На мысль о том, что тамплиеры придерживались каких-то особых религиозных воззрений по сравнению с прочими крестоносцами, наводит уже само слово «Храм» в названии ордена. Иудейский Храм Соломона и христиане — сочетание довольно спорное, особенно на фоне набиравших в то время силу разногласий между двумя религиями. Слово это всячески пытались опустить, затушевать, заменить другими символами, объяснить как-то иначе, не в смысле «Храма Соломона», а, скажем, в смысле «Храма Гроба Господня» и т. д. Мешало оно лепить из тамплиеров образ примерных христиан.

Но, думаю, сам факт его упорного тиражирования в названии ордена указывает на то, что тот задумывался поначалу именно как братство служителей иудейского Храма Соломона. Ни больше, ни меньше. Толкования же в духе христианских идей появились уже после его переформатирования в Труа. А «поначалу» — это тогда, когда христианство еще не начало показывать зубы и у ордена, соответственно, не было нужды скрывать свои убеждения.

Но даже если так, то приближает ли это нас к выводу о катарской основе взглядов тамплиеров, подтверждение которого ставилось здесь целью? Ведь катары, как считается, не признавали Ветхий Завет, не придерживались его установлений, а самого Яхве считали «злым богом». Что у них могло быть общего с рыцарями иудейского Храма?

На самом деле положения иудаизма отвергались не всеми катарами, а лишь наиболее радикальной их частью. Ведь и некоторые из ранних христиан в порыве эмоций призывали к отказу от почитания Ветхого Завета. Тем не менее книга эта все-таки вошла в библейский канон, пусть даже не все ее предписания, — в частности, отказ от почитания изображений святых, — христианами соблюдались.

Но то, что определенные разногласия с иудаизмом все-таки были, отрицать невозможно. Катаризм, как и христианство, не являлся, да и не мог являться точной копией древней веры. Причины я уже называл. Это издержки устной традиции, с помощью которой эта вера распространялась, и ограниченность средств коммуникации. Однако разногласия эти были не настолько глубоки, чтобы можно было говорить о двух различных религиях.

А еще отрицание катарами иудейских ценностей, если оно и было, могло диктоваться соображениями безопасности, т. е. быть показным. Вспомним, в какие времена получило известность их движение. Можно ли было быть откровенным в эпоху гонений на евреев и возвышения христианства, когда каждое необдуманное или неверно истолкованное слово приводило к свиданию с инквизиторами? Напускной антисемитизм как раз и помогал избегать таких свиданий. В своей показной нетерпимости к Ветхому Завету катары — по крайней мере какая-то их часть — переплюнули даже христиан, что само по себе позволяет усомниться в их искренности.

Нарочито демонстративным выглядит и катарское причисление самих себя к «добрым христианам». Куда больше подходит им название «добрые люди», которым, к слову сказать, они называли себя чаще. (Впрочем, если не ограничивать христианство узкими католическими рамками, то можно считать их и христианами.)

Невзирая на преобладающее в научных кругах стремление представить катар антисемитами, по крайней мере, по отношению к ветхозаветным установлениям, часть исследователей в этом не столь прямолинейна: «Видя в Ветхом Завете в основном творение Сатаны, они все-таки брали из него то, что им подходило, толкуя это символически».

Да и сами катары с евреями неплохо ладили между собой, что особенно заметно на фоне далеко не безоблачных отношений между евреями и христианами. Об этом говорит и тот факт, что наиболее активно были заселены евреями именно катарские области Европы — юг нынешней Франции и Испания. Позволю себе еще раз процитировать Мишле: «В эту французскую Иудею, как справедливо называли Аангедок, проникли восточные верования: персидский дуализм, мистицизм и манихейство… Руководители брабансонов и альбигойцев, прикрываясь учением Аристотеля, тайно проповедовали пантеизм Аверроэса, тонкости каббалы и вообще иудейские идеи».

Или вот еще: «Евреи могли здесь (в Аангедоке. — Г.К.) жить, не испытывая преследования и давления; им позволяли занимать официальные должности; сеньоры и даже прелаты охотно доверяли им заведование своими финансами, управление своими доменами. Иудеи на глазах у всех богатели за счет торговли и ремесла: Нарбонн насчитывал тогда около трехсот еврейских торговых домов, имевших филиалы в Пизе и Генуе. Почти повсюду рядом с церковью как ни в чем ни бывало возвышалась синагога».

Впрочем, тема еврейского присутствия на катарском Юге далеко не исчерпывает содержания проблемы катарско-тамплиерских связей. Поэтому перейдем непосредственно к верованиям. Это направление более перспективно, несмотря даже на то, что данный вопрос до сих пор окутан таинственным флером.

На самом деле то, во что верили тамплиеры — не такая уж и большая загадка. Сохранению атмосферы таинственности здесь способствует не отсутствие сведений, — их предостаточно, — а неверная расстановка событий на хронологической шкале с вытекающими из этого ложными стереотипами в отношении роли ордена в крестоносном движении. Просто телега здесь была поставлена впереди лошади, что и породило загадочность.

Официальная версия гласит, что орден был официально утвержден при непосредственном участии ярого христианского проповедника Бернара Клервосского — непримиримого врага катаров и прочих еретиков, а окончил свои дни в качестве сборища распущенных солдафонов, плюющих на распятие и целующих кота под хвост, как это следует из материалов процесса. Ошибки здесь быть не может: эти «безбожники» поначалу были настолько милы св. Бернару, что именовались его «возлюбленными чадами».

Возможна ли такая эволюция, или, точнее, деградация? И второй вопрос: мог ли так ошибиться в своих подопечных знаменитый и наверняка проницательный монах?

Еще официальная версия гласит, что тамплиеры были непримиримы к врагам христианства, и в тех случаях, когда их ставили перед выбором — принятие ислама или смерть — всегда выбирали смерть. Их ненависть к «неверным» выглядела настолько неподдельной, что о ней слагали легенды. Это опять-таки невозможно согласовать с положением об их последующем отступлении от заповедей христианства.

То ли дело — обратная последовательность. В этом случае все становится на свои места. Орден под нажимом папства и французского короля избавляется от «еретиков» (на самом деле протоиудеев) в своих рядах и превращается в доблестного защитника христианских ценностей на Востоке и беспрекословного исполнителя папской воли. Строители храмов и финансисты становятся еще и воинствующими католическими монахами.

Тут и св. Бернар на месте. Он, как и тамплиеры, совсем недавно переметнулся из лона провизантийской, протоиудейской церкви, одним из опорных пунктов которой на Западе был его родной монастырь с подозрительным названием «Сито» (вспомним, что несчастного де Моле сожгли на «Еврейском» острове, являющемся частью парижского острова Сите), в стан антивизантийской коалиции, возглавляемой французским королем.

Рис. 6. Рыцари-тамплиеры. Обратите внимание на крайнюю слева фигуру. Вылитый раввин, не иначе

Удивляться тут нечему. Наиболее агрессивно набрасываются на вероучение его вчерашние адепты. Протекция сообществу богохульников удивляет куда больше.

Вполне закономерно в рамках данной версии выглядит и приобретение орденом статуса «нового рыцарства», совершенно необъяснимое в рамках традиционных представлений. Если тамплиеры до собора были такими же примерными католиками, как и после него, то, выходит, «новое рыцарство» принципиально ничем не отличалось от «старого» и смысла в его законодательном оформлении, — тем более, с такой громкой помпой, — не было.

И вот из цитаты, приведенной в качестве эпиграфа, мы узнаем, что действительно до Бернара орден был вовсе не «таким, каким мы его знаем».

Могут возразить, что статус «нового рыцарства» вовсе не предполагает смены религиозной ориентации. Будто бы «новый рыцарь» на самом деле есть рыцарь и монах в одном лице. Этот симбиоз стараниями Бернара якобы пришел на смену безыдейному и меркантильному светскому воину, что и составило искомую «новизну». На эту мысль наводит коротенькая главка из «Похвалы», посвященная изъянам «мирской» военщины.

Можно было бы во все это поверить, если бы не одно маленькое «но». Монашествующие рыцари до появления труда св. Бернара уже существовали. Ими были хорошо известные иоанниты или госпитальеры, орден которых был основан в Иерусалиме еще в 1080 году, т. е. за 38 лет до появления ордена тамплиеров и за 49 лет до его утверждения в Труа.

Так что «новизна» тамплиеров заключается вовсе не в их статусе монашествующих рыцарей. Судя по всему, главка о мирском рыцарстве появилась в труде Бернара в результате недобросовестной правки.

В общем, что касается обратной последовательности, все вполне логично. И даже жертвовать ничем не надо ради достижения правдоподобия. А ведь именно жертвы требует официальная хронология тех событий. В соответствии с нею возможно лишь одно из двух: либо мы признаем, что орден был до мозга костей христианским и, соответственно, категорически не приемлем идею его последующего впадения в схизму, либо, наоборот, всецело поддерживаем идею впадения в ересь, ставя под сомнение факты бескорыстного и героического служения тамплиеров христианскому делу и обнаруживая при этом в структуре ордена своего рода двойное дно, или «параллельную иерархию», по выражению адептов этой версии. И то, и другое, очевидно, противоречит фактам. А в идее параллельной иерархии из-за ее слабой обоснованности не уверены полностью даже самые горячие ее поклонники.

К слову о «распущенных солдафонах» и духовном разложении ордена. Конечно же, всему этому на самом деле нет места в характеристике рыцарей, за исключением, возможно, отдельных случаев. Миф об этом, скорей всего, был создан самим Ногаре и его сподвижниками для усиления воздействия обвинений на неокрепшие умы. Вряд ли само по себе впадение в ересь смогло произвести должное впечатление на неискушенного в теологических тонкостях обывателя, если бы не было приукрашено зоофилией, мужеложством, поклонением мертвой голове и прочими нехорошими излишествами.

То есть ересь все-таки была. Даже нечто большее, чем ересь — иноверие. Ибо воззрения катаров, — а в данном случае угадывается именно их влияние, — ересью не являлись. Не хочется повторяться, но это было древнее вероучение, едва ли не более древнее, чем христианство.

Если же говорить конкретно об элементах этого вероучения во взглядах тамплиеров, то это, в первую очередь, принуждение неофита к отречению от Христа при вступлении в орден.

Конечно, в том виде, в каком он был представлен на суде, обычай этот выглядит довольно непрезентабельно. Плевки в образ Спасителя даже человеку религиозно индифферентному могут показаться отвратительными. Но здесь надо учесть позицию судей, кровно заинтересованных в том, чтобы это выглядело именно как злостное святотатство.

А представить дело таким образом было совсем не сложно. Достаточно было просто подменить слово «распятие» именем Спасителя. Плевки на распятие, совершенно естественные для иудейской иконоборческой традиции, в рамках которой запрещалось поклонение изображениям святых, превращались при этом в кощунственное оскорбление родоначальника христианства.

Кстати говоря, тезис «не сотвори себе кумира», на котором зиждется иконоборчество, даже в христианстве никто не отменял и при наличии смышленых адвокатов братья вполне могли бы обратить данный ритуал на суде в свою пользу. Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения.

Большая часть исследователей продолжает настаивать на том, что плевки на распятие не имели места в практике ордена и являлись выдумкой Ногаре и его пособников. Их даже не смущает тот факт, что наличие данного ритуала при вступлении в орден признали без пыток практически все допрашиваемые. Такова сила традиции, возникшей и укрепившейся на волне по-детски восторженного отношения к тамплиерам.

Ну что ж, посмотрим, не на пустом ли месте родилась эта традиция.