Действие пьесы разворачивается в апартаментах «люкс» одного из роскошных отелей в Швейцарии.
В левой части сцены дверь, ведущая в спальню. Двойные двери ведут в небольшую прихожую, откуда можно попасть в другие комнаты и коридор. Дело происходит весной, примерно в семь часов вечера. Стеклянные двери в правой части сцены распахнуты и выводят на балкон, откуда открывается вид на Женевское озеро и французские горы на противоположном берегу.
Когда поднимается занавес Анна-Мари Конклэн сидит за письменным столом. Рядом с ней стоит Фелиция — хорошенькая консьержка. Анна-Мари — очень богатая американка. Ей лет под пятьдесят. Сейчас на ней изысканный голубой пеньюар, на ногах — домашние туфли, украшенные страусиными перьями и сетка для волос, сквозь которую видны синеватые волосы, туго закрученные в бигуди. Вид у нее надменный и недовольный, так как она вынуждена разговаривать с представительницей более низкого сословия.
Анна-Мари: И вот еще что, милочка. Когда я заказываю минеральную воду «Эвиан» со льдом, я имею в виду именно «Эвиан» со льдом, а не газированный «Перье» безо льда.
Фелиция: Прошу прощения, мадам. Этого больше не повторится.
Анна-Мари: Я бы также просила вас объяснить этой горничной Катарине, или как там ее, что на завтрак я заказываю сливовый, а не апельсиновый сок, тосты, а не булочки, и настоящий кофе по-американски со сливками, а не эту французскую жижу с чуть теплым молоком.
Фелиция: Непременно, мадам.
Анна-Мари: Еще скажите ей, что мне не нравится, когда с утра пораньше она начинает балоболить на языке, которого я не понимаю. Ни мистер Конклэн, ни я не говорим по-итальянски, и чем скорее персонал этого отеля примет это к сведению, тем будет лучше для, всех, кого это касается.
Фелиция (покорно): Va bene Signora.
Анна-Мари: Дерзите?
Фелиция: Ради Бога, нет, мадам. И я нижайше прошу прощения. Все дело в привычке.
Анна-Мари: Вам будет полезно знать, что мы с мистером Конклэном останавливались в лучших отелях Европы, и привыкли, что выкладывая те деньги, которые мы выкладываем, мы имеем право на соответствующий уровень обслуживания.
Фелиция: Несомненно, мадам.
Анна-Мари: Это пока все. Чуть позже принесите льда. Мистер Конклэн привык добавлять в виски много льда и воды.
Анна-Мари: Слушаюсь, мадам.
Анна-Мари: Вода здесь приличная?
Фелиция (озадаченно): Боюсь, я не совсем вас поняла, мадам.
Анна-Мари: Питьевая вода. Я надеюсь, ее не откачивают прямо из озера и подают нам без надлежащей очистки?
Фелиция: Насколько мне известно, мадам, до сих пор никаких жалоб не поступало.
Анна-Мари: Ну хорошо, можете идти.
Фелиция (кланяется): A votre service madam. (Уходит)
( NB : Персонажи иногда вставляют в свои реплики французские и итальянские слова. Возможно, их стоит оставить без перевода, т. к. смысл их понятен, и они сообщают речи персонажей дополнительные оттенки)
Анна-Мари (снимает трубку телефона): Алло, оператор. Это миссис Конклэн. Qui. Соедините меня, пожалуйста с Андре… Andre le coiffeur. Нет, я не знаю его номера, поэтому и прошу вас соединить меня с ним. Он живет в центре. Где-то рядом с большим мостом. Я была там сегодня днем. Хорошо, я подожду.
Следует пауза, в течение которой Анна-Мари с отвращением рассматривает свои ногти
Анна-Мари (в трубку): Je voudrai parler aver Monsieur Andre lui meme — qui, de la part de Missis Conclin — Il est part? Vous parlez anglais? Прекрасно. Передайте от моего имени месье Андре, что девица, которую он прислал мне сегодня утром, полностью изуродовала мои ногти. Я просила лак карминного цвета, а получила оранжевый. Теперь я не могу смотреть на свои ногти без отвращения… Я заметила это только когда вышла на свет. Мне пришлось самой снимать лак. К тому же она срезала мне заусенцы, хотя я ясно просила просто их уложить. Я ненавижу, когда мне срезают заусенцы. Также не сочтите за труд объяснить ему, что когда я говорю, что мне нужна голубая краска для волос, я имею в виду именно голубую краску, а не фиолетовую. Мне пришлось сорок минут простоять под душем, чтобы смыть эту гадость… Что?.. Мне не важно, кто вы и что вы. Просто передайте сообщение от миссис Конклэн. Да, Конклэн… К-О-Н-К-Л-Э-Н. Благодарю вас.
Швыряет трубку, резко встает, берет из коробки сигарету, прикуривает и некоторое время раздраженно прохаживается по комнате. Потом снова подходит к телефону, нетерпеливо крутит диск.
Анна-Мари: Алло, Оператор?.. Donnez moi… Сейчас, минуту… (Смотрит в лежащий на столе телефонный справочник) Donnez moi vingt troi — trente six — vingt deux… Merci.
Пауза
Анна-Мари: Алло, Мариетт? Это Анна-Мари… Ах, какое счастье слышать твой голос… Не могу поверить, что наконец, мы в Лозанне. Даже пощипываю себя, чтобы убедиться, что это не сон. Я пыталась дозвониться до тебя утром, но у тебя было занято… Во-первых, спасибо за восхитительный букет. Ты прелесть, Мариетт. Ты сама не знаешь, какая ты прелесть… Дорогая, от этих цветов вся комната просто светится. Буквально. Как раз сейчас я любуюсь ими… Вернер? О, с ним все в порядке. В данный момент наверняка играет где-нибудь в гольф. Послушай, дорогая, по поводу сегодняшнего вечера. Ты лучше меня разбираешься во всем, что связано с приличиями и тому подобным… Должна ли я выйти встретить принца у входа, или мне позволительно оставаться со всеми в баре и ждать, когда его подведут к нам?.. Ах, он пренебрегает формальностями? Слава Богу! Соблюдать строгий этикет для меня всегда такая мука. И уж, конечно, я не собираюсь делать книксен перед ней? В конце концов, она была простолюдинкой, когда он на ней женился… Понимаю… Я сделаю все, как ты говоришь. Но умоляю, приезжай пораньше. Ты должна поддержать меня морально… Ты ангел… Как милый Генри?.. Тоже играет в гольф?.. Полагаю, им просто нечем больше заняться. Au revoir, дорогая. A ce soir.
Со вздохом вешает трубку. В это время входит Вернер Конклэн. Это мужчина лет шестидесяти, высокий, с довольно приятной внешностью. В нем мало примечательного, если не считать того, что всю жизнь он занимался тем, что делал деньги и не мало преуспел в этом. В руке Вернера сумка с клюшками для гольфа, которую он швыряет на кушетку
Анна-Мари (с угрозой в голосе): Явился?
Вернер: Да, моя радость.
Анна-Мари: Знаешь, Вернер, сколько ни пытаюсь, никак не могу тебя понять.
Вернер: А в чем дело?
Анна-Мари: Начать с того, что уже седьмой час, а в восемь мы должны быть в баре в вечерних туалетах.
Вернер: Ты сама говорила, что раньше половины девятого никто не явится.
Анна-Мари: Ты не забыл про сигары?
Вернер: Не забыл.
Анна-Мари: Господи, и на том спасибо.
Вернер: Но лавка была закрыта.
Анна-Мари (в отчаянии): Вернер!
Вернер: Мне очень жаль, дорогая.
Анна-Мари: Ты не мог зайти в лавку, когда шел играть в свой гольф?
Вернер: Как раз в это время лавка была закрыта.
Анна-Мари: Я просила о такой мелочи…
Вернер: В этом паршивом городишке все лавки закрыты с двенадцати до трех.
Анна-Мари: Клэр Петрингтон сказала мне, что принц предпочитает особый сорт сигар, которые можно купить только в одной из здешних табачных лавок. Я подумала, что было бы весьма любезно предложить принцу такую сигару после ужина. И я, как последняя дура, прошу тебя взять это на себя. И что же?!
Вернер: Да ничего. Ему придется обойтись без этих сигар.
Анна-Мари: Послушай, Вернер…
Вернер: Не надо так расстраиваться. Я думаю, в этом отеле продают вполне сносные сигары на любой вкус. Если же они не понравятся Его королевскому высочеству, пусть курит свои.
Анна-Мари (с горечью): Тебе все равно, если первый прием, который мы даем в этом, как ты изволил выразиться, «паршивом городишке» обернется полным крахом?
Вернер: Успокойся, дорогая, наши приемы не могут обернуться крахом, потому что мы их чертовски щедро оплачиваем.
Анна-Мари: Что за чушь ты несешь! Люди, которые будут у нас сегодня, интересуются кое-чем еще, помимо денег.
Вернер: Как же, как же.
Анна-Мари: Не понимаю, зачем ты вообще согласился на эту поездку. В гольф ты мог бы играть и в Миннеаполисе.
Вернер: И на гораздо лучшем поле.
Анна-Мари: Ты просто убиваешь меня, Вернер. Неужели посещение новых мест, встречи с незаурядными людьми не вызывают у тебя никаких чувств?
Вернер: Что в них такого незаурядного?
Анна-Мари: Уж не хочешь ли ты сказать, что Его высочество принц заурядная личность?
Вернер: Не знаю. Я с ним пока не знаком.
Анна-Мари: Его высочество — интереснейшая личность. В Европе это всем известно, и многие мечтали бы познакомиться с ним.
Вернер: Видимо, единственное исключение представляет его собственная страна, откуда его вышвырнули.
Анна-Мари: Мне стыдно, когда ты говоришь такие вещи.
Вернер: Дорогая, может, прекратишь устраивать мне разнос? Лучше позвони и распорядись насчет льда.
Анна-Мари: Сам позвони.
Вернер: Хорошо, позвоню.
Звонит в звонок. В это время звонит телефон. Анна-Мари снимает трубку.
Анна-Мари: Алло?.. Что?.. Кто?.. Уже поднимается?.. Спасибо. (Кладет трубку) О Господи!
Вернер: В чем дело?
Анна-Мари: Это Мод. Мод Караньяни. Я пригласила ее зайти что-нибудь выпить, но это совершенно выпало у меня из головы.
Вернер: Ничего страшного. Разве мы не можем позволить себе налить ей стаканчик-другой?
Анна-Мари: Господи, у меня от всего этого голова идет кругом, а тебе лишь бы шутки шутить.
Вернер: Прости, дорогая.
Анна-Мари: И убери эти грязные клюшки с кушетки. Здесь гостиная, а не вестибюль.
Вернер: Уберу, как только выпью. Это мы ведь с ней ужинали тогда в Риме?
Анна-Мари: С ней, конечно. Душная, провонявшая рыбой квартирка. Я думала, что умру. Ни тебе кондиционера… И еще эта мерзкая лестница. Наверное, там сто ступеней — не меньше.
Вернер: А мне эта квартирка показалась уютной, я бы даже сказал живописной. Да и она мне тоже понравилась. Из всех, с кем мы встречались в Риме, она показалась мне самой симпатичной.
Анна-Мари (с неприятным смешком): Это лишь потому, что она разыграла для тебя спектакль. Смотрела тебе в рот, ловила каждое слово. Это можно было бы назвать неприличным, не будь это так смешно. Когда мы с Лулу Кэнфилд переглянулись через стол, нам стоило больших усилий, чтобы не расхохотаться.
Вернер: В любом случае, она внесла некоторое разнообразие. Никто из этих типов, с кем мы встречались, даже не делал попытки заговорить со мной.
Анна-Мари: В этом ты должен винить только себя, Вернер. Ты привык брать и никогда ничего не давать взамен. Общаясь с людьми, ты не способен сделать над собой усилие. Весь вечер сидишь с недовольным видом и не произносишь ни слова.
Вернер: Почему же? Я произношу три самых главных слова за вечер: «Гарсон, принесите счет».
Анна-Мари: Вот именно! Это из-за таких как ты европейцы презирают нас, американцев. Все, что тебя интересует, это твои доллары и центы.
Вернер: Да, это мои доллары и центы, и клянусь твоей очаровательной задницей, если бы я не потратил всю жизнь на то, чтобы коллекционировать их в большом количестве, мы бы сейчас не думали о сигарах для принца или о том, как подостойнее принять людей, которые нас презирают.
Анна-Мари: Я просила бы тебя выбирать выражения.
Вернер: И я скажу тебе кое-что еще. Эта дама, которая так позабавила вас с Лулу Кэнфилд тем, что «смотрела мне в рот», и которая сейчас будет здесь, она как-никак пригласила нас на ужин, а вот мы…
Анна-Мари: Еще бы ей нас не пригласить! Почему не пожертвовать мелкой рыбешкой, чтобы выловить большого кита. У нее за душой ни цента. Она одна из тех паразитов общества, кто пытаются жить за счет богатых.
Вернер: По крайней мере, ей не приходится страдать от одиночества. В лесах полно богатой дичи. И вообще, если ты о ней такого дурного мнения, зачем ты позвала ее?
Анна-Мари: Она всех знает, везде бывает. Сегодня утром она позвонила, и мне пришла в голову одна мысль.
Вернер: К тому же, она принцесса, не так ли?
Анна-Мари: Сицилийская принцесса. Это ничего не значит. На Сицилии каждая вторая дама — принцесса. (Смотрит на себя в зеркало) Господи, я не могу принять ее в таком виде. Нужно чем-то прикрыть голову.
Вернер: Попробуй каску. Ты сегодня настроена очень воинственно.
Анна-Мари бросает на него уничтожающий взгляд и быстро уходит в спальню. Стук в дверь. Вернер открывает. Входит Мод Караньяни — миловидная женщина лет сорока-семи. В ее облике есть что-то «барочное». Она очень стильная, но это ее собственный неповторимый стиль. На ней нет головного убора, зато кисти рук украшены тяжелыми золотыми браслетами. Мод родилась и выросла в Англии, и в речи ее часто проскальзывают характерные жаргонизмы. При этом она несомненно умна. Приветствуя Вернера, она берет его за обе руки.
Мод: Как я рада снова видеть вас, Вернер. Я ожидала, что застану вас здесь, но не была уверенна. Когда я говорила с Анной-Мари утром по телефону, мне показалось, она немного раздражена. Я знаю, сегодня вечером она устраивает прием в честь нашего великолепного принца.
Вернер: Вы знаете этого парня?
Мод: О да, он ужасен. Так и просится в какой-нибудь неприличный анекдот. Вдобавок, жутко самодовольный тип. Напротив, его новая жена — вполне милая особа, по крайней мере, с виду. Я слышала, раньше она работала моделью. Он требует, чтобы будучи представлен ей, каждый кланялся, а она при этом всякий раз начинает хихикать. Вам она понравится.
Вернер: А вас Анна-Мари пригласила?
Мод: Не могу сказать, что от всего сердца. (Смеется) Я ее не виню. Не иначе как у нее все места уже «расписаны». В любом случае, я все равно не смогла бы прийти, даже если бы захотела. Уезжаю назад в Рим.
Вернер: Это же черт знает, сколько ехать. Вы поедете одна и сами поведете машину?
Мод: Я люблю ездить в одиночестве. Особенно ночью. Я увижу, как солнце встает над перевалом Симплон, а к завтраку надеюсь уже быть в Комо.
Вернер: Что у вас за машина?
Мод: Обыкновенный «Фольксваген». Знаете, такой похожий на зверька с высунутым языком. Но он летит, как птица.
Вернер (с восхищением): Клянусь, вы потрясающая женщина!
В этот момент входит Фелиция с ведерком со льдом. При виде Мод кланяется ей.
Фелиция: Buona sera Principesa.
Мод: Buona sera, Felicia. Come sta?
Фелиция: Molto bene grazie, e lei?
Мод: Bene come sempre. Partiro stanotte a Roma.
Фелиция: Che belleza! Come la invido.
Мод: E vero.
Фелиция: Buon viaggo Principesa e arrividerci. (Кланяется и уходит)
Вернер: О чем это вы говорили?
Мод: Да так, ерунда. Я сообщила ей, что возвращаюсь в Рим, она сказала, что завидует мне и пожелала счастливого пути. Она славная девочка. Мы давно знаем друг друга. Познакомились, еще когда она работала в «Эксельсиоре».
Вернер (кивая на стол с напитками): Какие будут пожелания? Виски, джин, водка? Или, может быть, шампанского?
Мод: Водка с тоником. И много-много льда.
Пока Вернер смешивает напитки, из спальни выходит Анна-Мари. На ней по-прежнему пеньюар, но вокруг головы повязан голубой шарф. Она пылко целует Мод в обе щеки.
Анна-Мари: Это ты, Мод! Как чудесно! Я понятия не имела, что ты в Лозанне. Когда ты позвонила сегодня утром, мне пришлось несколько раз ущипнуть себя, чтобы убедиться, что я не сплю. Выглядишь потрясающе. Давай сядем вот здесь, и ты расскажешь мне все сплетни. Как наша милая Лулу?
Мод: Не знаю, я ее сто лет не видела. Я здесь всего две недели. Остановилась у сына и его жены.
Анна-Мари: Что ты такое говоришь, Мод?! Господи, я умираю! Никто никогда не говорил мне, что у тебя есть сын.
Мод: Это не есть предмет всеобщего интереса.
Анна-Мари: Сколько ему лет? Чем он занимается? Он хорош собой? Ты его обожаешь? Я непременно должна его увидеть.
Мод: Вряд ли ты будешь от него в восторге. Он пишет абстрактные картины и вдобавок он коммунист.
Анна-Мари (потрясена до глубины души): Коммунист!
Мод: Я не хочу сказать, что он член партии, но мозги у него насквозь красные. К тому же, он жутко запустил себя. Они снимают мерзкую квартирку в Пулли, в которой постоянно торчат его приятели битники. Вообще все это очень забавно.
Вернер (протягивая ей напиток): Ваша выпивка, принцесса.
Мод: Благодарю, приятель.
Анна-Мари: Так ты говоришь, он женат?
Мод: Да. Она вся из себя такая маленькая, хрупкая, остренькая, как иголочка. Прежде танцевала в труппе «Фестиваль балет». Но сейчас у нее родился ребенок. Собственно, поэтому я здесь так долго — не могла решиться уехать до родов. Все эти «Жизели» и «Лебединые озера» — не лучший способ готовиться к родам.
Анна-Мари: Так у нее ребенок? (Протягивает Мод сигарету)
Мод: Да. Нет, спасибо. Родился прошлой ночью. Мальчик. Вес в норме. И он абсолютно красный — возможно, это отражение политических взглядов его отца. Так или иначе, но я теперь бабушка, и, знаешь, осознание этого несколько отрезвляет.
Анна-Мари: Никто этому не поверит. Ты выглядишь фантастически.
Мод (делает глоток): Так же как и ты, Анна-Мари, так же как и ты. Этот цвет тебе очень идет.
Анна-Мари: Мило, не правда ли?
Мод: Теперь я вспомнила, что когда вы ужинали у меня в Риме, ты тоже была в голубом.
Анна-Мари: Как твоя божественная квартирка? Сегодня за ленчем я говорила Клэр Петрингтон, что никогда не видела более живописного жилища. Помнишь, Вернер?
Вернер: Да, дорогая.
Мод: Клэр ненавидит эту квартиру. Говорит, там слишком длинные лестничные пролеты, и все пропахло рыбой. Ничего удивительного, учитывая, что на первом этаже рыбная лавка. Я постоянно жгу благовония и протираю лампы духами «Мисс Диор», но ничего не помогает.
Анна-Мари: Знаешь, Мод, я просто в отчаянии от того, что ты не сможешь быть у нас сегодня на приеме. Это будет безумно интересно. Будут Мэриеттт с Генри, конечно же, Петрингтоны, сэр Джерард и леди Натфилд. Где-то когда-то он был губернатором. Знаешь, он весь из себя такой английский, что при его появлении хочется встать и запеть «Боже храни королеву». Еще будет чета Капринчос — очаровательная пара из Бразилии. Бобо Ларкин обещал сыграть на рояле в баре при условии, что все выйдут. Еще очаровашка Ирма Бидмайер — она живет в этой же гостинице и играет в карты с королевой Испании. Ну и, наконец, Их высочество!
Мод: Не «высочество», моя дорогая. Сиятельство.
Анна-Мари (поражена): Мод, ты уверена?
Мод: Абсолютно. Но не переживай. Если все будут обращаться к нему «сэр» и при этом раскачиваться, как китайские болванчики, он будет вполне счастлив.
Анна-Мари: Но Мэриетт уверяла меня…
Мод (со смехом): Мэриетт слабо разбирается в таких тонкостях. Однажды на приеме в Женеве она обратилась к бедному князю Понитовскому «мадам». Она и не догадывалась, насколько близка была к истине.
Вернер (с грубым смешком): Вот умора!
Анна-Мари (не обращая на мужа внимания): Так я должна представлять его как Их сиятельство?
Мод: В этом нет необходимости. Просто подводи к нему гостей по очереди и говори: «Сэр, позвольте представить вам такого-то и иакую-то». Ирма Бидмайер может вызвать у него аллергическую реакцию — он ведь всем известный антисемит, — но ты сможешь произнести ее имя неразборчиво.
Вернер: Что вам еще известно?
Анна-Мари: Помолчи, Вернер, и не смей перебивать.
Вернер: Как скажешь, дорогая.
Анна-Мари: Почему бы тебе не сделать хоть одно полезное дело? Спустись в бар и узнай насчет сигар. Мы с Мод хотим пообщаться наедине.
Вернер: Хорошо, моя милая.
Анна-Мари: И ради всего святого забери отсюда эти клюшки.
Мод: Пожалуйста, не прогоняй его. Мы едва успели перекинуться словом.
Вернер: Не беспокойтесь, принцесса, я лишь проверю стол, договорюсь насчет цветов, раздам официантам по сто долларов и тут же вернусь. (Подмигивает ей, берет сумку с клюшками и уходит)
Анна-Мари: Иногда Вернер ужасно действует мне на нервы.
Мод (насмешливо): Да, я это заметила.
Анна-Мари: Он упрямый, как черт. Все, что интересно мне, ему безразлично. Люди, которые мне симпатичны, вызывают у него изжогу.
Мод: Про меня этого не скажешь.
Анна-Мари: Это лишь потому что ты из кожи вон лезешь, чтобы быть с ним приветливой.
Мод: Может быть, это именно то, что ему необходимо?
Анна-Мари: Ты была очаровательна с ним в тот вечер, когда мы ужинали у тебя. Помню, я еще сказала тогда Лулу: «Мод бесподобна. В ней столько тепла, столько человечности. Она из тех, кто любит давать, а не брать».
Мод: Не переоценивай меня, Анна-Мари. Если предоставляется возможность взять, я всегда беру.
Анна-Мари: Послушай, Мод Карананьи, это совершеннейшая чушь, и ты сама это знаешь. Меня не проведешь. Если у меня и есть какой-то талант, так это умение не ошибаться в людях. Почему еще, думаешь, ты пользуешься такой популярностью? Почему все стремятся к тебе, всюду тебя приглашают?
Мод: Мне очень приятно это слышать от тебя, но боюсь, ты преувеличиваешь мою общественную значимость.
Анна-Мари: При чем здесь значимость? Я говорю о натуре, о душе. Ты во всех отношениях «симпатик», и от этого никуда не деться. И потом, общаясь с людьми, ты делаешь усилие! Вернер ни за что на свете не сделает такого усилия. Вместо того, чтобы пойти кому-нибудь навстречу, он будет стоять и ждать, пока к нему сами подойдут. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Мод: Вполне. Но я сомневаюсь, что, будучи столь безразличным ко всем и всему, он смог бы заработать столько денег.
Анна-Мари: Он может быть очень целеустремленным, когда речь идет о его делах. Но человеческие ощущения, переживания — все это для него пустой звук. Он сознательно закрывает глаза, чтобы не видеть прекрасного в мире. Ты не поверишь, но за все пять месяцев, что мы в Европе, он побывал только в трех церквях.
Мод (со смехом): Может, он не любит церкви?
Анна-Мари: В Риме я его буквально силой затащила в Собор Петра и Павла. Так он всю дорогу отбивал ногой чечетку и мурлыкал «Люблю Нью-Йорк в июне». Я была так возмущена.
Мод: Ах, бедный ковбой.
Анна-Мари: Ради всего святого, что ты этим хочешь сказать? Что за ковбой?
Мод: Таким мне представляется Вернер. Несчастный ковбой, у которого отняли его лошадь.
Анна-Мари (раздраженно): Вернер не умеет ездить верхом.
Мод: У него еще есть время научиться.
Анна-Мари: Ему пятьдесят пять. Его сосуды этого не выдержат.
Мод: Есть разные лошади. Пегас, к примеру. У него есть крылья.
Анна-Мари: По правде, Мод, я никак не возьму в толк, о чем ты говоришь?
Мод: О Вернере. Мы оба говорим о нем, только с разных позиций.
Звонит телефон. Анна-Мари издает возглас раздражения, встает и идет, чтобы снять трубку.
Анна-Мари (в трубку): Алло?.. Да, это я… Бобо! Дорогой мой! Я никогда не узнаю твой голос… Что?.. Нет, нет, это невозможно… Но когда это случилось? Я имею в виду, что утром по телефону у тебя был совершенно нормальный голос… О, Боже! (В волнении слушает, что говорит ей Бобо) Но Бобо, ты не можешь так обойтись со мной. В последний момент. Я этого не вынесу… Но если ты не придешь, нас за столом будет тринадцать человек… Но Бобо, дорогой, я рассчитывала на тебя, договорилась, чтобы после ужина в баре поставили рояль… Боже, я только могу сказать, что это катастрофа. Полная катастрофа… Но хоть на ужин ты можешь прийти? Все лучше, чем ничего… Сто и две десятых? Ты уверен, что у тебя сто и две?.. Когда ты успел?.. Что?.. Доктор сказал, тебе нельзя долго разговаривать?.. Но Бобо, Бобо… (В отчаянии закрывает глаза и кладет трубку) Он бросил трубку! Вот так просто взял и бросил трубку! Зарезал меня без ножа и бросил трубку! Чтоб я еще хоть раз в жизни обмолвилась словом с этим гнусным мужелюбом! Никогда!
Мод: Будь благоразумна, Анна-Мари. Как может этот бедолага прийти на ужин с температурой сто и две десятых?
Анна-Мари: Рассудительной! Семь часов. Тринадцать человек за столом. И ты предлагаешь мне быть благоразумной!
Мод: Может, пригласить еще кого-нибудь?
Анна-Мари: Кого?! Разве что тебя… Мод, дорогая, ты просто обязана сделать это ради меня. Правда, ты будешь без пары, но это не страшно.
Мод: Честное слово, я не могу. У меня даже нет вечернего платья. И вообще я должна ехать в Рим.
Анна-Мари: Ну Мод, ты можешь поехать в Рим завтра. И не волнуйся о платье. Я одолжу тебе один из своих лучших нарядов. Дивное платье. Я одевала его всего два раза. Ради всего святого, Мод, я совсем потеряла голову. Жуткое положение! Я просто с ума схожу.
Мод: Почему бы тебе не позвонить Мэриетт? Наверняка у нее кто-то есть под рукой на подобного рода случай.
Анна-Мари: Так ты не придешь? Если бы ты согласилась, я молилась бы за тебя до конца моих дней.
Мод (качает головой): Это исключено.
Анна-Мари: А может, ты просто не хочешь прийти?
Мод: Честно говоря, не хочу. Начать с того, что с Перрингтонами я не общалась более трех лет. Я терпеть не могу Ирму Бидмайер. И я думаю, что в жизни не встречала более пошлого и похотливого зануду, чем этот твой принц.
Анна-Мари (вне себя): Мод!
Мод: Но оставляя все это в стороне, я обещала сыну, что заеду за ним в больницу и мы поужинаем в «Грейп д’Ор». Возможно, его туда не пустят, если он будет выглядеть так, как сегодня утром, но все равно в следующий раз мы с ним не скоро увидимся. А правда, почему бы тебе не позвонить Мэриетт?
Анна-Мари (идет к телефону): Это отвратительно! Просто отвратительно!
Мод: Не расстраивайся так, Анна-Мари. Уверена, ради бесплатного ужина принц предстанет во всей своей бесподобной допотопности.
Анна-Мари: Не понимаю, Мод, как ты можешь так спокойно говорить такие ужасные вещи.
Мод: Мы говорим об одном и том же человеке, только с разных позиций, не так ли? А разница лишь в том, что я его знаю, а ты нет.
Анна-Мари (в трубку): Оператор?.. Donnez moi… (Снова смотрит в телефонный справочник) Donnez moi — vingt-trois — trente-six — vingt-deux, sil vous plait… (к Мод ) Если этот Бобо Ларкин хоть раз еще попадется мне на глаза, он пожалеет, что родился.
Мод: Я думаю, он уже жалеет, учитывая, что у него температура сто и два.
Анна-Мари (в трубку): Allo, Allo… Ici Mrs. Conclin, je voux parler avec la comptesse s’il vous plait… Что? (Несколько секунд слушает) Это другой оператор. Я не понимаю ни слова, что он говорит.
Мод: Дай мне. (Берет трубку) Allo… C’est de la part de Madam Conklin, est ce que Madam la comptess est la… Elle est sortie?.. (Слушает) Merci beaucoup. (Вешает трубку) Она ушла десять минут назад на прием с коктейлями и вернется только к ужину.
Анна-Мари: Я точно сойду с ума.
Мод: Это некая мадам де Васанж. Наверняка, ее телефон есть в справочнике.
Принимается листать телефонную книжку. В это время входит Вернер.
Вернер: Что тут у нас творится?
Анна-Мари: Случилось нечто ужасное.
Мод: У Бобо Ларкина температура сто и два.
Вернер: Стоп, стоп. Кто, черт возьми, такой этот Бобо Ларкин?
Анна-Мари (с мученическим терпением): Не важно, кто такой Бобо Ларкин. Важно, где он находится в данный момент. А находится он в постели с лихорадкой, а это значит, что он не сможет прийти на ужин и не будет играть на рояле после ужина.
Вернер: Бедняга. Не иначе как подхватил какой-нибудь вирус.
Анна-Мари: Меня не волнует, вирус это или бубонная чума. Меня волнует, что теперь за столом нас будет тринадцать.
Вернер: Ну и ну! Похоже, у нас большие неприятности? (Смеется)
Анна-Мари: В этом нет ничего смешного, Вернер. Вечер погублен.
Вернер: Прости, дорогая, но по-моему все как раз наоборот. (К Мод ) Почему бы вам, принцесса, не побренчать по клавишам вместо этого Бобо?
Мод: Даже ради вас, Вернер, я не могу этого сделать. Во-первых, я не умею играть на рояле. (К Анне-Мари) Вот ее номер. Хочешь, я позвоню и попробую связаться с Мэриетт?
Анна-Мари: Слишком поздно. К тому же, я не могу допустить, чтобы она привела кого попало на встречу с членом королевской семьи. Остается одно. Вернер, тебе придется ужинать здесь.
Вернер: М-м?
Мод: Это может показаться немного странным.
Анна-Мари: А что делать? Мы скажем, что ты приболел или что-то в этом роде.
Вернер: Можешь сказать, у меня температура сто и три.
Анна-Мари: Можно сказать, что ты ждешь важного делового звонка из Нью-Йорка.
Мод: Нет, Анна-Мари, это не годится. Высокая температура звучит более убедительно. Его сиятельство вряд ли сочтет деловой звонок достойным поводом отказаться от наслаждения его обществом.
Вернер: Почему бы не сказать, что у меня скоротечная грыжа?
Анна-Мари (выходит из себя): Тебе все это кажется очень смешным, не так ли Вернер? И тебе тоже, Мод? Ну что ж, к великому сожалению я не могу оценить всю тонкость вашего юмора. Мариетт сделала все от нее зависящее, чтобы этот ужин прошел успешно. Мы перезванивались по несколько раз в день. Всю организацию она взяла на себя. И все это ради меня. Так вот — ради нее я в лепешку расшибусь, но не допущу, чтобы ее усилия оказались напрасными. И еще я не могу не сказать, что ты очень разочаровала меня, Мод. Я не могу больше делать вид, что это не так. Подвести меня в такой момент — это жестоко, Мод. Я попала в беду, а ты отказалась протянуть мне руку помощи. Ты запросто могла прийти на ужин. Стоило только захотеть.
Мод: Разве я не объяснила тебе, что не приду именно потому, что не хочу? И мне кажется, я достаточно ясно изложила причины моего нежелания.
Анна-Мари: Да-да, я помню. Ты оскорбляла моих гостей, называла принца пошляком. С твоей стороны это было не очень учтиво.
Вернер: Дорогая, не будем ссориться.
Анна-Мари (не обращая на него внимания): Я очень обижена на тебя, Мод. У меня просто нет слов. Ты подвела меня. А я думала, мы с тобой друзья.
Мод: Почему ты так думала?
Вернер: Вот тебе раз!
Мод (безжалостно): Мы виделись мельком пару раз. Один раз вы отужинали у меня. Ты считаешь, этого достаточно, чтобы между нами возникла вечная привязанность?
Анна-Мари (величественно): Моя дружба — не разменная монета, Мод. И я удостаиваю ею только тех, на кого могу положиться, на тех, кто придет мне на помощь в трудную минуту. Собственно, друзья и существуют ради того, чтобы поддерживать друг друга. Вопрос лишь в том — давать или брать. Впрочем, я не желаю дальше обсуждать эту тему. Мне жаль, что между нами случилось это маленькое недоразумение, и я надеюсь, что когда наши пути пересекутся в следующий раз, тучи рассеются, и все будет прощено и забыто. С вашего позволения, я должна переодеться и привести в порядок волосы. Вернер, ужин тебе подадут сюда — позвони консьержке и сделай заказ на любое удобное для тебя время. И еще я была бы тебе очень благодарна, если бы ты позвонил мэтр д’отелю и сказал, что я скоро спущусь и самолично переложу гостевые карточки на столе.
Холодно кланяется Мод и уходит в спальню.
Мод (после паузы): Вот ведь какие дела…
Вернер: Она мила и совершенно безумна.
Мод: Мне очень жаль. Боюсь, отчасти это моя вина. Я была с ней жестока.
Вернер: Не стоит переживать. Анна-Мари крепкая — она способна выдержать и не такое.
Мод: Не сомневаюсь. Но я не люблю поступать с людьми жестоко. Просто ни с того, ни с сего я страшно на нее разозлилась.
Вернер: Выпейте чего-нибудь.
Мод: Нет, спасибо. Мне действительно пора.
Вернер: Совсем чуть-чуть.
Мод (смотрит на часы): Разве что чуть-чуть. Мне пора ехать.
Вернер (идет к столу с напитками): Вот это другой разговор!
Мод (садится): Господи, что за идиотский фарс!
Вернер: Выкиньте все это из головы, принцесса. Дело не стоит выеденного яйца. Всякий раз как что-то происходит вопреки ее воле, Анна-Мари начинает сходить с ума.
Мод: Да, это так.
Вернер: Я просто перестал обращать внимание.
Мод: Вы огорчены, что не будете на ужине, который сами же оплатили?
Вернер: У меня просто сердце разрывается от горя.
Мод (с улыбкой): Я так и подумала. (Поднимает бокал) Ну что ж, за нашу следующую встречу, когда тучи развеются, и все будет прощено и забыто.
Вернер (поднимает свой бокал): За нашу следующую встречу, даже если ничего не простится и не забудется.
Мод: Спасибо, Вернер. Я это запомню.
Вернер: А знаете что?
Мод: Что?
Вернер: Тот вечер, когда мы ужинали у вас, был лучшим за всю нашу поездку.
Мод: Это потому что я была с вами «очаровательно любезна»? Сегодня Анна-Мари именно так выразилась.
Вернер: Даже Анна-Мари иногда умеет правильно подмечать вещи. Да, вы были «очаровательно любезны».
Мод: И мне это удалось?
Вернер: Принцесса, мне казалось, что вы волшебница.
Мод: Можно задать вам один очень личный вопрос. Может быть, даже нескромный.
Вернер: Валяйте.
Мод: Вы ведь в самом деле невероятно богаты?
Вернер: Это и есть ваш вопрос? Ответ положительный.
Мод: Нет, это еще не вопрос. Вопрос более сложный. И я задаю его только потому, что вы мне нравитесь. Потому что вы мне интересны.
Пауза
Вернер (пьет из бокала, поглядывая на нее): Итак?
Мод: Почему, имея возможность делать все, что вам заблагорассудится, вы постоянно вынуждены делать то, чего вам совсем не хочется?
Вернер: Вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов.
Мод: Уверена, время от времени вы сами его себе задаете: «А не игрушка ли я в чьих-то руках?»
Вернер (опустив глаза): Возможно, принцесса, возможно.
Мод: И у вас есть ответ на шестьдесят четыре тысячи долларов?
Вернер (не поднимая глаз): Нет, принцесса. Да и подобных вопросов я себе не задаю.
Мод: Милый мой ковбой. К сожалению я так и думала.
Вернер: Ковбой? Почему ковбой?
Мод: Моя маленькая фантазия. Анне-Мари это тоже показалось странным. Я сказала ей, что вам нужна лошадь.
Вернер: Лошадь?! Да вы спятили! На что мне лошадь?
Мод (со смехом): Чтобы вскочить на нее и пуститься в галоп. Если не получится с лошадью, попробуйте оседлать дельфина. Все лучше, чем ничего. У греков есть миф о мальчике, который великолепно плавал верхом на дельфине. Он мчался на нем по голубым волнам Эгейского моря, и ему не надо было ходить на приемы или встречаться с важными особами. А когда мальчик отдыхал на скале или на узком пляже с белым песком, дельфин нырял глубоко-глубоко и приносил ему золотую рыбку. Кто-то должен поймать для вас золотую рыбку, Вернер. Давно пора. Она ничего не будет стоить на фондовом рынке, но она озарит ваш печальный мир светом.
Вернер (потрясен): Чтоб меня черти съели!
Мод (решительно встает): Мне пора. Я обещала сыну, что заеду за ним в больницу в половине восьмого.
Вернер (искренне): Не уходите, принцесса. Побудьте еще немного.
Мод: Не могу. Правда, не могу. Но мы еще увидимся. (Неожиданно целует его в щеку) До встречи, ковбой. Не забывайте меня слишком быстро…
При меркнущем свете на сцене Мод быстро уходит.