Нью-Йорк, 1988

– И это после всего, что было сделано для Берти Рэнсома, – горько заметила Шарлотта Бингхэм Ормонд. – Ведь именно отец углядел этого Хью Рэнсома. Именно мама пригрела Лили Рэнсом. И чем они ответили за все? Ударом в спину.

– А что мог сделать Берти? – ответила ее сестра Сьюзен. – Ведь Рэнсом уже не был адвокатом Криса. Тот отказался от его услуг, когда ему исполнилось двадцать пять, и перевел все в швейцарские банки. Берти понятия не имел о том, что он задумал. Как он мог узнать про завещание Криса? Для него это тоже была полнейшая неожиданность.

– Он обязан был предупредить нас о том, что предпринимает Крис. И посоветовать, какие меры мы должны принять. Бингхэмы создали Рэнсомов. И он обязан был поставить нас в известность.

– Но существует такая вещь, как конфиденциальность, – пожала плечами Сьюзен.

– Но ведь он предупредил маму о том, что Малыш отписал дом на имя Евы.

– Тогда еще он был адвокатом брата. И к тому же мама имела право жить в нем до самой своей смерти.

– И эта сучка продала дом, как только мама умерла! Последний большой частный особняк в Нью-Йорке! И что там теперь? Ужасный, вульгарный бронзовый монстр Трамп-тауер. А теперь еще и наши деньги уплыли.

– Но ведь это не наши деньги?! – невинно спросила младшая из сестер Бингхэмов – Эстер. – Отец оставил их нашему брату – так всегда велось в нашей семье, ты сама это отлично знаешь. Он оставил часть маме – и это перешло к нам, когда она умерла. Ты так говоришь, словно нас в чем-то обделили, Шарлотта.

– Мы должны разделить между собой то, что осталось после Криса. Надо найти способ это сделать.

– Боюсь, ничего не выйдет, – вмешалась Сьюзен. – Я уже переговорила с Берти Рэнсомом. Он сказал, что мы ничего не можем сделать. Крис имел полное право распорядиться наследством так, как пожелает. Это его деньги – они принадлежат ему по праву. – Она с сочувствием посмотрела на сестру. – Неужели ты собираешься оспаривать это? Неужели захочешь, чтобы имя Бингхэмов начали трепать газеты? Ты знаешь, как мама всегда старалась избежать этого. Мы – Бингхэмы, Шарлотта, и это более важное, чем какие-то деньги.

Шарлотта вспыхнула, и Сьюзен догадалась, что у той на уме. К сожалению, старшая сестра думала только о деньгах. Шарлотта была жадная, завистливая, неудовлетворенная замужеством – муж ее был бабником, не пропускал ни одной юбки, – она никогда не могла удовлетвориться тем, что имела.

– Я в этом не участвую. Мне все это не по душе, – продолжала Сьюзен спокойным тоном. – Если уж мама примирилась с тем, что эта невозможная женщина стала женой ее сына, мы тем более должны смириться с тем, как наш племянник распорядился своим наследством. Рано или поздно это выяснится. И только тогда мы можем решиться на какие-то действия.

– Если только не будет поздно что-либо предпринимать, – ехидно заметила Шарлотта.

– Думаю, он все завещает Памеле Бредли, – проговорила Эстер. – Они же несколько лет прожили вместе.

– Эти деньги не нужны ей. Она столько получила от своего Фрица Бальсена!

– Ты хочешь сказать, что нуждаешься больше? – в упор спросила Сьюзен.

– Я говорю о том, что – правильно, а что – нет. – Шарлотта не желала отступать. – Деньги передавались от Бингхэмов к Бингхэмам. И я добьюсь, чтобы они снова вернулись в нашу семью!

– Ладно, по крайней мере, мы больше никакого отношения к нашей золовке не имеем, нас не связывают с ней никакие узы. И этому нужно радоваться. Разве не так?

По пути из здания офиса к машине Максу показалось, что он увидел знакомую фигуру. Оторопев от неожиданности, он остановился, а когда спохватился и рванулся вдогонку, ее и след простыл. Толпа поглотила ее. Макс решил, что обознался. Садясь за руль, он покачал головой, как Алекс могла очутиться в Нью-Йорке?

Но он вдруг понял, как хотелось ему, чтобы она оказалась здесь. Ему так не хватало ее. Он привык видеться с ней в Кембридже, где отдыхал душой, какие бы заботы и тревоги его ни одолевали. Аналитический ум девушки всегда помогал разложить все по полочкам, детально разобрать любую ситуацию, а потом заново сложить ее, при этом получалось нечто неожиданное, помогающее найти правильное решение – у него гора сваливалась с плеч в подобных случаях. Сейчас Ева выжала его как лимон, и ему было необходимо с кем-то поделиться, поговорить так же, как, бывало, с Алекс.

«Эти проклятые духи! – подумал он. – Над нами словно висит дамоклов меч».

Все ресурсы, все свободные силы корпорации были задействованы для того, чтобы создать необыкновенную композицию. Ничто не устраивало Еву. Лаборатория превратилась в настоящий «Гулаг». Ева бесконечно подхлестывала сотрудников, загоняя их до полусмерти. Но вчера наконец позвонила ему и объявила себя королевой: «Я добилась желаемого!»

– Мы получили то, что хотели, Макс! – Голос Евы вибрировал от возбуждения. – Я нашла то, что прославит мое имя в веках, как имя Габриэль Шанель с ее «Номером пять». Я хочу, чтобы ты первым увидел это. Бегом сюда… наступил самый великий день в моей жизни!

Он тотчас приехал и застал ее в каком-то невероятном возбуждении. Она торжествовала победу. И он понял, что они действительно пошлют всех соперников в нокаут. Он поздравил ее и всех сотрудников лаборатории, у которых были красные от бессонных ночей глаза. Они поставили здесь же раскладушки, чтобы не покидать лабораторию даже ночью. Они ели, не отходя от рабочих столов. Ева потребовала, чтобы принесли шампанского, и устроила небольшое торжество, на котором произнесла тост. Она ото всей души поблагодарила всех за самоотверженную работу, не забыв при этом отметить и свои заслугу – ведь и она на самом важном, последнем этапе вместе с ними сидела за столом, пробуя, смешивая, добавляя что-то новое, отвергая и снова пробуя новые варианты. Конечно, без ее чутья и требовательности эти духи никогда бы не появились на свет. За общие усилия она и предложила всем выпить. Выпить за победу в сражении.

Макс надеялся, что теперь наступит легкая передышка. Но не тут-то было. Ева велела ему следовать за ней в офис, чтобы обсудить дальнейшую стратегию. Первый – главный шаг – сделан. Теперь тем более важно продумать остальные, чтобы закрепить успех. Название и лицо. Ее мозг лихорадочно работал над этими двумя ответственнейшими моментами. И она готова была загнать себя, как лошадь. Но сжалившись над Максом, она наконец отпустила его, чтобы дать возможность немного поспать. У него были красные, опухшие глаза и совершенно измотанный вид.

Шофер отвез его домой, где Макс, приняв душ, рухнул в постель как подкошенный.

Разбудил его телефонный звонок. С трудом открыв глаза, он посмотрел на часы – было четыре часа пополудни. Макс проспал восемь часов, но чувствовал, что для полного восстановления сил ему необходимо было бы поспать все восемнадцать. Естественно, звонила Ева. Она наметила встречу на шесть часов – деловое совещание должно было перейти в деловой ужин. Голос Евы был веселым и возбужденным.

Чтобы встряхнуться, Макс встал сначала под горячий, потом под ледяной душ. Тело поначалу запротестовало, но голова сразу стала свежей и ясной. «Нечего злиться, – подумал Макс, – я сам выбрал такую жизнь».

Ева прошла в свою роскошную уборную, где тоже приняла душ, потом ей сделали массаж и она заснула глубоким, спокойным сном. Тридцать минут в ванной-джакузи придали ей бодрость, после чего она надела костюм, приготовленный Джонеси.

– Еще одна бессонная ночь? – спросил Джонеси, передавая ей один за другим предметы ее вечернего туалета.

– Их будет столько, сколько понадобится.

– Но духи уже готовы?

Ева торжествующе улыбнулась:

– Да… С этим закончено. – Она внимательно оглядела себя в зеркале – как всегда элегантна, что подчеркивал костюм цвета чайной розы от Ива Сен-Лорана.

Джонеси прищелкнул языком:

– Любая другая женщина была бы в нем как увядшая роза – а вам хоть бы что. Работа для вас – как наркотик, она возбуждает вас и бодрит – это точно.

Удовлетворенная тем, что увидела в зеркале, Ева повернулась к нему:

– Я разобью «Эту Женщину» в пух и прах, – пообещала она, и глаза ее сверкнули, как у полководца перед решающей битвой. – Она уже никогда не посмеет замахнуться на меня. То, что нам удалось получить – еще одна «Суть Евы» и даже более того. Кое-что еще надо доделать, но это уже мелочи. Теперь все зависит от названия и лица на этикетке. И, конечно, от формы флакона. Лицо и аромат должны стать…

– Воплощением красоты… – подсказал Джонеси.

– Именно! Это будет самая законченная, самая совершенная работа из всех, что я когда-либо делала. – Лицо Евы светилось гордостью. – И разве это нельзя назвать искусством?

Джонеси утвердительно кивнул.

– Единственное, что меня немного беспокоит, – это Рэнсом. Почему он до сих пор не позвонил? Напомни мне, чтобы я сама позвонила ему позже.

– Непременно… – Джонеси выполнял только очень личные, деликатные просьбы Евы. Другие ее секретари отвечали за деловые встречи и переговоры.

Джонеси подал ее восхитительное манто из русских соболей и плоскую черную замшевую сумочку – пошетту.

– Когда вас ждать?

– Не знаю…

– Понятно. Машина подана.

Она вышла и, проходя по коридору, заметила через открытую дверь Памелу Бредли, которая сидела, склонившись над столом.

– Ну как, Памела? – спросила Ева голосом, в котором угадывалось торжество победы. – Все в порядке?

Памела встала из-за стола.

– Да, мадам, – вежливо ответила она.

– Все очень хорошо отзываются о твоей работе… Продолжай в том же духе. – Она кивнула и вышла.

Памела, улыбаясь, собрала бумаги, сложила их в ящик стола и закрыла его на ключ.

– Буду стараться, мадам… буду стараться…

Вернувшись домой, Памела застала Алекс на кухне.

– Пахнет чем-то вкусненьким, – проговорила она, принюхиваясь.

– Я купила китайские блюда, – ответила Алекс, тоже улыбаясь. – Мне давно хотелось попробовать, что в этих коробках.

Памела рассмеялась:

– Где ты сегодня побывала? – Она вошла в гостиную и приготовила джин с тоником.

– В северной части города. Прогулялась по Центральному парку, отправилась в Вестсайд.

– Была в музеях?

– В Линкольн-центре, Музее естественной истории, в Планетарии.

– Только ты способна в первые же дни пребывания в Нью-Йорке осматривать галереи и музеи, – с удивлением проговорила Памела, возвращаясь в кухню с напитками.

– Но это же очень интересно!

– Другие женщины тотчас помчались бы в магазины – «Блумингдейлс», «Бергдорфс», «Сакс».

– Ну что же, значит, я не похожа на других женщин.

«Ничего, и в тебе тоже можно кое-что пробудить, если заняться тобой как следует», – подумала Памела.

– Значит, ты ничего не купила?

– Почему же? Пластинки и книги. Я нашла очень дешевые диски. Намного дешевле, чем у нас.

– Неужто ты купила их в магазине уцененных товаров?

– А как же! Я знаю цену деньгам.

Памела схватилась за голову:

– Получить пять миллионов долларов дохода в год и делать покупки в магазинах уцененных товаров! Просто немыслимо.

– Но я не привыкла сорить деньгами. Это уже вошло в плоть и кровь. Надо, чтобы прошло какое-то время…

– Боюсь, я не дождусь этого дня… – И, меняя тему разговора, Памела сообщила, что видела Еву в конце рабочего дня, когда та уходила из офиса. – Она выглядела очень возбужденной и довольной. Ходит слух, что ей удалось закончить работу над новыми духами, настолько сногсшибательными, что «Эта Женщина» навсегда будет вынуждена покинуть игровое поле.

Памела не стала рассказывать Алекс о том, какой вклад сама внесла в это дело, чтобы лишний раз не упоминать имя Макса. Она заметила, что Алекс ни разу со дня своего приезда не заговорила о нем, не задала ни одного вопроса. Чтобы ненароком не столкнуться с ним, как поняла Памела, Алекс не соглашалась никуда выходить по вечерам, и Памеле приходилось мириться с тем, что они ужинают в полном одиночестве. Алекс боялась, что в тех ресторанах, куда Памела привыкла ходить, они могут встретиться.

– Знаешь, – сказала Памела, – хватит нам сидеть затворницами. Сегодня мы пойдем в какое-нибудь тихое, неприметное местечко, где никого не встретим.

Алекс с сомнением посмотрела на нее:

– В нашем городе тысячи ресторанчиков. Тот, куда я собираюсь повести тебя, находится в Вестсайде. Славное, уединенное местечко. Туда приходят, чтобы поесть, а не для того, чтобы глазеть по сторонам. Это не очень модный район. – Она протянула руку, предупреждая возражения.

– Тебя все равно целыми днями не бывает дома. Ты прошла пешком Бог знает какое расстояние за последние несколько дней. И не встретила ни единой знакомой души. Ты ведь здесь никого, кроме матери и Макса, не знаешь. А они сейчас засели в офисе и ведут деловые переговоры. И это заседание может продлиться как угодно долго. Так что не вижу причины, которая может помешать нашей прогулке.

Алекс ничего не ответила, и Памела решила идти до конца.

– Послушай, Алекс. То, что ты избегаешь упоминаний о нем, означает только одно: ты постоянно о нем думаешь. Мы с тобой невольно всячески обходим имя Макса. Это доказывает, что между вами что-то произошло. В прежние времена ты ему позвонила бы в первую же секунду по приезде.

Алекс помолчала, потом ответила безжизненным тоном:

– Мы с ним решительно разошлись во мнениях относительно одного вопроса.

– Ну и что? Однажды, когда мы с Крисом приехали к тебе в Кембридж, ты проспорила с Максом всю ночь. Разве после того случая ты порвала с ним?

Алекс, не поворачивая головы, ответила:

– Я хочу доказать себе, что могу обходиться и без него.

– А что означают эти нотки в твоем голосе?

Алекс резко повернулась. Лицо ее пылало:

– Макс не командует мной. Мне незачем спрашивать у него разрешения, что мне делать и как думать.

«Вот оно что, – осенило Памелу. – Так говорят лишь тогда, когда задеты какие-то личные струны, – знаю это по своему собственному опыту».

– Но мы же не собираемся идти. Мы хотим себе доставить удовольствие.

– Но я накупила всех этих китайских…

– Выброси их к чертям собачьим…

Алекс растерянно посмотрела на Памелу.

– Шучу, – успокоила ее та. – Мы положим их в холодильник и съедим завтра.

Они остановили такси и, как обещала Памела, приехали в маленький ресторанчик – всего на десять столиков. Их занимали парочки, которые преследовали ту же цель, что и Алекс: остаться незамеченными.

– Ну вот видишь, я была права, – сказала Памела. – Это то, что ты хотела.

Алекс тактично ушла от дальнейшего обсуждения темы Макса. Многие женщины обожают дотошно допытываться: кто, когда, с кем, как долго и так далее. Но Алекс сплетни интересовали меньше всего – и это в ней Памеле нравилось, хотя, что касается кое-чего другого, она нуждалась в основательной встряске.

В тот вечер номером один в меню была баранина на ребрышках по-итальянски. Алекс, расспросив дотошно официанта, как его сегодня приготовили и с чем подают, посоветовала Памеле заказать мясо по-итальянски.

– Откуда ты так много знаешь про итальянские блюда? – искренне удивилась та.

– От Макса. Я помню, мы как-то на ужин заказывали баранину на ребрышках. Мне очень понравилось.

– Ну, конечно, – кивнула Памела. – Я совсем забыла… Как жаль, что мы не можем пойти в ресторан к его отцу. Там готовят великолепно.

– Ты там бывала?

– А как же! Мы с Крисом, когда приезжали в Нью-Йорк, всегда шли туда в первую очередь. С тех пор как Макс познакомил нас с родителями, нас там принимали по-королевски.

– И что они из себя представляют? – спросила Алекс как можно спокойнее.

– Настоящие итальянцы, несмотря на то, что они – эмигранты в третьем поколении. Мать Макса полная, грузная, очень общительная и приветливая женщина. Отец – довольно крупный мужчина, на редкость уравновешенный. Хорошая семья. Любящая. Ничего удивительного, что Макс так открыт и общителен. Они все уверены, что он родился в рубашке.

Алекс промолчала, и остальную часть ужина они говорили о другом. Вышли довольно рано. Памела с изумлением отметила, что на часах всего девять вечера. Обычно к этому времени она только заканчивала первую перемену. И когда Алекс предложила не брать такси, а пройтись по вечернему городу, Памела, которая останавливала машину даже для того, чтобы переехать на другую сторону улицы, нерешительно согласилась.

Это произошло, когда они стояли перед светофором, чтобы перейти Седьмую авеню. Женщина, сидевшая в такси, вытянула шею, разглядывая две фигуры на переходе. Убедившись, что не ошиблась, Мора воскликнула:

– Невероятно! Ни за что не поверила бы, если бы не увидела собственными глазами.

– Ты о чем? – спросил ее спутник.

– Это Алекс и Памела.

«Вместе, как закадычные подружки. Что это их вдруг свело? И что тут делает Алекс?» – погрузилась в раздумья Мора, когда машина тронулась.

– Выходи, Мора, приехали, – через минуту обратился к ней ее спутник.

«Так, надо выяснить, – соображала Мора. – Интересно, Макс знает о ее приезде? Судя по тому, что он не с ними, – нет. Ладно, с утра займусь».

Сначала радости жизни, потом дела…

Зазвонил телефон, Памела машинально протянула руку и подняла трубку, забыв, что собиралась переключить его на автоответчик:

– Привет, Памела! – услышала она голос Макса. – Звоню, чтобы узнать, почему ни ты, ни Алекс не соизволили сказать мне, что она в Нью-Йорке.

Памела инстинктивно выпрямилась и напряглась:

– Жаль, что я тоже не знала о том, что Алекс здесь.

– Тогда каким образом тебя могли видеть вместе с ней вечером на улице?

– А кто тебе это сказал? – Памела пыталась оттянуть время, чтобы собраться с мыслями.

– Мора. Она видела вас и, конечно, умирает от любопытства: хотела выпытать у меня, для чего Алекс приехала в Нью-Йорк.

– Наверное, вчера она была без очков, – нашлась Памела. Она знала, что Мора близорука, но очень не любила надевать очки. Контактные же линзы она почему-то носить не могла.

– Но она утверждает, что хорошо вас разглядела.

– Значит, у нее начались галлюцинации на почве ревности.

– Я звонил на виллу, там Алекс нет.

– Значит, она в Кембридже.

– И там ее нет.

– Но она может быть в любом другом месте.

– И у Пэтси ее нет.

– По-твоему получается, что она непременно должна быть у меня?

– Вы в последнее время очень близко сошлись…

– Но это не значит, что мы решили и жить вместе.

– Ты могла пригласить ее…

– Я приглашала. Она отказалась.

В этом Памела не соврала. Поначалу Алекс и в самом деле отказалась от ее приглашения.

– Значит, это не вы стояли на углу, взявшись за руки?

– Нет, – ответила Памела. – Посуди сам, Макс. Разве Алекс могла приехать сюда и не позвонить тебе? Ты первый человек, кому бы она позвонила. Она всегда держит тебя в курсе своих дел.

– Мне тоже так казалось, – сказал Макс. И в голосе его прозвучали непонятные Памеле нотки разочарования. Они-то и утвердили Памелу в правоте. Макс и Алекс перестали быть просто друзьями. В их взаимоотношениях произошел переворот. Вот почему Алекс так странно ведет себя в последнее время.

– Перезвони еще раз Пэтси. Алекс очень часто бывает у нее.

– Ее телефон не отвечает.

Памела чувствовала, что Макс словно бы о чем-то сожалеет, испытывает какие-то угрызения совести.

– Ну ладно, оставим эту тему, – вздохнул Макс, – наверное, и в самом деле произошла какая-то ошибка.

– Бывает, особенно когда человек не носит очков и кому-то завидует или кого-то ревнует. Ты, кстати, не догадываешься, почему Мора ревновала тебя к Алекс?

Последовало молчание, после которого Макс ответил как можно уверенней:

– Я никогда не давал ей для этого повода.

– Тогда что же ты так встрепенулся? – Памела играла с ним, как кошка с мышью. – Алекс достаточно взрослый человек. Вы близки, но она не твоя собственность, – повторила Памела слова Алекс.

– Алекс – это давняя привычка, так просто от нее не отделаешься. Да мне и не хотелось, – не сразу добавил Макс.

– Если Алекс возникнет здесь, скажу, чтобы она с тобой связалась.

– Коль скоро разговор о связях, почему бы нам не пообедать сегодня вечером? У меня всегда улучшается аппетит, когда напротив сидит красивая женщина. – Он решил: если Памела откажется, значит, Мора права.

Но Памела проговорила:

– С удовольствием.

– Хорошо. В восемь часов в «Луеции».

– Прекрасно… До вечера…

«Ну вот, видишь, из-за меня тебе пришлось лгать», – подумала Алекс. Она ничего не сказала вслух, но почувствовала, что ей хочется укрыться куда-нибудь подальше.

– Мне жаль, что я вовлекла тебя в эти дела, Памела, но, как помнишь, я не хотела выходить. Жаль, что тебе пришлось обманывать Макса только потому, что мне не хочется встречаться с ним.

– Ты с ним поссорилась?..

– Вроде того. Вот досада, что мы попались на глаза Море. Думаю, он теперь насторожился. Придется тебе еще немного потерпеть сегодня. Обещаю, что это будет в последний раз.

Памела вздохнула:

– Ладно.

Больше они не касались этой темы, но Алекс убрала все, что могло выдать ее присутствие: книги, пластинки, журналы – те, которых обычно не бывает у Памелы в гостиной. После этого поднялась к себе наверх и села, не зажигая света, чтобы ее нельзя было увидеть с улицы.

Она слышала, как подъехал Макс, как он позвонил в дверь и как Памела вскоре захлопнула ее за собой и закрыла на ключ. Спрятавшись за тяжелыми шторами, Алекс видела, как две фигуры подошли к машине. Макс открыл дверцу, Памела, прекрасно одетая, села на переднее сиденье, а Макс, прежде чем захлопнуть дверцу и сесть на свое место, невольно обернулся и обвел глазами окна дома. Алекс непроизвольно отпрянула назад и не выходила из-за шторы до тех пор, пока красные огоньки не исчезли вдалеке. Потом она прошла в ванную и зажгла свет.

Было уже довольно поздно, когда Макс привез Памелу домой. У него уже не осталось сомнений в том, что Алекс нет в Нью-Йорке, к тому же Памела предложила ему зайти к ней на «Джека Дэниэлса».

– Как ты хорошо знаешь меня, – удивился Макс. – Ты знаешь мой любимый сорт виски.

«Нет, к сожалению, не очень, – подумала про себя Памела, доставая стакан, – иначе я догадалась бы раньше, почему Алекс так упорно не желает встречаться с тобой и прячется наверху».

Макс машинально взял из лежавшей стопки газет «Нью-Йорк таймс» и просмотрел ее. Потом он поднял стакан, отпил глоток и проговорил:

– Так. А теперь давай прекратим эту глупую игру, которую, несомненно, затеяла Алекс, а ты вынуждена поддерживать. Скажи ей, что мне хочется поговорить с ней.

Памела дернулась от неожиданности, и лед в ее стакане звякнул.

Макс кивнул на газету:

– Кроссворд. Только она могла решить его полностью. Ну и к тому же я прекрасно знаю ее почерк. – Его голос стал напряженным. – Что происходит? Что за кошки-мышки вы устроили?

Памела встала.

– Мне больше не хочется встревать в то, что касается вас двоих. Самое лучшее, если ты сам спросишь у нее обо всем.

Она поднялась наверх. Комната Алекс была темной и пустой. Памела включила свет, заглянула в ванную – тоже никого. Потом в туалет. И только тогда она поняла, что Алекс ушла из дома и что для нее это не игра и не забавная причуда.

– Она уехала, – сказала Памела, спустившись вниз. – Наверное, вскоре после того, как мы ушли.

Макс поставил стакан на стол:

– До чего все это глупо! Может быть, ты наконец расскажешь мне все…

– Но я сама мало что знаю.

– Для начала объясни, как Алекс оказалась здесь.

– Я уговорила ее приехать.

– Но я сам тысячу раз приглашал ее, и она всегда упорно отказывалась. Что же случилось такое, что она прилетела?

«Все равно рано или поздно это выйдет наружу, – подумала Памела, – так что ничего особенного не произойдет, если я расскажу ему».

Макс молчал так долго, что Памела заволновалась: не сделала ли она что-то не так. Но в конце концов он все-таки переспросил:

– Когда это случилось?

– В понедельник. Я позвонила ей. Она только что вернулась от адвоката. Мне показалось, что она не очень обрадована новостью. Так оно и было. Она вбила себе в голову, что это не ее деньги, а деньги Бингхэмов и что мать так или иначе просто украла их у этой семьи, выйдя замуж за Кристофера. Словом, она несла такую чушь, что просто уши вяли. И тогда я решила написать письмо – как бы от Криса. За почерк я не беспокоилась, потому что она никогда не возьмет в руки чужого письма. Она, естественно, попросила, чтобы я сама прочитала его. Что я и сделала. Это и заставило ее переменить мнение.

– Ты написала письмо?

– Да. Письмо, которое мне якобы написал Крис и в котором он объяснял, почему оставляет деньги мне и ей. – Заметив взгляд, который бросил на нее Макс, она возразила: – Мне необходимо было прибегнуть к такой хитрости. Ты ведь знаешь Алекс. Она никогда ничего ни от кого не примет. В моей хитрости не было ничего дурного – ведь Крис мне много лет назад говорил, что собирается составить завещание именно таким образом.

– И что же ты написала в этом письме?

– Что он оставляет половину своего состояния ей, потому что любит ее, несмотря на то, что она не верит в его любовь. Что она и я были единственными людьми, которые что-то значили в его жизни. И это чистая правда. Что он благодарит ее за то, что она такая, какая она есть. Тоже правда. Когда мы были с ним вместе, им не так уж часто доводилось видеться. Но он всегда помнил о ней. Все, что он мог оставить ей в память о себе, – это деньги. И он сделал это от всей души.

– И как много он ей оставил?

Памела посмотрела ему прямо в глаза:

– Пять миллионов долларов в год.

Макс снова погрузился в молчание.

Памела заговорила сама первой:

– Не знаю, что произошло между вами, но, думаю, нечто серьезное, поскольку Алекс не в состоянии даже говорить на эту тему. Но ей очень тяжело. У меня такое впечатление, что ты совершил ошибку. И наверное, это не просто случайная оплошность, если уж она ведет себя подобным образом.

Макс неловко усмехнулся:

– Я попытался поухаживать за ней.

Памела отметила, что ее предположения оказались верными.

– Понятно. Ты вышел из роли.

– И высказал то, что давно уже копилось у меня в душе…

– Теперь я все поняла… – вздохнула Памела. – Привычный образ рухнул… История Пигмалиона… Но почему, ответь мне ради Бога, ты решил прекратить вашу дружбу?

Макс взглянул на часы:

– У тебя есть сейчас время?

– Сколько угодно.

– Ну хорошо… Все равно самолет я могу заказать только утром. Я знаю, куда она двинется.

– Ты собираешься лететь за ней?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Конечно.

Памела улыбнулась едва заметно.

– Что ж, Макс… – Памела села напротив него. – Начинай свою повесть.

– Более всех удивился я сам, – искренне признался Макс.

– А я нет. Я нисколько не удивилась. Неудивительно и то, что Мора ревновала тебя. Она тоже что-то почувствовала. Раньше, чем ты сам осознал. У нас, женщин, есть интуиция, какое-то шестое чувство. Мне казалось, что в отличие от многих других мужчин, у тебя тоже развита интуиция. Но, видимо, в отношении себя мы зачастую проявляем большую слепоту, чем в отношении других. Сколько времени мне самой понадобилось, чтобы разглядеть истинное лицо Криса за всеми этими защитными масками и ужимками. Только через несколько лет я поняла, что больше не могу думать о нем, как о друге. Я поняла, чего он ждет от меня по-настоящему. – Она покачала головой.

– И я не сразу понял. После того как ей исполнилось двадцать лет… Даже тогда я сомневался… имею ли право…

– Тебе придется, – проговорила Памела, устраиваясь поудобнее, – рассказать мне все о той ссоре, чтобы я могла понять…

Добравшись до аэропорта, Алекс обнаружила, что все вылеты задерживаются. В одном из самолетов на взлете случилась поломка. Он застрял на полосе и перекрыл все движение. Ближайшие четыре рейса должны были совершить вылет из аэропорта в Нью-Арке. Пассажиры могли по своему усмотрение выбирать: ехать ли в Нью-Арк или ждать, пока уберут поврежденный самолет со взлетной полосы.

– Сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до Нью-Арка? – спросила Алекс у одного из служащих аэропорта.

– Сейчас, в это время… пару часов или около того. Там, на выходе, есть автобус, который может доставить вас туда.

Алекс с тоской посмотрела на огромную дорожную сумку – она была неподъемной из-за книг и пластинок, которые она накупила. «Как все глупо получилось, – подумала она. – Одно к одному. Похоже, не уехать мне сегодня. Судьба».

Но чувство юмора взяло верх, и Алекс рассмеялась. Она стояла и смеялась, пока слезы не потекли из глаз. Идущие мимо пассажиры с удивлением смотрели на нее. Тогда Алекс достала платок, вытерла глаза, высморкалась, подхватила свою тяжеленную сумку и побрела к выходу. Там толпилась тьма народу. Автобусов видно не было. И очередь за такси тоже вытянулась в приличный хвост. Всем хотелось уехать побыстрее. «Это перст судьбы, – сказала Алекс. – Кто-то или что-то не желает, чтобы я сегодня ночью покинула город».

«Ну а что если это и в самом деле рок, судьба? То, во что так верит моя мать. Тогда я могу убегать сколько угодно и как угодно далеко, но от самой себя все равно не спрячешься. Разве от судьбы уйдешь? Впрочем – это нелогично и не сообразуется ни с какими доводами рассудка. Люди сами творят свою судьбу и свою жизнь. И все же. Макс все равно так тебя не оставит. Он полетит следом. Я это знаю совершенно точно. Боже, – в бессилии подумала она. – Что я делаю? Что я наделала? Он постоянно твердил, что я веду себя как ребенок. Невежественный в сексуальном отношении ребенок. А я упорно отказываюсь стать взрослой, принять новые отношения, которые он предлагает мне. И если я по-прежнему буду упрямиться, то потеряю то, что дарит мне судьба – самое лучшее, о чем только можно мечтать. Разве этого я хочу на самом деле? Надо посмотреть правде в лицо. Жизнь без Макса для меня лишена смысла и радости. Такая жизнь равносильна смерти. Я должна на что-то решиться, честно разобравшись в том, чего я хочу и что я должна сделать, чтобы добиться этого?»

– Так и ты, значит, заявил ей, что она сексуально безграмотна? – повторила Памела, когда Макс закончил описывать, что произошло между ними.

Макс кивнул:

– Она тебе рассказала об этом?

– Только передала твои слова. Она не могла спокойно даже вспоминать о них.

– Но мне хотелось пробудить в ней новые чувства, призвать к новой жизни…

– Алекс надо подбадривать, а не критиковать. Ты ведь знаешь, насколько она уязвима, неуверена в себе. Только поближе познакомившись с ней, я поняла, что за маской холодноватой отчужденности скрывается очень тонкая, ранимая душа. Крис мне говорил, что она совсем не такая, какой выглядит, но я не очень-то верила ему. Однако после его смерти она открылась мне именно с этой стороны. Естественно, она решила, будто ты снова дразнишь ее, посмеиваешься над ней, ибо считала, что такая женщина, как она, не способна по-настоящему тебя заинтересовать.

– Я и вправду часто дразнил ее, – вскинулся Макс, впрочем смущенно. – Она всегда была такой серьезной и замкнутой, что мне хотелось как-то расшевелить ее.

– …Да и сам ты не оставался равнодушным, ее привязанность была нужна тебе.

Макс кивнул, все еще не в состоянии полностью осмыслить то, что ему открылось.

– Ты попытался переменить отношения, – втолковывала ему Памела, – и воспользовался тем же инструментом, каким прежде разбивал ее «скорлупу». Возможно, другая женщина подхватила бы предложенную тобой игру. Но Алекс еще не стала женщиной. И прежде чем в ней проснется то, что с таким успехом пыталась похоронить ее мамочка, нужно проявить максимум терпения. Ей так нужна была поддержка, а не критика. – Памела улыбнулась. – Но если кто-нибудь и сможет разбить эту броню, то только ты. Тебе придется начать все сначала.

– Что я и собираюсь сделать, – ответил Макс, но все же он не удержался и спросил неуверенно: – А ты считаешь, что броню можно сломать? Не забаррикадировалась ли она так крепко, что мне теперь не достучаться до ее сердца?

– Мне кажется, она не отдает себе в этом отчета, но баррикада, которую она громоздит, очень непрочная и неустойчивая. Она сама отбросит преграду, услышав твои шаги и твой зов.

– Но я не хочу, чтобы она стала совершенно другим человеком. Она мне нравится такая, какая есть. Вот почему…

– Ты любишь ее?

У Макса перехватило дыхание:

– Да. И началось это давным-давно. Но сколько времени прошло, прежде чем я понял это. Я столько времени занимался ею, потому что терпеливо ждал, когда она подрастет и ее характер выровняется. Мне хотелось, чтобы не я склонил ее, а она сама склонилась ко мне. Сама приняла меня.

Памела покачала головой:

– Макс, дорогой мой. Влюбленный слепой идиот. Она давно клонится в твою сторону, как Пизанская башня. Именно поэтому она так болезненно восприняла поддразнивания, что ее отношение к тебе серьезнее и глубже, чем тебе казалось. Алекс всегда была влюблена, а теперь она любит тебя.

Макс обошел вокруг стола, взял Памелу за руки и поднял на ноги.

– Я всегда считал, что Крису в твоем лице досталось сокровище. Но сейчас понимаю, что все еще не ценил тебя по-настоящему. – Он поцеловал ее в щеку. – Я твой вечный должник.

– Мне не совсем понятно, почему ты так удивился. Я всегда была уверена, что вы созданы друг для друга, – продолжала Памела, провожая Макса к дверям.

– Похоже, что и Мора догадывалась. А это означает, что я давал ей повод для ревности… да, конечно, без всякого сомнения. Наверное, именно поэтому я и пригласил ее в Швейцарию. Мне казалось, что я хочу насолить Еве. На самом деле мне хотелось, чтобы Алекс взорвалась. Чтобы она увидела во мне мужчину, а не просто друга. – Он усмехнулся.

– Но она не взорвалась, – заметила Памела, – а сомкнула створки раковины. Впрочем, все еще можно поправить. Ее самое уязвимое место – отношение к ней матери – перестало терзать ее. Теперь она более свободна и скорее способна откликнуться на зов.

– Надеюсь, – ответил он. – Потому что я не представляю, как мне жить без нее.

Памела засмеялась:

– И то, что она сделала, позволило вам обоим понять это. Отправляйся следом за ней и придумай, как объясниться. Надеюсь, мне не надо учить тебя всем этим штучкам-дрючкам? – Она открыла входную дверь, и они увидели на пороге Алекс. Та застыла с рукой, поднятой к дверному звонку.

Не обращая внимания на их разинутые рты, Алекс спокойно проговорила:

– Сделай милость, Макс, заплати за меня таксисту. У меня не хватило денег, а он не хочет брать чек.

Когда Памела закрыла за ними дверь гостиной, Макс почувствовал такое громадное облегчение, словно у него гора спала с плеч. Он грозно посмотрел на Алекс и сказал:

– Долго мы еще будем играть в кошки-мышки? Ты почему не позвонила мне?

Гневный вопрос отозвался в душе Алекс, словно эхо в пустом зале. И Макс увидел, что она смотрит ему прямо в глаза – спокойно, открыто и так бесстрастно, что у него мороз прошел по коже и язык прилип к гортани. Его эйфория тотчас испарилась. Вместо нее подкрался страх. Если не ужас. Раньше он повторял себе, что ничего не изменилось, что она и впрямь ребенок, так и не ставший женщиной, – а чего ждать от эмоционально неразвитого создания? Теперь ясно. Какова бы там Алекс ни была, – видит Бог, она никак не венец творения, – но все равно нужна ему. Нужен ее строгий ум, ее острый язычок, ее прямота, чувство юмора, ее детскость и ранимость. Вся она – какая есть. Она притягивала его как магнит. Ему так хотелось обладать всем, что есть у Алекс, – даже ее дыханием.

И теперь с особенной остротой он понял, какую должен проявлять осторожность. Одна неверная нота – и Алекс может исчезнуть. А добиться ее прощения уже будет невозможно. Но опять вспомнилось и то, в чем его уверяла Памела. «Ага, – с облегчением подумал он, – ты решила поиграть со мной? Но я-то эти игры знаю, сам придумал».

Алекс видела, как быстро менялось выражение на подвижном лице Макса. Она словно ехала на машине по городу, по узнаваемым улицам, мимо давно известных домов и скверов. «Но пока, – решила она, – надо выдержать характер».

– Должна извиниться перед тобой, Макс, – заговорила она. – Конечно, это было глупо, что я не позвонила. Но что-то со мной происходит… Даже не знаю, как тебе толком объяснить… – Алекс замялась.

Улыбка Макса подбодрила ее.

– Брат оставил мне целое состояние! Ты представляешь? Теперь я богата. Страшно богата.

Макс понял и принял подачу: «Ах ты, маленькая ведьмочка! – подумал он, испытывая прилив счастья. – Решила поиграть со мной. Думаешь, что сможешь забить гол, пока я гляжу в сторону?» Но в душе он благословил Памелу, которая дала ему ключ. «Не забывай, что это Алекс. Она всегда очень быстро всему училась».

– В самом деле? – удрученно спросил он.

– Из-за этого я и приехала сюда, чтобы обсудить все с Памелой – ведь ей досталась вторая половина. – Она смущенно улыбнулась. И улыбка ее была неподдельной. – Мне хотелось найти что-то вроде убежища, тихой пристани. Ты ведь знаешь меня.

– Мне так казалось…

– Но Памела объяснила, что Крис решился сделать это, потому что любил меня… Только ты, наверно, можешь понять, как это замечательно узнать, что кто-то тебя любит и готов отдать то, чем владеет. И если сначала я сомневалась, то потом поняла, насколько это глупо. Крис подарил мне не просто деньги. Он хотел, чтобы я стала независимой. Ведь ты всегда хотел того же… Ведь и ты тоже все время хотел изменить мою жизнь… повернуть все иначе…

– Кажется, и я способен оценить этот дар, – уныло ответил Макс, играя все в ту же игру.

Алекс улыбнулась и продолжала поддразнивать его:

– Наконец, я могу начать жить по-новому. Ты был прав во всем, что говорил мне тогда. И я собираюсь последовать твоему совету. Выбросить свою скорлупу и войти в настоящий мир. Мне жаль, что я тогда так рассердилась…. – Теперь улыбка ее потеплела, в ней промелькнула нежность. – Надеюсь, наши дружеские отношения возобновятся? – Она потянулась к нему и поцеловала в щеку. – Дружба?

Она отстранилась, пряча усмешку, которую не могла далее сдерживать, и перевела разговор на другое:

– Я сейчас умру, если не выпью чашечку горячего кофе. Мне кажется, холод пробрал меня до костей. Ты не хочешь присоединиться ко мне?

– Нет, спасибо, – ответил Макс.

Голос его оставался безучастным. «Посмотрим, как он справится с этой ситуацией», – весело подумала Алекс. В ее сердце бушевала весна, когда она вспомнила его взгляд при ее появлении: изумленный, полный облегчения и дразнящего обещания. Она чувствовала и его внутренний порыв к ней, хотя он не сдвинулся с места. Это внутреннее движение проявлялось во всем. Ее с трудом выстроенный карточный домик, как в сказке про Алису, падал и рассыпался на глазах. И на каждой из карт было нарисовано только сердце – то, чего она до сих пор не видела из-за одного лишь слепого недоверия к себе и упрямства. «До чего я была не права», – думала она, озирая руины стены, которой она всегда пыталась закрыться от него. Теперь она шла вперед, словно следуя зову судьбы, которая нашептывала ей, как вести себя, чтобы он не сразу понял, насколько ясно она видит ситуацию и насколько очевидна для нее вся глупость ее прежнего поведения. Ей доставляло наслаждение управлять происходящим и хотелось подольше сохранить это радостное ощущение.

– Подумаешь, пять миллионов долларов! – уронил Макс, продолжая игру.

– Как! Ты хочешь сказать, что это пустяк?

– Деньги никогда ничего не значили для тебя. Переменить свою жизнь? Но для этого нужны не только деньги, моя девочка. То, чего ты хочешь, не купишь за деньги! – Макс тоже испытывал наслаждение от этого полного намеков диалога. Обновленная и возрожденная, Алекс возбуждала его еще больше. Она на лету подхватила мяч:

– Значит, мы снова оказались в том же самом месте, откуда начали? – огромным усилием воли Алекс оставалась спокойной, чтобы не давать прорваться истинному чувству. – Я знаю, что ты всегда охранял мои интересы. Но ведь у тебя есть и свои собственные? Мне давно хотелось поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня. Но теперь… Но теперь мои возможности безграничны… – Голос ее стал холоднее и строже. – Теперь ты все-таки должен учитывать, чего я хочу, и не забывать, что я не твоя собственность.

Макс улыбнулся. Сердце Алекс перевернулось, словно совершило сальто-мортале.

– А вот и нет. Ты принадлежишь мне с того самого момента, когда я увидел тебя свернувшейся калачиком у камина, ты читала вслух «Алису в стране чудес». Ты принадлежала мне с того самого мига. И я ждал одного: когда ты вырастешь и поймешь это, – его голос стал глубже. – И ты, мой вундеркинд, любитель играть в кошки-мышки, наконец поняла это. – И он очень мягко добавил: – Поправь меня, если я ошибся.

Глаза Алекс были прикованы к его лицу. И он шагнул к ней навстречу:

– Тебя остановила не сломанная деталь, не спущенная шина – не знаю, что там было на самом деле. Тебя остановил я. Мой зов. Ты наконец-то поняла, что я не дразнил тебя. Что на самом деле еще никогда в жизни я не был более серьезен. Это знало и мое тело – лучше, чем мой ум.

– Ага, – сказала Алекс, – и ты тогда решил выдернуть сорняки?

Макс откинул голову и рассмеялся, а потом притянул ее к себе:

– Я очень много думал о том вечере…. – Он крепко обнял ее и прижал к себе. – А что, если мы попробуем сыграть в другую игру…

– Это я? – спросила Алекс в полусне, трогая руками свое тело.

– Что? – переспросил Макс.

– Это я – твоя девочка?

– Нет. Ты моя женщина…

– Больше не «малышка»?

– Так я обращаюсь только к детям, – ответил Макс.

Алекс вздохнула, поудобнее устраиваясь у него на плече:

– Мне очень жаль, что ты так долго ждал, пока я вырасту.

– К сожалению, твое взросление затянулось, – согласился Макс. – Но, как и во всем остальном, ты умеешь очень быстро учиться.

Памела лежала в постели, оставив дверь открытой, чтобы слышать, когда вернется Алекс и будет ложиться спать. Когда Алекс направилась в спальню, Памела позвала ее:

– Успокой наконец мою душу. Ответь: да или нет?

Алекс остановилась, посмотрела на нее, слегка улыбнулась и промолвила:

– Да.

– Слава Богу. Я уже перестала понимать что-либо в вашей пьесе.

– Самая обычная любовная комедия, – согласилась Алекс.

– Надеюсь, что ты не начала цитировать Шекспира?

– Ошибаешься, мы разучивали «Ромео и Джульетту». А завтра – в воскресенье – он поведет меня знакомиться со своими родителями.

– Как и полагается настоящему итальянскому мальчику.

Памела отбросила журнал «Вог»:

– Что ж, «все хорошо, что хорошо кончается», если вспомнить Шекспира.

Алекс засмеялась:

– Я должна повторить слова Макса: я столь многим тебе обязана. Спасибо за все. За то, что заставила прилететь, взглянуть правде в лицо и увидеть все таким, как оно есть на самом деле.

– Тогда ответь мне на один-единственный вопрос: почему ты вернулась?

– Судьба заставила.

– С каких это пор ты начала верить в предопределение?

Алекс рассказала ей все.

– Но все-таки окончательное решение оставалось за тобой.

– Да, но я поняла, что все это сплетение обстоятельств – не случайно.

– Макс рассказал тебе про кроссворд?

– Да. Я подумала, что убрала все, что можно. Но газета осталась лежать на самом видном месте. Я не обратила на нее внимания.

– Что тоже доказывает, насколько предопределены случайности.

– Вот именно. Всю свою сознательную жизнь я была убеждена, что всему есть объяснение, что все можно понять при помощи логических доказательств. Теперь я не сомневаюсь, что есть вещи, которые невозможно объяснить. Их можно либо принимать, либо нет. И тогда я поняла, что наступило время сказать «да, пожалуйста», вместо того, чтобы упрямо твердить «нет, нет, спасибо!».

Алекс потянулась и зевнула:

– Боже, как я устала. А ведь сколько раз я ложилась спать гораздо позже и вставала на заре.

– В котором часу придет Макс?

– В одиннадцать. Мы уйдем на целый день, но завтра ты непременно пообедаешь с нами, хорошо?

– С удовольствием.

Алекс никогда не демонстрировала своих чувств, но тут присела, крепко обняла Памелу и еще раз повторила:

– Спасибо тебе за все!

Памела улыбнулась в ответ. Алекс была слишком счастлива, чтобы заметить, что в ее улыбке проскользнули печаль и легкая зависть.

«Будем считать, что одно доброе дело в этом году я уже совершила, – подумала Памела, погасив ночник. – О, Крис, если бы ты мог знать, как мне не хватает тебя, как я скучаю по тебе. Но, быть может, еще найдется человек, который останется со мной до конца моих дней. Крис, мальчик мой, ты оставил мне свои деньги, и я сама могу свободно выбрать своего мужчину. Мне уже тридцать пять, я поумнела и совсем не похожа на девочку, какой была, когда выходила замуж за Фрица». Она взбила подушку и вытянулась на прохладных простынях. Но где-то же есть такой человек. Он ждет ее. Судьба сведет их. Надо лишь услышать ее зов.

– Город у твоих ног, – несколько высокопарно произнес Макс, – с чего начнем осмотр?

– В котором часу мы должны быть у твоих?

– Около трех. Мой брат закончит дежурство, в три тридцать последние посетители уйдут из ресторана. Вот тогда и начнется семейный обед.

– Может быть, сделаем пока кое-какие покупки? Мне хотелось бы произвести хорошее впечатление при первой же встрече.

Она осмотрела свои невыразительные костюмы и надела один из них, «академический».

– Хорошо, – с воодушевлением согласился Макс. – Самое время сменить шкурку.

Скорее всего, Алекс, которую всегда смущали ее широковатые плечи и коренастая фигура, снова купила бы себе точно такие же костюмы, какие покупала прежде, но Макс решительно отверг бесцветные и безликие наряды. Выбор он сделал сам, с видом знатока посовещавшись с продавщицей. Во время их переговоров Алекс стояла в стороне, с удивлением глядя на Макса – он открывался ей с новой, неожиданной стороны. Наконец они уединились в небольшой примерочной, где Макс уселся на стул, а Алекс, скрывшись за занавеской, принялась переодеваться. Она сняла удобный и привычный костюм, шаг за шагом началось ее перевоплощение. Вначале она надела короткую юбку из серовато-голубой шерстяной фланели. Талию она перетянула широким кожаным поясом с круглой золотой пряжкой. Затем – белую шелковую блузу из тяжелого шелка, которую продавщица помогла ей заколоть у ворота золотой булавкой. Поверх нее – серый шерстяной пиджак с бархатными лацканами. И наконец настала очередь лакированных туфель и сумочки. Завершили перевоплощение небольшие золотые серьги в форме улиток.

Алекс была настолько поражена собственным видом, что на время потеряла дар речи. Впервые в жизни она с удовольствием смотрела на свое отражение в зеркале. Она долго и недоверчиво разглядывала себя, поворачиваясь в разные стороны, исследуя эту незнакомую для себя женщину дюйм за дюймом. Ее вид так потряс саму Алекс, что она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и тогда Алекс решительно шагнула из-за занавески, чтобы предстать перед Максом.

То, как он смотрел на нее, заставило ее прослезиться вновь.

– Вот что сотворил Господь, – сказала она дрожащим голосом.

– И увидел: это хорошо, – с притворной небрежностью процитировал Макс, тоже изумленный этой необычайной метаморфозой.

Они вышли из примерочной и направились к кассе. Тут Алекс увидела, какую сумму предстоит выложить за покупки: это было ее двойное месячное жалованье. Макс заметил выражение испуга, промелькнувшее на ее лице, и сказал, отметая всякие протесты:

– Это мой первый подарок тебе.

Шествуя к выходу, Алекс недоверчиво смотрела на свое отражение в каждом зеркале, словно оценивая эту незнакомую ей женщину.

– Еще одна остановка, – проговорил Макс, когда они подошли к парикмахерской. Пока он с удовольствием потягивал кофе и листал воскресные газеты, парикмахер вымыл волосы Алекс, слегка осветлил их и уложил в прическу, которая, как сообщил Алекс помощник парикмахера, являлась модификацией стиля «булочка». Теперь ее волосы, легкие и послушные, словно светились.

– Ну и ну! – воскликнул Макс, отступая на шаг при виде ее. – Я даже не ожидал.

– Как раз все наоборот. Все утро ты только и делаешь, что ждешь меня, – извиняющимся голосом проговорила Алекс.

– Это не самое страшное. – Его глаза снова и снова пробегали по ее лицу и фигуре. И казалось, что он касается ее пальцами.

Когда они проходили мимо косметического салона, Макс заметил:

– У нас можно найти все, что тебе понадобится.

– Давай остановимся пока на этом, – попросила Алекс. – Мне нравится то, что получилось. Но трогать лицо мне не хочется. Пусть уж оно останется таким.

«Не будем спешить, – решил Макс. – Всему свое время».

Они вышли на Лексингтон-авеню, и он предложил: – Куда ты теперь хочешь пойти?

– Мне страшно хочется посмотреть, где ты работаешь, – ответила Алекс. – Туда можно попасть в воскресенье?

– Тебе – конечно.

Бронзовый отлив тонированных стекол придавал зданию таинственный и загадочный вид.

Макс позвонил в дверь, и вооруженный охранник вышел к ним:

– Здравствуйте, мистер Фабиан. Опять за работу, как я посмотрю?

– На этот раз – нет, – ответил Макс, указывая на Алекс, – сегодня только для собственного удовольствия.

Они пересекли мраморный вестибюль и двинулись в сторону лифтов. Макс выбрал тот, который без остановки шел на нужный им этаж. По стенам были развешаны рекламные плакаты фирмы. Позировала для них в основном Мора. Она сидела среди цветов, на кушетке, среди «фамильных» портретов, непосредственная, красивая, желанная. Макс видел, как изучающе осмотрела плакаты Алекс, но молча проследовала за ним дальше. Он подошел к своей двери и открыл ее, набрав код.

– Почему такая секретность? – спросила Алекс.

– На каждом этаже свои секреты и свои тайны. Только так можно сохранить свои достижения в тайне от конкурентов. Это бизнес, в котором люди готовы перерезать друг другу глотки.

Его кабинет был залит светом, льющимся из окон во всю стену.

– О! – вздохнула Алекс. – Какой вид! Как ты при этом можешь работать?

– Уже насмотрелся, – ответил он. – Теперь смотри ты.

Он сел на диван напротив окна и наблюдал, как внимательно она осматривает все, прикасается к разным предметам.

– Столько раз, когда ты уезжал, я пыталась представить себе, где и как ты работаешь, – произнесла она с неясной улыбкой, игравшей на ее лице.

– Ну и как, похоже?

– А у тебя есть секретарша?

– Разумеется. Ей пятьдесят, она замужем за человеком, который работает у нас, и я не представляю, чтобы делал без нее.

– А где ты держишь…

– Это вопросы к ней.

– А эти четыре телефона зачем?

– Один – соединяет меня с кабинетом Евы напрямую. Другой – внутренняя связь с остальными работниками. Третий – городской. Четвертый – защищенная связь, чтобы никто не мог подслушать. Мы пользуемся им, когда Ева уезжает куда-нибудь и нам надо срочно обсудить какие-нибудь важные дела.

– Как все сложно, – пробормотала Алекс.

– Зато благодаря этому мы и достигаем таких успехов. Наши покупатели довольны. А мы получаем немалые деньги.

– А чем ты сейчас занимаешься? Мне интересно, что это будет? Что у вас получится? – Она взяла пачку глянцевых фотографий, что стопочкой лежали на его большом столе.

– Сейчас мы заняты тем, что подыскиваем подходящее лицо для рекламного плаката и название для новых духов, которые изобрела Ева. Пока все, что мы предложили, она отвергла.

– Какая жалость, что Венеры теперь не найдешь, – Алекс внимательно посмотрела на красивое личико на первой фотографии. – А что ей не понравилось в этой девушке?

– Не совсем классическое.

– А это? – Алекс вынула вторую.

– Слишком молода.

– Наверно, такое возможно только в мире косметики, – иронически улыбнулась Алекс.

– Теперь ты видишь, чем я занимаюсь. Мне нравится эта работа, и я хорошо справляюсь с ней. Это индустрия, которая приносит миллиарды. А эти новые духи, – Макс поднялся и подошел к столу, – несомненно, станут новой ступенькой. – Он отпер ящичек специальным ключом, который носил в кармане. – Как только мы подыщем название и лицо – их можно будет выпускать в продажу. – Он достал небольшой флакончик. – «Композиция Х».

Алекс обошла вокруг стола:

– А можно мне понюхать?

– Дай мне руки.

Алекс протянула к нему ладони, и Макс осторожно смазал духами ее запястья: сначала с одной стороны, потом с другой.

– Теперь потри их друг от друга… вот так. А теперь нюхай.

Алекс втянула в себя воздух.

– Мммм… никакого сомнения…

– Что ты имеешь в виду…

– Это моя мать.

Макс пристально посмотрел на нее:

– Почему ты так решила?

– Они сразу вызвали во мне ее образ.

– Но почему?

– Ну… – протянула Алекс, снова вдыхая аромат. – Острые, чувственные, очень характерные, вызывающие, я бы сказала… – Алекс снова втянула воздух. – Настоящая женщина, способная отстаивать свои убеждения. Чтобы пользоваться ими, надо знать, кто ты есть, какая ты есть. – Она усмехнулась… – Это мадам.

Макс упал в кресло.

– Устами младенцев глаголет… – проговорил он потрясенно.

– Вообще-то принято говорить «устами младенца»… а не «младенцев»…

– Мадам! – повторил Макс, перекатывая слово в горле, словно пробовал старое вино. – Отлично. МАДАМ!– Он покачал головой. – Мы перебрали тысячи вариантов – ни один из них «не попал в самую точку», как повторяла Ева. Ты вдохнула только раз – и сразу в яблочко. Нет, подумать только! МАДАМ! Абсолютно верно. Это название говорит само за себя. – Он вскочил с кресла и обнял Алекс, вглядываясь в лицо:

– Ты ведь уже однажды продемонстрировала, на что способна, какого же черта я сразу не спросил тебя? Ответ торчал у нас у всех перед глазами. Почему же я не видел его? – тут он прервал свои излияния. – А ты ведь дочь своей матери. Когда я рассказал ей, она промолчала, но явно испытала гордость.

– Но я понятия не имею о парфюмерии, – запротестовала Алекс. – Я лишь сказала тебе, какое впечатление они на меня произвели.

– И выразила их суть – придумала название…

– Ну, раз ты так считаешь, – ответила Алекс. Ей было все равно, но приятно, что Макс так обрадовался.

– Видишь ли… В этом деле очень важно внутреннее чутье. Я уверен, ты унаследовала талант своей матери. Именно ты, а не бедняга Крис, которого она за уши тянула сюда. Это бесценный дар! Ты даже не представляешь, что это такое, не отдаешь себе в этом отчета. – Он прошелся по кабинету взад-вперед, затем назад. – И это не только название, но и лицо! – Он нахмурился. – К сожалению, существуют духи «Мадам Жюли» и «Мадам Роша», но если мы отпечатаем на рекламных плакатах ее лицо, никаких сомнений, кто есть кто, не будет. Подожди немного, я дозвонюсь до нее. Она будет по потолку ходить!

– Но она может не согласиться.

– Не-е-ет! Я знаю Еву. Она сразу примет это название – вот увидишь. Ее имя и ее лицо, которое станет олицетворением компании. Да она любого, кто попытается помешать, зажарит живьем.

– Но не кажется ли тебе, что моя мать старовата? – спросила Алекс.

– Фотографы постараются. Эти духи предназначаются не для юных девушек. Они для умудренных матрон. Мы довольно долго выпускали духи для ангелов, лишенных возраста. И я столь же долго пытался переубедить Еву. Но лишь увидев, в каком направлении двинулась «Эта Женщина», она уразумела суть. Никто не успеет перехватить инициативу. Наши духи, как бомба, разнесут наших конкурентов в клочья.

Его охватило такое воодушевление, что он уже не мог устоять на месте, но, взглянув на Алекс, вдруг осознал, что, хоть она и рада за него, все же пока очень далека от его забот, и осадил себя. Если он сейчас возьмется за телефон, все закрутится, завертится, и он не сумеет вырваться из колеса – ему захочется увидеть, что из этого получится. «Нет, – сказал он себе. – Сегодня ее день». Будь он один, позвонил бы родителям в ресторан и предупредил, что просидит на работе до конца дня. Бог знает, выдастся ли еще у него свободное время, когда начнется вся эта свистопляска. Завтра понедельник. Новая рабочая неделя. Вот тогда он всем и займется. Теперь же нужно думать не только о себе. Впредь его жизнь будет заполнена не только работой. Воодушевление начало потихоньку спадать…

Она испытующе смотрела на него, и он почувствовал, как его сердце полнится любовью к ней.

– Все в порядке, – ответила она, – сейчас половина первого. Тебе хватит полутора часов?

– Ты просто ангел!

Теперь Алекс устроилась на диване и принялась перелистывать один из журналов. Но ей гораздо интереснее было наблюдать за Максом. Каким собранным, организованным и властным он стал, сев за стол. Он сделал несколько звонков, считал, писал, что-то прикидывал. Его воодушевление теперь было строго направленным. «Как ему нравится все это, – думала Алекс. – Кручение и верчение, эти хитрости». Наблюдая за ним, она поняла, что у нее есть грозная соперница. Это не означало, что теперь она стала ощущать себя менее любимой, этой ночью Макс ясно показал, кем она для него является. Но просто Алекс другими глазами увидела Макса и поняла, что у него есть еще одна всепоглощающая страсть. И связь эта нерасторжима. Ее следовало принять и смириться.

Прошло два часа, но Макс не поднимал головы и работал с той же лихорадочной поспешностью, с какой он сел за стол. Алекс терпеливо ждала. Но когда прошло два с половиной, а Макс по-прежнему ничего не видел и не слышал, она тихонько окликнула его:

– Макс… Макс…

Он поднял голову и испуганно воскликнул:

– Господи Иисусе! Что же ты молчала!.. Прости меня… У меня все вылетело из головы…

– Если бы нам не надо было идти к родителям, я бы не стала мешать тебе…

– Все… все… Идем. Я готов. – Он собрал бумаги, сложил их в папку и положил под тяжелое пресс-папье справа от себя. – Но это из-за тебя я потерял чувство времени. Твоя искра заставила вспыхнуть костер. – Макс обнял ее, поднимая с дивана. – Ничего. Сейчас поймаем такси. Жаль, что теперь я не успею показать тебе Нью-Йорк.

– Вообще-то я уже насмотрелась на него…

– Ты не представляешь, куда я собирался тебя сегодня отвезти. Но самое главное – ты, наверное, умираешь от голода!

Алекс чувствовала скорее волнение, чем голод, поэтому протянула:

– Да как сказать…

– Ну, едем побыстрее. Посмотрим, что мой старик приготовил к нашей встрече…

Пока Макс расплачивался с таксистом, Алекс окинула взглядом дом, принадлежавший семейству Фабиани. Большие окна, внизу, где располагался ресторан, затянутые драпировкой, растения в горшках и урна у выхода для сигарет и банок с пивом. Когда Макс распахнул дверь, на них пахнуло вкусным запахом приправ, особенно чеснока, а также приятным ароматом оливкового масла. Ресторан уже опустел, последние завсегдатаи проходили мимо Макса, приветствуя его:

– Привет, как поживаешь?

– Посмотри, кто к нам пришел!

– Старина! Как я рад тебя видеть!

Навстречу им из-за стойки выплыла пышнотелая женщина.

– Массимо…

– А вот и мы, ма, – Макс обнял женщину, поцеловал, а затем взял за руку Алекс: – Ма, это Алекс.

– Маленькая Алекс? Да у тебя, должно быть, неладно с глазами, Массимо, – мама Фабиани шагнула к Алекс, и та тут же оказалась в ее мощных объятиях. – Какая же она маленькая? В самый раз, – проворчала она, целуя девушку и одобрительно ее разглядывая. – Любой давний друг нашего сына для нас – новый друг, – проговорила мама Фабиани. – Ну же, дети, идемте… Большой стол уже накрыт.

Макс представил Алекс сестре Элле – уменьшенной копии своей матери. Но было в ней и нечто общее с Максом. А потом он повел Алекс на кухню к отцу. Тот окинул ее внимательным взглядом, кивнул одобрительно, улыбнулся и поцеловал.

– Ты совсем не похожа на профессора, – был его вердикт.

– Так я и не профессор, – засмеялась Алекс.

– Она доктор наук, па. Специалист по литературе.

Отец снова улыбнулся:

– Все равно не похожа.

Во время обеда Алекс обнаружила, что Макс, говорящий по-итальянски, – это не совсем тот Макс, который говорит по-английски. Они начали обед с оливок и какого-то особенного, островатого сыра.

– Не увлекайся, – предупредил ее Макс тихонько, – а то перебьешь аппетит.

Вино подали в тот момент, когда в зал вошел брат Макса – Бруно со своим семейством.

Бруно тоже был копией своего брата – только пониже ростом и чуть пошире в плечах. Его жена – маленькая брюнетка, очень симпатичная и живая. Четверо детишек были одеты в праздничные воскресные костюмчики – на итальянский манер. Они вели себя смирно, и чувствовалось, что все они обожают Макса.

Алекс в свое время учила итальянский, потому что это был родной язык Макса, и удивилась тому, с какой легкостью забытые вроде бы фразы выскакивали сейчас сами собой.

Бруно очень тепло пожал ей руку, его глаза лучились тем особенным светом, каким могут лучиться глаза только у итальянца при виде женщины. Обнимаясь и здороваясь с остальными членами семьи, Алекс краем уха услышала, как он сказал Максу:

– Ах ты, хитрец… ясное дело, почему ты придерживал ее для себя…

За обеденным столом стало еще более оживленно и воцарилась праздничная атмосфера. Нельзя сказать, что подавалось нечто сверхнеобычное, какие-то невиданные деликатесы. Но все было отменно вкусно. Такого Алекс никогда не доводилось пробовать.

Ее волнение улетучилось само собой, как туман при первых лучах солнца. Давно ей не доводилось чувствовать себя так спокойно, уверенно и раскованно. Она отвечала на множество вопросов, которые сыпались на нее со всех сторон, без всякой настороженности. Ее удивило, что они столько знают о ней и сколько хотят узнать. Марио Фабиани очень серьезно выслушал ее рассказ о том, чем именно она занимается в Кембридже, какие курсы ведет и какие у нее студенты. А когда оказалось, что она была в Стипл Мокден, старик сам начал рассказывать о том времени, которое провел там. Тут выяснилось, что он очень хорошо знает Кембридж. После этого он описал своего деда, Гарибальди, первого из семьи Фабиани приехавшего в Америку.

Только в шесть часов все с сожалением начали подниматься из-за стола – в семь тридцать ресторан открывался для вечерних посетителей. Прощаясь, Марио Фабиани поцеловал ее.

– Это было так чудесно, – сказала ему Алекс, – словно мы знакомы тысячу лет.

– Так оно и есть, – ответил Марио. – Надеюсь, ты будешь приходить часто. Наш дом – твой дом. – И это было нечто большее, чем обычное итальянское радушие и гостеприимство.

Алекс поняла, что ее приняли как свою.

– Давай пройдемся немного, – предложила она, когда они с Максом вышли на улицу. – После такого количества еды и вина это просто необходимо.

– Гораздо лучше после такого обеда полежать немного, – заметил Макс.

– Если ты хочешь… – сказала Алекс, чувствуя, как у нее перехватывает горло.

Макс остановился, заглянул в ее глаза и ответил:

– Сегодня мы делаем то, что хочешь ты.

«Но мне хочется этого, – подумала Алекс, и по коже ее пробежала легкая нервная дрожь нетерпения. – Очень хочется».

– Ну хорошо. Пройдемся немного, а потом я хочу посмотреть, где ты живешь, когда приезжаешь в Нью-Йорк.

Некоторое время они шли молча, тесно прижавшись друг к другу, ладонь в ладони. И не было для нее человека ближе, чем он. Его ладонь, сжимавшая ее руку, была теплой, крепкой и надежной. «Куда бы ты ни повел меня, я пойду за тобой», – подумала она и вдруг очень ясно представила, с какой невероятной скоростью разворачивались события после смерти Криса. Время, словно освободившаяся пружина, влекло одно за другим. «Смерть Криса стала своего рода катализатором», – подумала Алекс. Он дал ей больше, чем просто деньги. Она решилась принять их, и непременно сделает что-нибудь в память о Крисе. Стипендия. И может быть, не одна…

Они миновали Гринвич-вилледж, прошли под аркой, которая вела на Вашингтон-сквер, и двинулись дальше к Грэммерси-парк. Макс показывал ей такие места, о которых приезжие понятия не имеют, – небольшой домик на углу Гроув и Бедфорд-стрит, где останаливался О'Генри, и еще один дом поблизости, где когда-то сочиняла стихи Эдна Винсент Миллей. Он показал и отель «Челси», где любили останавливаться Томас Вульф, Дилан Томас и Артур Миллер и где они писали свои произведения.

На 34-й улице Алекс наконец взмолилась:

– Больше не могу, Макс. В голове уже ничего не помещается… Мне недели не хватит, чтобы переварить все это.

Без единого слова он остановил такси. Они сели в полном молчании, и каждый понимал, о чем думает другой. Когда машина остановилась, Алекс в шутливом изумлении спросила:

– Ты живешь в музее?

– Над музеем. И когда мне хочется взглянуть на Пикассо или Ван Гога, без которых я долго не могу обходиться, я лишь спускаюсь вниз.

У Макса был двойной номер на сорок четвертом этаже здания, где внизу располагался Музей современного искусства. Здесь не было привычных в таких местах магазинчиков, ресторанов и бассейнов. Сверху, с башни музея, открывался совершенно необыкновенный вид на город, лежавший у их ног. У Алекс перехватило дыхание, когда Макс ввел ее в комнату. Через незашторенные окна сияли огни.

– О! – с трудом выдохнула Алекс. – Пожалуйста, не зажигай свет… – Она прошла вперед и приложила ладони к толстому стеклу. – Город-сказка.

– Нет, город-сказка – это Сан-Франциско, – сказал Макс. «Что это я болтаю, – подумал он, недоумевая, отчего так нервничает. В первый раз, что ли? Но сейчас все не так. Из-за Алекс. Да я тут со своими дурацкими репликами».

– Мне нравится твой родной город, – снова вздохнула Алекс не столько оттого, что видела перед собой, сколько оттого, что чувствовала внутри себя. «Памела права, – вспомнила она слова подруги. – Нью-Йорк – особый город и особенное место в мире».

Макс встал за ее спиной и обнял за плечи.

– Ты переполнена любовью ко всему на свете, – сказал он. – А я очень жадный. Мне хочется, чтобы вся твоя любовь принадлежала мне.

Она повернулась к нему лицом:

– Я вся принадлежу тебе. – Ее глаза распахнулись.

– Как много времени мы потеряли, – вздохнул Макс полушутя-полусерьезно. – Придется наверстывать.

– …Чтобы потом никогда не пришлось жалеть, – подхватила Алекс.

– И начнем прямо сейчас же.

– О, Макс! Если бы ты знал, как мне хочется…

Дрожащими от нетерпения руками он принялся снимать с нее одежду, бросая на стоявшее рядом кресло. Когда она наконец оказалась совершенно обнаженной, он вынул шпильки из ее прически, распустил волосы по плечам, затем отступил на шаг и посмотрел на нее.

Она невольно опустила глаза, словно испугалась, и в этот момент почувствовала, как ей хочется стать красивой. Красивой для него, потому он любил все красивое. Лицо и женское тело были для него явлением искусства, он любил их, как музыку и живопись. «Мне хочется, чтобы он смотрел на меня, как он смотрит на все это, даже если я не очень хороша сама по себе». Она боялась поднять глаза, чтобы не увидеть в них разочарования, которого даже сейчас втайне опасалась.

Он молчал очень долго. Но когда она все-таки решилась посмотреть на него, у нее перехватило дыхание.

– Как ты красива, – тихо выговорил он. – Боже мой, Алекс! Ты изумительно хороша. И это… – Он коснулся пальцем кончика груди, скользнул по талии, потом по бедрам. – Когда ты успела стать такой пленительной? Как тебе могло прийти в голову, что мужчина не способен возжелать тебя?

Пленительная? Неповторимая? Легкая дрожь и напряжение не давали Алекс ответить. Время слов и объяснений прошло.

– Как ты ошибалась, Алекс!.. Ты крупновата, но насколько пропорционально ты сложена… Безукоризненно. Как богиня земли. Скульпторы, которые искали бы натурщицу для статуи Деметры, не смогли бы найти никого лучше…

Он начал нетерпеливо снимать с себя одежду, бросая ее прямо на пол. Раздевшись, он позволил Алекс оглядеть себя с ног до головы. Макс был плотного сложения, мускулистый, с широкими плечами, с сильной грудью, поросшей мягкими волнистыми волосами, с длинными ногами.

– А тебя бы лепил Донателло…

Ей хотелось встать на колени и поклониться ему, но Макс взял ее за руку и притянул к себе. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу – грудь к груди, ноги к ногам, и Алекс ощущала, как тверда и нетерпелива его плоть.

Он начал целовать ее.

Алекс открыла глаза, зевнула, потянулась сладко, как никогда прежде. «Как кошка, – подумала она, еще не проснувшись толком, – такая же расслабленная». И в то же время она ощущала, какой полной жизнью живет каждая клеточка ее тела. «Теперь я знаю, что такое быть живой. Макс посвятил ее в плотские радости. Радости! Нет, это гораздо больше. Это экстаз! Я читала об этом, но на самом деле понятия ни о чем не имела. Даже отдаленно…» Она провела ладонью по телу, которое вызвало такое восхищение у Макса. Он пробудил в ней совершенно новое ощущение – своими руками, губами, всем своим телом, которое проникло в нее и сотворило новую Алекс. «И до чего же это необычно – ощущать его проникновение в себя, и как все интересно устроено: твое тело оказывается замечательно устроено для того, чтобы принять в себя другое тело». Алекс не просто принимала Макса, она поглощала его в себе. «Нет, это не мужчины обладают нами – как принято считать. Это мы обладаем ими, позволяя войти в себя. Неудивительно, что их пугает та власть, которую мы имеем над ними. Неудивительно, что они бьются за то, чтобы ограничить ее. Почему же я не понимала этого прежде? – удивилась она и засмеялась. – А почему я вообще не понимала столь многих вещей? Например, что я, оказывается, – страстная натура». «Боже! – пробормотал Макс, упав рядом с ней, его грудь вздымалась, как и ее. Дыхание было прерывистым. – Ты и в самом деле страшно быстро учишься всему».

Она села в кровати, оглянулась и вдруг поняла, что его нет рядом. Отбросив простыни, которыми они накрылись, прежде чем рухнуть, как мертвые, в сон, она отправилась на поиски. Макс оказался на кухне. И какое-то мгновение она стояла, глядя на его тугие ягодицы и широкую спину, которую она только что обнимала, притягивала к себе, впитывая его в себя, пока не наступил взрыв. Ее собственная нагота – после того, с каким восхищением воспринял ее Макс, – теперь не только не смущала ее, но вызывала чувство гордости.

Макс обхватил ее груди руками:

– И зачем тебе понадобилось носить эти отвратительные платья, которые скрывают такую красоту. Женская грудь – это суть женщины. Теперь твоя одежда позволяет угадать… всего лишь угадать, что скрывается под ней.

Алекс почувствовала, как в ней снова поднимается горячая волна. Ее стыдливость отступила вместе с неведением. Теперь не было ничего, чего она бы не могла позволить себе в отношениях с Максом. Он одарил ее таким сокровищем.

– Ты всегда после этого хочешь есть? У меня тоже такой аппетит проснулся! Просто зверский…

– Но ведь сколько энергии уходит! – засмеялся Макс в ответ. – Толстый, сочный кусок мяса с картошкой – вот что мне сейчас нужно.

– Ммм, да, пожалуй… – и вдруг она охнула, будто ее кто кнутом ударил. – Мы ведь собирались встретиться с Памелой! – Алекс посмотрела на часы, висевшие на стене. – Десять часов! Что она подумает!

– Она знает, – сказал Макс. – Я позвонил ей, когда выходил на кухню за вином, и предупредил.

– Я рада, что на свете все еще есть кто-то, кто помнит о Крисе, – проговорила Алекс задумчиво. – Потеряв невинность, я как-то невольно забыла обо всем, и о нем тоже. – Она обвила его руками. – Но он бы понял меня – я пережила такое потрясение. Спасибо тебе, любовь моя.

– Взгляни на картошку, она уже должна быть готова.

Она и в самом деле была готова, как и мясо. Алекс, накинув на себя рубашку Макса, проговорила:

– Если бы кто-нибудь несколько недель назад сказал мне, что я буду сидеть у тебя на кухне совершенно голая и чувствовать себя так, словно только что на свет родилась, я бы посоветовала этому человеку пойти к врачу и проверить, все ли у него в порядке с головой. – Легкая улыбка пробежала по ее лицу. – Но я не могу дождаться, когда наступит время и я снова смогу испытать тебя. – Она несколько минут смотрела на него, не отрываясь, а потом задала еще один вопрос: – Первые дни всегда так прекрасны?

– Смотря с кем ты их проводишь…

– Наверное, потому, что ты столько раз переживал такие минуты, и мне хорошо с тобой… Но и во второй и в третий раз – это тоже чудесно…

Она положила нож и вилку.

– А теперь я готова к четвертому испытанию. – Она выжидающе посмотрела на него.

– Но не на полный желудок, – ответил он.

Позже, пройдя четвертое испытание, лежа в объятиях Макса и пытаясь унять дрожь в теле и в мыслях, Алекс спросила:

– Ты ведь не собираешься скрывать наши отношения? Мы будем честны? Ты понимаешь, о чем я говорю? – Алекс шутливо потеребила его.

Макс не ответил. Алекс приподнялась на локте:

– Тебе эта мысль не приходила в голову?

– И не один раз. Жениться на тебе – что может быть лучше? И если бы я только мог это сделать, я бы сделал это сию же минуту. Но это выше моих сил.

Алекс медленно села, словно кто-то накинул на нее веревку и приподнял вверх:

– Ты снова собираешься цитировать Самюэля Батлера?

– Нет. Я и в самом деле не могу жениться на тебе, потому что уже женат. Это случилось, когда мне исполнилось девятнадцать лет.

Горькие нотки, прозвучавшие в его голосе, смягчили удар.

– Ты не думаешь, что стоит рассказать поподробнее?

– Я как раз собирался. Моя жена находится в частной лечебнице. Уже двадцать лет. У нее маниакально-депрессивный психоз.

И он рассказал, как это произошло.

Он встретил Лючию Манзини, когда был на втором курсе Колумбийского университета. Она была близкой подругой сестры его лучшего друга. Хорошенькая, сексапильная, он сразу увлекся ею. Она уверяла, что ее родители страшно строгие, старомодные итальянцы, которые держат ее чуть ли не взаперти – чего она не выносит. Она все время упрашивала его сбежать вместе с ней. Но друг предупредил Макса, что отец Лючии богатый и влиятельный человек – он не станет смотреть на это сквозь пальцы. Она была нетерпеливой, страстной, безрассудной, и Макс оказался не в состоянии противостоять. Они встречались где могли и, как только у них появлялась свободная минутка, занимались любовью. Лючия была ненасытна. И добивалась того, чего хотела, сметая на пути все преграды. Вскоре он понял, что это не просто прихоти и капризы богатой девушки. Ему всегда трудно было предугадать, что она затеет в очередной раз, какой выкинет фортель. Она то поклонялась ему, как идолу, то третировала, как последнего раба.

И наступил момент, когда он понял, что больше не в состоянии выносить ее фокусов. Макс честно все сказал ей. Она рыдала, ломала руки, колотила его, царапала, но он оставался непреклонным. Сначала она много значила для него, но когда угар прошел, он осознал, что она – опасна, а может быть, и не совсем нормальна. Получив письмо от отца Лючии, Макс решил, что это она заставила его написать послание, и пошел на встречу с ним, настроившись не поддаваться ни на какие уговоры. Но Карло Манзини скорее сочувствовал ему, чем гневался. Максу не следовало так вести себя. Да, Лючия дика, неуправляема, но хороший итальянский мальчик не позволит, чтобы женщина вертела им как захочет. Нужно было быть умнее. А теперь ему придется отвечать за содеянное. Карло Манзини объявил, что Лючия беременна и Макс должен на ней жениться. Но отец хотел, чтобы он продолжал учебу, пообещал купить им отдельный дом – Лючия будет жить так, как она привыкла и как полагается всем итальянским девушкам. Она получит приданое. Но жениться он обязан. Иначе… Старик говорил мягко, спокойно. Лючия – сицилианка. И как многие сицилийские девушки в юности, весьма соблазнительна для мужчины. Макс вспомнил, что Лючия и вправду напоминала спелый, зрелый плод, из которого вот-вот брызнет душистый сладкий сок.

Только тогда я узнал, что она не из Калабрии, как уверяли меня, а из Сицилии – и только тогда понял, как влип. Глупый, потерявший голову молодой человек, считавший, что понимает все на свете, но не сумевший понять такой простой вещи. Отец ее оказался главой мафии – вот откуда у них были деньги, дома, машины. Все махинации совершались, естественно, втайне – у него имелось вполне легальное прикрытие, его имя никогда не появлялось в газетах, его нельзя было ни в чем заподозрить – он считался преуспевающим виноторговцем. Но истинные дела творились за кулисами. Максу стоило бросить один-единственный взгляд на человека, который вышел к нему навстречу, чтобы увидеть, с кем он имеет дело. Заканчивая разговор, старик дал понять, что у Макса нет выбора: либо он женится на Лючии, либо умрет. Он также намекнул, что и с рестораном в таком случае «придется разобраться». Что я мог сделать? Мне было страшно, что это может повредить моим родителям, а не только мне. Тем более что я и впрямь был виноват. С большим опозданием до меня дошло, понял, что и сексуальное неистовство Лючии – тоже проявление ее болезни.

Макс замолчал. Алекс ждала, тоже не произнося ни слова. Его рука, крепко сжимавшая ее запястье, словно окаменела.

– И мы поженились. Состоялась грандиозная свадьба – чисто итальянская. А для меня это были похороны. Нам и в самом деле купили дом – через дорогу от дома ее родителей. На некоторое время Лючия успокоилась и притихла. Но, оказалось, это была всего лишь одна из форм депрессивного состояния. Вскоре все началось снова. Мне приходилось разыскивать ее в каких-то подозрительных барах, кошмарных забегаловках – Бог знает где. Несколько раз я оказывался в таких переделках, что едва выбирался живым. Мне приходилось звонить старику, он присылал парочку своих молодцов… Но Лючия не унималась.

– Я потерял покой и сон. Мне уже было не до учебы. Все шло наперекосяк. И когда начались роды и ее отправили в клинику, я вздохнул с облегчением. Наконец-то у меня появилась возможность хотя бы выспаться.

Ребенок родился маленький, но здоровый. Девочка. Врачи еще некоторое время держали Лючию в клинике из боязни, что у нее начнется послеродовая депрессия, как мне объяснили. Но, к счастью, угроза миновала. Через шесть недель ее отпустили домой. Но меня не покидало ощущение, что она стала какой-то странной. Я очень часто заставал ее сидящей у кроватки: она неотрывно смотрела на девочку. Она стала невероятно спокойной по сравнению с тем, что было прежде. Девочку крестили, назвали Ангелиной – в честь умершей матери Лючии, второе имя у нее было Роза – в честь моей мамы. Лючия казалась совершенно умиротворенной. Отец нанял медсестру, но ей совершенно нечего было делать. Лючия сама ухаживала за ребенком. Она сидела рядом и часами пела девочке песенки, качала ее, расхаживая по комнате взад и вперед. Она даже из супружеской спальни перебралась спать в детскую.

«Видишь, – говорил ее отец, – как она счастлива. Вот что ей было нужно. Вот почему я настоял на женитьбе». Он даже чувствовал ко мне признательность. У нас было все, чего не пожелаешь. Я мирился с тем, что мне совсем не нравилось.

Малышке исполнилось три месяца. В тот вечер я вернулся домой не поздно, дома никого не было. Я подумал, что Лючия взяла девочку погулять на свежем воздухе, так что у меня не возникло никакого беспокойства.

Макс снова умолк и вздохнул.

– Но время шло, Лючия не возвращалась, и я забеспокоился. Позвонил ее отцу. Он снова отправил своих людей на поиски дочери. Уже стемнело. Не знаю, что толкнуло меня пойти взглянуть на наш бассейн… Лючия не заглядывала туда с тех пор, как родилась дочь. Но она оказалась именно там. Она стояла в воде и укачивала девочку, напевая песенку. Девочка была мертва. Лючия утопила ее.

Алекс прикусила губу. Сердце сжала боль и сострадание к нему. Макс продолжал без всякой интонации:

– Отец, конечно, все уладил, нажал, где нужно нажать, и все было представлено как трагическая случайность. Лючию поместили в специальную лечебницу «ради ее собственного блага». Там она находится и по сей день. Меня, да и своих родных она не узнает. Несколько раз она пыталась убежать из клиники. Но система охраны там отлажена хорошо, и ее перехватили. Ее любимое занятие – играть в куклы. Она наряжает их, поет им песенки. Первое время я довольно часто навещал ее. Но это было ужасное зрелище. К тому же в этом нет никакого смысла. Уход за ней самый лучший, ее содержание в клинике щедро оплачивается. И она будет оставаться там до конца своих дней. Так что я оказался снова свободным человеком и занялся собой. Я, конечно, оставил дом и вернулся к себе на Малберри-стрит. Я говорил с отцом Лючии, и старик понял меня.

Самое страшное, казалось, было позади. – Голос Макса немного выровнялся.

– Я закончил учебу, получил степень. И встретил девушку, которую полюбил. Я отправился к отцу Лючии и сказал, что раз уж все так случилось, я могу считать себя свободным. До сих пор помню, как он посмотрел на меня: с сочувствием, даже с жалостью, но в то же время жестко и непреклонно. Он сказал мне: «Сынок, ты и моя дочь обвенчались в церкви Святой Девы. А законы церкви никто не может нарушить. Пока Лючия жива, она останется твоей единственной женой».

Ханжество его не знало предела. Старик наживал свои миллионы на проституции и наркотиках. Но вопросы чести собственной семьи блюлись неукоснительно. Лючия могла быть либо моей женой, либо вдовой.

Макс снова перевел дыхание.

– Она и сейчас в клинике, ей уже сорок два года. Отец ее еще в силе. А я в капкане, Алекс. И останусь в нем еще, пока она жива. – Впервые за время рассказа Макс взглянул на Алекс. – Детка, я так хочу, чтобы мы поженились. Мне уже сорок три. Я хочу иметь свою семью и дом. Конечно, я не был одинок. Одна женщина в моей жизни сменяла другую. Но я не хочу больше так жить. Я хочу, чтобы мы были вместе. Кроме тебя, мне никто не нужен. Но жениться на тебе я не могу. – Он помолчал. – Решай, Алекс.

– О, Макс!.. Я уже получила гораздо больше, чем могла ожидать. Неужели ты думаешь, что эта формальность может изменить мои чувства к тебе? Да, я была бы счастлива быть миссис Макс Фабиан, но если это невозможно, так тому и быть. – Алекс обняла Макса и прижалась к нему. – Мы можем быть вместе – это самое главное. Обойдемся без церковного благословения. Я и без священника дам тебе клятву верности. – Она улыбнулась и провела пальцами по его темным волосам.

– Но они по-прежнему следят за мной. Они знают, что я делаю, где нахожусь. Старик хорошо относится ко мне, но это ничего не значит. Он не переменится. Он постоянно присматривает, чтобы я как-нибудь не обошел их, потому что догадывается: во второй раз с такой же просьбой я к нему не приду. И если они узнают о тебе… я не знаю, что ему может взбрести в голову. Они знают все о Еве, о моей работе, в котором часу я встаю и когда ложусь. Я у него на поводке. Про тебя ему тоже скоро станет известно все. Он влиятельный и могущественный человек…

Алекс закрыла ему рот ладонью.

– Господи, Макс, да что они могут сделать! Я богатая женщина. Пусть только попробует. Деньги, которые у меня есть, тоже имеют какое-то значение в этом мире. И если он попытается что-либо предпринять, я найду способ защититься. – Глаза Алекс потемнели. – Я ведь только-только обрела тебя, Макс. И не хочу терять. Ты пойми, он же не будет знать, как ты ко мне относишься. Уверена, что он подумает, будто я одна из тех женщин, что побывали у тебя в постели. Ведь ты, например, долго был с Морой. Ничего же не случилось?!

– Но я никогда не беспокоился из-за нее: ну просто потому, что никогда не позволял себе увлечься всерьез. Мне не хотелось никому причинять боль. Но ты – радость и утешение моей жизни. Я не в состоянии отказаться от тебя. Он сразу почувствует это и может счесть, что это угрожает Лючии, что я буду настаивать на расторжении брака.

– Но ты ведь не пойдешь к нему снова? – голос Алекс напрягся.

– Прошло двадцать лет… Лючия жива, она в клинике – все такая же, ничто не изменилось с тех пор. Может быть, он изменился? Может быть, стоит попытаться. Я хочу стать свободным, Алекс. Ради тебя. Только ради тебя.

Алекс обхватила его лицо ладонями:

– Ты собираешься сделать это ради меня?

– Я готов ради тебя на все.

– Но в этом нет никакой необходимости. Мы будем жить, как живут тысячи других пар. Кому нужны эти официальные свидетельства? Разве они сделали мою мать счастливой? А уж она-то набрала целую коллекцию. Мне не нужно ничьего разрешения. Мы принадлежим друг другу – и только это имеет значение.

Макс заключил ее в объятия, и они долго лежали так, очень тихо. Потом Алекс приподнялась, села и посмотрела на него сверху вниз.

– Хочешь ли ты жить вместе со мной и быть любимым мною? – спросила она мягко.

– Попробуй только помешать мне, – угрожающе ответил Макс и рассмеялся.