В девять утра во вторник Алехандро вышел из подъезда дома на Пятой авеню с двумя нейлоновыми чемоданами, в которые были тщательно упакованы две системы доставки «Парапойнт». Пусковые устройства находились у него в дорожной сумке — вместе со сменой белья, парой рубашек для игры в поло, зубной щеткой, расческой, кремом для бритья и одноразовым бритвенным станком.

Домой с гасиенды он вернулся в понедельник около девяти вечера и сразу же завалился спать. Но перед тем как заснуть, поставил будильник на четыре утра и швырнул старый шлепанец на середину спальни, чтобы не позабыть о том, что в пять тридцать надо будет радиографировать из окна ванной Сиверу.

В радиограмме контролеру будет доложено о том, что испытание системы «Парапойнт» назначено на вторник и что Алехандро не имеет ни малейшего представления, где оно состоится.

В девять тридцать утра во вторник грязно-зеленый микроавтобус вырулил из-за угла прямо к подъезду, у которого дожидался Алехандро. За рулем сидел Барриос. Писсаро — рядом с ним, на пассажирском сиденье. Боковая дверца открылась, из микроавтобуса выскочили двое, они выхватили у Алехандро чемоданы и шмыгнули с ними обратно.

Алехандро, с дорожной сумкой через плечо, забрался в микроавтобус.

— Куда мы поедем?

Никто и не подумал ответить на его вопрос.

В то же утро, без двадцати двенадцать, частный самолет компании «Грамман Гольфстрим», набирая скорость, катил по взлетно-посадочной полосе у Морского вокзала в аэропорте имени Кеннеди.

Алехандро, сидя на отдельном сиденье за спиной у Писсаро и Барриоса, поглядывал в иллюминатор на унылые воды Флашинг-Бэй. Западнее ему были видны обнесенная колючей проволокой тюрьма на Райкерс-Айленде и остров Южного Брата. Когда частный самолет взмыл в небо, Алехандро почувствовал определенное беспокойство. «Такой самолет может летать на большие расстояния, — подумал он. — Куда это, интересно, они меня потащат?» Поглядев на Писсаро и Барриоса, он заметил, что те о чем-то шушукаются. Двое парней, забравшие ранее чемоданы у Алехандро, расположились сейчас в заднем углу.

Алехандро вновь посмотрел в иллюминатор. Но теперь ему были видны только тучи. Самолет продолжал набирать высоту. Набрав крейсерскую высоту, которая, по прикидке Алехандро, составляла по меньшей мере двадцать тысяч футов, он прекратил подъем и полетел куда-то на запад.

Минуты складывались в часы; Алехандро становилось все неуютней. Он по-прежнему смотрел в иллюминатор, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь просветы в тучах, — что-нибудь, что имело бы знакомые хотя бы по карте географические очертания. И такие просветы время от времени возникали, но внизу Алехандро была видна только вода — сплошной бесконечный океанский простор.

Они летели уже примерно пять часов в юго-западном направлении. Внезапно тучи рассеялись, и они оказались в безоблачно чистом, ослепительно синем небе. Внизу Алехандро сразу же распознал знакомые очертания Калифорнийского залива, причем в его южной части. Сердце у Алехандро затрепетало от страха. «А что, твои мать и сестра по-прежнему проживают в Зихуатанеджо?» В этих словах заключалась недвусмысленная угроза и ему самому, и его семье. Он почувствовал, как начинает обуревать его ярость, но заставил себя успокоиться. Желая ничем не выдать своих чувств, он сказал Писсаро, перегнувшись к нему через проход:

— Приятно будет ненадолго заглянуть домой.

Писсаро в ответ только улыбнулся.

В два часа дня по центральному времени «Гольфстрим» перемахнул через гребни гор и совершил посадку в аэропорту Зихуатанеджо. Самолет подкатился к той части аэродрома, где в непринужденном соседстве уже стояли аэропланы военные и гражданские, принадлежащие спецслужбам и торговцам наркотиками. Все эти самолеты здесь словно бы объединил экуменический девиз: «Ты меня не тронешь, и я тебя не трону».

Для прибывающих из США здесь не был предусмотрен ни паспортный, ни иммиграционный контроль. Черный седан с цветастой эмблемой местной судебной полиции уже дожидался, с занавешенными окнами, около того места, куда подрулил самолет. Прислонившись к машине, стояли двое крупных мужчин в солнечных очках с зеркальными стеклами и в пестрых мексиканских рубахах. Писсаро, сойдя по трапу первым, направился к этим двоим. После непродолжительной беседы, он обернулся и подал знак остальным последовать его примеру.

Когда двое служащих судебной полиции уселись спереди, а самого Алехандро усадили сзади, между Писсаро и Барриосом, он понял, что балансирует на канате без подстраховки в виде натянутой внизу сетки. Оглянувшись, он сквозь щель в занавеске увидел, как из самолета выгружают его чемоданы, содержащие систему «Парапойнт».

Пока седан выезжал за пределы аэропорта, Алехандро подумал о том, что не был на родине уже восемь лет. Но когда машина проезжала мимо жилых строений, ему стало ясно, что ничего здесь не изменилось. Домохозяйки все еще, взвалив ношу на голову, трусили вслед за мужьями по залитым солнечным светом дорожкам, тогда как глава семейства восседал на единственном, как правило, во всем хозяйстве ишаке, болтая ногами и лихо заломив соломенное сомбреро, а к изготовленному из обыкновенной веревки поясу было прикреплено устрашающих размеров мачете. Он заметил также, что здешняя золотая молодежь по-прежнему мчится сломя голову в шикарных автомобилях по национальному шоссе номер 200, тогда как женщины и дети подолгу дожидаются на многолюдных остановках битком набитых автобусов, которые вечно опаздывают и передвигаются с черепашьей скоростью. Откинув занавеску, Алехандро обнаружил, что у многих лачуг, лепящихся по склонам холма, появились новые — и более просторные — пристройки, и невольно подумал о том, связно ли нынешнее процветание местных жителей с упорным трудом или же с участием в торговле наркотиками.

Когда машина судебной полиции проезжала по площади Киото, представляющей собой единственную транспортную развязку во всем Зихуатанеджо, и Алехандро, выглянув из окна и увидев синтоистские храмовые ворота, — в который уже раз! — подумал: под воздействием какого дурмана отцы-основатели воздвигли эти синтоистские ворота и назвали площадь в честь далекого японского города.

Седан помчался по пересохшему дну канала, служащего во многих местах и городской свалкой, потом выехал на прибрежную дорогу, пролегающую вдоль берега Ла-Плайя-Ропы. На склоне гор вовсю шли строительные работы, и, увидев их размах, Алехандро понял, что сонный рыбацкий поселок пробуждается к жизни, и вновь подумал о том, в какой мере этим своим пробуждением он обязан наркобизнесу.

Когда машина проезжала мимо «Бэй-клуба» и ресторана «Контики», Алехандро пересел слева направо и, раздвинув занавеску с другой стороны, принялся любоваться здешним великолепным пейзажем. Меж двух гор, в лагуне, сияла ослепительной синевой морская вода. На якоре стоял круизный лайнер, яхт же здесь было без счету. Откинувшись на сиденье, Алехандро спросил у Писсаро:

— Ну и когда нам предстоит вернуться в Нью-Йорк?

— Завтра после полудня.

Писсаро раздвинул занавеску на своем окне и увидел, как с булыжной дорожки у въезда в гостиницу «Сотовенто» выезжает и пристраивается им в хвост небольшой грузовик.

Поехав мимо гостиницы «Каталина», седан внезапно свернул влево и помчался по длинной извилистой дороге, откровенно игнорируя дорожные знаки, извещающие о том, что здесь начинаются государственные владения и что въезд посторонним лицам воспрещен.

Они ехали в Парфенон, многомиллионное роскошное здание, построенное по образцу афинского Парфенона в самом центре наиболее крупного поместья во всем Зихуатанеджо. Поместье и здание принадлежали начальнику полиции города Мехико, ежемесячное жалованье которого составляло триста пятьдесят долларов США.

Караван, состоящий из седана и из грузовика, въехал на возвышенный участок почвы и остановился там. Из грузовика высыпали люди с автоматическим оружием, они сразу же разбежались во все стороны, спеша занять стратегически выгодные позиции на склоне холма. Барриос подошел к грузовику, сунулся в кабину, достал оттуда бинокль и, расхаживая по всему участку, принялся следить в бинокль за дорогой. Наблюдая за ним, Алехандро подумал: «Мы находимся на их территории, здесь у них все схвачено и за все уплачено, а они все равно сходят с ума от страха. „Хорошим парням“, покажись они здесь, пришлось бы весьма несладко».

Подойдя к Писсаро, стоящему у грузовика, Алехандро спросил:

— Когда и где проведем испытания?

Проигнорировав его вопрос, Писсаро сказал:

— Раз уж мы в твоем родном городе, почему бы тебе не пригласить нас к себе домой, посмотреть, как твоя матушка стряпает. Да и с сестрицей твоей неплохо бы познакомиться. Ее ведь зовут Мария, верно?

Алехандро мрачно посмотрел на него:

— Если мне захочется повидаться со своими, я повидаюсь с ними один. Вас с собой брать не собираюсь.

На этом участке они оставались три с половиной часа. За это время солнце уже опустилось, коснувшись линии горизонта и окрасив морскую гладь в алый цвет. Вот-вот должен был начаться закат, и Алехандро было известно, что в этот час люди по всей Ла-Плайя-Ропе высыпают на берег, чтобы полюбоваться «зеленой вспышкой» — особым световым эффектом, присущим этому часу.

В северо-западной части Ла-Плайя-Ропы находится пляж, который местные жители называют «Заливом гринго», потому что именно здесь обретались американские и канадские хиппи и другие изгои западной цивилизации. Люди на пляже уже собирались на ритуал любования закатом в ресторане «Росси» — двухэтажном, с открытой верандой строении типа бунгало на самом берегу.

Сердито закусив губу, Алехандро наблюдал за тем, как ярко-красный пламенеющий шар, казалось настолько раскаленный, что вокруг него в небе плавала золотистая дымка, озаряет одинаково интенсивным светом и небо, и море.

Он поглядел на наркодельцов. Но все они тоже были поглощены созерцанием великолепного зрелища.

Солнце скользнуло за горизонт, уводя с собой день и погружая мир в ночную тьму.

Никогда в жизни Алехандро не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас.

Из глубины грузовика высунулся какой-то человек и крикнул по-испански:

— Самолет только что вылетел.

— А где зона приземления? — спросил Алехандро у Писсаро.

— Через несколько минут выезжаем, — ответил тот, переглянувшись с Барриосом, который по-прежнему смотрел в бинокль на дорогу.

Прямо из песка на пляже в Ла-Плайя-Ропе начинались каменные ступени лестницы, ведущей к началу крутой тропы по горному склону. Тропа поднималась вверх по спирали, с каждым витком оказываясь все выше и выше над уровнем океана, а на самом верху заканчивалась у заброшенного маяка, который одиноко высился над широким водным простором.

На черном небе сияла полная луна, прохладный бриз с моря заглушил последние воспоминания о дневной жаре. Алехандро посмотрел на юг, где уже зажглись огни Зихуатанеджо. Казалось, в ущелье между скалами раскинулся огромный лагерь и его обитатели зажгли множество костров.

Алехандро услышал, что Писсаро с кем-то переговаривается по «уоки-токи», и, оглянувшись, посмотрел на него. Барриос, в свою очередь, прислонясь к стене маяка, не спускал глаз с Алехандро. С плато, на котором был расположен здешний Парфенон, караван автомобилей выехал двадцать минут назад, проехал по прибрежной дороге и остановился, едва миновав ресторан «Росси». Телохранители выскочили из грузовика и заняли позиции у подножия невысокой горы, тогда как Алехандро, Писсаро и Барриос отправились по каменной лестнице, а затем по тропинке к маяку.

Алехандро посмотрел вниз, на пляж. Вид ночного песка пробудил в нем воспоминания о днях юности. Тогда, давным-давно, пляж принадлежал по ночам древесным крысам, бродячим одичавшим собакам, рыщущим в поисках пищи, и влюбленным парочкам, уединяющимся под досчатым навесом и предающимся любви под шум морского прибоя. И он вспомнил, как босоногим юнцом шнырял из отеля в отель, сбывая туристам поделки из местного дешевого серебра. «Серебряное ожерелье, сеньора? Браслет из чистого серебра, сеньора?» Он вспомнил с улыбкой и еще об одном — уже не столь невинном — промысле тогдашних дней: Алехандро похищал у туристов их любимых собачек, а позднее, когда владельцы впадали в истерику, возвращал их за вознаграждение. Вспомнились ему и более приятные вещи: праздники, фестивали, первая подружка, которой он обзавелся в двенадцатилетнем возрасте. Но от приятных воспоминаний его отвлек голос Писсаро:

— Парашюты спущены.

Алехандро выставил ручную антенну и подошел к честной компании, держа прямо перед собой принимающее устройство и целясь им куда-то во тьму.

Писсаро и Барриос встали над обрывом, уставившись во тьму, в надежде разглядеть хоть что-нибудь в тропической ночи.

Сначала Алехандро показалось, будто навстречу к ним в лунном свете устремились ночные птицы. Но когда птицы подлетели поближе, он почувствовал неизъяснимый восторг. Нацелившись в их сторону принимающим устройством, он сказал наркобаронам:

— А вот и они!

Писсаро и Барриос бросились к нему и застыли на месте рядом с ним, следя взглядом за направляющимися в их сторону парашютами. Грациозно скользящие по воздуху парашюты могли показаться доисторическими хищными птицами, рыщущими над землей в поисках добычи; но в клюве у этих птиц были смерть и страдания для людей. И в это мгновение Алехандро поневоле порадовался тому, что он не наркоделец, а полицейский, помогающий пресечь преступный промысел и упрятать его организаторов за решетку.

Парашюты рамочной конструкции подплывали все ближе и ближе, на глазах увеличиваясь в объеме, — и наконец, очутившись уже всего в нескольких метрах от горной вершины, они замедлили лет и, казалось, остановились, ориентируясь с помощью компьютера в направлении ветра, чтобы завершить спуск. Писсаро удовлетворенно ухмыльнулся, Барриос то и дело переводил взгляд с принимающего устройства в руках у Алехандро на парашюты и обратно, как будто ему не терпелось выяснить, чем же все это представление в конце концов закончится.

Парашюты вильнули влево, развернулись, полетели над ровной площадкой возле самого маяка и наконец упали к самым ногам ожидающих их прибытия людей. Куполы сразу же обмякли, окутав груз, который они доставили.

Спрятав принимающее устройство за пояс, Алехандро подошел к парашютам, опустился на одно колено, откинул куполы в сторону, предъявив наркодельцам доставленные рюкзаки.

Поглядев на Писсаро, он сказал:

— Ну что, мы договорились?

— Весьма впечатляюще, — ответил тот, подойдя поближе и поставив ногу на один из рюкзаков. — Но где гарантия того, что система «Парапойнт» всегда будет работать с такой же прицельной точностью? Ведь если мы утратим партию или часть партии в ходе доставки, это принесет нам колоссальные убытки. В конце концов, мы не более чем маленькое сообщество друзей, пытающееся встать на ноги в сугубо враждебном окружении.

— Эй, амиго, сойди с креста, аборигенам он сгодится на дрова. Поза мученика тебе не идет, — насмешливо отозвался Алехандро.

Писсаро неприятно рассмеялся:

— Что верно, то верно.

Алехандро не заметил, как Барриос зашел ему за спину. Не заметил он и того, как костистые пальцы наркодельца скользнули за пазуху и вытащили оттуда девятимиллиметровый автоматический пистолет. Лунный луч, упав на хромированную рукоять, привлек к себе внимание Алехандро как раз в тот миг, когда он увидел, что лицо Писсаро превратилось в сатанинскую маску откровенной ненависти. И тут же услышал у себя за спиной шорох шагов.

«Они собираются прикончить меня!» — подумал он, вскакивая на ноги, взбивая каблуками тучу пыли и кидаясь назад — туда, откуда доносились угрожающие звуки. Он столкнулся с Барриосом, с разгону въехав ему затылком в лицо. Они повалились наземь, из носу и изо рта у Барриоса хлестала кровь, он вслепую тыкал в Алехандро своей пушкой.

Писсаро подскочил к дерущимся, взял Алехандро борцовским захватом и потянул его вверх, заставив встать на колени, — причем потянул с такой силой, что боль сразу же разлилась у Алехандро по шее и по плечам. Он впился зубами в руку Писсаро.

Тот взвыл от боли, но ему все же удалось все тем же могучим захватом наклонить вперед голову Алехандро.

Барриос поднялся на ноги. Разъярившись, он ударил рукояткой пистолета по голове Алехандро. Ярость, охватившая сейчас и Алехандро, позволила ему вытерпеть эту боль, он лишь глубже вонзил зубы в руку Писсаро, чувствуя во рту вкус чужой крови. Потянувшись вниз обеими руками, он ухватил Писсаро за щиколотку и дернул на себя, сбивая с ног, одновременно он изогнулся всем телом и, подпрыгнув, ударил Барриоса обеими ногами в пах. Тот, скрючившись, опустился на колени.

С диким воплем Барриос скорчился на земле в позе зародыша, зажав руки в паху. Алехандро потянулся за пистолетом, который выронил Барриос, но Писсаро ухватил Алехандро за ногу и оттащил прочь.

Алехандро ударил Писсаро в лицо и, вырвавшись из захвата, бросился к пистолету. Но сзади на него навалился Барриос. Завязалась отчаянная борьба, каждый стремился дотянуться до пистолета первым. Алехандро уже удалось было продеть палец в спусковое устройство, но подоспел Писсаро и принялся беспощадно избивать Алехандро. Прозвучал выстрел. Пуля попала в стену здания маяка, осыпав дерущихся каменным щебнем. Алехандро услышал звук близящихся шагов. Собрав всю оставшуюся у него силу, Алехандро выхватил у противников пистолет и крепко сжал его в руке, но в то же самое мгновение, получив сокрушительный удар по затылку, потерял сознание.