— Приветствую, Великий, — произнес главный паломник, склонив голову. За его спиной протянулась цепочка пилигримов, одетых в рубища и звенящих символическими цепями на запястьях.

— Я — лорд-кастелян Левкронт с Фаланги, — ответил кастелян. Просторные доки Фаланги были его владениями наравне с тюремными камерами и пыточной. И точно так же, несмотря на высокие потолки и большие размеры доков, казалось, что капеллан занимает помещение целиком, — зачем вы сюда явились? Вас сюда не звали, к тому же о вашем прибытии не сообщили заранее. Должен предупредить, что вашему судну любезно разрешили пристыковаться только потому, что на нем нет оружия. И этой любезности я в любой момент могу вас лишить.

— Голова паломника, казалось, склонилась еще ниже, словно его позвоночник навсегда согнулся в молитве.

— Я бы принес вам извинения, Великий — сказал он надтреснутым, измученным годами произнесения пламенных проповедей голосом, — но не мне извиняться от имени Императора. Ибо мы прибыли, чтобы выполнять Его волю.

— Кастелян Левкронт оценивающе оглядел выходящих из шлюза паломников. Их корабль, когда–то являвшийся торговым судном, был довольно крепким и древним, что имело довольно большое значение для тех, кто пытается без предупреждения прилететь на «Фалангу». Однако подходить так близко к Сокрытой области, со всеми ее пиратами и ксеносами, да еще и на безоружном судне, было весьма рисковано. На своем пути паломники определенно готовы были встретиться лицом к лицу со смертью. Еще более рискованным их путешествие делало то, что Имперские Кулаки легко могли запретить паломникам пристыковываться, оставив их корабль дрейфовать в космосе.

— Значит, вы представляете церковь Имперского Кредо? — спросил Левкронт, — эта досточтимая конгрегация не имеет здесь власти. Этот корабль подчиняется Ордену Имперских Кулаков.

— Главный паломник откинул назад капюшон. Лицо его едва можно было назвать лицом — не потому, что оно было нечеловеческим или изуродованным, а из–за полностью скрывающей черты татуировки в виде весов. Это было не обычное изображение, а электу. Линии татуировки светились, а в чашах весов полыхало искусно изображенное пламя.

— Мы пришли не оспаривать вашу власть, лорд-кастелян, — произнес паломник, — а всего лишь наблюдать. Братья, будьте любезны развернуть знамена.

— Из толпы закованных в знак покаяния в цепи паломников, в сумме насчитывающей примерно три сотни людей, вышло несколько человек. Они развернули знамена и подняли их над головами. На полотнищах можно было увидеть символы правосудия: весы, слепой глаз и человека с мечом, проходящего испытание битвой. Некоторые паломники в толпе были похожи на ходячие библиотеки: они сгибались почти вдвое под тяжестью связок книг. Некоторые носили в сумке на груди свиток пергамента, чтобы всегда иметь возможность что–то записать. Кое–кто даже записывал разговор своего лидера с кастеляном, перья проворно бегали по пергаментным листам.

— Наша цель, — сказал лидер паломников, — состоит в том, чтобы следовать за правосудием. Сам Император создал учреждения, вершащие суд над Его подданными и Его врагами. Мы — «Слепое Воздаяние», и всякий раз, когда вершится правосудие, мы за этим наблюдаем. До сведения «Воздаяния» дошло, что в мятеже и ереси обвиняется целый Орден Астартес. И вот мы здесь, чтобы пронаблюдать за процессом и сделать записи обо всех судебных нюансах. Такова воля Императора, ибо Его правосудие самое мудрое, и к Его совершенству мы стремимся.

— Кастелян ненадолго задумался.

— Это правда, — сказал он, — на «Фаланге» действительно состоится суд над отступниками. Однако ваше право присутствовать на нем должен подтвердить Магистр Ордена. Я позволяю войти, но только он может разрешить остаться, и если он отменит мое решение, вы будете изгнаны.

— Мы понимаем, — проговорил лидер «Слепого Воздаяния», — и повинуемся. Будет ли нам позволено попросить указать место, где можно разместиться?

— Я прикажу команде выделить вам место, ответил кастелян, — Однако не рассчитывайте на что–то большее, нежели пустующий трюм. «Фаланга» велика, но от нехватки населения не страдает.

— Мы не смеем просить о большем, — сказал лидер — Наш путь — бедность и аскеза. Потворство своим слабостям притупляет острый клинок правосудия, а роскошь туманит взор. А теперь, лорд-кастелян, позвольте нам откланяться. Прежде, чем взглянуть на правосудие Императора, мы должны помолиться и совершить некоторые обряды.

— Левкронт смотрел, как паломники сходят с борта корабля. Они достали из одежд четки и забормотали молитвы, благодаря Императора за то, что испытал их смирение.

— Паломники были наименьшей из проблем. С ними могли разобраться и офицеры, ежедневно выполнявшие на «Фаланге» рутинную работу, пока Имперские Кулаки занимались связанными с войной вопросами. Прежде, чем снова уделить внимание паломникам, Левкронт должен был сделать еще много дел. Скоро в док прибудут Испивающие Души, и за результатами будут пристально наблюдать намного более влиятельные люди, чем «Слепое Воздаяние».

***

— Первым, что увидел Сарпедон на новом месте, были руки, закрепляющие на его лице маску.

— Даже едва придя в сознание, той части его разума, которая принадлежала солдату, сразу же захотелось узнать, каким образом его схватили. Накачали в камеру нервно-паралитического газа? Устроили молниеносный штурм? Вкололи наркотик скрытой иглой или дротиком? Он был зол. Ему хотелось знать. Память о последних нескольких часах скрывалась в черном тумане.

— Сарпедон рванулся. Руки, закрепляющие маску, отдернулись. Это не были перчатки Астартес — Испивающий Души находился под стражей работников Имперских Кулаков, неаугметизированных мужчин и женщин, которые служили Кулакам в качестве экипажа корабля и технического персонала. Фаланга ими просто кишела. То, что за Сарпедоном присматривали не космодесантники, было сильнейшим оскорблением.

— Сарпедон попробовал вырваться. Но привязали его столь крепко, что он переломал бы себе все конечности раньше, чем сумел бы выбраться. Раздался нестройный хор испуганных голосов, затем несколько отрывистых фраз на медицинском жаргоне апотекариона «Фаланги». Тело словно окатило холодной волной, когда по венам побежало успокоительное.

— Сарпедона положили лицом вверх и куда–то повезли по коридору, чей потолок был похож на внутреннюю часть гигантского позвоночника. Стенами служило переплетение костей.

— Успокоительное начало действовать в полную силу. Мышцы отказывались повиноваться и безвольно висели на связках. Но глаза все еще двигались — Испивающий Души посмотрел вниз и увидел металлические фиксаторы, прижимающие конечности к металлической плите. Должно быть, команда «Фаланги» сделала их специально под его шесть ног.

— Сарпедон ощущал, как нечто сжимает его голову. Это, без сомнения, было устройство, подавляющее психические силы. Камера также была приспособлена для содержания псайкеров — конструкция и использованные материалы полностью заглушали способности магистра Испивающих Души, не давая ему даже ощутить психический резонанс окружения. Сжимающее голову устройство работало примерно так же, делая библиария абсолютно беспомощным в психическом плане. Хотя, если бы ему удалось освободиться, то для того, чтобы перебить везущих его по апотекариону членов команды, психические силы ему бы не понадобились.

— Это обычные люди, напомнил себе Сарпедон. И точно так же, как и он сам, верят в то, что их работа угодна Императору. Возможно, они правы.

— Сарпедона ввезли в зал, вдоль неровных стен которого до самого потолка возвышались емкости с вязкой питательной средой, в которой выращивались органы. На потолке были установлены позолоченные автохирурги.

— Следующим нависшим над библиарием лицом было лицо Астартес. Коротко подстриженные волосы, впалые щеки, острые подбородок и нос, похожий на небольшой микроскоп имплантат на одном глазу. Бровь космодесантника выгнулась.

— Узрите же врага, — произнес он. Судя по эмблеме на наплечнике, это был Имперский Кулак, а по нескольки белым пластинам доспеха — апотекарий.

— Какую тварь галактика бросила на мой операционный стол на этот раз? Я повидал много мерзости, иногда она даже напоминала внешним видом человека. Но это! О, это будет сложно и почетно. Проектор!

— Над сарпедоном появилось изысканно украшенное устройство, состоящее из покрытых надписями панелей. Сарпедон хотел сказать апотекарию, что он не враг, а точно такой же космодесантник. Но язык не слушался, как и остальные части тела. Остались лишь ощущения.

— В глазах замелькали вспышки сканирующих тело лазеров. На одной из стен развернулся экран, на котором возник нарисованный красными светящимися линиями скелет Сарпедона и сложный рисунок органов космодесантника.

— Вооружение Астартес начинается с внутренних изменений, — сказал апотекарий, — все они в наличии. Можно заметить следы обширных повреждений и внутреннего исцеления, что характерно для ветерана Астартес. Недавние переломы ребер и костей черепа. Обратите внимание на неправильную форму омофагии, типичную для генного семени этого Ордена.

— Члены команды, санитары апотекариона Фаланги, записывали слова апотекариона автоматическими перьями.

— Он в сознании, — продолжил апотекарий, заметив движение глаз Сарпедона. — у нас есть слушатель! Как вам нравится, лорд Сарпедон, гостеприимство Фаланги?

— Проектор переместился вдоль тела Сарпедона. Для этого санитарам пришлось провести его через скованные ноги библиария.

— Мутации, — сказал апотекарий, — большей частью неявные. Скелетно-мышечная сила объекта на высшем доступном Астартес уровне. Сомневаюсь, что даже среди Космических Волков можно найти здоровяка, который был бы столь же развит. Видимые мутации начинаются с утолщенного поясничного отдела позвоночника и таза.

— Тут апотекарий вновь обратился к Сарпедону.

— И какого таза! Все ученые Марса не смогли бы сделать устройство, похожее на этот кусок кости! Не сомневаюсь, что прочностные характеристики сделают его своего рода классикой. Думаю, что подвергну его консервации, покрою позолотой и включу в коллекцию самых ценных образцов. Возможно, корабельные мастера Механикус на его основе смогут разработать новый вид стыковочного зажима. Само собой, я не позволю сжечь ваш таз вместе с остальным телом.

— Проектор опустился ниже. Теперь экран показывал экзоскелет и мышцы ног Сарпедона.

— Ноги объекта, числом шесть, — произнес апотекарий, — самые значительные видимые мутации. Первоначально их было восемь; обратите внимание на остатки бионического сустава слева от центра и следы недавно заживления тканей в правой части сзади. Строение ног предположительно арахноидное, но прямого аналога не имеет. Налицо уродство мутации. Ноги меня не интересуют. После казни их можно сжечь.

— Проектор исчез из поля зрения. Сарпедон ощутил боль во всем теле, когда за него взялись санитары. Они опутывали его сетью проводов и трубок, крепя их иголками к животу и тем участкам тела, где не было черного панциря. Одна из иголок скользнула в вену на шее, другая вонзилась в запястье.

— Начинайте, — приказал апотекарий.

— Сарпедон купался в боли. Чистой, ничем не замутненной боли. Она не походила на ощущение рассекающего кожу лезвия или ожога кипятком, или любой другой боли, которую библиарию доводилось испытать. Она была совершенной.

— Сознание Сарпедона гасло. Ничто не отвлекало его от чистой, белой равнины боли. Время ничего не значило. Он больше не чувствовал оков и не злился на надменного апотекария, режущего его на части точно так же, как любой другой образец. Сарпедон не ощущал ничего, кроме боли, из которой, казалось, полностью состоял.

— Внезапно пришло ощущение рвущихся связок. Оно пробилось через спадающую боль, которая постепенно заменялась обычными ощущуениями. Ноги напряглись в фиксаторах. Мышцы шеи почти сумели вытащить голову из психоподавителя, а легкие словно горели в груди под пластиной сросшихся ребер. Сарпедон задыхался, не в силах контролировать реакции истязаемого тела.

— Отметьте реакцию на боль, — снова раздался голос апотекария, — она находится в допустимых пределах. Таким образом, мы видим, что в нем осталось ядро Астартес, хотя и сильно тронутое порчей. Объект, несомненно, по большинству признаков можно считать космодесантником и испытывать как такового.

— Одна из ног Сарпедона болела сильнее остальных. Она имела больше свободы движения в бедренном сочленении. Крепление, держащее ее около когтя, чуть ослабло.

— Библиарий мог двигаться. Немного, но мог. Действие успокоительного прекращалось. Доза была недостаточной. Из–за мутировавших ног Сарпедон имел большую массу тела, нежели обычные Астартес, а некоторые менее очевидные мутации изменили метаболизм. К нему возвращалась способность двигаться.

— Сарпедон боролся. Апотекарий диктовал санитарам результаты анализов крови и других тканей. Библиарий игнорировал их. Крепление ослабевало все больше. Получив большую свободу движений, Сарпедон сумел действовать конечностями как рычагами, и постепенно все больше и больше сдавали свои позиции все новые крепления.

— Испивающий Души сделал вдох, приподнял грудь вверх и, вонзив когти в плиту, на которой лежал, попробовал встать.

— Металлический звон привлек внимание апотекария, который тут же замолк на полуслове.

— Болты лопнули. Металлические полосы сломались. Нижняя часть тела Сарпедона освободилась. Еще через несколько секунд удалось освободить руку. При виде хлещущих рядом с ними нижних конечностей пленника санитары начали пятиться назад.

— Сарпедон дотянулся до головного фиксатора и сорвал его с креплений. Затем скатился с плиты и рухнул на пол. Наркотиков в крови еще хватало, чтобы серьезно нарушить координацию, поэтому заставить ноги двигаться в одном направлении не получалось. В тот самый момент, когда библиарий вырвал из зажима вторую руку, апотекарий вытащил плазменный пистолет

— Кто ты такой? — заплетающимся языком спросил Сарпедон. Он схватился за все еще сжимающий виски подавитель, — кто ты такой, чтобы судить меня? Я не кусок ксеноса под микроскопом! Я — Астартес!

— Ты — предатель, — сказал апотекарий, направив ствол плазменного пистолета в голову Сарпедона, — мы оказываем тебе честь, давая возможность быть испытанным честными и верными космодесантниками. Но ты ее явно не заслуживаешь.

— Зачем вы собираетесь меня испытывать? — потребовал ответа Сарпедон. Он потерял равновесие и врезался в один из резервуаров с образцами. Стекло лопнуло, и густая холодная питательная субстанция пролилась на библиария и под ноги прижавшимся к дальней стене санитарам.

— Сколько врагов Человечества было повержено Испивающими Души? Сколько бед мы предотвратили?

— А сколько вы повергли космодесантников? — парировал апотекарий, — это могут подтвердить наши братья из Багровых Кулаков и Воющих Грифонов. Если бы какой–нибудь враг уничтожил столько твоих соратников, сколько людей погибло от рук твоего ордена, ты бы определенно начал желать его смерти!

— Сарпедон пробовал встать, прислонившись спиной к стене и отталкиваясь от нее руками. Поискал взглядом среди валяющихся вокруг осколков что–то похожее на оружие, например, осколок стекла или какой–нибудь медицинский инструмент, но голова кружилась, и сфокусировать зрение не удалось

— Если бы ты видел, — сказал он, — то, что видели мы, ты пересек бы всю галактику, чтобы присоединиться к нам, даже если бы на пути стоял твой собственный легион.

— Будь моя воля, предатель, — ответил апотекарий, — тебя казнили бы в то самое мгновение, когда Лисандр принес тебя. Из милосердия к человеческому роду тебя вырезали бы, как раковую опухоль, которой ты и являешься. Но Магистр Ордена сказал, что ты должен предстать перед судом. Он милосерднее, чем я или любой из известных мне боевых братьев. Тебе надлежит плакать от чувства благодарности к нам. Впрочем, хватит.

— Апотекарий нажал несколько кнопок на висящем у пояса устройстве. Сжимаюсщий виски подавитель вызвал у Сарпедона тупую боль. Затем он почувствовал, что падает, и сознание покинуло тело. Перед глазами помутилось, все стало белым, а ощущение падения не прекращалось до тех пор, пока не исчезли вообще все чувства.

***

— Первыми из явившихся на суд над Испивающими Души были Воющие Грифоны. На борту ударного крейсера «Пламенное Мщение» прибыла вся Вторая рота, сопровождающая на «Фалангу» своего представителя. Воющие Грифоны, братский Орден Имперских Кулаков, каковым некогда были и Испивающие Души, потребовал на суде особого положения, поскольку больше всех пострадал от рук отступников.

— Магистр Ордена Имперских Кулаков Владимир покинул свое обычное место среди тактических трактатов и фортификационных схем Либрариума Дорна, чтобы приветствовать на «Фаланге» Капитана Борганора. Борганор в сопровождении почетного караула из Девятой роты спускался по аппарели челнока. Капитан слегка хромал из–за заменяющего правую ногу бионического протеза. Желто-красный доспех покрывал темно-синий плащ с вышитым золотыми и черными нитями личным гербом капитана — Воющим Грифоном, смиренно склонившим голову и сложившим передние лапы в молитвенном жесте. Борганор был столь же резким и грубым, как его покрытое шрамами лицо. На приветствие Владимира он ответил ударом руки по золоченому нагруднику своего доспеха.

— Магистр Ордена, это честь для меня, — сказал Борганор, — жаль, что приходится встречаться с вами по столь неприятному поводу и в то время, когда на моем Ордене лежит позорное пятно неудачи.

— Владимир Пух из Имперских Кулаков понимающе кивнул. Он был, прежде всего, мастером тактики, серьезным степенным человеком, привыкшим решать проблемы так же хладнокровно, как обычно оценивал потенциальных послушников. Искусно изготовленная золотая броня была отполирована до зеркального блеска, а красные изображения сжатого кулака на наплечниках и нагруднике, казалось, выложены рубинами. На лице под коротко подстриженными волосами читалась разумность, что позволяло предположить, что этот человек не простой солдат.

— Я долго оплакивал гибель лорда Меркаэно от рук отступников, — произнес Владимир, — но они, безусловно, заплатят за это горе, когда свершится правосудие.

— По лицу Борганора пробежала тень. Библиарий Меркаэно был величайшим героем Воющих Грифонов этого века, убийцей демона Периклитора, человеком, отомстившим за смерть Магистра Ордена Фуриозо. Меркаэно пал в битве с Сарпедоном, и тысяча братьев поклялись, что Сарпедон умрет прежде, чем начнет стихать боль потери. Борганор, принявший командование над понесшей большие потери ротой, нес ответственность за то, что Меркаэно погиб, а Испивающим Души удалось бежать.

— Несомненно, — сказал Борганор, — однако прежде, чем мы начнем, я хотел бы попросить об одолжении.

— О каком же, брат-капитан? — спросил Магистр Ордена.

— Перед тем, как Сарпедона казнят, позволь мне вырвать ему конечности и оставить его с одной ногой, как он оставил меня, — взгляд Борганора на мгновение устремился на бионический протез, — смерть Меркаэно оплакивают все сыны Гиллимана, все космодесантники, поэтому отмщение должно также принадлежать всем. Но то, что я был искалечен — вина Сарпедона, и я хочу вернуть ему этот долг.

— Мы здесь не для того, чтобы вершить твою личную месть, капитан, — ответил Владимир, — Нам предстоит осуществить более важное возмездие. Если будет решено, что предатель Сарпедон должен жестоко страдать перед смертью, возможно, ты сможешь принять участие в определении того способа, которым его заставят страдать. Но пока такого решения нет, наша единственная цель — правосудие.

— Борганор поклонился Владимиру.

— Простите меня, — сказал он, — мое сердце пылает ненавистью ко всем, кто способен осквернить имя Рогала Дорна.

— Ненависть тоже имеет право слова, — сказал Владимир, — именно поэтому ты будешь присутствовать на процессе.

— Борганор повел семьдесят космодесантников из Девятой роты Воющих Грифонов в док «Фаланги». На борту уже размещались три роты Имперских Кулаков, что составляло более трехсот космодесантников. Воющие Грифоны будут здесь вторым по величине контингентом. Но не только они прибыли на «Фалангу», чтобы принять участие в процессе. Сарпедон и Испивающие Души враждовали со многими слугами Империума, и каждый из них хотел, чтобы его голос был услышан.

***

— На золотой орбитальной яхте, запущенной со сторожевого корабля Инквизиции «Могила предателя», на «Фалангу» прибыл лорд-инквизитор Колго. Перед ним шла труппа акробатов и музыкантов, обыгрывающих пантомимами и воспевающих в песне величайшие успехи своего господина, которых он добился за свою долгую карьеру, охотясь на врагов Императора. Самого Колго, с гордостью несущего букву «I» на нагруднике угольно-черного терминаторского доспеха, сопровождали несколько Сестер Битвы Адепта Сороритас. Возглавляла их старшая сестра Эскарион, попросившая доверить ей обязанности по сопровождению Колго, чтобы лично присутствовать на суде над отступниками, свидетелем деяний которых она была. Прежде сестре доводилось состоять в свите инквизитора Фаддея, и она не сомневалась, что за его смерть в ответе Испивающие Души, поскольку исчез он, собирая информацию об их действиях.

— От лица Адептус Механикус, у которых причин презирать Испивающих Души было больше, чем у многих других, явился архимагос Воар. Он способствовал захвату Испивающих, преследуя при этом собственные цели. За Сарпедоном и его отступниками числился вековой давности долг перед Механикус. Воара сопровождала церемониальная свита сервиторов-стрелков, шагающих удивительно синхронно. Ноги архимагос потерял на Селааке, поэтому к машинным отделениям «Фаланги», где ему выделили место, он двинулся на простых гусеницах, которые соорудил себе, чтобы иметь возможность передвигаться, пока не найдется более подходящей замены. Воар не испытывал ненависти, выставляемой напоказ остальными присутствующими, поскольку являлся рациональным существом, для которого эмоции были лишними.

— Весть разнеслась и среди тех, кто не сталкивался с отступниками-Испивающими лично. «Смертоносная Тень» Ордена Обреченных Орлов и «Кара Гарадана» Железных Рыцарей вышли из варпа неподалеку от Кравамеша и потребовали, чтобы их, как лояльные Ордена космодесанта, также допустили на процесс. Вскоре к ним примкнули представители Сангвиновых Ангелов и Серебряных Черепов. Эти Ордена прослышали о поимке Испивающих Души, и обнаружили, что у них есть офицеры, находящиеся достаточно близко к Кравамешу, чтобы успеть на суд.

— Магистр Ордена Владимир выслушал их просьбы. От него зависело, примут ли представителей этих Орденов. Он признал, что существование космодесантников-отступников является оскорблением для всех Адептус Астартес, а преступление любого изменнического Ордена — преступление против них всех, поскольку оно очерняет имя космодесантников, их примархов и даже самого Императора. Владимир отдал приказ, чтобы представителей приняли на борту «Фаланги» и разместили в пустующих кельях тех Имперских Кулаков, кто в данный момент выполняли свой долг в других уголках галактики.

— При виде столь многих Орденов, объявляющих о своем присутствии и доставляющих на борт своих офицеров и почетную стражу, о существовании группы оборванных паломников в передних трюмах почти все забыли.

***

— В запыленном, давно пустующем трюме, Отец Гиранар опустился на колени и начал молиться. Несколько десятков лет назад это место ломилось от боеприпасов, провизии и запчастей, но сейчас о нем вспомнили лишь несколько членов экипажа из тех, кого спрашивали, не найдется ли места, где можно разместить паломников Слепого Воздаяния. А эти паломники сейчас становились на колени на своих ковриках или погружались в чтение священных книг, готовя души к священной обязанности лицезреть великий судебный процесс. Никто и не подумал о том, чтобы сказать им, когда должен начаться суд, но паломников это не волновало. Они были готовы всегда.

— Отец Гиранар, тот самый человек, который говорил с кастеляном Левкронтом, был самым старым среди паломников, да и немногие из них могли похвастаться молодостью. Старик настолько хорошо знал молитвы, что ему приходилось прерываться и задумываться над словами, останавливая их скольжение по накатанным дорожкам разума. Пробормотав, что воля Императора является его собственной волей, Гиранар заставил себя сделать паузу и задуматься над смыслом фразы. У него нет собственной воли, он является вместилищем для высшей силы, его собственные желания и стремления давно умерли и были заменены намерениями Императора.

— У старика был при себе молитвенник, но он не открывал его уже тридцать семь лет. Потому что знал наизусть.

— Закончив вечернюю молитву, Гиранар встал.

— Поднимите знамена, — сказал он.

— Этого остальные паломники не ожидали. В обычную процедуру это не входило. Спустя несколько наполненных суматохой мгновений знамена Слепого Воздаяния были развернуты и подняты.

— Теперь это место священно, — сказал Гиранар. Голос его был ломким и слабым, но все слушали настолько внимательно, что даже с громкоговорителем его нельзя было бы услышать лучше, — настало время исповеди.

— Исповеди, отец? — переспросил брат Акулсан. Он был дьяконом Слепого Воздаяния, присматривающим за немногими постоянными храмами, которые они установили на мирах, где проводили некоторое время. В паломничестве типа этого он становилсял вторым лидером, гарантией авторитета Гиранара.

— Точно, — ответил Гиранар, — самой важной исповеди. Во всех нас гнездится грех. Нам предстоит столь важное дело, что сегодня каждый выскажется вслух.

— Я много раз принимал исповеди, — сказал Акулсан, — и испытывал от этого такую гордость, что со временем она сама стала греховной, снова и снова требовала исповедей. Я чувствую, что какая–то часть меня опасна и глубоко сокрыта, хотя сама мысль об этом может быть полна гордыни.

— Сестра Солейс? — сказал Гиранар.

— Каждую ночь я молю о прощении за свои неудачи, — ответила сестра Солейс охрипшим от бесконечных молитв голосом. Люди, незнакомые со Слепым Воздаянием, иногда удивлялись тому, что Солейс женщина, поскольку ее голос был бесцветным, как у старика, а под одеждой невозможно было определить пол. Большинство людей вообще не подозревали, что в Слепом Воздаянии есть женщины.

— Я очень хочу от них освободиться. Что я могу рассказать такого, в чем не исповедаюсь каждую секунду?

— Вы знаете, — сказал Гиранар, — о чем я говорю, — прежде он стоял на коленях, но теперь поднялся. Старик никогда не был высок, а теперь годы и вовсе согнули и иссушили его. Но, тем не менее, паломники смотрели себе под ноги или отводили взгляд, словно находясь в присутствии Астартес.

— Хотя большая часть вашей души может отрицать это. И вы молите Императора о том, чтобы это не было правдой. И вы заставили себя забыть все, кроме его тени, все же все вы знаете, о чем я говорю.

— Паломники молчали. Тишину нарушал только далекий гул двигателей «Фаланги» и пульсирование устройства для регенерации воздуха.

— Тогда я начну, — сказал Гиранар, — о, Император, я повествую Тебе о своих темных делах и бедности недостойного служить Тебе духа. Моя исповедь идет из тех далеких времен, когда я впервые облачился в рясу Слепцов. Когда я спал, ко мне в келью явилась сокрытая мраком фигура. Я уверен, что это был другой брат Ордена, хотя и не знаю его имени. Возможно, это был тот же самый отец, который наставлял меня на наш путь. Он ничего не сказал, лишь поставил чашу на плиту, на которой я спал. Скажите, братья, не рвется ли из вас наружу признание, похожее на мое? Не звучит ли в вас хоть эхо узнавания, хоть память уже и исчезла?

— Паломники молчали. Они были столь увлечены словами Гиранара, что даже имперские святые, сойди они в тот момент с небес, и то не смогли бы нарушить их концентрацию.

— Тогда я продолжу, — сказал старик, — Жидкость в чаше была темной и холодной. Фигура жестом предложила мне отпить. Я так и сделал, потому что испугался. И тут в мой разум хлынул ужасный водопад знания. Я видел разрушение и страдание! Но видел и пользу, которая из этого выйдет, видел, как очищаются грешники, и сгорает мертвая плоть этого вздутого Империума. Видел, как Ангелы Смерти, личные воины Императора, предстают перед судом, и видел роль, которую нам предстоит сыграть. Грех, который я признаю, состоит в том, что я с той самой ночи знал, что это время придет, и что Слепое Воздаяние должно не только проследить за тем, как вершится правосудие, но и сотворить по воле Императора жестокое и ужасное деяние. Эта тайна хранилась в моей душе. Знание, что придет день, когда все эти видения обратятся в явь. Это моя исповедь. Кто вслед за мной расскажет о своем грехе? Кто?

— В течение нескольких секунд царила тишина. Затем поднял руку один из паломников, брат Сеннон, один из молодых братьев, присоединившихся к Слепому Воздаянию несколько лет назад.

— Я пил из чаши, — сказал он дрожащим голосом, — Я видел…, я видел «Фалангу». Я думал, что это золотой орел, символ присутствия Императора, но… когда увидел этот корабль, сразу понял: что бы с нами ни случилось, оно случится здесь. И это будет кошмарно. Я видел пламя, кровь и истерзанные тела. Астартес бьются друг против друга. Этой жестокостью, возможно, удастся предотвратить великую несправедливость. И… Отец Гиранар, я уверен, что должен погибнуть.

— Брат Сеннон, — сказал Гиранар, — ты проявляешь храбрость не по годам и не по уму. Признаться в этом здесь, перед своими братьями — акт великого мужества. Кто еще может проявить подобную доблесть? Сеннон определенно не единственный, кому есть в чем признаваться.

— Я тоже, — произнесла сестра Солейс, — видела то, что должна сделать. Это действительно ужасно. Но это явилось мне во время молитвы. Ощущение жгучей боли в висках, а затем, когда чувства пришли в норму, начались видения. Я видела «Фалангу» и все то, о чем вы говорили. Я скрывала это так долго потому, что боялась. Думала, что одна такая. Считала, что, если обо всем рассказать, меня обвинят в порче, поэтому держала все в глубинах души. И только сейчас признаюсь в этом.

— Звучали все новые голоса. Многие выпили из предложенной чаши. Некоторые имели внезапные видения во время болезни или молитвы. Кому–то снились вещие сны. Все скрывали увиденное, и все видели одно и то же. «Фаланга». Огонь и война. Разрушение. И каждый был абсолютно уверен, что видел волю Императора. Все паломники выкрикивали свои признания, наконец, освобождаясь о темных мыслей, сидевших внутри с самых дней послушничества.

— Гиранар поднял руку, призывая к молчанию.

—— Исповедь окончена, — сказал он, — кто–нибудь из вас сомневается в том, что он должен сделать? Нет ли таких, кто не может понять собственную задачу в нашем последнем акте поклонения?

— И снова ответом была тишина.

— Хорошо, — сказал Гиранар, — значит, воля Императора должна быть исполнена, какой бы ужасной она ни казалась. Также правда то, что многие из вас умрут, хотя, я вижу, что страх смерти вас не посетил.

— Лучше умереть, — ответил Брат Акулсан, — чем жить с невыполненным долгом.

— Хорошо, — повторил Гиранар, — Значит, мы с вами думаем одинаково. А теперь, давайте помолимся.

***

— Если бы архимагос Воар умел по-настоящему восхищаться, он пришел бы в восторг от Горна Веков. Сложные углы сооружения, построенного из железа и бронзы, переходили в большой сегментированный купол. Конструкция озарялась светом расплавленного металла, текущего по каналам между четырьмя огромными наковальнями, на которых одетые в костюмы повышенной защиты люди прогревали оружие и доспехи. Звон стали о сталь раздавался с такой частотой, что, казалось, идет металлический дождь. За работой наблюдали технодесантники Четвертой, Седьмой и Восьмой рот Имперских Кулаков. Рот, собравшихся на «Фаланге» на время процесса. Технодесантники проверяли на недостатки каждую деталь обмундирования после охлаждения в огромном чане воды в центре купола. То, что не проходило проверку, они бросали обратно в потоки расплавленного металла.

— Воару ничего не нравилось в традиционном, человеческом смысле, с тех самых пор, как он лишился большей части центра эмоций в процессе очередной аугметации. Но ему по-своему нравилось это место. Вместилище промышленности и мудрости. Требовательностью технодесантников можно было лишь восхищаться, как и почтению, с которым члены экипажа относились к приказам своих повелителей из Имперских Кулаков. Горн Веков выглядел так, словно был взят прямиком с мира-кузницы Адептус Механикус. В устах магоса Механикус это был наивысший комплимент.

— Архимагоса Воара сюда позвали. Обычно никто не смел куда–то вызывать архимагоса, но на «Фаланге» он был гостем, и на его инфоносителе было достаточно данных об этикете, чтобы понять, что приглашение в Горн Веков стоит принять.

— В центре Горна стоял Астартес, не являющийся технодесантником. Желтые керамитовые пластины его терминаторской брони отсвечивали красным и оранжевым в испускаемом раскаленными потоками свете. Он проверял вес и баланс нескольких недавно выкованных и оставленных охлаждаться молотов. В длину каждый из молотов примерно равнялся росту человека, но Имперский Кулак размахивал ими так, как будто они не весили ничего. Он по очереди взмахнул каждым молотом несколько раз, выполнив несколько стандартных приемов, затем нахмурился и положил их все обратно в кучу. Казалось, ни один из них не понравился ему. И ни один не мог сравниться с громовым молотом, прикрепленным к его броне за спиной.

— Демен! — перекрикивая шум, воскликнул Имперский Кулак..

— К нему повернулся один из технодесантников.

— Капитан Лисандр?

— Какой материал вы используете для изготовления ударной части молотов? Такое ощущение, что эти штуковины можно сломать об руку ребенка! А рукояти кажутся хрупкими, как солома!

— Технодесантник Демен склонил голову.

— Многие из моих кузнецов — новички, капитан, — ответил он, им еще только предстоит познать искусство ремесла. Это оружие — показатель того, что они на данный момент умеют. Полагаю, его можно использовать как учебное.

— Если ты хочешь научить наших послушников бояться того, что их снаряжение сломается, то это оружие подойдет просто превосходно, — парировал Лисандр. Затем достал из кучи меч, сделал несколько взмахов и выпадов.

— Уже лучше, — сказал он, — несколько черепов выдержит.

— Его я сделал сам, — сказал Демен.

— Тогда тебе стоит научиться балансировать рукоять. Хотя, в целом, работа хорошая, — Лисандр заметил Воара, катящегося к нему между наковален, — Архимагос! Рад, что вы смогли прийти. Думаю, это место должно быть вам более по вкусу, чем вся остальная «Фаланга».

— У меня нет вкусов, — ответил Воар, — магос-металлургикус, без сомнения, мог бы извлечь огромную пользу, изучая вашу кузницу, но моя специальность лежит в сфере обратной инженерии и теоретической механики.

— Ладно, вам виднее, — сказал Лисандр, — но я просил вас прийти не из–за самого Горна. Вот, — Лисандр достал из контейнера на доспехе цилиндр из черного металла, размером с предплечье обычного человека. Благодаря ребристой поверхности цилиндр плотно лежал в руке, а на одном из его концов находилась небольшая панель сканера отпечатков пальцев.

— Возможно, вы узнаете это?

— Воар подъехал к Лисандру и взял цилиндр. Устройство плохо ложилось в бионическую конечность — оно было предназначено для руки космодесантника.

— Это — Копье Души, — равнодушно произнес архимагос.

— В том же самом виде, в каком было захвачено на звездном форте Лакония, — сказал Лисандр, — яблоко раздора между Духовенством Марса и Испивающими Души. Мы изъяли его со «Сломанного Хребта» прежде, чем он был уничтожен. Я так понимаю, оно должно вернуться к вам в руки, поскольку было украдено Испивающими. Будучи еретиками, они не имеют на него никаких прав. Поэтому право владения переходит к Адептус Механикус. Конкретно, к вам.

— Воар покрутил оружие в искусственной руке.

— Признаюсь, все эмоции я давно оставил позади, — сказал он, — но, тем не менее, у меня складывается впечатление, некое остаточное чувство, если позволите, что вам не нравится складывающаяся ситуация.

— Копье Души — реликвия нашего примарха, — ответил Лисандр, — его нашел и воссоздал сам Рогал Дорн. По справедливости оно должно принадлежать преемникам Легиона Дорна — Имперским Кулакам или одному из братских Орденов. Я не стыжусь этих мыслей. Любой сын Дорна сказал бы то же самое. Но Магистр моего Ордена не желает видеть еще одной причины для ссоры между Адептус Астартес и Механикус, и мне приходится подчиниться его решению. Забирайте.

— Лисандр коснулся одной из сканирующих поверхностей, и крошечный лазерный пульс пробил микроскопическое отверстие в керамитовом сочленении пальца перчатки. Из обоих концов цилиндра выстрелили клинки, казалось, состоящие из чистой черноты. Застонал разваливаемый на части пустотой лезвий воздух.

— Вортекс-лезвия, — сказал Лизандр, — вортекс-поле, удерживаемое в узде Трон знает какими технологиями из доимперских времен. Активация осуществляется генетической сигнатурой Рогала Дорна. Это копье держали руки самого примарха, архимагос. Человек, равным которому не может быть никакой генерал-фабрикатор. Спасший самого Императора в разгаре Ереси. Величайший солдат, которого когда–либо знала галактика, и я утверждаю, что величайший человек. Помни об этом, что бы ты ни собирался сделать с этой реликвией. Не окажи творению самого Дорна должного почтения — и Имперские Кулаки могут захотеть снова разорвать отношения с вами.

— Понятно, — сказал Воар, — ваша информация была зафиксирована. К ней будет предоставлен доступ всем, кому окажут честь исследования данного устройства.

— Взамен, — сказал Лизандр с очевидным презрением к манерам Воара, — Магистр Ордена ожидает, что Адептус Механикус будет вести себя на суде со всем достоинством, которого требует статус гостя. Это не место для того, чтобы устраивать свару между Адептус Механикус и Испивающими Души. И не место для мести.

— Не все ваши боевые братья придерживаются такого же мнения, — сказал Воар, — логика подсказывает, что с этой позицией не согласятся и многие присутствующие Адептус Астартес. На «Фаланге» многие жаждут мести, и большая часть их принадлежит отнюдь не Адептус Механикус.

— Магистр Ордена Владимир Пух уже высказался по этому поводу, — произнес Лисандр, — И среди прочих поставленных задач приказал следить за тем, чтобы его слово соблюдалось наравне с законом.

— Значит, оно будет соблюдаться, — сказал Воар, склонив голову. Казалось, архимагос не способен на большее проявление уважения, — мы заинтересованы в правосудии.

— Если бы вас интересовала справедливость, архимагос, вы вернули бы Копье Души нам.

— А если бы вас интересовала справедливость, брат-капитан, Сарпедон погиб бы на Селааке, — архимагос Воар развернулся и покинул кузницу, сжимая Копье Души бионической рукой.