Кальвин Джонс был старшим сотрудником Управления полиции, ведающего административными и финансовыми вопросами. Долговязый парень с огромными ушами, с глазами навыкате и с раннею сединою в волосах, старший советник Джонс был наркоманом. И на протяжении последних двух с половиной лет — главным осведомителем Писсаро по всем вопросам, связанным с нью-йоркской полицией. И сейчас его вывел из себя внезапный звонок Писсаро в неурочный час.

— Встретимся внизу. Немедленно. — Вот что услышал по телефону Джонс.

Выйдя из Первого полицейского управления, Джонс увидел человека, которому продал душу, — безжалостного убийцу с седой прядью в волосах, — сидящим на одной из деревянных скамей неподалеку от управления. Увидев Джонса, Писсаро поднялся со скамьи и прошествовал под арку здания муниципалитета; Джонс направился следом за ним. Писсаро, перейдя Центральную улицу, вошел в Сити-Холл-парк, пройдя через него, вышел на Бродвей и купил в киоске кусок торта-мороженого. Повернув на север, он дождался, пока его догонит осведомитель, и как ни в чем не бывало спросил:

— Как дела, Кальвин?

— Все в порядке. Мне хотелось поговорить с вами о наших делах.

Писсаро с насмешливым удивлением поднял брови:

— Вот как?

— Мне просто повезло с этой информацией — поэтому должно повезти и с оплатой. Я полагаю, что вы должны заплатить мне вдвое больше обычного.

Писсаро снисходительно улыбнулся, но при этом злобно сощурил глаза.

— Рассчитаемся по-честному, амиго. Вы для нас — просто бесценный источник. — Он холодно улыбнулся Джонсу. — Скажите, большинство персональных документов на полицейского заполняются в тот день, когда он принимает присягу, не так ли?

— Гектор, мы с вами обсуждали эту тему уже много раз.

— И все-таки?

— Да. Заполняется страховой полис каждого новобранца, медицинская карточка с учетом специфики организма, заполняется декларация о доходах и устанавливается круг служебных обязанностей.

— И в Департаменте больше не делают никаких записей?

— Насколько мне известно, никаких.

— А кто присутствует на церемонии присяги?

— Как правило, на нее заглядывает сам мэр. Верхние чины полиции, разумеется, родственники, друзья. Однако всю документацию заполняют заранее, еще до того, как начинают съезжаться гости.

— А до их прибытия кто занимается новобранцами?

Джонс подумал, прежде чем ответить, и принялся отвечать, загибая один палец за другим:

— Представители различных медицинских ведомств, излагающие новобранцам особенности своих программ физического воспитания, из пенсионного отдела — с разъяснением прав на дополнительное пенсионное обеспечение, кто-нибудь из финансового отдела, чтобы объяснить им, что именно следует включить в декларацию о расходах. Ах да, еще, конечно, высшие чины из Полицейской академии, чтобы лишний раз напомнить новобранцам, какая честь им оказана и каких подвигов от них ждут. И…

Он смешался, словно в голову ему пришло нечто совершенно неожиданное.

— И что еще, Кальвин?

Писсаро доел мороженое.

Глаза Джонса неуверенно скользнули по рядам служебных машин, выстроившихся на стоянке у Сити-Холла. Наконец он выдавил из себя:

— Представители различных конфессий, организаций типа Армии спасения и тому подобное тоже переписывают имена всех новобранцев.

— Я читал об их присутствии в «Спринг-3100». Ну и что в этом особенного?

— Но ведь они не являются служащими полиции. Все это — частные организации, и ни одна из производимых ими записей не попадает в личное дело полицейского.

— Какого хрена вы молчали об этом так долго? Я был уверен, что все они тоже состоят на службе в полиции!

— Нет, не состоят, — проблеял Джонс. — Мне это самому никогда в голову не приходило.

— И сколько же их там бывает в общей сложности?

— Представители примерно тридцати организаций.

— Вы можете сделать для меня список?

Старший советник Джонс полез за бумажником, достал его, раскрыл и вынул оттуда сине-зеленую пластиковую карточку с изображением сине-золотого щита в самом центре. Он передал карточку Писсаро.

— Это карточка фонда «Центурион» 1993 года выпуска.

— А что это за фонд?

Писсаро в недоумении уставился на карточку.

— Это благотворительная организация бизнесменов, предоставляющая стипендии представителям различных конфессий и членам обществ, построенных на началах милосердия и братской помощи. Список всех этих организаций — на обороте.

Писсаро проглядел список.

— Нью-йоркская полиция с кем только не водится! А как узнать, где расположены офисы всех этих организаций?

Джонсу явно не терпелось поскорее свернуть эту «захватывающую» беседу.

— По всему городу. Контора вспомогательной полиции — прямо через дорогу, в Вулворте. У многих из них офисы там. Но в телефонном справочнике, безусловно, есть все без исключения.

— А когда решают внедрить агента в преступную среду, записи о нем устраняются и во всех этих организациях?

— Нет. Уничтожают только его досье и отпечатки пальцев. Полагаю, никто и не задумался над тем, чтобы попросить эти организации провести соответствующую подчистку в документации.

«Идиоты все эти гринго, ничего удивительного в том, что они проигрывают нам свою войну», — подумал Писсаро. Он сунул карточку фонда «Центурион» в нагрудный карман рубашки.

— Отличная работа, Кальвин.

Джонс внутренне подтянулся.

— Благодарю вас.

Писсаро уже сунул было руку в карман, где лежало несколько пакетиков «прощального поцелуя» — смеси кокаина с героином в пропорции, гарантирующей мгновенную смерть, — но в последний момент передумал. Лучше подождать с этим до тех пор, пока он не подыщет Джонсу полноценную замену. «Живи пока, свинья», — подумал он.

Тито, хорошо одетый гангстер из команды Писсаро, которому его шеф доверял больше, чем остальным, стоял навытяжку перед письменным столом Гектора, уставившись на сине-зеленую с золотом карточку, которую тот ему показал.

— Раздобудь мне адреса всех этих организаций. Затем подбери людей и произведи налет на каждую из контор. Мне нужны списки их сотрудников и партнеров.

Тито понял, что задание не из самых легких.

— Я должен найти что-нибудь конкретное?

— Да. Если тебе попадутся имена Фионы Ли или Алехандро Монэхена, дай мне знать об этом немедленно.

Тито потянулся за карточкой. Писсаро шутливо отодвинул ее к себе, прежде чем отдать.

— И смотри, чтобы не вышло ошибки!

Баскетбольный мяч попал в ржавое металлическое кольцо на школьном дворе Йешива Бет Хайма, Бандюга Джой угрюмо нахмурился. Перед ним на столе лежала сделанная скрытой камерой фотография, которую принес ему генеральный инспектор Бурке.

— И что же, мне должно быть известно, кто этот парень?

— Полагаю, что так.

— Ну-ка напомни!

— Это сын Имона.

Поднеся фотографию к глазам, Романо сказал:

— Теперь, когда ты назвал это имя, я улавливаю определенное сходство. Но как он оказался на одной из ваших фотографий?

— Его снял один из моих подчиненных. Снял в тот момент, когда он прибыл на одну из явочных квартир Чи-Чи Моралеса.

— Вот как? Когда я слышал о нем последний раз, он мыл посуду в заведеньице своей матери.

Смерив шефа разведки презрительным взглядом, Верзила Паули сказал:

— Ты идеально подходишь для своей работы. Ты никому не веришь, это во-первых, ты лжешь, не моргнув глазом, это во-вторых, и тебе наплевать на любые жертвы и обиды, лишь бы дело было сделано, это в третьих.

Пару мгновений двое начальников сердито смотрели друг другу в глаза.

Бандюга Джой отшвырнул от себя фотографию, пустив ее по столу.

— Думаю, тебе лучше уйти.

— Это же сын Имона!

Бандюга Джой жестом указал на окно, за которым возилась детвора.

— Все эти мальчики доводятся кому-нибудь сыновьями. — Он подался вперед. — Мастер ты разводить церемонии, так твою мать, и всегда был мастером. Уже на протяжении многих лет ты скармливаешь наркодельцам дезинформацию, они убивают друг друга, а ты остаешься чистеньким. Наш святейший Паули организовал убийство? — насмешливым тоном продолжал он. — Да никогда в жизни!

Затем в попытке взять себя в руки и несколько успокоиться Романо умерил сарказм и чуть ли не извиняющимся голосом произнес:

— Паули, единственное, что я могу тебе сказать, — мне ничего не известно об Алехандро. Я и понятия не имел о том, что он в Нью-Йорке.

— Трудно поверить!

Бурке встал, повернулся и вышел из комнаты, оставив после себя дверь открытой.

По дороге в штаб-квартиру полиции Верзила Паули нажал на кнопку около руля. Потайная панель отъехала в сторону. Глядя перед собой на дорогу, Бурке пошарил внизу и включил спецсвязь. В салон машины ворвались радиоголоса патрульных полицейских. Достав микрофон, Бурке произнес:

— Начальник отдела по борьбе с наркотиками вызывает Центральную.

— Отдел по борьбе с наркотиками, прием.

— Начальника объединенной группы слежения направить немедленно в мой офис. 10–02, прием.

— 10–04, сообщение принято.

Когда через двадцать три минуты Верзила Паули ввалился к себе в офис, лейтенант Сал Элиа уже дожидался его. Усевшись за письменный стол, Бурке сказал:

— Мне нужно, чтобы ты заболел.

Лейтенант изумленно переспросил:

— С какой стати?

— У меня для тебя есть индивидуальное задание. Не хочу, чтобы ты впредь тратил время на слежку.

Бурке отпер нижний ящик стола, в котором имелся потайной телефон, достал его и поставил на пол. Приподняв ложную панель, достал из-под нее конверт и протянул его лейтенанту.

— На этой фотографии изображена офицер полиции по имени Фиона Ли. В настоящее время она по заданию полиции водит самолет, на котором доставляет в страну наркотики Чи-Чи Моралес.

Глядя на улыбающееся на снимке лицо девушки, Элиа спросил:

— А опыт у нее есть?

— Я нашел ее в Полицейской академии. Она толковая и сильная, но в синдикате она действует в одиночку, на свой собственный страх и риск.

— Но при чем тут я? И почему именно сейчас? И что мне с нею делать?

— Хочу, чтобы ты «попас» ее, поохранял. Прошлой ночью я устроил слежку на выходе из «Энвиромана» и увидел, что она ушла оттуда вместе с Алехандро. В настоящее время я не исключаю возможность, что этот певец работает на Чи-Чи — или, того хуже, на Бандюгу Джоя.

— Да уж, воюем мы так, что со смеху помереть можно, — досадливо покачал головою лейтенант.

Алехандро и Фиона, добравшись до квартиры Алехандро ранним утром в среду, испытывали сильнейшую усталость.

— Давай сегодня провернем все поживее, — сказала она. — А следят за нами или нет — да пошли они все к черту!

— Побудь немного, а потом отправляйся домой.

И, произнеся это, Алехандро рухнул на кровать.

Какое-то время они пролежали в разных концах широченной кровати. Фиона подобрала под себя ноги, натянула юбку на колени, сунула под голову подушку.

— Может, я минуту-другую подремлю, — сказала она и закрыла глаза.

Алехандро тоже уснул. Ему приснился плод манго, принявший почему-то форму цветка, ему послышался плеск вод Ла-Плайа-Ропы о прибрежные скалы, перед ним предстали индейцы, торгующие циновками и сомбреро на Песа-дель-Пескадеро. Открыв глаза, он обнаружил, что во сне перекатился по постели к Фионе. Ее кожа была теплой на ощупь и благоухала сиренью. Он стряхнул у нее со щеки прядку волос; близость ее тела взволновала его. Внезапно она тоже открыла глаза — и они какое-то время пристально глядели друг на друга, не произнося при этом ни слова. Он поцеловал ее, она провела ладонью по его щеке и поцеловала его в ответ. Он принялся ласкать ее груди; она прижалась к нему плотнее. Он почувствовал, каким горячим стало ее лицо, и запустил ей руку под юбку. Внезапно она перехватила его руку и с силой отвела ее от своего тела. Сев на постели, она сказал:

— Нет, так мне не хочется. Это должно произойти не сейчас и не здесь…

— Но, Фиона…

— Пожалуйста. Ничего не говори, Алехандро. Нам ведь обоим ясно, что это оказалось бы страшной глупостью.

— Ты права. Я просто сорвался. Мне тоже не хочется, чтобы это случилось именно так. Я хочу, чтобы у нас с тобой все было по-другому. И если это случится…

— И я так думаю.

И она поцеловала его.

— Пойду поймаю для тебя такси.

Фиона улыбнулась:

— Если кто-нибудь из этих ублюдков застукает тебя за таким занятием, это наверняка покажется ему крайне подозрительным.

Он взял ее за руку:

— Береги себя.

— И ты тоже.