Среда, 2 июля, утро

Мэлоун, Хайнеман и Штерн, все трое в тюремных робах, выглядывали из зарешеченного окошка автобуса управления тюрем. Поднимая облако пыли, автобус тяжело объезжал рытвины на дороге. Он остановился в нескольких сантиметрах от ворот открытого стрельбища управления, на которых виднелась огромная красная надпись: «Стой! Предъяви удостоверение и жетон». Рядом с воротами располагалось караульное помещение, за ним — автостоянка с телеграфными столбами в три ряда.

Подошел полицейский с физиономией пропойцы, привстал на носки, вгляделся в лица заключенных в автобусе. Пожал плечами, как бы говоря: «Меня никто не предупреждал», открыл ворота и отошел.

Комплекс стрельбищ разместился в укромном уголке парка Пэлхем-Бей. Пять стрельбищ были оборудованы недалеко от залива Истчестер и окружены высокими земляными валами, предохранявшими яхтсменов от шальных пуль. Стрельбища от «А» до «Г» могли принять до пятидесяти стрелков. Вдоль стрельбища «Г» — питомник для служебных собак, используемых при поисках наркотиков и взрывчатки. Внутри комплекса было место для саперных работ и даже улица, где имитировались столкновения с демонстрантами.

Мэлоун почувствовал вину перед другом детства Томом Маккоули. Они вместе росли, ходили в одну школу, играли в одной команде, увлекались одними и теми же девушками. Маккоули попал на службу в управление исправительных работ спустя год после того, как Мэлоун стал полицейским. Маккоули дослужился до должности заместителя начальника городской тюрьмы Райкерс-Айленд. Заключенные этой тюрьмы занимались уборкой стрельбищ. Их привозили ежедневно в восемь утра и увозили в четыре. Это было единственное уязвимое место в охране. Комплекс постоянно патрулировали джипы, на ночь спускали собак, бункеры были оборудованы сигнализацией. Кроме того, над ним летали вертолеты, пробивавшие мрак мощными прожекторами, лучи которых освещали участок. Но каждый день сюда привозили заключенных, которые собирали мусор и стригли траву. На стрельбище можно было проникнуть под видом заключенных, переодевшись в их робы. Мэлоун отправился к другу детства и попросил: «Окажи мне услугу, старик. Нужен тюремный автобус и несколько роб для заключенных. Надо кое-кого выследить».

Старлинг Джонсон поставил автобус перед стрельбищем «А». Узкие грунтовые дорожки, стойки, неровные ряды закрашенных камней. Купа худосочных деревьев бросала тень на несколько столов для пикников, которыми редко пользовались, поскольку почти все предпочитали съездить за четыре минуты в Сити-Айленд, ибо на стрельбище был сухой закон. Кто-то когда-то решил, что выпивка и оружие несовместимы, но полицейские этому не верили.

Перед классом номер 3 стояла группа инструкторов, обсуждая последнюю модель кольта. Один из них назвал ее шедевром.

Выйдя из автобуса, детективы разделились. Каждый должен был действовать сам по себе. Они надвинули кепочки на глаза, чтобы их никто ненароком не узнал.

Группа мужчин в выцветшей форме стояла перед классной комнатой номер 2. На поясах — револьверы, с рукояток которых свисали очки для стрельбы. Мэлоун насчитал тридцать одного человека, когда появившийся в дверях инструктор пригласил группу в класс. Присев на корточки и сделав вид, будто поправляет камни, ограждающие сток, Мэлоун подобрался поближе. Медленно, стараясь не привлекать к себе внимания. Недалеко от входа сидели и отдыхали двое заключенных, курившие одну сигарету. Они посмотрели на него. Мэлоун с равнодушным видом приблизился еще на шаг.

Двойные двери классной комнаты были открыты. Ноги Мэлоуна ныли от напряжения. Подобравшись к двери, он заглянул внутрь и тут же отпрянул. Инструктор по стрельбе читал лекцию, он был в хорошо подогнанной по фигуре форме, на бедре висел кольт 38-го калибра в расстегнутой кобуре. На металлическом столе у него за спиной сидели еще двое, один — здоровенный белокурый малый со светлой кожей и вьющимися волосами. Другой — Дэвид Анкори, доверенное лицо Якова Андермана.

Пока инструктор рассказывал об огне на поражение в ближнем бою, Анкори и блондин терпеливо ждали, свесив ноги со стола.

Отвернувшись от двери, Мэлоун двинулся обратно на корточках, сосредоточив внимание на работе. Потом уселся, привалившись спиной к листу рифленого железа, вытянул ноги и закурил. Посмотреть со стороны — еще один заключенный устроил перекур. Он сидел прямо под открытым окном, и ему было прекрасно слышно. Хайнеман и Штерн появились из-за угла и, приблизившись к Мэлоуну, присели рядом.

— Что там? — прошептал Хайнеман.

— Тсс… Слушай…

Инструктор говорил:

— Господа, сейчас я прочитаю вам разделы тридцатый и тридцать пятый параграфа второго Уголовного кодекса. «Если применение полицейским оружия на поражение оправдано при обстоятельствах, описанных в пунктах данного параграфа, это все равно не оправдывает полицейского, применившего такие меры к человеку при задержании или аресте».

Было слышно, как он захлопнул кодекс. Эхо пронеслось по классу.

Мэлоун представил себе инструктора, буравящего взглядом лица своих учеников, готовых выслушать его точку зрения.

— Иными словами, господа, если вы средь бела дня пытаетесь на углу Мэдисон и Пятьдесят третьей задержать злоумышленника, который только что взорвал Папу Римского и всех святых, или собираетесь пристрелить наркомана, который поднес нож к вашему брюху, вы, господа, — последовала долгая пауза, — будете в большой заднице… — Опять пауза. — Вопросы есть, господа?

Служащий стрельбища прошел мимо, направляясь в сортир. Он бросил взгляд на трех бездельников заключенных и продолжал путь.

Послышался возглас из класса:

— Эй, Уэсти, когда пойдем стрелять?

Впервые Мэлоун услышал голос Станислава.

— Ладно, ладно, расскажу все, что знаю. — Он говорил важно, как всезнайка. — После того как наш добрый приятель Дэйв закончит свое представление, вас разделят на две группы. Первая пойдет к мишеням, стрелять из «узи». Вторая останется здесь, сдавать экзамен. Потом наоборот. Конечно, вопросы, которые мы зададим первой группе, будут отличаться от вопросов для второй.

Послышался ропот.

Станислав продолжал:

— После сдачи экзаменов вам поставят оценки. Когда в отряде появятся места, вас туда переведут. А пока вернетесь на нынешнее место службы.

Свист, аплодисменты.

— Господа, вы не имеете права никому рассказывать об отряде. Это совершенно секретно. Никогда ни с кем не обсуждайте того, чему вас здесь учили. Ни с женой, ни с девушкой, ни на исповеди. Даже с вашим напарником. Есть вопросы?

Долгое молчание.

Наконец Уэсти сказал:

— Ладно. Теперь передаю слово нашему другу Дэвиду Анкори.

Раздался знакомый голос Анкори:

— Перед вами, господа, пятидюймовый атташе-кейс, набитый огнестрельным оружием. Каждый боец отряда получит такой же чемоданчик. Он облицован материалом типа С, толщиной в четверть дюйма, который способен отразить разрывные пули. Держите его поближе к себе, он может спасти вам жизнь. — Открыв чемодан, он вынул автомат «узи». — Вы видите один из лучших автоматов в мире. Изобретен в Израиле майором Узи Галом, назван в его честь. За минуту может выпустить шестьсот пятьдесят пуль. Калибр девять миллиметров. Полностью заряженный «узи» весит восемь и восемь десятых фунта. У него есть переключатель, позволяющий вести огонь как одиночными выстрелами, так и очередями. — Он передернул затвор. — У автомата почти нет отдачи. — Донесся щелчок спущенного затвора. — Мушка коническая, прицел в виде буквы «L», с разметкой от ста до двухсот ярдов. — Он спрятал «узи» под правую руку. — Это оружие легко скрыть.

Мэлоун услышал стук: автомат положили на стол.

— А теперь подойдите, я покажу вам, как собирать и чистить оружие.

Мэлоун кивнул детективам.

— Пошли отсюда.

Доктор Соломон Эпштейн работал с волосками, используя разбавленный желатин. Поместил их на предметное стекло, склонился над микроскопом, наводя резкость. Белый халат Сэма был расстегнут. Он посмотрел на Мэлоуна.

— Что тебе известно о волосах?

— У мужчин они начинают выпадать после двадцати лет.

Усмехнувшись, Сэм стал смотреть в микроскоп. Разглядывая образцы, он сделался словоохотливым.

— Волосы на голове имеют круглое сечение, на торсе — овальное, как почки. На бороде — треугольное с вогнутыми сторонами. Состоят из стержня, оболочки и наружной коры. Патологоанатом может определить, кому принадлежит волос: человеку или животному и на какой части тела он рос. — Эпштейн отодвинулся от стола. — Взгляни.

Оседлав белый хирургический стул, Мэлоун склонился над микроскопом. Патологоанатом смотрел из-за его плеча.

— Обрати внимание, клетки четкие и ровные. Клетки волос животного выглядят по-другому, как мешочки. Ты смотришь на человеческий волос. Слева — волос из-под ногтей Айзингер, он сломан у основания. И продольные трещины на стержне.

— Что это означает?

— Это означает, что Айзингер вырвала этот волос с лица человека. Вероятно, ее убийцы.

— Что еще ты можешь сказать?

— Оба волоса из бороды мужчины кавказской расы. Она густая, а волосы у него вьющиеся, белокурые.

Мэлоун встал и, сунув руки в карманы, принялся вышагивать по комнате. Остановился перед полками с экспонатами. В стекле отражался Эпштейн, который смотрел на Мэлоуна с самодовольной улыбкой на ястребином лице. На стеклянных полках стояли банки с человеческими органами. Мозг с торчащими из него булавками, на которых были прикреплены бумажки с обозначениями. Правое и левое полушария. Серая масса, казалось, была сплетена в клубок, который никогда не распутать.

— Док, у меня вопрос на миллион долларов.

— Хочешь знать, принадлежат ли оба волоса одному и тому же человеку?

Эпштейн подошел к полкам.

— И что же?

— Возможно, вот и все, что я могу сказать. У волосков одинаковые микроскопические характеристики и, по моему мнению, они принадлежат одной и той же человеческой особи.

Мэлоун был явно разочарован.

Эпштейн продолжал:

— Волосяные волокна — не отпечатки пальцев. Они служат косвенными доказательствами. Если найдешь убийцу, я выступлю свидетелем. Эти волосы могут стать гвоздями в его гробу. — Эпштейн хитро улыбнулся. — В том случае, если волосы, которые ты принесешь, будут приняты судом к рассмотрению как вещественное доказательство.

В среду вечером в баре «У Брэдли» жизнь била ключом. Из динамиков лилась музыка. По телефонам уже отзвонили: предупредили жен, что не вернутся домой к обеду. Предлог — неожиданное совещание или важный клиент, как обычно.

Мэлоун сидел в дальнем конце стойки, стиснутый со всех сторон, и держал в руках стакан «Джек Дэниелс» со льдом. Конечно, всегда можно найти законное основание для обыска, но Мэлоун считал, что хороший полицейский обойдется без посторонней помощи, все сделает сам. Чтобы снова попасть в квартиру Станислава и снять необходимые отпечатки пальцев со спирали и коробочки, надо получить ордер. То есть пойти в суд и убедительно доказать, что это необходимо и что Джозеф Станислав имеет отношение к убийству Сары Айзингер.

Виски кончилось, и Мэлоун толкнул стакан по стойке в сторону бармена, сделав знак повторить. Он взял стакан, но пить не стал. Он думал об Эрике. Чем она сейчас занимается? Наверное, печатает или правит свою рукопись. Вспомнил прошлую встречу и вздохнул. Какого черта он здесь делает? Он выпил еще, и алкоголь начал действовать. Мэлоун почувствовал блаженное состояние. Он проникся зажигательной атмосферой бара, даже начал притопывать ногой в такт музыке. Потом повернулся, чтобы взглянуть на танцующих. Квадратную танцплощадку обрамляли маленькие столики с мерцающими свечами внутри красных фонариков. Царил полумрак. Танцоры покачивались рядом с Мэлоуном. «Гарменто» держал в объятиях черную красотку, которая плотно прижималась к нему, голова ее лежала на плече партнера. Женушка, наверное, сейчас в Джерико, играет в маджонг с подругами. Давай, парень. Он опять повернулся к стойке, и ему пришла в голову мысль. Устав патрульной службы предписывал при подозрении на участке в преступлении полицейского немедленно доложить об этом по инстанции. Он едко усмехнулся. Ха! Начальство! Сорок полицейских с заместителем начальника управления во главе, возможно, причастны к преступлениям и убийствам. Хотите сделать на этом карьеру? Только не рассказывайте ничего своей мамочке! Он залпом выпил виски и заказал еще.

Штерн, Дэвис и Джонсон вошли в заведение и, озираясь, остановились в дверях. Мэлоун обернулся и увидел, как они проталкиваются сквозь толпу. Дела не должны обсуждаться в присутствии гражданских лиц, поэтому он поглядел по сторонам и, увидев свободную банкетку между служебным баром и кухней, обернул свой стакан салфеткой и махнул детективам, веля следовать за ним.

— Слышал, вы не зря провели время на стрельбищах, — сказал Старлинг Джонсон, протискиваясь к лейтенанту и усаживаясь рядом.

Тот поднял стакан и кивнул.

— Нам нужны доказательства, чтобы привязать Станислава к делу Айзингер, — ответил он. — Есть идеи?

Детективы переглянулись и пожали плечами. Мэлоун посмотрел на Бо Дэвиса.

— Ты говорил, что Станислав развелся и живет в Гамильтон-Хаус уже два года.

— Верно. — Дэвис развел руками.

— Тогда же Айзингер начала работать на Брэкстонов.

Штерн вздернул брови.

— Ну и что?

Подошла официантка. Штерн с вожделением оглядел ее стройную фигуру. Приняв заказ, она повернулась, но Штерн схватил ее за бедро и повернул к себе.

— У меня есть желание залезть к тебе в трусики.

Она посмотрела на него сверху вниз.

— У меня там уже есть одна задница, и другая мне не нужна!

Вырвалась и ушла с оскорбленным видом.

Детективы заржали.

— Я ей понравился, — заявил Штерн, глядя, как официантка удаляется, виляя бедрами.

— Я хочу, чтобы вы нашли бывшую жену Станислава, — сказал Мэлоун.

— Мы с Пэтом звонили в телефонную компанию, — отозвался Дэвис.

Мэлоун только теперь заметил отсутствие О'Шонесси.

— Где Пэт?

— Домашние неурядицы. Так вот, по данным «Ма Белл» в городе и предместьях числится более трех сотен Станиславов.

Официантка принесла заказ. Штерн одарил ее широкой улыбкой, она поморщилась и усмехнулась.

Дэвис сказал:

— Лу, чтобы проверить всех, нужна уйма времени. А бывшая жена, может быть, уехала, или снова вышла замуж, или живет под своей девичьей фамилией.

— Время — как раз то, чего нам не хватает. — Мэлоун вертел в руке стакан.

Они помолчали.

Штерн вытаращил глаза, увидев, как Старлинг Джонсон смешивает пиво с ликером. Когда тот выпил, Штерн поморщился.

— Как ты можешь пить такую дрянь?

Джонсон облизал пальцы.

— Каждый травится по-своему.

Лицо Джонсона было едва различимо в полумраке, только глаза и зубы поблескивали в свете мерцающих ламп.

— Досье Станислава исчезло, верно?

— Верно. — Мэлоун насторожился.

— Похоже, надо действовать по этническому признаку. Станислав ведь польское имя.

Мэлоун хлопнул его по плечу.

— Ты просто гений!

— Ты уверен, что хочешь найти ее и выйти напрямую? — спросил Джонсон, потягивая свое пойло.

Мэлоун задумался.

— Нет, я не хочу, чтобы он знал, что мы идем по его следу. Ставлю на то, что он забыл о вещах, которые его любовница оставила у него в ванной.

Мэлоун взял из вазочки пригоршню печенья и стал по одному бросать в рот. Потом сказал Джонсону:

— Достань в участке женщину-полицейского. Найдите бывшую жену, и пусть наша походит по близлежащим салонам красоты и прочим местам, где обычно плодятся местные сплетни.