3.1. Об одной ошибке во взглядах на природу кочевничества

Итак, где же кочевали монголы? Кочевали они, как указывалось, в Поле. Так в Средние века именовалось Волго-Днепровское междуречье, а, возможно, и вся Восточная Европа со Средней Азией. Полем считалась любая территория без признаков оседлой жизни. Жить в Поле – значило кочевать. В эпоху казачества Поле – место обитания казаков.

В домонгольские времена хозяевами Поля считались половцы. От него они и получили свое название. Полова тут ни при чем. Половцы еще назывались кыпчаками (кипчаками). Вот об обитателях Поля, тюркских кочевых народах, и пойдет речь в настоящей главе. И к основному объекту данного исследования – монголам, эти «народы» имеют самое непосредственное отношение.

И вот почему. В некоторых источниках государство, основанное Батыем в Восточной Европе, именуется Кипчакским ханством, или попросту – Дешт-и-Кипчак. Так, например, называет Золотую Орду протоиерей Иоанн Мейендорф в своей книге «Византия и Московская Русь». Не правда ли, странное название для державы, в которой кипчаки играли роль «холопов и конюхов»? Почему не «Монголия» или «Монголо-Татария»? Вывод может быть только один: именно кипчаки стали известны на Руси под именем монголо-татар. Фраза Аль-Омари о том, что «земля одержала верх над природными и расовыми качествами татар и все они стали точно кипчаки, как будто одного с ними рода», подтверждает это. Поэтому, когда поднимается вопрос об идентификации монголов, надо иметь в виду, что на самом деле это тюрки местного, южнорусского происхождения. Ведь кипчаки были тюркским этносом. Говорить о тюркских обитателях Поля, значит – говорить о самих монголо-татарах.

Исчезнув под одним именем, кипчаки продолжили свое существование под другими, ему синонимичными, хотя и полученными, как мы увидим позже, из мира отнюдь не тюркского. Имеются в виду названия крымских, казанских, астраханских татар, казахов и пр.

Впрочем, известны случаи, когда кипчакам удалось сохранить свое древнее имя. Так произошло с кумыками. Последние, скорей всего, являются потомками летописных кимаков – основателей Кимакского каганата, от которого в свое время отпочковались кипчаки.

Можно вспомнить и о венгерских областях – Большой и Малой Кумании (Надькуншаг и Кишкуншаг). Наверняка в проживающих здесь венграх течет кровь кипчаков (куманов). На этих землях и по сей день высятся половецкие курганы. Вплоть до 1876 года Кумания сохраняла автономию в составе Венгрии, и на нее не распространялась комитатская система. Кипчаки, приняв христианство, к XV веку перестали быть отдельным от венгров этносом, но название своей страны сохранили.

История Кимакского каганата, колыбели кипчакского народа, туманна и противоречива. Трудно поверить в то, что эта держава, распавшись в X веке и находясь на Иртыше, т. е. в 4,5 тыс. км от современной Венгрии, умудрилась закрепить за одной из ее областей название своей столицы. Ведь главный город этого каганата назывался Камания.

Я уже приводил описание Гумилевым столицы кимаков. Позволю себе повториться: «К востоку от гузов, в лесостепной полосе от Иртыша до Тобола, обитали кимаки. Восточные авторы, как мусульманские, так и китайские, именуют их кыпчаками. Они были многочисленны и имели свою родовую организацию: во главе их стоял хакан, имевший 11 подручных сборщиков податей. Летняя ставка его находилась в городе Камания (выделено мной. – Г.К.), местонахождение которого неизвестно; видимо, это был город из войлочных юрт. Когда кимаки в середине XI века проникли в Приднепровье, русские назвали их «половцами» за светлый цвет волос (полова – рубленая солома), но в западноевропейских языках за ними сохранился этноним – команы. Это был смешанный народ, сложившийся из потомков среднеазиатских хуннов – чумугунь, кыпчаков и канглов. Канглы – остатки населения древнего Кангюя, а кыпчаки – западная отрасль динлинов, европеоидного народа, жившего в Минусинской котловине еще до нашей эры. За 200 лет подчинения тюркютам (специфический термин Гумилева, обозначавший обитателей Великого Тюркского каганата, якобы охватившего в VI в. н. э. всю Восточную и Среднюю Азию вплоть до Приднепровья. – Г.К.) и те и другие стали тюркоязычными (впрочем, я полагаю, что кыпчаки всегда таковыми были) и слились в один народ, который, по словам Шихаб ад-Дина Яхьи, географа XIV в., отличался «от других тюрков своей религиозностью, храбростью, быстротой движения, красотой фигуры, правильностью черт лица и благородством».

Факт идентичности названий столицы кимаков и одной из областей Венгрии удивителен еще и потому, что куманы – это европейское название кипчаков. О чем это говорит? Да о том, что история «Кимакского каганата» состряпана на основании европейских сведений о Венгрии! Откуда ж еще в азиатских источниках мог появиться топоним (Камания) с явно не азиатской семантикой?

Итак, родина кипчаков – Венгрия. И прикочевали они туда не по приглашению Белы IV во время монгольского нашествия, как об этом гласит традиционная история, а гораздо раньше. Скорей всего и не прикочевали вовсе, а были коренными венграми. Причем, имеется в виду настоящая Венгрия, а не Башкирия, которую также почему-то принято считать Венгрией и, более того – Великой. Якобы она, эта Великая Венгрия – Башкирия, и является прародиной всех венгров.

А вычеркнутыми из списка европейских народов кипчаки, видимо, оказались по той простой причине, что не приняли христианства в его католическом варианте, как остальные венгры. В наказание за это их объявили здесь пришлыми гастролерами, а их предков «сослали» в Сибирь.

Уже из самого контекста упоминаний о куманах вытекает, что их название не есть название этноса. Об этом говорит уже факт широкой территориальной между ними разобщенности, отчего половцев можно назвать вездесущими.

Какие родственные связи могут быть между племенами, даже не знающими о существовании друг друга?

И вот еще что. Комонь – так в древнерусском языке называли коня. То есть куманы (команы) – это коневоды, конница, наемная кавалерия, служивые – прообраз будущих казаков. Этот термин сохранился в военной лексике украинских казаков XVI века. Известно, что набранную из добровольцев конницу, в противоположность реестровым казакам, т. е. регулярным войскам, называли охочекомонными казаками.

В Венгрии куманов называли также «кунами». Здесь уже прямая аналогия с «конем». Греческое слово «кен» («кенос») – из этой же серии.

Если куманы (команы, комонные) – это род войск, значит, должно быть и государство, частью армии которого они являлись? А вот это – вряд ли. Куманы – это не принадлежащая ни одному государству, «бесхозная», наемная армия, своего рода межэтнический сброд, бродяги, или, если хотите – «бродники». Поскольку обучение и содержание регулярных войск, тем более – конных, было на тот момент весьма дорогим удовольствием, постольку регулярных армий в то время практически не существовало. За немногим исключением все, желающие повоевать, вынуждены были пользоваться услугами наемников. Сошлюсь на персидского историка Раванди: «Слава Аллаху, в землях Арабов, Персов, Византийцев и Русов последнее слово принадлежит тюркам, страх перед саблями которых прочно живет в их сердцах».

Нетрудно понять, что речь идет о чужеземцах – наемниках. Куманы – подраздел тюрок, поэтому сказанное относится и к ним. С современной «колокольни», когда практически каждое государство имеет собственную армию, трудно это осознать, но придется: «бесхозные», наднациональные воинские формирования держали в страхе население и правителей практически всех стран. Если желающих их нанять не оказывалось, они занимались тривиальным рэкетом: грабили, беспокоили границы, требовали дани, а иногда, захватив то или иное государство, княжество или воеводство, насаждали в нем правящую верхушку.

Нелегко это понять еще и потому, что историки обычно представляют наемников «кочевниками», «номадами», скотоводами и бог знает кем еще. Но скотоводы-то они липовые, поскольку стадами было принято откупаться от этих незваных гостей. Ведь скот в то время выполнял функцию денег. Немудрено, что бродивших по свету с огромными стадами скота скотокрадов приняли за скотоводов. Тем самым в обиход была запущена байка, которая на протяжении веков морочит людям головы.

Трудно, практически невозможно понять, как добродушные, безграмотные пастухи могли встать во главе, или, по крайней мере, влиять на политику крупных государств, таких, например, как Византия (турки-сельджуки), Египет, Сирия (мамелюки, гулямы), Индия (наемники турушка), Болгария (булгары), Хазария (тюрки династии Ашина), Киевская Русь (торки, печенеги, ковуи, половцы, берендеи, черные клобуки) и др.

Легко заметить, что во всех этих и многих других случаях речь идет о тюрках, к которым принадлежали и кипчакоязычные народы. Тюркскими по происхождению были династии правителей Йемена (Расулиды, 1229–1454 гг.), Азербайджана (Ильдегизиды, 1137–1225 гг.), Маверанахра и Восточного Туркестана (Караханиды, 992—1211 гг.), Ирана (Сефевиды, 1501–1732 гг.), Хорасана, Афганистана и Северной Индии (Газневиды, 977—1186 гг.) и др.

В чем секрет такой удачливости тюрок? Л.Н. Гумилев объясняет это следующим образом: «Мусульмане, сталкиваясь с тюрками, отметили их удивительное умение находить общий язык с окружающими народами. Эти качества тюрки проявляли вне зависимости от того, приходили ли они в новую страну как победители или как гости, как наемники или как военнопленные рабы; в любом случае они делали карьеру с большим успехом, чем представители других народов». В подтверждение этой мысли Л.Н. Гумилев приводит слова Фахраддина, мусульманского историка XII века: «Кто может спросить, что за причина славы и удачи, которая выпала на долю турок? Ответ: общеизвестно, что каждое племя и класс людей, пока они остаются среди собственного народа, среди своих родственников и в своем городе, пользуются уважением и почетом, но, когда они странствуют и попадают на чужбину, их презирают, они не пользуются вниманием. Но турки наоборот, пока они находятся среди своих сородичей и в своей стране, они представляют только одно племя из числа других турецких племен, они не пользуются достаточной мощью и к их помощи не прибегают. Когда же они из своей страны попадают к мусульманам – чем дальше они находятся от своих жилищ, родных и страны, тем больше растет их сила, и они более высоко расцениваются, они становятся эмирами и сипехсаларами».

И ниже: «Среди изречений Афрасиаба, который был царем турок и был безгранично мудрым и умным, было изречение такое: «Турок подобен жемчужине в морской раковине, которая не имеет ценности, пока живет в своем жилище, но когда она выходит наружу из морской раковины, она приобретает ценность, служа украшением царских корон, шеи и ушей у невесты».

Все эти славословия больше ласкали бы слух какого-нибудь пантюркиста, нежели трезвомыслящего историка. Видимо, надо сделать поправку на тюркское происхождение Л.Н. Гумилева, мать которого, Анна Ахматова, принадлежала, сказывают, к числу потомков хана Ахмата, противостоящего Ивану III в «стоянии на Угре».

На самом деле разгадка «удачливости» тюрок кроется в другом, а именно, в их принадлежности к воинской касте, или к сословию «всадников». Не «удивительное умение находить общий язык с окружающими народами», а военная выучка вынуждала окружающие народы признавать верховенство тюрок.

В подтверждение этого можно привести массу свидетельств. Например, у того же Гумилева можно найти сведения о том, что тюрки с малолетства приучались на полном скаку стрелять из составного лука.

Культ войны зафиксировал у монголов, воинство которых большей частью состояло из тюрков, Плано Карпини: «Мужчины ничего вовсе не делают, за исключением стрел, а также имеют отчасти попечение о стадах; но они охотятся и упражняются в стрельбе, ибо все они от мала до велика суть хорошие стрелки, и дети их, когда им два или три года от роду, сразу же начинают ездить верхом и управляют лошадьми и скачут на них, и им дается лук сообразно их возрасту, и они учатся пускать стрелы, ибо они очень ловки, а также смелы.

Девушки и женщины ездят верхом и ловко скачут на конях, как мужчины. Мы также видели, как они носили колчаны и луки. И как мужчины, так и женщины могут ездить верхом долго и упорно… Все женщины носят штаны, а некоторые и стреляют, как мужчины».

Нужны ли такие навыки мирным скотоводам? Вряд ли. А вот людям, промышляющим войной, очень даже пригодились бы. Только выявив в тюрках профессиональных солдат, можно понять сущность такого феномена, как захват ими руководящих постов в развитых государствах. А то, что это были именно профессиональные солдаты, следует из многих источников.

Вот, что отмечают по этому поводу арабы эпохи Халифата: «Аллах Всевышний распределил так, что каждый народ, каждое колено, каждое поколение, каждый род преуспевает в пределах своего совершенства: китайцы в ремеслах, греки в философии и литературе, арабы сильны в каллиграфии, письме и богословии, Сасаниды в государственном устройстве, тюрки – в войнах».

Ибн-ал-Ибри (XIII в.): «Что касается тюрков, это многочисленный народ, главное их преимущество заключается в военном искусстве и изготовлении орудий войны. Они искусней всех в верховой езде и самые ловкие в нанесении колющих и рубящих ударов и стрельбе из лука».

Историк ал-Джахиз: «Их недостатки и причина их страданий – тоска по родине, стремление к странствиям, страсть к набегам, влечение к грабежам и сильная привязанность к своим обычаям. Они хуже относятся к тому, кто не знает об их правах. И когда поставили их в одинаковое положение с другими воинами, они не захотели быть в числе всяких других, они сочли это недостойным себя и указали, что им нужно, и увидели они, что им не пристало терпеть притеснения и пребывать в безвестности».

А вот как описывает Л.Н. Гумилев столкновение орды Бумына, первого тюркского кагана, с телесскими племенами, восставшими в 550 г. против жужаней, союзников тюрков: «Когда телесцы были на середине пути, из ущелий Гобийского Алтая выехали стройные ряды тюркютов в пластинчатых панцырях с длинными копьями, на откормленных боевых конях».

Надо иметь очень богатое воображение, чтобы разглядеть в этих латниках чабанов, отправляющихся на выпас овец. И, заметьте, ни в одной из вышеприведенных фраз нет даже намека на принадлежность тюрков к скотоводству. То есть ответственность за такую интерпретацию их деятельности надо возлагать на современных комментаторов хроник. Тюрки преуспевали исключительно в войнах – вот основной вывод, который можно извлечь из их описаний в источниках.

Впрочем, не только тюрки представлялись исследователям пастухами. Вот какими красками рисует А. Мень в работе «Магизм и единобожие» завоевание Эллады еще одними «пастухами» – дорийцами: «Около 1200 года в Элладу стал проникать с севера дикий пастушеский народ – дорийцы… Повсюду начинаются лихорадочные приготовления. Аттика строит оборонительные сооружения; на перешейке возводят огромный защитный вал, в Микенах и других замках готовятся к осаде: налаживают водоснабжение, увеличивают арсеналы…

Ослабленные (Троянской войной. – Г.К.) ахейцы, которые к тому же не знали настоящей воинской дисциплины, а бросались в бой кому как вздумается, с криком и бранью, не выдержали напора».

«Ужас воинственных ахейских рыцарей, – пишут, комментируя данный фрагмент Д. Калюжный с А. Жабинским, – можно понять. Ведь у диких пастухов, оказывается, есть «длинные железные копья и мечи, и они держатся молчаливым сомкнутым строем; это прирожденные воины, которые наступают как неумолимый вал».

Честное слово, эти «пастухи» – люди не нашего мира! Иначе кто же они, эти непрошеные гости: пастухи или воины? Ведь нельзя обучиться строю, дисциплине, тактике ведения боя, оставаясь при этом пастухами, по одному или двое надзирающими за стадами?..

…Появление пастухов-гиксосов в Египте около 1700 года до н. э. А. Мень рисует в тех же красках и выражениях, в каких обычно описывают вторжение монголов. «Военная аристократия», «боевые дружины», «грозные всадники»… Это косвенно свидетельствует о том, что все летописи написаны по одному шаблону: опять «дикие пастухи» завоевали культурнейшую страну, ставшую непонятно почему для них легкой добычей. Гиксосы, гунны, монголы, – словно где-то работает генератор, вырабатывающий орды диких кочевников.

Еще одни пастухи – арьи – завоевали Индию. Кажется, пастух – самый воинственный человек в истории».

Но вернемся к тюркам. Чтобы как-то объяснить факт их милитаризации, историки пользуются следующим аргументом. Кочевники-де вырабатывали воинские навыки в постоянной борьбе за пастбищные угодья. Но этот довод не представляется серьезным. Ведь плотность населения в Восточной Азии, считающейся родиной тюрок, в то время была настолько низкой, что по большей части ее территории вообще не ступала нога человека. Свободных пастбищ было сколько угодно, завоевывать их не было никакой необходимости.

В рамках версии о воинской принадлежности тюрок получает объяснение и странный феномен двоевластия (соправительства), сплошь и рядом встречающийся на страницах исторической литературы.

Данный принцип действовал, к примеру, в Хазарском каганате. Там имелась нелепая, на первый взгляд, ситуация: страной номинально управлял каган, но реальная власть, в том числе и право устранять (убивать) кагана, принадлежала царю или каган-беку (шаду) из тюрок. Особенно курьезно выглядит обычай душить кагана шелковым шнурком до полусмерти, спрашивая его о том, сколько лет он желает царствовать.

Вот что пишет арабский историк ал-Истахри, пораженный фактом хазарского двоевластия: «У кагана власть номинальная, его только почитают и преклоняются перед ним при представлении…, хотя хакан выше царя, но его самого назначает царь».

Такое могло происходить только в том случае, если каган, не имея собственной армии, пользовался армией, набранной из хазар, предводитель которых становился соправителем кагана и, по сути, главным действующим лицом в хазарской политике.

Не таким уж наивным выглядит в данном контексте мнение историка-неформала Н.А. Морозова о хазарах, как о роде войск (гусарах), с коим он нас ознакомил на страницах своей книги «Христос». И дело здесь не только в созвучии. Ведь хазары служили и в Византийской армии в качестве катафрактариев, т. е. тяжеловооруженных всадников, что не только объединяет их с гусарами, как с разновидностью солдат, но и подтверждает их наемническую сущность. Хазары в качестве наемников (каваров, кабаров) упоминаются и в воинстве мадьярского вождя Арпада, обрушившегося в IX в. на Великоморавское государство.

Все это ставит под сомнение определение хазар как этноса.

Этим выводам отвечает и уверенность Гумилева в хазарском происхождении еще одних «всадников» – казаков. Не послужило ли копье катафрактария, будь то хазар (гусар) или алан (улан), прототипом казацкой пики?

Итак, принадлежность тюрок к воинской касте не вызывает сомнений и не является открытием. Уже Гумилев определял их как «народ-войско». Но мы не скажем о них ничего, если скажем только это. Основной вопрос заключается в следующем: являются ли тюрки этносом, или это только другое наименование тех же вольнонаемных солдат без рода и племени, своеобразных «джентльменов удачи», какими на поверку оказались куманы и хазары, т. е. сословие или род войск?

И вот что приходит на ум в этой связи.

Этноним «тюрк» – весьма древнего и совсем не азиатского происхождения. Гумилев, правда, выводит его из китайского наименования обитателей так называемого Великого Тюркского каганата – «ту-кю». Но эта привязка абсолютно искусственна. Не много общего между терминами «тюрк» и «ту-кю». К тому же тюрки каганата, где правящим был род Ашина, монголоидны и монголоязычны: Гумилев считает их сяньбийцами, т. е. древними монголами, обретшими тюркоязычность позже, в контактах с окружающими народами. Не таковы тюрки вообще: в основной своей массе они европеоиды. Да и понятие о них появляется намного раньше Великого Тюркского каганата, существовавшего в VI–VIII вв.

Взять хотя бы сказания о Великом Туране – легендарной прародине всех тюрок, якобы существовавшей три тысячи лет тому назад. Упоминание о нем можно найти в поэме Фирдоуси «Шахнаме». Некоторые историки отрицают принадлежность туранцев к тюркскому этносу на том основании, что последние были ираноязычными. Но отчего тогда территория древнего Турана совпадает с территорией расселения современных тюркских народов – Туркестаном? Да и совпадение названий «туранцы» и «тюрки» не может быть случайным. К слову сказать, обитателей Великого Тюркского каганата («ту-кю») с тюрками даже название не связывает, не говоря уже о языке и антропологических признаках.

Отнесение туранцев к тюркскому этносу – достаточно устоявшаяся традиция. Уже в «Древнетюркском словаре», составленном на основе памятников тюркской письменности VII–XIII вв., туранцы (туранлы) однозначно определяются как тюрки. Игнорировать эту традицию нельзя, а, значит, «тюрки» – гораздо более широкое и древнее понятие, нежели упомянутые «ту-кю». Причем, лишена смысла привязка его не только к «ту-кю», но и вообще к какому-либо конкретному этносу. К тюркам относят и монголоязычных монголоидов рода Ашина и отуреченных арийцев туркмен (гузов, торков, сельджуков), считающихся потомками парфян. У этих народов, кроме тюркского языка, к тому же, как выяснилось, усвоенного ими на поздних этапах их существования, нет ничего общего. Таким образом, на вопрос, кого считать истинными тюрками, история не дает ответа.

Можно ли в таком случае считать правомерной саму его постановку?

Неопределенность термина «тюрк», а также условность отождествления тюрок с подданными хана Ашина, отмечает сам Гумилев: «Судьба этого слова настолько примечательна и важна для нашей темы, что следует уделить этому сюжету особое внимание. Слово «тюрк» за 1500 лет несколько раз меняло значение. В V в. тюрками, как мы видели, называлась орда, сплотившаяся вокруг князя Ашина и составившая в VI–VIII вв. небольшой народ, говоривший уже по-тюркски. Но соседние народы, говорившие на том же языке, тюрками отнюдь не назывались. Арабы называли тюрками всех кочевников Средней и Центральной Азии без учета языка. Рашид-ад-Дин начал различать тюрок и монголов, очевидно по языковому признаку, а в настоящее время «тюрк» – это исключительно лингвистическое понятие, без учета этнографии и даже происхождения, так как некоторые тюркоязычные народы усвоили тюркский язык при общении с соседями. При таком разнобое в употреблении термина необходимо внести уточнение. Тот народ, история которого описывается в нашей книге, во избежание путаницы мы будем называть тюркютами, так, как называли их жужани и китайцы VI в.

Какого бы происхождения ни были те «пятьсот семейств», которые объединились под именем Ашина, между собой они объяснялись по-монгольски до тех пор, пока перипетии военного успеха не выбросили их из Китая на Алтай. Однако столетнее пребывание в тюркоязычной среде, разумеется, должно было способствовать быстрой смене разговорной речи, тем более что «пятьсот семейств» монголов были каплей в тюркском море. Надо полагать, что к середине VI в. и члены рода Ашина, и их спутники были совершенно отюречены и сохранили следы монголоязычия лишь в титулатуре, которую принесли с собой.

На основании вышеизложенного видно, что происхождение тюркоязычия и возникновение народа, назвавшего себя «тюрк», «тюркют», – явления совершенно разные. Языки, ныне называемые тюркскими, сложились в глубокой древности, а народ «тюркютов» возник в конце V в. вследствие этнического смешения в условиях лесостепного ландшафта, характерного для Алтая и его предгорий. Слияние пришельцев с местным населением оказалось настолько полным, что через сто лет, к 546 г., они представляли ту целостность, которую принято называть древнетюркской народностью или тюркютами.

А сама тюркоязычная среда в то время уже успела распространиться далеко на запад от Алтая, в страны, где жили гузы, канглы, или печенеги, древние болгары и гунны».

Произошел, по Гумилеву, культурный обмен. Алтайские народы, в среду которых попали тюрки рода Ашина, снабдили последних тюркским языком, позаимствовав у них их этноним. В это еще можно было поверить, если бы представители рода Ашина действительно именовались «тюрками». Но они назывались «ту-кю», а возможность перевести это слово с китайского как «тюрк» – не более чем личное мнение П. Пельо, Гумилева, а также целой плеяды менее выдающихся ученых, которые во все это поверили.

Гораздо легче поверить в то, что это слово существовало задолго до того, как на исторической сцене появились представители рода Ашина, или, как их еще называют, орхонские тюрки, и даже до появления тюркоязычия. Скорее всего, оно – производное от древнего «Турана». То есть, оно даже не собственно тюркское, поскольку туранцы, как уже отмечалось, были ираноязычны.

Его, к примеру, можно отыскать в санскритском словаре. Собственно тюрки здесь обозначены словом «турушка» («туруска»). Так в Индии называли тюркских наемников, еще в VII в. служивших в армии владыки Кашмира и по некоторым сведениям положивших начало исламизации этой области. Само же слово tura, связанное с термином «тюрк», здесь означает «усердный, рьяный, быстрый, скорый; сильный, крепкий, полный сил, богатый, обильный». А вот turan-ga, являющееся производным от tura, означает здесь «конь», букв. «быстро перемещающийся».

Индийское название тюрок (турушка, туруска) удивительно созвучно греческому этнониму taurus (тавр). «Таурос» («турос») вообще можно прочесть, как «турок», если «с» в конце, приняв за латинскую букву, прочитать как «к». А еще можно вспомнить, что термины «туркмен» («торкмен») и «таурмен» («тавримен») употреблялись в древнерусских летописях как синонимы.

Значит ли все это, что и древние тавры относились к тюркам? Прямого указания на это нет, но то, что тавры были воинственны и жестоки – это факт. «Живут тавры грабежами и войной», – писал о них Геродот. Чем не характеристика тюрок?

Есть еще одно соответствие. «Тур» в русском языке имеет значение «бык». То же самое в греческом языке означает «тавр». Близки оба слова и по написанию (тавр-таур-тур). Трудно объяснить все это простым совпадением.

Здесь могут возникнуть возражения. Слова «турушка», «туран» и «таурус» почти идентичны по написанию, но разнятся по переводу (конь и бык). Но ведь буквальное значение слова turan – это не «конь», а «быстро перемещающийся», что также может относится и к быку. Тем более что с арабского «туран» напрямую переводится как «бык».

Главное во всем этом то, что тюркам как этносу нельзя дать определения. Ни антропологические данные, ни язык, ни территория проживания, т. е. ничего из того, что считается этническими особенностями, не является для них объединяющим фактором. Тюрки обитают где угодно и в облике кого угодно. Им не родня, наверное, только негры. Они обнаруживаются и в среде германских племен (турклинги), и на Руси (торки), и в Индии (турушка). А стоит только добавить к этой «турушке» букву «э» и мы получим «этрусков» – основателей Рима. Почему бы и нет? Вы только вслушайтесь в имена этрусских царей – Тарквиний Древний, Тарквиний Гордый… Чем не тюрки? А такие названия этрусков, как тиррены или тирсены, разве не говорят о том же самом? А если добавить ко всему этому ряд соответствий в этрусском и некоторых тюркских языках, например, в татарском, то данная версия будет выглядеть еще убедительней.

И все-таки постановку вопроса, кого считать истинными тюрками, можно считать правомерной. Если, конечно, не искать оных среди представителей древних этносов, а определять их по роду занятий. А поскольку основным занятием тюрков была война, то рассматривать их следует как профессиональных рубак, так же как и куманов. «Быстро идущий, быстро перемещающийся» – чем не характеристика кавалерии? Так что с репликой Гумилева о тюрках, как о «народе-войске», можно согласиться лишь отчасти. Народом эта разношерстная толпа не была. Тюрков связывало лишь название и воинственные наклонности, т. е. то, что характеризует войско.

Интересно, что так же как и в случае с куманами (комонь), «туран» означает одновременно и всадника, и коня. То же самое можно сказать и в отношении термина «туркоман». Туркоманы – это кони крестоносцев. Но это одновременно и наемники из числа сельджуков – туркмены. А все потому, что конь, всадник – не основные значения слов «тюрк», «туран». Основное значение – «быстро перемещающийся».

Очень близки по значению слова «коман» и «туркоман». Но они сходны и по написанию! На мой взгляд, одно произошло из другого путем утери (сознательной или бессознательной) части слова при переписке.

В этой связи можно упомянуть следующее. Как уже было отмечено, основную часть монгольского войска, его ударную силу, составляли половцы, т. е. куманы. В то же время в русских летописях монголы, кроме всего прочего, называются таурменами. Вот, например, как описывает их появление в русских землях Тверская летопись: «В год 6732(1223) из-за грехов наших пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне, о которых никто точно не знает, кто они и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами, а иные говорят – таурмены (выделено мной. – Г.К.), а другие – печенеги».

Разве не указывает это на то, что куманы и таурмены (туркоманы) – одно и то же? Здесь могут возникнуть возражения. Слова «куманы» и «таурмены» встречаются в тексте одновременно, причем обозначая враждующие силы: «Ведь эти окаянные половцы сотворили много зла Русской земле. Поэтому Всемилостивый Бог хотел погубить безбожных сынов Измаила, куманов, чтобы отомстить за кровь христианскую, что и случилось с ними. Ведь эти таурмены (выделено мной. – Г.К.) прошли всю землю Куманскую и преследовали половцев до реки Днепра около Руси».

Из этого может возникнуть впечатление, что куманы и туркоманы – это разные этносы. Но если и те, и другие являются наемниками, то почему бы им не принадлежать к враждующим группировкам? Если же «куманы» – это ошибка переписчика, а не реальная сторона конфликта, то они могли оказаться в одном месте с «туркоманами» в результате переработки одновременно и древнего текста и переписанного уже с искажениями.

Было бы недостаточно в рассмотрении тюркской проблемы ограничиться сказанным. Это лишь надводная часть айсберга. Тюрки многолики и порой проявляют себя самым неожиданным образом. Еще одна их ипостась – савиры. Эти племена занимали в VI веке Волго-Донское междуречье, а затем вдруг исчезли. Как в воду канули. Нельзя сказать, что земля после них осиротела. На этом месте, как deus ex machina, тут же появились орхонские тюрки со своим Хазарским каганатом. Факт внезапного исчезновения целого народа никого не взволновал. А надо бы. Ведь на самом деле никто никуда не исчезал и ниоткуда не появлялся. «Савиры», так же как и «куманы», – ошибка нерадивого переписчика. И вот как они появились на свет.

Одной из распространенных ошибок при переписке является следующая. Звук «т» в романо-германских языках может передаваться не только соответствующей буквой, но и сочетанием «th». В этом случае он может трансформироваться в «с», «з», «д». То есть, если «t» в «тавре» (таур-тур-тюрк) записать как «th», то получившееся слово можно прочитать и как «савр», «савир», «саур» (вспомните Саур-могилу – могилу савира).

Приведу пример подобной трансформации. Известно, что названия дней недели в английском языке отображают пантеон скандинавских богов, свидетельствуя о соответствующем происхождении англичан. Так, среда (Wednesday) обязана своим названием Одину (Вотану), четверг (Thursday) – это день Тора (Тура), пятница (Friday) – день Фрейра. Так вот Тор (Тур) здесь пишется как Thur, и читаться, следовательно, может двояко – с первой «с» и с первой «т».

Таким образом, никакой тайны в истории появления савиров на свет и их исчезновения на самом деле нет. Савиры – это ипостась тюрок, т. е. наемных интернациональных войск. Они и ведут себя соответствующим образом. Как истинные тюрки (тавры), они «живут грабежами и войной». Вот, что пишет о них Прокопий Кесарийский: «Савиры являются гуннским племенем, живут около Кавказских гор. Племя это очень многочисленное, разделенное, как полагается, на много самостоятельных колен. Их начальники издревле вели дружбу одни с римским императором, другие – с персидским царем».

Нетрудно догадаться о содержании этой «дружбы»: это военное сотрудничество. То есть часть племен «дружила» с римским императором против персидского царя, другая же часть – с персидским царем против императора. Иными словами, тюрки воевали с тюрками. Это еще одно указание на то, что тюрки не являлись этносом, но лишь наемниками, для которых не имело значения, с кем воевать.

О том, что война – основное занятие савиров, говорит и тот факт, что савиры, как с удивлением констатирует Прокопий, эти северные «варвары», изобрели легкий закрытый таран для осадных работ, неизвестный даже византийским инженерам.

Об участии савиров в войнах между Ираном и Византией рассказывает еще один византийский автор – Феофан Исповедник. По его сведениям в 527 году савирами правила вдова князя Болаха Боарикс. Она заключила союз с Византией, но два вождя других гуннских племен, – савиров часто называют гуннами, как и вообще тюрок, – решили присоединиться к войску персидского шаха Кавада. Боарикс захватила их, убив одного из них. Другой был отправлен в Константинополь, где и был казнен византийцами. Этот рассказ еще более убеждает нас в наемнической сущности савиров.

С савирами связан целый букет топонимов и этнонимов. Это, в первую очередь, север (северяне) и севрюки. Тождество данных сообществ новостью не является. Об этом писал еще Гумилев, говоря об этногенезе гуннов: «Северными соседями хуннов были финно-угорские и угро-самодийские племена, обитавшие на ландшафтной границе тайги и степи. Их потомки – манси и ханты (вогулы и остяки) – реликты некогда могучего этноса Сыбир (или Сибир), в среднегреческом произношении савир, в древнерусском – север, северяне, которых еще в XVII в. называли «севрюки»».

Гумилев, правда, не привел данных в пользу отождествления савиров с севрюками. Но впечатление, что оно основано лишь на созвучии, неверно. Это тождество вытекает и из сопоставления их рода занятий, о чем Гумилев не писал. О воинственности савиров мы уже говорили. О севрюках же (северянах) известно прежде всего то, что их образ жизни был подобен казацкому. Аналогичным казацкому был и род занятий: севрюки были пограничниками. Об этом говорит сама география их расселения. Историческая Северщина – это Курская, Белгородская, частично Брянская области нынешней России, Сумская и часть Харьковской области нынешней Украины, т. е. земли, обозначающие границу между Московией и Литвой. Для охраны своих рубежей севрюков использовали как московиты, так и литовцы. То есть к характеристике севрюков кроме слова «пограничник» можно добавить и слово «наемник».

Есть еще факт, который делает невозможным применение к ним термина «этнос». Так, в начале XVI века казаки Азовские и Белгородские запросили у великого князя московского Василия III разрешения поселиться кошем под Путивлем. Получив же это разрешение, они тотчас стали именоваться севрюками.

«Севрюк» в данном контексте – это обозначение человека, несущего воинскую службу, а отнюдь не этноним.

Имеющиеся факты нелояльности севрюков по отношению к российским властям лишний раз подчеркивают их внеэтническое, сословное, происхождение. Так, севрюки в Смутное время активно поддерживали Лжедмитрия I на что московские власти ответили разорением некоторых их волостей и другими карательными акциями. На севрюков в своем восстании опирался и атаман Иван Болотников. Так же, как и казаки, севрюки не считали себя великороссами, всячески подчеркивая свою независимость от Москвы.

Вряд ли они вели себя так, если бы не были воинским сословием, пренебрежительно относящимся к мирному, оседлому населению, привыкшим общаться с ним с позиции силы, и уж наверняка никогда на ставящим себя с ним на одну доску.

От савиров (северян, севрюков) переходим к сербам – еще одной ипостаси тюрок. Их название так и переводится – служивый (от лат. servus – раб, слуга). В подтверждение этого можно сослаться на историю Венгрии, где сербы фигурируют в качестве королевских сервиентов, воинственных мелкопоместных феодалов, получивших свои наделы в обмен на воинскую службу. О тождестве сервиентов и сербов говорит следующий факт. В правление венгерского короля Эмериха (1196–1204 гг.) за ряд побед над сербами данный правитель получил от папы Иннокентия III титул rex serviae. Это было бы невозможно, не будь сербы сервами (сервиентами). Ведь не королем же «рабов» нарекли Эмериха?

Вот и в трактате Бартоломея Английского «О свойствах вещей» сербы наречены «сарвами».

Здесь могут возникнуть возражения в том плане, что история Сербии уходит своими корнями в далекое прошлое, что сербы известны с VII века как вассалы Византии, принявшие христианство по византийскому обряду, и с венгерскими королевскими сервиентами XIII века никак не могут быть связаны. Но при всем том, что сербы действительно более широкое и древнее понятие, нежели венгерские сервиенты, это мнение ошибочно. Как вольные наемники (служивые, ратные люди), сербы могли служить и служили разным державам, в том числе и Византии. И именно византийским сербам под руководством великого жупана Рашки Стефана Немани (1114–1200) удалось обособиться и создать независимое от Византии государство, известное ныне как Сербия.

А вот венгры смогли удержать в своем составе земли строптивой военной знати, подарив ей ряд привилегий и вольностей, в том числе даже право поднимать восстание в случае несогласия с линией короля. Разрешил это Андрей II (1175–1235) своей «Золотой Буллой» 1222 года, которую некоторые считают аналогом английской Великой Хартии Вольностей 1215 года.

Не исключено, что имя Стефана Немани указывает на род занятий сербов: Неманя – наемник. Можно предположить также, что сербы фигурируют в сказаниях о монголах в качестве одного из завоеванных Чингисханом народов. Поход Эмериха (могора) против сербов (неманичей-наемников) мог быть представлен в них как поход «монголов» (моголов) против христианского племени «найманов».

К пониманию этого нас приближает и то, что «наемник» по-украински звучит как «найманец». А в некоторых источниках можно найти сведения о принадлежности сербов к несторианству, как и найманов.

О том, как «сербы» могут в текстах заменяться на «северян», подтверждая, тем самым, возможность их замены и на «савир» с «севрюками» и «тюрками» («таврами»), причем во времена, не столь от нас отдаленные, пишет А. Бычков. Сравнивая три издания трудов византийского императора-историка Константина Багрянородного, он замечает, что во всех этих изданиях вместо «сербиев» (Сербион), как в первоначальном греческом тексте, упоминаются «северяне» («северии»), а в третьем издании, опубликованном уже в советское время (1982 г.), «сербиев» нет даже в греческом тексте. «Исправлено на основании «исторической правды». – возмущается А.Бычков. – Исправлен (читай: «фальсифицирован») текст подлинника, издаваемый Академией наук! На основании того, что издатель желает считать исторической правдой! И этот искаженный текст отныне студенты считают первоисточником!»

Сербы, сервы, сервиенты, сержанты… Продолжением этого ряда, бесспорно, являются сердюки. И вот почему. Автор «Истории Русов» писал о сердюках следующее: «Таким образом, и русские воины назвались конные козаками, а пешие стрельцами и сердюками, и сии названия суть собственные русские, от их языка взятые, например стрельцы по стрельбе, сердюки по сердцу или запальчивости, а козаки и козаре, по легкости их коней, уподобляющихся козьему скоку».

То есть, по Конисскому, сердюки – это казацкая пехота, охочепехотные казаки в противоположность охочекомонным. Уже одно это сближает их с тюрками. Ведь казаки – это наследие тюркского мира, так сказать – посттюрки, т. е. тюрки, вытесненные на периферию начинающих формироваться государств и ставшие в этих условиях пограничниками. Но сердюки – это еще и наемники, что также подтверждает в них тюркское начало. Известно, что именно сердюки составляли наемную гвардию гетмана Мазепы. «Там, окруженный сердюками, вельможный гетман с старшинами скакал на вороном коне», – писал Пушкин в своей «Полтаве».

Конисский по каким-то соображениям относил сердюков к пешим казакам, что не совсем корректно. Ведь известны и конные сердюки, так называемые компанейцы. Приравняв сердюков к казакам, хотя бы пешим, Конисский, видимо, хотел представить их своими, малороссами. Но ведь известно, что не в последнюю очередь из-за ненависти казаков к чужеземцам-сердюкам пал Батурин – гетманская столица, что именно сердюки, а не украинские казаки, их антагонисты, почти полностью перешедшие на сторону Петра, оказались перебитыми при штурме этой крепости «летучим» отрядом Меньшикова.

Но самое интересное во всем этом то, что сердюков набирали из сербов! То есть надо полагать, «сердюк» есть искаженное «сербюк», т. е. серб. Или «сервюк», т. е. сервиент, что также роднит их с сербами и с уже упомянутыми севрюками. Но самая неожиданная реконструкция для этого слова – сближающая его с «сержантом» – «серджук». Она подводит нас к пониманию происхождения… Кого бы вы думали? Сельджуков! Т. е. сельджуки – это не потомки какого-то там сказочного «Великого Сельджука», а обыкновенные сервиенты, т. е. наемники различного этнического происхождения.

Надобно сказать несколько слов и об этом феномене.

Традиционная история видит в сельджуках пришельцев из Туркестана. Будто бы их орды в одночасье снялись со своих насестов и, гонимые не то голодом, не то просто охотой к перемене мест, двинулись покорять Византию. Еще говорят, что их потеснили монголы. По официальной версии первая волна огузов из племени кынык, разгромив по пути Газневидский султанат и покорив Хорезм, Хорасан и Иран, докатилась до Малой Азии. Здесь ими был основан Сельджукский (Румский) султанат со столицей в Никее.

Случилось это в 1077 году. Первыми вождями сельджуков были Тогрул-бек и Чагры-бек, внуки Сельджука.

Вторая волна огузов была уже из племени кайи и вроде бы не имела к сельджукам никакого отношения, если не считать того, что родом была из тех же мест. Эти огузы попросили у султана Рума вид на жительство и получили его. Вождем их был Эртогрул, сын которого, Осман, стал основателем Османской (Оттоманской) империи, отчего эти тюрки так и называются – османы (османлы).

Историки, упоминая сельджуков, традиционно пишут что-то о пастбищах и стадах скота. Но ведь в текстах речь идет о другом. Вот, что написано по этому поводу во «Всемирной истории»: «В XI веке сельджукские огузы из Средней Азии продвинулись в Иран и Переднюю Азию. Столкнувшись с другими кочевыми завоевателями – караханидскими тюрками, знать сельджукских огузов обратилась к сыну и преемнику Махмуда Газневи, султану Масуду, с просьбой предоставить ей земли для кочевания в районе Абиверда, Серахса, Нисы и Мерва, обещая нести за это военную службу. Масуду пришлось уступить и предоставить сельджукам в 1035 г. часть просимых ими земель. Соседство воинственных кочевников оказалось бедствием для пограничных со степью сельских районов (выделено мною. – Г.К.). С каждым годом военно-феодальная знать сельджуков становилась все более настойчивой в своих требованиях новых земель. Наконец Масуд двинул против сельджуков свои войска. Однако сельджукские вожди Тогрул-бек и Чагры-бек нанесли им полное поражение (1040 г.) и открыли себе дорогу в Хорасан и Западный Иран».

Выделенные места красноречиво говорят о роде деятельности сельджуков. Причем здесь пастушество? Сердюки и есть. А также севрюки, сербы, сервиенты и сержанты. А лучше всего – просто «солдаты». Почти буквальное совпадение. Ведь по-английски «солдат» пишется soldier, а звучит – солджие. Правда, похоже? Есть сходство и со старым словом «желдак», которое употреблялось С.М. Соловьевым наряду с новым обозначением служивого («солдат»).

Становится понятным, почему сельджуки (soldier) охотно пополняли армии крестоносцев в качестве сервиентов, сержантов. А вот в официальной истории мотивы их поведения остаются нераскрытыми.

Представьте себе следующую картину. Армия Наполеона движется к Москве. Но состоит она не из французов, а наполовину из русских, использующихся как на вспомогательных работах, так и в военных действиях. Прямо тут, по ходу дела набрали. Смешно? А вот в услужении у рыцарей такие же иноверцы из местных почему-то смеха не вызывают.

В том, что европейское слово стало обозначением азиатских кочевников, нет ничего удивительного. Мы не раз еще столкнемся с подобными фактами, что объясняется как тем, что именно в Европе писалась история, так и тем, что так называемые «азиаты» по своему происхождению не так уж далеки от так называемых «европейцев».

Применительно к сельджукам это означает следующее: не были они азиатами и не из Туркмении попали в Византию. Зачем оттуда, если в самой Византии их было полно? Северное Причерноморье кишело торками – теми же огузами. Балканы представляли собой одно сплошное тюркское кочевье. Здесь и тюрки-болгары, и сербы, которые, как выяснилось, – тоже тюрки. Здесь же кочевали и половцы (куманы).

Юго-восток Византии населяли разбойные исавры, обитатели киликийского Тавра, откуда и их название (исавр – тавр). Исаврия была солдатской провинцией, поставляющей воинов в византийскую армию. Первые сельджукские султанаты (Никейский, Конийский) были основаны как раз на исаврийских землях – исконных землях византийских тюрок.

Местными были сельджуки, византийцами, только провинциалами. Стали бы их вожди величать себя «кесарями Рима» (Кайсар-и-Рум), будь они в этом Риме чужеземцами!

То есть не из Туркестана огузы попали в Византию, а как раз наоборот. Будучи византийскими солдатами (soldier), исаврами, сельджуки отпали от Византии так же, как в свое время отпали от Польши малороссийские казаки. Усилившись, они произвели военный переворот и образовали империю Сельджукидов, религией которой стал ислам – разновидность несторианства, опять-таки европейской религии, бывшей в ходу даже у самых западных кочевников – франков. Благодаря расширению империи на восток сельджуки и появились в Туркмении, где обитают и по сей день.

Возвращаясь к сербам, надо упомянуть еще об одной их разновидности – белорусских «сябрах». На первый взгляд, слово это не русское, поскольку нуждается в переводе. Однако при более внимательном рассмотрении в нем угадывается искаженное русское «собрат». И действительно, наиболее часто звучащий его перевод – «товарищи», «братья».

Казалось бы, с «сербами» (т. е. наемниками, сервиентами) – ничего общего, кроме созвучия. Но стоит только обратиться к иерахии крестоносного воинства – и появится соответствие по сути.

Вот на какие группы был разбит, к примеру, состав Тевтонского ордена: братья-рыцари, братья-священники, прочие братья, полубратья, сестры, полусестры и фамилиары. К разряду «прочих братьев» здесь относились те, кого в интернациональных орденах принято было называть «сервиентами», «сержантами». Будучи «братьями», сябры и были по сути сервиентами, т. е. наемниками-тюрками.

«Братьями» называли себя не только члены католических орденов. Область применения данного понятия на самом деле гораздо шире. «Братья» («собратья») – это члены любого воинского объединения (братства, фратрии). Вспомним хотя бы «братчиков» Запорожской Сечи. И сейчас еще члены преступных группировок, правопреемников древних братств, называют друг друга «братками».

В случае с Белоруссией можно даже конкретно указать тех «братков», которым «сябры» обязаны своим названием. Это, конечно же, вышеупомянутые севрюки – служивые (от «серв» – слуга) казацкого происхождения. Оказались они в Белоруссии (тогдашней Литве) в связи со следующими обстоятельствами. В 1515 году изгнанные турками из Азова казаки ушли в Литву служить «за гроши и сукна» польскому королю Сигизмунду I. С ними подались и белгородские казаки. Видимо, перебежчиков было немало, потому что это сильно обеспокоило Василия III, находившегося с Польско-Литовским государством в состоянии войны. Я говорю «перебежчиков», так как формально азовские и белгородские казаки считались поддаными турецкого султана.

Далее произошло то, о чем уже говорилось выше. Великий князь с помощью брата крымского хана, князя Аппака, уговорил станичников перейти на сторону Московии и поселиться близ Путивля в Северской земле. Естественно, не все казаки ушли из Литвы. Но тех, которые остались, оказалось достаточно для того, чтобы можно было считать Белоруссию казацкой державой. Казаки же эти происхождения были отнюдь не славянского. Они были потомками хазар. С тех пор белорусское Полесье и носит название хазарского города – Белой Вежи (Саркела), взятого русским князем Святославом в 965 году.

Для полноты картины приведу сообщение Е.П. Савельева, подтверждающее версию о казацком (севрюцком) происхождении сябров. Оно касается этимологии казацкого слова «чеберка»: «Чеберка, себерка, себры, шабры – слово древненовгородско-псковское, встречаемое в древних актах, а на Дону даже до последнего времени, в особенности в 1-м Донском округе. Корень этого слова происходит от «себе», каждый сам по себе, сидящий на своей части, заимке. В древнем Пскове сябры – сидящие или владеющие своей частью общественного имущества. Себро – моя часть, шабры – соседи, чеберка – товарка, подруга».

Насчет «себе» не согласен. Все остальное верно. Сябры, конечно же, – «собратья», имеющие каждый свою долю в «общаке» братства или ордена. Это также и «соседи» и, что особенно поразительно – «товарищи» (себерка – товарка). Получается, слово «товарищ» (т-в-р) – однокоренное со словом «собрат» (с-б-р). А еще оно – однокоренное со словом «тавр» (т-в-р), т. е. «турок»!

Сам того не ведая, мэтр сделал феноменальное открытие, на которое никто даже не обратил внимания. По сути, была раскрыта одна из самых волнующих загадок истории – происхождение тавров или тюрок. Товарищество – сообщество по продвижению и добыче «товара», которым на тот момент в основном считался скот (отсюда «скотоводство» тюрок), и было источником их происхождения.

Как видите, я не случайно избрал речь Тараса Бульбы в качестве эпиграфа к этой главе. Назвав казаков «товариществом», Тарас не ошибся. Казаки – это не просто сбродное образование из беглых крестьян. Эта расхожая точка зрения на них появилась, скорее всего, в эпоху царствования Екатерины II, когда казацкое сообщество пребывало уже в стадии деградации. Не исключено, что сама Екатерина, не симпатизирующая казакам, и приложила руку к рождению этой «дезы».

На самом деле изначально казачество представляло собой орден, т. е. сообщество по отъему товара у населения и последующей его перепродаже. Интересный факт: по некоторым сведениям среди польских гусар бытовало обращение друг к другу «товарищ», что может указывать на происхождение этой касты или сословия от вольнонаемных казаков. В пользу этого свидетельствует и сходство названий: гусары-хазары-казаки.

Итак, принадлежность белорусов (сябров) к тюркскому миру не составляет тайны. Наемничество, или, если можно так выразиться, «сервиентство» – главное призвание совокупно всех сербов, в т. ч. и сябров. Им они и отметились в истории. В 602 году, разгромив авар по просьбе византийского императора Ираклия, сербы поселились на Далматинском побережье в качестве византийских федератов. В 789-м и 791 г. полабские сербы вместе с чехами участвовали в походах франкского короля Карла против Аварского каганата, опять-таки в качестве наемников.

Славянское происхождение слова «сябры» порождает следующую дилемму. С одной стороны, «сербы» («сябры») – это латинское слово, причем хорошо укоренившееся в романо-германских языках (сервы, сервиенты, сержанты, сервис, сервер и т. д.). С другой – это славянское слово «собрат» («товарищ»), близкое к названию лужицких сербов (сорбы). Если верно второе, то первичным значением его будет как раз славянское «собрат», а не латинское «служащий».

Впрочем, одно другому не мешает. Ведь упомянутая выше категория солдат Ордена (прочие братья) иначе называлась «братья-сервиенты», объединяя, таким образом, оба значения.

«Братья-сервиенты» и будет исконным значением всех этих «тюрок», «тавров», «савиров», «северян», «сербов» и прочих сообществ или братств, ошибочно принятых за этносы. Именно из этого корня произрастает весь букет упомянутых и еще не упомянутых здесь псевдоэтносов, а на самом деле воинских братств, некоторые из которых, как, например, турки с сербами и туркменами, все же смогли со временем превратиться в настоящие этносы, образовав государства.

Глупо полагать, что братство наемников могло быть мононациональным. Вся история этому противоречит. Даже ордена крестоносцев, различаемые часто с помощью этнических ярлыков (тевтонцы – немцы, тамплиеры с иоаннитами – французы), были интернациональными по своему составу. Значит, и о сербах можно мказать то же самое. Понадобился достаточно большой промежуток времени и компактность проживания в рамках самостоятельных государств, чтобы из этих разнородных, непоседливых ватаг сформировались настоящие этносы с общими менталитетом, культурой и языком. Сказанное относится и к белорусским сербам – «сябрам».

Все это не мешает иным белорусам выдавать себя за чистокровных славян, если не арийцев. Оказывается не только немцам, но и тем, кого они называли slave (раб), свойственно рядиться в тоги небожителей. Можно было бы просто посмеяться над этой причудой сознания, если бы не одно «но». Самолюбование здесь выступает обратной стороной неприязни или даже ненависти. Ненависти к инородцам, под которыми, чаще всего, понимаются россияне. Это от них, страшных угро-финно-татарских «москалей» всю свою жизнь страдали невинные «агнцы» – белорусы. Это они, эти дикие азиаты-«моксели», на века задержали вхождение Святой Руси – Белоруссии – в дружную семью просвещенных европейских народов.

И самое главное. Они, эти коварные «москали», не будучи русскими (славянами), совершили страшный подлог: украли у украинцев и белорусов их старое, доброе имя «Русь» и без спроса перешли на русский (славянский) язык. «Какое отношение к этой и другой Руси, – пишет один из «арийцев», М. Голденков, разумея, конечно же, под «этой и другой Русью» только западные ее части, т. е. Украину с Белоруссией, Карпатскую Русь и побережье Балтийского моря (Новгород, землю Шлезвиг-Гольштейн в Германии и остров Рюген), – имеет Московия и ее наследница страна Россия? Минимальное. Если уж считать, что Московия как-то активно состыкуется с Русью и является ее неотъемлемой частью, то Швеция и Дания найдут куда больше исторических фактов и доказательств, чтобы оправдать свою русскость в любом суде.

Практически же Москва не имеет никакого отношения к Руси, кроме того, что впервые где-то в 1480 гг. попыталась прозваться Белой Русью».

Это у человека, мало-мальски знакомого с историей, подобная чушь может вызвать гомерический хохот. Неокрепшие же умы могут поддаться ее вредному воздействию. И здесь уже не до смеха. Но коснуться темы происхождения великороссов надобно не с целью минимизации этого воздействия. Точнее, не только с этой целью. Очень уж близка эта тема вопросу происхождения монголов. Ведь именно по Руси прокатились катком монгольские орды. И, между прочим, русские в этих ордах тоже были замечены. А потому вопрос сей удобней рассматривать сквозь призму представлений о Руси, в том числе, и как «колыбели трех братских народов».

Но прежде не мешало бы выяснить, что же все-таки означает этноним «Русь» и правомерно ли его применение только к киевским русам, как на том настаивают в особенности украинофилы. Ведь именно на понимании Киевской Руси, как Руси «в собственном смысле» основано большинство спекуляций.

Конечно, в здоровой научной среде этот вопрос не является дискуссионным. Есть много данных, указывающих на то, что киевские русы – лишь одно из многочисленных проявлений русского мира, причем, далеко не точно передающее его суть. И я уверен, что большинство историков знают, что такое настоящая Русь. Но пока в источниках будут отыскиваться сообщения о том, что «Русью собственно называли один Киев с округом», по сути верные, но относящиеся лишь к определенному периоду истории Руси, спекуляции будут продолжаться и на них должен даваться ответ.

Вот и посмотрим, правильно ли называть «собственно Русью» Киевскую землю безотносительно к тому или иному периоду истории и не случайно ли эта земля обрела данное название. Это тем более необходимо, что без упоминания о русах перечень кочевых сообществ Евразии будет далеко не полным.

 

3.2. Был ли Киев «матерью городов русских»?

Почти все попытки объяснения термина «Русь» основаны на созвучии. Самые примитивные из них не дотягивают до научного уровня и могут претендовать лишь на звание «народных» этимологий. «Русые», «рыжие», «красные», «роса» и даже «русалка» – вот далеко не полный их перечень. Вряд ли кто-нибудь согласится на то, чтобы его именовали «рыжим», а его родину – «страной рыжих». Да и этнос, представленный только русыми (рыжими) экземплярами – это что-то из области фантастики.

Можно возвести генеалогию русов к другому народу с похожим названием. Так поступил, например, Л.Н. Гумилев, который видел в русах потомков германского племени ругов (россомонов), входившего в державу Германариха. Но этот метод страдает тем же изъяном, что и предыдущий. Кроме созвучия не предлагается почти ничего, что подтверждало бы связь русов с близким по названию народом. Например, в случае с ругами нет никакой уверенности, что именно они были предками русов, а не представители какого-то другого племени с похожим названием. С таким же успехом на роль этих предков могло бы претендовать, скажем, иранское племя роксоланов.

Да и содержание самого термина «русь» в этом случае остается нераскрытым. Вместо этого возникает новый вопрос: что же означает термин «россомоны» («роксоланы»)?

Есть мнение, что «русь» выводится из слова ruotsi, которым финны называли шведов и которое означало гребцов, весельных людей. Но почему именно ruotsi? Куда более подходящим выглядит, к примеру, латинское слово rus, означающее деревню, сельскую местность, глубинку. Ведь тогдашняя Русь по отношению к Римской империи и была глубинкой. Почему бы этой трактовке не отдать предпочтение? По каким вообще критериям должен производится отбор?

На мой взгляд, название должно отражать суть явления во всей его полноте. То есть не от созвучия надо отталкиваться, а, в первую очередь, от сущностных характеристик. Тогда и созвучие нужное появится, и веры в его подлинность будет больше. Но принцип этот во всех перечисленных случаях не соблюдается.

А попытки вывести «Русь» из названия реки Рось, притока Днепра, вообще напоминают «страусиную» политику. Такое объяснение прозвучало из уст академика Б.А. Рыбакова, видимо, решившего таким путем просто уйти от проблемы.

Прежде всего, надо отметить, что древние русы – не славяне. Во всяком случае, те и другие упоминаются хронистами, как два разных народа. «В IX веке, – отмечает Л.Н. Гумилев, – русы и славяне имели мало общего. В X–XI вв. славяне были хорошо известны всем европейским и византийским географам, а кто такие русы, читателям хроник надо было объяснять». Более того, «отношения между русами и славянами в IX в. были откровенно враждебными». По сообщениям арабских географов Ибн-Русте, Мукадасси, Гардизи и Марвази, русы «нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают».

Вот славяне и отпали. Впрочем, они должны были отпасть и по другим соображениям. Несмотря на то, что славяне сейчас составляют большинство населения Восточной Европы, упоминания о них в летописях не древнее упоминаний о русах. Никак не могли они быть их предками. Не факт, что они вообще могли быть чьими бы то ни было предками на территориях к востоку от Дуная. Слишком уж быстро они здесь распространились.

Напомню, что славяне считаются выделившимися из балтоязычной общности в VI–VII вв. Остатки их поселений, обнаруженные в Центральной Европе, получили название культуры «Прага – Корчак». К этому же времени относятся и первые упоминания о славянах у Иордана в «Гетике» (551 г.) и Прокопия Кесарийского в «Войне с готами» (555 г.). В VI–VII вв. произошло расселение славян из первоначально узкого ареала пражской культуры в южном (заселение Балкан) и восточном (заселение Русской равнины) направлениях. Причем произошло это настолько быстро, что поставило ученых в тупик. «Каким образом, – вопрошает известный археолог М.И. Артамонов, – славяне одновременно появляются на громадной территории и притом без каких-либо признаков массового переселения в эти территории нового для них народа?»

Напрашивается вывод, что распространились здесь (имеется в виду Русская равнина) не сами славяне, а лишь их язык и этноним. Иными словами, местные аборигены стали «славянами», усвоив славянскую письменность, т. е. «слово».

А местные аборигены – это три крупные группы племен. «Первая, ираноязычная, – указывает Л.В. Алексеев, – занимала Крымский полуостров, Кубань, Нижний Дон, Нижний Днепр и доходила на севере до водораздела Сейма, Десны и Оки… Вторая, финноязычная, группа охватывала все Верхнее Поволжье, бассейн Средней и Нижней Оки, на западе доходила до озера Эзель и оставила так называемую Дьяковскую культуру. Третья, балтоязычная, охватывала все Верхнее Поднепровье, включая Киев, правобережье Сейма, Верхнюю Оку и уходила на запад в Прибалтику».

То есть, если считать русов автохтонами занимаемых ими в IX в. территорий, то надо рассматривать в качестве их предков одну из перечисленных групп. Славяне в этот список не попадают, ибо их исконные земли находились западнее.

И здесь наибольшее распространение получила версия о выделении русов из сарматской ираноязычной стихии. Эта версия была в свое время настолько популярной, что русских, в т. ч. и великороссов, даже в XVI в. продолжали именовать сарматами, как бы забывая о том, что это античный этноним. Подобный подход можно обнаружить, например, в творении польского врача и историка Матвея Меховского «Трактат о двух Сарматиях», увидевшем свет в Кракове в 1517 г.

Именно в рамках сарматской версии в качестве предков русов рассматривались уже упомянутые роксоланы, а также аорсы, представленные салтово-маяцкой археологической культурой. Но и здесь не все гладко. Как известно, данные племена хозяйничали на территории нынешней Украины, а также Кубани и Нижнего Дона с III в. до н. э. по III в. н. э., после чего были сметены нашествием готов. А после готов этими землями овладели гунны. Если и осталось что-то от сарматов после двух этих опустошительных нашествий, то уже хорошо разбавленное германской и тюркско-финской (гуннской) компонентой. То есть сарматская версия, если и имеет право на существование, то с известными оговорками.

Если же считать русов пришлыми на этих землях, то надо выводить их либо от готов Германариха, либо от сменивших их гуннов, либо от тех и других вместе.

О готской версии, предложенной Гумилевым, я уже говорил. Точнее, не о готской, а о россомонской. Руги или россомоны были одной из составляющих племенного союза готов, занимавшего в III–IV вв. огромные территории от Дуная до Дона и от Балтики до Черного моря. Необязательно, что они были германцами. Гумилев настаивал на их принадлежности к некой праиндоевропейской общности, из которой якобы выделились и германцы и сарматы. Так он пытался связать иранскую (сарматскую) и германскую (готскую) теории. Несмотря на то, что этот подход несколько умозрителен, делал он это не напрасно. Уверенность в том, что в этногенезе русов участвовали оба указанных народа, есть.

Но есть уверенность, что в нем участвовали и гунны. Иначе пришлось бы согласиться с невероятным, т. е. с тем, что от их присутствия в здешних местах не осталось и следа. А ведь народы, как известно, не исчезают бесследно и не появляются из «ниоткуда».

Гуннская версия выглядит несколько экзотично и иногда обрастает смешными подробностями. Гунны могут объявляться защитниками славян от готских «угнетателей», Атиллу иногда изображают христианским вождем, ставка которого находится в Киеве и т. д. Иногда гуннов и вовсе причисляют к славянам единственно на основании того, что по сведениям Приска Паннийского (V в.) они употребляли напиток medos.

Готская теория, на мой взгляд, наиболее оригинальное воплощение получила в интерпретации В. Егорова. В соответствии с ней предками русов являются остготы, называемые также грейтунгами. Воспроизведя оригинальное написание этого этнонима в форме hros, В. Егоров, сближает грейтунгов с легендарным «народом Рос» (Rhos) Бертинских анналов, послами при дворе Людовика Благочестивого в 839 г., оказавшимися на проверку шведами. Очень удачно вписывается сюда то обстоятельство, что готы, как и шведы, были родом из Скандинавии, а значит, могли быть спутаны с последними. (Кстати, этим же подтверждает свою версию и Л.Н. Гумилев, руги (россомоны) которого также были родом из Скандинавии.)

Очень интересная версия. Но, при всей аргументированности, ей все же недостает широты охвата. Автор уж слишком «зарылся» в летописи и «уцепился» за конкретный термин. Грейтунги – это, конечно, прекрасно, и переход от hraid/hrait к hros/rhos вполне оправдан. Весьма продуктивен по части понимания природы русов и вывод о связи этих терминов с понятием rider (ritter), т. е. рыцарь, всадник. Но всего этого недостаточно для понимания феномена Руси, ибо опять-таки сводит представления о нем к скандинавской прародине. Да и трактовка русов в духе «красных» («краснящихся») все-таки не заслуживает уделяемого ей внимания.

Кроме того, возникает встречный вопрос: а куда деть россомонов с роксоланами и аорсами, которые также подходят на роль предков русов?

Можно было бы просто решить проблему, сказав, что Русь – это какое-то «сбродное» образование, «винегрет» из племен и народов, к тому же еще и ославянившийся к VIII–IX вв. Но и это мало что прибавит к нашим знаниям по данному предмету.

Чтобы понять, откуда все-таки взялся этноним «русь» и кто такие «собственно русы», не к археологическим данным надо обращаться. Нет в археологии культуры, считающейся русской и датируемой временами первых упоминаний о русах. Здесь может помочь только летописный материал.

Впрочем, уже само отсутствие археологических данных на этот счет говорит о многом. Например, о том, что древние русы не были оседлым народом в отличие от тех же киевлян.

И вот у нас уже есть по русам две приметы: они не являлись по происхождению славянами и не были оседлым народом. Предстоит выяснить, были ли они вообще «народом» и какое отношение имели к Киевской земле. И вот, что по этому поводу говорят летописи. Воспользуюсь данными из подборки А.Г. Кузьмина, приведенной в сборнике «Откуда есть пошла Русская земля» (т. 2. М.,1986). Данные приведены в моей обработке и снабжены моими комментариями. Предлагаю запастись терпением, ибо перечень будет длинным.

1. Первое упоминание о ругах, которых многие авторы отождествляют с русами, находим у Тацита. В I в. он локализует их на южном берегу Балтики.

2. Согласно Иордану (VI в.) готы между II и III веками воюют в Прибалтике с ругами и побеждают их. Руги по Иордану сильнее германцев «телом и духом».

3. Под 337 г. византийский писатель Никифор Грегора (XIV в.) сообщает о русском князе, который был придворным у императора Константина.

4. Степенная книга (XVI в.) упоминает «о брани с русскими вои» императора Феодосия. Будто бы произошло это между 379 и 395 гг. Упоминается также о нападении русов на «Селунский град».

5. В 434–435 гг. руги сталкиваются с готами на реке Саве в нынешней Югославии, близ города Новиедуна.

6. Гунны и присоединившиеся к ним руги потерпели поражение от гепидов и других племен, в т. ч. тех же ругов. Они отступили из Подунавья к Днепру и Причерноморью, а также к Адриатике. Некоторые из ругов поселились возле Константинополя. Произошло это в 454 г.

7. В 469 г. готы победили ругов в борьбе за Паннонию.

8. Под 476 г. появляются упоминания об Одоакре (Одоацере), вожде то ли ругов, то ли скирров, то ли герулов. Будто бы сей Одоакр сверг последнего императора Западной Римской империи Ромула Августула. Войско его состояло из ругов, скирров и турклингов. Иногда Одоакра называли русским (славянским) князем, а родиной его считали остров Рюген. Одоакр, якобы, оставил после себя потомков, правивших в Штирии, а в XII в. – в Австрийском герцогстве. В Австрии, в г. Зальцбург (в древности – Ювава) имеется плита со следующей надписью на латыни: «Лета Господня 477. Одоакр, вождь русинов (рутенов), гепиды, готы, унгары и герулы, свирепствуя против Церкви Божией, блаженного Максима с его пятьюдесятью товарищами, спасавшимися в этой пещере, из-за исповедания веры, сбросили со скалы, а провинцию Нориков опустошили огнем и мечом».

Еще один интересный факт. У украинских казаков существует предание, согласно которому их предки под началом Одоакра вторглись в Италию. Именно с призывом следовать примеру их предка Одоакра, владевшего 14 лет Римом, обратился к казакам в 1648 г. Богдан Хмельницкий перед наступлением на Польшу. А в 1657 г., стоя у гроба Хмельницкого, генеральный писарь Запорожского войска, Самийло Зорка, сравнил гетьмана с Одоакром.

Если считать казаков тюрками по происхождению, то это хорошо согласуется с данными сведениями. Ведь в войске Одоакра были турклинги. Впрочем, я не настаиваю.

9. Еще один король ругов, Фелетей, пытался вторгнуться в Италию. В 487 г. он был разбит и казнен со своей матерью Гизой Одоакром в его вотчине – Равенне.

10. Бесчинства Одоакра пресечены Теодорихом. В 489 г. этот готский король выступил против Одоакра и в 493 г. убил его. В этой борьбе с обеих сторон участвовали руги. Они принимали участие и в провозглашении Теодориха королем Италии.

11. В середине VI в. королем Италии стал вождь ругов Эрарих.

12. Под 568 г. появляется упоминание о некоей области Ругиланд, через которую в Северную Италию прошли лангобарды.

13. Впервые русы упоминаются под своим современным именем сирийским автором Псевдозахарием. По его сведениям народ Рос обитал в Причерноморье в VI в.

14. По сведениям Захир ад-дин Марши (XV в.) русы в VI в. обитают в районе Северного Кавказа.

15. В 626 г. по сведениям Константина Манасси (XII в.) русы вместе с аварами осаждают Константинополь.

16. Под 643 г. арабским историком ат-Табари (IX в.) русы называются врагами мира.

17. В конце VIII в. византиец Феофано пишет о русских хеландиях (кораблях). Русы названы им «та русси», что некоторые почему-то переводят как «красные».

18. Согласно французской поэме об Ожье Датчанине (XIII в.) русы в 774 г. базировались в районе Гарды близ Вероны (Северная Италия), а оборону Павии, столицы лангобардов, от войск Карла Великого возглавлял русский граф Эрно. Интересно, что Гардарики скандинавских саг привязываются сейчас к Киевской Руси при всем том, что из самих саг это не следует.

19. Русский граф есть в окружении Карла Великого в IX в. Об этом идет речь в поэме Рено де Монтебана (XII–XIII вв.)

20. В поэме «Сэсн» (XII в.) в числе противников Карла Великого назван русский великан Фьерабрас. Изображен он здесь русым и курчавоволосым с рыжей бородой.

21. В поэме «Фьерабрас» (XII–XIII вв.) тот же русский богатырь Фьерабрас, попав в плен, становится сподвижником Карла Великого. Потрясают титулы Фьерабраса: он – сын эмира Балана, царь Александрии и Вавилона, правитель Кельна и Руси.

22. В конце VIII в. русы обнаруживаются географом Баварским рядом с хазарами. Росы (ротсы) упоминаются им и в междуречье Эльбы и Салы. Поражает разброс мест обитания. Хотя, конечно, северокавказская локализация хазар не так уж бесспорна, как это выглядит у традиционных историков.

23. В VIII–IX вв. папы римские Лев III и Бенедикт III пытались связаться с «клириками рогов». Роги (руги) в то время были арианами и папы, видимо, желали отвратить их от этой ереси.

24. В 839 г. представители «народа Рос», правитель коего назывался каган, прибыли к Людовику I Благочестивому, о чем сообщают Бертинские анналы.

25. Под 842 г. в «Житии» Георгия Амастридского упоминается о нападении росов на Амастриду в Малой Азии.

26. В 844 г. по сообщению Ал-Якуби русы нападают на испанскую Севилью. Речь идет явно не о киевских русах.

27. В 860 г. русы нападают на Константинополь.

28. В 861 г. Константин Философ (Кирилл) обнаружил в Крыму Евангелие и Псалтырь, написанные «росскими письменами» и расшифровал эту письменность.

29. В 863 г. на территории нынешней Австрии располагалась Русарамарха (марка Русаров). Напомню, что сама Австрия (Остер-рейх, Восточный рейх) тогда считалась маркой, т. е. пограничным укреплением на крайнем востоке Западной Римской империи.

30. Под 879 г. впервые упоминается Росская епархия Константинопольского патриархата, находившаяся в Крыму, в городе Росия. Эта епархия просуществовала здесь до XII в.

31. Согласно чешской хронике Пулкавы (XIV в.) Полония и Руссия около 894 г. входили в состав Моравии в период правления князя Святополка (871–894 гг.)

32. На турнире в Магдебурге в 935 г. присутствовали следующие лица: русский князь (принцепс) Велемир, князь Ругии Венцеслав, герцог Руссии Оттон Редеботто. Все они выступали под знаменем герцога Тюрингии.

33. В 941 г. русы напали на Византию. По сообщению Продолжателя Георгия Амартола и Симеона Магистра (X в.) русы – это «дромиты», т. е. переселенцы, кочевники «от рода франков». В «Хронике» Георгия Амартола (славянский перевод) последняя фраза выглядит иначе – «от рода варяжска».

34. В 997 г. в Пруссии мученическую смерть принял епископ Адальберт, прибывший туда с миссионерской целью. В некоторых списках «Жития св. Адальберта» его убийцами названы не пруссы, а рутены, а Пруссия названа Руссией.

35. В 1019 г. по сообщению некоего французского автора, современника этих событий, французские норманны были разгромлены при Каннах «народом русским».

36. Около 1035 г. Кнут Великий, умерший в 1035 г., «отдал в жены свою сестру Эстрель за сына короля Руссии». О каком «короле Руссии» идет речь, если киевский князь Ярослав, правивший в это время, взрослых сыновей еще не имел? Да и «король» для правителя державы, не входившей в состав империи, – титул явно не подходящий.

37. В 1062 г. по сообщению Саксона Анналиста состоялся брак графини Кунигунды из Орламюнде и «короля русов». Безосновательно выдвигать на роль этого «короля» кого-либо из киевских князей, скажем, Изяслава Ярославича или Ярополка Изяславича. Зато тут же, в Тюрингии, в землях лужицких сербов, по соседству с Орламюнде, имеется графство или княжество Русь (Рейс). Княжество это просуществовало до 1920 г.

38. Около 1075 г. имеются многочисленные упоминания о Руси у Адама Бременского. Киев в Русь не включается и относится этим автором к Греции, как конкурент Константинополя в торговле. По мнению комментатора Адама Бременского, датчане называли Острогардом или Хунигардом часть Руссии, откуда происходили гунны. Кунигардом скандинавских саг у современных историков считается Новгород.

«Смежным с Русью» Адам Бременский называет Семланд, т. е. Самбийский полуостров на южном побережье Балтики – нынешнюю Калининградскую область России. Здесь под Русью могут подразумеваться земли у устья Немана, один из рукавов которого именовался Русой.

Комментатор отмечает, что только вожди рунов с острова Реуне (Рюген) могут считаться королями. Прочие славяне не имеют королей. Можно найти здесь и отождествление русов с тюрками.

39. В 1086 г. по сообщению Мельхиора Гольдаста Генрихом IV был коронован Братислав II Богемский. При этом ему были подчинены три маркграфа: силезский, русский и лужицкий. Известно также, что в 1087 г. в вечное владение от императора была получена Сербия – земля, на которой эти маркграфства располагались. Сербия в данном случае – это Русь в Тюрингии.

40. В 1157 г. по сообщению Саксона Грамматика датский король напал на Шлезвиг и ограбил русские суда. Из Шлезвига, как известно, происходил род принцессы Софьи Фредерики Августы Ангальт-Цербстской, будущей русской царицы Екатерины II. А в шлезвигских землях находилась столица лужицких сербов – г. Сербск (Цербст). Так что не немецкая царица правила Россией, а вполне русская, только онемеченная. Это так же верно, как и то, что к управлению Русью в свое время были допущены представители русского же этноса – варяги.

41. В 1165 г. одним из вассалов Фридриха Барбароссы называют «королька рутенского».

42. В 1186 г. в восстании против Византии наряду с болгарами и влахами участвовали русские – «ветвь тавроскифов» из Вордоны или «поистрийские скифы».

43. Около 1191 г. в уставе городу Эннсу герцогом Австрии и Штирии Оттокаром IV назначается размер платы за провоз соли «на Русь» и «из Руси». Имеются в виду соляные источники Подунавья, находившиеся в районе Зальцбурга и в верховьях притока Дуная Трауна.

44. В конце XII в. Годфруа из Витербо в поэме «Пантеон» располагает «Хунгарию, Рутению, Грецию» по берегам Дуная.

45. Около 1221 г. Петр Дуйсбургский (XIV в.) помещает «Землю Руссию» между Мемелем (Неманом) и Мазовией. По его сведениям рутены прибыли в землю скаловитов (устье Немана) за девять лет до прибытия туда тевтонских рыцарей.

46. В 1304 г. папа Бенедикт IX обращается к рюгенским князьям, как к «возлюбленным сынам, знаменитым мужам, князьям русских».

47. В ряде документов XIV в. в области Вик (Эстония) упоминаются «русские села»: Вендекуле, Квевеле, Вендевер, а также Руссен Дорп близ Вендена.

48. Город Любек в документах 1373 г. упоминается находящимся в «Руссии». То же самое можно обнаружить и в документах 1385 г.

49. В 1402 г. на острове Рюген умерла последняя женщина, говорившая по-славянски. Фамилия ее была – Голицина.

50. По мнению Лаоника Халкондила (византийский историк XIV в.) «Россия простирается от страны скифских номадов до датчан и литовцев».

51. В XVII в. южнорусским переписчиком «Жития Кирилла» был сделан следующий комментарий к сказанию о «Русской грамоте»: «И не токмо муравляне (т. е. моравы), чехи, козари, карвати, сербы, болгары, ляхи и земля Мунтаньская (южное Прикарпатье), вся Далматия и Диоклития, и волохи быша Русь».

Очень удобно было бы объявить большую часть этих сведений не имеющей отношения к реальным русам. Мол, речь идет лишь о народах с похожими названиями. А еще можно сказать, что хронисты были не в курсе. Так многие и делают, чтоб голова не болела. В особенности те, кто не желает расстаться со сказкой о том, что «Киев – мать городов русских».

Однако нельзя строить теории на использовании одних фактов и забвении других. Это все та же «страусиная политика». Чем эти другие хуже? Ведь по всему видно, что повествуют они о самых настоящих русах. Не хочется повторяться, но даже принадлежность к русскому миру ругов, менее всего напоминающих русов своим названием, не вызывает сомнений. Слишком многие авторы употребляют понятия «Русь», «Рутения», «Ругиланд» в качестве синонимов. В германских хрониках русская княгиня Ольга упоминается, как regina rugorum, т. е. королева ругов. А.Г. Кузьмин, автор представленной подборки, высказывался по этому поводу весьма категорично: «Тождество ругов и русов – не гипотеза и даже не вывод. Это лежащий на поверхности факт, прямое чтение источников, несогласие с которыми надо серьезно мотивировать».

Так что Гумилев на этот счет не заблуждался. Кстати, это еще раз подтверждает ранее сделанный вывод о том, что изначально русы не были славянами. Ведь последние появились лет на 500 позже ругов.

Хронисты действительно не всегда и не во всем были правы, что вполне естественно. Ведь жили они много позже описываемых ими событий и судили о них не как очевидцы, а как историки. Надо ли сомневаться, что образы русов в их трудах не во всем отвечают реалиям? Вряд ли нам пришлось сейчас разбираться с этим вопросом, если бы хронисты расставили в нем все точки над «i».

Все это придает приведенным фактам некую загадочность и даже фантастичность.

Тем не менее только они и способны пролить свет на «темное» прошлое Руси. Более того, только с их помощью и можно понять историю сопредельных с Русью государств и вообще всей Европы. А историю, которая оказалась неспособной их «переварить», хорошо бы привести в соответствие с этими фактами. Я имею в виду традиционную историю Киевской Руси, больше похожую на продукт чьих-то псевдопатриотических устремленией, чем на научную теорию.

Трудно, почти невозможно, использовать эту историю для понимания феномена Руси. И не только потому, что она нерепрезентативна и повествует о какой-то не самой значительной на первых порах части Руси. Главным ее недостатком является то, что она сама содержит массу сведений, «надерганных» из западных хроник. Причем реальные русы из этих хроник были «перенесены» за тысячи километров и предстали перед нами в виде киевских князей. Был ли в том злой умысел, или виной всему лишь недоразумение – бог весть. Скорей всего – и то, и другое. Но в результате история Киевской земли неимоверно «распухла» от не принадлежащих ей обрывков истории.

Гипертрофированная история породила гипертрофированную «национальную гордость» малороссов. Впрочем, то и другое – вещи взаимообусловленные.

Историю русов можно понять лишь исходя из всего контекста упоминаний о них. Хотя, конечно, и киевская история при условии отделения в ней зерен от плевел может в этом помочь.

И вот что получается при таком подходе. Еще раз подчеркну, что география упоминаний о русах не совпадает не только с Киевскими землями, но даже с Русской равниной в целом. Киевская Русь – лишь один из многочисленных и далеко не самых значительных по своим масштабам и влиянию на соседние страны осколков огромного русского мира, занимавшего когда-то почти всю Европу и большую часть Азии. Это сейчас западная граница русских земель совпадает с западными границами Украины и Белоруссии. Раньше она проходила намного западнее.

На западе и надо искать ответы на поставленные вопросы.

 

3.3. Великая Моравия как предшественница Киевской Руси

Современным русским и украинцам, которые иногда даже друг в друге братьев не признают, трудно увидеть родню в своих соседях – поляках, чехах, словаках, сербах. Разве что славянской речью они нас напоминают. А между тем, в прошлом наши державы хотя бы частью своих территорий входили в одно славянское государство – Великую Моравию (рис. 10).

Правда, просуществовало оно недолго – с 822 по 907 г., но след в истории оставило значительный. Здесь был поставлен заслон политике поглощения славянского мира немцами и франками. Именно на этой земле славянству удалось в основном отстоять свою идентичность. Отсюда была передана восточным славянам эстафета государственности, благодаря чему и возникла Киевская Русь.

Великая Моравия явилась преемницей союза западных славян, который принято называть «государством Само» (рис. 11). Образовался он в 623 г. в связи с необходимостью дать отпор аварам, утвердившимся в Паннонии и совершавшим оттуда набеги на славян-земледельцев. Вождь этого союза по имени Само боролся не только с аварами, но и с западными соседями славян – франками, дважды разбив войска их короля Дагоберта I из династии Меровингов. Со смертью Само в 658 г. объединение распалось.

В IX в. здесь опять возникла потребность в объединении. Теперь уже в связи с агрессией Карла Великого и, в особенности, его внука, Людовика Немецкого – первого короля Германского королевства, возникшего после распада империи франков.

В первой половине IX в. между Средним Дунаем и верховьями Эльбы (Лабы) и Одера (Одры) образовалось государство западных славян – Великая Моравия.

Козни Людовика Немецкого с вербовкой союзников в среде самих славян, противных идее централизации государства, вначале не дали результатов. Князь Нитры (будущая Словакия) Прибина, ставший на сторону Людовика, был с позором изгнан из своих владений великоморавским князем Моймиром (818–846). В конце концов за свою прогерманскую ориентацию он вообще поплатился жизнью.

Все же Людовику удалось свергнуть Моймира. Сделал он это с помощью его племянника Ростислава. (В этом все славяне. Расколоть их нетрудно: в их среде всегда находятся «западники».)

Но в целом народ не принял латинства, и борьба с агрессией немцев обрела всенародный характер. Одумавшись, в борьбу с немцами вступил и Ростислав. И натерпелись они от него не меньше, чем от Моймира. Для отражения немцев им были построены крепости Велеград, Девин и др. В 855 г. Ростислав отразил очередное нашествие немцев и сам вторгся на земли восточных немецких марок.

Вскоре по просьбе Ростислава из Византии в «пику» латинянам были присланы проповедники – Кирилл (Константин) и Мефодий. Они изобрели «славянские письмена», т. е. азбуку и перевели священные книги христианства с греческого на славянский язык. В 862 г. западные славяне приняли христианство по греческому обряду, упоминание о чем имеется и в русских летописях, например, в Ипатьевской.

Как и следовало ожидать, эта деятельность не пришлась по душе германскому руководству и немцы решили избавиться от Ростислава традиционным для них способом, поддержав на великоморавском престоле племянника Ростислава – князя Нитры Святополка. Последний опять-таки не изменил славянской традиции и выдал Ростислава немцам. Тот был ослеплен и брошен в темницу.

Святополк признал верховенство Германии и обязался платить ей дань. И опять – осечка. Его дальнейшая деятельность не совпала с планами Германии по онемечиванию региона. Святополк был схвачен и отправлен на суд к Людовику Немецкому. Страна осталась без руководства и попала в руки маркграфов. В стране разгорелось восстание. Возглавил его некто Славомир. В то же время Святополк был признан невиновным и отправлен на «замирение» славян. И опять немцы ошиблись. Святополк присоединился к восставшим и нанес немцам жестокое поражение. Великая Моравия была очищена от маркграфов.

В 874 г. Людовику Немецкому пришлось признать независимость Великоморавской державы. В период княжения Святополка (870–894) государство достигло своего наивысшего расцвета и занимало территории, которые ныне принадлежат Чехии, Словакии, Польше, Венгрии, Австрии, Украине, Румынии, Сербии, Болгарии.

Рис. 10. Великая Моравия: а – Великоморавское государство при Моймире I и Ростиславе; б – территориальные приращения до 874 года; в – приращения при Святополке; г – ареал слензан, предположительно входивший в состав Великоморавской державы; д – регион сорбов, находившихся при Святополке в союзнических отношениях с Великой Моравией; е – границы соседних политических образований; ж – важнейшие населенные пункты Великой Моравии

Рис. 11. Государство Само

Однако назвать существование Великоморавского государства в этот период безоблачным было бы ошибкой. Вмешательство немцев в его дела не только не прекратилось, но даже усилилось. К Мефодию, вернувшемуся из немецких застенков, куда он был брошен по приказу Людовика Немецкого, был приставлен немецкий епископ Викинг. После смерти Мефодия в 884 г. Викинг стал архиепископом Моравии и Паннонии, изгнав учеников Мефодия. Церковная власть в стране попала в руки выходцев из Германии.

После смерти Святополка в державе начались усобицы. Его сыновья не смогли справиться с возникшими центробежными тенденциями. Добили Моравию венгры в 905–907 гг. На части великоморавских земель, а именно, в Паннонии, и обосновалась вскоре Венгерская держава, в которую вошла также и Словакия, составлявшая значительную часть Великой Моравии. С тех пор ее развитие пошло особым путем по сравнению с развитием Чехии, которой тогда удалось отстоять независимость.

Попутно возникает вопрос: а кто же эти загадочные венгры, как нельзя кстати для немцев объявившиеся в этих краях? Традиционная история выводит их из мест, где ныне находится Башкирия, являющаюся, якобы, их прародиной – Великой Венгрией.

Но более логичным выглядит другой ответ: венгры – конные наемники римлян вполне местного происхождения. Иначе, с чего бы это им называть свою страну Hungari, т. е. страной гуннов, известных в этих краях еще с IV в.? Считается, что отнесение венгров к гуннам является архаизмом, подобно тому, например, как иной раз отождествляются средневековые русы с античными сарматами.

На мой взгляд, архаизмом является как раз отнесение Башкирии к прародине венгров. Впрочем, более полный ответ на этот вопрос я дам позднее. Пока же скажу, что нашествие венгров очень уж похоже на результат происков тогдашнего германского короля Арнульфа. Такой вывод согласуется со всей политикой Германской империи по отношению к славянам: таскать каштаны из огня чужими руками всегда было ее излюбленным занятием.

Может возникнуть вопрос: а какое отношение имеет все это к происхождению Руси? Ведь моравы были славянами, а не русами. Не от них же пришла к нам государственность, а от варягов, которые и названием «Русь» нас наделили.

Никто роль варягов и не отрицает. Но и зацикливаться на этом не стоит. Ведь не факт, что моравы, – я имею в виду все население Великой Моравии, а не конкретное племя моравов, – были нерусскими. При желании данный этноним здесь легко обнаруживается. Взять хотя бы подкарпатских русин, иначе называемых угрорусами или карпаторусами. Это, конечно, далеко не вся Великая Моравия, но если остальное население этих краев, – имеется в виду, прежде всего, Чехия, первой попавшая под немецкое влияние, – не сохранило за собой таких названий, то это не говорит о том, что их не было. Просто это не предусматривал «пролатинский» сценарий их развития. Надо ли доказывать, что русские названия выглядели в нем вредным анахронизмом?

Если и стоит тут что-то доказывать, так это то, что Моравская держава сыграла в истории Киевской Руси роль, не менее важную, чем варяги, поскольку «русскость» моравов сомнению не подлежит. (Именно в этом контексте получает объяснение следующая фраза персидского анонима IX в.: «Народ страны росов воинственный. Они воюют со всеми неверными, окружающими их, и выходят победителями. Царя их зовут каган росов. Среди них есть группа из моровват».)

Впрочем, происхождение варягов также не мешало бы переосмыслить в связи с моравской версией.

Даже беглого взгляда на историю западных славян достаточно, чтобы обнаружить в ней обилие русов. И обитают они здесь издавна.

Взять хотя бы «Русарамарху» на территории Австрии из списка А.Г. Кузьмина. Этот топоним появился здесь не случайно. Сама Австрия (старонемецкое название Ostarrichi, современное – Osterreich) являлась маркой и была создана Карлом Великим в качестве форпоста западноевропейской цивилизации на территории остготов (остроготов), откуда и ее название. Закрепление германцев на этом рубеже явилось одним из этапов их продвижения на Восток.

Но не остготы предшествовали появлению здесь немцев. До немцев, точнее, франков, Австрию населяли славянские племена карантанцев (словенцев). Карантания не входила целиком в Великоморавское государство. Зато она входила в державу Само и простиралась по некоторым сведениям до озера Балатон в Паннонии (Blatno jezero, «болотистое озеро» по-словенски). Именно активное участие карантанцев в восстании Само против авар (622–626 гг.) и привело к образованию этого государства (рис. 12).

Около 745 г. при князе Боруте Карантания, не в силах более сопротивляться аварам, передалась Баварии (если, конечно, бавары и не были этими самыми «аварами»). Но до своего окончательного покорения франками в 820 г. ей удавалось сохранять некоторую самостоятельность.

Понятно, что захват немцами чужих территорий мог вызвать неоднозначную реакцию со стороны мировой общественности. Поэтому историкам пришлось слегка покривить душой и выдать предшественников словенцев, готов, за германцев, после чего у германских походов появилось моральное обоснование. Они-де просто должны были восстановить status quo, т. е. вернуть германцам кровное.

Но если насчет русского происхождения готов еще могут возникать некоторые сомнения, то Карантания, земли которой ныне составляют Словению и австрийские области – Штирию и Каринтию, самая что ни на есть русская земля. А вытекает это из следующего факта.

Упоминания о Карантании имеются в «Повести временных лет» Нестора. Названа она там Хорутанью. Если учесть, что «х», стоящее в начале слова, в русском языке часто не произносится, то в этой «Хорутани» можно легко распознать уже знакомую нам «Рутению».

Выглядит странным, но именно русские летописи сохранили первозданную форму австрийского топонима. Впрочем, это вполне объяснимо. Ведь на Руси никто не был заинтересован в искажении этого названия. А вот австрийцам оно было ни к чему. Их стараниями «Рутения» и превращена была сначала в «Карантанию», затем вообще – в «Каринтию». Так и исчезла из истории Австрийская Русь. Собственно, и Словения своим названием обязана тому же. (Впрочем, если бы я не был уверен в том, что «словенцы» означает «принявшие слово», т. е. язык, то вполне мог бы принять гипотезу Рыбакова о «выселенцах из земли венедов». Очень уж она согласуется с данной ситуацией.)

Менять названия с целью искоренения упоминаний о русах – это у австрийцев национальная традиция такая. Я уже касался этого факта во вступлении, но сейчас хотел бы остановиться на нем подробнее. В начале XX в. эти действия (по устранению русских названий) приобрели особенно широкий размах. Тогда стараниями руководства Австро-Венгрии русины Голиции и Буковины, входивших тогда в состав империи, были превращены в «украинцев». Удивительно, но факт: до этого многие из них даже не подозревали, что являются украинцами и в большинстве своем дружелюбно относились к русским России, считая их своими братьями!

Рис. 12. Карантания – Хорутань Нестора

Ситуация начала меняться еще в конце XIX века, в правление императора Франца-Иосифа I, когда отношения между двумя империями, Австро-Венгрией и Россией, обострились до предела. Тогда и было принято решение превратить Галицию в форпост борьбы с Россией, сделать проводником «западничества» на Левом берегу Днепра, т. е. в сфере влияния России.

Впрочем, зерна ненависти были посеяны еще в XVI веке, когда Украина входила в состав Великого княжества Литовского, а затем – Речи Посполитой. Уже тогда были сделаны первые шаги по превращению днепровских русин в «украинцев». Польские власти беспокоило, что граждане их державы единоплеменны с их злейшим врагом – Московским царством. Так и до «зрады» недалеко. Вот и стали они культивировать в русинах неведомое доселе «украинсьтво», а для россиян изобретать «диких» финских предков, дабы рассорить народы, сделать их чужими.

Но своего пика украинизация достигла в правление Франца-Иосифа в Австро-Венгрии. Тогда за причисление к русинам не только в концлагерь могли упечь, но даже расстрелять. Накануне войны русофильские настроения казались особо опасными правящему режиму.

А началось все с попытки перевести правописание русин с кириллицы на латиницу в 1859 г. Затея эта успешно провалилась: народ был от нее не в восторге, и чуть было не поднял восстание. Тогда стали создавать и внедрять новую украинскую письменность. Единственным смыслом этого мероприятия было искажение слов так, чтобы они как можно больше отличались от русских. В духе этой идеи был и переход на фонетическое правописание. Слова при этом записывались так, как слышались, что также способствовало разрушению вековых языковых связей между славянами.

Когда же разразилась война, действия властей приобрели характер откровенного геноцида. Достаточно сказать, что уже в первый день войны, 1 августа 1914 года, в тюрьмы было брошено 2000 русофилов. Причем, произошло это во Львове, где, казалось бы, таких и быть не должно. Для украинцев, не желающих считать себя украинцами, были построены лагеря смерти – Терезин и Талергоф, где самой излюбленной пыткой было подвешивание за ногу. Дошло до того, что даже слово «русский», написанное с двумя «с», считалось признаком преступления, карающегося расстрелом.

С тех пор и расцвело здесь буйным пустоцветом «украинсьтво».

Испытать австрийское давление довелось и русинам Закарпатья. Но им в отличие от галичан удалось отстоять название и язык. Единственное, чем им пришлось поступиться в ходе борьбы, так это вера. В большинстве своем русины – униаты.

А насчет status quo надо сказать следующее. Если кому-то не хочется видеть в остготах древних русов, то можно обратиться к рассмотрению их предшественников.

А были ими уже известные нам руги (русы). Еще в 476 г. на территории Норика (древнее название Нижней Австрии и севера Хорватии) было образовано их королевство, вошедшее в 488 г. в державу Одоакра. По некоторым сведениям, держава ругов именовалась Ругиландом. Лишь в 493 г. здесь появились остготы, разбившие Одоакра. Стоит ли теперь сомневаться, что они были здесь не первыми и что земля эта – исконно русская?

Но и при остготах и даже с включением этих земель в состав империи Каролингов русы никуда не исчезли. Как следует из вышеприведенных хроник, они обнаруживаются и в свите Карла Великого и в составе противостоящих ему сил. Я имею в виду русского графа Эрно, возглавлявшего оборону Павии от войск Карла Великого, а также русского великана Фьерабраса из перечня Кузьмина. Пусть вас не смущают «неславянские» имена этих русских: мы уже убедились в том, что русские не всегда были славянами. Русские – они и германцы тоже. Да и итальянцам они не чужие, если судить по тому, что в 774 г. их базы располагались в Северной Италии.

Еще одним прибежищем русов явились нынешние венгерские земли, часть которых (Паннония) до прихода мадьяр также входила в Великоморавское государство. О подкарпатских русинах, ранее составлявших национальное меньшинство Венгрии и Австро-Венгрии, я уже упоминал. Можно добавить к сему и наличие в Закарпатье многочисленных русских топонимов. Даже сами Карпаты венгерским автором XIII в. Симоном Кезой именуются «Русскими горами» (Ruthenorum alpes).

Но подкарпатскими русинами Венгерская Русь не исчерпывается. В XI в. в Венгрии существовала так называемая «Русская марка». Создана она была при следующих обстоятельствах.

После поражения, нанесенного венграм в 955 г. императором Оттоном I в битве при реке Лех, венгры с находившимися не в лучшем положении поляками решают принять католичество. Это помогло им избавиться на западе от такого опасного противника, как немцы. Значение Австрии, как марки, несколько снизилось. Роль буферной зоны империи, которую исполняла ранее Австрийская марка, перешла к Венгрии и Польше. Теперь уже венгры с поляками начинают принимать на себя удары восточных кочевников, как раньше это делали немцы, отбиваясь от них самих.

Основным врагом Польши были разорявшие ее границы воинственные пруссы – самые настоящие русы (поруссы), и не только по названию, но и согласно, например, «Житию Адальберта», где Пруссия названа Рутенией, а сами пруссы – русами. (Иногда, памятуя о том, что верховный жрец пруссов именовался Криве, племя это причисляют к кривичам, т. е. к славянам.) На эту же мысль (о том, что пруссы – это русы) наталкивает и сообщение Герборда и Эбона о рутенах и флавах на севере Польши. И хотя Пруссия – это, скорее, северо-восток Польши, связь этих племен с нею очевидна.

Кстати, насчет флавов. Думаю, что под ними подразумеваются половцы, т. к. немцы называли половцев falones. Очевидна и связь половцев с поляками (falones – полонез).

Приняв христианство в 966 г., поляки стали предпринимать походы в прусские земли. В 1010 г. в Пруссию вторгся польский король Болеслав I Храбрый. Он уничтожил святилища пруссов в их столице – Ромове. В прусские области Натангию и Самбию предпринял поход и Болеслав III в 1010 г. А в 1065 г. сюда вторгся Болеслав IV, чей поход закончился гибелью его войска в Мазурских болотах.

Что характерно во всем этом: Пруссия – окраина Польши, так же как Русская марка – окраина Венгрии. То есть речь идет о приведении к покорности окраин. Такой же окраиной, точнее – Украйной, стали для Польши и Киевские земли.

Впрочем, пруссы еще долго сопротивлялись и конец их существованию положил лишь Тевтонский орден в XIII в.

Венгры же развязали себе руки для борьбы с куманами (кунами) – своим языческим (арианским) дубликатом. И вот, что характерно. Теперь уже в Венгрии, как ранее в Австрии, была образована «Русская марка». И предпринял это, как нетрудно догадаться, тот же правитель, который привел Венгрию в «лоно апостольской церкви» – Стефан (Иштван) I Святой (997—1038). Руководство маркой было поручено наследнику трона принцу Эмериху (Имре). В венгерских документах Имре Святой именуется «герцогом русов».

По некоторым сведениям Русская марка занимала Потисскую низменность и может, таким образом, быть локализованной в Закарпатье, где мы и видим подкарпатских русинов.

Есть и другие данные. Например, в грамоте Людовика Немецкого Русская марка упоминается на южном берегу Дуная.

Впрочем, любая из областей Венгрии может быть так названа в силу наличия на ее территории многочисленных русских названий. В состав Русской марки можно включить и Трансильванию, где распространены такие названия как, например, Oroszi, Oroshegy, Oroszfalva, Russdorf, Rusz и др.

То же можно сказать и о Валахии, где русины мирно соседствовали с местным населением. Иногда же сами валахи именуются русинами. Например, в венгерском тексте урбария Оравского панства за 1626 г. население валашских деревень названо orosok (русины), а их пахотные поля – oroszok foldei (русинские поля).

Вероятнее же всего, кроме Закарпатья Русская марка включала и Паннонию. Очень уж она подходит на эту роль. И прежде всего потому, что на ее землях было расположено Блатенское княжество, входившее в уже упомянутую Карантанию (Рутению).

В 839 г. Людовик Немецкий подарил это княжество Прибине, изгнанному из своей вотчины Нитры великоморавским князем Моймиром I. Столицей его стал Блатноград около оз. Балатон. До 847 г., когда Прибина получил право наследования территории, княжество находилось в составе Карантании. Нетрудно догадаться, что его обитателями были в основном словаки и словенцы – рутены (русины).

Прокомментировать данные сведения можно следующим образом. Австрийская «Русарамарха» (Карантания) и венгерская «Русская марка» (Паннония и Закарпатье), выстроившись в одну линию, обозначили собой юго-восточные рубежи западно-римской империи. Отсюда недалеко до вывода о том, что профессиональная деятельность русов (русинов) связана с охраной границ. Кстати, Пруссия (Порусье), восточная соседка Польши, после принятия той католичества также превратилась в восточную окраину империи.

Однако правомерным можно считать и другой вывод. Связан он опять-таки с деятельностью имперского центра по искоренению русских названий. Ясно, что деятельность эта касалась в первую очередь топонимики внутренних областей империи. Поэтому и сохранились русские названия в неизменном виде лишь на ее окраинах, вне пределов досягаемости «цивилизаторов».

Как бы то ни было, а из всего этого еще не следует вывод о том, что великоморавские земли являлись прародиной (точнее – непосредственной прародиной) Киевской Руси. Для того чтобы окончательно убедиться в этом, – к чему я, собственно, и веду, – следует обратить внимание на некоторые фрагменты русских летописей. Оказывается, чаще других в них всплывают моравские сюжеты.

О Дунайской Руси, как прародине славян, говорят уже строки «Повести временных лет», известные из школьных учебников: «Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где ныне земля Венгерская и Болгарская. И от этих славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими, где кто, на каком месте сел».

Поражает осведомленность Нестора о дунайских делах. Ему были известны не только причины исхода славян за Карпаты и на Днепр, но и сам факт существования в древности единого славянского государства: «Был единым народ славянский: словене, сидевшие по Дунаю, которых покорили угры, и моравы, и чехи, и ляхи, и поляне, которые ныне зовутся Русью». Понятно, что «единым» славянский народ мог быть лишь в рамках Великой Моравии, разоренной венграми.

Но сказания о западных славянах присутствуют в русском эпосе и в переработанном виде – как сюжеты из истории Киевских земель. Именно в таком духе следует понимать, например, строки плача Ярославны из «Слова о полку Игореве»:

С чего бы это Ярославне, жившей на Десне, в Новгороде-Северском, «летать кукушкой по Дунаю»? Ясно, что не из киевских былин взят этот сюжет, а из дунайских.

Вывод из сказанного может быть только один. Державу русов, в древности именовавшуюся Ругиландом, можно уверенно отождествить с Великой Моравией IX–X вв., в особенности же с ее юго-восточными окраинами – Карантанией (Рутенией) и Подкарпатской Русью. Киевские земли являлись восточным форпостом этой державы и не представляли вначале самостоятельного этнополитического образования. Именно сюда, на восток, бежали русины, спасаясь от венгров, франков, а, возможно, еще раньше – от аваров. Именно таким путем сюда попали результаты деятельности «моравских братьев» Кирилла и Мефодия – славянская азбука и богослужебные книги на славянском языке, в т. ч. и Священное писание.

Видимо, тогда же оказалась в здешних краях и история Моравского государства, с фрагментами которой причудливо переплелась впоследствии история Киевской земли.

Нельзя сказать, что используя моравскую историю в качестве своей собственной, киевские хронисты в корне заблуждались. Ведь Киев и был вначале частью Моравского государства, пограничным укреплением на его крайнем востоке. В рамках истории этого государства должна была рассматриваться и его история. Только с обособлением Киевской Руси, которое явилось естественным следствием ее усиления и, одновременно, итогом распада Великоморавской державы, часть истории последней стала восприниматься единственно как история Киевской Руси. Русы стали киевским и скандинавским явлением, не имеющим отношения к славянству Центральной Европы.

Помог в этом и фактор наложения чуждой венгерской культуры и языка на культуру паннонских славян и последующая «латинизация» других осколков Великой Моравии с «выкорчевыванием» из анналов истории всех упоминаний о дунайских русах.

Теперь об этом государстве знает лишь узкий круг специалистов. Наверняка, кроме немцев, руку к этому приложили и венгры. Ведь это под их ударами пала Великая Моравия. А кому хочется выглядеть в глазах мировой общественности агрессором, воздвигшим свою державу на руинах разрушенного ими государства?

Киев, отлученный венграми от материнской груди, стал восприниматься не в качестве наследника древней державы, а в качестве единственной в своем роде державы русов. Хронисты, жившие во время его возвышения, не зная о моравском «следе», стали всех славянских (рутенских) князей причислять к киевлянам. Так, вероятно, стал киевлянином князь Олег Моравский, превратившись в «Вещего» Олега русских сказаний.

Может показаться, что Киевской Руси не существовало вовсе, а вся ее история – это перепев скандинавских саг и западнославянских преданий. Это не так. Киев все же существовал. Но точно – он не имел того значения, которое ему придали поздние интерпретаторы. Не был он и «матерью городов русских», а был, в лучшем случае, их «сыном», а то и «внуком» – захолустным пограничным городком, очередной после Русской марки и Пруссии «Русью», которой даже название свое сохранить не удалось. Имперские преобразователи заменили его на «Украину».

Норманнская теория также поспособствовала «уникализации» явления Киева. Неизвестно, чем она была вызвана к жизни, – политическими соображениями или же просто неверно понятыми строками «Повести временных лет», но она, как и венгерское вторжение, провела водораздел между славянами Центральной и Восточной Европы.

Между тем, происхождение варягов-руси из Скандинавии есть факт, далеко не очевидный. Нет в Скандинавии упоминаний о Киевской земле, а те саги, на которые часто ссылаются норманисты, относятся к некоей стране «Гардарики», связь которой с Киевской Русью довольно-таки эфемерна. Да и названия, связанные с Киевом, в Скандинавии почему-то не обнаруживаются. Зато их много в землях западных славян. Это, например, Киев в Чехии (именно так, через «е»), венгерский Кеве (Киевец), польская Куявия и многие другие. Это хотя бы косвенно указывает, что между Скандинавией и Киевской Русью не так много общего, как это преподносится.

Даже русские летописи, где варяги во главе с Рюриком изображены пришедшими «от Немец», указывают скорее на Центральную Европу, чем на Скандинавию, в качестве прародины восточных славян. Можно, конечно, связать этих «немцев» с мекленбуржцами, т. е. с жителями самой близкой к Скандинавии области Германии, часто называемой в европейских хрониках «Славией», но это уже будет натяжкой. Ведь в летописях этого нет. Да и факт участия варягов в набегах на Византию делает их исход из Скандинавии проблематичным. Не слишком ли далеко от родных пенатов они забрались? А вот Моравия и Балканы в качестве плацдарма для этих походов – место самое подходящее. Да и «немцев» там хватает. Вот и датчанам Рольфа Пешехода для того, чтобы обосноваться в Южной Италии и Сицилии, понадобилось прежде создать плацдарм в Западной Франции (Нормандии).

В этой связи надо вспомнить загадочную с точки зрения норманизма и теории о Киеве, как «матери городов русских», фразу киевского князя Святослава, потомка варягов. Вот, что он сказал своей матери, княгине Ольге, перед началом очередного военного похода: «Не хочу сидеть в Киеве. Хочу жить в Переяславце на Дунае. Там середина земли моей, туда стекаются все блага: из греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и Венгрии серебро и кони; из Руси же – меха и воск, мед и рабы».

Посмотрите на карту. Если считать Переяславец (Преслав) в среднем течении Дуная серединой земли Святослава, а Киев – ее восточной оконечностью, то западная граница пройдет как раз по территории Чехии. Не многовато ли для владений князя пограничного укрепления на крайнем востоке Европы? Ведь речь здесь идет ни о чем ином, как о территории Великой Моравии. Уж не моравским ли князем был Святослав? Его внешний вид этому совсем не противоречит. Как известно, он носил длинные усы, серьгу в ухе, а его бритую голову украшал клок волос. Не таким должен выглядеть потомок викингов. А вот для казака причерноморского – самое подходящее описание.

Еще одно наблюдение относительно Переяславца: находился он на стыке Болгарии и тогдашней Венгрии, т. е. в той самой Русской марке, или поблизости от нее, где концентрировались венгерские русины.

Они-то и были предками киевских князей, стало быть – варягами. Даже сам их этноним, «венгры», созвучен названию варягов, иначе называемых «вэрингами», «варангерами» (vaeringjar), «варгами», «ваграми», «фарангами». Не слишком неожиданное заключение, если учесть, что варягов («фарангов»), часто отождествляют с франками – этносом, отнюдь не скандинавским, а вполне европейским и даже находившимся в соприкосновении с венграми. Лишнее тому подтверждение – появление венгров в Паннонии, сослужившее «добрую службу» «франку» Людовику Немецкому в его притязаниях на верховенство в Центральной Европе.

Все это хорошо согласуется с ранее сделанным выводом о венграх, как коннице франков. Потому-то название франков за ними и закрепилось, правда, в несколько искаженном виде.

О венграх, являющихся по совместительству норманнами, сообщает нам итальянский историк X в. Лиутпранд Кремонский: «Город Константинополь, который ранее назывался Византий, а теперь зовется Новым Римом, расположен среди самых диких народов. Ведь на севере его соседями являются венгры, печенеги, хазары, руссы, которых мы зовем другим именем, т. е. норманнами».

Для подтверждения норманнской версии происхождения Руси часто ссылаются на материалы раскопок в Скандинавии и русских землях. Мол, раскопки эти демонстрируют полное тождество двух культур, являясь железным аргументом в пользу теории об исходе русов из Скандинавии.

Но вот, например, к каким результатам привели раскопки могильника Бирки в Швеции. В одной из камер этого захоронения были обнаружены останки варяжского воина с конем. Была составлена реконструкция воина (рис. 13). Но не повезло тем, кто ожидал увидеть рыцаря, экипированного по европейским канонам. Перед ними предстал типичный венгр в шароварах, в жупане, в отороченном мехом казацком колпаке, т. е в одежде, которую еще в XVI в. носили казаки и стрельцы-московиты.

Вот и думайте после этого, где находилась прародина русов, а заодно и шведов.

Историки, впрочем, быстро нашли объяснение этому удивительному факту. Причем, в традиционном духе. По их мнению, вовсе не венгр покоился в могильнике, а варяг, вернувшийся на родину из длительного «турне» по России. А как иначе, если согласно официальной версии в Скандинавии да Киевской Руси только варяги могут «водиться»?

Рис. 13. Варяжский всадник в восточноевропейском вооружении. Реконструкция по материалам могильника Бирки (Швеция)

 

3.4. Русско-тюркско-немецкие параллели

Превратившись в начале первого тысячелетия в буферную зону империи, Венгрия и Польша формально не стали ее членами. Лишь их соседка Чехия – преемница той самой Моравской Руси, удостоилась такой чести. Тем не менее, фактическая граница западноевропейской цивилизации сдвинулась к востоку. Если раньше «Русью» была Австрия и Венгрия (Русская марка), т. е. бывшие земли западных славян, то теперь ею стали Русь Подкарпатская, Киевская и Пруссия.

То есть русы, попадая под влияние Рима, становятся этим «Римом» или «латынянами», «немцами» уже для русов, обитающих восточнее. При этом границы западноевропейской цивилизации постоянно раздвигаются. «Немцы» же здесь – условное обозначение тех же русов, но уже задействованных империей – наемников.

Даже самое название их связано с наемничеством.

По некоторым сведениям племя, от которого произошли немцы, именовалось «немет». Напрашивается вывод, что это искаженное славянское «наймит», т. е. наемник.

Известная этимология М. Фасмера (немец – значит «немой») этому отнюдь не противоречит. Ведь наемников набирали из иностранцев, а они не владели языком нанимателя, т. е. были для него «немыми».

«Немой», однако, есть вторичная и, надо сказать, несколько искусственная этимология слова «немец». Обосновывать ее справедливость ссылкой на то, что она прижилась в некоторых славянских языках (словенск. Nemec – «немой, то же в болг. и сербскохорватск.), некорректно. Первичное и наиболее точное значение – все-таки «наймит».

В подтверждение сошлюсь на один пример. Речь пойдет о Немецкой слободе. Данные поселения существовали в Москве и некоторых других городах России, например, в Воронеже, в XVI–XVII вв. В Москве Немецкая слобода находилась на берегу Яузы, близ ручья Кукуй, отчего именовалась также «слобода Кукуй».

В разное время существовало несколько таких поселений. Первое из них было основано еще Василием III. Заведя себе почетную стражу из наемных чужеземцев, он отвел им для поселения место между Полянкой и Якиманкой. В 1571 г. эта слобода была сожжена крымским ханом Девлет Гиреем.

Иван Грозный продолжил традицию вербовки наемников из иностранцев. При нем Немецкая слобода находилась на правом берегу Яузы и пополнялась немцами и прочими «солдатами удачи», взятыми в плен во время походов на Ливонию. Иваном Грозным она и была разгромлена в 1578 г.

Существовала Немецкая слобода и при Борисе Годунове. Но и ее постигла та же незавидная участь.

Начиная с XVIII в. слободской уклад в России стал исчезать. В XIX в. территория Немецкой слободы получает название Лефортово.

Показательно, что обитателями всех этих «немецких слобод» были не немцы. Точнее, не только немцы. Ими были служилые люди иностранного происхождения, отнюдь не «немые», а вполне говорливые голландцы, шведы, итальянцы, шотландцы, швейцарцы… Одним словом – наемники.

«Немец», таким образом, есть понятие не этническое, а сословное. Стало быть, и коренных территорий у них быть не должно. И действительно, до того, как форпостом империи стала Австрия, вся Германия представляла собой сплошное русское кочевье. Я имею в виду, прежде всего, полабских славян – вендов, занимавших северо-восточные германские земли с VI в. н. э. В том, что все эти лютичи, ободриты, поморяне и пр. были русами, нет никаких сомнений. Ведь в свое время это слово было широко здесь представлено.

Можно упомянуть в этой связи «Тюрингскую Русь», т. е. княжество Рейс (Reuss) в Германии, находившееся по соседству с землями лужицких сербов – тоже русов, и просуществовавшее вплоть до 1920 г. В отличие от прочих русов, переименованных в «немцев», тюрингским русам удалось сохранить в этом названии свой древний этноним. Правда, смысла его они сейчас не улавливают.

Южные германцы (швабы, бавары, австрийцы) – не исключение из этого правила. Но об этом – чуть позже.

Если западные славяне, как и немцы – это бывшие русы, то возникает соблазн замахнуться на святое и предположить, что когда-то вся Европа была русской землей, но по мере наступления римской цивилизации на восток понятие «Русь» осталось закрепленным лишь за восточными славянами, куда не смогла дотянуться рука «цивилизаторов». Уместен и вывод, что Великая Моравия – лишь непосредственная предшественница Киевской Руси, и что за нею и даже за немцами лежат земли ее более далеких предшественников.

Кто же они? Уж не франки ли? Впрочем, закончим сначала с немцами.

VI в. – вовсе не начало, так сказать, «немецкой» Руси. Он знаменует собой лишь эпоху перехода русов (рутенов, ругов, россомонов) на славянский язык. Ведь эти самые венды, нареченные в этот период славянами, представлены и в более ранних источниках. Это венеды (венеты), локализуемые Тацитом, Плинием и Птолемеем еще в начале нашей эры в тех же местах, где позже обитали полабские славяне. Венетов Тацита иногда называют германцами, но это так же нелепо и бездоказательно, как и думать о том, что славяне-венды вломились сюда неведомо откуда, отобрав в мгновение ока у несчастных германцев (венедов) их исконные земли. Ведь именно так, в виде «нашествия», зачастую и трактуется появление славян на исторической арене.

Собственно говоря, это и придумано с целью оправдания последующей немецкой агрессии на этих территориях. Мол, притесняя славян, немцы лишь восстанавливали историческую справедливость. Но то, что этноним славянских «пришельцев» (венды) полностью повторяет название аборигенов (венеды) не прибавляет этому мнению правдоподобия.

В конце VI в. славяне занимают огромные территории от Лабы (Эльбы) до Дона, Оки и Верхней Волги и от Балтийского побережья до Среднего и Нижнего Дуная и Черного моря. В VII в. они появляются на Балканах. Но уже в VIII в. начинается экспансия германцев (франков) в их земли. В 789 г. в земли лютичей (вильцев), входивших в конфедерацию полабов, вторгся Карл Великий. Франки перешли Эльбу при помощи двух построенных ими мостов, и при поддержке союзников обрушились на лютичей. Не выдержав удара, столица лютичей пала, а их князь Драговит сдался и предоставил Карлу заложников.

Интересно, что союзниками Карла были, кроме саксов и фризов, ободриты (бодричи) и лужицкие сербы (сорбы, лужичане), также являющиеся членами конфедерации полабских славян. Еще одно доказательство того, что славяне родственных чувств друг к другу не испытывали. Кроме общности языка и некоторых верований их между собой ничего не связывало. В своем извечном противостоянии с германцами они ничего не смогли противопоставить их сплоченности и обилию союзников, вербовке которых те придавали огромное значение.

Так и стала Полабская Русь Германией.

Австрия была следующим рубежом завоевания русских (рутенских, карантанских) земель. В конечном итоге, вне влияния империи, по крайней мере формального, остались лишь земли восточных русов.

Принято считать, что под напором немцев, захватывающих земли славян, происходило вытеснение последних на восток. Это не совсем так. Вытеснялись лишь самые упрямые и воинственные. Более покладистые принимали католичество, переименовывались в «немцев» и оставались в пределах империи. Но чаще из неофитов формировались передовые отряды крестоносцев. Натиск на Восток осуществляли все те же русы, только онемеченные. Русы покоренные воевали с русами непокорными, будучи пионерами в освоении восточных земель.

Неудобные для западноевропейских историков сведения о существовании в древности западноевропейской Руси стараются особо не афишировать. Ведь согласно общепринятому мнению, хозяевами Европы после римлян стали различные германские племена. И вдруг оказывается, что эту же самую Европу надо спасать от заполонивших ее славян и русских, а немцам вообще неоткуда взяться! Не с неба же они упали! А куда девались будто бы обитавшие на этих территориях до славян все эти херуски, гермундуры, бургундеры, маркоманны и вандалы с гутонами? Неужто славяне их всех перебили в одночасье?

Говорят, что не всех. Выжили франки. И не только выжили, но и невероятно расплодились, что позволило им заняться восстановлением справедливости, оттесняя славян на восток. Но и здесь возникают вопросы. Каким образом славянам и франкам удавалось уживаться практически на одной территории? Ведь в IV в. франкам, ставшим федератами римлян, были предоставлены земли в междуречье Мааса и Шельды (салические франки) и между Маасом и Рейном (рипуарские франки), т. е. если не на территориях славян, то хотя бы по соседству с ними?

Пусть европейцы успокоятся. Они не пришлые на этих землях, а аборигены. Они и есть русские, поскольку происходят от русских же готов и франков, подобно тому как славяне-венды происходят от германцев-венедов.

И здесь мы возвращаемся к вопросу взаимосвязи русов с франками. Ответить на него поможет тот же киевский князь Святослав. Известно, что в трудах византийского хрониста X в. Льва Диакона он именуется «тавроскифом». Эта странная идентификация стала головной болью для историков. Что послужило ее причиной? Как мог киевский князь быть тавром? Ведь между Киевом и Таврией (Крымом) – «дистанция огромного размера».

Но не такая дистанция между венгерским Кеве (Киевцом) и Карантанией – Рутенией, к которой Святослав испытывал необъяснимую любовь. Ну, ассоциации между Киевом и Киевцем допустимы. Осталось только убедиться в том, что Карантания каким-то образом связана с тавроскифами.

За свидетельствами далеко ходить не надо. Источники сообщают, что на территории римской провинции Норик, неподалеку от венгерского Киевца, вплоть до распада Западной Римской империи проживали… тавриски! Историки путаются в показаниях по поводу их происхождения. То ли это иллирийцы, то ли кельты, то ли праславяне – венеды. Но это и не важно. Важно другое: не о том Киеве и не о тех таврах идет речь у Льва Диакона.

Только обитая на территории Венгрии киевский князь мог одновременно быть тавром, ибо только там есть одновременно и Киев (Киевец) и тавры (тавриски).

Немалое значение имеет также факт обнаружения тюркского (тавр – таур – тур – тюрк) этнонима в самом сердце Европы, на практически немецких землях.

Но самое главное – это наметившаяся связь термина «тавр» (тюрк) со словом «рус» (тавроскиф Святослав ведь был одновременно и русом).

На тюркское происхождение русов указывают многие авторы, в особенности – арабы. К тюркам относит русских Шараф аз-Заман Тахир Марвази (XII в.) То же самое утверждает еще один араб, Абул-Феда: «Русы – народ турецкой национальности, который с востока граничит с гузами, народом такого же происхождения».

И здесь на ум приходит сообщение византийца Феофано, в котором русы названы «та русси». Нетрудно увидеть в этом названии искаженное taurus, т. е. «тавр». Также и «тавриски» в нем легко угадываются.

То есть «рус» («урус») есть часть слова «таурус»! А что означает «таурус», мы знаем из главы о тюрках.

Таурус (тавр) – это искаженное «товарищ», т. е. член военного товарищества (ордена, орды). Получается, различий между греческим и русским языками гораздо меньше, чем соответствий.

«Та русси» – это тот редкий случай, когда русы в хрониках названы своим полным, настоящим именем. А чтобы ни у кого не осталось сомнений на этот счет, приведу еще одно сообщение. Задолго до таврисков, еще в V–VI вв. до н. э., примерно на той же территории существовало государство одрисов (одрисков) – юго-восточных племен Фракии, своим этнонимом напоминающих одновременно этрусков, тюрок (вспомним индийское наименование тюрок – турушка) и русских. А если добавить к этому, что у царя одрисов было имя Терес, что сопоставимо, как нетрудно догадаться, с «таурусом», то впечатление это еще больше усилится.

О том, что русы, так же как и тюрки, были сословием профессиональных воинов, говорят многие хронисты. Но наиболее точно охарактеризовал их с этой стороны Ибн-Руст (X в.): «Когда у них рождается сын, то он [рус] дарит новорожденному обнаженный меч, кладет его перед ребенком и говорит: «Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь этим мечом». И нет у них недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям».

То есть отличительными чертами русов являются стремление зарабатывать на жизнь мечом, страсть к торговле и кочевой образ жизни, следующий из отсутствия недвижимости.

Теперь о франках. За подтверждением их тождества с русами далеко ходить не надо. Вот, например, что написано о русах в «Продолжателе Феофана»: «Одиннадцатого июня четырнадцатого индикта на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю россы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков».

Характерно, что «дромит» в переводе с греческого означает переселенца, скитальца, т. е. является синонимом кочевника. Отсюда можно понять, что франки, подобно русам – кочевники.

Это сближает их с такими же кочевниками-тюрками. Если же сопоставить их с тюрками и по написанию (франк – транк – туранк – туранец – тюрк), то связь станет еще более очевидной.

Итак, русы, тюрки, франки, немцы, суть одно и то же – воинские братства, товарищества (от тавр – товарищ), либо используемые государствами как наемники, либо сами создающие государства на свободных или захваченных ими территориях. «Гардарики» – так в скандинавских сагах именуются подобные государства. «Гардарики» – это, конечно же, не «Страна городов», как это обычно преподносится, а «Орда-рейх», т. е. орденское государство. Вряд ли это понятие можно отнести единственно к Киевской Руси.

Речь идет о Европе в целом.

Становится понятным, почему русские казаки-первопроходцы называли свои пограничные укрепления в Сибири «острогами», словом, в котором легко угадывается видоизмененное «Ост-Рейх» («Восточный Рейх»). Ведь они были плоть от плоти европейских искателей приключений – норманнов.

Кстати, о норманнах. Этого вопроса я уже касался в связи с характеристикой венгров. Надо бы завершить начатое.

 

3.5. Многоликий норманизм

Если придерживаться традиционных взглядов на прошлое, то некоторые моменты истории норманнов представляют загадку.

С трудом осмысливается, например, их страсть к завоеваниям. Вопрос, который можно задать по этому поводу и который ранее уже возникал в связи с профессиональной деятельностью тюрок, звучит следующим образом: что побудило (и, вообще, могло ли что-то побудить) целую нацию как по команде заняться разбоем?

Густым флером окутаны, в частности, деяния сицилийских норманнов. Известно, что к формированию династии Штауфенов, императоров сицилийского периода, приложили руку потомки первых сицилийских норманнов – братьев Рожера I и Роберта Гюискара. Но почему тогда немцы считают «своей» историю борьбы Штауфенов с папством за лидерство в западных странах, обыгрывая в различных произведениях искусства сюжеты на тему горькой участи Манфреда и Конрадина, павших от рук Карла Анжуйского и т. д.?

Добавим к сему, что, например, Фридрих II Гогенштауфен, одна из наиболее колоритных фигур этого рода, практически не знал немецкого языка и всю жизнь прожил на Сицилии, имея титул «короля обеих Сицилий». Даже прах этого «дитя Апулии», как называли Фридриха современники, покоится не в Германии, как можно было бы предположить, принимая во внимание его немецкие корни, а на той же Сицилии, в кафедральном соборе Палермо. Там же, кстати, в саркофагах из темно-красного порфира покоятся останки его предков – деда (Рожера II) и отца (Генриха VI).

Не правильнее ли будет отнести норманнский этап истории Священной римской империи к истории шведского народа, плотью от плоти которого по общему убеждению являлись норманны? Или, скажем, – итальянского?

Традиционная история отвечает на все эти вопросы недомолвками. Известно, что династия Штауфенов имела не только норманнские, но и немецкие корни. Лишь по линии матери Фридриха II, Констанции, род Штауфенов восходил к норманнскому роду Отвилей (итал. Альтавилла), отпрысками которого являлись уже упомянутые Рожер I и Роберт Гюискар, тогда как со стороны отца, Генриха VI, его предками были чистокровные немцы – род швабских герцогов Гогенштауфенов. Лишь в 1184 г. в результате свадьбы Констанции и сына Фридриха Барбароссы, Генриха VI, Штауфены породнились с сицилийскими норманнами и Сицилия, правда, не без некоторой борьбы с папами и сицилийскими королями, оказалась включенной в состав Римской империи германской нации.

Получается, сицилийская ветвь – лишь побочная ветвь родового древа Штауфенов, которое, таким образом, остается немецким, немецким и еще раз немецким. Вывод, как нетрудно догадаться, льющий воду на мельницу немецких патриотов.

Но при таком подходе в тени остаются следующие факты. Вспомним, что династия Штауфенов именовалась швабской и приглядимся повнимательней к этому названию. Нетрудно заметить, что швабы – это видоизмененное «шведы», точнее – «свевы», где «в» закономерно переходит в «б» (Вавилон – Бабилон, Вилли – Билли и т. д.).

Так (Sveviae) и обозначена Швабия на карте 1572 г. (рис. 14).

Известно также, что Швабией (в древности Алеманией) именуются собственно немецкие земли. Будто бы в III в. жившие здесь свевы, слившись с пришедшими с северо-востока алеманами, образовали немецкую нацию. Швабы и по сей день говорят на особом швабском диалекте, а в Швейцарии и Франции «швабами» называют немцев вообще.

Рис. 14. Карта Швабии в 1572 году.

Получается, немцы, как нация, обязаны своим происхождением шведам? Эта точка зрения распространена не только в силу изложенных соображений, но еще и потому, что традиционная история именно Скандинавию всюду «подсовывает» в качестве «кузницы кадров» Евразии.

Вот вам и противоречие. С одной стороны история германских императоров вроде бы принадлежит Германии. С другой – никаких немцев вообще нет, а есть лишь наводнившие Евразию скандинавы.

Как-то надо уходить от этой дилеммы. Тем более что Скандинавия, этот «медвежий угол» Европы, не очень подходит на роль «колыбели». Климат не позволяет. Трудно представить, что жившие в таких суровых условиях народы могли расплодиться настолько, что заполонили собой всю Европу.

А поэтому нельзя отметать и обратное, т. е. то, что именно швабы стали родоначальниками шведов, будучи загнанными в этот «медвежий угол». Данный вывод согласуется с тем, что в истории нет упоминаний о приходе швабов в Подунавье – будущую Швабию. Автохтонами они там были в отличие от алеманов. Да и сам климат этих благодатных областей куда больше годится для «кузницы кадров».

А вот о приходе предков шведов в Скандинавию откуда-то с юга или востока имеются упоминания. Любопытные сведения на этот счет содержатся в древнеисландских преданиях. Например, «Сага об Инглингах» рассказывает о существовании прародины шведов – «Великой Свитьод». Будто бы еще во времена Христа, т. е. на рубеже эр, этой страной правил Один. Этот персонаж, более известный в качестве одного из главных божеств древнегерманского пантеона, оказывается, был реальной исторической личностью.

Он-то и привел предков шведов в Скандинавию – «Малую Свитьод» по терминологии саг, а его правнук, Фроди, воссел на датском престоле. Памятуя о добрых делах предка, древние германцы обожествили Одина, хотя вряд ли приобретение таких убогих территорий можно считать великим делом.

По одним сведениям, «Великая Свитьод» находилась в Средней Азии – Согдиане. Так якобы переводится слово, которым в сагах обозначена страна древних шведов – Suidiod.

Некоторые идут дальше и объявляют Ашхабад прообразом древнего Асгарда – столицы Великой Свитьод.

Впрочем, данная версия – не единственная в своем роде. Есть и другие, причем более правдоподобные. В той же «Саге об Инглингах» сообщается, что Великая Свитьод» или страна асов (Асгард) находится к северу от Черного моря в районе реки Танаис или Танаквисль, отождествляемой с Доном.

О том, что это ближе к истине, догадался и Тур Хейердал. Неспроста ведь он искал прародину викингов на Дону.

А что мешает нам увидеть ее в землях швабов, венгров и карантанцев (рутенов)?

И что мешает нам вообще снять вопрос о родоначальниках, заметив, что как немцы, так и шведы с их ответвлением – норманнами, не являлись в древности народами, связанными между собой узами родства, а были лишь объединениями людей на почве особых интересов? Что мешает нам понять, что связывало их лишь название, отражающее эти интересы?

Ведь и о содержании этих интересов нетрудно догадаться. Вспомним, что Фридрих II был приглашен на пост императора папой Иннокентием III, испортившим отношения с Оттоном IV, германским королем, которого он незадолго до этого также короновал императорской короной.

Мы не раз еще столкнемся с примерами того, как папы сталкивали лбами императоров, наживая на этом политические дивиденды. Пока же можно сказать, что в роли наемников в Италии оказались и братья Отвили, вторжение которых в Сицилию было санкционировано папой Николаем II. Соседство с арабами и византийцами, под пятой которых остров и часть Южной Италии находились с IX в., папу не устраивало и норманны с их разбойничьими повадками оказались здесь как нельзя кстати.

Известна и тактика их борьбы, общая для всех военных орденов Евразии: норманны строили на холмах замки, а затем совершали оттуда набеги на окрестные территории, постепенно принуждая местное население к покорности и выплате дани. Первый «подвиг» Рожера, младшего брата Роберта Гюискара, был именно таким: направленный в 1057 г. старшим братом в Калабрию, он построил на возвышении замок Ничефола, откуда с помощью набегов и грабежей постепенно подчинил себе местное население. Не брезговал Рожер и угоном лошадей, о чем свидетельствует хронист Малатерра. А один раз он с помощью тринадцати рыцарей ограбил семерых купцов и, мало того, заставил заплатить их за себя выкуп.

Подобной прытью отличался и Роберт Гюискар. Это, видно, пришлось папе по душе, потому что в 1059 г. Роберт получил от него титул герцога Апулии, Калабрии и Сицилии, чем и было подготовлено завоевание острова.

Впрочем, углубляться во все эти дебри нужды нет. Все, что нам надо – встроить историю норманнов в историю кочевых сообществ Евразии. А для этого достаточно сказать следующее: норманны – это наемники римского папы. В то же время «наемник» («наймит»), как уже отмечалось – это и есть искаженное «немет», т. е. немец.

Итак, «немцами» назвать Штауфенов или «шведами» – особой роли не играет. Те и другие были «романтиками с большой дороги», т. е. членами военно-торговых организаций, «товариществ» (от taurus – товарищ, тюрк), к этносам не имеющих ни малейшего отношения. Вот почему шведов еще в XVIII в. на Руси называли «немцами», а немцев – «шведами». Разницу не ощущали, что не было бы возможным, если бы те и другие представляли различные этносы.

Сказанное объединяет норманнов с другими такими же разбойниками – русами, особенно если вспомнить, что династия Рюриковичей была по происхождению «шведской» (в других источниках – «из Немец»).

Те же аналогии напрашиваются и в связи с прозвищем деда Фридриха II – Барбаросса. Не иначе как «русским бородачом» (или «варваром русским» по А. Фоменко) был император. Расположение на карте его вотчины, Швабии, лишь подтверждает это (рис. 15).

Рис. 15. Германия в X в.

Как видим, от Швабии, расположенной в Подунавье, до Карантании («Хорутани» Нестора), земли дунайских русинов – рукой подать. Но и сама Швабия вместе с отделяющей ее от этой земли Баварией – русинская, точнее, «расенская» земля. Ведь занимает она территории бывших римских провинций Норика и Реции, населенных некогда таврисками и расенами, т. е. этрусками, иначе говоря, русинами.

Скорее всего, название Реции (Raetia) и дошло до нас отголоском в виде названия княжества Рейс (Reuss) в Германии, став к тому же синонимом рыцарства (от рейтар – рыцарь). Улавливаете? Русы существовали еще в античное время, а слова «рейс» и «рейд» обозначали в древности рыцарский (русский) поход за добычей (набег), т. е. то, что у казаков именовалось «походом за зипунами».

В этом контексте становится понятным и отождествление Руси с Грецией, встречающееся у некоторых средневековых авторов. Так, Адам Бременский (XI в.) отмечает: «Киев – соперник царствующего Константинополя, славнейшее укрепление Греции». Кроме Реции никакие другие ассоциации в связи с данной «Грецией» не могут возникать. Ведь и та и другая населены русами, (в случае с Рецией – этрусками, нориками). Как видно, Киев здесь – совсем не украинский.

Кстати, среди царей Норика примерно за сто лет до н. э. замечен Немет (т. е. Немец!), а «Повесть временных лет» упоминает нориков, как первых славян: «…По разделении народов взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть суть славяне».

Есть еще кое-что, что роднит Штауфенов, как и вообще норманнов, с русскими. Это религиозная ориентация. Речь не о католицизме, которого императоры придерживались формально, ибо в противном случае просто не были бы императорами. Имеется в виду подлинное, а не наигранное мировоззрение.

Так вот, во взглядах императоров сицилийского периода отчетливо прослеживается рационализм – черта, не свойственная католицизму. Во всяком случае, именно таких воззрений придерживался Фридрих II, неоднократно предаваемый из-за них отлучению от церкви.

Показное почитание Христа при дворе Штауфенов отнюдь не мешало этому двору быть оплотом вольнодумства, а самому Фридриху – высказывать еретические мысли, граничащие с антихристианством.

Вот как это выглядит в изложении Бруно Глогера: «Красноречивые чиновники государственного управления также принадлежали к придворному «круглому столу», как и ученые, чужеземцы и земляки. В этом кругу, где никакая мысль не была слишком смелой (если, конечно, высказывалась с необходимым тактом по отношению к повелителю), Штауфен произнес однажды знаменитые слова о трех мошенниках – Моисее, Мухаммеде и Христе. «Изобретателем» этого остроумного пассажа, каравшегося в то время смертью, он, однако, не был: оно родилось уже к началу XIII века в кругах аверроистов Парижского университета. Однако папа Григорий все же мог надеяться, что ему поверят, когда весной 1239 г. писал в связи с новым отлучением Фридриха II от церкви: «Этот король чумы утверждает, будто бы весь мир (воспользуемся его словами) был обманут тремя мошенниками – Моисеем, Мухаммедом и Христом, – два из которых почили во славе, а третий – вися на деревяшке… Эту ересь оправдывает он заблуждением, что якобы человек вообще не имеет права верить во что-либо, что не может быть выявлено природой и разумом».

Самый значительный хронист папской партии, францисканец Салимбене из Пармы, вероятно, размышлял вскоре после смерти императора о том блестящем времени, когда с глубоким уважением – причем к еретику, если вообще не к Антихристу! – писал: «Если бы он был добрым католиком, возлюбил бы Бога и церковь, мало кто на свете смог бы сравняться с ним. Однако он думал, что душа неотделима от плоти. То, что он сам и его ученики могли найти таким образом в Священном Писании, приводило их к доводу против существования жизни загробной. Поэтому он и его соратники больше наслаждались жизнью земной».

Нетрудно заметить, что взгляды императора близки по своей сути арианству – общей религии варварских племен Европы и Азии, федератов Рима. Не были здесь исключением и русы с тюрками. Рационализм, – а арианство, как и близкое ему по духу несторианство, принадлежало к кругу рационалистических толкований бытия, – был присущ взглядам последних русов – казаков, вплоть до XVII в., когда был поставлен под запрет никоновской реформой православия.

Впрочем, подробнее о русской вере – в следующих разделах.

О близости норманнов (шведов) и русов говорилось не раз. Но речь обычно шла о неких варягах-руси в связи с основанием древнерусского государства. Якобы у этих варягов, по общему мнению – скандинавов, было ответвление в виде руси, от которого древнерусская государственность и повелась. Сказка ложь, да в ней намек… Намек на то, что русы – пришельцы на данной земле и что прародина их как-то связана с землями норманнов. Но раз Скандинавия, в чем мы недавно убедились, не могла быть «кузницей кадров» для Евразии, не была она ею и для Древней Руси.

Уже само существование Швабии, этой второй «Швеции» (и, возможно, «Великой Швеции» скандинавских саг), порождает сомнения в скандинавской версии. История хранит молчание по поводу исхода швабов из Скандинавии. Напротив, своими повадками и именем одного из самых известных своих вождей, Барбароссы, они обязаны скорее туземному населению этой области – расенам и таврискам, т. е. русским.

Конечно, у части норманнов можно точно зафиксировать скандинавское происхождение. Но этот пример не показателен. Пожалуй, лишь для дружин датского конунга Рольфа Рогвальдсона (Пешехода), осевших во французской Нормандии, да для датчан Кнута Великого, после череды набегов окончательно захвативших Англию в 1016 г., Скандинавия была непосредственной родиной, тогда как покорители Южной Италии и Сицилии, а также соратники Вильгельма I Завоевателя, захватившего Англию в 1066 г. (после битвы при Гастингсе), были нормандцами, т. е. жителями Западной Франции, для которых происхождение из Скандинавии можно установить уже с трудом.

А для венгров (тоже норманнов, если верить Лиутпранду Кремонскому), Скандинавия уж точно родиной не являлась. Этих вообще выводят из Башкирии.

Норманнская теория, конечно же, плоха. Но «плоха» – не значит неверна. Просто на норманнов, говоря словами известного персонажа, «нужно смотреть ширше». Не в смысле единственно скандинавов, а в качестве вообще завоевателей Европы, как Западной так и Восточной. Да и славян увидеть в них не мешало бы. Ведь постулат о том, что полабские славяне – это норманны, часто выдвигаемый в качестве альтернативы норманнизму, есть лишь частный случай другого, более ошеломляюще звучащего тезиса: шведы и славяне – одно и то же, или, если уж быть совсем точным, связаны общностью происхождения.

И вот на чем этот тезис основан. По сообщению «Бертонских анналов», французского летописного свода, охватывающего историю франков с 830 по 882 гг., в посольстве византийского императора Феофила к императору франков Людовику Благочестивому в 839 г. обнаружились люди, принадлежавшие, по их словам, к «народу «рос», но оказавшиеся на поверку «свеонами», т. е. шведами.

Неизвестно, какие детали позволили изобличить в них шведов, зато доподлинно известно, что Птолемей во II в. указывал на «суовен», как на жителей областей, позже населенных славянами, из-за чего многие справедливо их славянами и считают.

«Суовене» и «свеоны» – разве это не одно и то же? Тем паче, что есть сходство и по содержанию.

Всем известна такая европейская страна, как Швейцария. Сейчас это миролюбивое, политически нейтральное государство. Но когда-то наемная швейцарская пехота считалась наиболее эффективным родом войск Западной Европы. Начиная с XIII в., когда была сформирована оппозиция швейцарских кантонов Швиц, Ури и Унтервальден влиянию австрийских Габсбургов, швейцарцы участвовали практически во всех европейских баталиях. С 1315 г., когда швейцарской пехотой у горы Моргартен было наголову разбито австрийское рыцарское войско, возглавляемое Людвигом Баварским, распространяется слава о подвигах швейцарцев.

С этого времени едва ли не каждый европейский правитель старался привлечь этих стойких и отлично подготовленных бойцов в ряды своей армии. Подразделение швейцарской пехоты существует и поныне. Это швейцарская гвардия, осуществляющая охрану Ватикана.

Считается, что своим названием швейцарские пехотинцы обязаны своей альпийской родине. Но что мешает нам считать, что, напротив, Швейцария обязана своим названием этим наемникам? Ничего. Более того, есть вещи, которые просто-таки заставляют в это поверить.

Всем известно значение слова «швейцар» – слуга, лакей, наемный работник. Напрашивается аналогия со швейцарской пехотой – это тоже «служилые люди», наемники. Но ведь глупо думать, что название «швейцар» происходит от «Швейцарии», ибо получится, что Швейцария была не только поставщиком солдат, но и лакеев.

Значит, по названию «швейцаров» была поименована страна, а не наоборот.

Вот вам заодно и происхождение слова «Швабия»: страна наемников, «служилых людей». Ведь швейцарцы родственны швабам. Они и живут по соседству. То же можно сказать и о Швеции. В это нетрудно поверить, принимая во внимание все то, что было сказано выше о повадках норманнов.

Однако при чем тут славяне? А вот при чем. Вспомним значение термина «славянин» (slave) в некоторых европейских языках. Это «раб», «невольник». Вот вам и соответствие. Славяне (суовене), подобно швабам со швейцарцами и шведами (свеонами) – тоже наемники, «служилые люди». Именно так, а не иначе, надо переводить слово slave. Значение же «раб» есть поздняя идеологема, призванная унизить славянство, разорвать извечную связь восточного и западного славянства (рыцарства), такая же идеологема, как и соответствующее значение слов «мамелюк», «гулям», «кул», «холоп».

Вот потому-то и являются для историков «странными» сообщения о том, например, что некие «русы» в 844 г. захватили Севилью в Андалусии. Откуда им там взяться? – ломает голову ученый, сбитый с толку мыслью о том, что русы могут «водиться» только в Киевщине (вспомним соловьевское «собственно Русью называлась Киевская земля») и окрестностях. А украинский, с позволения сказать, «патриот» брякнет что-то вроде: «По всем уголкам планеты разнеслась слава украинского оружия!»

Патриот же другой ориентации воспользуется этим фактом для выдвижения теории о «Руси-Орде», якобы навалившейся на Запад с территории нынешней России.

Да ни о чем таком речь не может идти. Ни из Киевщины, а, тем более, Московщины со Скандинавщиной они в Андалусию не приходили. Они там и жили всегда, а об этих землях и слыхом не слыхивали. Тем более не слышали они о какой-то империи, к которой будто бы принадлежали согласно «Новой хронологии». Их родина – вся Евразия, ибо в услугах наемников (рыцарей) нуждались везде.

Поэтому не обязательно искать следы предков русов в Скандинавии. Так же, как и Россия с Украиной и Белоруссией, эта земля слишком «тесна» для того, чтобы быть родиной русских. Их следы разбросаны по всей Европе. А средоточием их можно считать бассейн Дуная. Здесь у этих европейских «ушкуйников», видимо, было «лежбище» или перевалочный пункт.

Вот почему «поглядывает косо» Фридрих Барбаросса. Иного и нельзя ожидать от главаря разбойников, для которого люди – лишь потенциальные жертвы. Хотя на Сергея Острового мог бы глядеть и поласковей. Родственник все-таки. Русская душа.

 

3.6. Правда и ложь о «московитах»

Одно из ответвлений русских – «московиты». Я начал говорить о них в связи с упоминанием о белорусских сябрах, которым они были противопоставлены волей воображения некоего Голденкова. Хотелось бы этот рассказ продолжить, поскольку без него картина монголо-татарских завоеваний будет неполной. Ведь Москва в некотором роде – наследница монгольской империи, что, конечно, нельзя понимать в смысле наличия в ее природе азиатских начал, на чем настаивает Голденков и ему подобные.

Кстати, в отповеди русофобам с их сказками об азиатском «нутре» «москалей» и состоит одно из назначений этого раздела.

Собственно говоря, идеи, квинтэссенцией которых стала известная поговорка «поскреби русского – найдешь татарина», не являются изобретением Голденкова. Он просто довел их до абсурда. Но тем и интересно его «творчество», что показывает, как можно извратить вполне здравую мысль и использовать ее во зло.

Вообще, уровень научной подготовки этого автора впечатляет. Так, литовский князь Радзивилл объявляется им потомком Рюрика. Хорошо, хоть не Юлия Цезаря! А милое его сердцу Литовское княжество он, не мудрствуя лукаво, называет «королевством», полагая, видимо, что так сможет возвеличить белорусский народ.

Между тем, вряд ли этот и без того прекрасный народ нуждается во лжи для своего возвеличивания. Я имею в виду королевский статус Литвы. На самом деле она была лишь княжеством. А разница между королевством и княжеством была огромной. Княжество в Средние века не представляло собой самостоятельную политическую единицу. Оно могло быть лишь частью королевства (царства), его вассалом. Если княжество не платило никому дань, не было ничьим вассалом, то формально считалось «бесхозным» и на его земли по праву сильного мог претендовать кто угодно. Именно поэтому Литовское княжество и оказалось поглощенным Польским королевством в результате нескольких уний.

А вот как этот господин обосновывает мысль об азиатской сущности «москалей». «Первые монеты так называемой Суздальской Руси – это монеты с арабской вязью – явно нечто нерусское, исламское». Написавший это вообще не имеет представления о значении слова «русский». Это «явно нечто нерусское», местами исламское, местами шведское, турецкое или монгольское, связано с упоминаниями о русских на протяжении всей их истории. Не является новостью и то, что на территории Московии во времена Ивана III вплоть до знаменитого «раскола» было распространено нечто вроде арианства с элементами первоначального ислама, т. е. ислама без Магомета.

Русскость – не обязательно православие в его современном виде. И не только история Московии тому пример. Видимо, Голденков не в курсе, но и в историю Киевской Руси, которую он относит уже к славянским державам, также вкраплены исламские страницы. Поэтому, отсылаю его, а, заодно, и всех, просто интересующихся, к книге «Киевская Русь. Страна, которой никогда не было?» Ее автор, А. Бычков утверждает, что хотя князья Киевской Руси и были христианами, христианство то не лишено было известного налета «сарацинства». Так, «Владимир, принявший «православие», носил титул «каган» и имел, как свидетельствует летопись, два гарема, в которых было около 700 наложниц».

В книге приводятся и мнения других ученых на этот счет. Вот, например, что пишут А. Замалеев и Е. Овчинникова: «Никому не возбранялось иметь по две и по три жены. Обычай этот удерживался долгое время и после крещения Руси. Случаи, когда «муж оженится иною женою, со старой не роспустився», фиксировались церковными уставами на протяжении всего домонгольского периода».

Здесь же можно прочитать следующее: «Святополк (1093–1113) имел одновременно две жены, и митрополитам-грекам не удалось заставить его оставить лишь одну. Даже в XII веке отмечается многоженство у русских князей!!!»

Что касается арабских надписей, то их отсутствием Западная Русь (в том числе – Белоруссия) также не может похвастаться. Комментируя рисунок в Радзивилловской летописи, изображающий князя Олега, воюющего на Балканах, А. Бычков пишет: «…Олег воюет на Балканах. Но под каким знаменем? На знамени арабская надпись «Дин», что означает «вера», «религия».

Почему по-арабски? Ну это понятно: христианства еще не приняли и поэтому с кириллицей пока не знакомы. С кириллицей не знакомы, а вот с арабицей – нет проблем. Интересно, что в землях Белоруссии и Литвы сохранилось огромное количество рукописей, написанных по-белорусски и по-польски арабицей. Стало быть, в старину основным алфавитом у славян был арабский! О том, что славяне были тесно связаны с арабами еще в VII веке, сообщают и византийские писатели. Так, Феофан под 675 годом сообщает: «20 000 славян из войска императора Юстиниана II перешли к арабскому полководцу Мухаммеду, который при их помощи через три года берет в плен многих византийцев». Об этом же говорят и Никифор, и Леон, и Кедрин».

Правда ведь, на фоне всего этого монеты с арабской вязью уже не выглядят, как «нечто нерусское, исламское»?

В другом месте Голденков пишет: «Скорее всего, ислам ордынцев в языческой среде вепсов, муромы, мордвы, моксели, мери и эрзи Московии и воспринимался как вариант восточного христианства, но только на другом языке (в принципе, так и зарождался ислам), и языке более близком, ибо разница между финскими диалектами и татарским (тюркским) языком была (и есть сейчас) намного меньшая, чем между абсолютно не похожими финским языком туземцев и русским языком киевских колонистов».

Посмотрите только, какая жуткая смесь представлена автором в качестве «московитов»! Нет никого, даже отдаленно напоминающего славян. Ясно, что ничего хорошего от этих дикарей ожидать не приходится. Особенно уморительно выглядит название народа, ставшего, по мнению автора, главным прародителем россиян. Видимо, по аналогии с муромой, мордвой, мерей и эрзей в именительном падеже его надо произносить так – «мокселя»!

А ведь общеизвестно, что московские земли осваивались именно славянскими колонистами. Что самое удивительное, Голденков знает и пишет об этом. Но делает он это с большой неохотой, ибо эта правда разрушает его построения.

Не секрет также, что и одевались «московиты» иной раз на восточный манер, в чем опять-таки нельзя усматривать их «нерусскость». Клобук, как известно, не делает монахом. Но Голденкову эти простые соображения незнакомы и слово «нерусский» по отношению к жителям Московского государства он раз за разом повторяет, как заклинание: «Московское же государство (с XVI в. – Россия) в XVIII в. еще не было русским по своей сути, и русские люди Литвы (русины) были чужими для финно-угров и татар (булгар) Волги, Московии и Урала, которые и составляли население московской России. Как явствует из книг немецких и английских лингвистов (Ричард Джемс «Словарь московитского языка» (1618–1619), В. Лудольф «Грамматика московитского языка» (1689)), лексика языка граждан Московии за 70 лет пополнилась лишь 35 русскими словами, увеличившись с 16 до 41 слова. Но разве это русский язык, где всего лишь сорок русских слов?! Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «салом»? Разве русские по происхождению люди из мордовско-москельского племени?! Ордынскую Московию и Россию Василия III, разгуливавшего в чалме и с ятаганом на боку астраханского халата, никак нельзя было назвать русскими!»

Это почему же нельзя? Неужели же русский перестанет быть русским, если на него надеть восточные одежды? Не становятся же персами милые автору белоруссы, пользующиеся персидскими коврами. Вот и Даниил Галицкий экипировал свое войско по татарскому образцу, что производило на иностранцев неизгладимое впечатление. Ипатьевская летопись: «Немцы же дивящееся оружию татарскому: бе бо кони в личинах и в коярех кожаных, и людье во ярыцех и бе полков его светлость велика, от оружья блистающая. Сам же еха подле короля по обычаю Руску, бе бо конь под ним дивлению подобен».

Почему же Даниила и его войско не считают татарами?

Как видим, русских трудно подогнать под какое-то определение. Вот и Голденков, пытаясь сделать это, постоянно попадает впросак, скатываясь к расширительному толкованию данного термина. Это я к пассажу о Швеции и Дании, которые «найдут куда больше исторических фактов и доказательств, чтобы оправдать свою русскость в любом суде».

А ведь шведы с датчанами, а, тем более – англичане, которых Голденков также удостаивает чести считаться русскими, даже русского языка не знают!

Есть и другие причины, по которым ношение чалмы и приветствие «салом» не могут говорить о «нерусскости» московитов. Это происхождение самих этих слов. Оно вовсе не азиатское, как это принято считать. «Салом» («шалом») – это исконно русское приветствие «челом», т. е. «челом бью». Если кому-то не нравится такое сближение славянского слова с семитским приветствием, пожалуйста, вот вам менее радикальная версия. Скорее всего, упоминание о приветствии «салом» у великороссов взято Голденковым из книги «Религия Московитов» (1695) Георга Шлейзинга. Но не ошибся ли Шлейзинг? Не принял ли русское «челом» за семитское «салом» («шалом»)? Для иностранца это вполне допустимо.

Как видим, и в том, и в другом случае русские остаются русскими.

Славянский корень (чело) можно видеть и в названии чалмы, что превращает ее в исконно русский предмет одежды.

Чалма – это не просто головной убор. Никогда не задумывались, для чего кусок ткани многократно наматывается на голову? Ведь для защиты от ветра достаточно и повязки типа банданы, а от холода чалма не спасет. Однако, этот огромный тюрбан прекрасно предохраняет от ударов меча (сабли). Будучи предтечей (или аналогом) металлического шлема, он и по названию ему соответствует: чалма – шелом (шлем). Так же как и рыцарский шлем, чалма надевалась на подшлемник, именуемый у восточных народов тюбетейкой, феской, тафьей, ермолкой и т. п.

Таким образом, Василий III был одет вполне по-русски. Это так же справедливо, как и то, что «шлем» – исконно русское слово. Сомневаться в этом, значит, подвергать сомнению «русскость» украинцев и белорусов, считающих это слово родным.

Смешно читать, как люди, ослепленные ненавистью к России, пытаются представить ее обитателей какими-то басурманами, даже не имея представления о содержании понятия «русский». При этом они сами попадают в расставленные ими же капканы.

Вот как это получается у украинских «патриотов». Один из них, В. Белинский, с упоением цитирует книжку «Иван Грозный» некоего Валишевского, опубликованную в 1912 году: «…Взгляните на москвича XVI века: он, кажется с ног до головы одет по-самаркандски. Башмак, азям, армяк, зипун, чебыш, кафтан, очкур, шлык, башлык, колпак, клобук, тафья, темляк – таковы татарские названия различных предметов его одъяния. Если, поссорившись с товарищем, он станет ругаться, в его репертуаре неизменно будет фигурировать дурак, а если придется драться, в дело пойдет кулак. Будучи судьей, он наденет на подсудимого кандалы и позовет ката дать осужденному кнута. Будучи правителем, он собирает налоги в казну, охраняемую караулом и устраивает по дорогам станции, называемые ямами, которые обслуживаются ямщиками. Наконец, встав из почтовых саней, он заходит в кабак, заменивший собой древнюю русскую корчму.

И все эти слова азиатского происхождения. В этом, без сомнения, есть знаменательное указание, хотя и относится только к внешней форме. Но гораздо важнее то, что известная примесь монгольской крови способствовала такой быстрой и покорной ассимиляции».

После этого из уст Белинского звучит язвительный комментарий: «Вот, дорогие великороссы, где ваши корни».

Насчет очкура и темляка – не знаю, а вот корни «зипуна» следует искать не в Самарканде, а намного западнее – в горячо любимой белинскими и валишевскими Европе. Вот, например, что пишет об этом предмете одежды Е.П. Савельев: «Снаряжаясь в поход, казаки говорили: идем зипуны добывать, отчего назывались зипунниками. Зипун – видоизмененное жупан, польский цветной кафтан (выделено мной. – Г.К.). Слово это древнее, встречающееся во многих южнославянских наречиях и в языке сайван (саков) – индусов: гопан, пан, бан, чепан, жупан (воевода). Гопания (сайванское) – воеводство, вернее – староство. Зипун или жупан – панская верхняя одежда».

Насчет тафьи (тюбетейки) я уже писал. В ней также нет ничего сугубо азиатского. Такие подшлемники носили и европейские рыцари.

Поражает осведомленность авторов. Поляк Валишевский считает польскую национальную одежду азиатской! А Белинский, обильно сыплющий цитатками из классиков, его в этом поддерживает. Воистину, «многознание уму не научает»!

Как легко, однако, стать «европейцем». Стоит только сочинить себе историю подревнее, перейти с тюркского на язык индоевропейской языковой семьи (славянский) и принять католичество. И вот вы уже смело можете оплевывать вчерашних товарищей по ордам, обзывая их азиатами!

Однако европейский «макияж» не в силах скрыть тюркского прошлого и уже самое название поляков с головой выдает в них вчерашних половцев. Немцы, например, называли половцев falones (полонез). Чем не поляки? А разве «Полония» («Польша») не является синонимом Поля, по имени которого названы половцы и предки поляков – поляне (ляхи)? Вот и Войско Польское по своему названию аналогично Войску Запорожскому и Войску Донскому – порождениям того же Поля. А польско-украинский «гетьман»? Разве это не казацкий «атаман»?

Что касается одежды, то и она у поляков недалеко ушла от «азиатской». О зипуне, который на поверку оказался польским жупаном, уже говорилось. Посмотрим, насколько европейскими являются другие ее элементы.

Вот, например, портрет Станислава Антония Щуки (1709 г.) из серии так называемого «сарматского» портрета (рис. 16в). Этот шляхтич одет в типичную польскую национальную одежду того времени. На нем кунтуш, жупан, цветные сапоги, кушак, кривая сабля. Европейского в этом мало, если оно вообще есть. Самая настоящая «азиатчина». Именно так в то время одевались татары. Так что название «сарматский» для этого портрета – вовсе не метафора.

Еще один персонаж польской истории – Кшиштоф Збаражский (1580–1627). Этот вообще на европейца не похож (рис. 16а). Вылитый татарин. Даже разрез глаз монголоидный.

Татарином выглядит и такая известная историческая личность, как Януш Радзивилл (1612–1655) на рис. 16б.

Как видно, чем глубже в прошлое, тем больше поляки смахивают на обитателей Поля. В этом – особенность их этногенеза: со временем они теряют свою «половецкую» идентичность и европеизируются. Можно предположить, что одежда «древних» поляков вообще была неотличима от татарской, а знаменитая польская рогатывка (головной убор с разрезанным спереди отворотом) ведет свое происхождение от шапки ханского баскака (рис. 17).

Одежда еще одних обитателей Поля – казаков, также недалеко ушла от польской. Вот как одевались их предводители (рис. 18). Те же делия, жупан, кушак. На Богдане Хмельницком видна рогатывка.

А вот с европейской (рис. 19) польскую одежду не сравнить. Иной коленкор.

Несколько слов о европейской моде XVII–XVIII вв., тон в которой задавали французы. На ее формирование наложило отпечаток правление «короля Солнце» – Людовика XIV (1638–1715) и Тридцатилетняя война. Одежда мужчин того времени являлась подобием военного костюма. В моде были высокие кавалерийские сапоги с отворотами и шпорами (ботфорты), короткие плащи, наподобие мушкетерских, широкополые шляпы, украшенные перьями.

В XVIII в. Франция продолжала оставаться законодательницей мод. Однако на смену тяжеловесному и перегруженному излишествами стилю барокко в искусстве пришел стиль рококо. Он и определил новые веяния в одежде.

Кшиштоф Збаражский;

Януш Радзивилл;

Антоний Щука

Рис. 16. Одежда польской знати

Рис. 17. Баскаки. Картина С.В. Иванова

Рис. 18. Портрет Богдана Хмельницкого

Рис. 19. а) французская одежда XVII в.;

Рис. 19. б) французская одежда XVIII в.

Уже в эпоху регентства Филиппа Орлеанского при малолетнем Людовике XV (1715–1730) стал складываться образ галантного кавалера, посвятившего жизнь погоне за удовольствиями. Тяжелые ботфорты сменяются легкими туфлями. Легким, изящным, более простым и удобным становится костюм. Вместо парчи и бархата в одежде используются легкие шелка.

Свой вклад в историю костюма сделала и Англия. В XVIII в. в Лондоне возник свой стиль, которому подражали даже в Париже. В среде мелкого английского дворянства появляются фраки и рединготы – одежда, ставшая уже классической.

Все эти перипетии не коснулись польской одежды. Единственное, о чем можно упомянуть справедливости ради, так это о польском платье для модного танца полонез с драпированными спинкой и юбкой, которое, видимо, переняв у поляков, стали носить в Западной Европе с 1760 г.

Забавно слышать обвинения в «азиатчине» от самых что ни на есть «азиатов», коими, конечно же, являются поляки – бывшие половцы, перешедшие к оседлому образу жизни. Сейчас, конечно, поверить в это трудно, но еще в начале XIX в. помнили, что «поляковать» и «казаковать» означало одно и то же – разбойничать в Поле, т. е. быть «половцем».

Вот, например, что пишет русский историк С.М. Соловьев (1820–1879): «Как в X, так и в XVII веке русский мир был на Украйне; как в X, так и в XVII веке человек, которому было тесно в избе отцовской, у которого «сила по жилочкам живчиком переливалась, которому было грузно от силушки, как от тяжелого беремени», отправлялся в степь – поле, где ему легко найти, на ком попробовать свою силу молодецкую. Многое переменилось в государственном строю России с X до XVII века, от времен ласкового киевского князя Владимира до времен великого государя царя Алексея Михайловича, всея Великие и Малые и Белые России самодержца, но удальцы по-прежнему шли в степь поляковать (от поле), на Дону образовалось большое военное братство удалых полениц (опять от поле), где каждому богатырю можно было набрать себе дружину и идти на подвиг…

Земской человек работает, богатырь-казак гуляет по широкому полю, полякует; но с понятием о гулянье было необходимо связано понятие о зеленом вине, о цареве кабаке, и степной богатырь-казак был очень хорошо известен древнему русскому человеку, известен как записной гуляка, охотник до зелена вина».

Следующая же фраза классика просто ставит знак равенства между понятиями «поляк» и «казак»: «Дружины в разных странах не переставали выделяться, как у нас казаки; но там, на Западе, не было степей, поля, где бы богатыри могли свободно казаковать, поляковать; там, на Западе, дружины составляют наемные войска. Таковы арминаки во Франции, ландскнехты в Германии, брабантцы в Нидерландах, таковы швейцарские компании, италианские кондотьери. В некоторых странах, наиболее слабых государственным единством, дружины вели к тем же явлениям, какие мы видим в начале Средних веков, во время самого сильного движения дружин: вожди италианских кондотьери основывают государства».

К слову сказать, обитатели Поля так же, как и кондотьеры, навязывали оседлому населению монархов. Пример тому можно видеть в неудавшейся попытке И. Болотникова навязать России самозванца, о чем пишет Соловьев. Надо полагать, раньше такие попытки были более успешными.

Еще забавней, чем от поляков, слышать обвинения в «азиатчине» от украинцев, предки которых, запорожские казаки, до XVI века именовались ордынскими казаками, обнаруживая в себе ту же «известную примесь монгольской крови», что и их великорусские собратья. Разве шаровары, черноклобуцкие шапки, кривые сабли казаков – это не приметы тюркского мира? А язык? Атаман, есаул, кош, курень, бунчук – разве это славянские слова? Даже название казацкой страны – Украина, т. е. окраина, характерно для тюрок, кочевавших по границам обитания оседлых народов, так называемым «украйнам».

Вот, дорогие «панове», где ваши корни, напрашивается вывод. Однако не спешат «белинские» признавать свое истинное происхождение. Им больше по душе юлить и бормотать что-то о сарматском происхождении казацких шаровар. Но кто такие сарматы, если не тавро-меоты, т. е. те же тюрки, превращенные переписчиками то ли по заказу, то ли по недомыслию в савроматов (так у Геродота), а затем – в сарматов, якобы, иранское племя? Ведь даже слонялись те и другие по одной территории.

Однако не стоит воспринимать это, как обвинение казаков в «нерусскости». Тюрки – самые что ни на есть русские, чему я уже давал обоснование. Даже «сарацинство», в котором их часто обвиняют, и от которого все эти «юберменши» стараются очистить свои национальные истории, есть исконно русский атрибут, которого, как мы увидим далее, нечего стыдиться. «Сарацин» – это на самом деле искаженное «таурусин», своего рода два в одном, т. е. одновременно и тавр (тюрк) и русин. Отсюда, как уже отмечалось, и украинское «Тарас» (таурос, та русси).

Сарацин – общее название всех «кочевых народов», то есть, как мы теперь понимаем, воинских братств. Из анализа источников следует, что сарацинами поначалу называли отнюдь не мусульман, а как раз ортодоксальных христиан, не признающих иконы, иконоборцев. Такими и были казаки и «новые русские» – великороссы, вера которых если и не отвергала иконы, то, по крайней мере, предполагала отрицательное отношение к бездумному иконопочитанию.

К этому выводу нас подвигает сообщение о том, что иконоборцев в Византии именовали «сарацински мудрствующими». Если хорошенько всмотреться в ситуацию того времени, – а это был VIII–IX вв., – то можно увидеть, что под «сарацинами» здесь подразумевались отнюдь не мусульмане, а воинское сословие Византии – тюркские наемники.

Ведь мусульманства-то как такового тогда еще не было. И хотя официальная дата рождения ислама – 633 г., самостоятельной религией он стал лишь к XII веку, когда была провозглашена анафема Магомету и его учению. До этого времени ислам был лишь антиклерикальным течением в христианстве, предтечей протестантизма.

Никак не могли «сарацины» быть мусульманами.

В то же время мы видим, что именно солдатские массы стали питательной средой для распространения иконоборческих идей. Именно в них это движение нашло свою опору. Показательно, что инициатором иконоборчества выступил император Лев III (717–741) с фамилией, четко указывающей на его тюркское происхождение – Исавр (от «савр», «тавр», т. е. турок). Очевидно, что это был солдатский император, ставленник воинского сословия.

Считается, что исаврами (исаврийцами) в Византии были некие малоазийские племена, среди которых имели хождение всевозможные антицерковные ереси, вроде монтанизма, павликианства, маркионитства. Но именно солдатская среда тяготеет к упрощенному пониманию религиозной догматики и к минимизации обрядности, чем отличались данные учения. Поэтому ничто не мешает считать исавров наемниками-тюрками. Да и само их название говорит в пользу этого.

Выходит, турки издавна обитали в Византии, но кому-то хотелось скрыть от общественности данный факт, и их переделали в «исавров».

Возможно, этому же обстоятельству мы обязаны и названием «Византия». То есть не от мифического старца Безанта оно произошло, как принято считать, а явилось продуктом замены первоначального названия (Турция) его калькой. Ведь, если вдуматься, «Турция» и «Византия» – это синонимы. Турция по своему названию – это страна быков, туров, и Византия (Бизония) – страна быков, бизонов. Заменив «Турцию» «Византией», тюрок сделали в Византии пришельцами, злыми захватчиками. Понятно, для чего. Чтобы оправдать Крестовые походы, придать им «освободительный» характер.

Только в более позднее время сарацинами стали называть мусульман (арабов и турок). Произошло это, видимо, после 1180 года, когда обнаружились серьезные расхождения между исламом, считавшимся поначалу азиатским вариантом греческого православия, и официальным византийским христианством. Греческие иерархи тогда объявили анафему Магомету и его учению, а ислам окончательно утвердился в качестве самостоятельной религии. Тогда же и понятие «русский» отделилось от понятия «сарацин». Естественно, в Северо-Восточной Руси (Московии) это произошло несколько позднее из-за отдаленности ее от центров католицизма и греческого православия. Поэтому и христианство здесь вплоть до никоновских реформ года сохранялось в своем первозданном виде, включая в себя элементы ислама, что поддерживалось притоком выкрестов из мусульман, но видеть в этом что-то нерусское может только человек с очень богатым воображением.

Пример этой древней религии, сочетающей ислам с православием, являет собой старообрядчество. У А. Бычкова можно найти сообщение о наличии 16 общих культурных традиций между мусульманами и староверами. Вот некоторые из них: «Как и мусульмане, старообрядцы умываются перед молитвой, притом если вода недоступна, то умываются землей. Брить бороду – великий грех. Даже взять человека за бороду – оскорбление. Если к ним придет православный или католик, то после него посуду выбрасывали, как испоганенную. (Православный – поганит посуду!!!)».

От Михалона Литвина можно узнать, что москали и татары не пьют вина, стараясь продать его христианам: «Они убеждены, что таким способом истребляют христианскую кровь, исполняя волю Божию».

А вот что пишет краковский епископ Матфей святому Бернарду Клервосскому: «Народ же русский, множеству ли бесчисленному, небу ли звездному подобный, и правила веры православной и религии истинной установления не блюдет… Христа лишь по имени признает, делами же совершенно отрицает. Не желает упомянутый народ ни с греческой, ни с латинской церковью быть единообразным. Но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет».

Признавать Христа по имени и отрицать его делами могут только ариане, несториане или мусульмане. Однако русские не были ни теми, ни другими, ни третьими. Они были старообрядцами, что как раз и совмещает в себе и то, и другое, и третье.

Впрочем, и после реформ патриарха Никона (1605–1681) православие на Руси не потеряло своеобразия, не стало копией греческого. И по сей день можно видеть на макушках церквей крест, стоящий на полумесяце – символе ислама. И по сей день русские (в том числе – украинские) женщины, прежде чем войти в церковь, покрывают голову платком – аналогом исламского хиджаба.

Так что же мы – «черти нерусские»? И разве нельзя все это отнести на счет местной специфики?

Несерьезно и утверждение Голденкова, о том, что язык «московитов» не являлся русским из-за наличия в нем всего лишь сорока русских слов. Его даже и опровергать не надо. Автор сам его успешно опроверг следующим замечанием: «Этим данным несколько противоречит Сигизмунд Герберштейн, посол Австро-Венгрии в Москве в XVI в. Он считал московитский язык славянским, близким русскому. Но это легко объяснить: посол жил в Москве, где русский язык многие, особенно священники, знали хорошо. А этническому хорвату Герберштейну общаться с московитянами на русском было достаточно просто: в то время язык сербов и русский язык вообще мало различались, о чем свидетельствуют сербские описания похода Александра Македонского в манускрипте «Сербская Александрия», ярко иллюстрированном фолианте XVII в.».

Тем самым Голденков признал, что центр Московии был славяноязычным в отличие от финно– и тюркоязычной окраины. Но ведь никто этого и не отрицает! Это обычная картина тех лет: основное население страны отличается от инородцев-варваров, живущих на периферии и выполняющих функции пограничников.

Но даже если бы никто из московитов не знал русского, это не могло бы звучать аргументом в пользу их нерусского происхождения. Тем более в устах Голденкова, который незадолго до этого отстаивал «русскость» шведов, датчан и англичан, вообще не владеющих русским языком. Перефразируя изречение этого не знакомого с азами логики человека, можно спросить: «Разве это русские люди, говорящие друг другу при встрече «Хэлло»?

На самом деле «хэлло» говорит человек или «салом», – неважно. В деле идентификации русских это не аргумент. Ведь мы уже убедились, что быть русским – не означает говорить по-русски. «Русскость» – лишь принадлежность к воинскому братству, где язык общения особой роли не играет.

В чтении подобных басен приятного мало. Чистый субъективизм, полное отсутствие информативности. Ясно, что продиктованы они далеким от любви к истине желанием рассорить родственные народы. Нетрудно догадаться также, что данные атаки являются частью политики «просвещенного» Запада, направленной на раскол славянского мира и ослабление Москвы. В том, что все это – политическое вранье, лишь слегка облаченное в научную форму, вы можете легко убедиться, поставив рядом белоруса, украинца и русского и попытавшись найти между ними хотя бы одно отличие. Напрасный труд, как напрасны и потуги этих «юберменшей» на создание ореола святости для своих наций.

И потом, отчего такая нелюбовь к венграм, финнам и татарам, из которых, согласно байкам националистов, сложилась великорусская народность? Они-то здесь при чем? Ведь в угоду образу злобного «москаля», порабощающего окрестные народы, оскорбляются и их национальные чувства.

Так ли уж коварен «москаль», как его малюют? И, вообще, что означает это слово? И почему это «нерусским» по происхождению «московитам», по версии данных писак, вдруг срочно понадобилось разучивать «великий и могучий» и воровать у несчастных «сябров» и украинцев старое, доброе название их державы – Русь? Ведь не стесняются же венгры именоваться венграми, а татары – татарами. Более того, они даже с гордостью это делают. Чего же «московиты» решили «зашифроваться»?

Предлагаемый Голденковым ответ патриотически безупречен: «Быть русским было достаточно престижно в Европе XVI–XVII вв. Речь Посполитая, одно из самых высокоразвитых и политически свободных государств в Европе, считалось и самым богатым. Монеты Речи Посполитой талеры – самые красивые монеты Европы… Одного итальянского путешественника, проезжавшего по городам ВКЛ в XVII в., поразило то, что все литвины владели как минимум тремя языками: русским, польским и итальянским. За итальянский язык путешественник, конечно же, принял латынь, которая в те годы была намного ближе к итальянскому, чем сейчас.

Да, в XVI–XVII вв. Речь Посполитая и Великое княжество Литовское являлись, пожалуй, самыми демократичными странами Европы, где власть короля была сведена до минимума, а главным органом государства являлся парламент. Республика Великий Новгород – тоже богатая свободная земля, ее столица Новгород – бойкий торговый центр Ганзы, а должность короля вообще упразднена. Великий Новгород стал стопроцентной республикой. А вот московские государи Иваны III и IV, как и Василий III, вместо того, чтобы строить у себя процветающее государство, желают лишь одного – прийти на готовое. Иван Ужасный (Грозный) полагал, что если он по примеру Новгорода назвал страну Россией и перенял экономику Новгорода, то манна небесная просто свалится ему в руки. Но в Московии не приживается ни экономика Великого Новгорода, ни русский язык, ни само название государства. Иван разрушил Республику Великий Новгород. Это единственный результат захвата этой страны. Выгоды – никакой. Лишь мысль, а кого же теперь захватить? Может, Ливонский орден?»

Вот, оказывается, зачем «москалям» смена вывески понадобилась. Для форсу. А ведь нас в школе учили, что именно западноевропейские государства, а не периферийное княжество Литовское (заметьте: княжество, а не королевство) в Средние века являли собой светоч цивилизации. Видать, плохо учили. Остается только гадать, как Литве удалось в столь короткий срок добиться столь потрясающих результатов в развитии. Ведь совсем незадолго до этого, в XIII веке, пруссов и литовцев еще «крестили» огнем и мечом тевтонские «цивилизаторы», а в западных хрониках констатировалось, что у этих народов господствовали родоплеменные отношения.

Остается открытым и другой вопрос: отчего это «дремучая» Западная Европа по примеру «московитов» не разучила быстренько русский, и не сменила свое название на «Русь», дабы соответствовать стандартам? Об Иване Грозном, переименованном в Ужасного, я уже не говорю. И так понятно, что это сделано с целью нагнать побольше страху. XXI век ведь на дворе. Век информационных войн.

Надо быть абсолютно оторванным от реальности, чтобы говорить о каком-то престиже русской нации в Европе XVI–XVII вв. Да и при чем тут Литва с Речью Посполитой, когда речь идет о русских? Конечно, их количество было здесь велико. Но несмотря на это, собственно русскими эти государства не были. Социальный статус русских здесь был невысок, а само их название было настолько непопулярным (в особенности у руководства Речи Посполитой), что, в конце концов, было полностью вытеснено и заменено словом «украинец». Соответственно, проживающие на землях современной Белоруссии, стали именоваться «литвинами» (по принципу – «лишь бы не русскими»), хотя к другим литовцам, т. е. к жемайтам и аукштайтам, имели отдаленное отношение.

На мой взгляд, московским князьям, если уж на то пошло, выгодней было объявить себя, скажем, французами или теми же португальцами. Те все-таки побогаче были. Опять же – престиж. Да и не было в то время никакой Руси, а были Речь Посполитая и княжество Литовское. Не у кого и нечего воровать было. Даже если б и захотелось. Так что проблема смены вывески для Московского царства никогда не являлась актуальной.

Что же касается московских царей, будто бы постоянно разевающих рот на чужой каравай, то им было с кого брать пример. «Просвещенная Европа», по которой тоскуют Голденков и ему подобные, никогда не страдала отсутствием аппетита по части присвоения чужих земель. Стремление к созданию империй всегда было у нее на первом плане. История Крестовых походов – яркий тому пример. Можно проиллюстрировать это и массой других, не менее кровавых примеров, перед которыми блекнут даже злодеяния Ивана Грозного. Но это – тема другого исследования.

А вот вопрос идентификации «москалей», часто используемый в националистических спекуляциях, требует более детального рассмотрения. «Разве это русские по происхождению люди из мордовско-москельского племени?», – вопрошает Голденков на грани истерики. Видать, за державу ему обидно с украденным названием. И тут же сам себе противоречит, говоря о том, что московские земли осваивались киевскими колонистами.

Так на чем же основана легенда о «мордовско-москельском племени», от которого, якобы, ведет свой отсчет Российское государство, если ее отстаивают несмотря даже на то, что она входит в диссонанс со всем, что нам известно о Московии? И почему за нее держатся не только русофобы, но, подчас, и русофилы?

А основана она всего лишь на одной коротенькой фразе из сочинения Вильгельма де Рубрука, посланника короля Людовика IX к Менгу-хану. Сочинение называется «Путешествие в Восточные страны». Данная фраза содержится в главе XVI данного сочинения, которая называется «О стране Сартаха и об ее народах». Считается, что Московия входила в вотчину сына Батыя Сартака. Позволю себе для полноты картины процитировать эту главу полностью.

«Эта страна за Танаидом очень красива и имеет реки и леса. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, а именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они еще освободятся от рабства Татар. Если к ним прибудет купец, то тому, у кого он впервые пристанет, надлежит заботиться о нем все время, пока тот пожелает пробыть в их среде. Если кто спит с женой другого, тот не печалится об этом, если не увидит собственными глазами; отсюда они не ревнивы. В изобилии имеются у них свиньи, мед и воск, драгоценные меха и соколы. Сзади них живут другие, именуемые Мердас, которых Латины называют Мердинис, и они – Саррацины. За ними находится Этилия. Эта река превосходит своею величиною все, какие я видел; она течет с севера, направляясь из Великой Булгарии к югу, и впадает в некое озеро, имеющее в окружности пространство [пути] в четыре месяца; о нем я скажу вам после. Итак, эти две реки, Танаид и Этилия, отстоят друг от друга в направлении к северным странам, через которые мы проезжали, только на десять дневных переходов, а к югу они очень удалены друг от друга. Именно Танаид впадает в море Понта, а Этилия образует вышеназванное море или озеро, вместе со многими другими реками, которые впадают в него из Персии. К югу у нас были величайшие горы, на которых живут по бокам, в направлении к пустыне, Черкисы (Cherkis) и Аланы, или Аас, которые исповедуют христианскую веру и все еще борются против Татар. За ними вблизи моря или озера Этилии, находятся некие Саррацины, именуемые Лесгами, которые равным образом не подчинены [Татарам]. За ними находятся Железные Ворота, которые соорудил Александр для преграждения варварским племенам входа в Персию; о положении этих ворот я скажу вам впоследствии, так как я проезжал через них при возвращении, и среди этих двух рек в тех землях, через которые мы проехали, до занятия их Татарами, жили Команы Капчат».

Вот, собственно, и все, на чем строятся байки о «нерусскости» великороссов. Покажите этот отрывок человеку, которого не предупредили, что речь в нем идет о Московии и ее жителях, и он сам до этого никогда не додумается. Ибо из самого отрывка это никак не следует. Единственное, что может прийти в голову, так это сопоставление этих мокселей и мердас с мокшей и мордвой, которые и ныне пребывают в составе России на автономных правах, и, если и имеют какое-то отношение к этногенезу россиян, то весьма косвенное.

Впрочем, даже это соответствие не является бесспорным и данная картина с таким же успехом может быть истолкована как описание, например, балкано-карпатского региона с молдаванами вместо мордвин, казаками (черкасами) вместо черкесов, Болгарией вместо Булгарии, Дунаем вместо Танаида и Италией вместо Этилии.

Да и сам этот источник доверия не вызывает. Полное отсутствие деталей. Поверхностность в изложении. Явно написан не очевидцем. Так убого писать об экзотических вещах можно только зная о них понаслышке. Неужели же об этих мокселях нельзя было сообщить ничего, кроме того, что они не печалятся, если им изменяют жены? Ведь они, как представители чуждой для европейцев цивилизации, должны были оставить у последних массу неизгладимых впечатлений. Но ничего не сказано ни об их языке, ни об их происхождении, ни об одежде и обычаях. А ведь это отправные точки для идентификации этноса.

Молчит Рубрук и по поводу финских корней «мокселей». Но «голденковых» это не смущает. Ведь они действуют по принципу «если очень хочется, то можно». А хочется видеть повсюду только финнов.

Надо хорошенько постараться и чтобы отождествить мифических «мокселей» с реальными москалями. И вот мы видим, как Голденков старательно переделывает «мокселей» в «москелей», создавая, тем самым, недостающее звено. Однако, все, что можно найти по этой теме в других источниках, говорит о тщетности этих усилий. Причем здесь моксели, если точно известно, что московские земли колонизировали славяне?

Если принять за аксиому данное положение, – а с ним, с теми или иными оговорками, согласны и русофобы, в том числе и сам Голденков, – то возникает вопрос: с какого перепугу продвинутые колонизаторы вдруг стали прозываться именем диких туземцев?

Нелепость данной ситуации очевидна. Это то же самое, как если бы европейцы, осваивавшие Америку, вдруг стали именоваться ирокезами, несмотря на то, что с этих самых ирокезов снимали скальпы.

Возникает и другой вопрос: если моксели – это финны, то, выходит, они сами себя русифицировали, причем самым кровопролитнейшим образом? Ведь сказано тем же Белинским, что пришельцы (все-таки пришельцы!) с невероятной жестокостью покоряли, русифицировали и христианизировали местные племена, отчего за последними и закрепилось впоследствии название «крестьяне», т. е. христиане.

Невероятна и возможность ассимиляции (поглощения) пришельцев местными племенами, в результате которой появление у них финского этнонима выглядело бы вполне логично. Раз пришельцы крестили аборигенов огнем и мечом, значит, были сильнее и многочисленнее. Ассимиляция их более слабым народом – это что-то из области фантастики.

Бесспорно, финские племена сыграли какую-то роль в этногенезе великороссов. Но эта роль не была доминирующей. Абсурдна и болтовня о преобладании финской компоненты в крови россиян с упоминанием о каких-то генетических исследованиях. Нелепость ее можно опять-таки проиллюстрировать на примере американских колонизаторов. Их основная масса никогда не смешивалась с индейцами, живущими и по сей день обособленными группами.

Но главная нелепость, в которую предлагается поверить, заключается в следующем. Это, оказывается, дремучие финские «моксели», жившие родоплеменным строем, создали великую Российскую империю! А ведь подобное не удалось на древнерусских территориях даже «продвинутым» во всех отношениях белорусским и украинским славянам.

Становится ясно, что не «мокселям» обязаны «москали» своим этнонимом. Тогда кому же? Откуда у славян столь странное название, на первый взгляд не связанное с русской лексикой и постоянно дающее повод для ксенофобских измышлений?

Ответ лежит на поверхности. Странно только, что до сих пор никто не обратил на него внимания. Еще в XIX веке слово «москаль» имело иной смысл. Им обозначали солдат царской армии. Просто солдат, независимо от национальности. Забрили лоб украинцу – и он автоматически становился «москалем». То же и с белорусом. Уже одно это говорит о том, что «москаль» является сословным, а не этническим понятием, и, следовательно, никак не может обозначать финское племя, как, впрочем, и любое другое.

Но не только это можно сообщить о «москалях». Есть догадки и о роде войск, который они представляли. Зададимся вопросом: почему именно «московит» («москаль»), а не просто «солдат», «боец» или «воин» явился обозначением воинского сословия? Слово ведь какое-то специфическое, не родственное имеющимся в славянских языках категориям воинов.

Попробуем записать его следующим образом – «москоуит». Такое написание согласуется с примерами взаимозаменяемости «в» и «у» (сравните: Вильям – Уильям). Напоминает это несколько искаженное «москит». Сам по себе этот «москит» ничего нам не объяснит, если не вспомнить, что данным словом обозначали в старину не только жужжащее насекомое, но и фитильное ружье, пришедшее на смену аркебузе – мушкет. Вот различные формы написания этого слова в некоторых европейских языках: mosquete (исп.), mousquet (фр.).

Краткая историческая справка. По одной версии мушкеты впервые появились в Испании в 1520 году. По другой – родиной их является Италия, где в 1530 году мушкет изобрел некто Moschetta из Фельтро. Название мушкета одни связывают с мушкой (москит, лат. musca), другие – с именем его итальянского изобретателя. Есть и другие версии.

Мушкет – ружье с фитильным замком, сменившее устаревшую аркебузу, которая уже не «справлялась» с толстыми рыцарскими латами. Весил он до 8 кг, калибр имел 20–25 мм, массу пули – около 50 г. Мушкет был более массивным и мощным по сравнению с аркебузой оружием. Масса его порохового заряда составляла 20–25 г. Из-за этого он обладал очень сильной отдачей. Все это предъявляло соответствующие требования к мушкетерам: в их ряды привлекались люди, обладающие большой физической силой и выносливостью. При выстреле для смягчения отдачи мушкет упирался в кожаную подушку, которая крепилась на правом плече мушкетера. Из-за большой длины его во время стрельбы необходимо было ставить на сошку.

Благодаря огромному калибру пули и длинному стволу (1,5 м) мушкет обладал огромной по тем временам убойной силой. На расстоянии 200 м пуля из мушкета пробивала рыцарские доспехи. На расстоянии 600 м она еще могла наносить серьезные раны. Прицельная дальность, однако, была невысокой – около 50 м, поэтому, мушкет использовался в основном для залпового огня по определенной площади.

Впрочем, во всем этом для нас важно другое: московит (москаль) – не кто иной, как солдат, вооруженный мушкетом, мушкетер. Мушкетеры и есть тот самый род войск, понятие о котором конкретизирует сословную природу «москалей».

Спрашивается, почему же этот термин не дошел до нас в своем исконном смысле – как обозначение рода войск? Дошел. Да только в обиход вошла его калька (перевод) – стрелок или стрелец. Московские стрельцы, подразделения которых были сформированы в Москве в 1550 году, и были первыми российскими мушкетерами. Во всяком случае, никого, более подходящего на эту роль, не видно. Стрелецкое войско, появившееся в царствование Ивана Грозного, составляло постоянный гарнизон столицы, и там же, в Воробьевой слободе Москвы, было расквартировано.

Стрельцы и по времени своего появления на исторической сцене оправдывают звание мушкетеров: как раз незадолго до этого (1520–1530 гг.) был изобретен мушкет.

Может возникнуть вопрос: действительно ли «стрелец» является калькой «мушкетера»? И на этот вопрос можно ответить положительно: позднелатинское muscheta, как раз и означает разновидность метательной стрелы, жужжащей наподобие москита. Т. е. «мушкетер» можно перевести и как «мечущий стрелы», «стрелец».

Кстати, латинскому muscheta в силу стреловидности минаретов обязана своим названием и мусульманская мечеть. Такой вот парадокс.

Слова «мушкетер» и «стрелец» соответствуют и по содержанию. Посмотрите на рисунок, изображающий стрельцов в бою (рис. 21). Нет никаких сомнений, что в руках у них мушкеты, ибо опирают они их на бердыши (топоры на длинной рукояти с широким, серповидным лезвием), что возможно только при использовании таких длинных и тяжелых ружей, как мушкеты.

На этих же рисунках (рис. 20, 21) можно также увидеть, что одежда и вооружение «москалей» не отличались от казацких. Те же кафтаны, правда, унифицированные, красного цвета, поддетые под них зипуны, колпаки с меховым околышем и свисающим верхом – общеказацкий головной упор, аналогом которого у украинских казаков была гайдамацкая шапка. Последняя, правда, отличалась более высоким околышем.

Итак, изначально «московитами» назывались стрельцы-мушкетеры. Именно им, а не мифическим «мокселям», обязана Москва своим названием. Впоследствии об этой подробности (мушкет) забыли и «московит» стал просто солдатом. А начиная с XVII века этим термином уже стали называть весь российский народ. С этого времени два этих понятия «зажили» каждое своей собственной жизнью. Одно (стрельцы) осталось за московским стрелецким войском, расформированным Петром I после стрелецкой казни в 1698 году, другое (московиты, москали), явно не без помощи «доброжелателей» России стало синонимом россиян.

В датах между изобретением мушкета и первыми упоминаниями о Москве имеются расхождения, что может породить сомнения в справедливости сделанных выводов. Действительно, название «Москва» («Москов») впервые встречается в Ипатьевской летописи под 1147 годом, т. е. задолго до изобретения мушкета и создания стрелецкого войска. Будто бы суздальский князь Юрий Владимирович, более известный как Юрий Долгорукий, пригласил к себе в гости, в Залесье, новгород-северского князя Святослава Ольговича, своего союзника в борьбе за киевский «стол». Последний взял с собой своего сына Олега, князя Владимира Рязанского и дружину. Вот, как описано это в летописи: «И прислав Гюрги к Святославу, рече: приди ко мне брате в Москов.

Святослав же ехал к нему с дитятем своим Олегом в мале дружине, поима с собою Владимира Святославича; Олег же еха наперед к Гюргю и да ему пардус. И приеха по нем отец его Святослав и тако любезно целовастася в день пяток на Похвалу Святой Богородице и быша весели. На другой же день повел Гюрги устроить обед силен, и створи честь велику им и да Святославу дары многи с любовию и сынови его Олегови и Владимиру Святославичу (Рязанскому), и муж Святославл учреди и тако отпусти».

Возражения эти на поверку оказываются шаткими. На самом деле летопись написана гораздо позднее этих событий. Ученые датируют время ее написания XV веком, причем, вывод этот не окончателен. Уже одно это предполагает возможность проникновения в нее более современной лексики, включающей понятие «мушкет». То есть вотчина Юрия Долгорукого вполне может фигурировать здесь уже под своим нынешним названием.

Все это ни в коей мере не ставит под сомнение дату происхождения Москвы. Просто до XVI века она именовалась по-другому, возможно, Кучковым. В той же Ипатьевской летописи под 1176 годом можно обнаружить фразу: «Идоша с нимъ до Кучкова, рекше до Москвы». Уже из самого текста понятно, что переписчик величает Москвой то, что на самом деле именовалось Кучковым.

В книге «Другая история Руси» комментируется глава из книги об истории Москвы, где в полной мере присутствует путаница в показаниях по поводу древнего названия столицы: «Процитируем главку «Москва звалась Кучково» из книги, которая вышла в начале 90-х годов тиражом 100 тысяч экземпляров. Мы не приводим здесь ее названия, хоть и предпослано тексту скромное заявление, что «эта книга – кладезь мудрости…». Итак, дословно: «Самое древнее упоминание о Москве обнаружено на одной из берестяных грамот, найденных в Новгороде. Первое известное упоминание о Москве, датируемое 1147 годом, встретилось в Ипатьевской рукописи.

Но сама рукопись, рассказывающая о событиях XII века, была написана в XV веке. Новгородское же берестяное письмо датируется серединой XII столетия, то есть примерно 1160–1170 годами. Автор пишет о том, что намеревается посетить населенный пункт на Москве-реке, ставший впоследствии столицей русского государства. По утверждению руководителя новгородской археологической экспедиции академика В. Янина, Москва тогда называлась Кучково».

Во-первых, мы видим, что при всем старании не удалось историкам ввести в оборот документы, упоминающие Москву и составленные ранее XV века. Во-вторых, четко проявляется желание во что бы то ни стало потрафить традиционной истории и «впарить туфту» наивному читателю – простите за грубое выражение из лексикона жуликов, но здесь оно уместно. В самом деле, из текста можно понять, что некий древний новгородец пишет своему адресату: я-де намерен посетить Кучково, населенный пункт на Москве-реке, который впоследствии станет столицей Русского государства. После чего следует ссылка на академика В.Л. Янина.

В 1147 году Москва звалась Москвой, а в 1160–1170 годах – Кучковом, вот что нам доказывают. Если и дальше так пойдет и Валентин Лаврентьевич Янин, дай бог ему здоровья, найдет еще вязанку берестяных грамот, где упоминаются населенные пункты, вошедшие позже в черту Москвы, то мы будем вынуждены считать, что раньше Москва звалась Коньково, Строгино, Черемушки, Медведково, Отрадное…Ленино-Дачное».

О позднем происхождении названия «Москва» говорит и первичная форма употребления этого названия – «Москов». Она сближает «Москву» с «московитами», лишний раз подтверждая справедливость выводов о «мушкетерском» происхождении последних. Лишаются смысла и переводы этого названия с финского, такие, например, как «мутная вода», (где «ва» – элемент пермского языка, означающий «вода»), или «мать-медведица» (мааска-ва), поскольку восходят они именно к современной форме данного слова (Москва).

Несмотря на это, стремление видеть в названии столицы финно-угорские корни оказалось неискоренимым. Сами русские никак не возьмут в толк, что не имеют к финнам никакого отношения. Что тогда говорить об их западных соседях, точнее, об их «свидомой» части? Те так и вовсе из кожи вон лезут, чтобы навязать всему миру финскую версию.

Впрочем, концепции иного рода также оказались не на высоте. Едва ли не всех их объединяют следующие недостатки: они навеяны обаянием древности Москвы и верой в непогрешимость рукописей (т. е. в отсутствие в них поздних вставок). Таковы представления о всевозможных «мосхах», «мосохах» (последователях мифического праотца Мосоха), о малоазийском племени «мушков» и тому подобные домыслы, рассматривать которые здесь не имеет смысла.

Рис. 20. «Стрельцы в 1613 г.» По А.В. Висковатову. 1899 г.

Рис. 21. Те самые мушкетеры, которым Москва обязана своим названием – стрельцы

Что же касается «творчества» некоторых белорусских и украинских «товарищей», то отрадно, что их конструкции зиждутся на шатких основаниях. Я имею в виду сочинение Рубрука, наполненное малоправдоподобными сюжетами, вроде пассажа о Железных Воротах, «которые соорудил Александр для преграждения варварским племенам входа в Персию», и через которые Рубрук якобы «лично» проезжал по возвращении от великого хана. У таких «аргументов» есть только одно преимущество: они отчетливо показывают, что теории о «диких» финских предках своим возникновением обязаны лишь причинам политического свойства.

Вышеупомянутый господин (или пан) Белинский назвал свой пасквиль «Страна Моксель». Была ли, однако, «страна»? И действительно ли «моксели» являлись московитами? На эти вопросы у Рубрука ответов нет. Зато они есть у пана Белинского. Причем, в избытке и на высоком научном уровне. Взять хотя бы выражение: «Славянской крови в великороссах – кот наплакал». Просто апофеоз «учености». Народ хочет знать: кот наплакал – это сколько?

 

3.7. Казаки – последнее «прости» тюркского мира

Еще одним примером «нас возвышающего обмана» является история запорожского казачества. Естественно, в изложении национально ориентированных историков. В отличие от российской истории, в ней, конечно же, полно «славных» страниц, а ее персонажи наделены чертами «богатырей», если не «небожителей». Зачем искать рыцарей в Лондоне и Париже, если в Диком Поле их – хоть пруд пруди? Местное казачество – типичный образчик европейского «лыцарства» с присущими ему благородством, готовностью к самопожертвованию и прямо-таки патологической склонностью к защите христианских святынь.

Да и по происхождению они – не чета каким-то там угро-финским «москалям». Истинные арийцы, чуть ли не потомки самого Рамы. Вот и малиновый цвет их прапора ведет свое начало не от польского знамени, подаренного казакам Стефанам Баторием в XVI веке, а аж от цвета касты кшатриев «Ригведы» (!).

А еще они сродни известным любителям мухоморов – суровым скандинавским берсеркам.

При этом не объясняется, чем так хороши эти берсерки с кшатриями, что надо гордиться родством именно с ними, а не с какими-нибудь нганасанами.

В предыдущем разделе я уже касался происхождения казаков в связи с язвительными высказываниями некоего Белинского по поводу тюркских корней великороссов. «Вот, дорогие великороссы, где ваши корни», – изрек этот «мудрец», видимо полагая, что «москальские» корни – не чета его «арийским». Хотелось бы посвятить этот раздел более развернутым доказательствам того, что не от большой учености это сказано.

Вообще говоря, деление народов на «хороших» и «плохих», «культурных» и «диких», «просвещенных» и «темных» – это та примета, по которой сразу можно отличить политическую «агитку» от научного исследования. История всегда дает исчерпывающие доказательства равенства наций. Таким образом, позиция эта ущербная и заведомо проигрышная.

Тем не менее, «белинские» продолжают вещать о «плохих» «москалях» и «хороших» запорожцах, пытаясь превратить свое прошлое в «лыцарский» роман. Но вот незадача: мировая история уже написана и в ней нет места для вновь сочиненных «славных» страниц. А есть как раз обратное – бесславная история казачества, как последнего осколка тюркского мира, или, если выразиться точнее, продукта деградации тюркского мира. И дают в ней там казакам не самые лестные характеристики. Вот, например, что писал о них некто Хюбнер в 1743 г.: «Они по сути дела являются собравшимся вместе вольным сбродом, состоящим из таких наций, сталкивающихся друг с другом в Причерноморье, как поляки, русские, турки, венгры и татары. Эта беглая сволочь имеет свое пребывание на маленьком острове, образовавшемся на реке Борисфен». И хотя со многим здесь согласиться нельзя, – нужда в казаках все-таки была, да и со «сволочью» перебор, – характеристика в принципе верна.

Как ни крути, а нельзя эти отнюдь не героические страницы просто взять и перевернуть. Они уже прошли «обкатку» в историографии. Хочешь, не хочешь, а надо приспосабливаться к реалиям. Значит, надо сделать бесславное прошлое славным. Вот тут-то «патриоты» и отрываются по полной. А поскольку, как я уже сказал, негодные поступки не вычеркнуть из истории, остается руководствоваться принципом, что уже сама принадлежность к мифическому «украинсьтву» является индульгенцией от всех грехов. Причем, она не только спишет все преступления, но и превратит их в подвиги.

Прав был А. Шопенгауэр, когда сказал: «Самая дешевая гордость – это гордость национальная. Она обнаруживает в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться».

Посмотрим же, какими такими «славными» делами отметились казаки в истории. Возьмем, к примеру, монголо-татарское нашествие, период, когда они проявились в истории под названием «бродники». Сразу надо отметить, что в данный период казаки – это вовсе не русские Киевской Руси. Более того, в конфликте русских с монголами, они выступили на стороне последних! Как известно, их воевода Плоскиня, предательским образом выманил русских князей из укрепления в битве на реке Калке (1223 г.) и выдал их татарам. При этом Плоскиня целовал крест и клятвенно заверял князей в том, что татары их не тронут. Это не помешало последним умертвить князей самым жестоким образом: они положили на них доски, уселись на них и стали праздновать победу.

Скептики скажут, что отождествление казаков с бродниками проблематично хотя бы по причине разницы в названиях. Однако Плоскиня целовал крест, значит, был христианином. Имя его, очевидно, славянское. Название «бродник» имеет прозрачную славянскую этимологию, совпадающую с приведенной выше характеристикой казаков Хюбнера: бродяги, сброд. Есть еще упоминание о том, что бродники носили высокие черные меховые шапки и кафтаны.

Все это – характеристика казаков.

Есть еще, правда, версия, в соответствии с которой бродники – это люди, обслуживающие броды, т. е. что-то вроде лодочников. Однако всерьез ее принять нельзя, так как трудно представить себе большой массив людей, поголовно промышляющих каким-то одним трудом, к тому же таким неквалифицированным. Да и само выражение «лодочники сражаются в войске татар» выглядит нелепо.

Данные выводы подтверждает и Е.П. Савельев: «О бродниках и их многочисленности в Донских степях неоднократно говорят как русские, так и иностранные летописцы. Рубруквис, посол Людовика Святого, французского короля, к Батыю, а также посол папы Плано Карпини, посетивший Батыя в 1246 г., говорят о многочисленных остатках славяно-русского и алано-ясского населения в придонских степях, живших свободно и исповедовавших христианскую веру. Духовенство их жило при дворе Батыя и свободно совершало богослужение в христианском войске…

…От смешения алан-ясов с русскими, говорит Рубруквис, образовался «народ особенный»; народ этот известен по русским летописям под именем «бродников». Некоторые историки полагают, что бродники образовались в хазарский период из дружин, назначение которых было охранять броды или переправы и сопровождать купеческие караваны. Другие производят «бродник» от бронник, носителей брони. Но ни то, ни другое неверно. Бродники, по русским летописям, были известны раньше нашествия монголов; они нередко шли в наемные дружины к русским князьям в борьбе их за уделы, а иногда вместе с половцами нападали на русские украины. В то время, как родственные им казахо-черкасские общины, отстаивая свою независимость от половцев, сгруппировались на нижней Кубани и на Днепре, бродники свободно разгуливали в придонских степях и по найму служили то тем, то другим владельцам, в сущности никому не подчиняясь и управляясь избранными из своей среды головами или воеводами (боеводами). Следовательно, под словом «бродники» русские летописцы разумели «свободных, вольных людей», «бродивших» в придонских степях и имевших, по словам Рубруквиса, главный прибой на Дону у Переволоки, там, где Дон сближается с Волгой».

Из приведенного отрывка видно, что занимались бродники отнюдь не производительным трудом, а как раз наоборот: принимали участие в междоусобной грызне русских князей в качестве наемников. Не стоял для них остро и вопрос веры, что позволяло им без зазрения совести наниматься и в войска «безбожных моавитян» – татар. Да и по отношению к обитателям Киевской Руси они не испытывали родственных чувств, о чем говорят их совместные с половцами грабительские набеги на «русские украины».

Сказать, что бродники – самые первые из известных предков казацкого племени, было бы так же неверно, как и утверждать, что предательское поведение на Калке – один из первых «рыцарских подвигов» потомков «кшатриев и берсерков». Сообщения о казаках встречаются в летописях задолго до битвы на Калке. Пожалуй, впервые они упоминаются под своим современным именем (черкасы) в Московском летописном своде XV века. Здесь под 1152 годом читаем: «Изяслав же то слышав, скопя свою дружину, поиде, поима с собою Вячеслав весь полк, и все Черные Клобуки, еже зовутся Черкасы».

Кроме упомянутых «черных клобуков», черкасами, т. е. казаками, были и другие тюркские племена домонгольской Руси – торки, берендеи, ковуи и т. д. Подтверждение этому находим у Н.М. Карамзина: «Заметим, что летописи времен Василия Темного в 1444 году упоминают о козаках рязанских, особенном легком войске, славном в новейшие времена. Итак, козаки были не в одной Украйне, где имя их сделалось известно по истории около 1517 года; но вероятно, что оно в России древнее Батыева нашествия и принадлежало торкам и берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева. Там находим и первое жилище малороссийских козаков. Торки и берендеи назывались черкасами: козаки также. Вспомним касогов, обитавших, по нашим летописям, между Каспийским и Черным морем; вспомним и страну Казахию, полагаемую императором Константином Багрянородным в сих же местах; прибавим, что оссетинцы и ныне именуют черкесов касахами: столько обстоятельств вместе заставляют думать, что торки и берендеи, назывались черкасами, назывались и козаками; что некоторые из них, не хотев покориться ни моголам, ни литве, жили как вольные люди на островах Днепра, огражденных скалами, непроходимым тростником и болотами; приманили к себе многих россиян, бежавших от угнетения; смешались с ними и под именем козаков составили один народ, который сделался совершенно русским тем легче, что предки их, с десятого века обитав в области Киевской, уже сами были почти русскими. Более и более размножаясь числом, питая дух независимости и братства, козаки образовали воинскую христианскую республику в южных странах Днепра, начали строить селения, крепости в сих опустошенных татарами местах; взялись быть защитниками литовских владений со стороны крымцев, турков и снискали особое покровительство Сигизмунда I, давшего им многие гражданские вольности вместе с землями выше днепровских порогов, где город Черкасы назван их именем. Они разделились на сотни и полки, коих глава, или гетман, в знак уважения получил от государя польского, Стефана Батори, знамя королевское, бунчук, булаву и печать. Сии-то природные воины, усердные к свободе и к вере греческой, долженствовали в половине XVII века избавить Малороссию от власти иноплеменников и возвратить нашему отечеству древнее достояние оного».

Из песни слов не выбросишь. Казаки по происхождению – тюрки и Н.М. Карамзин – не единственный, кто писал об этом. Тот же Вольтер, например, считал казаков потомками татар в силу их внезапного появления на территориях, принадлежащих прежде Золотой Орде. В русских летописях казаки (ордынские) также именовались татарами. Вот, что пишет Татищев об их проделках в 1493 году: «Того же лета приходили татарове, ординские казаки, изгоном на рязанские места, и взяша три села, и поидоша вскоре назад».

Наличие татарских черт в казаках отмечает и историк казачества Е.П. Савельев: «В XVII и XVIII вв. донские казаки и их жены часто носили татарскую одежду и в домашнем быту нередко говорили на татарском языке». Правда, делает он это очень неохотно в силу убежденности в славянском происхождении станичников.

На примере одного фрагмента из сочинения того же Е.П. Савельева можно увидеть, что взаимоотношения татар с казаками были гораздо более тесными, чем это принято считать. Вот как он объясняет отсутствие казаков на исторической арене во времена Золотой Орды: «С принятием татарами магометанства население Приазовья и Дона, оставшееся на своих старых местах, терпело большие унижения и притеснения от врагов своей веры и часть его под усиленным давлением магометанства окончательно смешалась с ними, положив основание особому военному сословию, известному впоследствии под именем казаков ордынских, а в настоящее время киргиз-кхасаков, или кайсаков. Потомки этих омусульманенных казаков известны также под именем казахов, Казахского уезда, Елизаветпольской губ., в Закавказье, которых соседние жители просто называют казаками. Все же остальное свободолюбивое и сильное духом казачество, оставшееся верным религии и заветам предков, переселилось на Днепр и в русские украинные города, под защиту литовских и московских великих князей, и объявило всему мусульманству непримиримую войну, войну страшную и многовековую, и, в конце концов, вышло из этой кровавой борьбы победителем».

Впрочем, у Е.П. Савельева, который по своему обыкновению воротил нос от «азиатчины», казаки – это все-таки арийцы, а татары – тюрки. Но это всего лишь его мнение, с которым можно и не согласиться. Тянуться к «прекрасному» не возбраняется, однако, надобно и от истины не отклоняться. Тем более что истина эта, как мы увидим далее, не делает казаков «азиатами».

Е.П. Савельев совершенно правильно говорит о том, что население Приазовья и Дона терпело притеснения в ходе принятия татарами ислама. Но татарами ли оно притеснялось? Ведь татары были их единоверцами, что неоднократно подтверждает сам Е.П. Савельев. Этим, например, он объясняет отсутствие сопротивления со стороны приазовских народов этим грозным пришельцам: «Надо полагать, что они подчинились им добровольно». Этим он объясняет и предательство бродников на Калке: «Духовенство их (бродников. – Г.К.) жило при дворе Батыя и свободно совершало богослужение в христианском войске. Для христиан, живших в Золотой Орде, в 1261 году была учреждена особая епархия – Сарайская. Епископ этой епархии жил в столице Золотой Орды Сарае и именовался Сарским и Подонским и подчинялся московскому митрополиту. Епархия эта просуществовала до конца XV века».

Ранее уже отмечалось наличие у татар несторианства – религии, очень близкой к верованиям казаков.

Вера в одного бога – момент, который сильно сближает монголов с казаками. И вот мы видим, что во времена Золотой Орды известий о казаках нет. То есть до Орды и после Орды казаки есть, а во время ее их нет. О чем это может говорить вкупе с данными о сходстве верований? Да о том, что они этой самой Ордой и были! А потом, когда Орда ослабла и османы (кстати, тоже «козацького роду») навязали ей ислам (впрочем, «навязали» – сильно сказано), часть несогласных отошла под покровительство царя, придерживающегося той же веры, что и они сами. Это были донские казаки. Другая же часть, запорожцы, отдалась под покровительство Литвы и Польши, с которыми, как и с турками, тоже плохо уживалась, только в этом случае в силу неприятия католичества.

Но иногда их по привычке продолжали называть татарами. Со временем это прекратилось, поскольку этноним «татары» закрепился лишь за потомками омусульманенных казаков – крымских и казанских татар.

Впрочем, название «казаки» распространилось не только на христианскую часть Орды. «Казаками» стали еще одни омусульманенные ордынцы – казахи и киргизы (киргиз-кайсаки). Государство потомков семиреченских ордынцев так сейчас и называется – Казакстан. А «казахами» их назвали по следующим причинам. Слегка изменив название, можно было отсечь эту ветвь казачьего «древа» от его ствола. Посчитали, видно, что эта ветвь негодная и не пристало гордому казацкому племени ходить в родственничках у мусульманских монголоидов. Хотели, как и Савельев, видеть в казаках «арийцев», а казахи мешали этому видению. Вот и отсекли, заменив букву. Не может же один народ быть одновременно и европеоидным и монголоидным, и мусульманским и христианским! Не ведали редакторы, что казаки – это не народ, а просто войско, которое может состоять из различных этнических элементов.

И вот еще что может не понравиться идеализирующим казацкое прошлое. Торков, берендеев и черных клобуков, являющихся предками казаков, называли на Руси «свои поганые», характеризуя их таким образом как «нехристей» местного разлива.

Под «нехристями», впрочем, здесь имеются в виду все-таки христиане, только не греческого, а сходного с арианским (несторианским) толка. Это как раз тот тип христианства (с элементами ислама), приверженность к которому порицал в «московитах» вышеупомянутый Голденков. «Погаными» казаки были еще в XVI веке, о чем находим упоминания у того же Татищева.

В то же время Е.П. Савельев активно придерживался мнения о распространенности среди казаков именно греческого православия. Но это надо отнести, скорее, на счет его субъективных пристрастий. Нельзя согласится и с мнением Н.М. Карамзина, характеризующего казаков, как людей, «усердных к вере греческой». Ведь почти все имеющиеся данные по этому вопросу говорят по крайней мере о нетвердой позиции казаков в отношении данной веры. Я имею в виду господствующее во времена Н.М. Карамзина никонианское православие.

У того же Е.П. Савельева, несмотря на то, что он всеми силами противится этому, можно найти подтверждение своеобразия казацкой веры. Оно четко зафиксировано в цитируемом им воззвании Кондратия Булавина к казакам в 1707 г.: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвятыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно! Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают (выделено мной. – Г.К.). А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы все мне дали твердое слово и клятву».

Нетрудно понять, что в качестве «истинной» веры упомянуто здесь старообрядчество, загнанное после реформ Никона в подполье. Насаждение Москвой «эллинской веры», т. е. никонианства, и явилось одной из причин восстания Булавина.

Стараясь откреститься от этого факта, Е.П. Савельев пишет, что гонениями на старообрядчество просто хотели воспользоваться недовольные московскими порядками атаманы для провокации раскола между Доном и Москвой. Однако все говорит о том, что наступление на старую веру было с болью воспринято казаками, а, значит, она и была их «истинной» верой. В чем суть этой веры? И точно ли это старообрядчество, или что-то лишь подобное ему?

И здесь следует обратиться к истории Византии, где и кроются истоки «казацкой» веры. Я не ошибся. Казацкая вера представляет собой сочетание, казалось бы, несовместимых начал – «византийства» и «поганства».

 

3.8. Несторианство – русская вера

В предыдущих разделах выяснилось, что «сарацинами» именовались в Византии не мусульмане, а тюркские наемники. То есть «сарацински мудрствующие» – это на самом деле «размышляющие по-тюркски». В подтверждение этого сошлюсь на следующий факт. Лев III, один из столпов иконоборчества, представителей которого как раз и называли «сарацински мудрствующими», был выходцем из малоазийского племени исаврийцев – горцев из Тавра. Поначалу он был губернатором двух провинций Фригии – мест обитания данного племени. Исаврийцев считали кровожадными разбойниками и пиратами, однако, длительное время наряду с готами они составляли византийское войско. Выше было отмечено, что «сарацин» – искаженное «таурусин», и это как нельзя более точно соотносится с горцами – исаврами (из Тавра).

То, что иконоборчество поддерживалось именно военщиной, не случайно, как не случайно и то, что и другие антиклерикальные течения возникали именно в армейской среде. Готы с франками, лангобардами и бургундами, вдохновившись проповедью Ульфилы, «подсели» на арианство – разновидность протестантизма. То же с прирожденными воинами монголами, уйгурами и кыпчаками, которых пленила простота несторианства. Ислам, почти полностью изгнавший из обращения все связанное с Христом, стал религией арабских солдат и воинственных сельджуков. Юго-восточное пограничье самой Византии, населенное исаврийскими наемниками, просто-таки кишело всевозможными антицерковными ересями, самыми известными из которых были монтанизм, павликианство и маркионитство.

В качестве одной из причин всего этого можно назвать неспособность солдат к овладению слишком сложной религиозной догматикой. Да и сама армейская жизнь не благоприятствовала обилию и разнообразию религиозных отправлений. Как результат – примитивизация как обрядовой, так и гносеологической составляющих веры.

Но не только это было причиной широкой распространенности примитивизма (рационализма) в религии. Такая вера помогала солдатским вождям, называемым в Риме императорами, отнимать у духовенства властные полномочия. Чем проще религия, тем ниже статус духовенства, тем, следовательно, выше статус императора.

Здесь надо вспомнить, что власть в тогдашних государствах была двойственной. Причина этого заключалась в опоре на наемные войска. Двойственная власть – слабая власть. В самом деле, когда царь, халиф или король, имея регулярную армию, набирает несколько сот наемников из иностранцев, это только укрепляет вертикаль власти. Другое дело, когда армия полностью состоит из наемников, а во главе ее – иноземный князь, которому ничего не стоит освободить трон для себя, а двор – для своих приближенных. Поговорка «Не хочешь кормить свою армию – будешь кормить чужую» относится как раз к этому случаю. Территориальное образование, в котором наемники играют первую скрипку, не может быть полноценным государством.

Идеальный вариант – «два в одном». Это когда власть в одном лице совмещает функции духовного пастыря и светского владыки. Доктрина, предлагающая такой вариант, называется «цезарепапизмом». Именно ее претворение в жизнь может обеспечить целостность государства.

Это было осуществлено османами, впервые отказавшимися от услуг наемников и создавшими регулярную армию. Их можно считать и пионерами в создании государственности, ибо опорой ее, как бы нам ни хотелось обратного, является регулярная армия.

Историки никогда не уделяли этому моменту должного внимания. Ведь судят они обо всем с «современной колокольни», когда наемничество почти совсем изжито, так же как изжита власть духовенства в светских делах вместе с отделением церкви от государства. Вот и ставят их в тупик ситуации, подобные хазарскому двоевластию, когда «хакан выше царя, но его самого назначает царь».

С современной колокольни не поддаются осмыслению и многочисленные факты «соправительства», имеющие место на латинском Западе во времена правления готских и франкских королей (вспомните мажордомов при Меровингах) и позже – в эпоху борьбы гвельфов и гибеллинов.

Надо понять одно: до появления регулярных армий, – а это совпало по времени с расцветом Оттоманской Порты, т. е. с XV веком, – власть во всех странах делилась между духовными и военными лидерами. Борьба между ними, а точнее, попытки каждого из них перетянуть одеяло власти на свою сторону и составляет суть всей средневековой, а, возможно, и более ранней истории.

В этой борьбе разменной монетой стала религиозная догматика, что подготовило появление на свет трех основных религий – католичества, православия и ислама, каждая из которых четко представляет интересы одной из сторон этого многовекового спора.

Интересы военного сословия выражает ислам, доктрина которого лишена спорных моментов и усваивается без какого-либо умственного напряжения. Ислам не потому стал религией арабов и всего Востока, что учение Магомета затронуло какие-то тайные струны в арабских сердцах, а потому, что сам халифат в свое время превратился в игрушку в руках тюркских наемников – гулямов, мамелюков, кулов. Именно они, будучи военной «костью», и, стало быть, далекими от богословских споров, стали инициаторами упрощенческого подхода к теологическим вопросам, рационализации религии. Это и привело в конечном счете к торжеству этой разновидности арианства.

Деградация и распад Халифата – также на совести наемников, если, конечно, у них есть совесть. Сабли тюрок вознесли Халифат к вершинам славы. Они же привели к его расчленению. И все это – только лишь потому, что халифам не удалось приобрести монополию на проповедь Слова Божьего. Зачем нужен халиф, если султаны (вожди наемников) сами справляются с вопросами веры? Ведь вера-то простая. Формула «нет Бога, кроме Бога» напрочь лишала смысла почитание Христа, сделав его лишь одним из пророков.

Иное дело – католичество. Здесь духовная составляющая превалирует. А все потому, что в борьбе пап с императорами, – а это были именно солдатские императоры, вожди наемников, – победили первые. Это четко отразилось на католической доктрине: католичество стало религией монахов, а не мирян. Его культ оказался настолько пышным, а гносеологическая составляющая – настолько сложной, что его без преувеличения можно считать религией для посвященных.

Причем сделано это было нарочито и вот зачем.

Папы не опирались на войска, их методы были отличными от действий императоров. Заменой сабель стали пышность культа и сила религиозного экстаза. Они призваны были вознести пап на недосягаемую высоту, дать им монополию на проповедь слова Божьего, обеспечив, тем самым, власть над душами. Но эта власть не была самоцелью: папы стремились прибрать к рукам власть светскую. А это – контроль над кошельками паствы (церковная десятина) и над саблями наемников.

И вот мы видим величавую готическую архитектуру, долженствующую породить в сердцах мирян благоговейный трепет перед папами, коих место чуть ли не одесную Бога, слышим проповедь, звучащую парадоксально. Ибо что, как не парадокс, представляет собой следующее изречение: «И Сын Божий умер: это бесспорно, ибо нелепо. И, погребенный, воскрес: это несомненно, ибо невозможно».

Но простой смертный и не должен был понимать назначение и смысл религиозных отправлений и символов. Вся эта мишура призвана была стать уделом специалистов. Таким образом, духовенство отвоевывало себе простор для профессиональной деятельности. Если бы мирянин мог самостоятельно удовлетворять свои религиозные запросы, то какую выгоду имела бы при этом церковь? И вообще, имело ли бы тогда смысл ее существование?

Византийское христианство по степени сложности культа находилось посередине между исламом и католичеством. Антиклерикальные течения (иконоборчество, арианство, монофизитство, несторианство), которые, как и на арабском Востоке, поддерживались здесь военщиной, наложили свой отпечаток на доктрину православия. Оно оказалось более близким простому люду. Православные храмы были лишены броского великолепия готических соборов. Да и Христос здесь более «земной», чем в католичестве. Православные признали Троицу, однако, в отличие от католиков, не признали равенства ее элементов. Тезис о «филиокве», провозглашенный в дополнение к Никейскому символу веры на Толедском Соборе в 589 году, согласно которому Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына (filioque – «от сына»), не был принят православной церковью. Он и по сей день является водоразделом между двумя мировыми религиями.

Однако настоящей антиклерикальной направленностью православие все же не обладало. Она была присуща только таким влиятельным ересям, как арианство и несторианство. Вот они-то вкупе с иконоборчеством и были по-настоящему любезны византийским тюркам – исаврам, территория обитания которых – юг Малой Азии, Сирия, традиционно являлась оплотом антицерковных ересей. Исавры выдвинули из своей среды династию императоров-иконоборцев: Льва III, Константина V Копронима и Льва IV Хазара. Они же поддерживали ересь монофелитства с ответвлением в виде маронитства, общины которого по сей день существуют в Сирии, Ливане, Египте. Наконец, в среде исавров пустило корни несторианство, большими общинами которого славятся и ныне те же Сирия, Ливан, а также Ирак. Да и вся антиохийская (сирийская) школа, представителем которой был Несторий, в целом являлась инкубатором рационалистических идей, порожденных еще ересью Павла Самосатского.

Кстати, название Сирии, скорее всего, образовалось путем искажения той же «Исаврии». Хронисты путаются в названиях, когда пишут о родине Льва III. Так, некий Феофан, хронист IX века, пишет, что тот был родом «из Германикеи, на самом же деле из Исаврии». А вот латинский перевод того же Феофана, сделанный папским библиотекарем Анастасием, уже никоим образом не поминает Исаврию. В нем Лев представлен сирийцем, жителем Германикеи. Причем не ясно, что за «Германикея» имелась в виду: та, которая действительно находилась в северной части Сирии на восток от Киликии, или Германикополь, город в Исаврии. Историки спорят: сирийцем был Лев или исавром? На самом деле спор здесь неуместен: речь идет об одном и том же.

Поэтому, как бы это ни выглядело комично, А.Т. Фоменко с Г.В. Носовским отчасти правы, называя Сирию Руссией. Ведь Исаврия (тавр, таурус, урус, рус) связана с Русью хотя бы названием. Но только названием. Ни территориально, ни этнически они между собой не связаны. Только названием, четко отражавшим род занятий исавров и русов: те и другие были наемными дружинниками.

Наверное, поначалу религией малоазийских тюрок, так же как и готов, было арианство. Однако, по мере превращения ислама во враждебную Византии силу, отношению к нему менялось. Кое-кому оно показалось слишком похожим на ненавистный ислам. Для этих лиц наиболее приемлемым вариантом оказалось несторианство. Это был несколько усложненный вариант арианства, согласно которому божественное начало по временам могло таки присутствовать в Христе. Не было здесь и жесткого исламского запрета на иконы, хотя и идолопоклонство не приветствовалось.

В той же солдатской среде пустил корни ислам. И, видимо, у него приверженцев оказалось больше, потому что, в конце концов, он стал господствующей религией в Восточной Римской империи. И вот то сельджукское, а затем и османское «завоевание Византии», как раз и ознаменовало собой победу солдатских императоров в многовековом споре за власть с духовенством, чего не произошло на латинском Западе, где практически до победы протестантизма императоры с папами продолжали заниматься перетягиванием каната.

Несторианство, заменив собой на некоторых поствизантийских территориях арианство, стало религией поствизантийских же тюрок (не турок!), в том числе северных византийцев – казаков или русинов, как они сами себя называли.

Может показаться, что вывод этот поспешен. Почему именно несторианство, а не еще какая-нибудь ересь, коих немало было в Византии? Но факты говорят именно в пользу этого учения. Несторий, его зачинатель, был антиохийским патриархом, а Антиохия находилась в Сирии, т. е., как выяснилось, в земле византийских пограничников – исаврийцев. Там же, в Сирии и Ираке, несторианство и существует по сей день, доказывая свою живучесть по сравнению с другими ересями.

Но следует ли из этого, что несторианство стало и религией причерноморских византийцев – казаков? Прямого указания на это нет. Но есть масса косвенных свидетельств. Отчасти об этом можно судить по тому факту, что поддерживающие несторианство исавры (тавры, тюрки) были такими же казаками-пограничниками, как и южнорусские казаки. Только здесь это была граница между Византией и Халифатом. И это отнюдь не метафора. В книге А. Карташева «Вселенские Соборы» можно обнаружить замечательную фразу: «Монофелитство умерло в Византии, но как пережиток законсервировалось в одной группе сирийцев на Ливане. В эту среду сирийских горцев византийское правительство в VII веке пересадило в роли казаков-пограничников племя свирепых вояк – исаврийцев из Тавра. Они составили закваску для части ливанских сирийцев, получивших имя мардаитов («мардайя») и прославившихся своим стойким сопротивлением арабам-завоевателям».

И все-таки правильно ли называть казаками исаврийцев? Будет ли это соответствовать, так сказать, «духу и букве»? Ведь настоящие казаки, – я имею в виду казаков Волго-Днепровского междуречья, – географически с ними никак не связаны. Да и жили они с исаврами в разное время: временной разрыв между ними составляет едва ли не тысячу лет. И, тем не менее, назвать казаками исарийцев значит – попасть в самое яблочко, ибо казаки – это не южнорусский, а самый что ни на есть византийский феномен!

Даже самое название казаков – родом из Византии. Eques – так в Византии, как, впрочем, и в Западной Римской империи, называли всадников, кавалеристов. Главнокомандующий кавалерии именовался здесь magistri equitum. Позже, уже после падения Византии, слово eques «перекочевало» на Русь и, слегка видоизменившись в чуждой лингвистической среде (куз, каз, казак), стало обозначением южнорусских вольнонаемных (охочих) дружинников.

Самое интересное во всем этом то, что латинский корень данного слова не раз проскальзывал в публикациях, однако, неизменно был оставляем без внимания. Причем без внимания его оставляли даже те исследователи, которым было известно, что именно так (eques) именовали южнорусских казаков латинские авторы. Такова сила инерции мышления. Никто даже думать не смел, что казаки – это феномен Рима. И переводили их название как угодно, только не с латинского. Особую популярность приобрели тюркские и славянские интерпретации.

Зря историки не уделяют внимания этимологии. Смысл истории не понять, не зная происхождение слов, коими она написана. А то, что она написана в первую очередь словами, а не археологическими находками, не вызывает сомнений.

Теперь же, вооружившись знанием о византийских корнях казачества, можно смело утверждать следующее. Если несторианство было близким духу византийских казаков, то оно должно было завоевать и сердца запорожцев с дончаками, их, если не родственников, то хотя бы коллег.

Присмотримся же к религиозным воззрениям казачества Волго-Днепровского междуречья. Отвечали ли идеи несторианства специфике казачьей жизни? Какой на самом деле была казачья вера?

Вот как можно ответить на эти вопросы. Были казаки безграмотными, жизнь вели кочевническую, полувоенную, а иногда и просто разбойную. Неужто в этих условиях можно было понять суть богословских споров? Ведь даже простых правил какой-либо религии казаки не знали в полном объеме. Да и некому было у них этого требовать. Не было в Поле духовенства, и спрос с казака был невелик. Например, при в вступлении в Запорожскую Сечь достаточно было ответить положительно всего лишь на один вопрос: «Веруешь ли в Бога?» А коль скоро любая религия предполагает веру в Бога, двери братства были открыты для всех.

Исходя из этого надо полагать, что были в казачьих ордах и католики, и православные, и мусульмане, и буддисты, и просто язычники. В этих условиях нужна была религия, понятная всем, объединяющая всех, усвоить азы которой можно было бы не слезая с седла. Эдакая религия «для чайников», свободная от чрезмерного иконопочитания, отправление культа в которой было бы доступно в полевых условиях.

Несторианство и было такой религией. В самом деле, учение о единосущности земной и божественной природы Христа (александрийская школа православия) было слишком противоречиво для того, чтобы быть воспринятым служилым людом, не искушенным в религиозной схоластике. Куда как понятней выглядело представление о земной природе Христа, о его лишь подобии Богу, но не единосущности с ним, представленное антиохийской школой. Бог в этом учении был один – всеблагой, всемогущий, вездесущий, тогда как сын Божий сотворен, а, следовательно, не вечен. Бог мог только пребывать в нем, как в храме. Земное начало в Христе только прибавляло ему симпатий «электората». Да и мать Христа в таком контексте также выглядела по-земному, превратившись из Богородицы в Христородицу.

В выборе казаками веры сыграло свою роль и другое обстоятельство. Ведь они были наемниками и служили «за гроши и сукна» кому угодно. А это предполагает как минимум индифферентность по отношению к религиозной ориентации «работодателей». Ревностный христианин в силу своих убеждений не мог бы, к примеру, служить в войске крымского хана или турецкого султана, убивая своих единоверцев. Но у казаков это встречается сплошь и рядом, а, значит, вопрос веры не стоял для них остро. Тем более это справедливо в отношении запорожцев. Для этих «защитников православия» война с христианами (поляками и московитами) в союзе с крымским ханом была делом обычным.

На этой почве у запорожцев даже возникали разногласия с пророссийски настроенными донскими казаками. Так, во время войны Хмельницкого с Польшей, крымский хан, его союзник, потребовал унять донцов, непрерывно совершающих набеги на крымские владения. Хмельницкий отправил на Дон послание с просьбой прекратить набеги, «иначе за нелюбовь отдадим вам нелюбовью». На что донцы ответили: «Неприлично христианину возставать на единоверцев своих в защиту басурман; не мешай нам истреблять старинных врагов наших. Мы всегда были с вами в братстве; но знай, что мы также умеем обходиться с неприятелями нашими, как и с друзьями».

Рис. 22. Знамя Богдана Хмельницкого.

Хмельницкий послал на Дон 5000 запорожцев во главе со своим сыном, Тимофеем. Остановившись на реке Миус они стали поджидать войско крымского хана. Однако хан по каким-то причинам не прислал войска, и казаки, простояв на Миусе две недели, возвратились на Днепр.

И это – еще одно из «славных» дел потомков кшатриев и берсерков.

Впрочем, слово «индифферентность» не совсем точно передает отношение казаков к иноверцам.

Не годится здесь и «веротерпимость», которой часто и не без оснований характеризуют несториан-монголов. «Универсализм» – вот наиболее подходящее определение. Несторианство было всеобъемлющей религией, для которой ни католичество, ни православие, ни ислам, не были абсолютно чужими. Посмотрите на знамя Богдана Хмельницкого (рис. 22). На нем рядом с христианским крестом красуются мусульманские звезды и полумесяц. Своеобразным было казацкое православие. А, кстати, разве можно после этого говорить, что религия «московитов» с элементами ислама была «нерусской»? Что же тогда считать «русской» религией? Католичество? Впрочем, понятно, что Голденков считает «русской» верой. Это, конечно же, униатство. Но это искусственное, навязанное католиками вероисповедание, не ближе к русской вере, чем буддизм.

Но как совместить выводы о несторианских предпочтениях казаков с фактами широкой распространенности в их среде старообрядчества? Нет ничего проще. Надо только представить, что старообрядчество – это и есть несторианство на определенной стадии своего развития, т. е. более древний вариант православия в отличие от никонианства и современного греческого православия. Не зря ведь староверы называют свою религию «древлеправославной верой» или «древлим благочестием».

Есть немало черт, сближающих староверие с несторианством. Это, в первую очередь, двоеперстие, знак, характерный для обеих указанных религий. Двоеперстием фиксируются две природы Христа, тогда как троеперстие, вошедшее в обиход в Византии с XIII века, а в Московском государстве – с XVII, является отображением Троицы.

Казалось бы, разница невелика, если вообще есть. Ведь как Троица, так в определенном смысле и дифизитство (фиксация двух природ Христа), признаются и несторианством, и современным православием. Однако последнее практически свело на нет фиксацию двух природ Христа, характерную лишь для православия времен борьбы с монофизитством. Сближает его с дифизитством лишь неприятие «филиокве», тезиса, полностью уравнивающего Христа с Богом. Лейтмотивом же несторианства является именно подчеркивание двух природ Христа, зафиксированное в двоеперстии.

О несторианских мотивах в религии казаков свидетельствует, например, то, что вместо «спасибо», т. е. «спаси Бог», казаки говорили «спаси Христос». Это то же самое, что называть Богородицу Христородицей, подобно несторианам.

Несторианским по сути было и отношение староверов к роли клира в религиозной жизни. Предполагалось, что миряне не должны быть пассивными созерцателями религиозных действ, например, литургий, а напротив, должны принимать в них активное участие. Пропагандировалась выборность священников, применялась практика исповеди Богу напрямую, т. е. без посредства духовного лица. Все это идеи несторианства, нашедшие наиболее яркое воплощение в доктрине староверов-беспоповцев, в связи с гонениями на старообрядчество решивших вообще отказаться от института священников.

Будучи в подавляющей своей части староверами, казаки придерживались подобных же принципов. «Всеми церковными делами на Дону ведал Войсковой Круг, – указывает Е.П. Савельев, – и никаких епископов, как начальствующих лиц, не признавал».

А вот что пишет Е.П. Савельев о казачьем обряде брака: «Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми вселенскими соборами, казачество, будучи оторванным от всего христианского мира и при этом считавшее себя выше и сильней других наций (это явление наблюдается во всех военных орденах), во всей остальной духовной жизни осталось верным своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казачества на некоторые церковные обрядности и особенно на таинство брака. Брак на Дону в XVI и XVII вв. и даже в первой половине XVIII в. не считался таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным сбором. Венчание в церкви или часовне было не обязательным, хотя многие из этих союзов, после одобрения общины, скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял сбору, что «жена ему не люба» и только. Женились 4, 5 и более раз и даже от живых жен. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «противнаго» явления, Донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым древнегетским обычаям, как это раньше делали их сородичи, гетское казачество новгородских областей. Даже строгая грамота императрицы Елизаветы, данная 30 сентября 1745 г. на имя войскового атамана Ефремова и всего Войска Донского не вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казачества этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жен и четвертыми браками, не помогла делу, и казачество продолжало твердо держаться за свои старые устои. Такое мировоззрение на первый взгляд покажется еретическим, как продукт язычества и глубокого религиозного невежества, но не нужно забывать, что христианство возвысило этот гражданский союз на степень таинства не сразу, а в течение веков, и идея этого таинства получила неодинаковое развитие на Востоке и на Западе; в протестанстве же брак вовсе сведен на степень гражданского акта. Гражданский брак допущен законами Англии, Франции, Австрии, С. Америки и др. стран. Освящение этого гражданского акта церковным благословением предоставлено совести верующих и юридического значения в области гражданского права не имеет, как не имело оно и на Дону. Брак, одобренный станичным сбором, считался законным. Церковное благословение заключенного с согласия общины брачного союза есть явление не новое, а чрезвычайно древнее, встречающееся еще в первых веках христианства. В силу этих-то причин казачество, как оторванное на многие века от просветительных центров христианства, и удерживало свои древние обычаи, правда, не все, но в значительной своей массе, до конца XVIII в.

Практика заключения брачных союзов без участия священника – тоже из арсенала несторианства. А многоженство не только несторианством, но и исламом попахивает.

Мало чем отличались от своих российских собратьев в плане веры и предки малороссов. Выражение «свои поганые», характеризующее торков и черных клобуков, применимо и к украинским казакам. Но только невежда сочтет это оскорблением, ибо «погаными» на Руси называли не только язычников, но и вообще всех иноверцев. Иногда в этот список попадали даже католики. Об этом говорит следующий факт. В ответ на призыв новгородского князя Ярослава Всеволодовича идти с ним походом на Ригу – столицу крестоносцев, псковичи ответили письмом следующего содержания: «Тебе, князь, кланяемся, и вам, братья новгородцы, но в поход не пойдем…, а с рижанами мы помирились; вы к Колываню ходили, взяли серебро и возвратились, ничего не сделавши, города не взяша, также и у Кеси (Вендена) и у Медвежьей Головы, и за то нашу братью немцы побили на озере, а других в плен взяли, а вы раздравше немцев да прочь. А теперь на нас, что ли, удумали? Так мы против вас с Богородицею и с поклоном – лучше вы нас перебейте, жен и детей наших в полон возьмите, чем поганые (выделено мной. – Г.К.); на том вам и кланяемся».

Нетрудно догадаться, что «погаными» здесь названы немцы.

И вот какие выводы можно извлечь из всего этого. Будучи староверами, как запорожские, так и донские казаки, были русскими, а потому несторианство, идеи которого лежат в основе старообрядчества и которое Голденков считает «поганством», и есть подлинно русская вера.

Это и будет ответом на ксенофобские измышления «голденковых», «белинских» и «валишевских». Не были украинцы с белорусами особым этносом по отношению к «московитам». И религия их не была особой. Но и интернационалисты не совсем правы, говоря о славянской «колыбели» трех братских народов.

Этой «колыбелью» было тюркское казачье Поле.