Они осмотрели гостиницу вместе. Изнутри уже многое было выброшено, наиболее скверные детали интерьера убраны, в результате чего обнаружились чудесные пропорции здания, высокие потолки, элегантные намины, отделанные мрамором, роскошные окна. Все это Джулия учла в своих эскизах, которые леди Эстер проверила с микроскопом и калькулятором. Расходы были подсчитаны до цента.

Когда они добрались до верхнего этажа, где еще трудились рабочие, Брэд заметил огромную кровать belle epoque, на которой великосветские horizontales развлекали своих любовников, и прошептал:

– А здесь есть где повеселиться! – Он повернулся к Джулии с блестящими глазами. – А почему бы в самом деле и нет? Остановимся здесь. Ты будешь прямо на работе, да и мой офис рядом. Вот будет здорово!

«Здорово! Неужели он больше ни о чем не думает? – сердито подумала Джулия. – Я приехала сюда работать, причем чертовски напряженно». Сейчас, увидев все собственными глазами, она поняла, что ошиблась насчет шести месяцев, потребуется не меньше девяти или даже год. О чем только она думала? Но, видимо, пока леди Эстер ею крутила и вертела, да еще и Брэд от себя добавил, она плохо соображала. Это следует исправить, причем с самого начала.

– Да ладно, Джулия, – настаивал Брэд.

Какой же практичной она бывает иногда, причем всегда в неудачный момент. Ведь это Париж! Они всего несколько месяцев женаты. Самое время развлечься. Серьезные вещи – на потом. Ему казалось, что он смог изменить ее взгляд на «пустые надежды и путешествия на Луну». Разумеется, она справится, постарается, и работа будет выполнена. Но сейчас, глядя на нее, он знал, о чем она думает. Рукава засучены, в голове только работа и необходимость выдержать сроки.

– У тебя все получится, – добавил он.

«Надеюсь», – думала Джулия, вернее, подсчитывала. За всем придется самой наблюдать. Все должно быть, как надо. По сути, идеально. Не только она должна соответствовать высоким меркам своей свекрови, она должна доказать сама себе, что может. Ошибиться было нельзя.

– Ладно, – быстро согласилась она, – давай так и сделаем.

Дальше их дни пошли по раз заведенному порядку, что так нравилось Джулии. Они завтракали вместе, потом Брэд уходил в офис, думая уже только о делах, а Джулия спускалась на первый этаж, где в уголке устроила себе контору, и где уже работал декоратор.

Поль Шамбрен – швейцарец, сорока пяти лет от роду, был полон очарования и работал в гостиничном бизнесе уже двадцать лет. К тому же он говорил на многих языках. Леди Эстер удалось сманить его из «Джорджа V. Джулия считала его сокровищем. Спокойный, быстро соображающий, уверенный в себе. У них с Джулией сразу сложились хорошие отношения, и, поскольку он знал Париж как настоящий парижанин, в смысле информации ему цены не было: от лучших магазинов, торгующих шелком, до тех, где продавали всякие безделушки.

Каждый люкс (одноместных комнат там решили все же не делать) должен был иметь свой собственный интерьер, причем нигде название отеля не обозначалось, за исключением писчей бумаги высшего качества в папке с шелковой обложкой в тон стен люкса. Джулия обегала весь город в поисках того, что ей было нужно, а тем временем недовольство Брэда все росло и росло.

– Но я договорился провести день в Нейи, – жаловался он. Или: – Но я заказал столик «У Максима»!

А Джулия отказывалась, потому что это приходилось на то единственное время, когда она могла произвести нужную покупку.

– Прости меня, милый, но если я не поеду сегодня (или завтра), то я могу упустить эти стулья (или шезлонги, или портрет, или зеркала).

Он надувался и жаловался, что совсем за другим приехал в Париж. Во всяком случае, не для того, чтобы им пренебрегали.

– Ну а я приехала в Париж не для развлечений, – терпеливо объясняла ему Джулия. – У меня сроки, твоя мать непременно желает открыть отель в мае, хотя я уже ей говорила, что вряд ли это возможно. Иди один, дорогой. Тебе вовсе не стоит отказываться от удовольствий.

– И не жди, что я буду отказываться, – грубо огрызался он.

И все чаще и чаще он уходил один; приходил все позже и позже, зачастую заставая Джулию крепко спящей и все чаще протестующей:

– Не сейчас, милый. У меня был четырнадцатичасовой рабочий день, и мне в семь вставать…

Это продолжалось до тех пор, пока он не сорвался с постели и не прорычал:

– Может, мне с тобой заранее договариваться?

Джулия нашла его в гостиной в шезлонге, завернутого в одеяло и в большом гневе.

– Прости меня, милый. Постарайся понять, пожалуйста. День выдался тяжелый. Эти ужасные плотники установили панели не в той комнате, пришлось все переделывать. Я не хотела тебя обидеть, но я всегда срываюсь, если обеспокоена.

– О чем тебе беспокоиться?

– Ты же прекрасно знаешь! Мы отстаем от графика. Не сможем открыться в мае, а твоя мать на этом настаивает. Каждый раз, когда звонит, напоминает.

– Так скажи ей, что ничего не получится! Как ты ни умна, но чудеса творить не способна!

– Я пыталась, но она только смеется и говорит: «Ну что ты, Джулия, если кто и может, так это ты. Париж весной, помнишь? Ты ведь согласилась».

– Разве не так?

– Я тогда так думала. Ошиблась. Теперь я думаю иначе.

– Так скажи ей!

– Противоречить твоей маме? Я никогда не замечала, чтобы даже ты это делал!

– Тогда работай круглые сутки, черт возьми! И плевать я хотел! – Он поплотнее завернулся в одеяло и повернулся к ней спиной.

Джулия выбежала в спальню, как следует грохнув дверью. Все мужики – дети и эгоисты! Почему он думает только о себе? Пусть дуется, если хочет. Ей надо выспаться.

На следующее утро он с ней не разговаривал, но Джулия этого не замечала, уставившись в письмо от производителей специальной розово-серебристой краски, в котором сообщалось, что партия испорчена и должна быть сделана заново. О Господи, подумала она, протягивая руку к телефону. Когда она положила трубку, Брэда уже и след простыл.

Она отправилась днем вместе с Полем на лакокрасочную фабрику, а на обратном пути заехала на выставку фарфора. Поскольку Джулия обожала фарфор, она провела там пару приятных часов и, вернувшись, застала Брэда в дурном расположении духа.

– Где ты шлялась, черт побери?

– Я же тебе говорила… насчет путаницы с краской.

– Ты мне ничего не говорила! Единственно с кем ты разговариваешь, так это с этим гениальным швейцарским козлом!

– Слушай, не будь смешон.

– Это ты делаешь из себя посмешище, связалась с этим ублюдком!

Она обратила внимание, что он в смокинге и черном галстуке.

– Ты куда-нибудь собрался?

– И собрался! Тебя тоже приглашали, но ты уже явно не успеешь. Я, как всегда, буду вынужден извиняться! – добавил он, хлопнув дверью.

Господи, ужин у Флэмбардов, вспомнила Джулия. Брэд весь вечер будет говорить о делах, а ей придется сидеть и слушать женские разговоры о модах, скандалах и прочей ерунде. «Нет уж, спасибо, – подумала она. – Горячая ванна – и в постель».

Она с удовольствием нежилась в ванне, когда зазвонил телефон. Звонила свекровь. Голос возбужденный. Она слышала, сказала она, что маркиза де Монтрей продает двенадцать стульев Людовика Шестнадцатого, и ей удалось заключить сделку, которую Джулия должна довести до конца.

– Для холла – идеально, – возбужденно говорила леди Эстер. – Именно то, что ты искала, тот цвет, тот период, все то. Смотри, Джулия, не подведи меня. Она согласилась встретиться с тобой завтра вечером. К сожалению, у нее приглашение на ужин, так что она не сможет принять тебя раньше одиннадцати часов.

– Так поздно! – воскликнула Джулия.

– Ничего не поделаешь. Я хочу иметь эти стулья, поняла?

– Да.

– Возьми с собой Поля Шамбрена. Он хорошо разбирается в мебели. Я хочу быть уверенной, что она продает все в идеальном состоянии. Заставь его все как следует осмотреть.

– Хорошо, – послушно согласилась Джулия. Все во имя мира.

– А теперь расскажи мне, как идут дела?

После двадцати минут перекрестного допроса – «Господи, ну и счет будет за этот разговор!» – подумала Джулия – она наконец угомонилась и повесила трубку, напоследок еще раз предупредив о важности покупки стульев.

«Она жадная старая перечница, но если они в хорошем состоянии, то стоит заплатить. Ведь они когда-то принадлежали Марии Антуанетте!»

Когда вернулся Брэд, Джулия уже спала, а на следующее утро почему-то проснулась поздно, и он уже ушел. «О, черт», – подумала она. Ей хотелось попытаться помириться с ним.

Она рассказала Полю о предполагаемой поездке в Версаль, и он очень удивился.

– Те самые стулья?

– Ты о них знаешь?

– А кто не знает? Кажется, однажды Поль Гетти пытался их купить, но даже он с его миллионами не смог заплатить их цену. Разумеется, они бесценны.

– Ну, я понятия не имею, сколько свекровь заплатила, но ей тоже палец в рот не клади, так что мне очень любопытно на них взглянуть.

В тот вечер Брэд вернулся рано и застал Джулию энергично спорящей с мастером, который требовал прибавки за сверхурочные.

– Ты еще не закончила? – озлился он. – Давай, пошевеливайся, ты же знаешь, что сегодня прием в посольстве.

Джулия прижала руну к губам.

– О нет!

– Что еще?

Джулия рассказала ему о телефонном звонке, стульях и поздней поездке в Версаль.

– Тут что-то не так, – агрессивно заметил он. – Мама никогда не забудет о важном приеме. Ты что-то перепутала.

– Да нет же. Она все точно так сказала.

– Этого не может быть.

– Почему это всегда я что-то путаю? Могла же твоя мать забыть о приеме от радости по поводу стульев.

– Мама никогда не забывает ничего, связанного с делами.

– Да нет же, на этот раз забыла. Говорю же тебе, она настаивала.

– Это ты так говоришь!

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

Рабочие смотрели на них, открыв рты, Поль Шамбрен отошел на почтительное расстояние. Брэд вытащил ее в еще незаконченный холл.

– Я говорю, что что-то здесь является плодом чьего-то воображения.

– Иными словами, я вру. Я, но никогда – твоя драгоценная мамочка! – Гнев Джулии наконец вылился наружу. – Зачем мне придумывать всякие истории?

– А это уж ты мне скажи!

Джулия прошагала к ближайшему телефону и сунула ему трубку.

– Позвони ей, давай, звони! Пусть она повторит, что сказала мне.

Но леди Эстер не было ни в офисе, ни на Маунт Вернон-стрит, ни на ферме. Никто не знал, где она.

– Очень кстати! – Брэд бросил трубку. – Поскольку проверить мы не можем, о чем ты наверняка знала, ты можешь поступать как хочешь.

Глаза Джулии вспыхнули. Это уже чересчур!

– Брэд, я не хочу с тобой ругаться. У меня выдался длинный и тяжелый день, да он еще далеко и не закончился. Я так устала, что не могу больше спорить.

– Ты последнее время только и делаешь, что ссылаешься на усталость.

– По-видимому, ты не заметил, что я очень много работаю… но ведь ты видишь лишь то, что не нарушает твоей самоудовлетворенности.

На лице Брэда появилось странное выражение.

– Странное слово ты выбрала. Оговорка по Фрейду.

Джулия сначала побледнела, потом покраснела.

– Эта краска – признание вины? – Тон был угрожающим.

– За мной нет никакой вины!

– Не надо пудрить мне мозги! Я знаю, у тебя есть что-то с этим выскочкой-швейцарцем, с самого начала, как мы сюда приехали.

– Кто придумывает эти небылицы? Поль Шамбрен всегда добр ко мне и много помогает, вот и все. Неужели тебе твой здравый смысл, сколько там есть его у тебя, ни о чем не говорит? Подумай ради разнообразия! Да он бы за это поплатился работой! И, кроме того, мы в этом смысле друг другу не нравимся. Ты ведешь себя как последний дурак.

– Я вполне в курсе относительно твоего мнения о моих умственных способностях, – огрызнулся Брэд. – Но мне иногда приходится пользоваться мозгами, уж как тебе ни трудно в это поверить. Иначе я не смог бы выполнять свою работу в Париже. Ты не единственный человек со способностями в нашей семье.

– Если я такое и говорила, то не помню.

– Может, и не говорила, но, Бог ты мой, как часто подразумевала!

– Это неправда, это не так!

Какая-то отдельная, потрясенная часть Джулии поверить не могла, что все это происходит на самом деле. Они и раньше ссорились, в последнее время все чаще, но совсем не так. Тут уже шла открытая война.

– У тебя слишком разыгралось воображение, – сказала она, стараясь урезонить его.

– Воображение! Да ведь это ты рассказываешь всякие небылицы.

– Зачем, черт возьми, мне изобретать поездку в Версаль в десять часов вечера?

– Чтобы побыть с твоим любовником, вот зачем.

Раздался резкий звук пощечины.

– Ты что, рехнулся? Я не завожу себе любовников!

– Ты же завела меня.

– Я в тебя влюбилась.

– Вне сомнения, с первого взгляда.

– Нет, с первой ночи! – Джулия перевела дыхание, стараясь успокоиться. – Подумай сам, пожалуйста. Я провожу много времени с Полем, потому что мы работаем вместе, работаем, слышишь? Он мне во всем помогает, в том, в чем ты помочь не можешь.

– Себе он тоже помогает, вне сомнения!

Она тяжело дышала.

– Я же не учу тебя руководить своим офисом в Париже!

– Пока нет.

Джулия замерла, особенно пораженная этим последним выпадом. Когда она снова обрела голос, тон был совсем другой:

– Брэд, о чем это мы разговариваем? Ведь дело не только в этих стульях из Версаля, так?

– Разумеется, нет. Все это накапливалось неделями, с той поры как ты развелась со мной и вышла замуж за свою работу. – У Джулии перехватило дыхание. – Она забирает время, которое ты должна посвящать мне.

– Посвящать! – Джулия почти кричала. – Посвящать! С каких это пор ты стал моей религией? Я – твоя жена, вспомни, а не твоя мамочка! И от меня ты такого безропотного и слепого обожания не дождешься!

– Уж куда мне, если ты все отдаешь этому швейцарскому поганцу!

– Говорю в последний раз, Поль Шамбрен мне не любовник и никогда им не был!

– Врешь!

– А насчет того, что я посвящаю время работе, – упорно продолжала Джулия, – так ты этого никогда не поймешь и не согласишься принять! Или твоя мать ругала меня, называла дилетанткой?

– Тогда зачем ты так исхитрилась, что она поручила отель тебе?

Джулия просто задохнулась.

– Я – что?

– Да брось! Ты получила эту работу только благодаря твоей собственной изворотливости, и ты сама это знаешь! Я понимаю, тебе было скучно, меня – нашего брака – тебе было недостаточно. Ты жадная, Джулия. Ты хочешь все. Вот потому ты и строила планы и всячески хитрила. И ты обдурила меня, Бог свидетель, во многих отношениях. Ты совсем не такая, как я думал!

– Я ничего подобного не делала! Можно подумать, ты не врал мне с самого начала, скрывая, что твоя мать держит тебя в чем-то вроде эмоциональной клетки, за решетками и запорами! Я около нее дышать боялась с первого дня в Бостоне, и все ради тебя. Я и на работу эту согласилась, чтобы угодить тебе! Все, что я делала, от начала до конца, было направлено к одной цели – угодить тебе. И не надо превращать меня в злодейку.

– А ты не смей обвинять ни в чем мою мать! – Его голос, его лицо были такими ужасными, что она сделала шаг назад.

– Да будь я проклята, если разрешу тебе взвалить всю вину на меня! – бросила она ему.

Ей показалось, что Брэд смотрит на нее с ненавистью.

– Так ты идешь со мной на прием в посольство или нет?

– Ты что, оглох? – прошипела Джулия сквозь стиснутые зубы. – Твоя мать хочет эти стулья. И приказала мне их забрать. Теперь понял?

– Даже очень хорошо! – Он резко повернулся и направился к лифтам.

Джулия медленно подошла к ближайшей кипе ковров и плюхнулась на нее. Руки-ноги у нее дрожали, в животе крутило. Она ненавидела ссоры, а эта возникла так внезапно, сметая все на своем пути. Что такое случилось с Брэдом? Поль Шамбрен? Смех да и только! Ему и надо было только остановиться и полминуты подумать. Если бы он это сделал, то понял бы, что интерьер нельзя создать по выходным или в редкие свободные дни. Он и представления не имеет, сколько мельчайших, но важных деталей здесь нужно учесть. И вообще масштаб всех работ.

Она снова разозлилась, встала и двинулась к лифтам. Надо с этим всем разобраться раз и навсегда.

По дороге из спальни в ванную комнату образовалась дорожка из сброшенной им одежды. Джулия слышала шум воды. Но когда она дернула дверь, то оказалось, что та заперта. Она громко постучала.

– Брэд! Открой дверь! Слышишь? Немедленно открой дверь! Перестань вести себя, как испорченный мальчишка. Все это глупо и беспричинно. Пусти меня, давай поговорим спокойно. Мы же должны договориться.

Молчание.

– Брэд! – Она безуспешно колотила кулаками по двери. – Пожалуйста, выслушай меня. Ты все неверно понимаешь, поверь мне. Клянусь, между мною и Полем ничего нет. И мне действительно надо ехать в Версаль за этими стульями. – Снова молчание. – А, иди ты к черту! – Злость, испуг и обида привели к последней вспышке ярости. – Дуйся, как испорченный мальчишка, у которого отняли леденец! Иди и поплачься своей маме в жилетку! Вы мне оба надоели, и ты, и она!

Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью, быстро промчалась по коридору и выбежала на балкон. Там она оперлась руками о перила, ее всю трясло. Когда дрожь унялась, она прислонилась к стене и закрыла глаза. Здесь что-то не так. Что-то не сходится. Как могла леди Эстер забыть о таком важном событии, как прием в посольстве, где собираются сливки французского истеблишмента? Или ее радость по поводу покупки стульев вытеснила все остальное? На нее не похоже. Обычно она способна думать о дюжине вещей одновременно. И куда она запропастилась? Если бы ее разыскали, она сразу объяснила бы Брэду, что важнее. Для нее на первом месте работа, как и для Джулии. И с начальством не спорят. Именно потому, что ее свекровь была одновременно и ее боссом, Джулия намеревалась работать круглосуточно семь дней в неделю, выкладываться полностью, но закончить гостиницу в срок. Она понимала, что ошиблась, запросив полгода, но сдаваться не собиралась. Она знала, как относятся к неудачникам. Здесь вопрос не только в отеле, речь идет об их браке. Лишь сейчас она поняла, как отчаянно ей хотелось добиться искреннего одобрения леди Эстер, которого она пока не дождалась. Она всегда чувствовала сдержанность, некоторое сомнение, свое несоответствие высоким стандартам. И более того, она ощущала, что Брэду это одобрение еще нужнее, чем ей, он одержим желанием, чтобы она добилась успеха. Именно поэтому Джулия так усердно и работала, забыв обо всем остальном. Она должна сделать все, чтобы леди Эстер смогла открыть гостиницу в конце мая. И Брэд должен это понять.

Придя к твердому решению, она вернулась в спальню. Дверь в ванную комнату открыта, внутри полный беспорядок. Как обычно, убирать придется ей. Она с раздражением собрала разбросанную одежду, повесила мокрые полотенца сушиться, закрыла ящики и завернула пробки на бутылках и банках. Ей до смерти надоело убирать за ним, стараться угодить. «Да, дорогой», «Нет, дорогой». Она с силой хлопнула дверью. Но где-то в глубине ее сознания копошилась мыслишка, что она таки забросила его, что проводила куда больше времени с Полем, чем с ним, – неважно, по работе или нет. Совершенно очевидно, что Брэд не чувствует себя уверенно, а ее постоянная занятость только усугубляет это состояние. Она схватилась за голову. Ей казалось, ее рвут на части. С одной стороны – Брэд и его потребности, с другой – его мать и ее требование открыть гостиницу в мае. Эта ссора назревала давно, просто выплеснулось все сегодня. «Смотри Правде в глаза, Джулия», – сказала она своему отражению в зеркале. Пора спасаться.

Она быстро разделась и включила душ. Наденет свое самое новое платье – классического покроя из белого крепа от мадам Тре, получит стулья и сразу же поедет в посольство, чтобы успеть хотя бы к концу приема. Брэд поймет, что она хочет пойти ему навстречу, уступить по возможности. Она виновато припомнила те ночи, когда отталкивала его, действительно слишком уставшая за многочасовой день, а он, с его характером, счел, что она отвергает его и получает то, что ей нужно, в другом месте.

«О Господи, какая же ты дуреха! – набросилась она на себя. – Таким путем ты мужа счастливым не сделаешь. Секс для тебя – удовольствие, для Брэда он необходимость. Надо, девушка, быстренько подсуетиться, пока тебя не выбросили за ненадобностью; хуже того, Брэд может начать удовлетворять свои сексуальные аппетиты в другом месте, а зная его, ты понимаешь, что он пойдет на это, если дойдет до точки».

Поль о ссоре не упомянул. Как всегда вежлив, приветлив, он вел машину на предельной скорости, чтобы побыстрее добраться до дома маркизы, недалеко от парка. Ей было по меньшей мере восемьдесят, но красилась и завивалась она, как сорокалетняя. Ей хотелось поговорить, она также настаивала, чтобы они оба осмотрели каждый стул, пока она доставала кипу бумаг, подтверждающих их подлинность.

– Для моего старого друга Эстер Брэдфорд – все только самое лучшее, – высокопарно заявила она, немедленно начав нескончаемую историю, как они впервые встретились, перейдя потом к причине, заставившей ее продать стулья, и расспросам, где именно они будут стоять в гостинице, потому что, как она объяснила, ее очень волновал вопрос, хорошо ли с ними будут обращаться.

Джулия старалась не суетиться, не поглядывать ежеминутно на маленькие, украшенные купидонами часы, стоящие на каминной доске резного мрамора. Им удалось вырваться только после полуночи. Теперь уж Брэд ее явно не ждал.

– Ты не можешь как можно быстрее подвезти меня к посольству? – спросила она Поля.

– Конечно, мадам.

Но он ехал недостаточно быстро. Так случилось, что, когда они въезжали в ворота посольства, оттуда выкатилась машина. За рулем сидел Брэд, прижавшись к нему – красивая брюнетка. Все его внимание было обращено на нее. Джулия слишком хорошо знала, как он умел сосредоточиваться на женщине. Машина проехала. Но за эти секунды Джулия превратилась в камень.

Поль, тоже видевший машину, молча развернулся и погнал свой автомобиль назад в гостиницу. Когда глухая и немая Джулия вышла из машины, он просто пожал ей руну. Проводил ее до лифта и дождался, когда за ней закроются двери. Оставшись одна, Джулия дрожа прислонилась в стене.

Когда зазвонил телефон, она подняла лицо с мокрой подушки и с надеждой схватила трубку.

– Джулия?

Она села прямо, рукой вытирая слезы.

– Что ты мне можешь сказать? – резко спросила леди Эстер.

– Стулья завтра доставят в гостиницу, – ответила Джулия голосом, лишенным всякого выражения.

Последовала небольшая пауза, затем леди Эстер спросила нерешительно:

– С тобой все в порядке? У тебя странный голос.

Джулия закрыла трубку рукой и откашлялась.

– Простите, что-то в горле застряло…

На этот раз, немного помолчав, леди Эстер сказала:

– Надеюсь, что нет, дорогая… – Для леди Эстер, не имеющей чувства юмора, это было так необычно, что, несмотря на свои печали, Джулия едва не рассмеялась. – Но ты, похоже, расстроена, – неодобрительно продолжила леди Эстер.

– Со мной все в порядке, – солгала Джулия. – Просто устала. – Она взглянула на часы. Почти три часа ночи, девять утра в Бостоне. И Брэда все нет. Если он вообще собирается возвращаться. – День был очень сложный, – продолжила она, желая оправдаться. – У меня теперь все дни такие – много дел и мало времени.

– Джулия, пожалуйста, не приставай ко мне опять с этими разговорами о мае!

– Я и не собираюсь! Я лишь хочу, чтобы вы знали, что я стараюсь.

– Я ничего другого и не ждала.

– Мы откроемся вовремя, – бесшабашно пообещала Джулия. – Если даже нам придется работать круглосуточно.

– Я надеюсь, ты не считаешь, что в этом я виновата?

– Конечно, нет. Я…

– Я вовсе не приказывала тебе работать на износ.

– Если вы настаиваете на открытии в мае, альтернативы нет!

На этот раз молчание было таким долгим, что она затаила дыхание.

– Ты неверно меня поняла, Джулия. Я просто предлагала май, вот и все.

– Для меня это прозвучало не как предложение, а как приказ.

– Значит, ты меня неверно поняла.

– Я убеждена, что поняла вас правильно.

– А я уверена, что нет. Не спорь со мной, Джулия. Я очень аккуратна насчет дат. Не сваливай вину за свои трудности на меня.

– Я ни про какие трудности не говорила!

– Пожалуйста, сбавь тон, – холодно распорядилась она. – Я хорошо тебя слышу, нет никакой необходимости кричать.

– Я не кричу.

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

– Я ничего подобного не говорила! – Какого черта, она что, плохо слышит? Иногда при переговорах через Атлантику слышимость бывала такая, будто разговор шел под водой. – Вы меня нормально слышите? Линия чистая?

– Когда ты так рвешь и мечешь, все в округе прекрасно слышат.

– Я-не-кричу, – четко выговорила Джулия.

– Это просто смешно. Ты что, за дурочку меня принимаешь? Возьми себя в руки и говори четко. Не следует так выходить из себя.

– Я вовсе не выхожу из себя! – «Она наверняка меня не слышит», – подумала Джулия. – Мы с вами как в испорченный телефон играем.

– Ни во что я не играю! Это ты все что-то крутишь!

– Ничего я не кручу! – Но Джулия чувствовала, что начинает злиться. События вечера сильно на нее подействовали.

– Ты опять на меня кричишь! – обиделась леди Эстер.

– В последний раз говорю, я не злюсь и не кричу! – процедила Джулия сквозь сжатые зубы. – Вы меня, верно, плохо слышите.

– Ты что, хочешь сказать, что я не только дура, но и глухая?

– Да ничего я не хочу сказать! – Но про себя она подумала, а не глуха ли ее свекровь в самом деле.

– Я хочу поговорить с сыном, – последовало повелительное требование.

– Его нет.

– Нет? Тогда где же он?

– На приеме в посольстве, на том самом, о котором вы, по-видимому, забыли, когда приказывали отправиться за стульями.

– Ничего я не забыла! Не приписывай мне то, чего нет. Что это с тобой сегодня, Джулия? Ты чем-то расстроена.

– Мне показалось, что стулья для вас самое главное!

– Ты снова обвиняешь меня во лжи? – В голосе явно звучали изумление и обида. Внезапно Джулия услышала хрипы. – О, Джулия, что я такого сделала, что ты мне говоришь такие вещи…

– Какие вещи? О чем это вы?

– О, как жестоко, как жестоко! – Она услышала стон и внезапный всхлип.

– Мне кажется, вы меня плохо слышите. Может быть, перезвонить?

– Я считаю, что мы уже наговорились с избытком. Ты меня очень обидела, Джулия. Чтобы именно ты… – Снова хриплый вздох. – Чтобы именно ты так себя вела. Я от тебя этого не ожидала, Джулия.

– О, ради Бога! – Нервы Джулии не выдержали.

– Не богохульствуй! – Теперь уже слышались рыдания.

– Нет смысла продолжать этот разговор. – Джулия старалась четче произносить слова – Вы только расстраиваетесь, и я не хочу…

– Ты не хочешь!

«Просто смешно», – подумала Джулия, обеспокоенная странными сдавленными звуками, доносящимися с другого конца провода. Ее предупреждали все, от мала до велика, что следует избегать приступа астмы у леди Эстер любой ценой. Она понимала, что это орудие эмоционального шантажа, но ее пугали хрипы, напряженность в голосе и затрудненное дыхание. Только этого ей еще не хватало…

– Я позвоню вам завтра, – проговорила она все еще медленно и четко. – Слышимость будет лучше, и мы сможем поговорить разумно.

– Я и так разумна! Как ты смеешь говорить, что я сошла с ума?

«Бог мой, – подумала Джулия, по-настоящему испугавшись. – Она явно тронулась умом!» Страх заставил ее поспешно сказать:

– Я сейчас повешу трубку. Позвоню утром по вашему времени. – Она быстро положила трубку, чтобы не передумать, и долго сидела, в удивлении уставившись на телефон. Что такое, по ее мнению, я ей сказала? Уж явно не то, что я в самом деле говорила. Все выясню завтра, решила она. «Сейчас с ней говорить бесполезно. Ведь Брэда еще нет, и я ни о чем другом думать не могу».

Она все еще не спала, когда начало рассветать и распахнулась дверь спальни. Она резко села, открыла было рот, чтобы закричать, но тут увидела, что это Брэд. Такой Брэд, которого она не знала. Красный от ярости, он надвигался на нее, сжав кулаки.

– Стерва! – бросил он ей. – Лживая, мерзкая интриганка!

Джулия уставилась на него, потеряв дар речи.

– Ты чуть не убила мою мать, сука! Она в больнице с тяжелым сердечным приступом, и все в результате твоего поганого языка!

Его красивое лицо перекосилось от злости, в глазах цвета морской волны горел огонь, заставивший Джулию вжаться в спинку кровати.

– Что такого моя мать тебе сделала, что ты поливала ее грязью? Она тебя приняла, ведь так? Привечала, угождала? – Голос его дрожал от ярости и еще чего-то. Ужаса? Джулия никогда не видела его таким, она его не узнавала. – Я бы мог тебя убить за твой поганый язык, стерва! Видит Бог, я тебя убью…

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – наконец вырвалось у Джулии.

– Ты что, станешь отрицать, что говорила с мамой по телефону вечером?

– Конечно, нет. Но связь была плохая, она почти меня не слышала…

– Будь спокойна, она слышала достаточно! Каждое твое гадкое слово. А что случилось? Она помешала твоей любовной идиллии? Что он с тобой делал, твой изысканный швейцарский хахаль?

– Я спала одна!

– Черта с два!

– Это правда, и она плохо меня слышала. Все, что она говорила, было бессмысленно. Я думаю, плохая линия.

– Бог мой, какие только оправдания ты не придумаешь!

– Я говорю правду.

– Да ты и знать не знаешь, что такое правда!

– Я никогда тебе не врала.

– Еще как врала! Все, что я от тебя слышал, – вранье, как и ты сама. В тебе все поддельное. Одна в постели! Ты была с любовником, как и собиралась.

– Я ездила в Версаль за стульями. Если хочешь, спроси маркизу, она тебе скажет.

– Это каким же образом? Она в Монте-Карло.

Джулия смотрела на него, ничего не понимая.

– Но я видела ее… говорила с ней…

– Лжешь! Ее дом закрыт на зиму. Никаких стульев нет и в помине. Ты все выдумала.

– Но твоя мать звонила, дала мне четкие инструкции, куда идти и когда…

– Она звонила тебе, чтобы узнать, как прошел прием. Нет смысла врать дальше. Есть свидетель…

– Да нет, не тогда, раньше…

– Мама звонила тебе только один раз. Битси так говорит. Она, понимаешь ли, при этом присутствовала. Во время всего разговора. Она слышала каждое сказанное мамой слово, и о стульях никто даже не упоминал!

Джулия не сводила с него глаз и какое-то время не слышала ничего, кроме гула в ушах. Она видела, как шевелятся его губы, как искажены гневом его красивые черты; она также заметила, как будто со стороны, что на лице проступает явный ужас. Затем, с почти слышимым щелчком, все встало на свои места. Она поняла, что ее подставили. Хаотичный разговор вовсе не означал плохой связи, он был умышленным, ради свидетеля леди Эстер. Каждое сказанное ею слово, вырванное из контекста, было перевернуто и использовано, чтобы искусственно вызвать приступ астмы. Ведь всегда эти приступы вызываются эмоциональными расстройствами, так? Джулия с отвращением представила себе эту картину. Она может пойти так далеко? Заболеть нарочно? Джулии казалось, что она промерзла до костей. Все говорило о такой ненависти, какую она даже представить себе не могла.

– Что случилось? Почему ты так смотришь? – неожиданно ворвался в ее мысли голос Брэда.

– Она меня подставила, – прошептала Джулия. – Она, наверное, уже давно этим занималась, все это – отель, сроки, Поль, все вместе. – Джулия дрожала, ей казалось, что она смотрит фильм ужасов. – Это надо же, как она меня хорошо узнала, она поняла, что я не устою перед этой работой. И ведь именно она заронила в твою голову мысль о Поле, не так ли?

– Люди ей рассказали, что здесь происходит!

– Люди? – Джулия покачала головой. – Ах ты, дурачок, – воскликнула она с отчаянием. – Слепой, обманутый дурачок…

Он резко ударил ее по щеке.

– Да, я дурак во всем, что касается тебя! Ты мне врала, обманывала меня, но хватит! Моя мать меня предупреждала! Она говорила, что твоя внешность обманчива, и, Бог мой, как же она была права! А насчет того, что тебя подставили, – так это только доказывает, какой у тебя грязный умишко и как ты ее ненавидишь!

– Я ее ненавижу!

Джулия откинула голову и рассмеялась. И тогда он снова ударил ее. Джулия почувствовала, как зубы поранили губу. Лежа на спине, она не отрываясь смотрела в его горящие глаза.

– Нет, это она меня ненавидит! Салли Армбрустер меня предупреждала, что она не выносит соперниц, и Дрексель Адамс тоже говорил, что она меня достанет.

– Врешь! Мерзкая, лживая стерва! – Он еще раз ударил ее.

Из глаз посыпались искры, и в ушах загудело. На шелковые простыни капала кровь.

– Мать была права с самого начала. Она говорила, что у тебя лживый имидж, что ты слишком тщеславна для жены. Ты ведь хотела деньги Брэдфордов, хотела иметь доступ в общество, где могла бы получать заказы, ведь так? Ты ухватилась за этот отель обеими руками. Мама предупреждала, что так и будет. Я ей не поверил, но она была права, как обычно. В отношении тебя она была всегда права. А что касается Дрекселя Адамса, тан Битси мне рассказывала, что ты пыталась строить ему глазки…

Услышав такое, Джулия снова села на кровати, плохо соображающая от боли, с ноющими зубами, горящей щекой. Но голос ее прозвучал четко:

– А ты какого черта делал вчера вечером с брюнеткой? Я видела, как ты уезжал из посольства. Я поехала туда, чтобы помириться, но тебя только бабы интересовали! И не смей обвинять меня в обмане, ты сам мне изменил, подонок! Я съездила в Версаль и помчалась назад, чтобы наладить с тобой отношения, но, когда я увидела, чем ты занят, я вернулась сюда и легла одна, слышишь, одна! Это меня провели, и раньше, и сейчас, водили за нос с самого первого дня, когда я увидела эту проклятую суку, твою мать! Это меня одурачили, повели как агнца на заклание. Она сейчас, верно, от смеха заходится, когда вспоминает, как меня провела, да и ты, наверное, тоже!

– Врешь! – Он снова закатил ей пощечину, от чего голова ее ударилась о спинку кровати. – Шлюха! – Еще пощечина. – Обманщица! – Еще удар. – Не смей обзывать мою мать! И чтобы я никогда тебя больше не видел! У нас с тобой все кончено. Убирайся к чертовой матери из моей жизни! Но я тебя предупреждаю: если мама умрет, я тебя найду и убью, поняла? Убью!

Но Джулия уже ничего не слышала и не чувствовала. Она потеряла сознание.