В аэропоезде, идущем на следующее утро в направлении Сити, почти все молчат. Никому не хочется обсуждать, что случилось в городке прошлым вечером. Те, у кого отобрали артефакты, молчат, переживая потерю. Те, у кого нечего было взять, молчат из уважения к первым. А может быть, они молчат из чувства удовлетворения, потому что теперь всех уравняли.

Перед тем как выйти у бассейна, Ксандер наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, и шепчет еле слышно:

— Под цветами, перед домом Кая.

Он сходит с поезда и исчезает из вида вместе с другими школьниками, а я еду к питомнику. Вопросы теснятся в моем мозгу. Как сумел Ксандер незаметно спрятать артефакт в клумбе у Макхэмов? Знал ли он, что артефакт принадлежит Каю, или это случайное совпадение, что он выбрал дом Макхэмов, чтобы спрятать его?

Знает ли он, что я чувствую к Каю?

Знает он или только догадывается, но несомненно одно: лучшего места, чтобы спрятать артефакт, найти нельзя. Нам всем предписано содержать наши дворы в чистоте и порядке. Если Кай будет копать в своем дворе, никто ничего не заподозрит. Мне только надо сказать ему, где искать.

Как и все, Кай смотрит в окно, когда поезд останавливается у питомника. Видел ли он, как Ксандер поцеловал меня? Как он к этому отнесся? Наши взгляды не встречаются.

— На этом этапе вы будете подниматься парами, — объявляет инструктор, когда мы подходим к подножию Большого холма. — Вы все распределены по парам по принципу близких физических возможностей на основании моих наблюдений за вами на первом этапе восхождений. Это означает, что Кай пойдет в паре с Кассией, Ливи — с Тэем...

На лице Ливи разочарование, я стараюсь изобразить полное безразличие.

Инструктаж подходит к концу.

— Цель восхождения на Большой холм иная. На его вершину вы не пойдете. Общество просило нас использовать ваши восхождения, чтобы пометить все препятствия на пути к вершине. — Инструктор жестом указывает на сумки, сваленные в кучу у его ног. — В сумках полоски из красной ткани. Каждая пара берет одну сумку. Приклеивайте маркеры к веткам упавших деревьев, перед практически непроходимыми чащами и так далее. Позднее по Вашим следам пройдет команда, ликвидирует помеченные вами препятствия и проложит тропинку к вершине холма.

Они собираются проложить через холм мощеные дорожки. Хорошо хоть дедушка не увидит этого.

— А что, если у нас не хватит полосок? — жалобно спрашивает Лон. — Холм не чистили годами. Там везде препятствия! Нам чуть ли не каждое дерево придется отмечать!

— Если у вас закончатся полоски, собирайте Камни и складывайте из них пирамиды, — говорит инструктор. Он поворачивается к Каю: — Вы можете сложить пирамиду?

После недолгого колебания Кай отвечает:

— Да.

— Покажите им.

Кай собирает несколько камешков вокруг нас и начинает складывать — самые крупные внизу, потом поменьше и так до верха. Наверху один камешек. Его руки двигаются проворно и уверенно, как тогда, когда он учил меня писать. Пирамида кажется шаткой, но не падает.

— Видите? Это просто, — говорит инструктор. — А позже я свистну, и вы начнете обратный спуск. Если потеряете дорогу, свистите. — Он раздает нам одинаковые металлические свистки. — Это будет нетрудно. Только идите вниз тем же путем, которым поднимались.

Его плохо скрытое пренебрежение к нам обычно забавляет меня. Но сегодня я его понимаю. Я сама чувствую отвращение, когда думаю, как мы покорно лезем снова и снова на свои маленькие холмики по первому слову. Как мы по приказу чиновников отдаем им самое дорогое и ценное. И никогда не боремся.

Нас уже почти не видно остальным, когда Кай поворачивается ко мне и я поворачиваюсь к нему. На мгновение мне кажется, что он хочет дотронуться до меня. Я больше чувствую, чем вижу, что его рука делает слабое движение по направлению ко мне, но затем снова падает вниз. И я разочарована сильнее, чем сегодня утром, когда открыла шкаф и не нашла на обычном месте медальона.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — Прошлой ночью они обыскивали дома. Я не знал об этом, пока не вернулся с работы.

— Я в порядке.

— Мой артефакт...

Это все, что его беспокоит? Я гневно шепчу:

— Он в твоей клумбе. Зарыт под новыми розами. Откопай его и получишь снова.

— Я не об артефакте думаю, — говорит он, и, хотя он пока до меня не дотронулся, я согрета огнем его глаз. — Я не спал всю ночь, боялся, что из-за него ты попадешь в беду. Я беспокоюсь о тебе.

Эти слова звучат тихо здесь под деревьями, но в моем сердце они звучат громче, чем все Сто песен, спетые одновременно. И под его глазами тени, потому что он не спал, а думал обо мне. Мне хочется дотронуться до кожи под его глазами. Здесь особенно заметна его ранимость, и от моего прикосновения ему станет легче. А потом мои пальцы пробежали бы по его скуле. А потом вниз, к губам и к тому месту, где подбородок переходит в шею, а от шеи к линии плеч. Мне нравятся места, где одно встречается с другим: глаз — со щекой, запястье — с рукой. Что-то останавливает меня, я делаю шаг назад.

— Как ты...

— Мне помог кое-кто.

— Ксандер, — говорит он.

Как он догадался?

— Ксандер, — соглашаюсь я.

Какое-то время мы молчим. Я стою поодаль и вижу его всего. Потом он поворачивается и снова начинает пробираться между деревьями. Идем медленно; подлесок такой густой и запутанный, что это больше похоже на лазанье, чем на ходьбу. Упавшие деревья никто не убирает, и они лежат на земле, как гигантские кости.

— Вчера... — начинаю я. Я должна спросить, Хотя мой вопрос может показаться непоследовательным. — Вчера ты учил Ливи писать?

Кай снова останавливается и смотрит на меня. Его глаза кажутся почти зелеными под пологом деревьев.

— Конечно нет, — отвечает он. — Она спросила, что мы с тобой делали накануне. Она видела, как мы писали. Мы не были достаточно осторожны.

Я чувствую себя глупо, но мне стало легче.

— Я сказал, что показывал тебе, как надо рисовать деревья.

Он кладет около меня веточку и начинает ею рисовать что-то похожее на листья. Затем кладет веточку рядом, она должна изображать ствол дерева. И смотрю на его руки и не знаю, что делать дальше.

— Никто не рисует после окончания начальной школы.

— Знаю, — отвечает он, — но это хотя бы не запрещено.

Я лезу в сумку, достаю полоску красной ткани и привязываю ее к ветке упавшего дерева рядом с Каем. Опускаю глаза и смотрю на свои пальцы, которые завязывают полоску в узел.

— Извини. За то, что я вчера так себя вела. — Когда я выпрямляюсь, Кай уже впереди.

— Не извиняйся, — отвечает Кай, отрывая от куста клубок вьющихся зеленых стеблей, чтобы мы могли пройти. Он бросает клубок мне, и я ловлю его в изумлении. — Мне было приятно, что ты меня ревнуешь. — Он улыбается, и будто солнце освещает лес.

Стараюсь не улыбнуться в ответ.

— Кто сказал, что я ревную?

— Никто, — отвечает он. — Сам догадался. Давно наблюдаю за людьми.

— Зачем ты дал мне свой артефакт со стрелкой? — спрашиваю я. — Он красивый. Но я не была уверена...

— Никто, кроме моих родителей, не знает, что он у меня есть, — говорит он. — Когда Эми дала мне твой медальон, чтобы вернуть тебе, я заметил, как они похожи, и мне захотелось, чтобы ты увидела и мой артефакт.

Внезапно я слышу в его голосе чувство одиночества и другое чувство, от выражения которого его удерживает инстинкт самосохранения. «Мне захотелось, чтобы ты увидела меня». Потому что эта золотая вещица со стрелкой — часть его истории. Кай хочет, чтобы кто-нибудь его увидел.

Он хочет, чтобы я его увидела.

Мои руки тянутся к нему. Но я не могу так предать Ксандера после всего, что он для меня сделал. После того что только вчера вечером он спас нас обоих — Кая и меня.

Но есть что-то, что я могу дать Каю, никому не изменяя, потому что это только мое и не принадлежит Ксандеру. Стихотворение.

Я хочу прочесть ему только еще несколько строк, но, начав, трудно остановиться, и я читаю все. Слова связаны между собой. Некоторые вещи возданы для того, чтобы быть вместе.

— Эти слова нельзя назвать мирными, — замечает Кай.

— Да.

— Тогда почему они меня успокаивают? — спрашивает он удивленно. — Я не понимаю.

В молчании мы прокладываем свой путь сквозь все более густой подлесок. Стихотворение звучит в наших ушах.

Теперь я знаю, что хочу сказать.

— Думаю, это потому, что, когда слышишь эти строки, понимаешь: мы не единственные, кто так чувствует.

— Прочти его еще раз, — просит Кай мягко. Его дыхание прерывисто, голос звучит сипло.

Весь остаток времени, пока мы не слышим свисток инструктора, мы движемся к вершине холма, повторяя друг другу стихотворение, как песню. И эта песня известна только нам двоим.

Перед тем как покинуть лес, Кай снова учит меня писать мое имя на мягкой земле под одним из упавших деревьев. Мы низко склоняемся с красными полосками в руках. Если кто-нибудь подойдет и увидит нас, мы сделаем вид, что привязываем полоски к стволу. У меня не сразу получается буква «s», но мне нравится, как она выглядит: будто что-то колышется на ветру. Простую палочку с точкой над ней в букве «i» выучить легко, а как писать «а», я уже знаю.

Я пишу каждую букву своего имени курсивом и связываю их между собой. Рука Кая рядом с моей рукой, чтобы помочь. Мы не совсем прикасаемся друг к другу, но я чувствую тепло его руки и изгиб его тела, склоненного надо мной, когда я пишу. Cassia.

— Мое имя, — говорю я, отклонившись и глядя на буквы. Они неровные, написаны менее уверенно, чем буквы, которые пишет Кай. Если кто-то пройдет мимо и взглянет, он может вообще не понять, что это буквы. Но я-то знаю, что это. — Что дальше?

— Теперь, — отвечает Кай, — вернемся к началу. Ты знаешь «а». Завтра мы выучим «b». Постепенно ты узнаешь их все и сможешь записать свои собственные стихи.

— Но кто их стал бы читать? — спрашиваю я, смеясь.

— Я, — отвечает он. И протягивает мне еще одну использованную салфетку. Там, между жирными отпечатками пальцев и остатками пищи, написана еще одна глава истории Кая.

Кладу салфетку в карман и думаю о Кае, который писал на ней свою историю вот этими красными руками, обожженными огнем печи, около которой он работает. Думаю, как каждый раз, опуская исписанную грязную салфетку в карман, он рискует всем. Долгие годы он был сама осторожность, но теперь хочет использовать свой шанс. Потому что он нашел кого-то, кто хочет знать. Кого-то, кому он хочет рассказать.

— Спасибо, — говорю я, — за то, что ты учишь меня писать.

— Спасибо тебе, — отвечает он, и я вижу свет в его глазах, который появился благодаря мне, — что оберегла мой артефакт, и за стихи.

Мы многое могли бы еще сказать, но мы только учимся говорить друг с другом. Вместе мы выходим из-за деревьев. Не касаясь друг друга. Пока.