После всего сказанного уже не удивляешься трансформации, происшедшей со словом «роман». Будучи поначалу символом римских хроник, оно в конце концов стало обозначением чисто художественного произведения. Вряд ли это произошло случайно. Видимо, черты такого рода литературы были присущи «хроникам» изначально. К несчастью (а может, и к счастью: экое поле деятельности для пытливого ума!), традиционная история является не более чем романом, хотя и романом по мотивам реальных событий.
Впрочем, для нас во всем этом важно другое. Исчезают последние сомнения в том, что авиньонское пленение случилось на сто лет ранее официально отведенной ему даты — практически одновременно с захватом Константинополя крестоносцами.
И все бы ничего, но возникает очередная загадка. Как быть с тамплиерами, закат которых пришелся как раз на время пребывания на посту первого авиньонского папы? Что, и это событие надо «омолодить» лет на сто? Но ведь широко известно о бурной деятельности ордена и после падения Константинополя. Невозможно отрицать, что подлинный расцвет финансового квазигосударства храмовников пришелся уже на период существования Латинской империи и реанимированной с 1261 года Византии. Хорошо известно также о военных подвигах тамплиеров в это время. Неужели и героическую оборону Акры в 1291 году надо отодвинуть в прошлое, совместив по времени с падением Константинополя?
Или всех этих высот орден достиг уже после своей гибели?
Как ни парадоксально это звучит, но скорей всего так оно и было. То есть орден, конечно, погиб, но погиб не в обычном смысле этого слова. Он, скорее, трансформировался в соответствии с обстановкой того смутного времени. Я имею в виду возникновение христианства в его особенно напористой католической интерпретации.
Короче говоря, слухи о его смерти были сильно преувеличены.
Все, что мы узнали об этих событиях из истории, — происки Ногаре, арест и пытки рядовых членов ордена, казнь де Моле и де Шарне на Еврейском острове, — произошло с орденом на самом деле. Но произошло не в конце официальной истории ордена, а в самом ее начале, практически одновременно с переходом Константинополя под контроль латинян. Орден после этих событий возродился к жизни в новом качестве, став организацией католической и… французской. Излишне говорить, что до этого он таковым не являлся, будучи феноменом имперским и провизантийским.
То есть орден претерпел ту же трансформацию, что и папство в тот же период. Уничтожены были только самые активные противники христианизации во главе с великим магистром. Все остальные, нацепив на плащи восьмиконечные красные кресты, бросились с еще большим рвением обслуживать новую религию и олицетворявшую ее французскую монархию. Тогда-то при французской поддержке и взросла как на дрожжах финансовая мощь ордена, благодаря которой он стал знаменитым. Именно с этим отрезком времени надо связывать все те подвиги, которые рыцари совершили именно во славу Христа, а не Храма. Падение империи и распад единой церкви ознаменовали рождение ордена в качестве католической организации. Вовсе не случайно в этой связи труд одного из от-цов-основателей ордена Бернара Клервосского о тамплиерах был назван «Похвала новому рыцарству». Понятно, почему «новому». Ведь старое погибло вместе с де Моле и его сподвижниками на кострах и в застенках инквизиции.
Орден умер, да здравствует орден!
Сей переломный момент в жизнедеятельности ордена в силу своей значимости не мог не отразиться в традиционной истории. И такое отражение действительно есть! Им, очевидно, явился небезызвестный собор в Труа, формально подчинивший храмовников папству. Во всяком случае ничего, более подходящего на роль маркера перерождения, не видно. Даже сама фигура умолчания, которая сопровождает все попытки как-то описать деятельность ордена до утверждения на соборе, работает на эту версию.
Символично и слово «похвала» в названии труда св. Бернара. Почему «похвала»? Потому, что рыцарство исправилось, очистилось от «ереси» и возродилось в новом качестве после падения. Конечно, как будет показано ниже, были и другие причины для «похвалы», но, думаю, наиболее весомой из них на тот час была именно эта.
Единственное, что может вызвать здесь возражения, так это расхождение в датах между собором и захватом Константинополя, наметившим крен папства и ордена в сторону католичества. Согласно укоренившимся представлениям собор был созван в 1128 году, т. е. задолго до падения столицы Византии. Не мог же он узаконить перерождение авансом?
Думаю, в определение даты собора вкралась ошибка. Не вяжется утверждение ордена с реалиями того времени. Нет для этого видимых причин. Да и последствия собора трудно объяснить, исходя из тех же реалий. Я имею в виду пожертвования и преференции, которые как из рога изобилия посыпались на храмовников.
В целом собор выглядит так, будто его занесло в 1128 год каким-то случайным ветром.
Первое крупное пожертвование храмовники получили за год до своего утверждения в Труа. Графом Тибо Шам-паньским им было пожаловано имение «Командирское» в Барбон-Файель, в 50 км от того же Труа. Имение это просуществовало практически до наших дней, до XX века.
После утверждения на соборе Гуго де Пэйн, великий магистр ордена, отправился в Англию, где получил во владение ордену землю в Лондоне для строительства церкви, устройства сада и кладбища. Королем Арагонским и Наваррским Альфонсом I (1082–1134) в 1130 году были выделены храмовникам земли в Каталонии, Андалузии, Арагоне, на Майорке. Это на тот час была треть его королевства.
Не осталась в стороне от этого «парада щедрот» и Португалия. Королева Тереза Португальская в 1128 году выделила тамплиерам имение Сур на реке Мондего вместе с замком, располагающимся в южной оконечности королевства.
В самый короткий срок орден становится владельцем больших наделов земли во Франции, Фландрии, Англии, Испании и Португалии. Чуть позже он обрастет территориями в Италии, Австрии, Венгрии, Германии, в Малой Азии, на средиземноморских островах.
Предполагаемые причины такой невиданной щедрости не очень согласуются со статусом едва появившейся на свет организации. Иногда говорится, что при выделении земель Альфонсом I сыграла свою роль помощь храмовников Испании в борьбе против сарацин. Но ордену в 1130 году было только двенадцать лет от роду, и только за два года до этого он насчитывал всего девять членов, если верить Гийому Тирскому.
Вот и источники сообщают, что деятельность ордена была перенесена в Испанию лишь после 1187 года, когда в связи с захватом Иерусалима Саладином отпала нужда в защите паломников на ведущих к нему дорогах.
Правда, есть данные и о более раннем включении тамплиеров в испанскую Реконкисту. В 1143 году граф Барселоны Раймонд Беренгарий IV заключил с орденом договор, предусматривающий его участие в борьбе с маврами. Но тогда это участие было лишь эпизодическим. В 1147 году тамплиеры осаждали испанскую Тортозу, в 1147 — Лериду. В любом случае это произошло намного позже собора в Труа и поэтому не снимает вопроса обоснованности арагонского наследства в 1130 году, который и по сей день остается одной из неразрешимых загадок истории ордена.
Аналогичный вопрос можно задать и по поводу щедрот португальской королевы. Трудно поверить, что ими была осыпана организация, едва получившая известность. Ведь произошло это еще раньше, в год ее утверждения на соборе.
Утверждают также, что вклады в орден делали близкие храмовникам по духу богатые катары, видимо, в надежде обрести защиту от преследований со стороны папства. Но ведь известно, что антикатарская кампания началась не ранее 1209 года. Опять неувязка.
Все эти несуразности тотчас обретут благообразный вид, как только мы станем отталкиваться от представлений об одновременности собора в Труа и событий, связанных с падением Константинополя. Например, «придвинув» собор к дате падения, мы увяжем его с началом антикатарской кампании, которое пришлось примерно на это же время.
Да и помощь Испании не будет выглядеть нелепо, если выделение земель ордену арагонским королем датировать аналогично. Орден к тому времени уже достаточно окреп, чтобы представлять серьезную опасность для са-рацинов. Правда, в этом случае речь будет идти уже не об Альфонсе I, а, скорей всего, об Альфонсе II, правившем в 1162–1196 гг., т. е. как раз в то время, когда деятельность тамплиеров была перенесена в Испанию. Тем более что именно этот, «второй» Альфонс, а вовсе не «первый», упоминается в истории как король, призвавший орден Храма для освобождения южного Арагона от мавров.