Алехандро расплатился с Сивером по счетчику и вышел из машины на Юнион-сквер-парк. «Находясь на людях, неизменно веди себя как все вокруг» — таково было одно из священных правил, внушенных ему на гасиенде. Порджес без устали напоминал ему историю внедренного агента из Ведомства генерального прокурора, который несколько лет назад был разоблачен в Чикаго, потому что один мафиози увидел, как он вышел из такси и отправился прочь, не расплатившись.

Погрузившись в размышления, он шагнул в толпу. В северной части парка в тот день проходила сельская ярмарка, и там можно купить свежих лепешек и бобов. Ему захотелось съесть чего-нибудь родного — мексиканского. Да и думалось ему лучше, когда он жевал нечто в этом роде.

В ходе разговора с Сивером они решили предупредить Барриоса о том, что Ведомство генерального прокурора «пасет» медельинское судно. Они прикинули, что срыв второстепенной операции против наркобаронов — не слишком большая плата за то, чтобы Алехандро сумел оказать услугу единственному уже выявленному фигуранту по делу Клеопатры. Проблема, с которой столкнулся сейчас Алехандро, заключалась в том, как объяснить появление у него информации такого рода, равно как и в том, каким именно образом предупредить Барриоса.

Он вроде бы бесцельно бродил по парку. Выставка флагов федеральных штатов была обнесена оградой, чтобы избежать возможного осквернения. Высоким забором была теперь обнесена и детская площадка, вся территория которой еще совсем недавно была буквально усеяна использованными иглами. Скамейками прочно завладели бродяги, все личное имущество которых состояло из украденной в магазине тележки на колесах, в которой хранились все их пожитки. Школьницы из Академии Святой Девы, в ослепительно чистых белых блузках и клетчатых черно-серых юбках, потупив взгляд и ускорив шаг, проходили мимо торговца наркотиками, «пост» которого находился у южного входа со стороны Парк-авеню. Вдогонку он поддразнивал их:

— Эй, девахи, угощаю вас бесплатно, узнаете, как оно вкусно!

Алехандро посмотрел на часы: десять минут третьего. В три ему предстояло репетировать с оркестром новые песни. Пройдя мимо торговца наркотиками, он поглядел через Четырнадцатую улицу на железобетонный каркас строящегося небоскреба. Точнее, уже не строящегося — как и многие другие, это строительство было заморожено ввиду депрессии.

Придя на сельскую ярмарку, Алехандро увидел человека, сгружающего с машины ящики с фруктами. Это был коротышка с широким лицом и чересчур толстыми губами, что выдавало в нем уроженца суровых гор Гверреро. Подойдя к нему, Алехандро сказал по-испански:

— Далеко же ты забрался, дружище. Как дела на родине?

Взвалив на плечо ящик винограда, мексиканец ответил:

— Там я был мужиком, и здесь я мужик. Всего-то и делов.

— Но здесь-то ты зарабатываешь кучу денег.

— Что здесь заработаешь, то здесь же и спустишь, — ответил грузчик и пошел со своей ношей прочь.

Алехандро на мгновение задумался, а затем отправился к автолавке и заказал ленч. Лакомясь горячей лепешкой, он невольно подслушал разговор двух испанок, стоящих всего в нескольких футах от него. Они пили кофе из пластиковых стаканчиков. Одна из них жаловалась на то, что муж ей, судя по всему, изменяет, потому что с недавних пор у него каждый вечер появляются какие-то дела вне дома. Придвинувшись к подружке поближе, она вполголоса добавила: «Даже приставать ко мне перестал». Подружка посоветовала ей порыться у него в карманах и прежде всего поинтересоваться кредитной карточкой а также спичечными коробками, на которых порой записывают чей-нибудь телефон.

Алехандро съел лепешку и бросил бумажное блюдце в пластиковое ведро для мусора и покинул ярмарку. Выйдя на Семьдесят седьмую, он обнаружил, что в районе Южной Парк-авеню образовалась пробка. Грохот работающих вхолостую моторов вливался в общегородской шум. Он поглядел через дорогу на явно покинутое красивое пятиэтажное здание с изящной чугунной оградой. Сиротливо вертелся на крыше флюгер. Выцветшую вывеску у входа ему удалось почитать не без труда: «Американская компания: шторы и ковры». «Гиблое дело в гибнувшем городе», — подумал он и решил отправиться в клуб пешком.

По всему «Энвироману» разносился едкий запах моющих и дезинфицирующих средств.

Было три часа, клуб только-только начинал оживать. Подвезли и разгружали под бдительным оком приказчика еду и напитки. Двое уборщиков мыли, драили, натирали. На подмостках Алехандро репетировал бахату — мелодию, популярную во всем испаноговорящем мире. Оркестр, состоящий из гитариста и двух барабанщиков, отбивал ритм, а трубач выводил мелодию. Алехандро стоял рядом с музыкантом, играющим на конге; он напевал, заменяя текст бессмысленным «па-па-па». Его губы слегка подрагивали в такт заводному ритму бахаты. Затем он спел песню уже со словами. Речь в ней шла о том, как хорошо заниматься любовью в тропическом климате. Пропев песню, аранжированную им под собственный стиль исполнения, он услышал окликнувший его знакомый голос. Обернувшись, он увидел Йошуа Будофски, своего импресарио.

Высокий симпатичный мужчина чуть за тридцать, всегда, даже в такую жару, появляющийся на людях в строгих темных костюмах и в галстуках, Будофски взял на себя заботы об артистической карьере Алехандро полтора года назад по просьбе Чи-Чи Моралеса.

— Великолепный текст.

— Рад, что тебе он понравился.

Алехандро сел на край рампы, свесил ноги и принялся болтать ими.

— Как мне хотелось бы, чтобы ты наконец осознал, что живешь в XX веке, и приобрел автоответчик. Тебя никогда не бывает дома, и когда возникает необходимость с тобой связаться, тебя приходится просто выслеживать.

Алехандро пренебрежительно отмахнулся:

— Терпеть не могу технические штуковины. А в чем дело?

— Я показал твою видеокассету Полю Бельмонту с кабельного, и ты ему понравился. Очень понравился.

— Ну и когда прикажешь подписывать контракт?

— Бельмонту понравился твой стиль, твой голос, то, как ты овладеваешь аудиторией.

— Ближе к делу, Йош.

Будофски недоуменно потупился:

— Проблема в том, что он не знает, как тебя подать. Говорит, что ты слишком уж латиноамериканец. Твоя музыка привела бы в экстаз жителей карибских архипелагов и южноамериканцев, но в Штатах, говорит он, у тебя нет шансов. Он предлагает тебе кардинальным образом изменить имидж.

— Вот как? И как это, на его взгляд, должно выглядеть? В ковбойском духе?

— Нет, скорее эдакий космополитический стиль. Урбанистический и слегка загадочный. Так он утверждает. Мы поменяем тебе имидж, запишем еще одну кассету и снова постучимся к Бельмонту.

— Йош, послушай, мой стиль таков, каков я. Я и мой стиль неразделимы.

«Я, — невольно подумал он. — А кто я такой на самом деле? Мне это не известно. Ирландец? Мексиканец? Индеец племени тараскан? Певец? Секретный агент?»

— Крупные телекомпании на корню скупили всех латиноамериканских звезд и потратили целые состояния, пытаясь внедрить их на североамериканский рынок. И потерпели полное фиаско.

— А как же Хулио?

— Не забывай, что он европеец. И он в равной мере нравится и мужчинам, и женщинам.

Алехандро устало покачал головой:

— Даже не знаю, что тебе ответить, Йош. Тебе придется смириться с моим нынешним обликом.

— Мы изменим тебя совсем чуть-чуть. Может быть, наймем какого-нибудь психолога, чтобы он помог сделать из тебя другого человека, смешав старое с новым.

— Мне надо подумать.

— Я разыщу тебя через пару дней.

Проводив взглядом своего импресарио, Алехандро подумал, как бы удивился Йошуа, узнай он о его двойной жизни. Он встал, посмотрел на оркестрантов, скомандовал:

— Продолжили.

Магазин автозапчастей Лопеса, расположенный на северной стороне Сто девяностой улицы, возле поворота на Манхэттен-авеню, находился в одном из домов, предназначенных исключительно для бедноты. В большей части зданий этого квартала были заколочены и окна, и двери. Но на этой нищей улице имелись тем не менее три ювелирных магазина, четыре бутика и два туристических агентства. Все эти заведения служили ширмами для отмывания наркоденег. Миллионы наркодолларов поступали сюда грязными, а выходили отсюда чистехонькими.

На задворках автомагазина находилась площадка, заваленная грудами старых покрышек. Она была обнесена забором, но ни высоковольтной проволоки, ни свирепых сторожевых псов здесь не было. Да и зачем: ведь каждый наркоман, вор и торговец из здешних мест знал, что магазин запчастей Лопеса на самом деле принадлежит Чи-Чи Моралесу.

Четверо мужчин играли в домино, сидя за столом у входа в магазин, когда сюда подъехало такси и из него вылез Алехандро. Чи-Чи Моралес бегло взглянул на него и снова углубился в игру.

Летние сумерки еще не опустились. У сорванного пожарного крана в клубах пены резвились ребятишки. Через дорогу, в Морнингсайд-парке, в траве лежал бродяга с пустой бутылкой из-под выпивки в руках. Глаза его были, казалось бы, закрыты. Не шевеля губами, он произнес в микрофон, спрятанный в рукаве:

— Засек мужика, только что вылезшего из такси.

Алехандро подошел к столу и стал наблюдать за игрой. Чи-Чи уже вышел. Игра закончилась, Чи-Чи встал и пошел в глубь двора. Алехандро последовал за ним. Чи-Чи проходил между грудами покрышек.

В центре площадки четыре аккуратные груды покрышек были сложены так, что между ними образовывался своего рода вулканизированный туннель. Чи-Чи протиснулся в глубь туннеля, заканчивавшегося тупиком. У него над головой порхала парочка голубей.

С трудом протиснувшись в святая святых, Алехандро сказал:

— Нравится мне этот офис. Кто же это до такого додумался?

— Такая штука не пропускает ни лазерного луча, ни радиоволн. Ни всякой прочей дряни, которую они используют в борьбе против меня, амиго. — Пристально поглядев на гостя, Моралес поинтересовался: — А тебя-то сюда что привело?

Алехандро заговорил вполголоса, заговорщическим тоном:

— Несколько дней назад твой компадре Роберто Барриос познакомил меня со своей последней блондинкой. Она была в полном улете. Он отправился отлить, а она начала травить что-то насчет большой партии товара, которую должен принять в море Барриос. Вот я и подумал: если этой прошмандовке такое известно — то кому ж оно не известно? — Алехандро понимал, что идет на риск, закладывая подругу Барриоса, и, возможно, подвергает ее смертельной опасности, но он рассчитывал на то, что Сиверу удастся успеть вытащить ее из дела. А уже сказанного им было более чем достаточно, чтобы параноидальная подозрительность Чи-Чи доделала остальное. Неписаный закон гласит: никогда не говори о делах с посторонними, особенно если ты их пользуешь в постели.

На лице у Чи-Чи появилось типичное для индейцев выражение мнимого бесстрастия. Мол, все вижу, но ничего не говорю. А когда он наконец заговорил, его голос звучал спокойно и даже безучастно:

— А почему ты мне об этом докладываешь?

— Потому что я твой друг и мне не хотелось бы, чтобы у тебя возникли сложности.

— Я передам твои сведения. Слишком скверно, когда приходится терять груз, доставленный морем.

— Что ты имеешь в виду? — Алехандро, напротив, был не в силах скрыть удивления.

— Я имею в виду, — рявкнул Чи-Чи, — что эта дамочка не с одним тобой язык распустила. Уж мне-то это известно.

Алехандро смахнул с плеча у Моралеса голубиный пух и посмотрел на воркующих у них над головами голубей.

— Так дело не делается.

Рот Моралеса напрягся.

— А откуда вообще этот внезапный интерес к моим делам?

Алехандро заранее заготовил ответ и на это:

— Сегодня днем ко мне заезжал импресарио. Судя по всему, в серьезных фирмах считают, что я талантлив, но уж больно по-латиноамерикански выгляжу. От меня требуют, чтобы я поменял стиль.

— А контракт они при этом гарантируют?

— Черта с два они гарантируют. Так, туманные обещания. Я начинаю догадываться, что мне всю жизнь придется петь в ночных притонах. Мне тридцать два, а денег на покупку дома для матери и сестры я так и не наскреб. А если так пойдет и дальше, то не наскребу и впредь.

Чи-Чи уперся головой в вулканизированную стенку туннеля. Он поглядел в небо, поглядел на воркующих голубков.

— И поэтому ты решил связаться на какое-то время с нами, провернуть парочку операций и обеспечить себя до конца своих дней?

Алехандро улыбнулся:

— Нечто в этом роде.

Чи-Чи пристально поглядел ему в глаза:

— Знавал я парней, которые приходили к нам на парочку операций, лишь бы намолотить деньжат — и сразу в кусты. Но, попав к нам, они оставались навсегда. И знаешь, почему? Потому что когда дорвешься до денег, то хочется их все больше и больше.

— Это не мой случай.

— Надеюсь. — Чи-Чи начал выбираться из туннеля. — Но порой мне кажется, что живым из нашего бизнеса не удается выйти никому.

Известняковое здание парковой администрации на краю Морнингсайд-парка было снабжено гаражом, дверь которого выходила на магазин запчастей Лопеса. Голуби, ворковавшие над головой у Чи-Чи, перелетели в переносную голубятню на плоской крыше гаража. Детектив-инструктор взял их по очереди в руки и извлек из оперения миниатюрные передатчики.

На чердаке двое детективов из Управления разведки, отдел по борьбе с наркотиками, установили постоянный пост слежения с соответствующим оборудованием. Здесь на треноге стояла телекамера с прибором ночного видения и с телескопическим объективом. Она была выведена в вентиляционное отверстие и нацелена на магазин Лопеса. Детектив, работавший сейчас с камерой, фокусировал ее на фигурах Чи-Чи и его неидентифицированного гостя, выходящих с заднего двора.

В другом конце чердака второй детектив сидел перед переносной консолью. Заключенная в консоль числовая система анализа и идентификации голосов была подключена к передатчикам, спрятанным в оперении голубей. Эта система одновременно записывала весь разговор между объектами слежки и, опираясь на электронную память, производила поисковый анализ голоса — в данном случае, голоса Алехандро.

Лейтенант Сал Элиа, начальник поста слежения, разглядывал выходящую с заднего двора парочку в обыкновенный бинокль.

— Снимок и голос этого парня надо немедленно переправить в Управление.

Позже тем же вечером, потягивая кофе, человек с седой прядью бросил пристальный взгляд на своего собеседника.

— Когда-нибудь, Роберто, ты подорвешься на траханье, как на мине.

Барриос весело рассмеялся:

— Я ведь насчет траха разборчив. Про СПИД слыхать доводилось? — Он взял чашку, стараясь не дать понять, как он испуган. Он сидел дома, когда ему позвонили и хорошо знакомый голос отдал приказ: «Встретимся у „Биллингса“. Немедленно». Это было название одного из самых дорогих ресторанов на Коламбус-авеню.

Человеком с седой прядью был Гектор Писсаро, хорошо одетый отставной офицер боливийской армии лет около шестидесяти. У него были большие холодные глаза, и он был рябым. Поднеся чашку к губам, Писсаро сказал:

— Твоя последняя подружка донюхалась до смерти нынче утром. Ты что, подложил ей один из своих «гостинцев»?

Барриос попытался изобразить изумление.

— Вы уверены?

— Люди поговаривают, Роберто. К тому же я прикармливаю служащих морга.

Барриос почувствовал, как на лбу у него выступила испарина.

— Гектор, я не путаюсь с наркоманками.

— Они представляют собой категорию риска, и люди, которые с ними спят, тоже представляют собой категорию риска.

— Гектор…

Писсаро, предостерегающе подняв палец, заставил его замолчать.

— А некоторые еще бахвалятся перед бабами. Так им кончать приятнее. Но в нашем деле это означает верную смерть.

— Гектор, я клянусь…

Глаза Писсаро были суровы и холодны, как две пули.

— Кончай с этой хреновиной и выслушай меня. Произошла утечка. В Ведомстве генерального прокурора знают о партии, прибывающей морем.

— Вы уверены?

— Или ты позабыл, что я возглавляю разведку? Я посылал людей туда, где пришвартована твоя шхуна. По чистой случайности, там сейчас полно гринго — и у всех башмаки на резиновом ходу. — Он отвел взгляд от собеседника. — Судя по всему, они замышляют захватить тебя, Роберто и завербовать.

Барриос, перегнувшись через стол, поклялся:

— Да никогда в жизни я не расколюсь.

Пот капал у него теперь с подбородка.

Гектор саркастически усмехнулся:

— Разумеется, не расколешься.

И, внезапно осознав всю тяжесть положения, в котором он оказался, Барриос спросил:

— А кто виноват в утечке?

Гектор неопределенно пожал плечами.

— Откуда мне знать? Если не эта девица… — Внезапно он схватил Барриоса за руку. — Сегодня же ночью отправляйся к Алехандро и переговори с ним. Он утверждает, что хочет на нас работать. Он голоден — и так и рвется в дело. Люди в таком положении порой оказываются… изобретательны и полезны. Посмотри, что он захочет нам предложить. Но будь осторожен: я его еще не проверил.

Трубач выдал заливистые арпеджио, стоило Алехандро выйти на сцену. На середине ее Алехандро замер, обежал глазами в ожидании застывшую публику; его бедра уже покачивались в такт музыке. Раскинув руки, он запел свой шлягер «Квиреме мачо».

Допев до конца и осыпав публику воздушными поцелуями, он поспешил в грим-уборную. Снял пропотевшую рубашку, склонился над заржавленным рукомойником, вымылся. Застегнув ворот свежей сорочки и причесавшись, вышел из грим-уборной.

Чи-Чи царственно восседал на излюбленном месте наверху. Он наблюдал, по обыкновению, за танцами в нижнем зале, когда в дальнем конце балкона взорвался хор возбужденных женских голосов. Оказывается, там как раз появился Алехандро, направлявшийся к Моралесу.

На полпути его остановила огненно-рыжая женщина в черном плотно облегающем фигуру спортивном костюме с множеством металлических «молний». В руке у нее был простой стакан, наполненный какой-то бесцветной жидкостью. Прижавшись к Алехандро и потеревшись о него бедрами, она сказала:

— Хочу с тобой трахнуться.

Он скосил на нее глаза:

— Что ты пьешь?

— Водку.

— Разбавляй ее морковным соком. Тоже напьешься, но, по крайней мере, у тебя будет хорошее зрение.

Он подошел к Чи-Чи, достал из ведерка со льдом бутылку шампанского, плеснул себе в бокал и, улыбнувшись Моралесу, сказал:

— Твое здоровье, амиго!

Чи-Чи кивнул.

Потягивая пенистый напиток, Алехандро осведомился:

— Ну что, придумал для меня работенку?

— Нравится мне, как ты поешь. — Окинув взглядом публику, танцующую под зажигательную латиноамериканскую музыку, Моралес добавил: — У меня работы нет. Но вон у того человека, может, и найдется.

Бокалом он указал на Барриоса, в одиночестве сидящего за столиком возле бара. Тот, не обращая внимания на творящееся вокруг него столпотворение, ел зеленый салат, запивая его содовой.

Алехандро не мог поверить собственным глазам.

— И ты доверяешь ему после того, что я тебе рассказал?

— Мы его проверяем. Ну а пока суд да дело, сходи поговори с ним.

Подойдя к столику Барриоса, Алехандро придвинул себе стул и, не дожидаясь приглашения, сел.

Барриос заговорил, не отрываясь от своего салата:

— Расскажи, как ты услышал о доставке морем.

— Я уже рассказал Чи-Чи.

— А теперь мне.

Говорил он спокойным тоном, что делало всю ситуацию еще более невыносимой.

Алехандро повторил свой рассказ о том, как проболталась подружка Барриоса.

— Бред собачий! Я ничего не говорил этой потаскухе.

— Ну, если ты не хочешь говорить начистоту…

Алехандро пожал плечами и сделал вид, будто собирается уходить.

— Сядь на место, — приказал Худой.

Алехандро сказал:

— Чи-Чи ручается за меня, для тебя этого должно быть достаточно.

— Чи-Чи ни за кого не ручается. — Он принялся водить вилкой по тарелке с салатом-латуком, вычерчивая какой-то узор. — Меня зовут Роберто Барриос. Мне сказали, что тебе хотелось бы поработать с нами. — Он комическим образом выгнул брови. — Но певцы нам не требуются.

Наклонившись к нему, Алехандро произнес:

— Я мог бы гарантировать безопасную доставку этого транспорта в Штаты.

— Гарантировать? Не слишком ли это нагло со стороны парня, зарабатывающего себе на хлеб, тряся жопой в притоне вроде здешнего?

Перегнувшись через стол, Алехандро свалил с тарелки Барриоса остатки салата и пальцем нарисовал в соусе очертания Американского континента.

Используя палец как указку, он начал объяснять:

— Ведомство генерального прокурора держит все ваши маршруты через Анды и по Карибскому морю под спутниковым и радарным слежением. У них есть самолеты систем «АВАКс» и «Хавкей» с радарным обеспечением, накрывающим перевалочные пункты в Мексике и на Кубе. Здесь по всему побережью установлены оборудованные радарами аэростаты для обнаружения низко летящих самолетов и морских транспортных средств. В настоящее время успех в этой войне все еще на вашей стороне, но они стягивают петлю все туже и туже. Большую часть товара вам приходится доставлять в машинах с двойным дном, в специально оборудованных багажниках и в прочих автомобильных тайниках.

Алехандро огляделся по сторонам и понизил голос на время внезапной паузы оркестра.

— Даже в «Нью-Йорк таймс» пишут о том, что Дядя Сэм развил спутниковую технику, позволяющую по испарениям отслеживать машины, в которых перевозят кокаин и опиаты. И как только эта техника будет введена в действие, у вас возникнут серьезные проблемы с транспортировкой. — Он стер ладонью свою импровизированную карту и сказал в заключение: — А я могу переправлять ваше дерьмо куда угодно, причем в любое время.

Барриос пригнулся поближе к столу, сложив руки на груди.

— Для начала объясни, откуда это певец стиля диско столько знает о бизнесе, в котором он не участвует.

— Оглядись по сторонам, Роберто. Все, кто здесь скачет с девками, задействованы в вашем бизнесе. И говорят они исключительно о наркотиках и о бабах.

Барриос, как могло показаться со стороны, заскучал. Он подцепил на вилку салатный лист и принялся водить им из стороны в сторону.

— Но как ты можешь вообще гарантировать что-либо?

Он явно пребывал в недоумении.

— Это мой секрет, пока мы не договоримся о «капусте».

— И сколько это будет?

— Пять процентов от всего, что я провезу.

— Всего-то? — В голосе Барриоса звучало недовольство.

— А что в той партии, о которой проведало Ведомство генерального прокурора?

— Китайский белый порошок и кокаин.

— Героин из «Золотого треугольника». Это дерьмо приходится доставлять через Бирму, Таиланд и Лаос, и все по горам. Вы не можете позволить себе серьезных потерь в таком деле.

— Но пять процентов это слишком много.

Музыка заиграла вновь, и, воспользовавшись этим, Алехандро заговорил громче:

— Килограмм чистого кокаина стоит вам одиннадцать тысяч в Бангкоке. Вы продаете его дистрибьютору в США по цене средней между восьмьюдесятью пятью и ста тысячами двадцатью пятью, а мелкие сбытчики берут его по четверть «лимона». Пять процентов, амиго, при таких масштабах, это сущая мелочь.

Они пристально смотрели друг другу в глаза, из динамиков доносилась оглушительная музыка.

— Два процента, — сказал Барриос.

— Пять.

— Объясни мне, как ты собираешься это провернуть, и мы вернемся к вопросу о цене:

Барриос встал и пошел прочь.

Следя за тем, как он пробирается сквозь толпу и исчезает где-то на подступах к лестнице, ведущей на первый этаж, Алехандро почувствовал, что за ним, в свою очередь, наблюдает Чи-Чи Моралес.

— Ну, как все прошло? — спросил Чи-Чи, когда Алехандро опустился на банкетку рядом с ним.

— Я сказал ему, что гарантирую доставку товара в любую точку на территории США.

Чи-Чи нахмурился:

— Ну-ка, повтори!

Алехандро повторил.

— Ну и как же ты собираешься все это провернуть?

— Еще не знаю.

Явно развеселившись, Чи-Чи покачал головой.

— Сразу видать, что ты из племени тараскан. Прешь вперед, как разъяренный бык, не обращая внимания на преграды. Но Барриос не так-то прост.

Алехандро улыбнулся доверительно.

— Кое-что я придумал, но мне нужно хорошенько обмозговать детали. — Он с любопытством посмотрел на Моралеса. — А ты и Барриос, вы с ним партнеры?

Чи-Чи потянулся за своим бокалом.

— Нет. Мы работаем на разные фирмы.

— Если дело у меня выгорит, я получу приличную долю. Причем товаром, а не деньгами. Ты поможешь мне реализовать его?

— Сперва придумай, как ты все это провернешь, а потом уж потолкуем.

— Я спешу, Чи-Чи. Я не собираюсь до конца своих дней ошиваться в диско-барах. И поверь мне, получу один раз свое — и на этом завяжу.

Чи-Чи, потягивая шампанское, промолчал.

Теплый ночной воздух овевал лицо Алехандро, когда он гнал свой «порше» по береговому парквею. Вдалеке перед ним замерцали грациозные контуры Малого Моста Веррасано, а за мостом — на самом горизонте — уже начинала разгораться заря. Он проехал через весь город за сорок минут, мысленно оттачивая план сокрушения синдиката «Клеопатра». В машине была включена стереосистема, и звучал голос только что ярко вспыхнувшей и, несомненно, одаренной ирландской поп-звезды. Музыка успокаивала Алехандро и помогала ему думать четче. А главное, она не бередила душу, не будила горьких и страшных воспоминаний — и в этом было ее отличие от латиноамериканской музыки.

Машина мчалась по парквею. Алехандро видел большие суда, стоящие на рейде в Грейвсэнд-Бэй. Миновав Бенсонхарст-парк, он бросил взгляд на припаркованные во мраке машины — здесь предавались любви парочки — и вспомнил о женщине, у которой хватило дерзости бросить ему свои трусики и увести его к себе в постель. Сейчас он уже не ощущал ее призывного запаха, да что там, он даже не помнил ее имени — она превратилась в еще одну зыбкую тень, обитающую в замке его одиночества. Он переехал на скоростную магистраль Гоуэнос и всего несколько минут спустя уже мчался по почти заброшенному Бруклинскому туннелю. Выехав из него, он помчался по призрачно-пустынным в этот час улицам банковской столицы мира. Затормозил он у телефонной будки напротив церкви Святой Троицы. Выйдя из машины, он окинул взглядом чернеющий даже во тьме шпиль достопочтенного старинного здания.

В надежде на то, что телефон не окажется сломанным, он разместил над прорезью четвертак, услышал длинный гудок, набрал номер, быстро прикинув в уме, что уже пошла пятница, 24 июня.

Когда на другом конце провода взяли трубку, он сказал:

— Чилиец, тысяча триста.

— Чилиец, тысяча триста, — как эхо откликнулся голос на другом конце провода.

— У тебя нет ощущения, что тебя раскусили? — спросил Сивер.

Они с Алехандро прогуливались возле могилы генерала Гранта. Сивер был явно обескуражен оборотом, который принимали сейчас события.

— Сработает, — невозмутимо ответил Алехандро.

— В ходе нашей последней встречи ты напридумывал массу самых нелепых вещей. И я должен признать, что большинство из них сработало. Но на эту наживку они не клюнут.

— Почему же?

Не без раздражения Сивер ответил:

— Ну во-первых, большая часть этого совершенно противозаконна.

— Конечно, Энди. Мы сдаем властям бандитов, а сами растворяемся во тьме. Благодаря нашим действиями дюжина наркодельцов получает солидные сроки. — Он шутливо воздел руки к небу. — Мы безымянные герои. Ну и что, если мы разок-другой нарушим закон?

— На этот раз это чрезвычайно опасно. Слишком много рытвин и ухабов на дороге.

Сивер всячески противился затее Алехандро, но тот не уступал:

— Мне нужна Клеопатра.

Сивер, признавая свое поражение, тяжело вздохнул:

— Как только ты до всего этого додумался?

— В последний раз, когда ты отправил меня потренироваться на гасиенду, я подружился там с парочкой парней из отряда «Дельта». Они демонстрировали «Парапойнт». Объяснили мне, как эта штука действует, и я взял это себе на заметку. И вдруг — в беседе с Барриосом — вспомнил об этом.

Сивер закурил короткую сигару и выпустил дым в лицо Алехандро.

— Я знаю об этой системе. И я знаю, что она БУП. То есть «без употребления посторонними». А это включает в себя и секретных агентов Управления разведки. И как же ты собираешься наложить лапы на эту штуку?

Алехандро заговорил обстоятельно и несколько заискивающе:

— По воскресеньям клуб закрыт. Рано утром в воскресенье мы можем слетать в гасиенду, перекинуться парой слов с парнями из «Дельты», и они наверняка одолжат нам ее.

Сивер рассмеялся:

— Вздор! Эти парни не скажут тебе, который час, не получив на то письменного приказа, причем в пяти экземплярах.

— Ну, послушай, Энди, а что мы, собственно говоря, теряем?

— Ты осознаешь, надеюсь, что вся эта история потребует твоего выезда за границу без какого бы то ни было прикрытия?

— Ну и что?

Алехандро почувствовал, что Сивер заколебался.

— А то, что Соединенные Штаты подписали конвенцию, согласно которой они обязаны уведомлять иностранные власти о каждой служебной командировке офицера силовых ведомств США в соответствующую страну.

Алехандро пренебрежительно отмахнулся:

— Энди, я певец!

И он пропел строчку из латиноамериканской песни.

Сивер посмотрел на тлеющей конец короткой сигары.

— Барриос играет с тобой в кошки-мышки. Прежде чем самому вступить в игру, он хочет посмотреть, как ты провезешь его товар. Затем он попытается его у тебя украсть. А если при этом придется убить тебя, — убьет не моргнув глазом. Но прежде чем все это произойдет, ему предстоит ответить себе самому на ряд вопросов. И прежде всего — с чего это певец вдруг надумал удариться в наркобизнес?

— Алчность. Это-то как раз любой наркоделец поймет с ходу.

Сивер все еще сомневался.

— А откуда латиноамериканскому певцу стало известно про «Парапойнт», не говоря уж о том, что ему удастся обзавестись им? Да не одной штукой, а двумя, тремя.

— Прочел об этой штуке в журнале, а потом подмазал какого-нибудь чиновника в военном ведомстве или в прокурорском.

Сивер покачал головой:

— С байками про взятки у тебя ничего не получится. Они потребуют, чтобы ты свел их с этим человеком.

Алехандро поскреб в затылке, улыбнулся и поведал Сиверу «легенду», выдуманную им, чтобы объяснить преступникам, как он завладел «Парапойнтом».

Сивер рассмеялся.

— Это недурственно. На такое латиноамериканцы могут купиться. У них от этого мозги набекрень полезут. Но надо мне самому проверить, имеются ли какие-нибудь упоминания о «Парапойнте» в открытой печати. — Он пососал сигару. — Разговаривая с ними, тебе нужно сослаться на какой-нибудь открытый источник. — Он вынул сигару изо рта, посмотрел, как она тлеет, затем спросил: — А что, Барриос работает на Чи-Чи?

— Я спросил об этом у самого Чи-Чи. Он сказал «нет». Но я ему не верю. Я только что видел, как двое китайских дельцов толковали с Чи-Чи, причем явно о каких-то важных делах. А в партии, идущей морем, часть товара составляет героин, его контролируют китайцы. Я начинаю думать, не превращается ли Чи-Чи из дистрибьютора в дилера.

— В дилера «Золотой Клеопатры»?

— Может быть, и так. — Он придвинулся к Сиверу вплотную. — Мы доставим товар, позволим им переправить его к себе на склад, а уж потом известим «хороших парней». Возможно, нам таким образом удастся даже выяснить местонахождение «черной кассы».

Сивер вновь сунул короткую сигару в рот.

— Тогда это будет для них серьезным ударом.

Алехандро понял, что согласие на операцию им наконец получено.

«Историческая ассоциация» помещалась на девятом этаже серого здания на Дуэйн-стрит, поблизости от старого мясо-молочного городского рынка.

Пол и потолок здесь были выложены голубой звукопоглощающей плиткой, на полу лежал оранжевый ковер, в помещении не было окон. Икона Распятого Христа в золоченой рамке была украшена тремя бумажными розами. Двое мрачного вида мужиков, которым не мешало бы побриться, играли в домино за длинным кофейным столиком, со столешницей, имитирующей мрамор. Кряжистый тип со шрамом от правого уха до толстогубого рта листал «Ежеквартальник джентльмена» за письменным столом. Жирный коротышка сидел перед телевизором и, потирая руки, смотрел порноленту.

Дверь отсюда вела в большой добротно обставленный кабинет, в котором Гектор Писсаро, наркоделец с рябым лицом и с седой прядью в волосах, проводил большую часть дня, работая за письменным столом розового дерева, на котором лежала стопка коллективных фотографий за несколько лет школы ФБР. Установленный на конце стола компьютер хранил в банке данных копии «Городских анналов» — газеты нью-йоркских юристов, в которой публиковались сообщения обо всех назначениях, равно как и другая информация по тематике муниципальной службы, начиная со сведений о заключении контрактов и кончая отчетами о проведении дорожных работ. На другой кассете имелись имена всех сотрудников городских служб с указанием места работы и должности, в том числе и все кадры стационированного в городе отделения ФБР. Еще одна кассета содержала информацию обо всех муниципальных выплатах, равно как и о медицинском и социальном страховании в многочисленных страховых компаниях. Было также отдельное досье, содержащее специальные распоряжения по департаменту полиции, включая все назначения, повышения, переводы, отпуска, отставки, увольнения, командировки и больничные бюллетени. И смерти.

Большая часть сведений, накопленных «Исторической ассоциацией», была добыта сравнительно легко — из открытых источников. За получаемую здесь информацию Гектору Писсаро приходилось платить всего лишь по два грамма кокаина и по двести долларов в месяц. Доступ к закрытой полицейской информации обходился ему дороже — соответственно пять граммов и пятьсот долларов. В общем, сущие пустяки за столь высококачественные разведданные. Писсаро провел рукой по волосам и поглядел на стол, где лежала стопка журнала «Спринг-3100». Этот журнал издавался самим департаментом для служебного пользования. Он выбрал журнал, в котором была закладка, и раскрыл его на заложенном месте.

В номере журнала семилетней давности на странице 42 была помещена фотография группы захвата полиции Северного Бруклина, разгромившей к тому времени два склада, на которых хранились и распространялись наркотики, да и прочие предметы криминальной деятельности. На фотографии были деньги, оружие, многочисленные пакеты наркотиков, а надо всем этим высились участники группы захвата. В центре фотографии, обнявшись, стояли Дилео и Леви.

Писсаро не переставал удивляться тупости полицейского начальства, позволяющего своим сотрудникам фотографироваться для журнала, на который — хоть и был он для служебного пользования — свободно мог подписаться любой. Он пробежал по страницам, бегло просматривая улыбающиеся лица людей на пикнике или в лодке. «Идиоты», — пробормотал он, уже пересев к компьютеру, поставив кассету с кадровым составом силовых структур и набрав имя Алехандро Монэхен. Нет данных. Он обратился к списку отставников. Нет данных. Он обратился к картотеке медицинского страхования, он начал поиск всех Монэхенов, нанятых на службу в любое из ведомств города. И, нажав соответствующую кнопку, начал распечатку данных. Но тут сработало сигнальное устройство вызова, и Писсаро, не отводя глаз от монитора, достал радиотелефон.

Звонил Моралес. И он приступил к делу, не церемонясь.

— Какая информация относительно Роберто и умершей трепачки?

— Возможно, она была осведомительницей. Я еще не уверен.

— Узнай наверняка.

Писсаро закусил губу.

— Хорошо.

— Леви и Дилео подобрались к нам слишком близко. Мне не нужны в цепи слабые звенья.

У Писсаро замерло сердце.

— Понял.

— Надеюсь, Гектор, что понял, — бросил Чи-Чи и отключил связь.

Писсаро набрал код, означающий ввод досье «Ассоциативная память». Это досье содержало имена и прочие необходимые сведения относительно всех, кто когда-либо вводил в синдикат новичков. Затем эти имена совмещались с именами членов синдиката, которых арестовывали. Когда Писсаро, работая с «Ассоциативной памятью», выяснил, что Йордон Хайес ввел в синдикат человека, оказавшегося агентом, а потом тот же Йордон ввел Леви и Дилео, ему стало ясно, с кем он имел дело — с тайным осведомителем полиции и с двумя внедренными агентами из отдела по борьбе с наркотиками. Почему он не обнаружил этого раньше? Только потому, что идея создания досье «Ассоциативная память» принадлежала не ему, а Юдит, и сама программа была совсем недавно составлена. «Ассоциативная память» выдала информацию и на Алехандро Монэхена: он ввел в синдикат банкира Франклина Панцера. Писсаро откинулся в кресле, сцепил пальцы рук на затылке, уставился на экран. Посидев в таком положении несколько минут, он расцепил пальцы, нажал кнопку внутренней связи и сказал:

— Юдит, надо повидаться.

Дверь во внутренней стене кабинета открылась, на мгновение продемонстрировав его взору систему сложного компьютерного и телефонного оборудования. Миниатюрная женщина лет сорока в крайне короткой юбке и белой шелковой блузке явно от кутюр вошла с блокнотом в руке. С пышными черными волосами, широкими скулами и толстыми губами, она была либо очень смуглой либо чрезвычайно хорошо загорелой. Подойдя к столу, она села в кресло и осведомилась гортанным голосом:

— Чем могу быть вам полезна?

— Одна из подружек Роберто Барриоса умерла. Ее хоронят во вторник, и мне хотелось бы, чтобы ты присутствовала на похоронах. Весьма вероятно, что она была тайной осведомительницей, а если так, значит, на похоронах появится и ее контролер. Ищейки дорожат своими осведомителями, когда какую-нибудь из этих свиней разоблачают и устраняют, у ее начальника возникает ощущение собственной вины. Возьми с собой несколько человек и озаботься фотографиями и номерами машин.

— Ясно.

Она закинула ногу на ногу.

— Из-за утечки информации под сомнением вопрос о прибытии партии товара морем. Если подружка Роберто была осведомительницей, значит, источник утечки — сам Роберто. Совсем от своего траханья ослеп. Тогда ему придется скверно.

— Я позабочусь об этом.

— Затеряйся в толпе прощающихся с покойницей…

Она сделала большие глаза.

— Гектор, мне же не впервой!

— Понимаю, что не впервой. — Он перевел взгляд на ее длинные практически обнаженные ноги. — Еще одно. Певец по имени Алехандро Монэхен свел наших людей с банкиром Франклином Пензером с Тортолы. Это на Британских Виргинских островах. Его банк находится в Роадтауне, это столица острова. Мы там отмываем кое-какие деньги. Хочу, чтобы кто-нибудь слетал туда и посмотрел на этого мистера Пензера и на банк, который он возглавляет. Надо убедиться, что у него нет начальства в Вашингтоне.

— Слетать мне самой?

— Нет. Ты моя заместительница, и ты нужна здесь. — Еще раз посмотрев на ее гладкие ноги, он добавил: — И, кроме того, мне бы тебя не хватало. Кого-нибудь из этих поганых адвокатишек, которым мы платим жалованье.

— Я позабочусь об этом.

Она поднялась было с места.

Его взгляд скользнул по всему ее телу и задержался на губах. Он схватил ее за руку.

— Перед уходом сделай мне кое-что.

Кривая усмешка пробежала по ее губам. Она положила блокнот на письменный стол.

— Только не порти мне прическу.