Настроение у Николаса Оулда было скверное. Его вымотала непрекращающаяся головная боль — бронзовый светильник пробил ему череп, и рану ему зашивали.

— Вам повезло, что у вас такие густые волосы, мистер Оулд, — успокоил его врач. — Иначе бы у вас было повреждение посерьезнее.

Да еще перелом плеча, из-за которого он ходил перевязанный и был похож на курицу для жарки. Не говоря уж о том, что больничная кровать оказалась на редкость неудобной, кормили и поили его совсем не тем, чем бы он хотел, непрерывно мерили температуру и давление и светили ему в глаза какими-то фонариками.

Николас, здоровье у которого было всегда отличное, попав в больницу, сразу затосковал. Хотел он только одного — чтобы его оставили в покое и дали возможность спокойно все обдумать, ведь кто-то злонамеренно собирался взорвать его.

Жизнь Николаса Оулда складывалась легко и благополучно — отец его был послом, в семье Николас был единственным ребенком, мать его обожала, учился он в Итоне и Оксфорде, а потом в Гарварде, так что к подобным превратностям судьбы он подготовлен не был и поначалу даже не мог поверить, что такое случилось именно с ним. А потом пришел в ярость. «Бентли» обошелся ему недешево, он ждал его два года, а теперь какие-то негодяи превратили «Бентли» в груду обломков. Причем неизвестно, какие именно негодяи. Он вел дела во многих странах, банкир всегда работает с деньгами. Если одной стране не понравилось, как он ведет дела с другой, — значит, дело плохо. Он сотрудничал с израильтянами, сотрудничал и с арабами, с Ольстером и с ирландскими националистами, а о южноамериканских странах, в том числе о тех, где власть была в руках у наркобаронов, и говорить нечего, хотя он отказался вежливо, но решительно помогать им отмывать их грязные миллиарды, несмотря на то, что это могло принести ему немалый доход. За последние шестнадцать лет он узнал про бизнес достаточно и отлично понимал, что есть и такие организации, которые не остановятся ни перед чем. Убийство для них — это просто слово, одно из множества других, и слово это они могут написать на любом языке. Тревожило Николаса на самом деле только лишь то, что он не знал, кто именно пытался его уничтожить. У Николаса были и другие причины для беспокойства, но события последнего времени отодвинули его прежние волнения на задний план.

Наверняка он знал только одно — что каким-то образом он перешел кому-то дорожку и ему было выказано неудовольствие. «Их неудовольствие! — мрачно подумал он. — А как насчет моего? Если они хотели заставить меня переменить манеру поведения, то старались напрасно». Он совершенно не переносил насилия и принуждения. Уже много лет он не позволял кому бы то ни было собой манипулировать. И все же, как только он пришел в себя, он стал размышлять о случившемся. Тем более что все равно делать больше было нечего. Читать он не мог — сразу уставали глаза и раскалывалась голова, по телевизору смотрел только новости и был весьма доволен тем, что сочиненная им история принята, во всяком случае, прессой. А кроме того, он никак не мог найти себе места. Такого с ним не было уже много лет. И, только разобравшись как следует в своих мыслях и чувствах, он понял, что все это происходит из-за того, что ему кажется, будто он утратил контроль над своей собственной жизнью.

Им не удалось отнять ее, потому что бомба взорвалась не вовремя, но они не успокоятся и наверняка повторят свою попытку.

Он не получал никакого предупреждения, скорее всего его не будет и в следующий раз. То есть под угрозой оказалась его бесценная свобода. Отныне ему придется быть осторожным во всем — куда пойти, чем, с кем и как заниматься. Уже нельзя будет жить как придется, и все потому, что некая безымянная и безликая группа людей собирается его убить. И они пострашнее тех хулиганов, которые попадались ему в Итоне.

Теперь времена другие, да и он сам уже не тринадцатилетний мальчишка: не так давно он отметил свой тридцать девятый день рождения, и во всех проведенных — и закончившихся его победой — боях он знал, с кем сражается. А сейчас впервые он мучился бессилием, и бороться надо было с легионом невидимок. Мысль о том, что отныне он будет под чьим-то наблюдением, что кто-то будет следить за каждым его шагом, приводила его в ужас. Годы понадобились ему, чтобы избавиться от бдительной заботы матери. Правда, сороковой день рождения тоже хотелось бы отметить…

Перспектива малоприятная. Обложили со всех сторон.

Придется идти на компромисс.

Компромиссов он не любил. Есть в них привкус поражения, а к поражениям он не привык.

В сотый раз он прокручивал в мозгу все случившееся, когда дверь в его палату распахнулась и кто-то воскликнул:

— Ник! Как такое могло случиться? Неужели кто-то хотел тебя взорвать? Por Dios! Hijo mio! Боже мой, сынок! — Увидев сына, бледного, с забинтованной головой и с рукой в шине, Рейна Оулд кинулась к нему, распахнув объятия, но он предостерегающе поднял руку.

— Мама!

И Рейна тут же перестала причитать.

— Не обращай внимания на мой вид, если что меня и мучает, так это не головные боли. Нет, умирать я не собираюсь. Не надо вызывать специалистов со всего мира. И нужно мне только, чтобы все меня оставили в покое.

— Слава Богу, теперь я вижу, что ты — это ты. Но ты мне все-таки расскажи, почему terroristas, эти террористы проклятые за тобой охотятся? Ведь ты же помнишь, это они взорвали моего деверя несколько лет назад.

— Взорвали, но в Испании, и он был членом правительства, мишень слишком заметная. А мы в Англии. У меня семейное дело, банк, и политических амбиций у меня нет.

— И все же это предупреждение. Разве я тебе не говорила, что колумбийцы — народ опасный? Я испанка, испанцы пришли в Южную Америку как колонизаторы. У меня там родственники. Твоя сестра — моя дочь — живет в Мехико. Я тебя предупреждала…

— Да, мама, предупреждала. Много раз, — устало прервал ее сын.

Рейна Мария де лос Анжелес де Мора и Кастеллон Оулд неодобрительно прищелкнула языком и, швырнув свои соболя на стул, наклонилась и обняла сына, обдав его ароматом духов.

Это была миниатюрная женщина ростом не более пяти футов, пухленькая, как откормленный голубь, и одетая в скрывающее фигуру свободное шерстяное платье цвета увядшей розы, идеально подходившее и к ее ухоженному лицу, и к шелковистым волосам, по-прежнему, благодаря искусству парикмахера, иссиня-черным. На ней были жемчуга — и на шее, и в ушах, помада в тон лаку на ногтях и цветам на ее изысканной шляпке.

— Когда они мне позвонили… Por Dios, que susto! Господи, какой ужас! Но Алехандро позаботился о билете, и через час я уже была в пути.

— Тебе не надо было уезжать из Мадрида, — сказал Николас строго. — Я же велел передать тебе, что я вне опасности.

— Вне опасности! Они взорвали твою машину, рассчитывая, что с ней взорвут и тебя, а ты считаешь, что ты вне опасности!

— Но меня ведь в машине не было!

— К счастью, нет! А что ты вообще делал на Честер-сквер? Я считала, что тот эпизод закончился.

— Сибелла Лэнон — солидный клиент нашего банка, — ответил Николас невозмутимо. — Мы ужинали вместе, а потом обсуждали ее финансовые дела.

Его мать улыбнулась и пожала плечами.

— Ну что ж, раз ты так говоришь… — сказала она сдержанно.

Николас Оулд пристально посмотрел на мать.

— Si. Именно так и говорю, — подтвердил он. — И ты так говори, когда тебя будут спрашивать. Понятно?

Ее глаза-вишенки глядели совершенно невинно.

— Естественно, сынок. Мне отлично известно, что Эдвард Лэнон — человек не самый приятный. Даже не знаю, кто хуже, он или terroristas. Но если ты будешь упорствовать и продолжать ухаживать за его хорошенькой женой… — Рейна Оулд покачала своей безукоризненно причесанной головкой. — Скоро ты встретишь какую-нибудь незамужнюю женщину, и тебе захочется чего-то большего, чем просто интрижки. Я — испанка и в таких вещах разбираюсь. Ты пропахал много акров пустошей, Нико. Пора сеять. Неужели тебе наплевать на мои чувства? Ты же знаешь, что я мечтаю перед смертью прижать к груди твоих деток.

— У тебя уже есть двое Елениных, — напомнил ей Николас. — А скоро появится и третий. Семья плодится и без моего участия.

— Елена далеко. А ты — Оулд, ты унаследовал фамилию своего отца, и семье этой двести пятьдесят лет. Что будет с банком, если ты останешься без наследника? Ты же прекрасно знаешь, что банком может управлять только кто-то из семьи. У твоего отца было двое братьев, но судьба распорядилась так, что унаследовал дело ты. Теперь твоя очередь позаботиться о том, чтобы передать все своему сыну. Если бы мой последний ребенок родился… Доктора говорили, что это был мальчик… — Трагический вздох. — Господь не дал.

Николас слышал эту печальную историю бесчисленное количество раз. И тут дверь снова распахнулась и в палату вошел коренастый человек в темном костюме и шоферской фуражке. В руках у него была огромная корзина цветов.

— Добрый день, — сказал он, войдя, и обратился к больному, спросив его, как старого знакомого: — Como estas? Как ты?

— Неплохо, Мариано, спасибо. — Взглянув на цветы, Николас понял, что мать опустошила весь цветочный магазин «Мойзес Стивенс».

Рейна искала что-то в корзинке.

— Где шампанское? — спросила она.

— Здесь. — И Мариано показал ей бутылки, спрятанные под цветами.

— Ради Бога, мама! Шампанского мне никак нельзя! — запротестовал Николас.

— Оно не для тебя, а для врачей и сиделок, которые спасли твою жизнь.

— Я же говорил тебе, что опасности для жизни не было!

— Ах… — мрачно вздохнула мать. — Они всегда так говорят. Мариано, пойди принеси вазы с водой.

— Да, сеньора.

Когда он вышел, Рейна Оулд придвинула стул поближе к кровати и наклонилась к сыну.

— А теперь расскажи мне, что все-таки произошло, — велела она.

— Я лишился новенькой машины, — мрачно ответил ей сын. — А потом мне на голову свалился бронзовый светильник.

— Ну купи еще одну машину! Это не беда! Кажется, у тебя еще три автомобиля. Меня интересуешь ты и еще — твоя несчастная голова. — Она снова сокрушенно прищелкнула языком. — Бедняжка! Сибеллу тоже жалко, но она, кажется, не пострадала?

― Пострадал только дом. Боюсь, там предстоит серьезный ремонт, но я об этом позабочусь.

— Надеюсь, ты понимаешь, что им отлично известно, где ты бываешь. Por Dios, Нико! — Рейна Оулд перекрестилась. — А если бы машина взорвалась вместе с тобой? Madre mia!

— Полиция обязательно сообщит мне, что именно произошло, и мне объяснят, как обезопасить себя. Они хотят, чтобы я дал показания.

— Естественно! Они обязаны выяснить, чьих рук это дело. — Она протянула руку и потрепала сына по голове. — Обещай, что ты будешь осторожен.

— Мама, я не могу и не хочу жить в клетке! И не потерплю, чтобы мне указывали, как вести дела и вообще как жить! Ты прекрасно знаешь, что я на такое не пойду!

— Да… да… конечно, — успокаивала его мать. — Но тебе все-таки нужно поговорить с полицией, и прислушайся, пожалуйста, к их советам. Они в таких делах разбираются.

Николас ничего не сказал, но Рейна, глядя на его застывшее лицо, вздохнула. Упрямый, как все де Мора.

— Тебя здесь долго продержат? — сменила она тему. — Врачи здесь хорошие? Может, стоит позвонить сэру Уильяму Орпингтону? Он специалист по мозговым травмам…

— У меня не мозговая травма, а черепная, — ответил он, с трудом сдерживаясь. — Скорее всего меня выпишут к концу недели. Ради Бога, мама, не суетись!

Она с облегчением услышала в его голосе знакомые раздражительные нотки.

— А, вот и вазы! Мариано, поставь их, пожалуйста, сюда, у кровати.

И она стала расставлять цветы, в чем была мастерицей, весело болтая о всяких пустяках. Николас слушал ее с улыбкой, несколько раз даже засмеялся, и лицо его постепенно светлело.

Каждая ваза, живописная, как ренуаровский натюрморт, заняла свое место, и тогда он протянул ей руку.

— Извини, мама, но у меня действительно побаливает голова.

— Бедняжечка! — И она чмокнула его в лоб. — Отдыхай. Слава Богу, я удостоверилась, что ты вне опасности. Но с врачами я все-таки переговорю. Как, кстати, их зовут?

В отделе с самого утра все так суетились, что Тесса сразу догадалась — что-то произошло. Ее тут же вызвали на совещание к начальству, где она узнала про бомбу, которая взорвалась на Честер-сквер в час ночи. Из-за Харри Тесса утром задержалась и не успела прослушать новости на «Радио-4», но сделала вид, что уже в курсе.

Расследование поручили ей, и Тессе надо было прежде всего взять показания у человека, чью машину разнесло в клочья. Все указывало на то, что это дело рук террористов, но ни одна из групп пока не сделала заявления. Серьезно пострадал только один человек. Сидевшему за рулем, а это был не владелец машины, оторвало обе ноги. Бомба была подложена так, что взорвалась, как только кто-то сел на водительское место.

— Он в реанимации в Чаринг-Кросс, вряд ли выживет. Похоже на кражу на заказ — это был новенький шикарный «Бентли Турбо-Р». Владелец машины в Веллингтонской больнице, у него незначительные травмы — от взрывной волны. Самое необычное то, что предполагаемая жертва — человек, далекий от политики, банкир, владелец солидного банка «Оулд и сыновья». Нам нужно узнать, кому и зачем понадобилось его взрывать, так что постарайтесь вытянуть из него побольше… У вас это отлично получается, Тесса. Этот Николас Оулд человек непростой и закрытый… Но вас-то учить не надо. Вы знаете, как вести себя с подобными людьми.

Николасу удалось убедить врачей, что он поправится быстрее, если ему разрешат вставать, и постельный режим был снят. Умение убеждать, неотразимое обаяние, да к тому же влиятельное имя всегда помогали ему добиться желаемого. В кровати надо спать или заниматься любовью, а думалось ему лучше, когда он ходил взад-вперед по комнате. И головная боль стала понемногу проходить, хотя она все-таки временами его мучила, раздражала, портила настроение.

Медсестра сказала, что его хочет видеть инспектор Сэнсом из полиции, и он бросил сквозь зубы:

— Наконец-то!

У него накопилось достаточно вопросов, на которые он хотел получить ответы. Но, увидев инспектора, он подумал то же самое, что думали все мужчины, глядя на Тессу Сэнсом: «Кукла Барби!» Длинные стройные ножки, золотистые волосы, правда, не длинные и пышные, а коротко стриженные, огромные голубые глаза. «Дотронься пальцем и сломаешь, — подумал он презрительно. — Наверное, она только бумажками занимается».

Тесса выдержала пристальный взгляд его холодных зеленых глаз и сразу же заметила, что доверия ее внешность не вызвала.

«Да, — подумала она невозмутимо, — у таких мужчин женщины ассоциируются только с вечерами в „Аннабель“, золотыми и платиновыми побрякушками из „Асприз“, примерками у Диора, ужинами в „Каннот“ и коктейлями в баре „Риволи“.

На Тессе был синий костюм из «Маркс энд Спенсер», туфли на низком каблуке, большая сумка через плечо, в руке — папка с бумагами. Она отлично понимала, что такого рода женщины его мало интересуют. Что, впрочем, не помешало ему сказать вежливо:

— Прошу вас, инспектор, присаживайтесь.

И сел он, только когда села она.

— Итак, что вам угодно? — спросил он, улыбнувшись. Его смуглое лицо словно засветилось, и она поняла, что перед таким мужчиной не устоит никакая женщина. Мало того, что он был высок и строен, в нем чувствовалась натура страстная и эмоциональная.

Тесса отлично знала такой тип мужчин. За одним из них она была замужем. И так же вежливо Тесса ответила:

— Мы хотим, чтобы вы, мистер Оулд, дали показания касательно взрыва, произошедшего ночью в воскресенье. Объектом взрыва была ваша машина, и нам надо знать, кто ее водил последние несколько дней, куда на ней ездили. Это поможет нам понять, каким образом в нее подложили бомбу.

Он ничего не сказал, давая понять своим видом, что это — ее игра и ход остается за ней.

— Получали ли вы какие-либо предупреждения? — Тесса решила не обращать внимания на его поведение. С такими людьми это лучший выход.

— Абсолютно никаких.

— У вас есть какие-либо предположения относительно того, чьих рук это дело?

Он пожал плечами.

— Я банкир и веду дела во многих странах, в том числе и в тех, где демократический строй не установлен. Можно предположить, что кого-то оскорбил, к примеру, мой отказ выдать заем.

Говорил он спокойно, но Тесса чувствовала, что он начинает злиться.

Но она все же задала тот вопрос, которого было не избежать.

— Кажется, в момент взрыва машина находилась не у вашего дома?

Вопрос был задан деловым тоном. Полиции нет дела до того, что он делал в час ночи в доме красотки из высшего общества, сплетни ее не касаются.

Но ему, видно, было не впервой оказываться в подобных ситуациях. Он был холоден, как семь восьмых айсберга, скрытых под водой.

— Совершенно верно, инспектор. Я был на Честер-сквер, ужинал со своей давнишней приятельницей и клиенткой нашего банка миссис Эдвард Лэнон. Мы пили кофе в библиотеке и обсуждали состояние ее дел. В этот момент и раздался взрыв, от которого пострадал фасад ее дома. Меня интересует только одно — почему взрыв произошел именно тогда? Я думал, что таким образом избавляются не только от машины, но и от водителя.

— В машине был водитель, — сообщила ему Тесса, которую не смутил блеск в его глазах.

— Кто же?

— Вор, который собирался ее угнать. Он сел за руль и включил зажигание, чем, по-видимому, и привел в действие взрывное устройство.

Он смотрел на нее невидящим взглядом. Тесса догадывалась о том, какие мысли мучили его, и, пока он приходил в себя, она стала записывать то, что он успел ей сообщить.

— Вы установили его личность? — спросил наконец Николас Оулд.

— Он профессиональный угонщик, хорошо известный полиции. Он угоняет машины на заказ, чаще всего — дорогие, вроде вашей. Он может взломать даже самое хитроумное охранное устройство. По-видимому, у него был дубликат ключа. Это не случайный воришка, и охотился он именно за вашей машиной.

Тонкие брови удивленно взлетели вверх.

— Значит, о бомбе он ничего не знал.

«Не знал, бедолага, — подумала Тесса, — и поэтому у него оторвало обе ноги». И она снова склонилась над бумагами, и вопросы возобновила не сразу.

— Вы сами приехали на Честер-сквер?

― Да.

— А где находилась машина до этого?

— В гараже моего дома на Итон-сквер.

— Гараж охраняется?

— Я живу в районе, который ваши коллеги называют зоной повышенного риска. — В голосе его явно слышались саркастические нотки.

— В котором часу вы приехали к миссис Лэнон? — Тесса была безукоризненно вежлива.

— По-моему, без четверти восемь.

— Кто-нибудь водил вашу машину в предыдущие сорок восемь часов?

— Только мой шофер. Каждый день он возит меня в мой офис в Сити. Так было и в пятницу. В субботу я не пользовался «Бентли» до вечера. Мне подвезли его к дому в семь сорок.

— Не могли бы вы сообщить нам имя и адрес вашего шофера? Возможно, нам придется с ним побеседовать.

Он сообщил ей имя и адрес шофера. Записав показания Оулда, Тесса протянула ему бумаги и ручку.

— Будьте добры, мистер Оулд, прочитайте, все ли правильно, и подпишите вот здесь.

Он, видно, как и Тесса, занимался на курсах быстрого чтения, потому что вся процедура заняла у него всего несколько секунд.

— Скажите, — спросил он, поставив свою размашистую подпись, — какие меры следует мне предпринять, чтобы оградить себя от подобных инцидентов?

— Это вне моей компетенции. На этот вопрос вам ответит Специальная служба.

— А вы не из Специальной службы?

— Нет, я из отдела по борьбе с терроризмом.

Он вновь удивленно вскинул брови, но Тесса не отвела глаз. За четырнадцать лет службы в столичной полиции она научилась выдерживать любой взгляд.

— Среди террористов встречаются и женщины, — объяснила она.

Его тонкие, красиво очерченные губы дрогнули, и он улыбнулся. Улыбка должна была сразить ее, но Тесса давно привыкла к великолепным мужчинам.

— Объяснение принято, — сказал он. — Прошу извинить мою невежливость. У меня чудовищная головная боль, возможно, это сказалось на моем поведении.

Она убрала листы с показаниями в папку, взяла сумку.

— Извините за беспокойство, мистер Оулд. Спасибо, что уделили мне время. Думаю, нам не придется больше вас беспокоить.

Когда она встала, поднялся и он и, проводив ее до двери, распахнул ее перед Тессой. На пороге стояла еще одна посетительница. Это была брюнетка потрясающей красоты, изысканно одетая, пахнущая какими-то головокружительными духами. Тесса успела подумать, что именно такие женщины и должны навещать Николаса Оулда.

— Ник! Как? Даже в больнице?

Она кокетливо рассмеялась, что не помешало ей оглядеть Тессу с головы до ног. Но, убедившись, что Тесса не может составить ей конкуренции, дама успокоилась.

«Ник? — подумала Тесса. — Нет, мадам, я не советовала бы вам называть такого мужчину уменьшительным именем».

— Как мило, что ты пришла, Сибелла, — спокойно ответил Николас Оулд. — Это инспектор Сэнсом из отдела по борьбе с терроризмом. Она брала у меня показания относительно того, что произошло в воскресенье.

— Да… ко мне тоже заходил полицейский. — Женщина взглянула на него из-под густых ресниц, и Тесса готова была поклясться, что взгляд этот был исполнен самого неприкрытого желания. У нее не осталось никаких сомнений относительно того, что происходило между этими двумя, когда взорвалась бомба. Сплетни, как всегда, оказались верны.

Она вышла из палаты, а женщина скользнула внутрь.

— Всего доброго, инспектор, — сказал Николас Оулд, демонстрируя наконец свои безукоризненные манеры, и закрыл за ней Дверь. Тесса не сомневалась в том, что в данный момент занимало его воображение.

Тесса шла по коридору к лифту и вдруг поймала себя на том, что чувствует себя так, как чувствовала себя много лет назад, когда ее старший брат Руперт возвращался из школы.

Но почему встреча с Николасом Оулдом пробудила в ней эти воспоминания? Может, потому, что Руперту, будь он жив, было бы сейчас тридцать восемь лет, столько же, сколько человеку, с которым она только что беседовала. Впрочем, больше у них не было ничего общего. Руперт был золотоволосым мальчиком-ангелочком, думала она, спускаясь в лифте вниз. Такой же привлекательный, как Николас Оулд… правда, для лиц обоего пола. Его вожделели как женщины, так и мужчины. Вряд ли мужчины испытывают к Николасу Оулду сексуальные чувства.

И все же чем больше она об этом размышляла, тем больше он напоминал ей Руперта. Наверное, потому, что оба просто излучали уверенность в себе, оба были убеждены в своем превосходстве над окружающими — за счет внешности, за счет своего положения, и обоим с самого рождения было известно, что никто и ни в чем не может им отказать.

Когда Тесса была маленькой, она боготворила брата, но в его присутствии всегда чувствовала себя обойденной и никому не нужной. Она была всего лишь хорошеньким ребенком, а Руперт был так красив, что от него буквально глаз нельзя было отвести.

Красота и стала для него погибелью, но Тесса после того, что случилось, нашла себя и выбрала профессию, о которой раньше и не помышляла. И, выбрав ее, встретила мужчину, который стал ее мужем.