Никогда еще Грег не получал такого удовольствия, планируя свои сюрпризы.

Обычно в его распоряжении был только один человек, которого он мог удивить. В случае с Линн он получил многочисленную аудиторию, которая позволяла ему выбирать варианты реализации своих потенциальных возможностей. И он будет это делать, будет. Как раз сегодня он продумал детали того, что сделает во время следующего своего визита к ней.

Он вовсе не собирался прощаться с Линн.

Как правило, он расставался с ними на этом этапе. Он получал свое вознаграждение, и в будущем вряд ли могло произойти что-то, способное привлечь его интерес и внимание.

Правда, в некоторых случаях он расставался с ними раньше, в очередной раз убеждаясь, что на свете живут более сумасшедшие люди, чем он предполагал. Иногда он или она вбивали в свою пустую голову, что его подарки и шутки являются подтверждением истинной любовной связи… они были похожи на собак, которые настолько глупы, что не видят, что брошенная им филейная часть изъедена червями.

Несколько раз Грегу довелось пожалеть, что свои любовные игры он организует сам и только для себя: порой возникало желание, чтобы кто-то еще мог разделить с ним радость от очередной шутки.

Он помнил темноглазую олениху: длинные ноги, маленькое личико, что и толкнуло его дать ей такое любовное имя — Тина. Ласковая и нетребовательная. Он впервые встретил ее в Студио-сити, в кафе, где она сидела за его спиной, а он словно прослушивал радиоспектакль.

Лакомясь копченой лососиной, он, от нечего делать, прислушивался к ее разговору с мужем. Точнее, к тому, что говорил ее муж; слышно было только его, а Тина изредка издавала звуки, выражающие восхищение и внимание.

Однако, дожидаясь кофе, Грег начал слушать более внимательно, заинтересовавшись происходящим. Муж Тины — его звали Джереми — выпил уже три или четыре рюмки водки и развлекался. Джереми добивался того, чтобы Тина закончила этот ужин признанием за собой некоего воображаемого преступления, за которое он получал возможность наброситься на нее. То, что проделывал Джереми для того, чтобы загнать ее в ловушку, было достойно похвалы.

Самому Грегу никогда не требовалось опускаться до подобной тактики. Она была для середнячка, продолжающего почетную традицию, начатую его отцом и дедом. Но это вовсе не означало, что он не был способен оценить прелесть того, чему он стал свидетелем; так истинный гурман время от времени наслаждается хорошим гамбургером.

Грег уже предвкушал десерт, когда Джереми привел Тину в нужное состояние. Мужчина рассказал ей какую-то бессвязную запутанную историю, а затем, когда она начала задавать вопросы, обвинил ее в том, что она не обращает на него внимания… а потом перешел в нападение.

— Ты меня не слушала. Ты никогда не слушаешь, — прошипел Джереми.

— Я слушала. Я это всегда делаю.

— Черт побери, ты думаешь только о себе. Все должно вертеться вокруг тебя. Я устал слушать твой вонючий вздор.

— Перестань вопить…

— Не смей, черт возьми, указывать мне, что делать!

Неожиданно Грега осенило. Он мог превратить эту маленькую пьесу в настоящий живой спектакль.

Он положил деньги на стол и вышел из своей кабинки. Он зашел в их кабинку и посмотрел на них сверху вниз: Джереми развалился на стуле, физиономия его была красного цвета, Тина храбро скрестила руки на груди, но подбородок ее дрожал.

Грег нежно сказал Тине:

— Я невольно подслушал ваш разговор. Позвольте мне вызвать для вас такси.

— Кто, черт возьми, ты? — зашипел Джереми.

— Заткнись, — сказал Грег. — Ты специально дразнишь эту женщину. Если ты такой крутой, найди себе более подходящий объект для третирования. — Грег дотронулся до плеча Тины. — Вы не должны это терпеть. Можете уйти отсюда со мной.

Она не захотела ехать домой, в тот дом, который она делила с Джереми, поэтому Грег снял комнату в мотеле и просидел там с ней полночи, просто держа ее за руку и смотря по телевизору старые фильмы, пока она не заснула, положив голову ему на грудь.

* * *

Победа над ней далась ему на удивление легко. Тина развелась с Джереми, сняла для себя квартиру, а затем спрашивала его совета по каждому вопросу обстановки и внутренней отделки. Для завершения Акта третьего этой пьесы Грег, возродив Тину к новой жизни, постепенно загнал ее в ту же ловушку, которую расставлял ей Джереми, сделав это, конечно, более тонко; но это было настолько легко, что принесло ему больше раздражения, чем радости.

Он начал сочувствовать Джереми.

* * *

По Джереми она не скучала, но к нему, вспомнил Грег, прилипла как банный лист. Что бы он ее ни просил, она только старалась еще больше угодить ему. Ей безумно нравилась татуировка; она сделала бы еще одну на поджелудочной железе, попроси он об этом. Ни одно требование не казалось ей слишком необоснованным, ни один половой акт не был для нее слишком унизительным. Она была готова мыть Пол по три раза на день, перевешивать все вещи в своем шкафу, возбуждать и удовлетворять его под столом в китайском ресторане.

Даже после того, как он порвал с ней, он не мог от нее избавиться. Что бы он ей ни посылал, ни писал, ни делал, она все принимала как должное. Она не давала ему спокойно жить; вечера и уик-энды она проводила в поездках на машине, разыскивая его по всему Лос-Анджелесу.

Раза два она находила его, давая тем самым интересный материал для расширения его опыта. Никогда еще он сам не становился объектом подобных действий.

Но ведь это и было отличительной особенностью истинного искателя приключений, не так ли? Приветствовать и смаковать сложности, вызванные чем-то непредвиденным.

* * *

Затем был Авель, его попутчик по дороге из Сакраменто в Сан-Диего — Грег дал ему это имя за его удивительную преданность.

Грег летел первым классом, привилегия, подаренная ему той работой, которой он тогда занимался, и, пребывая в праздничном настроении, он с удовольствием выпил шампанского, которое струилось словно…

— Шампанское, — подсказал сидящий рядом лысеющий мужчина, и они оба громко расхохотались.

Они представились друг другу; Грег вручил ему одну из своих многочисленных визитных карточек, с именем Этана Ричардса из Сакраменто — визитку, которую он недавно получил от настоящего Этана, торговца каменными плитами. С ним он познакомился в холле отеля «Марриотт».

Авель был одет в спортивный пиджак — и глаза его были подведены косметическим карандашом. Когда, после омара и еще некоторого количества шампанского, он предложил пройти в туалет и выкурить на двоих сигарету с марихуаной, Грег согласился… и с интересом наблюдал, как Авель отключил детектор дыма, зажег сигарету и, после того как они выкурили ее, сбросил с себя пиджак, а затем и все остальное.

В течение недели Грег встречался с Авелем по вечерам. Затем, когда его работа подошла к концу, он выкроил время для небольшого развлечения, выражавшегося том, что он посылал на работу Авелю подарки: самые эротические мужские журналы и т. д.

Но Авель, так же как и Тина, был непробиваем.

Вернувшись домой в Лос-Анджелес, Грег продолжал читать в газетах зашифрованные объявления: «ЭТАНУ» — «АВЕЛЬ» СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СВЯЖИСЬ СО МНОЙ. Его следующая работа снова привела его в Сакраменто, и он наткнулся на Авеля в «Марриотте», так как тот в свое время видел у него спичечный коробок из этого отеля.

И снова Трег поддался течению событий, используя ситуацию для своей пользы. Он позволил Авелю думать, что они снова вместе, дал ему ощущение полета, а затем быстро перекрыл этот поток благодати еще одной плотиной из по-настоящему дьявольских шуток.

Никто не мог сказать, что ему был чужд экспромт.

* * *

Последовавший за Днем благодарения четверг был облачным и ненастным: ветер раскачивал уличные фонари и разносил по городу песок, который нельзя было увидеть, но который скрипел на зубах.

Линн открыла замок своей входной двери. Она из последних сил сдерживала свое напряжение. Казалось, каждый день приносил новую тяжесть, не уменьшая уже накопленной. Она все время думала о Греге, о том, что он сделает в следующий раз. Гадала, что думают о ней окружающие.

Анджела советовала ей больше тренироваться. Казалось, она была довольна тем, что Линн начала посещать ее клуб, но слишком активно старалась руководить тем, что там делала Линн. Именно это плюс ее повышенная бдительность по охране покоя Лоуренса привели к тому, что Линн стала избегать ее.

Но она сделала то, что просила Анджела. Бубу ничего не знал о фотографии. Его давление держалось в норме.

Линн закрыла за собой дверь, вывалила на журнальный столик целую охапку почты и опустилась на софу.

Ветер яростно стучался в дверь, ведущую на террасу.

Ей захотелось туда выйти; стихия всегда вызывала у нее желание встретиться с ней лицом к лицу, почувствовать ее на своей коже, посмотреть, что она сделала с портом.

Но она слишком устала.

Она села и принялась просматривать почту. Среди писем и рекламных буклетов ей попался конверт из плотной коричневой бумаги. Она отнесла его на кухню и вскрыла с помощью ножа.

И так и застыла около кухонного стола, не в силах двинуться с места.

Это была та же самая фотография, которую получил каждый работающий на Третьем канале, но в эту были внесены изменения. На месте сосков были красные кровавые дыры. Нож для разделки мяса был воткнут в промежность, и с простыней с голубыми колокольчиками на ковер капала кровь.

Что-то случилось с ее мышцами. Она захотела бросить эту отвратительную фотографию, но не могла. Она продолжала держать ее, не в силах отвести взгляд, прикасаясь к каплям крови…

Неожиданно ее руки снова обрели подвижность Она отшвырнула снимок и наступила на него, втирая сапогами в пол.

На минуту в ней проснулся прагматизм, и она подумала, не уничтожает ли предмет, который может стать уликой для обвинения. Но еще более разумный внутренний голос ответил, что вряд ли ей так повезет.

Снаружи усилился шум ветра, со свистом проносящегося вдоль террас. Этот звук больше уже не был дружелюбным и очаровывающим.

Она постаралась подавить в себе страх. Если бы не это героическое усилие, она бы уже рыдала.

Но чувство паники не оставляло ее.

Лучше всего будет позвонить Майку.

Она перенесла телефон на диван, набрала номер полицейского участка и услышала короткие гудки.

Занято?

Она, наверное, неправильно набрала номер.

Она попробовала снова, затем еще два раза. Теперь была занята сама линия.

Ее охватила паника. Она чувствовала ее присутствие в странных местах: под языком, в подмышках.

Она еще раз набрала номер. Услышала короткие гудки и нажала кнопку повторного набора.

Неожиданно погас свет.

Она вскрикнула и вскочила, ударившись коленкой о журнальный стол. Она побежала к двери, распахнула ее и увидела темный коридор, затем бросилась обратно в квартиру за пальто, двигаясь с максимальной быстротой и пользуясь руками как антеннами.

Лифт не работал. Она в последний раз метнулась в квартиру, чтобы схватить зонтик. Она ощупью спустилась по ступенькам, размахивая перед собой зонтом, как это делают слепые; зонт казался ей в эту минуту единственным средством защиты.

Толкнув дверь, ведущую с лестницы в вестибюль здания, она увидела благословенный свет — это были уличные фонари! Она бросилась к двери и рывком распахнула ее, буквально упав в объятия ветра и нормальной реальности.

* * *

— Это все из-за погоды, — сказал Майк. — По всему городу перебои в подаче электроэнергии. Где вы? Куда я звоню?

— Я у Кары. Я приехала сюда на такси. Майк, я не могла дозвониться даже до полицейского участка!

— Это понятно; все туда звонят в такой вечер. Вы — не единственная, кто впадает в панику.

— Но я — единственная, у кого отключается свет в тот вечер, когда приходит по почте полная злобы вещь от больного, порочного…

— Линн! — прервал он. — Вы должны успокоиться. Когда вы начинаете нервничать, этим вы только помогаете ему. — Послышался звуковой сигнал. — Мой цыпленок готов. Подождите секунду.

Ники смотрел на Линн. Она протянула руку и погладила ему голову.

Вернулся Майк.

— Я собираюсь поесть. Я сегодня работал с семи до семи и просто умираю от голода.

Линн спросила:

— Вы не могли бы прислать полицейского, чтобы он осмотрел мою квартиру?

— Сегодня вечером? Вы шутите?

— Нет, я не шучу. Я хочу быть уверена, что энергосистема не была повреждена умышленно.

— С ней произошло то же самое, что происходит сегодня вечером со всеми. По всему городу целые кварталы погружены в темноту. Очень жаль, что это проклятое письмо пришло именно сегодня, но это всего лишь совпадение. Позвольте дать вам один совет.

— Какой?

— Сделайте вид, что вас это совершенно не волнует. Если хотите, переночуйте сегодня у Кары, но, начиная с завтрашнего дня, ведите себя так, словно в вашей жизни не происходит ничего ужасного.

Ники ткнулся в нее носом, но Линн пыталась сосредоточиться на словах Майка.

— Но это же будет просто отказом от борьбы?

— Этот способ срабатывает. Это дает преимущество вам, а не ему. Мы говорим об этом всем жертвам. Вы не можете контролировать его поступки, но вы можете следить за своей реакцией на них. И чем увереннее вы это сделаете, тем будет лучше. Взять себя в руки — это именно то, Линн, что вам сейчас необходимо. Достаточно фантазий на тему о том, как этот выродок мчится через всю страну на Восточное побережье, чтобы отключить у вас электричество.

* * *

— Возможно, я делаю что-то не так, — сказала Линн Элизабет Вейл. — Одна из основных причин, по которым я вступила в клуб, — это желание снять стресс. Но, похоже, это у меня плохо получается.

Они сидели напротив друг друга за столом в офисе для собеседований. Элизабет встала, достала тонометр и обернула манжету вокруг руки Линн.

— Сто десять на семьдесят. Нормально, — сказала Элизабет. — Когда вы в последний раз проходили полное медицинское обследование?

— Около года назад. Я не больна. Я завожусь по любому поводу и не могу отойти. У меня страшные головные боли…

— Вы делаете растяжку до и после тренировок?

— Обычно я об этом забываю.

Элизабет встала:

— Давайте спустимся вниз.

Она провела Линн в массажный кабинет. В нем были стены персикового цвета и мягкое напольное покрытие, неяркое освещение. В центре стоял обитый дерматином стол, покрытый чистой простыней; в комнате пахло туалетным мылом.

Элизабет повращала ручку настройки на приемнике, подбирая мелодию.

— Весенний лес? Нет, думаю, лучше водопад, — сказала она, и звуки нежных всплесков наполнили комнату.

Она уложила Линн на стол. Следующие полчаса Элизабет тянула, давила и вращала каждую часть ее тела. Она занималась шеей Линн, откуда брали начало головные боли, и особое внимание уделила верхней части спины и плечам.

— Вы чувствуете боль в голове и шее, но зарождается она здесь, — говорила Элизабет своим спокойным голосом. — Плохой день на работе заполняет этот треугольник в верхней части спины напряжением. Напряжение, по мере накопления, образует болевые узлы. Для многих людей это заканчивается судорогами; у вас же начинается головная боль.

Слушая объяснения, звучащие под тихий плеск, Линн думала о том, как бы ей хотелось, чтобы трудности на работе были единственной причиной ее напряжения.

К концу сеанса она действительно почувствовала себя лучше.

— Впервые за последние три дня мне не кажется, что я тащу на спине громадный рюкзак.

— Показать вам упражнения, которые вы можете делать прямо в офисе, чтобы снять нарастающее напряжение?

— Да. Жаль, что вы не работаете на дому у клиентов.

— Иногда работаю.

— Правда?

— Только с определенными клиентами.

— Итак, — сказала Линн, — если человек не может прийти сюда, вы можете приехать нему домой или в офис?

— Для вас или Бернадин я бы смогла.

— Спасибо.

Элизабет пожала плечами:

— Вы обе можете быть полезными для меня. Вы делаете мне рекламу. Давайте говорить начистоту: у вас прекрасные фигуры, вы обе в хорошей физической форме, а все знают, что систему упражнений для вас разработала я. Когда наступит время и я открою свой собственный клуб, мне бы хотелось, чтобы такие женщины, как вы и Бернадин, записались в него — и привели своих подруг.

* * *

Фотографии умерших девочек были приколоты булавками к пробковой доске в кабинете Линн.

Этот монтаж был сделан для ролика, анонсирующего это шоу. Эти лица западали в память: пять миловидных девочек-подростков с носами-пуговками и взбитыми волосами, которые забеременели, не захотели сказать об этом — и умерли.

Линн откинулась на спинку стула и посмотрела по очереди на каждую. Она изучала их лица в течение нескольких недель. Она знала, у кого над бровью есть родинка и чья улыбка приоткрывает неправильный прикус.

Пять девочек; пять матерей и пять отцов, готовых отдать любую часть своего тела, чтобы время повернулось вспять и подарило им возможность дать их дочерям совет и утешение.

Через два часа все родители соберутся в ее студии, чтобы рассказать свои печальные истории зрителям во всех концах страны.

— Нервничаешь? — спросила Кара, заходя с двумя чашками кофе в руках.

— Да.

Кара коснулась рукава Линн:

— Ты выглядишь великолепно.

— Правда? — Линн встала, чтобы продемонстрировать все платье, сшитое из белоснежного шерстяного крепа, с высоким воротником, который обрамлял ее лицо. — Я берегла его для сегодняшнего дня. Надеюсь, что шоу пройдет хорошо. Должно пройти. Тема очень важная, она не может не заинтересовать. Родители — очень впечатляющи. Не возможно не пожалеть этих девочек. Нас увидят в двадцати двух городах. А я даже еще не успела пролить на себя кофе.

* * *

Шоу продолжалось уже тринадцать минут, когда Деннис, наблюдавший за ним из аппаратной, сказал:

— Что это, черт побери?

Кара посмотрела на Линн, которая в этот момент шла по съемочной площадке с микрофоном в руке. Глаза у Кары округлились. Спина белоснежного платья Линн была вымазана чем-то, очень похожим на кровь.

— Перерыв! — сказала Кара режиссеру.

— Но…

— Немедленно прервите передачу! Уберите ее из кадра!

Мониторы переключили на рекламу, и Кара бросилась бегом на съемочную площадку. Работавшие там люди столпились вокруг Линн, которая только сейчас начала понимать причину этой суматохи. Кара быстро повела ее в свободную гардеробную.

— Это невероятно! — сказала Линн. — Как я могла — у меня даже нет менструации!

— Откуда же тогда это? Может быть мне стоит вызвать скорую помощь?

— Нет! Я хочу вернуться на съемочную площадку. Мне срочно необходимо другое платье.

Кара выбежала, встретила Пэм, послала ее в офис Линн за чистой одеждой и собралась бежать обратно к Линн. Но ее остановил Деннис.

— Нет, — сказал он, когда она ему все рассказала. — Линн не двинется с места, пока ее не осмотрит врач. Шоу отменяется. Пусть запустят «Лучшие из шоу» и сообщат, чтобы ждали дальнейших включений.

* * *

Грег включил телевизор раньше времени. Дурацкая реклама — новый, улучшенный «Тайд» и смесь для выпечки печенья. Вздор для домашних хозяек.

Это лишний раз напомнило ему, что его Звезда играет совсем в другой лиге.

На экране появился анонс шоу, посвященного проблеме абортов: «Вы увидите все это в шоу Линн Марчетт через пятнадцать минут!» — который он видел уже не один раз.

Он прекрасно помнил, с какой гордостью Линн и Кара обсуждали эту программу, как радовались тому, что их увидят в Чикаго, Лос-Анджелесе, Майами и ля-ля-ля.

Он сидел на вращающемся стуле в своей гостиной; все его внимание было приковано к экрану телевизора. Он не хотел пропустить ни секунды из этой передачи.

Шоу началось. Представили родителей; показали фотографии девочек.

У Грега пересохло во рту. Ему нужен был глоток воды. Он все равно ничего не увидит, прежде чем Линн сядет на свое место, а она никогда не делает этого до окончания первой части, но он прибавил громкость и на всякий случай проделал путь из комнаты на кухню и обратно бегом.

Вернувшись на свое место, он выпил воду. Он весь напрягся, когда Линн села.

Ничего.

Неужели его шутка провалилась?

Зазвонил телефон, и он топнул ногой от злости.

Он хотел включить автоответчик, но потом решил снять трубку.

— Мистер Сэллинджер? У вас наверху ужасно шумно.

Он скривился, услышав скрипучий старушечий голос, который всегда раздражал его, а сейчас просто сводил с ума.

— Извините, миссис Минот. Я учту.

Она продолжала что-то говорить, но он повесил трубку. Ничего, он потом успокоит ее.

Он снова убавил звук, затем посмотрел на часы. Они были в эфире уже девять минут.

Если он вскоре ничего не увидит, ему придется допустить мысль, что они вовремя разгадали его трюк.

Но как? Все же было так просто и надежно. Никто и никогда не садится на место ведущей, кроме Линн.

А капсулы были так же невидимы, как и хороши в действии.

Одиннадцать минут. Он сжал подлокотники.

Он заметил, что непроизвольно затаил дыхание и медленно выпустил воздух из легких.

Он встал со стула и начал мерить шагами ковер, оставляя глубокий след в желто-золотистом ворсе. Он ходил тихо и старался избегать тех мест, где пол не был прикрыт ковром; меньше всего ему хотелось, чтобы миссис Минот позвонила в его звездный час. Красный час.

В конце концов он плюхнулся прямо на ковер перед телевизором — так близко, что мог различить тонкие линии, составляющие изображение. Его глаза заболели от яркости, словно он, не отрываясь, смотрел на солнце, окутанное легкой дымкой.

Линн показала на микрофон, взяла его себе и большими шагами начала пересекать съемочную площадку, повернувшись спиной к камере — и тут он увидел то, чего так долго ждал. Он забыл о том, что краска проявляется только через несколько минут. Все платье Линн на спине было темно-красного цвета!

Отключили звук, потом изображение. Появилась заставка шоу Линн Марчетт. Потом началась реклама.

Еще два рекламных ролика, затем три музыкальных клипа. После этого голос диктора: «Программа, назначенная на это время, откладывается. Пожалуйста, оставайтесь на нашем канале, в ближайшие минуты вы увидите программу „Лучшие из шоу Линн Марчетт“».

— Победа! — закричал Грег, вскакивая с места. Он забарабанил кулаками по телевизору. Он танцевал на ковре, аплодируя самому себе, прошелся в танце на кухню и обратно.

Он представил видеорежиссерскую аппаратную Третьего канала. Он расхохотался, нарисовав в своем воображении Линн, Кару и всех остальных.

Он все еще продолжал смеяться, когда, танцуя, подошел к зазвонившему телефону, чтобы успокоить миссис Миног.

* * *

— Как это может быть не противозаконным? — спросила Линн.

— Он сорвал важное и дорогостоящее шоу, идущее в прямом эфире!

— Один только ваш шеф говорил об этом пятнадцать раз, — сказал Майк, глядя на дверь в офисе Линн, через которую только что ушли Деннис и Кара. — Говорю вам еще раз. Я не знаю, где он достал капсулы для пометки денег, но, даже если он и украл их, официально из этого нельзя извлечь большой пользы. Этот трюк в компетенции гражданских служб, а не полиции.

Линн потерла глаза.

Майк смотрел на нее. Ее опущенные плечи говорили о том напряжении, которое она испытывала. Ее кожа напоминала молоко, с которого сняли сливки.

Он с удивлением понял, что в какой-то части его существа возникло желание дотронуться до ее плеч, сжать ее руку, облегчить ее страдания.

— Деннис говорил о том, чтобы нанять частных сыщиков, — сказала Линн.

— Чтобы делать что? В данном случае ничего больше сделать нельзя.

— Он это знает. Он решил отказаться от этой затеи. И пока он не хочет придавать эту историю огласке. Но собирается усилить охрану.

Майк спросил:

— Откуда Грег узнал, что именно это шоу надо испортить?

— О, я сама сообщила ему об этом. Он заводил со мной разговоры о моей работе, и я выдала ему всю нужную информацию о том, какие шоу важны для меня и какие должны проводиться на Западном побережье. Это шоу я описала ему в деталях. Я так гордилась тем, что родители доверяют мне.

— Как вы думаете, каким образом он проник сюда?

— Я согласна с Карой. Он сделал дубликат ее ключей, когда она впустила его в студию — или еще раньше воспользовался для этого моими ключами. В этом я тоже очень ему помогла. На всех моих ключах есть бирки.

Майк направился к двери:

— Похоже, он поставил своей целью разрушить вашу карьеру. Он не может быть профессионалом, работающим на телевидении?

— Думаю, я бы догадалась об этом. Хотя, может и нет. Сейчас я так многого не понимаю.