты еще и имя сменил!

Но вернемся к нашей теме. Только ли в уклончивости виновен мистер Таунсенд, или же он применил прием описанной выше апелляции к незнанию? В последнем случае некое суждение преподносят нам как истинное лишь потому, что его ложность пока не доказана. Никто не доказал, что Усаму никогда не поймают, так что, если верить Таунсенду, мы можем считать, что однажды это произойдет. Да, это победа!

«Что, мистер Т., опять?»

Только не надо думать, что мы насмехаемся над подобной логикой! Мы от нее просто в восторге – но не сейчас.

Фрэнк Лунц, консультант Республиканской партии, написал целую книгу об уклончивой речи под названием «Слова, которые работают». Он советует политикам говорить так:

Электронный перехват а не тайное прослушивание

Изыскания в области энергетики а не бурение скважин

Упрощение налоговой системы а не налоговая реформа

Налоговые льготы а не снижение налогов

Стипендия а не образовательный ваучер

Демократы тоже не бездействуют. Лингвист-либерал Джордж Лакофф, раздраженный тем, что его партия постоянно проигрывает хитрым консерваторам, удумавшим именовать «налог на наследство» «налогом на недвижимость», попытался изобрести ответную, еще более уклончивую фразочку. Почему бы не называть политически предвзятых судей «судьями свободы»? Отличный ход, Джордж, но консерваторы все равно вне конкуренции. Нетрудно понять, почему политики готовы отваливать кучу денег за подобные рекомендации. Мы, со своей стороны, готовы предложить им несколько советов бесплатно.

Никогда не говорите:

«Моя мать убила человека топором».

«Я провел семь лет в военной тюрьме и три месяца – в реабилитационном центре для алкоголиков».

«Я начинал карьеру барменом в клубе для джентльменов».

Вместо этого говорите:

«Моя мать была специалистом по режущим предметам».

«Я получил образование в самых уважаемых в стране заведениях».

«Я всегда стремился служить людям».

Стивен Пул недавно определил туманные слова как «непроизносимое», именно так озаглавив и свою книгу. Непроизносимое касается в том числе тактики переименования политических позиций с целью замаскировать их истинные значения. Вот несколько практических примеров непроизносимого:

«Давайте заменим “на краю пропасти” на “все великолепно”»

Надпись на здании: «Клуб Hi-Hat. Стриптиз всю ночь».

Табличка у входа: «Случайная мутация или остроумный дизайн? Решайте сами!»

Я надеюсь, каждая женщина в нашей стране, согласна она с Роу или нет, принимает она одно решение или другое, может с уверенностью сказать: право на свободу выбора означает, что государство уважает личность, а разве не это главное?

– Барбара Боксер, сенатор США

Мы собираем письменные свидетельства женщин, пострадавших от аборта, женщин, убежденных, что истинные феминистки отстаивают право на жизнь, и от профессионалов, считающих, что Роу подрывает нравственные устои профессий медика и юриста

– Норма Маккорви, под псевдонимом Джейн Роу выигравшая судебное разбирательство «Роу против Уэйда» и добившаяся права на аборт, но впоследствии ставшая убежденной феминисткой и участницей движения за запрет абортов

Кто-нибудь из вас помнит, когда право на жизнь назвали запретом на аборт? И когда, интересно, право выбора приравняли к праву на аборт или, точнее, к праву на аборт по требованию?

Наверняка еще в старые добрые времена, до того, как любители усовершенствовать термины всерьез взялись за английский язык и изменили названия позиций и идей, чтобы запрятать поглубже их суть, заодно нагрузив дополнительными смыслами. В 1970-е годы борцы против абортов подняли на щит лозунг «Право на жизнь», а позднее стали называть себя «борцами за жизнь». Идея этого переименования в том, чтобы заклеймить оппонентов как «борцов против жизни», или, того лучше, как «воинов смерти». Таким образом, выбор между «борцами за жизнь» и «воинами смерти» стал напоминать вопрос: «Кем ты хочешь быть, Люком Скайуокером или Дартом Вейдером?»

Защитникам права женщины на аборт, разумеется, также понадобилось новое имя, и поскорее. И они быстренько стали «борцами за свободу выбора». В их новом наименовании, разумеется, также скрыта не называемая вслух фундаментальная для Америки ценность – свобода выбора. Быть против свободы выбора – это значит быть против Америки, ведь у нас, в конце концов, свободная страна… и все такое прочее. (К большому сожалению «борцов за свободу выбора», их самоназвание изрядно отдает потребительством, как будто вопрос, прерывать или не прерывать беременность, сродни решению о том, покупать или не покупать новый телевизор.)

Большое преимущество скрытых аргументов заключается в том, что их редко оспаривают. Скажем, все ли «борцы за жизнь» – пацифисты? Все ли они – противники смертной казни? Ни в коем случае. Так насколько последовательна их позиция? Вообще-то, она ограничивается лишь зародышами. Но такое признание делает их обычными противниками абортов.

Да и все ли «борцы за свободу выбора» ратуют за ничем не ограниченные свободы: например, свободу осушать заболоченные территории или владеть штурмовым оружием? Нет.

Тем не менее неологизмы прижились и стали общепринятыми терминами, вполне подходящими для разглагольствований телекомментаторов, участников политических дебатов и развеселых компаний, любящих почесать языки в Starbucks. И вот уже люди привычно переругиваются, бросая друг в друга эти новые выражения, прочно завоевавшие место в языке.

Стивен Пул приводит в своей книге длинный список неописуемо коварных примеров непроизносимого:

● разумный замысел вместо креационизма (как будто «разумный творец» звучит менее религиозно, чем «Создатель»)

● нарастание вместо эскалации (это не только звучит менее зловеще, но и имеет некий едва уловимый сексуальный подтекст)

● убедительные научные данные вместо… ну да, научных данных (за создание этого перла ответственны ребята из компании Philip Morris. Здесь содержится тонкий намек на то, что наука бывает разной, в том числе и неубедительной – ну, вы знаете, такой, которая утверждает, что существует связь между курением и раком).

И, наконец, один из наших любимых: предотвращение обмана избирателей вместо лишения права голоса представителей беднейших слоев и меньшинств.

 

Искусство уклончивых ответов

Как правило, к политической карьере готовятся на юридических факультетах и в школах права. Правда, есть и исключения вроде Тома Дилэя, который учился в школе по борьбе с вредителями. В юридических академиях подающих надежды демагогов учат со скрупулезной точностью из слов составлять фразы. Однако, как ни странно, чем точнее сконструированные ими фразы, тем они более уклончивы и курьезны.

Бессмысленно лишний раз упоминать о том, что экс-президент Уильям Джефферсон Клинтон был блестящим студентом факультета права в Йеле, хотя и не столь выдающимся, как его однокурсница Хиллари Родэм.

Все зависит от того, что понимать под словом «ничего».

– Президент Билл Клинтон, объясняя суду присяжных, что он не обманывал своих доверенных помощников, сказав о своих отношениях с Моникой Левински: «Между нами ничего нет»

Для начала стоит сказать, что, сколь бы игриво ни звучала фраза Клинтона, грамматически она вполне корректна. Действительно, обманывал он своих сотрудников или нет, зависит от того, употребил ли он фразу «Между нами ничего нет», подразумевая именно тот момент или некий период времени. Мистер Клинтон утверждает, что сказал «Между нами ничего нет», имея в виду, что в тот конкретный момент у них с мисс Левински не было романтических отношений.

Надпись на книге: «Билл Клинтон. Моя жизнь»

Двусмысленная шутка

«В дверь моего номера в отеле всю ночь колотилась молодая красотка! В конце концов все-таки пришлось ее выпустить».

– Дигби, дядя Дэна [5]

Потому и уловка Клинтона кажется нам смешной: она напоминает те хитрости, которые используют дети в попытках навешать лапшу на уши родителям, не прибегая при этом к откровенной лжи. «Ты сегодня хоть немного занималась физикой?» – «Конечно, мам!» Что в переводе означает: «Когда я танцевала у себя в комнате под новый клип Бейонсе, я просмотрела задание и поняла, что там ерунда какая-то». Или, чтобы быть ближе к нашей теме, возьмем студентку-второкурсницу, которая убеждает родителей, что не спит со своим бойфрендом (эвфемизмы вроде «спать с кем-то» – просто золотая жила для любителей словесных уловок).

И Билл, и подростки будут упорно утверждать, что они не лгут, а лишь уклоняются от прямых ответов. Они подменяют одно значение слова «ничего» (или «конечно», или «спать») другим, надеясь, что мы интерпретируем их слова правильным для них образом.

Джордж Бернс и Грейси Аллен построили на таких вот увертках целую телевизионную репризу:

Джордж: Откуда у тебя эти цветы?

Грейси: Я ходила в госпиталь навестить Мейбл.

Джордж: И что из этого?

Грейси: Ну ты же велел мне купить ей цветы!

Джордж: Скажи мне «Спокойной ночи!», Грейси!

Грейси: Спокойной ночи, Грейси!

Скажи «спокойной ночи», Билл!

 

Слабая аналогия

Когда другие стратегии демагогии не проходят, истинные мастера политического мошенничества вытаскивают на свет божий старый добрый аргумент по аналогии, который выглядит примерно так: «Гм, Х – это напоминает мне весьма поучительную историю об Y, на удивление похожую, так что она доказывает мою правоту насчет Х».

Разумеется, Х совсем не то, что Y, поэтому история оказывается совсем не поучительной. Специалисты-логики называют это аргументацией, исходящей из слабой аналогии.

Этот законопроект напоминает идею билля о запрещении автомобилей [поскольку они тоже убивают людей].

– Бывший член палаты представителей (и бывший владелец бизнеса по уничтожению вредителей) Том Дилэй, выступая против выдвинутого Конгрессом законопроекта, запрещающего использование канцерогенного хлордана для уничтожения термитов

Подумайте, «Аль-Каида» может протащить в эту страну ядерный заряд, спрятать его и убить 100 000 человек. Ну, ладно, мы можем восстановиться после такого удара. А вот учительские профсоюзы в нашей стране способны уничтожить целое поколение!

– Комментатор-либертарианец Нил Бурц, критикуя учительские профсоюзы в интервью программе Hannity & Colmes телеканала Fox News

Представьте себе, что идет последняя четверть футбольного матча, вы – куортербек, и ваша команда к последней четверти матча уверенно вышла вперед. Противник в отчаянии и изо всех сил пытается переиграть вас, но у него ничего не выходит. Уже второй день они никак не могут вас достать, а вам предстоит выдержать их последние атаки. И вам остается лишь набраться терпения.

– Сенатор Чак Грейсли, в ходе слушаний по вопросу о назначении Сэмюэля Алито членом Верховного суда США

Итак, смысл всего сказанного заключается в том, что слабая аналогия подобна конгрессмену, гуляющему во время грозы. Не спрашивайте, о чем это мы, – эта аналогия вам все равно ничем не поможет. Что мы, собственно, и пытаемся до вас донести.

Несколько лет назад мы начали собирать коллекцию красочных сравнений (разновидность аналогии), в которых нет никакого смысла, но зато они забавны. Вот несколько последних перлов:

● Ее художественное чутье было тонким, как у человека, способного отличить натуральное сливочное масло от самого лучшего заменителя.

● Она вошла в мой офис, как сороконожка, у которой не хватало тридцати восьми ног.

● Она питалась его соками, словно колония микробов на говядине комнатной температуры.

● Фонарь стоял, словно неодушевленный объект.

Аналогия подразумевает, что если предметы схожи по некоторым свойствам, то они схожи и во всем остальном. Но прежде, чем говорить о разнице между сильной и слабой аналогиями, следует осознать, что ни одна аналогия не совершенна по определению. Если бы идеальная аналогия существовала, это была бы уже не аналогия, а идентичность, то есть сравниваемые явления были бы схожи не по каким-то отдельным параметрам, а целиком и полностью. Так что любая аналогия в чем-то хромает, то есть несовершенна. Однако некоторые из них оказываются существенно слабее других.

Самые слабые аналогии страдают обычно одним из двух недостатков:

Подразумеваемые главные черты сходства между двумя явлениями на самом деле несущественны.

Предполагаемого сходства по другим признакам просто не следует.

Между любыми двумя объектами, как бы различны они ни были, всегда можно найти хотя бы некоторое сходство. Например, Льюис Кэрролл как-то загадал своим читателям следующую абсурдную загадку: «Чем ворон похож на письменный стол?» Смысл ее был в том, что на самом-то деле никакого сходства не существует. Однако, к великому удивлению Кэрролла, один из читателей прислал остроумный ответ: «И о том, и о другом писал По!» [6]

Вернемся к аналогии между канцерогенностью некоего пестицида для борьбы с термитами и смертельной опасностью автомобилей на наших улицах. Дилэй совершенно правильно утверждает: они схожи в том, что потенциально представляют собой смертельную опасность для людей. Однако он явно упустил статистическую вероятность смерти от одной из двух причин. Нам кажется, что дом, опрысканный хлорданом, куда более опасен, чем поток машин на улице. Кроме того, Дилэй забыл проанализировать соотношение эффективности и побочных эффектов. Здесь мы снова можем лишь догадываться, однако, по нашему мнению, если мы останемся без хлордана – пусть даже с термитами – это нанесет обществу куда меньший вред, чем если нам придется отказаться от машин. Это важнейшие различия, которые, однако, упущены в аналогии Дилэя, – несомненно, потому что не работают на его идею. Плохо, Том!

Что касается мистера Бурца, он явно хочет подвести нас к мысли, что, поскольку учительские профсоюзы способны нанести куда более серьезный урон, чем террористы с ядерным оружием, нам следует бороться с первыми еще более яростно, чем со вторыми. Этот вывод в определенных условиях имел бы право на жизнь: будь исходная посылка истинной, мы, вероятно, просто обязаны были бы запретить профсоюзы учителей. Однако на деле заявленное сходство весьма сомнительно.

ДЛЯ ОДНИХ – СЛАБАЯ АНАЛОГИЯ, ДЛЯ ДРУГИХ – ИДЕАЛ

«Мне неважно, что она – держатель для скотча. Я все равно люблю ее!»

Что же общего между слабыми аналогиями Дилэя и Бурца? Обе они слишком явно взывают к эмоциям. Дилэй пытается эксплуатировать наш страх перед тем, что, если сейчас запретить хлордан из-за губительного воздействия на здоровье людей, то в следующий раз, возможно, кто-нибудь запретит буйные пляски под рок-музыку, а затем нам – кто знает? – и вовсе не позволят вставать по утрам с постели: известно ведь, что, поднявшись утром, вы куда больше рискуете угодить под шальную пулю, чем если проваляетесь под одеялом весь день. В таком контексте запрет автомобилей вовсе не выглядит чем-то невероятным, ведь правда? И вот у вас уже есть все причины бояться ужесточения государственного контроля или, как выражаются либертарианцы, «государства-няньки».

Эмоциональный призыв Бурца еще проще: вы боитесь террористов? Тогда вы должны еще сильнее бояться учительских профсоюзов!

Что касается аналогии сенатора Грейсли, касающейся назначения нового члена Верховного суда, и его футбольных фантазий, мы можем лишь догадываться, о чем он хотел нам сказать: мы заснули еще в третьем периоде.

 

Аргумент скользкой дорожки

Сегодня сокрушенные стенания об опасности «ступить на скользкий путь» в большой моде среди политиков, премудрых экспертов, матерей и владельцев ресторанов. Это классический аргумент типа «одно тянет за собой другое, и прежде, чем вы успеете понять, что происходит, вы уже глубоко увязнете… бла-бла-бла». Самое прекрасное в этом аргументе – то, что в конце скользкого пути можно говорить что угодно, если вы придумаете сколько-нибудь правдоподобные шаги, которые должны будут привести к уготованному вами финалу.

Если Верховный суд заявит, что у вас есть право на гомосексуальные связи у себя дома и по обоюдному согласию, значит, он одобряет право на двоеженство и двоемужие, полигамию, инцест, супружеские измены. Значит, вам будет позволено делать все что угодно.

– Рик Санторум, бывший сенатор

Аргумент скользкой дорожки предполагает, что некое событие А запускает цепную реакцию, которая в конечном итоге приведет к нежелательному результату. Важно, однако, помнить, что не все подобные аргументы ошибочны, в том числе – в определенном смысле – даже тот, что привел сенатор Санторум.

Если утверждение справедливо, то событие А логически подразумевает цепную реакцию, которая в итоге приведет вас по скользкой дорожке в ущелье, кишащее волками. Сенатор Санторум рассуждает следующим образом:

1. Верховный суд считает, что право заниматься сексом в собственном доме по обоюдному согласию защищено Конституцией.

2. Если это так, то по логике законно и двоеженство. И полигамия. И инцест. И супружеские измены.

Гм. Вам не кажется, что логика у Санторума какая-то скользкая? Может быть, с исходным утверждением что-то не так? Утверждение бывшего сенатора логично только в одном случае: если единственное соображение, по которому защита любых сексуальных отношений в пределах собственного дома будет считаться конституционной, – это право каждого на частную жизнь. Вы, кстати, и без помощи Верховного суда можете сообразить, что с супружескими изменами дело обстоит именно таким образом. Это частное дело людей, достигших возраста, когда они правомочны давать согласие на половые отношения, значит, Конституция защищает их право, и все тут. Однако утверждать, что с инцестом между взрослыми все обстоит точно так же, – рискованно, если не сказать глупо. Здесь необходимо принять во внимание другие аргументы, не имеющие отношения к праву любовников на частную жизнь: к примеру, влияние этой связи на других родственников или возможность появления на свет ребенка с генетическими аномалиями. Определенно и в случае с двоеженством или полигамией также существуют вопросы помимо защиты частной жизни. Эти формы отношений включают не только секс, и даже не в первую очередь секс. Соответственно, здесь возникают проблемы, в том числе юридические, затрагивающие интересы других людей – в том числе детей, родившихся в подобной семье. Так что мы не можем выдать Санторуму пропуск в царство логически оправданных аргументов скользкой дорожки.

Не следует забывать и то, что состоятельность аргументов скользкой дорожки мы оцениваем с точки зрения не только логики, но и психологии. Однако психологические суждения здесь, как и в любом другом случае, всегда ненадежны, так что аргументы, апеллирующие к нашей психике, никогда нельзя считать определенно верными. Так или иначе, они будут подпадать под категорию «может, да, а может, и нет». Это ярко демонстрирует следующий анекдот про ресторатора из Толедо:

Двое мужчин вместе едут в купе поезда. Один из них, пожилой бизнесмен, просматривает бухгалтерские отчеты, время от времени поглядывая на золотые наручные часы «Омега». Второй, молодой человек в потертых джинсах, в какой-то момент спрашивает его:

– Не подскажете, который час?

Пожилой не отвечает.

– Простите, пожалуйста, – повторяет свою просьбу юноша. – Может быть, вы все же подскажете мне, сколько времени?

Отвернувшись от окна, бизнесмен смотрит на юношу и хмуро отвечает:

– Нет!

В раздражении юноша восклицает:

– Но позвольте! Я задал вам самый что ни на есть невинный вопрос. Почему вы не можете подсказать мне, который час?

– Если я скажу вам, который час, мне придется вступить с вами в разговор и рассказать вам о себе, – отвечает бизнесмен. – Тогда вы узнаете, что я владелец самого шикарного ресторана в Толедо, и что у меня есть незамужняя дочь-красавица. Затем вы приедете к нам в гости, влюбитесь в мою дочь и женитесь на ней…

– Ну а если бы и так? Что в этом ужасного? Я вполне достойный молодой человек.

– Возможно, – отвечает пожилой джентльмен. – Но мне не нужен зять, который не может позволить себе купить часы!

Тут каждый шаг скользкой дорожки – всего лишь догадки владельца ресторана. Например, неужели его дочь столь прекрасна, что любой юноша, едва увидев ее, тут же влюбляется без памяти? Мы этого не знаем. Честно говоря, мы ее ни разу не видели – хотя, по словам отца, она и вправду очень соблазнительна, мы впечатлены, сэр. Может быть, если бы ресторатор сказал попутчику, который час, это в конце концов и привело бы к свадьбе. Это вполне возможно. Хотя с таким же успехом ничего подобного могло не произойти. Так что, уважаемый магнат ресторанного бизнеса, не стоит делать вид, что ваша аргументация так уж убедительна и неопровержима.

Рик, тебя это тоже касается, между прочим. На твое предположение о том, что «разрешение гомосексуальных половых связей по месту жительства приведет к тому, что Верховный суд разрешит и двоеженство, и т. д.», мы можем ответить лишь – может, да, а может, и нет. Мы не знаем, что творится в душе у каждого из членов Верховного суда. Особенно если они из Толедо.

Вверх по скользкой дорожке

В своем эссе «Об убийстве» Томас де Квинси [7] писал: «Однажды поддавшись искушению убить, человек тут же задумается о разбое. От разбоя он перейдет к пьянству и нарушению Шаббата, и в результате станет грубияном и бездельником».

Эта цитата напомнила нам еще один известный анекдот:

Парочка набожных баптистов приходит к пастору местной церкви, чтобы поговорить с ним о предстоящей свадьбе: у них возникла проблема, которую они решили непременно обсудить со священником.

– Пастор! – говорит юноша. – Мы очень хотим танцевать вместе на свадьбе. Можно ли нам сделать это?

– Ни в коем случае! – восклицает пастор. – Танцы – это козни дьявола!

– Хорошо, – покорно говорит невеста, однако затем ей в голову приходит куда более важный вопрос:

– А что насчет секса? Можно ли нам заниматься сексом?

– Разумеется! – успокаивает ее пастор. – Книга Бытия, глава 1, стих 28 велит нам плодиться и размножаться.

– А можно ли нам заниматься сексом в позиции «женщина сверху»? – интересуется жених.

– Конечно, коль скоро вы будете плодиться и размножаться, – отвечает пастор.

– А на кухонном столе?

– Да где угодно!

– А если стоя?

– Ни в коем случае! – возмущенно вскрикивает пастор.

– Но почему?

– Потому что это может закончиться танцами!

 

Несуществующие различия

Будучи кандидатом в президенты, сенатор Джон Керри заявил, что выступает за право геев вступать в гражданские союзы, которые будут давать им те же права, что и гражданский брак, однако он против однополых гражданских браков. Когда репортер спросил, в чем именно заключается разница между подобным гражданским союзом и гражданским браком, Керри ответил:

Здесь есть отличие. Оно не касается прав, которые дает подобный союз. Оно касается лишь представлений американцев, которые с культурной, исторической и религиозной точек зрения имеют совершенно иной взгляд на брак.

Ну, и что это было? По сути, признав, что между гражданским союзом и гражданским браком нет никакой разницы (ибо где искать различия, если не в «правах, которые дает подобный союз»?), Керри продолжает утверждать, что на самом деле отличие есть.

Разумеется, Керри пытается нас провести. Он пытается увидеть разницу там, где ее нет, чтобы обойти непопулярную позицию поддержки «однополых браков», но при этом все же старается смягчить свою точку зрения, высказываясь за «однополые гражданские союзы». Иными словами, он использует тактику двусмысленных заявлений, популярную среди политиков еще со времен, когда Каин и Авель вели предвыборную борьбу за звание Любимого Сына.

Прием, использованный Керри, – один из старейших, рассматриваемых в этой книге: он описывает несуществующие различия. Причем делает это весьма искусно, обращаясь к столь неоспоримому авторитету, как американский народ, тем самым совершая еще одну распространенную логическую ошибку апелляции к большинству (или, как называли ее мошенники времен Римской империи, аргумент к народу – argumentum ad populum).

Один комик из ночного юмористического телешоу поделился практическими соображениями по поводу разгоревшейся полемики об однополых браках: «Если консерваторы столь решительно настроены против однополого секса, вы можете подумать, что однополые браки решат проблему!» Но это – совсем другой аргумент.

Ошибка апелляции к несуществующему различию случается, когда оратор упорно стремится использовать какое-либо конкретное слово или фразу, настаивая, что оно точнее другого, хотя в реальности значения обоих слов идентичны. Чаще всего одни слова предпочитают другим потому, что последние содержат некий эмоциональный подтекст. В нашем случае слово «союз», пусть даже обладающий всеми правами и привилегиями брака, не имеет эмоционального багажа брака, поэтому, черт с ним, давайте-ка обозначим несуществующее различие между этими двумя понятиями.

Не кто иной, как наш старый приятель сенатор Рик Санторум высказался по этому поводу куда более правдиво:

[Если] законы, принятия которых требуют штаты, предполагают предоставление каких-то льгот или нечто подобное – это одно. Но «гражданский союз», на мой вкус, звучит слишком похоже на брак .

Все верно, Рик. А звучат они похоже потому, что подразумевают одно и то же.

В попытках найти обоснование фальшивому разграничению Керри использует старый добрый аргумент к народу: оказывается, различие лежит «в представлениях американцев». Этот argumentum ad populum фактически постулирует: «Если идея, что гражданский брак и обычный брак – это разные вещи, популярна, пусть будет так». Однако использовать такие идеи не пристало человеку, потерявшему голоса избирателей.

 

Скрытое допущение

Любой политический комментатор, достойный иметь собственную программу на Fox News, знает: если требуется утаить правду, лучше всего похоронить ее. Зачем рисковать, выдавая откровенную, наглую, кричащую ложь, если можно обвести слушателей вокруг пальца, спрятав сомнительное предположение в логичном, казалось бы, утверждении? Одна из типичных предпосылок такого рода гласит: правильно с моральной точки зрения то, что естественно, поскольку так задумано матерью-природой. Вот как, к примеру, Билл О’Рейли, ведущий программы O’Reilly Factor (Фактор О’Рейли) на канале Fox News, оспаривает научные исследования, показавшие, что дети, которые растут в семьях однополых пар, не испытывают из-за этого психологических проблем:

Природа предписывает, что папа и мама – это оптимально [для взращивания и воспитания ребенка]. Почему, [если это не создает никаких психологических проблем], природа не сделала так, чтобы любой желающий мог забеременеть, просто съев кекс?

Обратите внимание на молчаливое допущение, сделанное мистером О’Рейли: определенный природой порядок вещей оптимален во всех отношениях. Но тот факт, что природа требует участия мужчины и женщины в зачатии ребенка, вовсе не означает, что такая же комбинация оптимальна для его воспитания. Если следовать логике О’Рейли, то, чтобы согреться в холодный зимний день, лучше бегать по сугробам в костюме Адама, чем потеплее одеться. Ведь мать-природа почему-то не произвела нас на свет в ладно скроенных пиджаках! И даже любимую самим О’Рейли одежду из овечьей шерсти она не захотела нам предоставить. Кстати, не можем не спросить: действительно ли использование массажной варежки в любовной прелюдии – метод, подсказанный природой?

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ БАГАЖ

«С нашим браком ничего не случилось, но угроза однополого брака безнадежно подорвала институт семьи»

 

Натуралистическая ошибка

Эта особая разновидность скрытого допущения встречается столь часто, что даже получила собственное имя – натуралистическая ошибка, или апелляция к природе. Это утверждение, что то или иное хорошо и правильно, поскольку соответствует природе, или, напротив, дурно и недопустимо, поскольку неестественно. Не всегда скрываемая идея в основе этого допущения гласит, что мать-природа демонстрирует нам лучший из возможных способов действия. К примеру, из Нью-Йорка в Лос-Анджелес удобнее всего добираться пешком, не так ли? (Кстати, забавный факт: когда был изобретен самолет, находились люди, утверждавшие, что если бы Господь хотел дать людям способность летать, он бы даровал им крылья или, на худой конец, стюардесс).

Прелесть выявления скрытых допущений в том, что, если вам это удается, вся логическая конструкция обычно рушится как карточный домик. Если мы разложим по полочкам доводы мистера О’Рейли, получится следующее:

1. То, что диктует нам природа, прекрасно во всех отношениях.

2. Природа решила, что зачать ребенка могут лишь мужчина и женщина.

3. Поэтому именно мужчина и женщина наилучшим образом могут вырастить и воспитать ребенка.

Теперь, когда аргументы представлены полностью, мы ясно видим, что скрытое предположение, будто путь, предложенный природой, всегда лучший, весьма нелепо.

Не будем комментировать интимную фантазию мистера О’Рейли насчет беременности от кекса. Ведь мы придерживаемся иной позиции – живи и давай жить другим.

 

Как направить дискуссию в нужное русло

Любой человек, когда-либо участвовавший в школьных дебатах, знает, как важно направлять дискуссию, обсуждая лишь вопросы, относящиеся к теме, и отбрасывая все ненужное. Однако в наши дни это понятие обычно означает «устроить все так, чтобы обсуждалось лишь то, что подкрепляет вашу позицию». Знаете, мы в беде, когда сам язык, используемый для описания процесса непредвзятой дискуссии, полон двусмысленностей, призванных заранее обеспечить использование всяческих уверток в ходе дискуссии:

В рамках дебатов не следует обсуждать всплеск активности военных действий и их подробности. Также не следует говорить о нынешней иракской войне, сделанных ошибках и возможности военной победы. Если мы позволим демократам втянуть нас в дискуссию об активизации военных действий и сегодняшней ситуации в Ираке, мы проиграем.

– Отрывок из записки сенаторов Джона Шадегга (Аризона) и Питера Хоукстры (Мичиган), посвященной предстоящему обсуждению резолюции парламента «Осуждение решения президента от 10 января 2007 г. о развертывании в Ираке дополнительного контингента в 20 000 американских солдат» (цитируется по интернет-бюллетеню Think Progress)

Подобные правила низводят дискуссию до наномасштабов!

Сама резолюция за номером 63 может считаться образчиком краткости:

1. Конгресс и американский народ поддерживали и будут поддерживать военнослужащих Вооруженных сил США, которые достойно и храбро исполняют свой долг в Ираке.

2. года об отправке в Ирак дополнительного контингента численностью в 20 000 американских военнослужащих.

В этот текст уже встроена некоторая переоценка. Сначала республиканцы попытались преподнести резолюцию таким образом, чтобы выпятить нежелание демократов поддержать американские войска. Но затем демократы перехватили формулировку и повернули ее против них, добавив первый пункт.

Таким образом, республиканцам остался для обсуждения лишь пункт номер два, критикующий расширение военных действий. Военная хитрость, предложенная сенаторами Шадеггом и Хоукстрой, бесподобна в своей дерзости: они решили повернуть обсуждение таким образом, чтобы темы для дискуссии вообще не осталось. Вот урок для всех и для каждого: изобретая формулировки, мыслите дерзко!

Устанавливаем рамки: несколько идей о том, как задать направление разговора

1. Для бесед с супругой(-ом): «Разумеется, дорогая(-ой), нам следует обсудить наши отношения. Но давай условимся: мои измены, наша сексуальная жизнь, доверие, деньги, собственность и взаимная поддержка не имеют к этому разговору никакого отношения».

2. Для бесед с подчиненными: «Боб, цель этой встречи – обсудить, как вы выполняете свои обязанности. Только не надо говорить о ваших заслугах перед фирмой и тому подобном: честно говоря, компания вовсе не жаждет дать вам заслуженную прибавку к зарплате».

3. Для выступления в суде: «Ваша честь, единственный вопрос, который должен сегодня решить суд, – какого именно срока заслуживает обвиняемый. И хотя адвокат защиты пытается обсудить возможность того, что подсудимый невиновен, если обсуждение двинется по этой скользкой тропинке, государство проиграет!

ДАННОЕ ПРИРОДОЙ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Подписи к картинкам (слева направо):

«Рыбам дано плавать»,

«Птицам дано летать»,

«Мне предназначено любить одного-единственного человека до самой моей смерти»

 

Остроумие в риторике

Чтобы закончить эту главу на позитивной ноте, мы должны сообщить вам, что у языка есть одно свойство, которое обращает дьявольские уловки на службу ангелам. Это остроумие.

Я заявляю: если бы это было правдой, генерал Пинкни оставил бы всех себе, отказавшись отдать мне мою парочку!

– Президент Джон Адамс в ответ на пущенный в 1798 году слух о том, что он отправил Пинкни в Англию, чтобы тот привез оттуда четырех высокопрофессиональных девиц легкого поведения – по две на каждого из них.

Крикун из толпы [кандидату в президенты Элу Смиту на выборах 1928 года]: «Давай, Эл, не стесняйся, расскажи им все что знаешь! Это не займет много времени!»

Эл Смит: «Если я расскажу им все, что знаем мы с тобой на пару, это займет ничуть не больше времени!»

ДЖЕК, НЕ ПОКУПАЙ НИ ЕДИНОГО ГОЛОСА СВЕРХ НЕОБХОДИМОГО! ЕСЛИ МНЕ ПРИДЕТСЯ ПЛАТИТЬ ЗА ПОБЕДУ С БОЛЬШИМ ПЕРЕВЕСОМ, МНЕ КОНЕЦ!

– Кандидат в президенты Джон Кеннеди, якобы зачитывая телеграмму от отца, Джозефа Кеннеди, в ответ на слухи о том, что тот собирается «купить выборы».

Но, увы, времена меняются:

Иди в ж__у!

– Вице-президент Дик Чейни – сенатору Патрику Лейхи в ответ на обвинения в содействии компании Halliburton в получении выгодных военных контрактов

Что тут можно сказать? Только то, что мы невыразимо тоскуем по эпохе, когда еще не наступил конец ораторского остроумия.