Горизонт казался едва различимой линией, где одна тьма встречалась с другой и куда исчезали звезды.

Дом под черепичной крышей стоял на склоне утеса над Ла-Плайя-Ропой. Перед домом имелся крошечный дворик, из которого открывался головокружительный вид на всю лагуну. Мощенная кирпичом тропа тянулась сюда от прибрежной дороги, по обеим сторонам тропы росли авокадо и пальмы. Тропа кончалась у черного хода в дом; отсюда можно было попасть в большую кухню, пол в которой был крыт ржавого цвета досками.

Алехандро приехал сюда от Зоньи на такси. Застыв в тени деревьев, прислушался к шуму волн. Он очутился у себя дома.

Какое-то время он простоял, глядя на темные контуры дома, потом вышел из тени и прошел вдоль газона к дверям.

Несколько собак, которых здесь держали, огласили полуночный воздух громким лаем.

— Кто здесь? — по-испански просила его мать.

— Мама, это я, Алехандро, — крикнул он в ответ, входя в дом по скрипучим половицам.

В свете одной-единственной лампы, зажженной на кухне, волосы его матери казались совсем белыми; они волнами струились у нее по плечам. На ней была хлопчатобумажная ночная рубашка. Несмотря на морщины, красота ее черт по-прежнему бросалась в глаза. Она кинулась в объятия сыну, причитая:

— Мой мальчик вернулся! — Осыпая его поцелуями, она успела посетовать: — Но почему ты не предупредил заранее о своем приезде? И посмотри только, как ты похудел!

Он прижал ее к груди, упиваясь материнской любовью и заботой.

— Я люблю тебя, мама!

Мать так разволновалась, увидев сына после восьмилетней разлуки, что сейчас ее била дрожь и на глаза наворачивались слезы.

— Но что ты здесь делаешь? Тебя привели сюда добрые дела?

По-прежнему сжимая ее в объятиях, Алехандро ответил:

— Ассоциация управления гостиницами предложила мне провести выступление в одной из гостиниц на острове Икстапа. Мне надо лететь туда через несколько часов. — Он огляделся по сторонам, впитывая в себя привычный и ничуть не изменившийся домашний уют, упиваясь знакомыми запахами. — Я люблю тебя, мама.

Но ее голос внезапно изменился:

— Давай выйдем во двор и посмотрим вдвоем на звезды.

Держать за руки и не говоря друг другу ни слова, они прошли под авокадо и пальмами.

— Почему ты солгал матери? Или ты думаешь, что я не узнала бы, если бы мой сын выступал в какой бы то ни было гостинице на территории Мексики?

— Мама…

— Нет, Алехандро. Я влюбилась в полицейского-ирландца из Штатов и вышла за него замуж. Вышла за него замуж, потому что он меня полюбил. Но, кроме меня, он любил и это чертово Управление полиции. И не было дня на протяжении всей нашей совместной жизни, чтобы я не чувствовала себя из-за этого глубоко несчастной.

— Мама…

— Послушай меня! Сивер и Романо, тот самый, которого все называли Бандюгой Джоем, прилетая сюда на отдых, всегда о чем-то секретничали с твоим отцом. Они уходили подальше, чтобы я не услышала о чем они разговаривают. Но мне и не нужно было слышать — достаточно было только поглядеть на них, чтобы понять, о чем они разговаривают. А потом твой отец ушел в отставку, и мы начали жить здесь как в раю, и я никогда не была так счастлива ни раньше, ни потом. — Она умолкла, на нее волной нахлынули воспоминания. — И однажды, много лет спустя, Сивер прибыл один. Они с твоим отцом уселись вот под это авокадо и начали о чем-то секретничать, и мое сердце опять стало обливаться кровью. Торговцы наркотиками прибыли в Зихуатанеджо, а потом прилетел Сивер, а через две недели твоего отца убили…

— Мама…

— Послушай же! Когда тебе было двадцать лет, Сивер снова приехал сюда. Вы с ним уселись под тем же деревом, под которым он сидел с твоим отцом, вы начали секретничать, и мое сердце заледенело от страха за тебя. Я-то ведь понимала, что ему нужно. И потом ты уехал, и моя жизнь на этом закончилась.

— Мама, мужчине приходится…

Она ударила его по лицу.

— Только не начинай со мной в этом отвратительном мужском тоне! Твой отец рассуждал точно так же. Мужчине не приходится делать ничего, кроме того, что ему хочется делать.

Алехандро, потерев заполыхавшую щеку, возразил:

— Ты не поняла…

— Проблема как раз в том, что я все прекрасно поняла.

Он поддел ногой упавший наземь кокосовый орех.

— Я никогда не собирался причинить тебе боль.

Она утешающим жестом потрепала его по щеке:

— Я знаю, сынок. Но тебе уже пора вернуться домой, жениться, обзавестись детьми. Прежде чем Господь призовет меня к себе, мне хотелось бы полюбоваться на внуков.

Физическое ощущение бесконечной виновности перед матерью пронзило его насквозь.

— Мама, прошу тебя, не говори со мной так.

— Так когда же ты все-таки вернешься сюда окончательно?

— Скоро, мама, честное слово, скоро. — Поглядев в сторону дома, он осведомился: — А где же Мария?

— Твоя сестра в гостях у друзей.

— Это в час ночи?

Мать рассмеялась:

— Ты не пробыл дома и получаса, а ведешь себя как самый настоящий брат-ревнивец из Мексики. Твоя сестра — взрослая женщина, она не обязана давать тебе отчет в своих поступках.

Он сокрушенно улыбнулся:

— Прости, мама.

Они продолжили прогулку. Поглядев снизу вверх на сына, она спросила:

— А это верно, что квартирная плата в Нью-Йорке порой достигает десяти тысяч долларов в месяц?