— Что видят наши враги, когда смотрят на Астартес?

Дениятос. Боевой Катехизис

— Они видят, как боги и герои из их языческих мифов встают перед ними и извещают о том, что для них наступил конец света.

Архив «Сломанного хребта» заволокло дымом. В проходах между шкафами и дата-стеками ле­жали изувеченные тела Воющих Грифонов и Ис­пивающих Души, павших в ходе сражения за эту палу­бу. Жизни большинства из них унесли меткие выстре­лы из болтеров, но были и такие, в чьей броне зияли чудовищные пробоины, оставленные цепными мечами и боевыми ножами.

Однако сейчас все было тихо. Приказ к перемирию был отдан одновременно Люко, руководившим Испивающи­ми Души, и Дарионом, возглавлявшим Воющих Грифонов.

Дарион первым вышел в проход. Он держал в руке пистолет, но направил его в иол.

— Это правда? — крикнул он, обращаясь к позици­ям, удерживаемым Испивающими Души.

Капитан Люко выступил из-за колонны, которую ис­пользовал до того в качестве укрытия. Его броня пе­стрела черными отметинами в местах, куда пришлись попадания болтерных зарядов.

— С первого и до последнего слова, — подтвер­дил он.

Дарион оглянулся. Там, среди мертвых тел и разру­шений, технодесантник Воющих Грифонов подключил­ся к одному из черных кристаллов памяти. Его глаза часто-часто моргали, пока он считывал информацию, хранившуюся на устройстве.

— Ваш командир погиб, — заявил Люко. — Лорд Мер­чано пал. Стало быть, власть переходит к тебе?

— Поскольку капитан Борганор ранен, — произнес Дарион, — то да.

— Значит, тебе и решать. Думаю, ты уже убедился, что здесь нет Черной Чаши. Стоит ли продолжать войну?

— Вы все равно остаетесь отступниками, — заметил Дарион. — Даже если предположить, что информация, хранящаяся в этом архиве, подлинная. Быть может, вы и не Носители Черной Чаши, но повернулись спиной к Империуму. Инквизиция объявила вас изгоями и пре­дателями.

— Пусть так, капитан, — согласился Люко. — Но Чер­ной Чаши никогда не существовало, так что клятву уни­чтожить ее можно считать недействительной. Но на­сколько я помню, вы пока не выполнили еще одну кля­тву, а если правильно понял пути вашего ордена, к таким вещам вы относитесь более чем серьезно.

— Ванквалис, — произнес Дарион.

— Да, Ванквалис и зеленокожие. Последний раз, ко­гда я этим интересовался, они как раз намеревались от­правиться к Хирогрейву и убить всех тех людей, кото­рых вы клялись защищать. Хотя, конечно же, капитан, выбор остается за тобой.

Дарион покосился на технодесантника, продолжав­шего копаться в истории Испивающих Души. О про­шлом ордена пока удалось узнать не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы понять: Черная Чаша к этим событиям непричастна.

— Если мы решим уйти, ваши болтеры тоже замолчат?

— Мы не станем стрелять в спину. Мы не настоль­ко опустились, чтобы нарушать условия мирного дого­вора.

— Не будет между нами никакого мира, — угрюмо возразил Дарион. — И мы с тобой еще встретимся, от­ступник. Наказание неизбежно.

— Но проблемы следует решать в порядке их по­ступления, — заметил Люко.

Бросив последний косой взгляд на своего собесед­ника, Воющий Грифон включил вокс:

— Всем подразделениям. Говорит капитан Дарион. Мы потеряли лорда Мерчано. Все отходим к абордаж­ным шлюпкам. Повторяю: прекратить огонь и отсту­пить.

Воющие Грифоны неохотно и опасливо покидали свои укрытия, прикрывая отход стволами болтеров и возвращаясь из архива к абордажным шлюпкам «Ла­зурного когтя». Капитан Люко молча наблюдал за ни­ми, показывая своим людям поднятую руку, призываю­щую воздерживаться от стрельбы.

Постепенно грохот сражения, доносившийся со сто­роны «Провозвестника гибели», также начал стихать.

Далеко внизу, на Ванквалисе, на берег Хирогрейва начали высаживаться десятки тысяч зеленокожих из первой волны. Их было так много, что защитники кон­тинента просто не могли поверить своим глазам, а кое-кто и вовсе свихнулся от страха, впервые осознав мас­штабы катастрофы, постигшей их родину.

Берег был пустынным и каменистым, мало годив­шимся для возведения укреплений. В качестве таковых защитники использовали лодочные сараи и склады фак­торий, возведенные жителями прибрежных поселений, которые не были так огромны, как ульи, лежавшие в глубине материка.

Выглядывавшие из окон или из-за грязных желез­ных корпусов промышленного оборудования ополчен­цы в основном были завербованы из охранников дома Фалкен, небольшие отряды которых до того безуспеш­но пытались усмирить людей на улицах. К ним при­мкнули и сотни добровольцев, набранных в прибреж­ных районах и вооруженных чем попало — начиная от автоматических винтовок со складов Стражей и закан­чивая охотничьими ружьями. Они защищали свою зем­лю, за их спинами остались дома с родными и близки­ми. Кое-кто даже пришел с оружием и в броне своих отцов, учивших детей, что однажды может наступить день, когда враги снова возвратятся на Ванквалис. Ты­сячи мужчин и женщин были готовы оборонять по­следний рубеж, отделявший зеленокожих от мирных поселений.

Лорд Совелин Фалкен лично прибыл на побережье, чтобы исполнить свой долг и хоть как-то искупить ви­ну за то, что не погиб, как подобает мужчине, еще в Палатиуме. Но поскольку он являлся здесь единствен­ным представителем правящего дома, то неожиданно для себя оказался во главе всего этого воинства, хотя вовсе об этом и не просил. Вожаки ополченцев — креп­кие и решительные старики, многие из которых когда-то служили в Стражах, — отдавали ему честь, словно какому-нибудь генералу, а затем докладывали о своем неутешительном положении. Охранники, практически не способные к принятию каких-либо решений без вы­сочайшего дозволения со стороны аристократов, тут же обступили его со всех сторон, чтобы получить подроб­ные инструкции.

Совелин делал что мог. Свой штаб он разместил на заводе по переработке отходов — уродливая конструк­ция из рассыпающегося от старости роккрита и стали все еще продолжала прогонять через себя и сбрасывать в море ядовитые воды промышленного производства. Несмотря на почтенный возраст, здание оказалось все-таки довольно прочным бастионом, дающим хороший обзор. Отобрав несколько наиболее адекватных лиде­ров ополчения, лорд расположил их в разных точках оборонительных рубежей. Расходясь по назначенным им постам, старики вспоминали, как хорошо им когда-то служилось под началом великого дедушки или столь же великого дяди Совелина, и говорили, что для них большая честь снова выполнять указания благородного Фалкена.

Охранники держались поближе к своему господину, обороняя завод и прилегающие территории, но вовсе не потому, что были лучшими воинами, а по той лишь причине, что Фалкен просто не желал, чтобы они ока­зались одни, лишенные своих господ, среди ополчен­цев, чьи мятежи еще совсем недавно подавляли с такой жестокостью.

Лорд умолял Императора указать ему, что еще мож­но сделать, помочь найти хоть какую-то возможность укрепить оборонительные рубежи. Но Бог молчал, и вскоре Совелин понял, что их время вышло, когда уви­дел на бурных водах океана первые орочьи суда. Почти три сотни примитивных, едва держащихся на плаву ко­раблей, сколоченных из цельных стволов, набитых зеленокожими под завязку. Крики и песни ксеносов сме­шивались с грохотом волн, разбивающихся о скалы, в единый ритм, наполненный ненавистью и жаждой кро­ви. Защитники дрогнули, едва услышав эти звуки, — казалось, будто над полем боя задул черный ветер, словно гимны орков и в самом деле заставили их богов посмотреть на Ванквалис. В течение целой вечности, хотя в реальности прошло не больше часа, Совелин слушал, как военные напевы звучат все громче и гром­че, и уже не был уверен, что не бросится бежать, поджав хвост, едва увидит оскаленные звериные морды зеленокожих.

Первый корабль — огромная, разваливающаяся на ходу посудина — взлетел на очередной волне и с грохо­том вылетел на камни. Разбухшая древесина не выдер­жала, и корпус рассыпался, разбросав по берегу почти десять тысяч визжащих рабов.

Битва уже кипела вовсю, когда вожак ступил на берег Хирогрейва. Священная цель, которую он поклялся за­лить кровью, объект столь долгого вожделения. Когда-то эта земля принадлежала оркам, как и Неверморн… и так же, как зеленый континент, она снова будет их.

Окрасившийся в розовый цвет прибой выбросил на берег рядом с ним несколько тел. Рабы гибли сотнями, и их трупы устилали пространство, отделявшее орков от оборонительных рубежей. Огонь вели из домов, распо­ложенных в некотором отдалении от зоны высадки,— крошечные человеческие фигурки высовывались из окон или прятались за выступами крыш. В самом центре этих жалких укреплений высилось приземистое квадратное здание перерабатывающего завода, и сотни рабов пыта­лись взобраться по его уже залитым кровью стенам. Что ж, рабы сделали свою работу. Они заставили ополченцев тратить патроны на ложную цель, чтобы настоящие во­ины орды смогли спокойно выгрузиться на берег и под­готовиться к битве.

Многие и многие тысячи орков спрыгивали на землю и устремлялись мимо вожака, размахивая топорами и стреляя изо всех стволов — делали они это не столько, чтобы кого-нибудь убить, сколько просто празднуя окончание путешествия. Они выли и кричали от радо­сти. На камни продолжали одна за другой выкатываться долбленые лодки, из которых высаживались все новые и новые зеленокожие. В пути огромное число кораблей

затонуло, и морская пучина поглотила жизни бесчислен­ного множества орков, но три четверти орды успешно добрались до цели, и этого было более чем достаточно.

Вожак взмахнул огромной механической клешней и указал на здание завода. Это было ключевое место в оборонительных порядках людей. Стоило взять его, и штурм закончится, не успев начаться. Оркам не на­до было намекать дважды, и воины устремились впе­ред, перепрыгивая через трупы сородичей, отбрасывая с пути израненных рабов.

Первые пули ударили в их порядки, унеся жизни нескольких воинов, а затем люди осознали, что на них катится настоящий зеленый поток, и сосредоточили весь огонь на нем.

Выстрелы из автоматического оружия проделывали кровавые отверстия в телах рядовых орков, пока воору­женные дальнобойными лазерными винтовками снайпе­ры выбивали офицеров, вождей племен и тех воинов, ко­торые, по их мнению, представляли наибольшую угрозу. Но орда больше не нуждалась в командирах — она и без того видела свою цель. Вскоре груда трупов под стенами стала настолько высокой, что первые орки смогли про­лезть в нижние вентиляционные шахты завода. Внутрь здания полетели связки взрывчатки, и большинство бро­сивших их орков погибли сами, когда из окон вырвалось жаркое пламя или когда с грязных стен сыпались огром­ные куски роккрита. Но на место каждого убитого тут же вставали новые бойцы, сражавшиеся друг с другом за право первым вбежать во вражеское логово.

Глубоко в душе вожака разгоралось новое чувство. Столько, сколько помнил его орочий мозг, он не ощу­щал ничего, кроме ненависти и сосущего голода, вы­званного желанием разрушений и отмщения за свой на­род. Но теперь он испытывал что-то незнакомое, словно яркое пламя, вспыхнувшее в его душе, разогнало царившую там темноту. Надежда. Радость. Гордость. Нако­нец-то, спустя столько долгих лет, он одержал свою по­беду.

Внезапно его внимание привлек гул моторов над го­ловой. Подняв взгляд, он увидел, как звено боевых ма­шин, раскрашенных в золотые и красные цвета, пики­рует на поле боя. На носах машин ярко сверкали им­перские аквилы.

— Всем отступить! Взрываем лестницы! — прика­зал лорд Совелин, — Уничтожайте все подходы! Их на­до задержать!

Сам он находился на помосте, занимавшем полови­ну внутреннего пространства завода, смонтированном над огромными баками переработки, находящимися на нижнем уровне. Здание было старым и давно не под­вергалось ремонту; стены вокруг баков покрывал гус­той слой промышленных отходов.

Со своего места Совелин видел лабиринт служебных мостков, где оборонялись охранники, облаченные в при­вычные изумрудные плащи и фуражки с гербом дома Фалкен. Много бойцов расположилось у окон, обруши­вая огонь автоматических винтовок на головы зеленоко­жих, беснующихся под стенами завода. Суетились под­носящие, пытаясь обеспечить стрелков необходимым ко­личеством патронов или же оттаскивая раненых на помост к Совелину, где также был развернут полевой лазарет и где изможденные медики пытались спасти хотя бы кого-то из них. Люди гибли, люди слепли, люди на­всегда теряли возможность ходить.

Сам лорд расположился в командном пункте, состо­ящем лишь из нескольких мешков с песков да перенос­ного вокса.

Хуже всего были звуки. Видеть, как гибнут и полу­чают увечья, конечно, было крайне неприятно, но куда сильнее пугали крики зеленокожих. Десятки тысяч орочьих голосов ревели как один, сливаясь в хор ненави­сти, от которого, казалось, дрожала земля. Рев проникал сквозь стены завода с такой легкостью, словно те были сделаны из папиросной бумаги.

— Отступайте, черт вас дери! — приказал Совелин. — Они ломают стены! Уходите с нижнего этажа и взры­вайте за собой лестницы!

Охранники покинули позиции возле окон и побе­жали к лестницам, ведущим на подвесные мостки и командный уровень. И будь приказ услышан хотя бы минутой раньше, большинству защитников удалось бы успеть.

Дальняя стена содрогнулась от серии взрывов и скрылась в ревущем огне и завесе дыма. Фильтрующие баки лопнули, изливая на пол шипящие отходы, над ко­торыми тут же стал подниматься белый ядовитый пар. Здание заходило ходуном, и Совелин потерял равнове­сие. На его глазах один солдат перевалился через ограж­дение платформы, а другой рухнул с верхних мостков. Грохот стоял оглушительный.

Стена практически полностью обрушилась. Даже сквозь звон в ушах Совелин мог слышать крики орков, врывающихся в пролом сплошным потоком, столь же беспощадным, как море, которое они недавно пересек­ли. Над ордой прокатился рев безумного ликования. Их были сотни. Тысячи.

Совелин мог лишь смотреть, как зеленая лавина про­катывается между баками. В считанные секунды ксеносы были уже у лестниц. Охранники открыли огонь, и твари начали падать, но сзади уже напирали новые, бежавшие прямо по телам убитых и раненых. Буквально в паре шагов от лорда погиб один из бойцов, попавший под ответный огонь. Еще один пал под ударами топоров, пытаясь удержать лестницу.

В голове Совелина отчаянно метались мысли. Сколь­ко еще врагов сумеет истребить его воинство? Как долго еще они смогут удерживать завод, выигрывая драгоцен­ные минуты для остальных ополченцев? Очень мало и очень недолго. И ради этого не стоило жертвовать жиз­нями охранников.

— Уходите! — закричал Совелин. — Взрывайте за­ряды и отступайте! Всем отходить!

Солдат, сидевший за воксом, передал приказ осталь­ным, хотя мог бы и не утруждать себя. Поток зелено­кожих был настолько неудержимым, что всякий, кто не потерял головы, уже и без того бросился бежать. Кто-то, конечно, разбился на отряды по два-три человека, при­крывая друг друга при отступлении, но в большинстве своем охранники подставляли спины под орочий огонь.

Сжимая в руке автоматический пистолет, Совелин высунулся из-за мешков, и в ту же минуту прямо перед ним выросла темно-зеленая фигура, воняющая потом и кровью. Лорд попытался вскинуть оружие, но, получив мощный удар, повалился на спину, и по нему забара­банили чьи-то ноги и кулаки. Со всех сторон неслись бессловесные вопли и ликующие крики орков, грохот выстрелов и стоны умирающих бойцов.

Весь мир, казалось, состоял теперь из одного лишь грохота и темноты. Совелина неожиданно подхватили и повлекли над головами зеленокожих. Он лишь краем сознания отмечал дым, крики, боевые кличи, взрывы и выстрелы, раздающиеся со стороны позиций, удержи­ваемых ополченцами.

Его вытащили наружу. Зеленокожие распознали в нем офицера и теперь, подобно знамени, несли в своих лапах над морем идущей в атаку орды. Соленый аромат моря мешался с мерзкой вонью орочьего пота.

Перед глазами возникла полоска берега. Корявые когтистые лапы раздирали тело Совелина на части.

В мире не осталось ничего, кроме боли. Лорд поднял взгляд к небу, не в силах ни о чем думать, лишь мол­чаливо умоляя Императора, чтобы все это кончилось поскорее.

Из облаков вынырнули темные силуэты. Имперские боевые машины — «Громовые ястребы», раскрашенные в цвета Воющих Грифонов. Сквозь боль проступила слабая искра надежды.

Затем его бросили на землю, и он оказался во тьме под ногами столпившихся орков. Опустился топор, от­секая Совелину руку в плече, и по телу прокатилась ледяная волна боли. Под ударами подкованных са­пог затрещали ребра. Захрустели кости ломающегося черепа.

Боль погасила искру… Лорд Совелин Фалкен умер.

Вожак увидел, как рушится здание завода, и услы­шал оглушительный победный рев собравшихся вокруг соплеменников. Это должно было бы наполнить его сердце ликованием, столь же жарким и яростным, как пламя, бушующее в его механическом теле. Вдоль всего берега тысячи зеленокожих потрясали оружием над го­ловой, устраивая нечто вроде триумфального салюта. Но вожак смотрел на приближающиеся челноки. Те уже шли боевым порядком, проносясь над ордой и по­ливая ее огнем носовых орудий и тяжелых болтеров, установленных в десантных люках. Орки сообразили, что происходит, только когда вокруг них начали падать их товарищи, на телах которых распустились алые бу­тоны ран.

Вожак разразился воем. Он узнал эти угловатые, мощные машины, плюющиеся смертью. В минуту его величайшего триумфа, когда крестовый поход, начав­шийся еще в туманности Гарон, все-таки настигла ка­рающая судьба. Будь он представителем какой-нибудь другой расы, вожак бы предался отчаянию, видя, как элитные войска людей, уже нанесшие тяжелейшее оскорбление орде под стенами Райтспайра, вновь вы­рывают победу из его рук. Но он оставался орком. А это значило, что сражение было для него самоцелью, и даже одержимый вожак видел, что теперь ему проти­востоит лучший из известных ему врагов.

Закованные в доспехи воины должны были послу­жить достойным украшением его победы, когда их окро­вавленные, изувеченные тела лягут на камни, оставлен­ные на милость орочьих топоров. Он даже и надеяться не смел, что столь замечательный противник поможет ему отпраздновать величайший из всех его триумфов. Пламя ярости разгорелось в его душе, и из сочленений механического тела вырвались клубы пара.

Боевые машины развернулись и пошли на второй заход. Но теперь они не просто расстреливали орков. Распахнувшиеся люки показали бронированных во­инов, набившихся внутрь машин. Доспехи были выкра­шены все в те же самые цвета. Как и орки, эти люди не были трусами. Они хотели, чтобы враг видел их. Ненависть и уважение к ним смешивались в сознании вожака — особая, свойственная одним лишь оркам эмо­ция, позволявшая воспринимать войну в ее самой чис­той и радостной ипостаси.

Люди начали выпрыгивать со своих машин прямо в самую гущу орды, уже в падении открывая огонь из болтеров. Цепные мечи в их руках сверкали, подобно плененным молниям. От того места, где они приземли­лись, по рядам орков пробежало нечто вроде ударной волны, словно от взрыва бомбы. Зеленокожие оказались захвачены врасплох и гибли один за другим, когда в их головы вгрызались болты, когда на их тела обру­шивались завывающие цепные клинки или же когда на них просто падала сверху огромная фигура, закованная в латы. Боевые машины продолжали обстрел, рассеи­вая тех зеленокожих, которые пытались атаковать.

Десятки орков погибли в первые же минуты. Десят­ки последовали за ними, когда люди, утвердившись на ногах, начали уничтожать врага, поливая болтерным ог­нем и расчленяя ценными мечами.

За спинами первых космодесантников на расчищен­ной ими площадке высаживались все новые и новые элитные воины Человечества. Один из них определен­но был лидером — закованный в богато изукрашенную броню, сжимая в одной руке пылающий меч, он нето­ропливо опустился на своем прыжковом ранце, рас­стреливая орков из болтерного пистолета.

Нападавших было несколько сотен, и все они выса­дились прямо в самом сердце орды. Армия оказалась сбита с толку, и немало захватчиков просто растоптали, когда орочье воинство попыталось развернуться и встре­титься лицом к лицу с этим новым врагом.

Вожак схватил ближайшего к нему зеленокожего бойца и отшвырнул с пути. Громко топая, он ринулся навстречу битве, не спуская глаз с вражеского команди­ра, замершего посреди начавшейся резни. Никто не мог остановить орду, ни здесь, ни когда победа была в бук­вальном смысле видна. Предводитель людей должен был достаться только вожаку. Он убьет их всех, разорвет на части и пустит на трофеи.

Над головой снова пронесся челнок, пройдя на доста­точно малой высоте, чтобы окатить вожака волной неис­тового жара, исходящего от реактивных турбин. Предво­дитель орочьей армии рвался вперед, к закованному в броню офицеру, давя сапогами даже собственных солдат, столь велико было овладевшее им желание убивать.

Боевые кличи и визгливые молитвы тонули в реве моторов. Внезапно вокруг вожака, словно из-под зем­ли, выросли темные фигуры. Люди, но без доспехов, небритые, в рваной экипировке. Те самые, с которыми он уже сражался у Райтспайра… хотя нет, не совсем те самые — только лучшие, самые закаленные убийцы.

Вожак закрутился на месте. Грязный мужчина, на­бросившийся на него со штыком, упал, перерезанный пополам ударом клешни. Еще одного гигантский орк схватил за голову нормальной рукой, сминая череп. От­брошенное в сторону тело врезалось в следующего сол­дата с такой силой, что тот рухнул на землю. Эти лю­дишки совсем не походили на элиту — самый обычный сброд, разве что чуточку более смелый.

Люди обступили его со всех сторон, будто мечтая о смерти, и пытались повалить на камни. Вожак был огро­мен, но солдаты, сыпавшиеся из челнока, буквально по­висли на нем. Он разбрасывал их, кромсал на части, давил сапогами и продолжал рваться к своей цели. Но слабые человечки задерживали его. Их было слишком много, чтобы так просто разделаться с ними. Они жалили его, подобно рою насекомых, вонзая штыки в толстую шкуру и поливая алым огнем из лазерных винтовок. Убить его это не могло, да и боль не была особенно сильной, но вожак увяз в этих хрупких телах, словно соревнующихся в том, кто из них будет раздавлен первым.

Вожак споткнулся. Человек — удивительно крупный для своей породы, с гладко выбритой головой и почти орочьим звериным оскалом на лице — вонзил в его ребра боевой нож. Вожак ударом повалил нового противника на землю и уже собирался раздавить, но тот успел извер­нуться и с такой силой лягнул зеленокожего в лицо, что хрустнули кости. Гигантский орк взревел. На него наседа­ли все новые и новые солдаты, бросаясь со спины, словно охотники, пытающиеся завалить крупного зверя.

Закованные в броню воины были уже совсем близ­ко. Они вели бой, стоя на груде зеленых трупов. До­спехи их предводителя потемнели от орочьей крови.

Затем он наконец увидел вожака и отдал приказ пови­нующимся ему элитным бойцам. Зеленокожие, оказавшиеся между своим повелителем и ними, были разо­рваны на части плотным огнем болтеров.

Вожак попытался подняться на ноги, чтобы сойтись в драке с командиром людей, но рослый человек, кото­рого предводитель орков рассчитывал раздавить своим весом, был все еще жив, отказываясь прекратить бой и просто сдохнуть. Издав дикий рев, вожак схватил на­доедливую тварь и отбросил ее в сторону. Но он все еще стоял на коленях, в то время как остальные люди продолжали висеть на нем, прижимая к земле.

Командир бронированных воинов включил прыжко­вый ранец. Из двойных дюз вырвалось пламя, но космодесантник, вместо того чтобы подняться в небо, по­мчался прямо к вожаку, выставив перед собой, словно копье, клинок пылающего меча.

Лидер орков вскинул клешню, намереваясь поймать врага прямо на лету, но повисшие на спине люди замед­лили его реакцию на добрую половину секунды. Брони­рованный воин врезался в вожака, и лезвие меча вспо­роло металлический торс, разрушая внутренние меха­низмы. Мощная топка, заменяющая гигантскому орку сердце, была пробита, и из раны вырвалось жаркое пла­мя. Меч прошел насквозь и вышел из бугристой спины.

Вожак попятился, поднимаясь. Ему наконец-то уда­лось стряхнуть с себя людей. Клинок так и торчал из его груди. Человек в броне выпустил рукоять, когда его лицо опалило белым огнем, ударившим из поврежден­ного корпуса. Предводитель орков завывал и рычал в неистовом гневе, и орда вокруг вдруг подалась назад, увидев, что их лидера сумели ранить.

Бронированный что-то прокричал и побежал по скользким от крови камням, удирая от вожака. Немно­гие людишки, что еще оставались в живых, пытались последовать его примеру, отбиваясь от тех орков, кото­рые еще продолжал сражаться возле своего лидера. Дав­ление в груди вожака продолжало расти, и металл за­гудел от невыносимого жара.

Командир бронированных воинов прыгнул, стремясь убраться как можно дальше. Вожак же бросился следом, пытаясь дотянуться до этого человека и отомстить. Он опоздал всего на несколько секунд. Стальной корпус в конце концов лопнул, и пламя, бурлившее внутри его, вырвалось на волю.

Над полем боя взметнулся испепеляющий все во­круг огненный столб…

На мостике, в полном соответствии с предпочтения­ми Евмена, царил полумрак. На скамьях, расставлен­ных вдоль закругляющихся стен, сидели все выжившие воины ордена Испивающих Души. На первый взгляд это собрание мало чем отличалось от тех, что проводи­лись Сарпедоном, стоявшим перед своими людьми и разъяснявшим новые задачи. Но, если присмотреться, становились заметны разительные отличия. Во-первых, после столкновений с орками, второй Войны Ордена и сражения с Воющими Грифонами их стало куда мень­ше. Едва ли набиралось даже три сотни. Кроме того, их разделяли разногласия, о которых предпочитали не говорить открыто. Половина этих воинов поддержива­ла Евмена, в то время как другая половина осталась верна Сарпедону. И ничто не могло скрыть их вражду, бурлящую почти на поверхности. Боевые братья, си­девшие сейчас рядом, при первой же возможности с радостью принялись бы истреблять друг друга.

И, что было куда важнее, к ордену сегодня обращал­ся не Сарпедон. Говорил Евмен.

— Братья мои, — начал он. Новый магистр ордена носил богато украшенную броню — чаши на наплечниках и на груди покрывала позолота, а в руке сжимал топор лорда Мерчано, который забрал в качестве тро­фея. — Так тяжело, как в последних сражениях, нам еще никогда не приходилось. И пережив эти несколько дней, мы показали, что способны пройти через все, что может противопоставить нам Галактика. Мы оказались сильнее. Испивающие Души окончательно сбросили с себя оковы прошлого, и я поведу вас по совершенно новому пути. Начало ему было положено не сегодня, а в тот самый день, когда был убит Горголеон, продол­жением же послужил набор новых рекрутов. И теперь я наконец могу вам его показать.

Он был молод, но талантлив, активен и убедителен, и потому не казалось удивительным, что ему удалось переманить на свою сторону добрую половину ордена, перед тем как развязать мятеж. Взгляды всех глаз — от скрытых под безразличными линзами капеллана Икти­носа до не избавившихся от затравленного выражения апотекария Палласа — были прикованы к Евмену.

— Империум, — продолжал он, — поражен скверной. Он является порождением зла и существует только для того, чтобы плодить все то, что мы ненавидим. И его необходимо уничтожить. В этом и состоит цель Испи­вающих Души. Мы свободны от его влияния, мы сильны и отважны, мы прошли через такие испытания, что Им­периум нам давно не страшен. Слишком долго мы отно­сились к его обитателям, словно к жертвам, которых мы обязаны спасать. Пришла пора осознать, что эти люди — наши враги. В лучшем случае они являются оружием, бездумными инструментами в руках властителей Импе­риума. В худшем — они сами настолько прогнили, что смерть станет для них избавлением. Те, кто клянется уничтожить Хаос, должны также поклясться разрушить Империум, ибо именно среди его граждан тот сеет свои семена. И мы, братья, обязаны выжечь эту скверну дотла. Лжецы и мясники, самодовольные и развратные — все они должны сгореть…

Евмен умолк, заметив движение на краю аудиториума. Все присутствующие проследили за его взглядом и увидели на верхних рядах пошатывающегося от устало­сти сержанта Тидея. Лицо его было залито кровью, один глаз отсутствовал, и сержант хрипел так, словно каждый его вздох грозил оказаться последним. Одной рукой он поддерживал скаута Нисрия — молодого псайкера, на­чинавшего карьеру в отделении самого Евмена.

— Тидей! — прорычал новый магистр, — Что все это значит? Ты должен был охранять пленника!

Единственный глаз сержанта был расширен от ужа­са. Космический десантник был напуган. Как и всех Ис­пивающих Души, Тидея учили контролировать подоб­ные эмоции, безжалостно подавляя их чувством долга и дисциплиной. Но в этот раз сержант определенно не справился.

— Он… он убил Скамандра…

— И вы позволили ему уйти? — Евмен гневно при­щурился.

— Он воспользовался Адом… — Тидей опустил свою лишившуюся сознания ношу на палубу. Юное бледное лицо Нисрия было покрыто кровью.

— Идиот! — заорал Евмен. — Слабоумное дурачье! Он же был один! Неужели я не могу доверить своим людям охрану даже одного-единственного безоружного человека, запертого в клетке? — Он повернулся к Гекулару, сидевшему в первом ряду. — Сержант, собери отряд. Можешь взять любого, кого захочешь. Выследи его и безжа…

Повинуясь одному лишь инстинкту, Евмен замол­чал и медленно поднял взгляд к потолку мостика.

Там, в окружении захваченных знамен и военных трофеев, повис Сарпедон, цепляясь за решетку своими паучьими лапами. Человеческое тело свисало вниз, и на лице библиария, наблюдающего за представлением, проглядывало нечто похожее на легкую улыбку.

— Ты! — в тихом бешенстве произнес Евмен. — Ты был помещен под арест. А теперь, после того как ты убил одного из моих братьев при попытке к бегству, я приговариваю тебя к смерти!

Сарпедон отцепился и с невероятной грацией при­землился прямо перед Евменом.

— Будем честны, — сказал библиарий, — я пригово­рил тебя к ней куда раньше.

— Нет, — возразил Евмен, перехватывая рукоять психосилового топора Мерчано, — Ты сам передал мне управление орденом и признал мою власть. Мы же за­ключили сделку. Ты дал слово! Проклятие, Сарпедон, ты обещал!

Если не считать криков Евмена, аудиториум погру­зился в полнейшее безмолвие, ощущалось только расту­щее напряжение. Все Испивающие Души понимали, чем кончится этот разговор, но никто из них не рискнул бы вмешаться, столь же прекрасно понимая, что конфликт в этом случае мгновенно охватит всех космических де­сантников, что приведет к всеохватному сражению, пока одна из враждующих сторон не окажется уничтоженной под корень. Испивающие Души просто прекратили бы свое существование. Поэтому сейчас они лишь напря­женно наблюдали за происходящим.

— Ты предал нас, — сказал Сарпедон, — Каррайдин был убит по твоему приказу прямо у меня на глазах. Ты отверг все обязательства, какие брал на себя, когда вступал в орден. Ты предал даже Императора. — Он ткнул пальцем в сторону Евмена. — Так что не будем говорить, кто первым нарушил свои обещания.

— Нет! Мы договорились! Где твоя честь, Сарпе­дон?

— Говоря о чести, Испивающий Души имеет в виду честь всех своих братьев. Ты говоришь, теперь это твой орден, Евмен? Так почему же братья не прикончат меня на месте? Если они и в самом деле верят, что Испива­ющих Души можно подарить, точно какую-то вещь, по­чему же я все еще жив?

Евмен огляделся. Все десантники повскакали с мест и наблюдали. Напряжение, ощущавшееся и прежде, бы­ло готово вырваться наружу. Все держали руки на ру­коятях боевых ножей и болтеров, но никто не двигался.

— Пойми, Евмен, если ты не остановишься, орден просто распадется на составные части. И ты это знаешь. Космические десантники не сплотятся лишь потому, что тебе так захотелось. Ты можешь вести их за собой в меру своих способностей, в надежде, что воины увидят в тебе того, за кем стоит следовать. И я понял это, будучи тво­им магистром. Необходимо закончить с этим конфлик­том сейчас, и Война Ордена тоже завершится.

— Если они не готовы повиноваться мне, — разме­ренно произнес Евмен, — если моим братьям нужны еще доказательства моей решимости, мы можем ула­дить это дело по старинке.

Евмен покосился на Гекулара, и тот кинул ему не­большой темный цилиндрик. Молодой космодесантник ловко поймал его одной рукой, и из рукояти выдвину­лись двойные вортексные клинки Копья Души. Сжи­мая одновременно также и топор Мерчано, Евмен шаг­нул к Сарпедону.

— Даю тебе последний шанс, — произнес тот. — Каж­дый десантник, находящийся сейчас здесь, понимает, что ты собираешься повести нас по разрушительному пути. Вот почему они позволяют мне стоять здесь и бросать тебе вызов. Ты забыл о душе ордена в тот самый день, когда развязал внутреннюю войну. С тех самых пор то­бой движет одна лишь гордыня.

Евмен не ответил. Вместо этого он просто устре­мился вперед; топор и Копье Души прочертили син­хронные дуги, стремясь разрубить Сарпедона пополам.

Дуэль длилась считанные секунды. Невероятная ско­рость реакции и боевой опыт позволяли собравшимся космодесантникам проследить за каждым движением, сделанным противниками. Как бы ни был скоротечен поединок, но многим он показался вечностью.

Сарпедон откинулся на задние лапы, и оружие про­шло над ним, но достаточно близко, чтобы вортексное поле Копья Души прочертило борозду на его нагруд­нике: Библиарий услышал шепот демонов, ибо черные клинки были не чем иным, как воротами, открывающи­мися в варп, ранами на теле реальности. Лезвие топора описало широкую дугу, метя в голову Сарпедона, но просвистело буквально под его подбородком.

Евмен бросился вниз, пытаясь задавить противника массой, но немного не рассчитал. Сарпедон переместил вес на задние лапы, чтобы встретить Евмена так, как позволяла только его мутация. Два космодесантника столкнулись.

Передние конечности Сарпедона были выставлены вперед подобно рогам атакующего животного. Когти вонзились в живот Евмена, и хитиновый меч пропорол броню молодого десантника не хуже, чем стальной кли­нок на бионической лапе.

Сарпедон вновь откинулся назад, поднимая Евмена в воздух так, что окружающие видели когти, торчащие из спины мятежника. Тот закричал в отчаянии и гневе, выронив топор и пытаясь вырваться и поменять исход поединка.

Библиарий опустил передние лапы, и его противник, как ни пытался цепляться, с грохотом соскользнул на пол. На лице Евмена невозможно было прочитать ни­чего, кроме всепоглощающей злобы. Он попытался защититься Копьем Души, но гравитация и стремитель­ная реакция Сарпедона решили бой.

Командор обрушился на Евмена всей массой, вкла­дывая в удар когтями всю свою силу. Четыре паучьи лапы пробили броню на груди мятежника, раздирая лег­кие и оба сердца, перебили позвоночник и вонзились в палубу.

Сарпедон стоял над Евменом, глубоко погрузив ла­пы в его грудь. Мятежник еще что-то пытался сказать, но добился только того, что на его губах выступила кровавая пена. Рука, сжимающая Копье Души, метну­лась вверх, но Сарпедон перехватил ее в запястье и вывернул, вынуждая бросить священное оружие. Чер­ные клинки исчезли в рукояти, и она покатилась по полу.

Затем библиарий отступил, вытягивая когти из тела противника. Из ран ударили алые фонтаны крови, и Евмен испустил последний хриплый вздох, расставаясь со стремительно утекающей жизнью. Последним Сар­педон выдернул свой бионический протез, и мятежник, уже мертвый, распластался на полу.

Сарпедон стоял над трупом Евмена. Все боевые бра­тья, и те, кто остался на его стороне, и те, кто поддер­живал восстание, молча наблюдали за происходящим.

— Это моя вина, — произнес командор. — Я лично выбрал Евмена и подарил ему броню полноправного космического десантника. Я не разглядел его планов и не сумел предотвратить Войну Ордена. По каждому из этих пунктов я виноват перед вами, братья. Если вы будете готовы снова принять мое командование, я опять стану вашим магистром. Однако это не будет драгоцен­ным призом за победу над Евменом, но столь же тяже­лой ношей, как и те обязанности, которые я поручаю вам. Если же вы больше не доверяете мне, я уйду, пере­дав титул любому, кто уверен, что может вести Испи­вающих Души. Ни сделок, ни конфликтов, достаточно шага вперед.

Сарпедон посмотрел в глаза каждому, кто мог пола­гать, что заслуживает права возглавить орден, — капел­лану Иктиносу, капитану Люко, сержанту Гекулару, — но ни один из них даже не шелохнулся. Библиарий дал им достаточно времени на то, чтобы заявить о своих притязаниях. Однако все молчали.

— Тогда каждый, кто не признает меня своим маги­стром, — произнес наконец Сарпедон, — может покинуть «Сломанный хребет». Просто берите челнок и улетайте. В пределах досягаемости полно подходящих миров, и вас никто не станет останавливать. Война Ордена и без того унесла уже слишком много жизней. Капитан Люко, пожалуйста, возьми Копье Души и запри его в оружей­ной. Капеллан, — Сарпедон кивнул на тело под своими ногами, — похорони нашего брата как подобает.

С высокого шпиля просматривался весь раскинув­шийся под ним город. При свете дня, пробивающегося через затянутое смогом небо, он казался куда более спокойным, нежели ночью, поскольку огни пожаров не сверкали так ярко и не столь очевидными были массо­вые отключения электроэнергии. Но это только иллю­зия. Улей по-прежнему охвачен волнениями и миллио­ны его граждан пребывают в страхе.

Крыша шпиля продувалась ледяными ветрами, раз­вевавшими флаги, каждый из которых являл собой ва­риацию змеиной геральдики дома Фалкен. Ветер при­носил с собой запах дыма, поднимающегося над дого­рающими домами или же появившегося в результате перестрелок…

На высоком шпиле была припаркована воздушная яхта, чей изящный профиль выступал над краем кры­ши. Докер-сервиторы уже тащили топливные шланги и меняли воздушные фильтры. Графиня медленно спус­тилась по сходням, сопровождаемая свитой детей. Ока­завшись на этом пронизывающем до самых костей вет­ру, она вдруг всем телом почувствовала каждый прожи­тый год, которых накопилось уже очень и очень много.

Исменисса бросила взгляд на город. Он простирал­ся до самого горизонта, встречаясь там с затянутым дымом небом. Это был ее город, и она действительно испытывала подлинную скорбь, вполне соответствую­щую ее траурному облачению. Люди там, внизу, были напуганы до смерти. Они больше не верили, что дом Фалкен может гарантировать им безопасность. Никто не мог знать, когда и как всему этому наступит конец. Графиня позволила себе минутную слабость, чтобы по­жалеть этих несчастных. Многие граждане потеряли тех, кого любили. И у нее самой был повод сопережи­вать их горю, что случалось нечасто.

Из дверей, выходящих на крышу, появился камер­гер. Этот шпиль представлял собой изящный, полный колонн и арок небоскреб, служивший домом для одно­го из административных департаментов города. Его со­трудников эвакуировали, опасаясь возможных беспо­рядков, ставших постоянным явлением на этих улицах, графиня также не собиралась задерживаться здесь дольше, чем будет необходимо.

— Есть новости, — сказал камергер, пытаясь пере­кричать завывающий ветер. — С фронта.

— И?

То, что о побережье Хирогрейва говорилось как о «фронте», подразумевало, что зеленокожие не смогли походя расправиться с защитниками, как, вообще-то, ожидала графиня.

— Воющие Грифоны вернулись и вступили в бой, — доложил камергер. — Говорят, что они оставили пре­следование Черной Чаши.

— Воющие Грифоны? — Графиня против своей во­ли почувствовала надежду. — Откуда ты знаешь?

— Капитан Дарион пусть и ненадолго, но вышел на связь с властями улья, а затем ему надо было продол­жать бой. Вам знакомо это имя?

— Да. Он был одним из подчиненных лорда Мер­чано.

— Боюсь, госпожа, что лорд Мерчано, по всей ви­димости, пал.

Графиня опустила взгляд на неровное металличе­ское покрытие крыши.

— Значит, Империум потерял одного из величай­ших героев. Да оплачет его душу Император. А что на­счет зеленокожих?

— Воющие Грифоны обрушили на их головы все свое войско. Предводитель орков убит. Судя по архи­вам, зеленокожие славятся своей клановой привержен­ностью и тем, что любят воевать между собой. Капитан Дарион уверяет, что, лишившись вожака, орда лишится и управления. Впрочем, с ними придется еще повоевать. Воющие Грифоны организуют оборону берега. С ними прибыли и остатки 901-го штрафного легиона. Я позво­лил себе вольность и распорядился направить туда под­крепление из всех ульев. Но конечно же, приказ еще требует вашего одобрения.

— Почему бы и нет, — отмахнулась графиня. — Считай, что ты его получил. — Затем она посмотрела камергеру прямо в глаза. — Скажи, мы сможем побе­дить?

— Вполне возможно, госпожа.

Графиня вздохнула. В ее памяти вспыхнули образы всех тех долгих военных лет, усилий по возрождению дома Фалкен и раны, навсегда оставшейся в истории Ванквалиса. Даже при поддержке Грифонов, даже побе­див, этот мир вновь познает страдания. Впрочем, стра­дания были заложены в саму природу этой Галактики. Надо быть сильной. Кроме графини, у этих людей ни­чего не осталось.

— Слышно что-нибудь от Совелина? — спросила она спустя некоторое время.

— Его укрепления были разрушены. Сам он, скорее всего, погиб.

— Понятно. А что с Черной Чашей?

— Капитан Дарион не слишком распространялся на этот счет. Судя по всему, ее Носители не прилетали, и мы получили ошибочное предупреждение. Полагаю, все дело в той неразберихе, что последовала за вторже­нием.

— Бедный маленький Совелин, — печально покача­ла головой Исменисса. — Я так переживала за него, когда он был ребенком. Совсем не был похож на настоя­щего Фалкена.

— Госпожа, поскольку лорд Совелин уже мертв и учитывая ложную информацию о появлении Черной Чаши, мне кажется уместным…

— Неужели ты полагаешь, что я назначу его козлом отпущения? — спросила графиня.

— Помилуйте, не в моем чине делать такие предло­жения, — невозмутимо ответил камергер. — Но, учиты­вая явственное недовольство населения, с нашей сторо­ны имеет смысл дать кое-какие ответы, которые устроят и людей, и парламент на время, которое потребуется для полного расследования.

Исменисса внимательно посмотрела на слугу. Не­большого роста, с ничем не выделяющейся внешностью человечек, морщившийся сейчас на ветру, может, и не производил особого впечатления, но за свою долгую службу уже не раз выручал графиню мудрым советом в тяжелых ситуациях. И теперь, когда в Палатиуме по­гибла почти вся ее родня, камергер, пожалуй, оставался единственным, кто был достаточно умен и верен, чтобы помочь ей в делах.

— Полагаю, я могу доверить тебе право решать по­добные вопросы, — произнесла она. — Мне же следует заняться управлением. Начинается новый этап войны, и гражданам Ванквалиса необходимо увидеть того, кто способен повести их за собой. И похоже, я осталась единственным подходящим кандидатом.

— Как скажете, госпожа, — скромно кивнул камер­гер.

— Война будет долгой. Зеленокожие, быть может, никогда уже не уйдут. Мне остается только надеяться, что я подхожу для этой работы.

— Я верю в вас, госпожа.

— Теперь должны поверить и остальные. — Графи­ня развернулась, чтобы подняться на яхту и поки­нуть шпиль. — Я обязана отправиться к побережью. Даже если мы сможем сейчас утопить орков в море, уйдут годы, прежде чем мы очистим от них джунгли. И скорее всего, я уже не дождусь того дня. Но моя обязанность сделать все мыслимое, чтобы спасти пла­нету. А ты пригляди за моими городами, пока меня не будет. Излечи раны, оставленные этим нашестви­ем, пусть Хирогрейв обретет еще и надежду, помимо страха.

— Будет исполнено, госпожа, — произнес камергер, провожая взглядом графиню, поднимающуюся по сход­ням.

Годы. Десятилетия. Графиня не была такой ду­рой, чтобы верить, будто орки уже побеждены. Но ес­ли капитан Дарион и в самом деле был достоин за­нять место Мерчано и если люди Хирогрейва возь­мутся за оружие, чтобы возродить ванквалийских Стражей, то планета вполне еще могла оправиться от разрушений.

Она рассеяно потрепала по голове одного из своих драгоценных детишек, а после люк захлопнулся за ее спиной и яхта легла на курс к далекому побережью.

Много часов спустя после того, как Сарпедон восста­новил право быть магистром ордена Испивающих Души, на летной палубе, возглавляемая капелланом, прошла похоронная церемония. Тела Евмена, а также всех тех Испивающих Души, кто погиб, сражаясь за «Сломанный хребет» против Воющих Грифонов, были торжественно преданы космосу. Когда, разворачиваясь спиралью, их гробы полетели прочь от корабля, Иктинос прочел мо­литву, обращенную к Рогалу Дорну и Императору, прося принять павших в ряды защитников Человечества, что­бы в конце времен, когда свершится финальная битва против сил Хаоса, Испивающие Души сражались бок о бок с великими героями прошлого.

Весь орден собрался, чтобы проводить погибших то­варищей. Сарпедон молчал, слушая молитвы, возносив­шиеся за каждого умершего брата.

Теперь, когда Копье Души было снова заперто в ору­жейной, а психосиловой посох сломан, Сарпедон воору­жился топором Мерчано. Этим оружием он и отдавал последние почести вылетавшим в космос гробам. Среди собравшихся космодесантников не было только тех, кто покинул орден. В основном это решение было принято скаутами, включая отряд Гекулара.

Как только с церемонией было покончено, Иктинос отпросился, чтобы помолиться за души погибших и по­грузиться в медитацию, дабы обдумать события битвы за Ванквалис и второй Войны Ордена. Сарпедон отпус­тил его, и капеллан оставил скорбящих братьев.

Но Иктинос решил не возвращаться ни в свою келью, ни в небольшую часовенку, где обычно обучал духовным дисциплинам свою стаю. Вместо этого он направился в глубины «Сломанного хребта», в полуза­топленное святилище, которое держал в тайне от осталь­ного ордена.

Святилище давно забытого божества явно никто не тревожил с тех самых пор, как Иктинос последний раз побывал здесь. Подойдя к алтарю, он бросил взгляд на распечатки, сделанные следящим оборудованием. Ка­пеллан не испытал особых эмоций, когда увидел, что показатели жизни превратились в сплошные ровные линии.

Иктинос вытащил из воды тяжелый каменный сар­кофаг. Внутри его лежало раздувшееся, почерневшее те­ло Кройваса Вел Сканниэна. Астропат уже выполнил свою задачу, и каппелан не обратил ни малейшего вни­мания на труп. Его интересовали только спрятанные под ним книги и свитки, которые он поместил сюда после возвращения из библиотеки на орбите Тиранкоса. Он сделал это прежде, чем отправиться на Неверморн и помочь Сарпедону. На алтарь легли стопки книг, ту­бусы и даже несколько каменных табличек.

Капеллан взял в руки один из томов. Эта книга про­лежала в той библиотеке несколько тысяч лет, и скры­тые под переплетом хрустальные страницы были на­столько исполнены смыслами, что Иктинос даже по­медлил, прежде чем открыть их. Изящные письмена, бегущие по первому листу, свидетельствовали, что к этому произведению и в самом деле приложил руку сам повелитель капеллана. Текст был слишком сложен, чтобы понять его полностью, но память тысячелетий тяжелой ношей легла на душу Иктиноса.

Сидя в тишине святилища, капеллан продолжал чи­тать. Постепенно он узнавал все больше и больше о пути, по которому должны были пройти Испивающие Души, и о главной цели ордена.

Сарпедон, разумеется, ничего не знал. Магистр был всего лишь временной фигурой в подлинной истории Испивающих Души. То, что орден выйдет из-под опеки Империума, было предсказано давным-давно. Сарпедон фактически был просто одним из актеров массовки в этой великой пьесе, и его коротенькая роль была рас­писана от и до. Иктинос внутренне порадовался тому, что успел стать капелланом, когда случились те благо­словенные события, и что именно ему было назначено сыграть важную роль в планах повелителя.

Он продолжал читать. Следующий фрагмент был понятнее. Иктиносу следовало привести Испивающих Души в место, давно приготовленное повелителем. Для такого корабля, как «Сломанный хребет», этот переход не представлял ничего сложного — координаты соот­ветствовали звезде в глубинах Вуали, но это место пе­чально славилось сложностью навигации, не говоря уже о вопросах выживания. Астропатические послания, от­правленные оттуда, в лучшем случае приходили иска­женными. Иктинос позволил себе столь редкую улыбку. Идеально. Особенности Вуали значительно упрощали следующую часть плана.

Иктинос заучил координаты и список действий, ко­торые должен был предпринять, когда орден прибудет туда. Теперь, конечно же, оставалось убедить Сарпедона, но магистру было достаточно простого намека, чтобы на­правиться к системе Обсидиана. Принципы лорда-библиария и чрезмерное чувство долга делали его весьма предсказуемым, и капеллан не видел особых проблем в том, чтобы повторить те же манипуляции. Несомненно, появление Евмена несколько усложнило задачу, но с ним удалось разделаться. Будущее же подобных непри­ятностей не предвещало.

Иктинос убрал книгу на место. У него было много дел. Капеллан должен был направить своих последователей в их молитвах и помочь остальным боевым бра­тьям уладить те склоки, что еще разделяли их. Кое-кто, как, например, апотекарий Паллас, нуждался в особен­ных наставлениях, чтобы снова почувствовать себя ча­стью ордена. И конечно, надо было придумать, как на­править Сарпедона в регион Вуали.

Желание повелителя исполнится, в этом не было ни­каких сомнений. Но все-таки предстояло много работы.