В районе Чисмены бригада восемь суток находилась в резерве Западного фронта. На новое место мы прибыли без мотострелкового батальона: по приказу командования фронта он был выделен на помощь частям, сражавшимся под Наро-Фоминском. Прибыл батальон позднее. Возглавил его старший лейтенант И. М. Передерни, а комиссаром к нему был назначен лейтенант К. С. Большаков.

Но и находясь в резерве, бригада частью сил продолжала вести боевые действия. 19–20 октября три танка, переданные в распоряжение штаба 16-й армии генерала Рокоссовского, прикрывали звенигородское направление. Юго-западнее Звенигорода, в районе Палыцино – Колюбакино, произошел встречный бой экипажей танков Лугового, Евтушенко и Тимофеева с танками противника. В ходе боя гитлеровцам удалось поджечь две наши машины. Но и сами они понесли тяжелые потери: 250 человек мотопехоты, танк, 2 орудия и 30 повозок.

На окраине Пальцино к танку Евтушенко, отчаянно жестикулируя, подбежал подросток.

– В чем дело? – спросил Евтушенко, заглушив мотор и открыв люк.

Сбиваясь и торопясь, мальчишка рассказал, что в одной из изб собралось много немецких «начальников». Евтушенко посадил мальчика в танк, чтобы тот показал дорогу. Незаметно подъехав к указанному дому, Евтушенко выпустил несколько снарядов. Изба рухнула, погребя немецких офицеров.

29 октября наша бригада наконец получила приказ штаба фронта – выйти в район станции Чисмена, восточнее Волоколамска, в полосу обороны 16-й армии К. К. Рокоссовского, в подчинение которого мы и передавались.

В нашу задачу входило оборонять рубеж к северу от шоссе Волоколамск-Москва, проходивший через села Моисеевка, Ченцы, Большое Никольское, Тетерино, разъезд Дубосеково, вместе с частями 316-й стрелковой дивизии генерал-майора И. В. Панфилова и кавалерийской группой генерал-майора Л. М. Доватора.

Во второй половине октября здесь сложилось угрожающее положение. Именно в этом районе гитлеровское командование стремилось прорвать оборону Западного фронта и выйти к Истринскому водохранилищу, а затем на ближние подступы к столице. Реализация этого замысла грозила бы войскам 16-й армии окружением.

Впоследствии на основании данных разведки и опроса пленных было установлено, что в состав немецкой группировки на волоколамском направлении входили четыре танковые, одна моторизованная и две пехотные дивизии 4-й танковой группы. Плюс к этому на теряево-клинском направлении действовали еще две дивизии 3-й танковой группы.

Сразу же по прибытии на указанный рубеж я получил приказ из штаба армии, в котором говорилось, что противник на нашем участке готовит решительное наступление.

Вместе с начальником штаба разработали подробный план организации обороны. Прибывшие наконец-то мотострелки отрыли окопы полного профиля, оборудовали ложный передний край, подготовили группы истребителей танков. Боевые машины укрыли в засадах.

Люди работали под проливным дождем днем и ночью. Проверяя с комиссаром Бойко ход оборонительных работ, мы обращали особое внимание на то, чтобы солдаты делали в траншеях стоки для отвода воды.

Работы шли полным ходом. Противника ждали несколько минных полей, десятки завалов, фугасы. Десять закопанных танков усиливали противотанковую оборону и были в готовности к проведению контратак.

Я связался с генералами И. В. Панфиловым и Л. М. Доватором. Мы организовали взаимодействие и обменялись офицерами связи. Не раз мы встречались с Панфиловым и Доватором на моем КП в Чисмене, тщательно изучали все возможные варианты наступления противника. Иван Васильевич произвел на меня большое впечатление. Немногословный, энергичный человек, он был волевым командиром, прекрасно разбирающимся в сложной боевой обстановке. Лев Михайлович Доватор удивил меня своей молодостью. В кубанке и неизменной бурке он выглядел настоящим лихим кавалеристом. Да так оно и было: незадолго до нашей встречи ему удалось без существенных потерь вывести свой корпус из окружения.

Панфилов и Доватор попросили выделить на их участки по нескольку танков. Хотя у меня самого каждая машина была на счету (всего в бригаде было 15 танков: 2 тяжелых, 7 средних и 6 легких), все же во имя общих интересов пришлось расставить и на их участках танковые засады.

316-я стрелковая дивизия обороняла рубеж Малеевка – Ченцы – Большое Никольское – Тетерино. Заняв Волоколамск, немцы готовили удар по правому флангу дивизии и для этой цели сосредоточили свои силы в деревне Калистово, северо-восточнее Волоколамска. Панфилов решил нанести удар по этому селу и попросил поддержать его танками. Я выделил группу во главе со старшим лейтенантом П. П. Воробьевым, командиром 2-го батальона, который сменил выбывшего из строя по ранению майора А. А. Рафтопулло. Воробьеву только что исполнился двадцать один год. С гитлеровцами у него были свои личные счеты. В занятом Орле у Воробьева остались жена и сынишка. Не имея от близких вестей, он очень тревожился за их судьбу.

Группа Воробьева ворвалась в Калистово неожиданно для гитлеровцев и уничтожила несколько танков и орудий. Но машина командира, получив повреждение, остановилась. Фашистские автоматчики окружили танк. Члены экипажа благополучно выбрались через нижний люк, а Воробьев попытался вылезти через верхний, но был прошит автоматной очередью. Атака Калистово, проведенная без достаточной подготовки, имела только местный успех. Наткнувшись на упорное сопротивление в районе Чисмены, противник несколько ослабил нажим. Но мы знали, что за наступившим затишьем последуют новые бои, и поэтому вели тщательную разведку.

В условиях бездорожья мотоциклы оказались непригодными для этих целей. Пришлось на время сдать их в тыл бригады. Мой командир разведроты старший лейтенант П. Б. Павленко, добыв каким-то образом коней с седлами, организовал конную разведывательную группу, которая пробиралась в тыл противника и приносила ценные сведения. Ту же задачу выполняли и наши танки. Они углублялись на оккупированную территорию на десятки километров, нападали на гарнизоны немцев, захватывали пленных, штабные документы, а заодно доставляли населению советские газеты.

Нашим разведчикам удалось установить, что в деревне Осташево – штаб немецкой дивизии и 50 танков, в Шаболово – 20 танков и 2 батальона пехоты, в Чертаново – аэродром. Все эти сведения были переданы в штаб 16-й армии.

Днем 6 ноября к нам в гости приехали рабочие и работницы столичных заводов и фабрик. Привезли подарки, в каждом – теплое письмо. В лесу собрали танкистов, организовали небольшой митинг. Запомнилось мне выступление нашего старого знакомого – седоусого машиниста Маслова, который вел эшелон с танками бригады к Мценску:

– Вот вам мой наказ, сынки: не пускайте фашистов к Москве, стойте насмерть, как стояли наши деды и прадеды!

В ответ выступили старший лейтенант Заскалько, старший сержант Любушкин, полковой комиссар Бойко. Они заверили делегатов, что готовы выполнить любую боевую задачу и не пропустить врага к Москве. Надо сказать, что подобные встречи с рабочими столицы имели большое моральное воздействие на бойцов. Каждый чувствовал, что в борьбе с гитлеровцами он не одинок, что за ним – вся страна.

Едва успели проводить гостей, как у КП остановилась легковая машина, которую сопровождал броневик. Из машины вышел высокий, стройный генерал в шинели и папахе. Я сразу узнал Рокоссовского. Кинулся было докладывать по-уставному, но Константин Константинович скомандовал «Вольно».

– Здорово, Катуков! Давненько не виделись, – сказал он, обнимая меня. – Рассказывай, что ты там натворил с Гудерианом под Орлом…

Прошли в избу. Мой адъютант быстро накрыл стол. За импровизированным ужином я рассказал Рокоссовскому о том, как бригада готовится к боям. Не раз возвращались в разговоре к летним событиям. Вспомнили, как впервые познакомились осенью сорокового в вагоне, по пути в Москву. Нас обоих вызывали в ЦК партии. Его, тогда генерал-майора, назначили командиром механизированного корпуса, а меня – дивизии.

Командарм подробно ознакомил меня со сложившейся обстановкой, поставил задачу бригаде.

– Ну что ж, – сказал на прощание Рокоссовский, – будем опять воевать вместе.

Встреча с командармом оставила отрадное впечатление. Как хорошо, что в эти трудные дни мне пришлось воевать под началом такого человека!

Я много раз думал, почему все, кто так или иначе знал Рокоссовского, относились к нему с безграничным уважением. И ответ напрашивался только один: оставаясь требовательным, Константин Константинович уважал людей независимо от их звания и положения. И это главное, что привлекало в нем.

Противостоявшая нам 2-я танковая дивизия противника занимала так называемый скирмановский плацдарм (30 километров юго-западнее Волоколамска), клином врезавшийся в полосу обороны 16-й армии. Острие этого клина было нацелено на север и служило исключительно выгодным рубежом для прорыва на шоссе Истра-Волоколамск.

Разведкой было установлено, что с этого плацдарма гитлеровцы собираются ударить на Ново-Петровское и, заняв его, окружить 16-ю армию. Необходимо было срезать этот клин и сорвать замысел немецких генералов. Эту задачу и поставил перед нашей бригадой и другими соединениями командующий армией.

Но, вероятно, и гитлеровцы предвидели, что мы можем ударить по их плацдарму. Поэтому они тщательно укрепили населенные пункты Скирманово, Козлове, Марьино. Особенно много дзотов и блиндажей было у скирмановского кладбища. В районе Марьино – Скирманово противник сосредоточил 35 танков и батальон пехоты, на соседних высотках окопались автоматчики и стояли в засадах танки. В Козлове – 10 танков и рота пехоты. Но главное – в ближайшем тылу гитлеровцы располагали крупными резервами, которые они могли быстро бросить против контратакующих частей Красной Армии.

Утром 12 ноября я собрал командный состав бригады, и мы провели рекогносцировку местности и наметили план будущего боя. Только убедившись, что командиры хорошо ориентируются на местности и понимают свои задачи, я отпустил всех, приказав еще раз проверить готовность подразделений к бою. Сам же вместе с Кульвинским отправился в штаб армии, находившийся тогда в деревне Устиновка, чтобы уточнить вопросы взаимодействия в предстоящем бою.

В просторной избе меня встретил начальник штаба армии генерал-майор М. С. Малинин. Весь его вид говорил, что у него для меня приготовлен сюрприз.

– Ты еще ничего не знаешь? – спросил он меня, улыбаясь.

– Нет, а что?

– Ну, тогда читай, – и он протянул мне сложенный вчетверо номер «Правды».

На первой полосе я прочел:

«Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР о присвоении звания генерал-майора танковых войск Катукову М. Е.

Совет Народных Комиссаров постановляет:

Присвоить Катукову Михаилу Ефимовичу звание генерал-майора танковых войск.

Председатель Совета Народных

Комиссаров СССР И. Сталин.

Управляющий Делами Совета

Народных Комиссаров СССР Я. Чадаев.

Москва. Кремль. 10 ноября 1941 г.».

Все начали меня поздравлять. Член Военного совета армии дивизионный комиссар А. А. Лобачев, тепло пожав руку, расспросил, где формировалась и воевала бригада. Едва я успел ответить на его вопросы, как вошел генерал Рокоссовский и сказал:

– Поздравили? Но это еще не все. Вот – читай.

«ВСЕМ ФРОНТАМ, АРМИЯМ, ТАНКОВЫМ ДИВИЗИЯМ И БРИГАДАМ

ПРИКАЗ Народного Комиссара Обороны Союза ССР

11 ноября 1941 г.

№ 337

г. Москва

О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.

4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.

Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады.

В результате ожесточенных боев бригады с 3-й и 4-й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты потеряли: 133 танка, 49 орудий, 8 самолетов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 минометов и другие средства вооружения. Потери 4-й танковой бригады исчислялись единицами.

Отличные действия бригады и ее успех объясняются тем, что:

1. Бригадой велась беспрерывная боевая разведка.

2. Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.

3. Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы.

4. Личный состав действовал храбро и слаженно. Боевые действия 4-й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в, освободительной войне с фашистскими захватчиками.

Приказываю:

1. За отважные и умелые боевые действия 4-ю танковую бригаду именовать: «1-я гвардейская танковая бригада».

2. Командиру 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майору Катукову представить к правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.

3. Начальнику ГАБТУ и Начальнику ГАУ пополнить 1-ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР

И. СТАЛИН

НАЧАЛЬНИК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ

МАРШАЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА Б. ШАПОШНИКОВ».

Нас с П. В. Кульвинским окружили работники штаба, поздравляли, обнимали словом, радовались от души. Мы были очень взволнованы оказанной честью и теплыми поздравлениями товарищей.

– Готовьтесь, товарищ Катуков, бить врага по-гвардейски, – напутствовал Рокоссовский.

Заверив командующего, что не пожалеем сил для выполнения боевой задачи, мы поспешили в бригаду. Собрали политработников, поделились с ними новостью. Комиссар М. Ф. Бойко, начальник политотдела И. Г. Деревянкин, секретарь парторганизации А. Т. Ружин и другие политработники отправились в подразделения. Они рассказывали солдатам об истории гвардии, о революционных традициях Красной гвардии, воспитавшей прославленных пролетарских полководцев – Фрунзе, Чапаева, Щорса, Пархоменко, Лазо и многих других.

Политрук А. Ф. Ростков срочно напечатал на ротаторе боевой листок «Памятка гвардейца», в котором, в частности, говорилось: «Волею партии, Советской власти, волею многомиллионного народа мы названы гвардейцами. Мы получили это звание за горячую любовь к матери-Родине, за жгучую ненависть к врагу, за мужество и бесстрашие, проявленные в боях».

В этот день перед решительной атакой на Скирманово и Козлове мне тоже не раз приходилось выступать на коротких митингах. Я стремился, чтобы каждый человек бригады понял, что гвардеец должен быть образцом дисциплины, героизма и организованности, в совершенстве владеть воинским мастерством.

Присвоение бригаде гвардейского звания оказало в тяжелые ноябрьские дни сорок первого огромное мобилизующее влияние на ее солдат и командиров.

Вечером 11-го поступил приказ из штаба армии. В нем говорилось: «Части армии с утра 12.11.41 г. уничтожают противника в районе Скирманово – Козлове – Марьино и выходят на рубеж реки Гряда. 1-я гвардейская танковая бригада – ближайшая задача: ударом в направлении Ново-Рождествено – Скирманово уничтожает противника в Скирманово, в дальнейшем, наступая вдоль шоссе, уничтожает противника в районе Козлове».

В приказе говорилось также, что атаку бригады будут поддерживать четыре дивизиона артиллерии. Правый фланг прикрывали две другие бригады – 27-я и 28-я, на левом действовала 18-я стрелковая дивизия полковника П. Н. Чернышева.

Исходной позицией для атаки была выбрана опушка леса южнее деревни Ново-Рождествено. Именно сюда к шести утра 12 ноября были стянуты бойцы мотострелкового батальона в маскировочных халатах и выкрашенные в белый цвет танки.

Совместно с П. В. Кульвинским и другими командирами штаба мы разработали следующий план действий. Для атаки выделялось 17 танков, которые вводились в бой четырьмя группами. Первая группа – взвод (три машины) старшего лейтенанта Лавриненко. Ведя боевую разведку, эта группа должна была вызвать огонь противника и засечь огневые точки. Два танка KB (командиры Заскалько и Полянский) поддерживают маневрировавшего Лавриненко огнем. Затем следует группа из шести тридцатьчетверок под командованием капитана Гусева. Их главная задача – подавить противотанковую оборону противника. Атаку завершала группа тридцатьчетверок под командованием старшего лейтенанта Бурды. Ей предстояло обеспечить продвижение следовавшего сзади мотострелкового батальона. Впоследствии эту задачу выполняли самоходные артиллерийские установки, но в ноябре сорок первого мы их еще не имели.

Утро выдалось солнечное. Слепя глаза, искрился на полях только что выпавший снег. В лесу косо лежали голубые прозрачные тени. Морозный воздух приятно пощипывал щеки. С КП, расположенного на опушке леса в погребе полуразрушенного дома лесника, я мог наблюдать бой: от Скирманово нас отделял только один километр.

Ровно в девять часов тридцать минут тишину разорвал грохот артиллерийской канонады. С сосен посыпались сухие иголки. Взметнулись снежными фонтанами взрывы. После тридцатиминутной артподготовки заревели моторы, и, оставляя на снежной целине зубчатые колеи, танки устремились к видневшимся вдали избам Скирманово. Оттуда сразу же засверкали орудийные выстрелы. Гитлеровцы били из противотанковых орудий, из блиндажей, расположенных за оградой кладбища. Огрызались огнем закопанные в землю танки. Часть вражеских машин стояла в сараях и амбарах и била через амбразуры.

Танки Лавриненко, Заскалько, Полянского попали под шквальный огонь. Тяжелый снаряд ударил в башню КВ. Танк загорелся. Но экипажу Заскалько удалось сбить пламя, и танкисты продолжали вести разведку и подавлять огневые точки. KB удалось разбить несколько противотанковых орудий, но новый удар снаряда снова вызвал пожар. Экипаж впоследствии подсчитал, что это было тридцать первое попадание в их КВ. На сей раз сбить пламя не удавалось: заклинило люк, огонь перекинулся на снаряды. Осколками убило водителя Макарова, а Заскалько, Кожина и Семенчука ранило. Помогая друг другу, окровавленные танкисты с трудом выбрались из машины.

Танку Полянского удалось подойти к самой окраине Скирманово. Командир увидел немецкий танк, замаскированный в сарае. Выстрелы из обеих машин раздались одновременно, оба снаряда попали в цель. Гитлеровский танк охватило пламя, а у Полянского вышла из строя пушка, но он не покинул боя, а продолжал обстреливать из пулемета вражеские блиндажи.

В этот момент я ввел в бой группу Гусева. Огневые точки противника теперь были засечены, и прицельный огонь тридцатьчетверок оказался для гитлеровцев губительным. Я видел в бинокль, как взлетали в воздух колеса противотанковых орудий, бревна блиндажей, стволы минометов. Но все же и этой группе не удалось до конца подавить огневую систему противника. Когда комбат Передерий и комиссар Большаков повели мотострелковый батальон в атаку, гитлеровцы открыли плотный пулеметный и минометный огонь, и батальону пришлось залечь.

И вдруг со стороны Скирманово появились цепи немецких пехотинцев. Они шли во весь рост, на ходу стреляя из автоматов. Это была «психическая» атака. Гитлеровцы рассчитывали запугать солдат мотострелкового батальона и вынудить их отступить.

Танки Гусева расстреляли наступающих гитлеровцев. Осколочные снаряды и пулеметные очереди тридцатьчетверок быстро скосили передние цепи, остальные фашисты бежали в свои укрытия. Но и после этого мотострелки не могли поднять голову. Особенно силен был огонь противника со стороны кладбища. Он-то и мешал продвижению нашего мотострелкового батальона.

Я связался с командиром артгруппы и, приказав дать залп по району кладбища, ввел в бой танки Бурды. Огонь со стороны кладбища стал слабее. Стремительно продвигаясь вперед, тридцатьчетверки били по блиндажам и дзотам. Но вдруг по рации раздался голос Бурды:

– В районе кладбища вижу людей в красноармейской форме…

Что за чертовщина? Откуда там могли взяться наши?

– Там нет наших частей, – ответил я. – Это провокация.

Действительно, приблизившись к кладбищу, Бурда увидел, что «красноармейцы» обстреливают пехоту мотострелкового батальона. Сомнений не было: устроив маскарад, немцы пытались нас дезориентировать. Подавив два противотанковых орудия, Бурда ворвался на скирмановское кладбище и, давя гусеницами блиндажи, поливал из пулемета отступающую пехоту противника. Только экипаж Бурды раздавил семь блиндажей.

Мотострелковый батальон поднялся и с криками «ура» пошел в атаку на село. Я облегченно вздохнул, вытер потное лицо. Но в этот момент наблюдатель, сидевший на дереве, доложил:

– Вижу танки! Слева!

Я приставил к глазам бинокль. Действительно. Слева, из сипевшего вдали лесочка, взметая снежную пыль, двигалось десять фашистских танков. Они открыли бешеный огонь. Еще один снаряд угодил в танк Полянского, и он был поврежден. Но экипажу удалось вывести машину из боя.

На окраине Скирманово завязалась танковая дуэль. Группа Гусева и Бурды дралась геройски. Оставив на поле боя пять машин, фашисты отступили.

Только к концу дня мотострелковый батальон прочно закрепился в Скирманово, полностью очистив этот населенный пункт от гитлеровцев. Защищались они с невероятным упорством.

За двенадцать часов боя 1-я гвардейская танковая бригада уничтожила 21 танк противника, 8 противотанковых орудий, 5 минометов, 30 дзотов, 7 пулеметных гнезд и около 50 солдат и офицеров противника.

Среди трофеев наше внимание привлекли тяжелые орудия. На их щитах красной краской был нарисован танк KB, и стояла подпись: «Стрелять только по KB». Снаряды к этим орудиям были необычной формы, потом они получили название подкалиберных. Наружная оболочка их была сделана из мягкого металла. Он облегал закаленный сердечник. Эти-то снаряды и пробивали мощную броню КВ. Мы отправили орудие и снаряды в Главное артиллерийское управление, а найденный на подбитых танках незнакомой конструкции прицел – в Главное управление бронетанковых войск. К сражению на Курской дуге советская промышленность успела наладить выпуск подкалиберных снарядов, и они сыграли немаловажную роль в успешном для нас исходе танковых сражений летом сорок третьего.

Впервые за всю короткую историю своего существования бригада понесла значительные потери. Да это и понятно: мы впервые участвовали в наступательных боях. Но мы нанесли противнику гораздо больший урон.

Однако, выбив немцев из Скирманово, бригада только частично выполнила поставленную перед ней задачу. Необходимо было не дать противнику передышки и выбить его из Козлове.

В три часа утра 13 ноября гвардейцы ликвидировали последний очаг сопротивления в Скирманово, а уже в шесть утра мотострелковый батальон под командованием капитана Лушпа (он сменил убывшего по ранению старшего лейтенанта Передерия) повел наступление на Козлове. Но взять с ходу этот населенный пункт не удалось. Наткнувшись на плотный огонь противника, батальон вынужден был залечь в 200 метрах от села.

На помощь Лушпе я направил три танка под командованием лейтенанта Самохина. Подойдя на своей машине к пехоте, Самохин открыл люк и крикнул;

– За мной, вперед!

Пехота с криками «ура» поднялась, но огонь противника из блиндажей и дзотов мешал ей продвигаться вперед.

Уже рассвело, и я видел в бинокль, как солдаты, то вскакивая, то припадая, спешат за нашими тридцатьчетверками.

Самохин заметил, что наиболее интенсивная стрельба идет из подвала большого дома, под которым гитлеровцы оборудовали блиндаж. Три точных выстрела – и дом был разрушен. Самохин ринулся на развалины и принялся давить уцелевших гитлеровцев.

«Увлекшись боем, – рассказывал он потом, – я продвинулся в глубь села и начал уничтожать пулеметы и автоматчиков. Меня обстреливали противотанковые орудия, но я не обращал на них внимания.

В это время кончились снаряды.

Я крикнул башенному стрелку Лещишину: «Давай гранаты», а затем открыл люк и стал бросать в немецкую пехоту гранаты. Вдруг вражеский снаряд ударил в башню, и меня контузило. Тогда я поехал на пункт боепитания, заправился снарядами и снова вернулся в бой».

Большую роль сыграл в этом бою экипаж лейтенанта Луппова. В бригаду лейтенант пришел перед боями за Скирманово уже опытным, бывалым воином из 18-й дивизии народного ополчения Ленинградского района Москвы. Луппову довелось участвовать в финской войне. За бесстрашие и мужество ему присвоили звание Героя Советского Союза.

Танк Луппова атаковал Козлове в паре с машиной Самохина. Когда тот уезжал за боеприпасами, огонь вел Луппов, когда тридцатьчетверка Самохина возвращалась, уезжал за боеприпасами Луппов. В бою за Козлове лейтенант воевал как настоящий патриот и герой. Семь танков, пять минометов, два противотанковых орудия, три пулеметных гнезда и до роты пехоты уничтожил Луппов в Козлове.

Отважно дрались в этом бою и братья Матросовы. Но, ворвавшись в Козлове, они попали под огонь противотанкового орудия, стрелявшего прямой наводкой. Снаряд пробил носовую часть их тридцатьчетверки. Осколок впился Михаилу Матросову прямо в сердце. Тяжело ранило и его брата – Александра. Но, теряя сознание, он все же сумел вывести танк из-под огня.

Тридцать восемь часов вела бригада бой за Козлове. Танки пять раз пополнялись боеприпасами. Геройски дрались все. Под интенсивным огнем быстро налаживали связь сержанты Вавилов и Угольков. Санинструктор Выдоборец не только вынес с поля боя 12 человек, но и неоднократно ходил в атаку. За одну ночь ремонтники Дынера отремонтировали и ввели в строй пять танков.

К восьми вечера гитлеровцы были выбиты из Козлове. За три дня ожесточенных боев они потеряли 34 танка, 25 противотанковых орудий, 8 тягачей, 26 минометов, 5 тяжелых орудий. Выполнив приказ, бригада утром 15-го сдала позиции стрелковым частям и вернулась в хорошо знакомую Чисмену. Наконец мы получили возможность привести себя в порядок, отдохнуть, отремонтировать технику.

Когда мы покидали Козлове, мне доложили, что на наш участок вышла из окружения группа командиров во главе с генералом И. В. Болдиным.

Он рассказал мне о судьбе войск Западного и Резервного фронтов, попавших в окружение в районе Вязьмы. Потеряв связь с вышестоящим штабом, части с боями пробивались на восток.

Чувствовалось, что вышедшей группе пришлось немало пережить за несколько недель блужданий по лесам. Мы накормили гостей, дали им автобус и отправили в Москву. Вскоре генерал-лейтенант И. В. Болдин возглавил 50-ю армию, воевавшую на левом крыле Западного фронта.