Ну что это за имя такое - Лукерья? Это же цыпапокалипсис, а не имя! Даже Василиса звучит лучше. Васька - это ассоциация с котом, причём, весёлая ассоциация. А Луша - с чем ассоциируется? С курицей-несушкой! Фу…

Одеяло сбилось в ногах, и Лука, сердито зашипев, сбросила его на пол. Ей всегда было жарко, когда она злилась или сильно переживала. Будто внутри кто-то разжигал костёр и - добренький! - подкидывал дровишек, следя, чтобы огонь не потух.

Размышления о несчастливой природе собственного имени посещали девушку в минуты крайнего душевного неравновесия. Нынче вечером младшему брату Тёмке делали операцию, собирая сломанную в автокатастрофе ногу буквально по кусочкам и нанизывая их на какие-то спицы. Операция прошла успешно - измученная слезами и ожиданием мать вернулась домой, отец остался дежурить в больнице до утра. Сестра в больницу не поехала…

Мучительно сжав веки, Лука попыталась уснуть, однако от жары даже дышать было тяжело. Выругавшись, девушка вскочила, нашарила в рюкзаке, валявшемся на полу, пачку сигарет и зажигалку, и, подойдя к окну, открыла его настежь. Прохлада приятно коснулась разгорячённой кожи - Лука всегда спала обнажённой. На горизонте собирались тучи и огненными лисами играли зарницы. Несмотря на октябрь, духота стояла, как перед майской грозой.

Она затянулась без особого наслаждения. Курила редко. Однажды заметила, какой релаксирующий эффект оказывает на неё обычный табак, но, поскольку терпеть не могла от чего-либо зависеть, на него не подсела, пользуя лишь в крайних случаях. Ощущение того, что сигарета зависит от неё, а не она от сигареты, казалось ей восхитительным. Также как и воспоминания, которые она бережно хранила в сердце. Обычная рутина - детский сад, школа - забывались, а эти отчего-то представлялись ей разноцветными гладкими камушками, которые так приятно было перебирать, подкидывать, катать. Да что там! Просто смотреть на них было удовольствием! Первый, окрашенный в нежно-голубой, гладкий и чуть вытянутый голыш - маленькая Лука, с удовольствием плещущая ладошками по воде, тревожа жёлтые берёзовые листья на поверхности, заводя волшебные водоворотики, в которых отражалось небо. ‘Детка, ты опять возишься в холодной воде! Простудишься! Ну что за наказание!’ - это мамин голос. Мама никак не хочет понять, какой это восторг, играть с водой, ведь она вовсе не холодная, а ласковая, как мамины ладони, и живая, как соседский хомяк Фродо. И Лукерья снова и снова лезет в лужу, пока не заливает сапожок и не получает за это по попе.

Камень второй - шероховатый, коричневый, с маслянистым блеском. Луке пять. Вместе с другими ребятами она возится на берегу канавы на даче, вычерпывая столовой ложкой глину из-под берега и пытаясь слепить кого-нибудь. Рядом с Валеркой Лебедевым уже лежат черепашка и заяц, а у неё ничего не получается.

- Ты головастика слепи! - снисходительно советует дружок. Ему шесть, и он ощущает себя старше и умнее. - У него только голова и хвост!

И Лука старательно лепит головастика, мнёт скользкую глину, злится на хвост - не получается тонким, а с какой-то бахромой! Ей жарко, пот заливает глаза, а головастик вдруг вздрагивает в её ладонях, оживает и прыгает в воду. Она испуганно оглядывается, не видел ли кто? Но мальчишкам уже надоело возиться в грязи, и они, отойдя чуть в сторону, на песчаный спуск, плещутся вовсю на мелководье, прогретом ласковым летним солнцем. Толстый головастик выписывает круги под поверхностью воды и покачивается, как большая подводная лодка, солидно и жизнеутверждающе! А в душе растёт, ширится восторг, от которого хочется кричать!

Третий камень красивый, но пугающий. Он похож на осколок янтаря, внутри которого дрожит пламя. Такие же плясали на почерневших брёвнах в дачной печке лисьи хвосты огня, к которому десятилетняя Лукерья протянула ладони - приятно было тепло, с которым они ластились к коже, щекоча пальцы маленькими белыми язычками. ‘Тём, это не больно! - говорит она. - Видишь? Совсем!’ Пятилетний брат доверяет ей - потому протягивает руку прямо в огонь, но тут же отдёргивает и заливается плачем. Его пальцы красные, кожа сморщилась…

Лука затянулась до боли в лёгких. Тогда она не поняла, что случилось. А вот вчера… Между сестрой, замкнувшейся в себе, и братом в ‘дурацком’ возрасте ссоры - обычное дело. Он обозвал её дурой, она его - имбецилом. Он её - сукой, она его - уродцем. Он её - ведьмой, она его… ‘Чтоб тебя приподняло и шлёпнуло!’ - прошипела она в ответ, направив на него скрюченные пальцы. Коротко стриженые ноготки с чёрным маникюром выглядели угрожающе. ‘Кошка бешеная!’ - констатировал брат и позорно бежал к друзьям, прихватив мотороллер.

Как произошла авария, родителям сообщили свидетели. Налетел неожиданный ураганный порыв ветра, сбивший мотороллер и буквально кинувший его, вместе с седоком, на капот проезжающей мимо иномарки. Хорошо хоть, на, а не под!

Вспомнив лицо матери, прижавшей к уху мобильник, Лука яростно смяла сигарету и выкинула в окно. Сползла под подоконник, обхватив голову руками. Гроза приближалась. Гроза, всегда доставлявшая ей удовольствие большее, чем редкий случайный секс, сейчас не дарила радость раскатами и мощью. По подоконнику застучало. Холодные капли залетали в комнату, падали на обнажённую узкую спину девушки.

В коридоре зажегся свет.

- Луша!

Она не успела нырнуть в кровать, когда открылась дверь. Так и застыла посредине комнаты - голая, в отсветах небесного пламени.

- Что-то потянуло… У тебя окно… - начала мать с порога и замолчала, увидев голую Луку с ненормально огромными зрачками.

Рванулась к дочери, схватила за руки, стала поворачивать к неверному свету.

- Мама… мама? Мам, ты чего? - заорала испуганная дочь. Лицо у матери было заплаканное и застывшее, как студень.

- Господи, за что мне ещё дочь наркоманка? - кричала Валентина Игоревна, таща упирающуюся девушку в коридор, где горел свет. - Руки покажи, покажи руки!

- Да ты чего, мам, вообще? - рявкнула Лука, вырываясь. Прошлёпала в коридор, сунула матери под нос нетронутые вены на сгибе локтя. - На, смотри! Совсем спятила!..

Удар по щеке заставил её замолчать.

- Твой брат едва не погиб! - свистящим шёпотом сказала Валентина. - Прояви хоть каплю уважения к матери!

Луку захлестнула жара. Душная, тропическая, яростная.

- А ты ко мне уважение проявила? - закричала она, с ужасом понимая, что её несёт, но остановиться она не может. - Ты бы хоть постучалась! Мало ли, чем я занимаюсь в СВОЕЙ комнате!

Оглушительный удар грома будто расколол небосвод. Испуганно охнув, мать схватилась за голову. Шум дождя придвинулся, в комнату через открытое окно лился целый водопад.

- Права была Лия, когда отговаривала меня брать ребёнка из детдома! - неожиданно твёрдым голосом сказала Валентина. - Запомни, Лукерья, здесь ничего твоего нет!

Лука вдруг осознала, что стоит перед матерью голой. Свет стал слишком ярким, она враз увидела свои длинные худые ноги, и пирсинг-черепушку в пупке, и жалкие, съёжившиеся соски… Отступила в комнату, в спасительную темноту. И отступала до тех пор, пока не уперлась ягодицами в подоконник и не спросила пересохшими враз губами:

- Что?!

Силуэт матери в освещённом проёме напоминал карающего ангела, правда, без меча.

- Мы с отцом взяли тебя на воспитание… Думали, вырастет чудесная, добрая девочка. Платья, бантики… - голос звучал устало, как заезженная пластинка. - А выросла ты… Колючая, неласковая, дерзкая! Одеваешься как сатанистка! И брата всё время подбивала на пакости всякие… Помнишь, как он из-за тебя руку обжёг? Шрамы до сих пор на пальцах остались! А как ты к уличной стае собак пошла? И его с собой потащила? Они вас чуть не разорвали!

- Да они… - начала было Лука и замолчала.

Разве объяснишь, что она в собаках агрессии не чувствовала, лишь желание получить искреннюю детскую ласку и восторг в глазах! Впрочем, сейчас это было уже неважно. Важными были слова матери… Женщины, которую она всю сознательную жизнь считала матерью!

- Насчёт детдома - это правда?

Силуэт исчез из дверного проёма. Свет в коридоре погас. Издалека донеслись глухие рыдания и сдавленное:

- Правда. Живи, как знаешь!

Лука пришла в себя только спустя несколько минут, вся мокрая, как мышь, от бьющего в открытое окно дождя. Гроза уходила, оставив внизу потоки, поломанные ветви и вымокший мусор. Она не только освежила воздух, но и вымыла все мысли из головы. Лишь одно слово билось, будто птица в клетке: ‘Правда! Правда! Правда!’

***

Она пришла в больницу к десяти.

С шести утра, когда вся пачка сигарет была скурена до боли в желудке, нужные вещи собраны в любимый рюкзак, а решимость уйти, куда глаза глядят, приобрела необходимую твёрдость, Лука шлялась по улицам, раздумывая, к кому из знакомых попроситься переночевать. Подруги потерпят пару ночей, парни… Ясно, чем это кончится. Изобразить неземную любовь, чтобы остаться подольше? А потом куда? На вокзал? На трассу? Даже если она найдёт работу, снять хотя бы комнату не так просто!

- Бахилы надень! - сердито прикрикнула старушка-санитарка в приёмном. - Десять рублей!

Когда деньги есть, о десяти рублях как-то не задумываешься. Но когда в кошельке лежат все сбережения, а других не предвидится…

Брат лежал в постоперационной и казался мумией, сросшейся с живым человеком - половина тела и голова забинтованы. Отца рядом не было, наверное, спустился в кафешку рядом с больницей, выпить кофе.

- Чего смотришь, людоедка? - шёпотом поинтересовался он. - Ну, побился, подумаешь!

- Имбецил! - привычно, но беззлобно сказала Лука и, пройдя в палату, села на стульчик. - Очень больно?

Артём героически поморщился и ничего не ответил.

- Ты здесь надолго? Что врачи говорят? - спросила она.

- Минимум месяц! - вздохнул брат.

- А роллер?..

- Не знаю пока… Отец молчит, значит, всё плохо.

- Да… Тём, я из дома ушла. Можешь мой комп себе забирать со всеми потрохами, авось пригодится, на запчасти.

Брат вытаращился. В сочетании с бинтами выпученные голубые глаза выглядели презабавно.

- Лука, ты чего?

Она встала, выглянула в коридор, прислушалась. Наверняка, вот-вот подойдут родители, а с ними встречаться не хотелось. Говорить было не о чем. Вернулась. Неожиданно склонилась над братом и поцеловала в лоб.

- Давай потом поговорим об этом. Когда тебе лучше станет. Номер у меня тот же, звони, пиши, как сможешь!

Лука развернулась и быстро вышла, не обращая внимания на протестующие вопли Артёма. Услышав знакомые голоса, едва успела заскочить в подсобку с кучей грязного белья, как из-за поворота показались мрачный отец и заплаканная мать. В сердце что-то лопнуло со звоном, будто хрустальный колокольчик разбился. Не броситься к ним, не прижаться… Чужие люди! Метнулась прочь - не к лифтам, а по лестнице, выскочила из больничного крыла, как была, в трогательных голубых бахилах. Нырнула в какие-то чугунные, гостеприимно распахнутые ворота и очутилась… на кладбище. И поразилась царящей здесь тишине и покою. Словно и не было там, за кирпичной кладкой стены, запруженной машинами улицы.

Бахилы отправились в первое попавшееся мусорное ведро. Лука медленно шла по аллеям, разглядывая могилы и поражаясь их разнообразию. Как в мире людей - эти гордецы, эти - скромняги, вот - для большой крепкой семьи, а эта - для одинокой барышни. Ангел с опущенными крыльями… Покосившийся крест… Забытая могила.

Здесь Лука и присела - на облезлую лавочку. Достала из рюкзака бутерброд и термос с кофе, отсалютовала им неведомому покойнику.

- Твоё здоровье, прах! Господи, как тошно! Тебе там тоже?

Ясное дело, могила молчала. Она была усыпана ковром из листьев так, что обломки камня едва угадывались под ними.

- С покойниками говоришь? Уважаю! - раздался звонкий голос.

На дорожке стояла высокая красивая деваха из тех, которых парни называют дерзкими - брови вразлёт, голубые шальные глаза, густо обведённые чёрным, ресницы, потерявшиеся в туши вамп, губы - мечта извращенца. На девахе были чёрные джинсы, ботинки до колена и кожаная мотоциклетная куртка. Длинные каштановые волосы собраны в высокий хвост. На руке висел шлем, странно смотрящийся рядом с изящным дамским рюкзачком.

- У тебя здесь кто? - незнакомка кивнула на могилку. - Древние предки?

Лука невольно фыркнула. Подняла термос.

- Хочешь кофе? Я подвинусь.

- А давай!

Деваха села рядом, придержала второй, ненужный Луке стаканчик-крышечку, пока та наливала кофе. Чокнулась с ней, представилась:

- Меня Муней зовут. Так кто у тебя тут?

- Лука, - представилась та, гадая, как звучит настоящее имя Муни. - Никто. Просто так сижу.

- Просто так на кладбище даже вороны не сидят! - рассудительно заметила Муня. - Вообще-то я - Мария. Но боже упаси тебя называть меня Машей, Маней, Марусей или Манечкой! Вырву глаз!

- А я тебе зуб выбью, - развеселилась Лука. - Правда, я тоже не терплю, когда меня зовут Лукерьей или Лушей!

- Круто! - восхитилась Муня. - Я тоже хочу быть Лукерьей!

- Будь, - грустно улыбнулась Лука и отпила кофе, - а я не буду!

- Чего у тебя случилось-то, подруга? - с искренней заботой поинтересовалась новая знакомая. - Расскажи… Может, я помогу чем?

Лука приготовилась изобразить неприступность и гордость, но… открыла рот и рассказала всё, кроме истинной причины аварии брата. Тайна собственного происхождения так и жгла сердце, а безобразную сцену, произошедшую ночью, буквально хотелось выблевать и забыть навсегда.

Муня слушала внимательно. Лишь один раз отобрала у рассказчицы кофе, выплеснула себе остатки в крышечку. Когда Лука замолчала, она посмотрела на неё как-то странно, помолчала и сказала медленно:

- Давай ещё раз, и поподробней. Вот с того момента, про огонь… Что-нибудь раньше с тобой подобное случалось? Ну, типа, чудес?

Луке в голову закралась мысль, что новая знакомая немного не в себе. Она тщательно оглядела её с ног до головы. От девахи разило респектабельностью, которую та тщетно пыталась прикрыть уличным прикидом. И веяло ещё чем-то, чему девушка не могла пока дать название. Может, это и есть безумие?

- Понятно! Ты зависла! Требуется перезагрузка! - констатировала Муня. - Поехали!

И поднялась так стремительно, что Лука даже не успела понять, как термос оказался в рюкзаке, рюкзак - у неё на плечах, а она сама была схвачена за руку и потащена в сторону выхода.

Водила Муня классно. Легко перестраивалась, лавировала между машинами в таких узких пространствах, что у ни разу не катавшейся на мотоцикле Луки горло перехватывало от ужаса и восторга. Она так цеплялась за Мунину талию, что та пару раз двинула её локтем под ребро и прокричала:

- Ослабь! Придушишь, дурная!

Мотоцикл - гладкий, с плавными обводами, рычащий как крупный хищник - зарулил во двор сталинского дома, остановился в подворотне, перекрытой решёткой. Мигнула красным глазком камера под аркой, что-то пискнуло, и створки разошлись. Глубоко рокоча, зверь с пламенным мотором вместо сердца вполз во внутренний двор. Лука, открыв рот, оглядывалась. Будто в другой мир попала. Здесь были разбиты маленькие газоны, на которых красовались альпийские горки и пламенели японские клёны и ещё какие-то небольшие деревца с листьями багрово-красными, как траурный бархат. Из аккуратной будочки спешил к ним охранник, которому Муня, приветливо поздоровавшись, бросила ключи от мотоцикла. Нетерпеливо притоптывая ногой, дождалась, когда Лука слезет с сидения, снова схватила её за руку и потащила в один из подъездов. За мощную дубовую дверь с увитым чеканным плющом кольцом, вверх по мраморной лестнице с ажурными перилами, игнорируя лифт, выглядящий слишком новым для этого, полного истории дома.

Открыв затейливым ключом дверь, Муня с порога крикнула:

- Ма-а-ам? Ты дома? У меня гости!

Из просторной прихожей, которую, наверное, надо было бы называть величественным словом ‘холл’, уходил вглубь огромной квартиры широкий коридор, вымощенный шикарным паркетом. По обеим сторонам скрывались за занавесями из какой-то бархатистой ткани, расшитой золотыми нитями, двери в комнаты. В полумраке нити загадочно посверкивали. Одна из портьер колыхнулась, выпустив даму в шёлковом, расшитом райскими птицами халате, и шлёпанцах с помпонами. Несмотря на ‘домашний’ стиль одежды, выглядела дама так, словно собиралась на посольский приём.

- Привет, девочки! - улыбнулась она, походя и оглядывая Луку с головы до ног.

На мгновение той стало стыдно - за джинсы в булавках, за футболку со слюнявым зомби, за чёрные короткие ногти и встрёпанную причёску. Но затем она вскинула голову, как норовистая лошадь и посмотрела даме прямо в невероятной красоты голубые глаза. Дочь, видимо, удалась в неё.

- Меня зовут Этьенна Вильевна, - едва уловимо усмехнулась та, - но друзья Мунечки называют просто Этьенной. А ты?..

- Лука, - опередила её Муня, - мы познакомились на кладбище, и она…

Дама приподняла ухоженную тонкую бровь, и дочь замолчала.

- В холодильнике полно еды, - улыбнулась ей Этьенна, - мне кажется, Луке не помешает перекусить и выспаться. Девонька, комната для гостей в твоём полном распоряжении!

Лука так растерялась от увиденного, что просто кивнула, напрочь позабыв о слове ‘спасибо’. После бессонной ночи в голове шумело, видимо оттого пространство стало играть с ней странные шутки - стены коридора кривились, золотые нити в портьерах показались раскалёнными проволоками, а на многочисленных декоративных тарелочках на стенах, явно привезённых из разных стран, задрожали рисунки, явно намереваясь ожить.

Девушка отчаянно зажмурилась и потрясла головой, чтобы избавиться от морока.

- Есть и спать! - констатировала Муня, доставая из пузатого комода и кидая ей пушистые тапки. - Давай рюкзак, отнесу в комнату!

Лука повиновалась. Её кроссы остались беседовать с Муниными берцами, стоя в шикарной зеркальной обувнице, а она сама отправилась на кухню, поразившую своими размерами, белой с золотом мебелью и огромным рабочим столом со встроенной плитой и варочной панелью, стоящим посередине.

Муня усадила её за обеденный стол, который располагался в той части кухни, что когда-то была балконом. Сейчас отсюда, через панорамные рамы, дворик внизу был прекрасно виден и казался морем, в котором то тут, то там возвышались рубиново-зелёные островки.

После сытного завтрака, состоящего из яичницы с беконом, блинчиков со сгущёнкой и огромной чашки кофе с молоком и карамельным сиропом, Луке отчаянно захотелось спать. Во время еды Муня с разговорами не лезла, вот и сейчас молча вздёрнула её за шкирку и отвела в просторную светлую комнату.

- Здесь, - она открыла белую дверь, - санузел с душем. Кровать и шкаф ты и сама видишь. Ложись, давай. На тебе лица нет! Вечером подумаем, как тебе помочь!

И, развернувшись, собралась выйти из комнаты.

- Муня! - опомнилась Лука. - Спасибо!

Та легкомысленно махнула рукой и ушла, тщательно прикрыв дверь.

Лука упала на кровать. Рюкзак стоял рядом, и она нашарила в нём телефон, звук и вибрация в котором были отключены ещё с утра. Увидев количество пропущенных вызовов, болезненно скривилась. Звонили родители. Брат. Подружки по универу. Даже один одноклассник, с которым у них когда-то что-то было. Вот ведь чудик!.. Сейчас всё казалось пустым и ненужным. Была у неё, Луки, жизнь, и вдруг разбилась как зеркало, да на такие мельчайшие осколки, не собрать. А где взять новую?

С этими мыслями она и уснула. Во сне хмурилась и постанывала, не проснулась, когда в комнату бесшумно вошла Этьенна Вильевна и остановилась у кровати, вглядываясь в гостью так, будто пыталась разыскать в тайнике тела - душу. Зрачки хозяйки дома лунно блестели.

***

Сквозь сон Лука услышала, нет, почувствовала, как открылась дверь, и в комнату проникло нечто, дышащее тяжело, натужно и страшно. Она враз вспомнила события прошедшей ночи и дня, обозвала себя идиоткой за то, что пошла в неизвестное место с незнакомой девкой, и едва не заорала от ужаса - попала в дом к монстрам, и один из них подбирается всё ближе! Между тем, чудовище запрыгнуло на кровать…

Матрас дрогнул под тяжестью…

Предсмертный хрип раздавался всё ближе…

Лука зареклась носить футболки с изображением зомби. Отчаянно зажмурившись, она представляла, как склоняется над ней ужасная сопящая и хрипящая тварь, как вдруг щеки ласково коснулось что-то мокрое. С опаской приподняв веки, девушка обнаружила рядом два похожих на маслины глаза, умильно смотрящих на неё с чёрной бархатной маски.

- Ты кто? - с опаской спросила Лука.

‘Монстр’, дружелюбно хрюкнув, снова лизнул её в щёку тёплым языком и упал рядом, подставляя упитанное пузцо. Она помедлила, а затем потрепала пузцо, вызвав очередной каскад ‘предсмертных хрипов’.

В комнату заглянула Муня.

- О, вижу, Семён Семёныч тебя уже разбудил! Плохая собака!

Семён Семёныч, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мопсом, покосил на неё глазом, как бешеная лошадь, и утвердительно хрюкнул. Он был согласен называться плохой собакой, лишь бы продолжали чесать пузо!

- Классный! - сказала Лука, приподнимаясь на локте и разглядывая бежевое упитанное тело пса, отдохновенно раскинутые лапы и вяло шевелящийся хвост. - Семён Семёныч, значит? Будем знакомы!

- Его папа в клинику возил, клеща из уха вытаскивать, - сообщила Муня, заходя в комнату и садясь на кровать. - А то бы ты с ним раньше всех познакомилась - без его фейс-контроля ни один человек сюда не входит! Вставай, давай! Чаю выпьем, и отвезу тебя кое-куда, познакомлю кое-с-кем. Ты к работе официантки как относишься?

Лука почесала в затылке. Универ, наверное, придётся бросить, но Муня права - с чего-то надо начинать! Раз она теперь сама по себе…

На её лице, видимо, отразилось нечто такое, что заволновался даже Семён Семёныч. Хотя, возможно, дело было в прекращении поглаживающих движений по пузу.

- Да ты не дрейфь, подруга! - сказала Муня, с сочувствием погладив её по плечу. - Всё образуется! Бывало и хуже! Пойдём, с папой познакомлю!

Лука вымученно улыбнулась, потрепала собаку за бархатные уши и встала.

- Мунь, можно я душ сначала приму и переоденусь?

- Давай. Я тебя на кухне жду с чаем.

Услышав о чае, Семён Семёныч живо спрыгнул с кровати и потрусил в коридор.

Отца Муни звали Пётр Васильевич Прядилов. Огромный, бородатый дядька оказался интересным собеседником, правда, несколько громогласным. Лука за столом помалкивала, искоса разглядывая хозяина дома, думала, что вот так, наверное, и должны выглядеть оборотни в человеческом облике, и периодически дрыгала ногой - выпрашивающий печенье Семён Семёныч ласково покусывал её за голень. Но, поскольку Этьенна Вильевна строго-настрого запретила кормить его со стола, собачий терроризм успеха не имел.

- Мам, мы пошли! - крикнула Муня, когда они обувались в холле. - Вернёмся поздно!

Этьенна величественно вплыла в коридор. Даже в шёлковом халате она выглядела королевой.

- Ты опять берёшь своего Квазимодо? - уточнила она.

- Кавасаки, мам, - укорила дочь. - Нет, мы прогуляемся, а обратно нас Вит довезёт.

- Хорошо повеселиться! - улыбнулась Этьенна и скрылась за занавеской.

Из кухни раздалось довольное чавканье - тайком от жены Пётр Васильевич угощал друга печеньем.

***

В неоновом свете белая футболка с изображением черепа, держащего в зубах алую розу, казалась голубоватой и сияющей. Лука, добавившая к образу чёрные джинсы - не те, в булавках, а запасные, и яркий разноцветный шарфик, образом осталась довольна. В закрытом клубе ‘Чёрная кошка’, куда привела её Муня, народ, похоже, любил черепа, розы и джинсы. Людей здесь было полно, всех возрастов, танцпол не пустовал, однако музыка по ушам не била, как обычно в подобных заведениях. На всём лежала печать респектабельности - на барной стойке из дерева цвета вишни, на стаканах с золотым тиснением по краю и толстым дном, на люстрах, тяжёлых, бронзовых, с массивными абажурами густо-охряного цвета, и на мозаичном панно, изображающем оскалившуюся пантеру, глаза которой загадочно мерцали изумрудным.

- Значит, завтра с утра придёшь, оформишься, - говорил Луке управляющий клуба, невысокий, черноволосый парень в бархатном пиджаке, ослепительно жёлтой рубашке, джинсах и оранжевых кедах, которому можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять лет, - вечером можешь приступать. Работаем с двадцати нуль-нуль до первых петухов, то бишь до трёх ночи. Муня, она готова подписать соглашение о конфиденциальности?

- Я с ней поговорю, Антош, - пообещала та. - Вот сегодня же!

- То есть, она ещё не в курсе? - уточнил тот. - Тогда я её в дневную поставлю!

Муня помялась, но голос её прозвучал твёрдо:

- Будет в курсе!

Когда Антон ушёл, Лука повернулась к подруге.

- Поясни, в чём отличие дневной смены от ночной?

- Элементарно, Ватсон, - засмеялась та, - ночью чаевых больше! Тебе деньги нужны?

Лука кивнула.

- Идём, познакомлю с друзьями, - сказала Муня, - вон они, обормоты, сидят, под Раисой!

- Раиса? - удивилась Лука.

Сразу представилась дородная тётка буфетчица из университетской столовой, в белом фартучке и белой кружевной наколке в высоко взбитых фиолетовых волосах.

- Зверя видишь на стене? Вот её все и называют Раисой! Только не спрашивай почему - повелось с незапамятных времён.

Друзей в компании Муни оказалось пятеро. Две девушки и три парня. Девушки - Оля и Юля - явно приходились друг другу сёстрами, даже одевались похоже. А вот парни кардинально отличались. Александр, Саня, был невысоким крепким блондином с улыбчивой мордахой и взглядом прожжённого бабника; Дмитрий, Димыч, - спокойным крупным шатеном в очках, как у Гарри Поттера, которые, несмотря на дорогую одежду в стиле casual придавали ему вид полного фрика; и худощавый брюнет с пронзительными голубыми глазами и резкими чертами лица, встретивший Муню страстным поцелуем - Виталий или Вит.

- А ты хорошенькая, Лука! - сообщил Саня, едва узнал её имя. - Парень есть?

- Отстань, ей сейчас не до парней! - засмеялась Муня. - Возьмите нам мой любимый коктейль, а мы пока сгоняем на крышу, хочу кое-что ей показать.

Компания понимающе переглянулась, а Лука напряглась - во всех разговорах, в самой атмосфере этого странного места она ощущала двойное дно, и ощущение было не из приятных. Во что же всё-таки она вляпалась?

Мысль вернуться домой с повинной мелькнула и пропала, едва она вспомнила лицо говорящей о детском доме матери… Нет, не матери! И как теперь её называть? Валентина Игоревна?

По кованой винтовой лестнице они поднялись этажом выше. Здесь оказался ещё один зал, куда не доносилась музыка снизу. Полумрак, тяжёлые красные шторы и диваны, обитые малиновым и коричневым плюшем - сонный покой и скромное обаяние буржуазии. Отсюда наверх вёл следующий пролёт. В тёмном помещении стояли вдоль стен запасные столы и стулья, какие-то ящики, пара холодильных камер, а наверх вела ещё одна лестница, на этот раз обычная, деревянная. Муня взошла по скрипучим ступеням, поманила Луку за собой.

На летней веранде, в которую переоборудовали располагавшуюся чуть ниже крышу соседнего дома, было пусто и прохладно. На тёмном небе, прямо над их головами, висела почти полная Луна, заливая землю жемчужным светом.

Лука замерла от восторга, положив ладони на холодный мраморный парапет, огораживающий веранду - отсюда прекрасно просматривался старый город, мерцал огнями, подобно шкатулке с драгоценностями, где каждый дом в сиянии окон казался наборной бусиной, каждый фонарь - самоцветом, а красные и белые фары стоящих в пробках машин - разноцветными цепочками.

- Помнишь, я просила тебя рассказать о том случае с братом? Когда он руку обжёг, а ты нет? - развернувшись к ней, спросила Муня. - Не из праздного любопытства и не по причине рецидива шизофрении спрашивала. Когда мне было пять лет, я упала с лестницы на даче - полезла на чердак, куда мама строго настрого запрещала лазить, и наступила на подгнившую ступеньку. И, знаешь что, я знала, она плохая, видела гниль вглубине дерева, но не придала этому значения!

- Как ты могла видеть гниль внутри? - изумилась Лука. У неё появилось ощущение, что без сигареты в таком разговоре не обойтись, и она полезла в рюкзак за новой пачкой дешёвого курева, купленной в каком-то ларьке ещё утром.

- Сейчас покажу, - сказала Муня и наморщила нос, заметив пачку. - Подожди, не кури! Дай мне лучше руку и закрой глаза!

‘С крыши сбросит?’ - спросила саму себя Лука, но пачку уронила обратно в рюкзак и взяла Муню за руку.

- Глаза! - напомнила та.

Лука послушно прикрыла веки. Что она должна была увидеть в темноте под ними?

И вдруг поняла, что темноты нет. Мир расцвел танцующими всполохами, а стена дома, стоящего напротив, приблизилась так резко, что Лука вскрикнула и отшатнулась от парапета, вырвав руку из пальцев Муни.

Та хотела было что-то сказать, но промолчала, лишь раздражённо цокнула по плиточному полу каблучком. Лука тоже молчала. С испугом граничило крайнее любопытство. Она покосилась на Луну, и в её жёлтом глазе ей почудилась насмешка.

- Давай ещё раз! - решительно сказала она. - Прости!

- Ничего, - улыбнулась Муня, - я понимаю. Доверься мне!

Лука вновь вложила пальцы в её тёплую ладонь и закрыла глаза. Мир расцвёл дивным садом, которым она не успела налюбоваться, поскольку стена дома придвинулась, гостеприимно распахивая окна. За ними перемещались призрачные силуэты, внутри и вокруг которых переливались, как нефтяные пятна на поверхности воды, поля разного свечения - зелёного, голубого, оранжевого, багрового…

- Присмотрись к нему, - услышала Лука шёпот Муни, - да, вон к тому, с тёмной сердцевиной. Через пару месяцев он покинет этот мир, правда, я пока не вижу, как…

Оцепенев, Лука смотрела, как кандидат в покойники достаёт из холодильника палку колбасы и отрезает кусок себе и красному длинному облаку, вьющемуся вокруг его ног. Спустя мгновение перспектива изменилась - у облака появились уши, лапы, хвост и усы, а Лука откуда-то узнала, что это кот - сиамский трёхлетка по кличке Бакс.

- А теперь правее, в другой квартире, золотистый лёгкий силуэт и голубая искорка внутри. Это молодая женщина, и она беременна, только пока не подозревает об этом! Когда узнает, разделит радость с мужем, видишь его в другой комнате? Ему бы аппендицит вырезать в ближайшее время, а то потом будут осложнения и придётся долго лечиться… А теперь на этаж ниже… Видишь старушку внутри сиреневого сияния? Мы все так светимся, кто-то бледнее, кто-то ярче. И ты - тоже!

Лука широко распахнула глаза и переспросила.

- Мы? Кто - мы?

- Мы, - серьёзно глядя на неё ответила Муня, - ведьмы.

***

Держа сигарету в трясущихся пальцах, Лука слушала негромкий голос подруги. Та рассказывала о хранителях, что с незапамятных времён жили рядом с человеком, оберегая его от капризов природы, а природу - от слишком агрессивного вмешательства людей. Однако первоначальная цель хранителей, увы, спустя всего несколько человеческих поколений стала неактуальной, поскольку освоение новых территорий шло с ужасающей быстротой. И была заменена на более простую - сохранение тайных знаний о природе, в частности, и мироздании в целом.

- Человек так или иначе взаимодействует с миром, в котором обитает, - говорила Муня, - но это взаимодействие может быть куда глубже и обширнее общепринятого. Многие практики, сохранившиеся до наших времён, позиционируются на этих знаниях, используя, впрочем, собственную терминологию и философию.

- Ты как по книге читаешь, - с завистью заметила Лука и вышвырнула за парапет сигарету, скуренную до фильтра. - Значит, ты считаешь, что я - одна из… хранителей?

- Хочешь, я покажу, как тебя вижу? - мягко спросила Муня.

Лука храбро протянула ей руку.

Странное ощущение наблюдать себя со стороны. Невысокую угловатую брюнетку с каре и неровно подстриженной косой чёлкой, с чуть вздёрнутым носом (хотелось бы, чтобы он был похож на нос Шарлиз Терон, но не сложилось), маленькими аккуратными ушами (на левом - три кольца и одна подвеска с черепушкой, на правом - два), с полными губами (слишком толстые!), в футболке с романтичным черепом, джинсах в обтяжку, - внутри воронки густого сиреневого цвета с искрами: красными, белыми, синими и чёрными. В восприятии Муни воронка не выглядела пугающей, наоборот, она будто закрывала Луку от мира, оберегала, как скафандр космонавта от холода открытого космоса. Чем дольше Лука смотрела в сиреневый, тем яснее видела, как искры разного цвета взаимодействуют друг с другом, смешиваясь в потоки, в которых явно есть какая-то логика. Вот только какая?

- Насмотрелась? - засмеялась Муня, отпуская её пальцы.

Лука открыла глаза. Мир без великолепия потайных цветов показался скучным и пустым.

- Ты всегда так видишь? В смысле… постоянно?

- Нет, конечно. Только, если сосредотачиваюсь. Моя мама, например, может делать это мгновенно и видит глубже, чем я! Я ведь только учусь…

- Учишься? - вытаращилась Лука.

- Конечно. Мама учит. Женщины рода Прядиловых издревле считались знатными ворожеями. Но ворожея, гадалка - просто глупые названия, данные людьми, не ведающими, о чём судят. На самом деле мы - Видящие.

- И я? - выдохнула Лука.

Муня покачала головой.

- Нет, ты - другая. При определённом навыке будешь видеть что-то, из того, что вижу я. Но, скажем, предсказать смерть или скорую беременность не сможешь.

Лука почесала в затылке и вновь открыла пачку. И задала самый главный вопрос:

- А кто я?

К её удивлению, подруга пожала плечами.

- Я пока вижу у тебя Дар… Неслабый такой Дар! Но как он себя проявит, не знаю!

- А какие ещё есть ведьмы? Кроме Видящих? Парни, что, тоже ведьмы?

Муня засмеялась.

- Парни - колдуны, но, помни, это просто слова. Мы все - хранители. Среди нас есть медиумы, что общаются с душами мёртвых. Юля с Олей Всеславские - потомственные медиумы, между прочим. Есть стихийники - управляют силами природы. Целители - лечат болезни на тонком плане бытия, не прибегая к лекарствам. Саня - потомственный целитель. Когда начнёт практиковать, наверняка, пациенты у него будут только женского пола… - Муня хихикнула и продолжила: - Алхимики - изобретают и производят различные зелья, которыми мы пользуемся. Димыч, вот, алхимик. Ужасно умный парень, между прочим! Его прапрадед служил ещё у Алексея Михайловича!

- У какого Алексея Михайловича? - нахмурилась Лука.

- У какого… У Романова, ясное дело. У Божиею милостию Великого Государя, Царя и Великого Князя, всея Великия и Малыя, и Белыя России Самодержца Московского, Киевского, Владимирского, Новгородского, Царя Казанского, Царя Астраханского, Царя Сибирского, Государя Псковского и Великого Князя Литовского, Смоленского, Тверского, Волынского, Подольского, Югорского, Пермского, Вятского, Болгарского и иных, Государя и Великого Князя Новагорода Низовской земли, Черниговского, Рязанского, Полоцкого, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского, Кондийского, Витебского, Мстиславского и всей Северной страны Повелителя, и государя Иверской земли, Карталинских и Грузинских Царей, Кабардинской земли, Черкасских и Горских Князей, и иных многих государств и земель, восточных и западных, и северных, отчих и дедовых, и наследника, и Государя, и Обладателя.

Сигарета выпала из пальцев Луки.

- Ты как всё это помнишь? - спросила она.

Факт службы предка Димыча у Алексея Михайловича не так поразил её, как царские титулы!

Муня снова засмеялась.

- Ну, во-первых, родную историю надо знать, подруга! А, во-вторых, я на истфаке учусь! А ты?

- А я - на метеоролога, - неохотно призналась Лука. - Туда конкурс был самый маленький!

- Ух ты! - восхитилась Муня. - Будешь погоду предсказывать?

Лука усмехнулась.

- Хоть сейчас: завтра выпадет снег!

- Сдурела? - зябко поёжилась та. На продуваемой ветром крыше было холодно. - Середина октября!

- Пойдём вниз? - Лука выкинула сигарету. - Хочу поближе посмотреть на этих… - она чуть было не сказала чудаков, но вовремя опомнилась: - …хранителей!

- Подожди! - остановила Муня. - То, что я рассказала - информация не для обычных людей. Именно об этом будет сказано в Соглашении о конфиденциальности, которое тебе даст Антон. И пока ты не разбираешься, кто есть кто, лучше об этом болтать только с теми, о ком тебе точно известно!

- Да я только с тобой… - растерялась Лука. - Вот почему он уточнял про ночную смену, да?

- Да. Днём клуб работает как обычный бар, с бизнес-ланчами, деловыми ужинами и подобной ерундой. А с девятнадцати ноль-ноль вход только по спецприглашениям и после контроля штатных Видящих. Простых посетителей здесь не бывает.

Идя за Муней вниз по лестнице, Лука вдруг подумала, что на перепутье между обыденной жизнью и существованием, полным чудес, надо бы позвонить брату! Он, говнюк, конечно, психовать не будет по её поводу, но попереживает. А для человека в постоперационной палате это - не самое лучшее времяпровождение.

- Я сейчас! Брату позвоню только! - сказала она перед входом в зал, откуда доносилась музыка.

Кивнув, Муня направилась к друзьям.

Лука отошла в угол холла и набрала Артёма, наблюдая за двумя дюжими охранниками в строгих костюмах, проверяющими наличие спецприглашений у гостей, и стоящую рядом с ними немолодую элегантно одетую даму. Дама дежурно улыбалась входящим, но стоило ей повести бровью, как охранники смыкали строй и, дружно извиняясь, говорили, что мест нету!

- Бляхамуха! - раздался в смартфоне голос брата. - Ты, мля, сестрица, обалдела совсем? Предки землю жрут, чтобы тебя найти!

- Тём…

- Ты бы хоть на звонки отвечала, что ли? Или боишься, они тебя по навигатору отловят и под конвоем домой привезут?

- Тём…

- Ты…

- АРТЁМ!

- Ты чего орёшь?

- Послушай… они тебе ничего не рассказали?

- Нет… А должны были?

Лука вздохнула так, будто собиралась окунуться в прорубь с ледяной водой.

- Мать мне сказала вчера, что я приёмная дочь… Они меня из детдома взяли.

Голос предательски дрогнул. И мать - не мать. И брат - не брат… Сейчас скажет, я так и думал, прости-прощай!

В трубке надолго повисло молчание. Лука собиралась уже сбросить вызов, как услышала непривычно ласковый голос брата:

- Ты это… Не расстраивайся, слышишь? Нервный срыв у неё был сегодня, у мамы… Отец рассказал. Пришлось скорую вызывать даже. Подумаешь, детдом… Мало, что ли оттуда детей берут? Ты, хоть и уродка, но моя сестра! Такой и останешься!

Сглотнув слёзы, Лука уточнила:

- Уродкой или сестрой?

- Сестрой! - твёрдо ответил Артём. - Позвони отцу, а? Если с мамой не хочешь говорить?

- Не могу, - покачала головой она. - Ты скажи им сам, что со мной всё в порядке, меня друзья из универа приютили на время. И что работу я уже ищу…

- А как же учёба? - удивился брат.

- Придумаю что-нибудь! - отмахнулась Лука. - Сам-то как? Не лучше?

- С утра-то? - хохотнул Тёмка. - Неа, не лучше. Отец сказал, мотороллер вдребезги, потому что на него машина из другого ряда наехала. Ладно, переживём как-нибудь, да?

По голосу было слышно, как сильно он расстроен.

- Конечно, переживём, придурок! - прикрикнула на него Лука. - Не сомневайся. Я тебе завтра позвоню, договорились?

- Договорились!

В трубке зазвучали гудки. Она улыбалась, слушая их… Уже не одна! Родственные узы важнее кровных - вот это откровение!

И вдруг чья-то тяжёлая ладонь больно-пребольно шлёпнула Луку по заднице. Так, что даже слёзы брызнули!

Она развернулась и увидела высокого привлекательного брюнета с недобрым прищуром в карих глазах… Точнее, прищур был радостным - для самого брюнета, а вот окружающим явно не предвещал ничего хорошего.

- Офигел, орангутанг? - воскликнула Лука. - Больно же!

- А ты страстная! - беззастенчиво кладя ладонь ей на грудь, ухмыльнулся тот. - Новенькая? Неинициированная? Пойдём со мной - и ты познаешь райское наслаждение!

Луке неожиданно стало смешно. После произошедшего вчера ночью многие вещи в жизни стали более важными, чем раньше, а другие, наоборот, потеряли цену.

- Отвали от меня, баунти, - фыркнула она и сбросила его руку, - не умеешь знакомиться с девушками - не начинай!

Обошла его и направилась в сторону входа в зал, но была грубо сграбастана и прижата к стене тяжёлым горячим телом.

- Никуда ты не пойдёшь, птаха, - дыша ей в лицо, сообщил незнакомец. - Если Найджел тебя выбрал, ты идёшь с ним!

- Найджел? - Лука старательно отворачивалась от жёстких губ, отправившихся гулять по её лицу. - Это ещё что за член?

- Умная птаха! - теснее прижался к ней парень, и она ощутила напряжение в его штанах. - Вот он - член Найджела!

- Какая неприятность, я его не чувствую! - пробормотала начавшая всерьёз злиться Лука и укусила нахала за попавшийся первым подбородок.

Тот взвыл и так сжал её запястья, что она чуть было не заорала от боли, как вдруг услышала холодный голос:

- Тебе лучше отпустить девушку!

Парень, назвавшийся Найджелом (точнее, его членом), застыл. Не торопясь, выпустил Луку из-под пресса своего тела, развернулся. Та выглянула из-за его плеча.

За спиной брюнета стоял не уступавший ему в росте и габаритах давно не стриженый блондин, в чьих зелёных глазах и уголках кривящегося рта читалась явная насмешка. И если Найджел был одет с иголочки - дорогой костюм и туфли, массивные часы на запястье, вопящие отверстием ‘open heart’ о собственной дороговизне, то этот казался выпавшим из сталкерской зоны - поношенные серые брюки с обилием карманов в самых неожиданных местах, брезентовая куртка, когда-то бывшая зелёной, увешанная значками и булавками, армейские ботинки, кожаные перчатки с обрезанными пальцами, и, в довершение всего, плетёный рюкзак трогательного бежевого цвета с видами Венеции. Подобный мог бы принадлежать девочке из обеспеченной семьи, дважды год выезжающей на заграничные курорты и с лёгкостью болтающей по-английски, но никак не парню с перебитым носом и таким выражением лица, что Лука побоялась бы сесть рядом с ним в общественном транспорте.

- Яр-р-р! - прокатал его имя на языке, как прокатный стан - лист железа, Найджел. - Кого я вижу! Водяная крыса покинула свои болота? Вижу, и рюкзачок сохранил?

В лице блондина ничего не изменилось, однако брюнет вдруг хэкнул и отлетел прямо под ноги охранников у входа.

- Что здесь происходит? - раздался взволнованный Мунин голос.

Лука посмотрела на блондина и улыбнулась:

- Спасибо за помощь!

Тот пожал плечами, развернулся, намереваясь выйти из бара, однако дорогу ему преградили охранники:

- Таким как ты закон не писан? - спросил тот, что был постарше. - Любые разборки в ‘Чёрной кошке’ и в радиусе пяти километров от неё запрещены!

- Гаранин! - рядом с говорившим остановилась та самая дама, что ‘сканировала’ посетителей у входа. - Ну почему, когда ты появляешься, всегда что-нибудь происходит?

- Выкиньте его прочь! - рычал из-за их спин удерживаемый вторым охранником Найджел. - Да отпусти меня, наконец!

- Яр! - подбежавшая Муня взяла блондина под руку. - Мы уже заждались! Ну почему ты всегда опаздываешь? Нина Васильевна, это я его пригласила… с Лукой познакомиться! Не сердитесь! Найджел первым начал!

- Ты же ничего не видела! - прошипел тот.

- Зато я видела, - пожала плечами Лука, - и даже ощутила твои невоспитанные лапы на себе! Не кипятись, баунти, а то совсем растаешь! Муня, пойдём за столик, познакомишь меня с моим спасителем!

- Да я! - попытался что-то сказать тот, но Муня незаметно лягнула его в голень. - Идём!

И увела в зал.

Взволнованные ребята толпились у входа.

Увидев блондинистого бродягу, Вит нахмурился, однако ничего не сказал, а сёстры Всеславские заулыбались.

- Ты коктейли нам с Лукой заказал? - между тем, щебетала Муня, будто ничего не случилось. - Давай сюда! Яр, что будешь пить?

- Воду, - буркнул тот, явно не имея желания ни пить, ни общаться.

- Легко! - Муня сунула ему в руки невесть откуда взявшийся стакан с водой, а Луке - бокал с ручкой, в котором был напиток насыщенного жёлтого цвета, украшенный вишенкой и звёздочкой кардамона. - Будьте знакомы! Лука, это Ярослав Гаранин, свободный художник… - При этих словах Саня захохотал, а ‘свободный художник’ покачал головой. - А это Лука…

- Свободная художница, - невозмутимо подсказал Димыч.

В зал вошёл Найджел, бросил на них мрачный взгляд и ушёл вверх по лестнице, в зал с бархатными диванами, который Лука про себя прозвала ‘Сумеречным’.

- Чего он к тебе пристал? - спросил Вит и, поморщившись, добавил: - Хотя и так ясно! Держись от этого психопата подальше, Лука! Парень двинулся на чёрной магии, считает себя офигеть каким экспертом в этой области… Ну и соответственно решил, что с такими умениями он неотразим для женщин!

- Справедливости ради замечу, что многие женщины считают его неотразимым! - улыбнулся Димыч.

Лука почувствовала к нему невольную симпатию. Ей импонировали спокойствие, невозмутимость и своеобразное чувство юмора алхимика.

- Дуры они! - пригорюнилась Муня. - Не жалеют ни красоты своей, ни здоровья…

- То есть? - уточнила Лука. - Он - садист, что ли?

- Это как водится, - Саня не улыбался, - только ходят слухи, что потеряв от него голову, они соглашаются участвовать в каких-то его обрядах, а после меняются… Сам не видел и не лечил, но о таком слышал.

- Ты о замещении? - уточнил Вит.

- Именно.

Лука переводила недоумённый взгляд с одного на другого. А ещё отчаянно старалась не коситься на рюкзачок Яра, который тот поставил рядом с собой. Трогательный такой рюкзачок.

- Что такое замещение? - спросила она.

- Ты совсем новенькая, что ли? - вдруг подал голос Гаранин. - Вообще несмышлёныш!

Лука тихонько зашипела от раздражения. Ну и что, что несмышлёныш! Обязательно каждый раз носом тыкать?

Муня успокаивающе обняла её за плечо. Пояснила для Гаранина:

- Ещё утром она о себе ничего не знала. И о нас…

Свободный художник одним глотком выдул воду, легко поднялся, прихватив рюкзак.

- Мне пора! Муня, спасибо, что прикрыла! Всем пока!

И задумчиво пошёл прочь, будто понятия не имел, куда направится.

Оля и Юля с явным сожалением смотрели ему вслед. Лука тоже кинула взгляд. Интересно, какой он, этот Гаранин, там, в глубине, под маской невозмутимости и насмешки?

- Дурацкое имя - Найджел! - ощутив паузу в разговоре, опомнилась она. - Неужели мама с папой наградили?

- Да он такой же Найджел, как я - принц Уэльский и герцог Виндзорский, - улыбнулся Саня, - Георгий он. Он же Гога, он же Гоша, Юра, Гора, Жора… Георгий Паршонков к вашим услугам!

- Найджел Паршонков звучит лучше! - укорил Димыч. - Уважительнее…

- Респектабельнее… - подхватил Саня.

- И вообще звучит гордо! - довершила Муня. - Но пить за это мы не будем!

- Не будем! - улыбнулся Вит и поцеловал её. - Ты у меня - умница!

Лука смотрела на них, целующихся, позабыв обо всём, и не ощущала зависти. Как говаривала бабушка, которая теперь оказалась неродной ‘Будет день - будет пища!’ Не до парней ей сейчас, ох, не до парней!

***

Утром следующего дня неожиданно выпал снег. Лука опоздала на учёбу и пока автобус стоял в пробке, щедро посыпаемый белой крупой, ломала голову над тем, как она будет совмещать дневное обучение и работу до середины ночи. У входа в универ её ждал отец. Полный, начинающий лысеть мужчина нервно переминался с ноги на ноги, смахивал снежинки с плеч и отирал лицо клетчатым платком. Хотела было прошмыгнуть мимо, накинув капюшон толстовки и низко опустив голову, но стыдно стало не по-детски. Поэтому она остановилась, глубоко вдохнула и подошла.

- Привет!

- Лунечка! - отец всегда звал её ласково - Луня, Лунечка. - Возвращайся домой, а? Прости мать, не в себе была… Ты же знаешь, как она о Тёмке мечтала!..

Сказал - и запнулся, поняв, что ляпнул что-то не то. Валентина Должикова действительно страстно мечтала о собственном ребёнке. Не переставала мечтать, даже, когда они с мужем решили, что сделать ничего нельзя, и взяли из детдома девочку. Неожиданная беременность, случившаяся с ней в тридцать девять, оказалась настоящим чудом и для неё, и для врачей.

- Вот-вот… - недобро ответила Лука, уставившись в асфальт.

Обида в душа вновь вскипела кислотой… Гадкое ощущение, будто разъедает тебя изнутри, жжёт… Но плакать нельзя! Она сильная и самостоятельная личность! Сама по себе!

- Не вернёшься? - тяжело вздохнув, констатировал отец.

Как-то так случилось, что Луку он всегда понимал лучше, чем мать, хотя дома бывал не часто, ведь водители-дальнобойщики живут дорогой.

- Нет, - покачала она головой, ощущая, как сердце разрывается и от обиды, и от жалости к отцу. - Мне друзья помогли на работу устроиться, как деньги получу - сниму комнату. Ты не переживай за меня, - не сдержав порыв, она тронула его за плечо, - я справлюсь!

- Мать прости? - попросил отец и зачем-то полез в карман. - Она места себе не находит.

Лука промолчала. Лишь подняла на него изумленный взгляд, когда он сунул ей в пальцы несколько крупных купюр и прикрикнул грозно:

- Не вздумай мне нос воротить! Деньги всегда нужны, а я тебе - отец, как никак!

‘Никак… никак… никак…’ - эхом отозвалось в голове. Луке стало совсем горько и, схватив деньги и чмокнув отца в щеку, она бросилась к входу в универ, желая стать маленькой, как мышка, а лучше, вообще невидимкой!

- Не пропадай! - крикнул отец вслед.

И его слова будто спустили с цепи бешеных псов - дней.

Спустя две недели работы во вторую смену в ‘Черной кошке’ и учёбы Лука поняла, что не справляется. Она, хоть и училась спустя рукава, знала - какой-никакой диплом нужен, а сейчас понятия не имела, как решить эту проблему. Спать хотелось невыносимо и постоянно… Нынче утром, забив на универ, она продрыхла до двенадцати в обнимку с Семён Семёнычем. Пёс признал девушку за свою и теперь ночами кочевал из постели в постель, оглашая тихую квартиру потусторонними хрипами.

С трудом поднявшись, Лука приняла душ и выползла на кухню, надеясь никого не встретить - хоть и были родители Муни душевными людьми, она их стыдилась, отчаянно пытаясь найти хотя бы комнату стоимостью чуть меньше половины ещё не полученной зарплаты. Но пока ничего не получалось.

К сожалению, Этьенна Вильевна и Петр Васильевич, сидя на кухне, кушали кофей. Хозяин дома был преуспевающим офтальмохирургом, владельцем клиники, и мог себе позволить иногда откушать кофей дома, а не на работе.

- Ты чего такая смурная, Лука? - густым басом спросил он и подвинул ей изящный кофейник, украшенный золотой росписью.

К кофейнику полагались такие же чашки и молочник, полный густых сливок. Лука, дувшая молоко дома прямо из пакета наравне с другими членами семьи, смотрела на всё это, как ребёнок, впервые попавший в зоопарк.

- А, кстати, почему Лука? - добавила Этьенна, разглядывая Луку своими прекрасными глазами. - Это же мужское имя?

- А мне нравится! - пожала плечами та. - Лучше звучит, чем Луша!

- Лу-ша… Лу-ша… - прогудел как мохнатый, на что-то там севший шмель Петр Васильевич, - пожалуй, ты права! Лука звучит лучше! Так чего такая смурная, Лука с мужским именем?

Сама от себя не ожидая, Лукерья призналась в том, что придётся бросить учёбу ради работы. И даже прощения попросила, что так долго стесняет их семью своим присутствием - и откуда только словеса такие взялись, не иначе мудрый Семён Семёныч нашептал ночью!

- Бросить учебу? - всплеснул руками Петр Васильевич и посмотрел на жену. - Эленька, какие глупости! Ну придумай что-нибудь!

- Дорогой, ты прав, - похлопала его по руке супруга и укоризненно посмотрела на Луку. - Девонька, учиться нужно, просто необходимо! Сейчас… Петя, принеси мою сумочку!

Стокилограммовый Петя легко, словно стратегический бомбардировщик взял низкий старт и спустя пару минут вернулся с бордовым кожаным ридикюлем.

Из ридикюля была извлечена миниатюрная записная книжка, листая которую Этьенна глубокомысленно поинтересовалась:

- А как зовут твоего ректора?

- Чего? - вытаращилась Лука.

Этьенна Вильевна хмыкнула. Взяв смартфон, набрала номер.

- Старый знакомый, - пояснила она, мило улыбаясь мужу, - в этой записной книжечке у меня только старые и добрые знакомые! Например, некий Петя Прядилов, студент третьего курса Меда!

- Хороший парень? - заулыбался Петр Васильевич.

- На первое свидание притащил мне букет аптекарской ромашки, - усмехнулась Этьенна, - и прочитал лекцию о Тибетских целебных травах!.. Алло, Мурзик? Здравствуй, Мурзик! Тысячу лет, тысячу зим тебя не слышала!

- Мурзик?! - нахмурился Прядилов.

Лука навострила уши. Что это за Мурзик, способный решить проблемы с учёбой?

- Да ты что? - щебетала, между тем, в трубку Этьенна Вильевна. - Сейчас? В Лондоне? На конференции? Как я тебе завидую… Это низкое небо, этот моросящий дождь - какая прелесть! - она засмеялась, будто колокольчики звенели. С каждым новым колокольчиком Петр Васильевич мрачнел все больше. - Нет, Мурзик, не приеду! Во-первых, много лет прошло, дорогой мой, мы уже не те, и то время не вернуть. Во-вторых, муж меня сильно ревнует, боюсь, как бы не убил, - со смехом косясь на ревнивца, продолжала Этьенна, - а в-третьих, я к тебе с просьбой насчет своей протеже… Да… Именно так… Имя? Лука, как твое полное имя?

- Должикова Лукерья Павловна, - растерянно сказала Лука.

- Должикову Лукерью Павловну необходимо перевести на заочное… Ну… так надо, ты же понимаешь? Мурзик, ты чудо! Вернёшься, позвони мне, приглашу в гости, познакомлю с домашними, договорились? Что мне привезти? Привези тепло и дождь, я так их люблю! Всё, Мурзик, целую! Пока-пока!

Положив смартфон на стол, Этьенна взяла мужа за руку и приложила её ладонью к своей щеке.

- Петя, улыбнись! Ты - единственный и неповторимый мужчина в моей жизни.

- Правда? - расцвел Прядилов.

- Правда! - Этьенна, не стесняясь Луки, поцеловала его в ладонь. - Но это вовсе не отменяет моего прошлого! - строго добавила она и перевела взгляд на гостью. - Съезди в университет, зайди в деканат, напиши заявление о переводе на заочное. Не забудь взять учебную программу и расписание экзаменационных сессий. Если будут вопросы, скажи, что Анатолий Анатольевич разрешил.

- Анатолий Анатольевич? - совсем растерялась от ее напора Лука. - А кто это?

- Анатолий Анатольевич Ширяев, ваш ректор, - засмеялась Этьенна. - Начальство надо знать!

- Буду! - пообещала Лука и поднялась.

Выходя из дома, Лука думала о том, что судьба явно тасует карты из её, Луки, колоды. Одни выкидывает, другие добавляет. Какая будет следующей?

***

Вечером её подозвал один из барменов, Макс.

- Слышал, тебе жильё нужно? - спросил он.

Лука вздохнула.

- Скажи сразу, сколько? - попросила она. - Я больше тринадцати платить не смогу!

- Десять, - улыбнулся Макс, - но с условием!

- Не подойдет! - сразу ощетинилась Лука. - Плавали, знаем!

И отвернулась, собираясь уходить.

- Да ты постой, бешеная! - хмыкнул Макс. - Это не то, о чем ты подумала! У меня тут неподалёку бабушка живет. Квартира большая, двухкомнатная. Бабуля уже старенькая, больше девяноста ей. Предки мои в область перебрались, а я к ней часто заходить не успеваю - работаю в двух местах. Если согласишься, попрошу тебя за ней присматривать - убраться там, когда надо, продукты купить, врача вызвать… Справишься?

- Неужели сложно за такие деньги жильца найти? - удивилась Лука. - Даже с твоими условиями?

- Есть еще один фактор, секретный, - усмехнулся парень, - бабуля моя - как ты можешь догадаться, из наших. В свой дом обычного человека на порог не пустит. Короче, ты согласна или нет?

- Согласна! - решилась Лука. - Только вдруг твоей бабуле мой светлый образ не понравится? Ну, там, черепа, ногти чёрные?

- Она у меня не кисейная барышня, - Макс протянул ей бумажку с адресом, - ты зайди к ней завтра часиков в десять утра. Познакомься. Если все сладится, можешь сразу переезжать.

- Ок, спасибо! - кивнула Лука, но спохватилась. - Только ведь я зарплату еще не получала, а с чаевых столько не наберется.

- Договоримся! - махнул рукой Макс. - Главное, что своя девчонка!

И каждый занялся своим делом.

Луке нравилось работать в ‘Черной кошке’. Нравилась атмосфера тайны, мистический и респектабельный антураж, странные, краем уха услышанные разговоры, в которых она пока ничего не понимала. Но больше всего нравилось, что она работает на себя, точнее, на свою самостоятельность.

К счастью, с того вечера Найджела, прости господи, Паршонкова она больше в клубе не видела. Компания Муни собиралась здесь почти каждый день, и каждый раз Саня пытался ухаживать за Лукой. Это выглядело смешно, потому что Лука мухой носилась от столика к кассе, от кассы к барной стойке и оттуда опять к столикам. Иногда, когда клиентов было мало, у нее выдавалась минутка посидеть с друзьями и выпить кофе, но в основном они приходили в такое время, когда в клубе народу было полным-полно. В этот вечер, увидев Муню, Лука рассказала ей о предложении Макса, и подруга его одобрила.

- В нашей среде об Анфисе Павловне легенды ходят! Сильная ведьма, потомственная стихийница! Правда, давно уж не практикует. Вот бы ты ей понравилась! Может, она тебя бы научила чему-нибудь!

Лука пожала плечами. С тем, что стала ведьмой, она уже как-то смирилась, а вот ко всему остальному относилась пока с опаской.

На следующий день в назначенное время Лука, волнуясь, подходила к дому, стоящему через дорогу от ‘Черной кошки’. Мелькнула какая-то мысль и пропала. В представлении Луки Анфиса Павловна должна была выглядеть толстой старухой с клюкой и зоркими, несмотря на возраст, глазами.

К ее удивлению дверь открыла старушенция-божий одуванчик, подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков. Седые, подстриженные в каре волосы были аккуратно уложены и прихвачены коричневым блестящим гребнем.

- Я от Макса… Максима, то есть! - набрав в грудь воздуха, выпалила Лука.

- Входи, иллюминация, - хихикнула старушка, - не стой на пороге!

Войдя и сняв куртку, девушка недоуменно оглядела себя - вроде футболку одела приличную, с воющим на луну волком, а не какой-нибудь зубастой тварью, и даже причесалась. В каком месте она иллюминирует?

- Садись, чаю попьем, - сообщила старушенция, проведя её на чистенькую кухню. - Коли не сбежишь от моих вопросов, я тебе комнату покажу. А коли комната понравится - останешься жить!

- Как у вас много коль! - пробормотала Лука и послушно села на табуретку, спрятав руки с черным маникюром под столешницу.

- Ну так годков мне много, умом слаба стала, - по-доброму улыбнулась Анфиса Павловна, выставляя на стол чашки из голубого фарфора, молочник и хрустальную вазочку с конфетами. - Люблю с людьми поболтать - в старости это уже радость, а не необходимость. Как тебя зовут?

- Лука! - с вызовом ответила Лука.

- А имя-то мужское? - старушка, посмотрев на нее поверх очков, покачала головой. - Чем аргументируешь выбор, иллюминация?

- Нравится мне! - признала Лука. - Лучше, чем Луша или Луня звучит. Загадочно и… сильно!

- Сильно - это сильно! - фыркнула Анфиса Павловна. Разлила янтарный чай, взялась за молочник. - Будешь с молоком?

Лука наморщила нос, спохватившись, покачала головой:

- Нет, спасибо!

- Ты мне руки-то свои покажи, - вдруг сказала старуха.

Лука молча вытащила руки из-под стола. Ну все. Углядит бабка чёрный маникюр - пиши-пропало!

- Чёрный - вовсе не цвет смерти, - улыбнулась та и налила себе молока в чашку, - это цвет земли. Прах в землю хоронят - вот и стали люди чёрный считать цветом печали. А ведь оттуда жизнь на земле идёт - от земли, воды, огня и ветра.

На миг почудилось Луке, будто поднялись вокруг старушки сиреневые стены, внутри которых выглядела пожилая женщина совсем по-другому - высокой, черноволосой красавицей. И вдруг она вспомнила, как держала её за руку Муня на крыше бара, показывая то, что видят её глаза. Вспомнила и этот дом, и увиденных воочию жильцов, и сияние, источаемое этой самой Анфисой Павловной!

Когда она пришла в себя, хозяйка, сидя напротив, пила чай мелкими глотками и внимательно смотрела на Луку.

- В следующий раз постарайся воспоминание перевести в действительность, - строго сказала она, - иначе так и будешь обрывки видеть, а не картину целиком. Вижу, ты неучёная совсем? Родители с тобой не занимались?

- Нет у меня родителей! - Лука расплескала чай из только что поднятой чашки и поставила ее на место. - И учить меня некому!

- Редкий случай, - спокойно заметила Анфиса Павловна. - Обычно наши все потомственные, да ты, наверное, и сама заметила.

Лука кивнула. Решить загадку наличия у себя волшебной силы, или Дара, как называла её Муня, она и вовсе была не в состоянии!

- Пойдем, комнату покажу, - поднялась хозяйка. - Бука ты, но мне нравишься. Да и потенциал хороший, Макс-то мой в астрологию подался, гороскопы, вишь, составляет, озорник, вместо того, чтобы серьезными вещами заниматься. А мне уходить, знание не передав, нехорошо… Ну да, чего это я вперед паровоза… Погляжу сначала, как ты полы моешь! И моешь ли вообще!

Комната была просторной, с большим окном, выходящим во двор. Под окном стоял диван, у стены ореховый трехстворчатый шкаф, явно старинный, рядом письменный стол из современных и, совсем уж ни к чему, черное офисное кресло. На полках вдоль торцевой стены теснились книги с разноцветными корешками.

- Ну как? - поинтересовалась Анфиса Павловна. - Подходит девушке с мужским именем?

Лука ступила в комнату осторожно, как кот на чужую территорию. Ощущение, шедшее от стен, ей понравилось - здесь было спокойно и светло, и дело вовсе не в тихих соседях и достатке освещения!

- Подходит! - она выглянула в окно. - Только, Анфиса Павловна, вы мне говорите, пожалуйста, что нужно для вас сделать, потому что я не знаю - что!

- Конечно, буду говорить, - заулыбалась старушка. - Когда переедешь-то?

- Да прямо сейчас и перееду! - Лука вышла в коридор и вернулась со своим рюкзаком. Бросила его кожаный ‘стул босса’. - Вот, переехала!

Брови Анфисы Павловны впервые поползли вверх. Однако она ничего не сказала, лишь махнула рукой, зовя за собой.

- Ванная… Вот эту полочку можешь занимать, а сюда полотенца вешать. Туалет… ну здесь как при коммунизме всё общее. Моя комната.

Комната хозяйки не уступала размерами предыдущей. Под окном стояла кровать на металлических столбиках с шишечками в навершиях. На ней - белое кружевное покрывало и три уложенные друг на друга подушки, накрытые дивной красоты накидушкой, вышитой по всей поверхности гладью. Такими же салфетками, на которых цвел волшебный сад, были укрыты поверхности двух массивных комодов, стоящих рядом. В простенке между узкими шкафами висело зеркало в старинной деревянной раме, под ним, на тумбочке, стояли иконы и лежали церковные свечки. Пахло чистотой и немного - нагретой солнцем пылью.

- Ключи, - Анфиса Павловна положила в ладонь Луке связку, - деньги на продукты, список, что нужно купить. Я - консервативна, продукты одни и те же пользую. Так что список не выбрасывай, покуда наизусть не выучишь.

Лука молча смотрела на нее и думала, как хорошо, что бабулька оказалась такой простой и сложной одновременно. Но сложность её лежала где-то за гранью, там, куда Лука заглянула пока одним только глазком, а вот простота была здесь - в этих ключах и списке, в чистенькой комнатке, пахнущей благородной старостью, в неожиданных ремарках.

- Чего глазеешь, иллюминация? - засмеялась Анфиса Павловна.

- Пакет дайте… для магазина! - смутилась Лука и пошла доставать из рюкзака тапочки, подаренные ей Муней.

Непорядок в доме в обуви ходить!

***

Несмотря на ершистый характер Луки и спокойно-язвительный Анфисы Павловны, соседки зажили душа в душу. Пожилая дама, действительно, оказалась неприхотливой - она любила свежие продукты, в основном, кисломолочные, чистые полы и… дорогой алкоголь.

Когда Лука с первой получки купила банку красной икры, сервелат в нарезку и бутылку вина, Анфиса Павловна с доброй улыбкой отобрала у неё бутылку и поставила под мойку, к мусорному ведру. После чего достала из буфета нехилую круглую бутыль, украшенную виноградной лозой.

- Человек есть то, что он ест и чем, периодически, напивается! - сообщила она, открывая золочёную пробку, которой можно было легко убить в висок, и разливая по хрустальным пузатым бокалам жидкость ярко-янтарного цвета. - Не лей в себя всякий контрафакт, иллюминация, пользуй только старые добрые напитки!

- Ух! - выдохнула Лука, отпив из своего бокала. - Ничего не поняла, кроме того, что это было круто!

Анфиса Павловна любовно намазывала бутерброд с маслом икрой. Для этого был извлечён на свет странный ножичек с тупым закруглённым концом и рукоятью, похожей на раковину.

- Лимончик вот, заешь! - посоветовала она. - Считается, что клубника оттеняет вкус шампанского, солёный огурец - водки, а лимон - коньяка.

- Да? - искренне удивилась Лука.

В её семье пили без изысков - пиво по выходным, водку по праздникам, заедая чем придётся, в основном, докторской колбасой.

- Учить тебя и учить жизни, иллюминация, - вздохнула Анфиса Павловна.

Янтарный напиток, несмотря на лёгкость пития, знатно шумел в голове.

- Почему вы меня так называете, Анфиса Пална? - набравшись наглости, уточнила Лука. - Ладно бы я вся стразами была усыпана, от макушки до кроссов!

Старушка хмыкнула.

- Видишь ли, девонька, я уже стара, глаза меня подводят, несмотря на бинокуляры мои, потому частенько пользуюсь тем, что мы называем периферическим зрением. Но это не то зрение, про которое написано в учебниках для медицинских учебных заведений!

- Мы? - уточнила Лука.

- Хранители, - кивнула та. - Тебе случалось когда-нибудь смотреть на периферический мир?

Лука вспомнила, как Муня показывала ей пространство, ноздреватое как свежий хлеб, в котором ясно видна каждая дырочка, трещинка, вмятинка.

- Да, наверное, - засомневалась она.

- Тогда ты знаешь, как много там света и… вообще всего. Молодым ведьмам и колдунам сложно привыкнуть к такому изобилию, да и организм адаптируется не сразу, вот почему они не могут долго смотреть. А я, старая и подслеповатая, могу, чем и пользуюсь. У тебя сильный Дар, Лука, правда, он дремлет, но однажды пробудится. Я его вижу как, - она хихикнула, - новогоднюю ёлку, обмотанную сразу несколькими разноцветными гирляндами.

- А как пробуждается Дар? - заинтересовалась Лука, уминая колбасу.

Анфиса Павловна снова наполнила бокалы. Впрочем, ‘наполнила’ - неправильное слово. Она разливала по чуть-чуть, на самое донышко, затем грела бокал в ладонях, покачивая в нём напиток, подносила к носу и нюхала, как лучшие духи. И только после этого дегустировала. Поневоле Лука попыталась повторить этот цирковой номер. Странный аромат щекотал обоняние, и это было… волнительно.

- У всех по-разному, - задумчиво ответила старушка, поставив бокал, - кто-то переболевает, как гриппом, с высокой температурой и насморком, кто-то вещи оживляет, кто-то видит в лужах другие миры…

- А у меня было в детстве… - вдруг решилась Лука.

Никогда и никому не рассказывала, а тут решилась. То ли из-за вкуса, цвета и запаха колдовского напитка из бутыли с виноградной лозой и двумя буквами Х и О, то ли из-за личности квартирной хозяйки.

- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовалась та, - расскажешь?

- А вы смеяться не будете? - уточнила Лука.

Старушка полуобернувшись посмотрела на форточку. Та вдруг стукнула, открывшись. В кухоньку влетел свежий ветер - сильный и влажный, дунул Луке в лицо, будто старый друг, любящий подшутить, а затем… поднял со стола бокал с остатками коньяка и сунул ей в пальцы. Лука махом выпила остатки и со стуком вернула бокал на стол.

- Понятно, смеяться не будете! - сказала она. - Вы как про лужи сказали…

И она поведала домохозяйке и о луже, и о головастиках, и об огне в печке. Не призналась лишь в последнем эпизоде, в результате которого брат попал в больницу, а мотороллер - на свалку. Застыдилась…

Анфиса Павловна слушала внимательно. Когда Лука закончила говорить, разлила по последней и убрала бутыль обратно в буфет. Потянулась к колбасе, но передумала, намазала ещё один бутербродик икоркой и сказала, как ни в чём не бывало:

- Когда во мне пробуждалась стихия огня, я спалила сарай… Ночевала там с одним парнишкой, от его ласк совсем голову потеряла… едва успели выбежать! Ох и досталось мне потом от мамки!

- За что? - удивилась Лука.

- За то, что себя не контролировала. Стихия - она и есть стихия. Дикая, необузданная. Мы, стихийники, можем управлять ею, подчинив себе. Это как дикого зверя укротить - коли он признает в тебе хозяина, будет слушаться, коли нет - погрызёт и тебя, и твоих близких!

Лука отвела глаза. Старуха была права. Не разозлись Лука тогда на Артёма, кулак ветра не сбил бы его мотороллер!

- А как это - подчинять?

- Для начала надо учиться контролировать свои мысли. Думаешь, это просто такие тараканы безобидные в голове? Нет, иллюминация, к сожалению, это не так. Если бы стихийники себя не контролировали - мы жили бы в мире бесконечных ураганов, наводнений и смерчей. Можно сказать, что мы - одни из самых опасных Хранителей, ведь разрушения, которые могут случиться из-за нас, носят глобальный характер!

Лука вдруг вспомнила, как бушевала гроза в ту ночь, когда она металась по комнате, мучимая виной. Неужели это из-за неё так ярились молнии, и лил дождь?

- А я - стихийница? - с замиранием сердца спросила она.

- Похоже на то! - задумчиво протянула Анфиса Павловна. - Но пока ты воздух не почувствуешь, ничего нельзя сказать наверняка. Ты ведь не чувствовала ещё?

- Нет, - спустя еле заметную паузу ответила девушка.

***

Несмотря на репутацию респектабельного и модного клуба публика в ‘Чёрную кошку’ приходила такая разная, что Лука иногда диву давалась. Конечно, всех посетителей объединяла принадлежность к ‘периферическому миру’, как называла полную чудес и магии реальность Анфиса Павловна, однако внешне они могли сильно отличаться. В этот вечер в зале было многолюдно, но девушка, вышедшая в свою смену, сразу обратила внимание на столик в углу, за которым примостились трое здоровых мужиков. Таких здоровых, что она решила - это профессиональные культуристы, тем более что накачанных бицепсов и мощных грудных мышц в разрезах футболок в обтяжку те вовсе не скрывали.

Пока Лука принимала заказ у бородатого блондинистого громилы с весёлыми глазами, остальные переговаривались, обращая на официантку внимания не больше, чем на пепельницу.

- Прикинь, Адрианыч, расширяли новое кладбище, копали яму под фундамент крематория, а обнаружили могильник… В незапамятные времена кто-то кого-то туда захоранивал. Пока инспекция из архитектурного надзора, пока экспертиза, туда-сюда, могильник-то открытый стоит… - говорил недоброго вида дядька, с руками, покрытыми разноцветными татуировками.

- Нехорошо, - покачал головой второй. - И не освятили место-то?

- Да вроде нет, в том-то и дело! Все ещё разбираются!

- Ох, доразбираются, что нам придётся! - заметил бородач, взмахом руки отпуская Луку с заказом.

Уходя, она запоздало удивилась, как он включился в беседу, ведь не слушал вовсе разговор соседей по столику, обсуждая с Лукой меню.

Вспомнила об этом уже поздно ночью, когда большинство посетителей ушло. За прошедшее время Лука успела полюбить эти моменты тишины и покоя, приглушённый свет, загадочное мерцание глаз Раисы.

‘Привет, придурок, как дела?’ - присев за барной стойкой, написала она брату, не сомневаясь в том, что получит ответ.

Артёмка и в больнице умудрялся ночами сидеть в интернете, отсыпаясь днём, как сова в дупле. Совсем скоро его должны были выписать домой: долечиваться, пить витамины и передвигаться на костылях.

‘Опять пашешь, дурында? - ответил брат. - Найди себе там богатого парня и выходи замуж!’

Рукалицо. ‘Много ты понимаешь в богатых парнях!’

‘Нет, тебе что, правда, нравится пахать???’

‘Мне нравится ни от кого не зависеть!’

‘Дома лучше, Лука. Может, вернёшься?’

‘И не подумаю, Тём. Как нога? Что врачи говорят?’

‘Пару лет похромаю. Потом вроде пройдёт’.

- Чёрт! - чертыхнулась вслух.

Макс, бармен, удивлённо посмотрел на неё. Она покачала головой, мол, все нормально. И вдруг подумала о Сане Логинове, который, по словам Муни, был потомственным целителем. А если попросить его о помощи?

‘Ладно, придурок, спать ложись! Поздно уже! Утренний обход проспишь!’

‘Ха! Я его всегда просыпаю!’

Улыбаясь, Лука убрала телефон в карман фартука. Еженощные разговоры с братом ни о чём по электронным каналам связи были той тонкой ниточкой, по которой её сердце получало хоть какое-то тепло извне.

Последние посетители разошлись. В зале бесшумно сновали две уборщицы, в серых комбинезонах похожие на привидений.

- Иди домой, - сказал Максим, - бабуле привет!

- Утром передам, - зевнула Лука, - до завтра!

Великое дело - работа рядом с домом! Всего-то надо было выйти из клуба, обойти дом, в котором он располагался, миновать переход на другую сторону улицы.

Поднявшись на свой этаж, Лука достала ключи и приготовилась открыть дверь, как вдруг услышала сверху голоса и странный звук, похожий одновременно на плач ребенка и истошный вой машины скорой помощи. Звук был настолько неприятным, что у неё волоски поднялись вдоль позвоночника.

- Вот тварь… - сказал мужской голос. - И что с ним делать?

- Да пристрели ты его!

- С дуба рухнул? Может, ветеринарку вызывать? Пусть его поймают и усыпят?

- Давай его курткой накроем - и на балкон! Авось успокоится!

- Ты глянь на него, сам к нему подойдёшь?

Лука убрала ключи и тихо поднялась вверх по лестнице. Перед одной из дверей на четвертом этаже стояли два дюжих полицейских, хрупкая девушка в пальто и заплаканная дама в халате и шлёпанцах.

- Он уже плох совсем был в последние дни… - всхлипывала дама. - Я приходила их с Баксиком кормить, близких-то у них нет никого… Баксик вообще ласковый, а тут как с цепи сорвался!

‘Собака! - поняла Лука. - А с хозяином случилось что-то… нехорошее!’

- Давай, решай, - сказал один из полицейских, - нам ещё протокол составлять, труповозку вызывать… А мы время теряем с этой тварью!

- Блин, - тоскливо ответил второй, - во попадалово! Пристрелить его, правда, что ли?

Луку будто кто-то в спину толкнул.

- Извините, - она шагнула на площадку, менты обернулись на голос, - можно я попробую его успокоить?

- А вы кто? - уточнил один из них.

- Соседка… снизу…

- Да ты что, девочка, он меня не подпускает, а уж я-то его куриными потрошками как кормила! - снова заплакала женщина.

Ощущая в душе странную уверенность в том, что все получится, Лука шагнула прямо к полицейским, и те молча расступились. С порога был виден холл, из которого вели двери - налево, в кухню, и направо - в комнату. На пороге последней, стоял, завывая и вздыбив шерсть… сиамский кот. Лука остановилась в растерянности - ожидала же увидеть пса! И вдруг, вспышкой, мелькнуло воспоминание - она и Муня на крыше, и та рассказывает о жителях соседнего дома то, что видит ‘периферическим зрением’!

А затем - Лука так и не поняла, что произошло, - мир окрасился в нереальные цвета. ‘Не собака Баксик’ оказался в их средоточии, во всполохах агрессивно-красного. Кот был испуган, потерян… Лука воочию увидела, как тянутся от него за угол комнаты, и обрываются, тёплые солнечные ниточки… Верность. Привязанность. Любовь?

Она судорожно выдохнула, потеряв ‘картинку’. Так вот как это, видеть! Видеть то, что вроде бы и не существует в реальности, но без чего эта самая реальность невозможна!

Лука шагнула к коту и медленно опустилась на колени. Протянула руку. Кот издал леденящий душу вой, дама в шлёпанцах ойкнула, а один из полицейских по-доброму посоветовал девушке идти домой.

В расширенных зрачках кота полыхали багровые глубины ада.

‘Тише, тише, - подумала Лука, снова сосредотачиваясь, - не бойся меня!’

Кот перестал выть и навострил уши.

‘Ты меня слышишь? - удивилась Лука. - Если да, знаешь, я не причиню вреда! А вот они могут!’

Кот утробно заурчал и забил хвостом.

‘Тебе нельзя здесь оставаться, - продолжала безмолвный разговор Лука, - ты можешь пострадать! Идём со мной? Я что-нибудь придумаю! И, знаешь что, я тоже недавно лишилась… чего-то. А без него очень погано! Поэтому я тебя понимаю!’

Замерев, она смотрела, как оборванные солнечные лучи стягиваются к коту и исчезают под бежевой шкурой. Как гаснет адово пламя в зрачках, как - полосками - показываются в глазах радужки небесно-голубого цвета.

‘Бакс! - позвала она, протягивая вторую руку. - Иди ко мне!’

Зверь шагнул к ней, распрямляя сгорбленную спину, аккуратно и методично обнюхал пальцы, задрал хвост, мимо попятившихся назад ментов вышел на лестничную площадку. И выжидающе оглянулся на Луку.

- Я его заберу? - спросила она у соседки, поднимаясь и отряхивая колени. - Вы не возражаете?

- Нет! - всплеснула руками та. - Куда ж мне такое! А у Евгений Захарыча родственников не было… один-одинёшенек жил…

- Ну, пройдёмте на осмотр тела! - прервал новый поток слёз полицейский. - Девушка, спасибо за помощь! Вы с этой тварью того… поаккуратнее!

Лука упрямо тряхнула волосами и пошла вниз по лестнице. Кот бесшумно следовал за ней. Пока она доставала ключи и, стараясь не шуметь, открывала дверь, зверь стоял рядом, задрав голову и разглядывая её. Его морда, уши, лапы и хвост были почти чёрными, а шкура - светло-бежевой.

- Ты - красавец, Бакс! - улыбнулась она, толкая створку и включая свет в прихожей. - Заходи! Если Анфиса Павловна нас выгонит, будем жилье вместе искать!

Длинное тело скользнуло в дверь. Перед глазами Луки на миг снова запрыгали потусторонние всполохи, а в ушах вдруг прозвучало фраза, заставившая её с грохотом выронить ключи: ‘Зови меня Вольдемар…’.

***

Спустя ещё неделю Тёмку выписали домой. Лука стояла за углом здания больницы и смотрела, как суетилась рядом с братом мать, поддерживала под руку, запахивала куртку… И с горечью понимала, что та уже давно не была с ней так ласкова. А ведь было всё, да, было, пожалуй, как раз до того случая, с печкой. То ли мать, решив, будто она специально навредила брату, так и не смогла простить, то ли ещё что, но именно оттуда и потянулась та самая, покрытая коркой льда, полоса отчуждения и непонимания между ними. Отец, всегда относящийся к детям ровно, с простой и уверенной любовью, к сожалению, редко бывал дома. Хотя, кто знает, может быть, был бы чаще, все стало бы ещё хуже?

Тёмку усадили в машину, мать с его костылями села с другой стороны, а отец вдруг задержался, оглянулся… будто почувствовал что-то. Лука прянула за угол, сглотнула ком в горле. Она позвонит ему… сама. Обязательно. Чуть позже!

- Прячешься от кого-то? - раздалось из-за спины, и застигнутая на месте преступления девушка подпрыгнула от страха и резко обернулась…

Позади стоял тот парень… Яр, кажется. Тот самый, что спас её от поползновений Георгия, прости господи, Паршонкова - вот это имя она, похоже, запомнила надолго!

- Ты чего подкрадываешься? - придушенным голосом спросила Лука. - Напугал до смерти!

- Прячешься, спрашиваю, от кого? - переспросил Яр.

- Это неважно! - придя в себя, ощетинилась она. - Я же тебя не спрашиваю, какого черта ты тут делаешь?

- Был в морге, - спокойно ответил парень.

Лука моргнула.

Гаранин закинул на плечо свой гламурный рюкзачок и повернулся, собираясь идти. Спросил, чуть повернув голову:

- Ты куда? Могу подвезти.

Девушка думала лишь мгновение - уж очень на душе было погано, чтобы оставаться одной.

- Подвези меня к Чёрной кошке, - она выглянула из-за угла, убедилась, что родители и брат уехали, - спасибо!

- За что? - удивился парень. Собственно, он уже уходил. Шёл широко и размеренно, будто до машины был не один километр по степи.

Лука бегом догнала его.

- Что предложил подвезти.

- А… - непонятно ответил тот.

У него был старенький чёрный Гольф с подозрительно широкими колёсами. Внутри на истёртых сидениях лежали тонкие подушки с улыбчивыми смайликами, а на зеркале заднего вида висел смешной снеговик, нос у которого крепился к физиономии булавкой.

- Миленько, - констатировала Лука, оглянувшись, - даже, я бы сказала, чисто!

Яр покосился на неё, но спросил о другом:

- Найджел больше к тебе не клеился?

Она пожала плечами.

- Я его вообще с тех пор больше не видела.

- И хорошо, - покивал Гаранин и снова замолчал.

- А ты Муню откуда знаешь? - поинтересовалась Лука.

- А ты? - улыбнувшись уголком рта и глядя на дорогу, спросил он.

- Мы с ней на кладбище познакомились, - призналась Лука. - Она бабушку ходила навещать, а я… гуляла.

- На кладбище? - уточнил Яр.

- На кладбище! - прищурилась Лука. - А что, нельзя гулять на кладбище?

- Да нет, - он пожал плечами, - на городских гуляй, пожалуйста. Только помни, что ворота в семнадцать нуль-нуль закрывают. А вот от заброшенных держись подальше… Много там всякой дряни.

- Бомжи-наркоманы? - понимающе кивнула Лука. - Да я понимаю. Правда, мне ещё ни разу не доводилось бывать на заброшенном кладбище!

- Хочешь посмотреть? - глянул на неё блондин.

- Ты мне так и не сказал, откуда Муню знаешь, а уже на кладбище приглашаешь! - задумчиво протянула Лука.

- У нас с ней был роман, - улыбнулся Гаранин.

Лука, как заворожённая, смотрела на его профиль. Улыбка неузнаваемо меняла лицо, будто не возьмись откуда появился за рулём другой, какой-то очень особенный человек…

- А потом Вит её у меня отбил, говнюк, - засмеялся парень.

- И ты не в обиде? - уточнила Лука.

- Нет, - он мотнул давно не стриженой шевелюрой. - Я вижу, им хорошо вдвоём. Пусть будут счастливы.

Лука вдруг вспомнила недовольный взгляд Виталия при её первом знакомстве с Гараниным. Должно быть, рядом с ним он не ощущал безопасности для его с Муней отношений.

Она посмотрела в окно и с удивлением убедилась, что район вовсе незнакомый.

- А куда мы едем?

&nb

- Хочу показать тебе одно заброшенное кладбище… От города недалеко, на работу не опоздаешь, не бойся!

- А откуда ты…? - начала Лука и замолчала.

В ‘Чёрной кошке’ народу иногда бывало так много, что она сбивалась с ног. Могла и не заметить этого парня, тем более, что он явно был из тех людей, которых и не заметишь, если они того не хотят!

Ехали молча. В машине было тепло, за окном сыпала снежная крошка, гоняла позёмку под колёсами. Лука пригрелась и задремала. Снился ей сиамский кот Вольдемар, с которым она играла в шахматы. Шахматы были в форме рыбок - золотых и чёрных, с пышными вуалевыми хвостами и выпученными глазами.

Кстати сказать, кот с того самого дня, как поселился у Луки, более не произнёс ни слова. Ничего не сказал даже когда Анфиса Павловна, спавшая, как все пожилые люди, чутко, и проснувшаяся от звона уроненных Лукой ключей, обозвала его костлявым недоразумением. Лука тогда забыла, как дышать… А ну как выгонит домохозяйка непутёвую жиличку, притащившую в дом животину? Но старушка только покачала головой и, взглянув на неё поверх очков, заявила:

- Корм будешь за свой счёт покупать! Ну и чтобы не гадил, мебель не драл! Понятно тебе! - последние слова она произнесла, глядя на кота, и непонятно к кому обращаясь, к нему или всё-таки к девушке.

Ответить за неё решил Бакс. Негромко мяукнул, будто согласился, и направился прямиком к Луке в комнату…

- Эй, просыпайся!

Кто-то тряс Луку за плечо. Просыпаться она не хотела - кот уже в прямом смысле съел несколько её рыбок, а она ни одной! Но крепкая рука и трясла крепко, как грушу, ей-богу. Тихонько зашипев от разочарования - уж очень хотелось съесть у Вольдемара одну из рыбок! - она разлепила глаза.

Машина стояла рядом с полуразрушенным зданием - то ли сарай, то ли коровник. Неподалёку располагались ещё несколько домишек. За ними, прямо перед перелеском, торчали из кое-где присыпанной снегом земли несколько крестов и надгробий.

Лука вылезла из машины и зябко потёрла руки. В области явно было холоднее, чем в городе.

- Мёрзнешь, что ли? - удивился Гаранин.

Не успела она ответить, как он скинул куртку и накрыл ей плечи, оставшись в одной футболке грязно-зелёного цвета с изображением хамелеона в смешной шапочке.

- А ты? - удивилась Лука, с наслаждением кутаясь в нагретую теплом его тела вещь.

- Мне не холодно, - пожал плечами он. - Идём.

Хорошо, что снега почти не было, а земля уже подмёрзла, потому обуви почти ничего не угрожало.

Гаранин довёл девушку до последнего покосившегося дома и остановился. Заброшенное кладбище выглядело не столько печально или устрашающе, сколько уныло.

- Ночью здесь несколько другая картина, - усмехнулся Яр, по-своему поняв вопросительный взгляд Луки. - Но ночью я бы тебя сюда не стал приводить…

- Думаешь, испугаюсь? - поинтересовалась та.

- Давай сначала проверим, - чуть наклонил он голову, - посмотри!

Она вновь окинула взглядом погост. Три позеленевших от времени камня, надписи на которых уже не прочитаешь, какая-то яма в земле - явно треснувшая и обрушившаяся могильная плита, несколько потемневших от времени крестов.

- Посмотрела! И что?

- Нет, ты не поняла, - покачал головой Гаранин. - ПОСМОТРИ!

А вот теперь до неё дошло. Только вот как это сделать по заказу?

Лука прищурилась… Закрыла глаза… От усердия даже высунула кончик языка… Но ничего не получалось! Ни-че-го.

- Ты чего? - Гаранин заглянул ей в лицо.

- Я не могу… не умею… - призналась Лука. - То есть, у меня иногда получается само по себе, а специально - ещё ни разу.

- А почему тебя родители не научили? - удивился Яр.

- Потому что… - Лука запнулась, - мои родители оказались приёмными, а о настоящих я ничего не знаю!

- Оказались… - пробормотал Гаранин.

Парень явно умел выделить из потока слов - главное.

- Мне однажды Муня через себя показывала, - спохватилась Лука. - Я её за руку держала и видела все её глазами. Может быть…

- Я не Видящий, - покачал он головой, - со мной так не получится.

- А кто ты? - пришла очередь удивиться Луке.

- Смотритель кладбищ, - засмеялся парень и вдруг, резко изменившись в лице, ткнул пальцем куда-то Луке за спину, - о, боже, там!

Похолодев, она обернулась… И сама не заметила, как перешла на периферическое зрение. Заброшенная деревенька расцвела всполохами - жёлтого, голубого, сиреневого… Краски были не яркими, медленно перетекали друг в друга, воронкой вились на одном месте. Заброшенное, спящее место, энергия которого не прибывает и не убывает…

- А теперь посмотри назад, - тихо, чтобы не спугнуть, сказал Гаранин.

Лука даже забыла рассердиться за то, что он напугал её. Взглянула на кладбище и… обомлела.

Над одной могилой, с крестом, сохранившимся лучше других, висело облако… Больше всего оно напомнило Луке радужный гель, что переливался внутри китайских игрушек-попрыгунчиков, жутко вонявших резиной. Иногда облако отплывало в сторону, делало круг вдоль видимой ему одному границы кладбища и возвращалось к кресту.

- Правее… - произнёс Яр.

Правее располагалась та самая могила с разрушенной плитой. Под ней багровыми контурами угадывались два тела… Приглядевшись, Лука разобрала сочленения костей, лобастые черепа с глубокими глазницами, внутри которых тлели злые огоньки. Скелеты лежали неподвижно, однако периодически принимались с усилием вытягивать конечности, скрежетать неплохо сохранившимися зубами и отталкиваться друг от друга.

- Кто это? - пересохшими от страха губами прошептала она.

- Костомахи - сгнившие до костей мертвецы, которые имеют обыкновение бродить по кладбищу. Особого вреда не принесут, пальцем ткни - рассыпятся в прах, но неподготовленного человека могут напугать до смерти!

- А оно? - она ткнула пальцем в белое облако.

- Претка - дух умершего, временно оставшийся у могилы.

Лука оглянулась. Как давно заброшена деревенька? Тридцать лет назад? Пятьдесят?

- Правильно мыслишь, - хмыкнул Гаранин. - Обычно они больше чем на сорок дней не задерживаются, а эта зависла… Или ждёт чего-то, или её держит что-то незаконченное.

- Она опасна? - уточнила Лука.

- Пока не начала изменять цвет, нет. У них, у духов, время понятие относительное, а ожидание иногда может быть долгим, гораздо дольше среднестатистической человеческой жизни. Вот когда она перестанет быть такой… светлой и радужной, тогда следует её опасаться.

Девушка взглянула на говорившего. Он следил за преткой с лёгким прищуром, будто прикидывал, как скоро она начнёт темнеть?

- Яр, ты медиум?

- Что? - удивился тот. - Боже упаси! Медиумы с ними общаются - это очень тяжело выдержать! Идём, а то на работу опоздаешь!

Гаранин развернулся и пошёл к машине, показывая, что разговор окончен. Лука, в последний раз взглянув на печальную претку, поспешила за провожатым, гадая про себя, кто же он такой - не Видящий, не медиум… Да кто?

***

- Ма-а-ам! Мы пришли! - крикнула с порога Муня, снимая обувь.

Семён Семёныч уже крутился в холле, тыкался носом в сумки и натужно хрипел.

У Луки сегодня, в понедельник, выдался выходной, и она с подругой отправилась в один из торговых центров - отметить первую официально полученную в клубе зарплату и посмотреть себе куртку потеплее. Зимние вещи остались дома, но возвращаться за ними девушка не собиралась, слыша в ушах памятный голос: ‘Здесь ничего твоего нет!’ Будь она мудрее, давно простила бы эти слова. Если не приняла бы, то хотя бы поняла срыв матери! Но житейская мудрость слишком редко бывает свойственна импульсивным студенткам, с жизнью во всей своей красе особенно и не сталкивающимся.

- Тебе надо взглянуть! - слышался в коридоре голос Этьенны Вильевны - Луке показалось, или он звучал более взволновано, чем обычно? - Эмма, я настаиваю! И вообще, сколько можно сидеть дома? Пора уже выбраться куда-нибудь!

Этьенна выглянула в коридор, кивнула и исчезла, тщательно закрыв за собой дверь.

- Пойдём в мою комнату! - подхватывая пакеты с обновками, позвала Муня. - Сейчас как вывалим всё это на кровать, как примерим!

- Я есть хочу! - призналась Лука. - Гамбургер давно приказал долго жить!

- Организуем! - отозвалась Муня, одной рукой доставая зазвонивший телефон, другой открывая дверь в свою комнату, а ногой отодвигая с пути радостно прыгающий цеппелин с хвостом. - Да?.. Девчонки, вы уже освободились? Давайте ко мне! Подумаешь, понедельник? Какие ваши годы, фу! Жду!

- Сейчас Всеславские заявятся, - блестя глазами, сообщила она Луке, - устроим девичник!

- По какому поводу? - удивилась та.

Муня пожала плечами.

- Просто так! Пойдём, пиццу разогреем, нет, две!

Лука, поглядев с тоской на новую куртку, капюшоном выглядывающую из пакета, отправилась за подругой. Уж очень хотелось примерить…

Спустя полчаса пришли Оля с Юлей, принесли торт, фрукты и бутылку шампанского. На улице был сильный ветер. Глядя на улыбающихся сестёр, раскрасневшихся, с одинаковыми блестящими голубыми глазами и растрепавшимися русыми волосами Лука невольно позавидовала их красоте. Они и Муня казались выходцами из другого, волшебного мира, куда ей, Лукерье Должиковой, путь был заказан. Впрочем, мимолётное чувство быстро исчезло, потому что девчонки принялись дружно тормошить её, заставляя примерить куртку. Всё, приобретённое Муней, тоже было рассмотрено, оценено и примерено. От хохота и девчачьих голосов дрожали стеклопакеты. Шампанское на голодный желудок - залог хорошего настроения и смеха без причины!

Семён Семёныч в примерках принимал деятельное участие, с удовольствием подставляя брюхо всем желающим его погладить.

В разгар веселья в комнату заглянула Этьенна в строгом сером костюме с меховой оторочкой. Окинула взглядом комнату и хохочущих девчонок, улыбнулась одними глазами и исчезла. Мопс побежал проводить её до двери, а затем вернулся - добирать почёсывания.

Вконец расслабившихся Всеславских Муня уложила спать в гостевой комнате. Лука оставаться наотрез отказалась:

- Прости, Мунь, у меня скотина дома некормленая! Вольдемар обижается, когда я забываю о нём, потом, гад, за ноги кусает!

- Вольдемар? - удивилась подруга. - Ты же вроде говорила, что хозяин его Баксом называл?

- Ну, он же теперь у меня живёт? - резонно заметила Лука. - Вот я и дала ему новое имя.

- Пойдём, провожу тебя до метро, - Муня вышла в холл. - Заодно проветрюсь и Семён Семёныча выгуляю!

Они неспешно шли по проспекту, по воле мопса останавливаясь у каждого дерева и фонаря.

- У тебя правда был роман с Гараниным? - неожиданно для себя самой спросила Лука. - Вы совсем разные!

Муня засмеялась. Легко и просто. Так не станет смеяться человек, отягощённый прошлым.

- Яр на самом деле ужасно романтичный и нежный, хотя и кажется… странным. Нам было легко вместе, а о будущем мы не задумывались… Затем появился Вит. Он упёртый, ты же знаешь. Вбил себе в голову, что я - его женщина, и пошёл напролом.

- А ты - его женщина? - заинтересовалась Лука.

- Не знаю, - пожала плечами та, - он заботливый и внимательный, готов для меня звезду с неба достать, перспективный… Не знаю!..

И она замолчала, со слабой улыбкой глядя на огни проезжающих мимо машин.

У метро подруги распрощались. Оглянувшись на высокую стройную фигуру Муни и семенящего рядом Семён Семёныча, смешно подрагивающего бубликом хвоста, Лука вспомнила, что забыла спросить у подруги - чем же он занимается, этот ‘ужасно романтичный и нежный’ Гаранин?

***

Работа была в самом разгаре, когда Лука отметила неожиданную паузу в разговорах посетителей. Взгляды всех были обращены к входу в зал, где стояли две дамы, в одной из которых девушка узнала Этьенну Прядилову. Вторая - высокая, бледная, с тяжёлой копной черных как смоль волос, одета была в простое платье-футляр длиной до колена и короткое белое пальто с воротником из альпаки.

Из служебного помещения за стойкой показался хозяин клуба. Из-за смуглоты, волнистых напомаженных волос и внимательного взгляда карих глаз Лука про себя звала Евгения Петровича Меркулова ‘крестным отцом’. За то время, что она работала в ‘Чёрной кошке’ хозяин впервые вышел, чтобы встретить гостей.

Сопровождаемые Меркуловым и менеджером Андреем, дамы поднялись на второй этаж. Андрей спустя несколько минут мухой слетел вниз, уцепил Луку, ждущую у стойки чека для клиента и потащил на кухню.

- Давай, давай, давай, быстро! Поднос, салфетку, два стакана с чистой водой!

- А…

- Аня за тебя рассчитает, быстрее, говорю!

- Что за спешка-то? - пробурчала Лука, расставляя на подносе стаканы и вазочку с алой розой, уже притащенную Андреем из кабинета Меркулова. - Кто та дама?

- Ты не знаешь? - Андрей едва не выронил бутылку с водой. - Это же Эмма Висенте! Ну, иди, иди… Максимальная вежливость и внимательность, Лука, ты поняла? Иначе вылетишь из клуба, и глазом не успеешь моргнуть!

Он ещё и угрожает! Толком ничего не объяснил, а туда же!

Сердитая Лука попыталась максимально вежливо и внимательно улыбнуться клиентке, составляя с подноса на стол стаканы, вазочку и толстенькие книжечки меню.

- Это Лука, подруга моей дочери, кстати, - пояснила Этьенна. - Лука, а что такое с розой?

Взглянув на цветок в вазочке, девушка опешила - тот почернел и засох. Вот-вот рассыпется в прах!

- Я… Я не знаю! Прошу прощения! - выпалила она, хватая вазу с проклятым цветком. - Немедленно заменю! Заказ сделаете сейчас?

- Мы немного подумаем, - ответила за Этьенну спутница низким, с хрипотцой, голосом.

У неё было бы совсем не примечательное лицо, если бы не неожиданная сила во взгляде серых глаз - от такой хотелось спрятаться куда-нибудь… в бункер.

Лука помчалась вниз и сунула растерянному Андрею вазу в руки, заплескав его щегольскую, на этот раз цвета лососиного брюха, рубаху.

- Это что такое? - свистящим шёпотом спросила она. - Ты мне что за цветок подсунул?

- Э-э-э! - растерялся тот, что вообще говоря, было ему не свойственно. - А-а-а!

- Другой есть? - потребовала Лука. - За державу обидно!

- Нету! - расстроился менеджер.

Лука выглянула из-за занавески и лихорадочно оглядела зал… Рядом с Муней лежал букет шикарных бордовых роз. Вит часто баловал её цветами.

Подлетев к подруге, она чмокнула её в щёку, вытащила из букета один цветок и метнулась обратно.

Следовало признать, что бордовая роза гораздо больше соответствовала обстановке ‘сумеречного’ зала, нежели алая!

Принимая заказ, Лука успела отметить простую, очень простую элегантность в одежде дамы, вызвавшей такой фурор у почтенной публики, и поблёскивающие в её ушах маленькие бриллиантовые серёжки. У клиентки не было ни браслетов, ни колец, ни яркого маникюра, а коротко подстриженные ногти делали её руки похожими на руки школьницы. Зато на бархатистой ткани платья переливалась шикарная брошь-стрекоза с хрустальными крыльями. Наборные фасеточные глаза из самоцветных камней казались настолько живыми, что Луке стало не по себе.

Когда она вернулась к бару, Андрей строго-настрого приказал другими клиентами не заниматься.

- Пока дамы не уйдут - они твои! Чтоб каждые десять минут наверх - стол проверить.

- Может, мне просто там побыть? - удивилась Лука.

- Не надо! Госпожа Висенте не любит, когда у неё над душой стоят.

- Да кто она такая? - всплеснула руками девушка.

- Занят я, занят! Вон, иди у Муни спроси, она не на работе! - отрезал Андрей и в спину напомнил: - Десять минут - и ап!

- Дрессировщик хренов, - фыркнула Лука и отправилась к своей компании, занимавшей привычный столик в углу под Раисой.

- Она вообще не меняется, - продолжил говорить, блестя глазами, Саня, когда обязательная процедура целования была закончена, - выглядит потрясающе! Вот это, я понимаю - настоящая женщина!

- Это о ком? - уточнила Лука, поглядывая то на Андрея, то и дело появляющегося и исчезающего у стойки, то на лестницу, то на часы - а ну как пропустит указанный интервал?

- Ты же ничего не знаешь! - опомнилась Муня. - Мама и Эмма Висенте - давние подруги. Эмма - одна из самых сильных ведьм, таких всего тринадцать, и вместе они составляют Большой Ковен Сестёр Равновесия, негласное правительство магического мирового сообщества. Она ведёт замкнутый образ жизни, почти никуда не выходит. Маме удаётся её вытащить куда-нибудь, по-моему, раз в пять лет! Увидеть её - большая редкость!

- Некоторые неадекватные личности даже называют это счастливой приметой! - усмехнулся Димыч. - Так что считай, Лука, тебе повезло!

Лука вздохнула и отправилась наверх. Да уж, повезло, так повезло!

Дамы заказали лёгкие салаты и кофе, наверное, после шести не позволяли себе пищи, вредной для талии. А вот шалость в виде сигареты - вполне. Когда Лука в очередной раз поднялась в Сумеречный зал, под потолком висело облако дыма, принявшее облик летящего под парусами корабля. Клиентки развлекались, гоняя его от стены к стене или заставляя разбиваться о риф - стоящего неподвижно у входа огромного мужчину в строгом костюме и чёрном галстуке. Откуда он здесь взялся, Лука понятия не имела - когда принимала заказ, дамы были одни, по лестнице никто не поднимался.

- Принесите нам ещё кофе, милая девушка, - попросила Эмма Висенте, накрывая руку Луки своей, - и карамели побольше!

И так она это сказала, что Луке тут же тоже захотелось кофе с карамелью. ‘Закончится этот безумный день - попрошу Макса сварить мне большой латте и добавить туда карамели! - размечталась она. - Возьму его и пойду домой… Может быть, Вольдемара угощу!’

Кот отличался разносторонними предпочтениями в еде - ел не только сухой корм, который хозяйка исправно насыпала ему в керамическую миску с изображением рыбной кости, но и свежие огурцы, мандарины и даже курагу. Отчего бы всеядной сиамской твари не попробовать латте?

Пробыв в ‘Чёрной кошке’ чуть больше часа, дамы ушли, оставив сказочные чаевые. ‘Шкаф’ в костюме из зала не выходил, однако, когда Лука пришла убирать стол, его там не оказалось. Чудеса, да и только!

Так она и сказала Максу перед закрытием, ожидая, пока он сварит ей кофе.

- Мир состоит из чудес, - подмигнул ей бармен, - счастлив тот, кто может их наблюдать… И знаешь, у каждого из нас есть своя мечта о чуде!

- И какая же у тебя? - поддержала игру Лука.

- Ты видела когда-нибудь цветок папоротника?

- Нет… Подожди, он же вроде не цветёт никогда!

- Это сказки для простых ботаников! Цветёт, Лука, цветёт - и ещё как! Только не везде, и не для всех! Считается, что цветок этот исполняет любые желания, лечит любые болезни! А тот, кто увидит его хоть раз - никогда не забудет!

- А есть те, кто видел?

- Среди наших сверстников нет… А вот среди старших Хранителей есть - ходят такие слухи уже которое десятилетие. А слухи на пустом месте не возникают!

Лука пожала плечами и приняла от бармена высокий пластиковый стакан с кофе.

- Красиво, наверное, - сказала она, - только я не верю… До завтра!

- Пока! - ничуть не обидевшись, улыбнулся Макс. - Бабуле привет!

Латте коту понравилось. Вылакав блюдце, он столбиком сел рядом, обвил аккуратно составленные лапы черным хвостом, зажмурил голубые глазищи и громко заурчал.

- Ненасытная ты скотина, - ласково сказала Лука, подливая ему ещё кофе, - тварюга глазастая!

Вольдемар боднул её головой под колено, отчего она едва не упала, и занялся блюдцем.

А Лука сходила в душ и завалилась спать. Под закрытыми веками в зелёной горсти папоротника распускался огненный цветок, похожий на большую бабочку, горел, прогоняя тьму, боль и горе. Встреть она такое чудо, о чём бы попросила? Наверное, найти настоящих родителей…

***

Это случилось, когда Лука шла из магазина. Словно шагнула из тёмного коридора в ярко освещённую комнату. Мир засиял разноцветными пятнами, от которых стало больно глазам. Толпа на улице перестала быть толпой. В это мгновение Лука могла сказать, как кого зовут, сколько лет, есть ли дети и вырезан ли аппендикс. Знание обрушилось на разум, будто стена, пригвоздив девушку к месту. Она стояла на проходе, шедшие мимо люди толкали, ругали, ворчали - Лука не слышала.

Вон та женщина давно и безнадёжно больна, но не сдаётся - кормит уличных голубей и кошек, и верит в лучшее. И может быть - может быть! - у неё всё получится!..

Тот мужчина на днях развёлся с женой, не знает, как жить дальше, хотя рядом есть женщина, готовая сделать его счастливым!..

А тот парнишка мечтает об айфоне…

И та девчонка…

Ни фига себе, как их много, оказывается, айфонутых!

Девушка, прошедшая мимо…

Лука моргнула, и мир зашевелился.

На другой стороне улицы мелькнула знакомая брезентовая куртка…

Девушка уходила вперёд - красивая, стильно одетая, в ботильонах на тонких каблучках… С ней что-то было не так, но Лука не могла понять, что. У неё кружилась голова, и было сухо во рту, а руки тряслись так, что она не удержала и уронила сумку с продуктами. И расширившимися зрачками следила, как та будто в замедленной съёмке летит на асфальт. Прощайте, яйца! Два десятка!

Неожиданно появившаяся в поле зрения мужская рука перехватила ручки пакета, удерживая его от падения. Кто-то крепко обнял Луку, не давая упасть. Краем глаза она увидела, как та девушка садится в шикарный чёрный лимузин, остановившийся у обочины, и уезжает, а затем подняла взгляд на лицо… Ярослава Гаранина.

- Пойдём, вон кафе, - лаконично сообщил он и потащил её к входу в кафе.

Луке было так плохо, что хотелось прямо здесь и сейчас лечь на асфальт и умереть.

- Большой американо и шоколадку, быстро! - приказал Гаранин официанту.

Тот метнулся исполнять заказ с такой скоростью, будто увидел говорящего тигра.

Спустя пару минут Гаранин заставлял Луку пить обжигающий кофе и заедать горьким шоколадом. Несмотря на обожжённые язык и нёбо девушка почувствовала себя гораздо лучше. Исчезла ужасная дурнота, навалившаяся там, на улице, головная боль свилась в кольцо, буравя висок, но не всю голову.

- Что… Что со мной было? - спросила она заплетающимся языком, когда смогла разговаривать.

Яр внимательно посмотрел на неё, прикинул что-то, полез в свой чудесный рюкзачок и достал флакон из тёмного стекла. Отвинтил крышку, капнул несколько капель бесцветной жидкости в кофе.

- Выпей залпом, я сейчас ещё закажу.

- Но…

- Пей, я сказал!

Спорить с ним она не решилась. Сейчас у него было совсем другое выражение лица - не сонное, не непонятное, а сосредоточенное, в чём-то даже хищное. Будто он увидел в ней нечто, с чем следует разобраться немедленно, иначе будет поздно!

Кофе показался более горьким, чем обычно. В голове что-то тоненько засвистело, как чайник, выпускающий пар, и боль растворилась окончательно. Руки тоже перестали трястись.

Официант, выглядящий испуганным, поставил перед ней ещё один американо.

- Выпей весь, но уже можешь не торопиться, - пояснил Гаранин.

Расслабился, откинулся на спинку диванчика, на который сел рядом с Лукой.

- Там была девушка, - вспомнила та высокий силуэт на каблуках, - с ней случится что-то плохое… Сегодня… В полночь!

Перед глазами руной вспыхнул изломанный силуэт на рельсах… сломанный каблук.

Лука подняла полные ужаса глаза на Гаранина и с ужасом прошептала:

- Яр, что со мной? Почему я это вижу? Я не хочу… Не хочу!

Последние слова она выкрикнула. Он встрепенулся, выпростал руку, обнял девушку, притянул к себе, заставив уткнуться лицом ему в грудь. Мышцы под тонкой футболкой с изображением на этот раз какого-то ползучего гада, казались стальной плитой.

- Тихо, тихо… Это твой Дар, он просыпается. Чем он сильнее, тем тяжелее с ним справиться! Хорошо, что я тебя увидел на улице, успел подойти.

Силуэт сломанного человеческого тела истаивал, стирался в памяти, оставляя ощущение ужаса и тоски. Вдыхая запах практически незнакомого ей человека, Лука впервые в жизни плакала навзрыд. Оплакивала ту, что должна была этой ночью умереть.

***

В тот день Лука на работу не пошла: Яр из кафе позвонил Муне, Муня - Андрею, и тот милостиво позволил официантке отдохнуть один день за свой счёт. Затем Гаранин вызвал такси, усадил в него подопечную и распрощался, убедившись в том, что девушка домашний адрес помнит и по дороге в обморок не упадёт. Что бы он ни накапал ей в кофе, действовало оно эффективно. Лука больше не чувствовала той страшной, туго свитой пружины внутри, не видела выматывающих картин изнанок чужих жизней, но слабость была такая, что дрожали ноги. Приехав домой, она сообщила Анфисе Павловне через дверь о подцепленном вирусе, налила себе кипятка в термос и закрылась в своей комнате в компании с котом. Вольдемар, видимо, понимал, как плохо новой хозяйке, потому что был необычайно ласков, тёрся мордой о её лицо и всё укладывался ей на плечо, грея ухо с жаром доменной печи. Когда Луке надоело перекладывать его в ноги, она задремала, щекой ощущая шелковистый и горячий кошачий бок. Снилась ей недоигранная партия в рыбок. Зубастая тварь, несправедливо именуемая котом, по-чеширски улыбалась со стула напротив, наблюдая, как Лука раздумывает над неизвестными ей правилами игры.

- Когда чего-то не знаешь, попытайся понять самое простое, - промурлыкал кот. - Например, в этой игре самое простое - как я ем твоих рыбок! - и он тут же закинул в пасть одну из золотых рыбок с выпученными глазами.

- Как? - растерялась Лука.

- Просто бер-ру и ем! - мурлыкнул кот. - Делай ход!

- Ах так! - возмутилась девушка и одну за другой съела сразу пять рыбок с кошачьего поля.

- Умрррумница, - покивал Вольдемар. - А теперь задай себе вопрос, почему ты меня слышишь? И найди на него самый простой ответ!

Как Лука ни старалась, ответ не находился. Видимо, понятие о логике у кошачьих и прямостоящих в корне различались.

Проснулась она от ощущения прохладной ладони на лбу. Мама всегда садилась рядом, когда она болела, клала ладонь ей на лоб, и та была узкой, прохладной и твёрдой… Шевельнулось в сердце чувство, очень похожее на надежду, что всё с той памятной ночи не более чем сон…

- На-ка, выпей, иллюминация - услышала Лука ворчливый голос Анфисы Павловны, - вся горишь!

Старушка помогла ей приподняться и напоила каким-то пахучим травяным отваром, от которого Луку сразу бросило в ещё больший жар. Довольный теплом Вольдемар громко урчал.

- Подруга твоя обзвонилась… - продолжала ворчать домохозяйка. - Ты уж прости, но на последний звонок я не выдержала - ответила, а то жужжит и жужжит телефон, будто комар мерзкий! Сказала, скоро будет - с лекарствами, апельсинами и Саней в придачу. Кто такой Саня? Её парень?

Лука с трудом разлепила запёкшиеся губы.

- Наш друг, целитель.

- Дело хорошее!

Анфиса Павловна замолчала, но не ушла. Сидя на краю дивана, на котором лежала Лука, задумчиво гладила довольного кота по голове, чесала под подбородком. Вольдемар задирал голову, отчего были видны острые белые клыки, торчащие из-под верхней губы. Вылитый Дракула!

- Мне Макс рассказывал о цветке папоротника, - прошептала Лука. Теперь её бросало то в жар, то в холод, как при высокой температуре. На мгновение она даже поверила в то, что подцепила вирус, но вспомнила ощущение потери, накрывшее, когда она смотрела на садящуюся в машину незнакомку, и перестала думать об ОРВИ. - Мол, он от всех болезней лечит и желания исполняет… Разве такое может быть?

Старушка непонятно хмыкнула, помолчала, глядя в окно на ранние сумерки.

- Знаешь, иллюминация, а я ведь его видела однажды!

- Не может быть! - Лука даже приподнялась на локте, но тут же упала обратно на подушку.

- Правда, - как-то… мечтательно улыбнулась Анфиса Павловна.

- А желание? Желание загадали?

- Рано было… Он ещё не расцвёл. Бутон такой, знаешь, размером с детский кулачок, чёрный, тугой, как шишка не раскрывшаяся, а внутри, будто угли тлеют. Свет от них… тёплый. Смотришь и понимаешь, что всё будет хорошо! На Ивана Колдовского это было… Ночь, когда вода и огонь вступают в священный союз, наша ночь, ночь стихийников. Хотя её все Хранители празднуют, мы - боле остальных. Купание и прыжки через костёр других очищают от дурных помыслов, а нам дают силу на год вперёд. Сейчас-то сложно стало правильное место найти, а раньше, в какой лес ни зайди на Купалу - расцвечен кострами, воды венками из цветов украшены… Девушки травы целебные собирали до рассвета, росой умывались… Букеты из нарванных ночью цветов под подушку клали. Любились с парнями на берегах водоёмов, под плеск волн…

Анфиса Павловна замолчала. Лука заворожено следила за ней. Блеклые от старости глаза пожилой дамы осветил волшебный свет, словно шедший изнутри. Свет памяти. Что она видела в эту минуту? Кого в воспоминаниях обнимали её руки? Какие слова так и не были произнесены?

- А потом? - шёпотом спросила Лука, боясь спугнуть это мгновение.

- На следующую ночь мы вернулись за ним, но не нашли, - мечтательно улыбнулась Анфиса Павловна, - наверное, кто-то нас опередил!

- И вы не жалеете?

Домохозяйка строго посмотрела на неё.

- О чём жалеть, иллюминация? Коли не пошёл цветок в руки, значит, не судьба! Вещи такой силы от начала времён свою волю имеют, и не нам, людям, её оспаривать! Звонит кто-то!..

В дверь действительно трезвонили изо всей силы.

Спустя несколько минут на пороге комнаты показался спасательный десант - Муня, Саня и Юля Всеславская.

- Анфиса Павловна, вот конфеты к чаю, вот апельсины, - говорила Муня, обернувшись в оставшейся в коридоре хозяйке, - можно я Луке соку свежего сделаю?

- Соковыжималка-то есть у меня, - отвечала та, - пойдём на кухню. Хорошо бы ещё морковного добавить!

- Ну-ка, ну-ка, - Логинов тронул тыльной стороной ладони лоб Луки, отдёрнул, затряс, будто обжёгся. - Ой-й! Пошёл мыть руки!

- Ты чего разболелась? - поинтересовалась Юля, увидела лежащего за Лукой Вольдемара и всплеснула руками. - А это у нас кто?

Кот сел, внимательно глядя на гостью.

- Какой шикарный котище! Лука, можно его погладить?

- Гладь, - слабо улыбнулась та. От образовавшейся в комнате суеты у неё опять заболела голова.

Юля протянула к коту руку, тот прижал уши, но поглаживания стерпел. Затем, дёрнув недовольно хвостом, утёк под диван большой бежево-чёрной каплей.

- Скажи А! - с порога заявил вымывший руки целитель. - И давай я тебя послушаю! Свидетели утверждают, что у тебя ОРВИ! Это очень опасное заболевание, если вовремя не вылечить!

Лука только головой покачала. Смеяться сил не было.

- Я тебя не щупаю! - уточнил Саня, кладя одну руку ей на горло, а другую - на спину. - Это я на всякий случай, чтобы ты не заехала мне по морде…

Он замолчал, будто прислушивался к чему-то. Затем убрал руки, и неохотно отодвинулся от Луки. Выражение лица у него было озадаченное.

На пороге появилась Муня со стаканом свежевыжатого сока.

- Ну что, Авиценна? Жить будет?

Подойдя, подруга чмокнула Луку в макушку и сунула ей в руки стакан.

- Давай, пей! Не холодный!

Спорить с ней было бесполезно, это Лука уже знала, поэтому молча выпила сок.

- Ребята, идите чай с конфетами пить, - позвала с кухни Анфиса Павловна.

- Вы с Юлей идите, - махнул рукой Саня, - а я полечу её и присоединюсь. Только конфеты все не слопайте!

Девушки ушли.

- Простуда у тебя, и правда, начиналась уже… - заметил Логинов. - Но чувствуешь ты себя погано не поэтому. Сама не догадываешься?

- Дар? - спросила Лука, внимательно глядя на него. - Это мой Дар дал о себе знать?

- Именно… Сильное проявление, однако! Раньше такого не было?

Вновь вспомнив, как мир вдруг заволокло ужасом и тоской, Лука отчаянно замотала головой. ТАКОЕ с ней было в первый раз!

- И как он проявился? - не отставал Саня.

- Как… Как у Видящей… - пробормотала Лука, ощущая, что окончательно запуталась в происходящем.

А как же стихии, что открылись ей одна за другой? Вода - в луже, земля - в головастике из глины, огонь - в печи и воздух - чуть не убивший Тёмку? Муня говорила, что она, Лука, сможет видеть что-то, но не так ясно, как сама Прядилова. Однако Лука знала, что в тот момент воспринимала всё куда чётче, чем тогда, когда подруга впервые показала ей периферический мир.

- Тебе надо отлежаться пару дней, - покачал головой целитель. - Я попрошу Димыча занести тебе зелья для скорейшего восстановления. Не бойся, они безвредны, просто помогут быстрее справиться как с начинающейся простудой, так и с упадком сил после Проявления. Поспи, - Саня дружески потрепал её по плечу, - а я пойду конфеты доедать, пока девчонки все не слопали! Завтра загляну к тебе, ок?

Лука кивнула. Легла на бок, завернулась в одеяло. Спустя пару минут после того, как Логинов ушёл на кухню, в ногах ощутимо потяжелело. Вольдемар, несмотря на свойственную породе стройность, весил немало. Жар от кошачьего тела утягивал в сон. С кухни доносились смех и голоса друзей, звон посуды, шум воды. И под эти звуки, обещающие, что всё будет хорошо, Лука уснула.

Она провалялась с температурой всю неделю. Пришлось вызывать врача и брать больничный, чтобы на работе оплатили хоть что-то. Брат звонил каждый день, ругался нехорошими словами на ногу, что пока не давала ему выходить из дома.

- Я ж тебе должен кило аписинов привезти! - вопил он в трубку. - Иначе, что это за болезнь? Без аписинов?

Лука тихо смеялась - Тёмка и в детстве никогда не называл апельсины - апельсинами. Только ‘аписинами’.

На следующий день после визита Муни и остальных, зашёл Димыч. Раскланялся с Анфисой Павловной, подарил ей последний номер журнала ‘Караван’ и заглянул к Луке в комнату, постучав по дверному косяку.

- Можно к тебе, болезная?

Лука, лохматая, красная от жара, с поволокой в отёкших глазах, встретила его замученной улыбкой.

- Свят-свят-свят! - воскликнул Димыч, скидывая рюкзак и выставляя на стол литровый термос и несколько пузырьков. - Вылитая баньши! Только стриженая!

Девушка наморщила нос и ничего не ответила, с интересом следя за его действиями. Он отвинтил крышку от термоса, налил в стаканчик какой-то мутной жидкости… По комнате сразу распространился сильный травянистый запах, затем поочерёдно накапал в стакан зелий из разных пузырьков и в довершение всего сыпанул белого порошка, отмерянного на кончике ножа. Поднёс стаканчик Луке.

- Выпей. Послезавтра приду, снова намешаю, а то ещё ошибёшься в дозировке. Старайся спать и чистой воды пить побольше. Сильно тебя Даром приложило, хочу заметить, но мы и не с таким справлялись! Хорошо, что Яр тебя на улице подхватил. А то, наверняка, в обморок бы прямо там шлёпнулась!

- Он что-то рассказывал? - слабо спросила Лука, с подозрением косясь на стаканчик.

Димыч пожал плечами.

- Гаранин у нас не сильно разговорчивый парень. Только то, что тебе стало плохо на улице, а он это увидел, напоил тебя кофе и отправил домой на такси.

- Вы давно знакомы?

- Лет пять, наверное. С тех самых пор, как он с Муней гулял. И потом, он мой постоянный клиент.

- Клиент? - удивилась Лука.

Зажмурившись, выпила, наконец, зелье, у которого оказался мятный вкус с горчинкой.

- Ну да, - Димыч, улыбаясь, отнял стакан. - Работа у нас, у алхимиков, такая. Зелья да тинктуры магические варить.

Лука ощутила, что её опять утягивает в сон.

‘И какие зелья покупает у тебя Ярослав Гаранин?’ - хотела было спросить она, но сама не заметила, как отрубилась.

***

За прошедшую неделю в ‘Чёрной кошке’ ничего не изменилось. Всё-так же загадочно мерцала зелёными глазищами Раиса с панно на стене, официанты в бордовых передниках и галстуках бегали по залу или болтали у стойки, ожидая, пока бармены сварят кофе клиенту или намешают коктейль, постоянные посетители сидели за любимыми столиками.

Лука чувствовала себя совершенно здоровой, вот только иногда ловила на ощущении, что, сама не замечая как, переходит на периферическое зрение, узнавая о людях тайны, к которым вовсе не стремилась. Ей очень хотелось поговорить об этом с Муней, а ещё лучше, с Этьенной Вильевной, но для первой она пока не находила слов, а вторую побаивалась. А вдруг скажет, что с ней, с Лукой, что-то не так? Что Дар неправильный? Как-то не слышала она пока о ведьмах и колдунах, у которых было бы сразу несколько ‘магических специализаций’!

Знакомая троица здоровяков появилась в клубе около полуночи, заняла пустующий столик в углу. Заказали пиво и креветок в остром соусе - для начала. Пока девушка протирала столик, раскладывала салфетки, прислушивалась к беседе:

- Всё, как я и предполагал, братцы. Помните, про Брянск рассказывал? Про кладбище вскрытое? Ну вот, как полнолуние началось, полезло оттуда всякое… Но самое плохое - уже есть два трупа. Сторож со стройки и мужик какой-то, что с собачкой вышел погулять после полуночи…

- Адрианыч, контракт объявили? Какова сумма?

Тот, покосившись на Луку, одними губами назвал сумму. Не было произнесено не слова, только вот она будто наяву увидела цифры - пятьсот тысяч.

- Не хило! - присвистнул тот самый бородач, что делал у неё заказ в прошлый раз - Пётр. - На мелочь не тянет…

Адрианыч откинул крышку с телефона, покопался в папках, открыл одну из картинок. И снова Лука увидела то, что он показывал только товарищам - на подмёрзшей земле чётко угадывался трёхпалый нечеловеческий след.

- Оп-паньки! - сипло сказал третий из здоровяков. - Редкая птица по нынешним временам! А что, контракт уже выкуплен? Втроём можно было бы…

- Перехватили, - мрачно поморщился Адрианыч, - одиночка взял.

Лука, как ни вытирала старательно стол, как ни поправляла салфеточки, пепельницу и картонные подставочки под бокалы, вынуждена была отойти к бару. Здоровяки и так уже косились на неё с подозрением!

Ей ужасно хотелось окунуться в этот волшебный мир по самую макушку, понимать тайные смыслы, заложенные в простых казалось бы словах… Но пока не получалось. Лука понимала, что ей не хватает знаний. Жизнь сама подталкивала к этому пониманию, и постепенно в ней зрела решимость поговорить с Анфисой Павловной о занятиях. Останавливало лишь безденежье - после новой куртки и недели на больничном зарплаты должно было едва-едва хватить дожить до следующей!

Вольдемар встретил хозяйку на пороге. Толкал головой, мурчал, тянул к её лицу лапы. Взяв на руки длинное хвостатое тело, она вышла на кухню и подошла к окну. Слабый снежок едва побелил двор, освещаемый фонарями. На деревьях неопрятными тряпками висели побуревшие листья. За одну из веток зацепился полиэтиленовый пакет и бился на ветру, похожий на маленькое привидение. Лука вспомнила претку на кладбище. Как, должно быть, тоскливо дефилировать вокруг собственной могилы, ожидая чего-то… Неправильно это! Те, кто уходят, должны уходить, а не задерживаться на пороге! Ощущение неправильности вдруг стало таким острым, что у неё заныло сердце. Будто сквозь ночную темноту и расстояние заблудшая душа кричала безмолвно, прося о помощи…

Вольдемар тронул лапой её щеку, напоминая о себе, любимом, и пустой миске.

Луке сморгнула. Где-то на краю сознания всё ещё слышался этот вопль, полный боли и отчаяния. Она спустила кота на пол и полезла в шкафчик за кормом. Привидится же такое!

Но на сердце было тяжело.

***

С домохозяйкой она всё-таки поговорила.

- Точно решила? - уточнила та, глядя на неё поверх очков, чем ужасно напоминала строгую, но справедливую училку. - В ведьмовство вступают единожды, как в Лету! Назад дороги не будет, зато у тебя появится куча новых обязательств и ответственности. Ты к этому готова?

Лука легкомысленно махнула рукой, даже не сомневаясь, что справится. Вон, с самостоятельной взрослой жизнью справляется же? Даже пару зачётов сдала в универе!

Анфиса Павловна только головой покачала. Прекрасно понимала, каким простым кажется понятие ‘ответственность’ для молодого неокрепшего ума. Что ж… Жизнь научит.

Теперь каждый день, без праздников и выходных, в любую погоду, Анфиса Павловна занималась с Лукой на кухне, а иногда на улице - в маленьком скверике, разбитом позади дома.

- А с чего мы начнём? - поинтересовалась ученица в самом начале обучения. - С какой стихии?

Анфиса Павловна задумчиво стянула с седых волос гребень, надела снова.

- Любая стихия, иллюминация, в опытных руках будет опасна или спасительна. Вода разрушает здания не менее огня, смерчи губят людей и посевы так же, как грязевые сели… Но у каждого стихийника есть своя любимая вотчина, иногда две. У меня, например, это огонь и воздух. Из этих двух с чего ты сама хотела бы начать?

- С огня! - воскликнула Лука.

Мысль о подчинении стихии, едва не убившей брата, была неприятна. Да, она понимала - это случилось по её, Луке, воле, точнее, безволию… Но внутреннего неприятия понимание не убирало.

Во время первого занятия Анфиса Павловна положила между ними на стол коробок спичек.

- Стихийник работает с любым носителем - от деревянной палочки неандертальца, до газовой горелки. Мастеру-стихийнику носители не нужны. Он умеет получать огонь из окружающего мира. Однако новичку лучше начинать с естественного носителя стихии, да и… - она усмехнулась, - газовой горелки у меня нет! Поэтому будем учиться зажигать спички!

Выражение лица сидящей напротив девушки стало критическим.

- Зажги спичку, - улыбнулась Анфиса Павловна, - как умеешь, так и зажги.

Лука взяла в руки коробок, достала спичку и, ощущая себя полной идиоткой, чиркнула головкой спички о бочок коробка. На деревянной палочке заплясал огонёк. Домохозяйка тут же его задула. А затем сделала мягкое движение рукой - и пламя вспыхнуло снова, сильно и ярко, едва не обожгло Луке пальцы. Зашипев не столько от боли, сколько от неожиданности, она уронила спичку на стол. Та потухла, ещё не упав.

- Оно бы тебя не обожгло, - покачала головой старушка, - вспомни, сама мне рассказывала про огонь в печи! Давай снова… Не выпускай спичку, даже когда пламя коснётся кожи!

Но Лука выпустила… Детские воспоминания казались далёкими и тусклыми, а здесь и сейчас рефлексы кричали, что ей будет больно, очень больно. Лишь на пятый раз у неё получилось сдержаться и просто смотреть, как догорающая на ладони спичка превращается в скрюченную палочку, мажущуюся золой.

- Хорошо! - тогда сказала Анфиса Павловна. - И на этом сегодня всё. Будешь ложиться спать, постарайся вспомнить, как ты перестала бояться огня. Это очень важно!

Занятия с ведьмой-стихийницей были недолгими по времени, не утомительными и напоминали Луке какую-то прикольную игру, правил которой она пока не понимала, но старалась следовать. ‘Если тебе что-то не ясно сейчас, - заметила как-то Анфиса Павловна, - это не значит, что будет неясно всегда. Слушай. Запоминай. Думай. Пытайся находить связи между вещами. Стремись их УВИДЕТЬ!’

Спустя два дня с начала занятий Лука научилась снимать пламя со спички и держать на ладони, не давая угаснуть. Спустя ещё несколько - перекидываться с учительницей огненным шариком. Тут, правда, без эксцессов не обошлось - пострадала занавеска, куда Лука слишком сильно запульнула огненный снаряд. Едва успели погасить. Кухню пришлось проветривать, открыв окно настежь и держа на руках вырывающегося Вольдемара, который хоть чихал от запаха горелой ткани, но отважно рвался на подоконник. За увлекательными занятиями Лука даже не заметила, что прошла неделя. В воскресенье вечером, когда народу в клубе было полно, она снова увидела за столиком в углу знакомую троицу ‘культуристов’. Уже зная их вкусы, сразу прихватила нужное пиво и сухарики с креветками, обжаренными в чесночном соусе.

- Да ты ж моя красотуля! - восхитился бородач, которого остальные называли просто Петром. - Сейчас я тебе скажу, кого мы соизволим сегодня съесть!

Пока он проглядывал меню, она терпеливо стояла рядом, держа карандаш наготове, а сама прислушивалась к привычно тихому разговору Адрианыча с третьим членом компании.

- Слышал уже, кто Брянский контракт взял? - спросил тот.

- Нет, - удивился Адрианыч, - ты же знаешь, тайну имени запрещено раскрывать. Мне тогда удалось узнать только, что одиночка это был… Честно говоря, самоубийца какой-то!

- Это… - склонившись к его уху он одними губами прошептал имя.

Петр, просматривающий меню, вскинул удивлённый взгляд, пробормотал: ‘Во даёт парень!’ и снова погрузился в изучение блюд с мангала.

Лука стояла ни жива, ни мертва. В устах этих троих слово ‘контракт’ звучало так, словно они подразумевали под ним что-то жуткое. Но самое ужасное было в том, что произнесённую фамилию она знала!

- Ходят слухи, он вообще за любую работу берётся! Даже за самую грязную! Ничем не брезгует! - покачал головой Адрианыч. - Его хоть видел кто-нибудь после?..

- Я не видел! - не отрываясь от меню, сообщил Пётр.

Лука в очередной раз поразилась его ‘кошачьему’ слуху.

Она едва дождалась прихода в клуб друзей. Отозвала Димыча под удивлённым взглядом Муни и заинтересованным - Сани и выпалила:

- Как давно ты видел Яра?

- Не видел, но неделю назад он Муне насчёт тебя звонил!

- А ты его видел? С тех пор - видел?

- Так, - Димыч посерьёзнел, - пойдём-ка, выйдем-ка подышать. Не нравится мне твоё выражение лица!

Луке оно тоже не понравилось - мельком взглянула на себя в зеркало, пока поднимались с Димычем по лестнице в Сумеречный зал и выше - на продуваемую ветром пустую крышу. Тут она рассказала ему о подслушанных разговорах - и в прошлые разы, и в этот. И о фото, что увидела в телефоне Адрианыча.

Алхимик как-то резко помрачнел. Теперь Луке не нравилось не только своё выражение лица, но и его.

- Сейчас я сделаю пару звонков знакомым, может, кто-то с ним общался за эту неделю, - пояснил он, доставая смартфон, - ну, а если нет… Нехорошо! Очень нехорошо!

Предчувствуя неприятности, Лука сбежала вниз. Андрей встретил её недовольным взглядом, но ничего не сказал.

Хотьков спустился через некоторое время, поймал Луку, бегавшую по залу с подносом.

- Его никто не видел… И это плохо! Надо съездить к нему домой!

- А ты знаешь, где он живёт?

- У Муни есть адрес.

- Возьми меня с собой? - попросила Лука. - Только я работаю до трёх… Но завтра выходной!

Алхимик что-то прикинул.

- Давай я за тобой заеду после работы? Если все так, как я предполагаю, то есть, плохо, понадобятся мои зелья. Я как раз за ними съезжу и вернусь к трём. Идёт?

Лука тронула его за плечо.

- Спасибо, Димыч! Ты такой хороший!

Тот вдруг поцеловал её в щеку и, засмеявшись, потрепал по плечу.

- Жаль, ты не в моём вкусе, Лука! Из нас вышла бы отличная пара - я, такой хороший, и ты, такая хорошая! До встречи!

***

Димыч ездил на серебристом Suzuki Grand Vitara. В тёплом салоне Луке сразу же захотелось спать, однако провалиться в сон не давало нервное возбуждение и какой-то детский страх. Перед чем, она не могла понять. Так боялась, когда была маленькая, темноты под кроватью, пыльного чердака на даче, заставленного старыми, крытыми чехлами предметами мебели, крика совы из леса…

Мотор машины гудел ровно и успокаивающе. Димыч поглядывал на Луку, неестественно бледную, расширившимися зрачками следящую за дорогой, молчал. Наконец, не выдержал. Притормозил, достал с заднего сидения рюкзак, бросил спутнице на колени:

- Достань термос… Там кофе.

Она послушно отвинтила крышку, разлила ароматный напиток по крышечкам-стаканчикам.

- Ты с семьёй видишься? - спросил вдруг Димыч.

Лука чуть не выронила стаканчик.

- Муня говорила, у тебя проблемы с ними, ты ушла из дома. Это правда?

- Правда… - помолчав ответила она. - Я с ними не вижусь…

- Скучаешь?

Девушка повернулась к нему.

- Дим, почему ты спрашиваешь?

Он замялся - видно было, что смутился. Характерным жестом поправил на переносице поттеровские очки.

- Видишь ли, мои предки живут в Европе, уже лет шесть как… И меня зовут переехать. Я закончил химико-технологический, пока учился, о переезде речи не было. А теперь не знаю, что делать. По ним ужасно скучаю! Они у меня хорошие… Но и уезжать не хочу. Вот и спросил, как ты… одна. Как справляешься?

Лука отпивала мелкими глотками кофе и думала о том, что благодарна парню за искренность и это смущение. Действительно, жаль, что она не в его вкусе! Покосилась на него. Он смотрел на дорогу. Губы сжаты, желваки напряжены. Ждёт ответа. Действительно ждёт!

- Я справляюсь! - твёрдо сказала Лука. - Как тебе объяснить… Я вдруг поняла, что могу делать всё сама. Принимать решения. Покупать продукты. Планировать расходы. Нести за кого-то ответственность. Раньше это было мне не нужно. Я вдруг поняла, как это для меня важно - ни от кого не зависеть! Но… - она закрыла термос крышкой и убрала в рюкзак, - но ты прав, Дим. Я скучаю по ним… Вот только мы плохо расстались. И я не знаю, как теперь всё исправить!

Собеседник вздохнул.

- Вот и я не знаю, как им сказать, что уезжать не хочу! Придумываю отговорки… А ещё, знаешь, боюсь, что встречу какую-нибудь классную девчонку, а она со мной будет только для того, чтобы уехать туда!

Лука почесала в затылке. Девчонки, они, разные бывают!

- А ты не говори! - оживилась она. - Вот до свадьбы и не говори?

- А потом? - поморщился Хотьков. - А если это будет её заветная мечта - уехать? И она как узнает, начнёт меня уговаривать?

Лука отобрала у него уже пустой стаканчик и бросила в рюкзак. Подумала.

- Знаешь, Димыч, если она действительно будет тебя любить, никогда не сделает того, чего ты не хочешь! И заставлять не станет!

- Думаешь? - просиял тот.

- Думаю, - кивнула Лука.

На сердце было тепло. Когда кто-то делится с тобой сокровенным, кто-то считает тебя достойным, чтобы поделиться, это так здорово! Наверное, это и называется - друзья? Не те, с которыми пьёшь пиво и блюёшь потом под забором, обжимаешься в подъездах, треплешься ни о чём. Не те, что хвастают перед твоим носом каждой новой тряпкой или телефоном, которых ты себе позволить не можешь. А настоящие… настоящие друзья!

Свет фар выхватил ржавые ворота с надписью: ‘Садоводческое товарищество ‘Алёшинские трясины’. Фонарей за ними почти не было. А там, где были, блестела тускло и жутковато вода в мелиорационных канавах.

- Где это мы? - почему-то шёпотом спросила Лука.

Уверенность не вселял даже басовито звучащий мотор.

- Дачный посёлок.

- А почему темно так?

- Да в конце ноября кому ж тут быть? Съехали все.

- Яр здесь, что, живёт? - догадалась, наконец, Лука.

Димыч кивнул.

- Но почему?

Он пожал плечами.

- Подробностей не знаю… Знаю только, что квартиру сдаёт, а живёт на даче. Круглый год. Муня рассказывала…

Машина остановилась у калитки. Забор был не новым, но крепким. Лука вышла, зябко обнимая себя за плечи, с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий влагой, стылостью, палой листвой и, немного, дымом.

Димыч дёрнул калитку, чертыхнулся. Наступив на капот машины, налёг на забор грудью, перемахнул на ту сторону. Спустя мгновение открыл створку.

- Заходи.

Лука шагнула вперёд. Темнота стояла, хоть глаз выколи. Девушка сама не заметила, как перешла на периферическое зрение, и тут же будто попала в сад Спящей красавицы. Деревья медленно делились с землёй серебряными отблесками древесных соков, жёлтая трава, покрытая изморозью, мерцала самоцветами, голубел лежащий кое-где снег, ещё не успевший сваляться в плотный наст. От двухэтажного, классического дома с двускатной крышей веяло надёжностью, возрастом, счастьем когда-то полной семьи. Лука будто воочию увидела красивую белокурую женщину, стоящую на крыльце и зовущую кого-то с такой ласковой улыбкой, что у неё защемило сердце. Если доведётся ей когда-нибудь встретить настоящую маму, она хотела бы, что та выглядела именно так. Не накрашенная. Простоволосая. Полная любви. Светлая.

Внутри дома, сияющего ровно и уверенно, едва теплилась искра. Искра чьей-то жизни.

- Димыч! - воскликнула Лука, хватая его за руку. - Скорее!

И побежала по дорожке, вымощенной шестиугольными плитками.

Дверь оказалась не заперта. В полутьме коридора на полу дрожал затухающий отблеск огня из печи. Ещё не войдя в комнату, Лука, не задумываясь, движением ладони пробудила язык пламени, заставив голодно загудеть. Мимолётно удивилась лёгкости и силе, с которой это получилось, подбросила в печь пару поленец из сваленных рядом кучей и обернулась, холодея от страха, когда услышала сдавленное ругательство Димыча.

Алхимик стоял рядом со старой кроватью с продавленным пружинным матрасом и держал за край тонкое одеяло. Под ним виднелось человеческое тело, покрытое засохшими ранами. Правая рука была перевязана, но тряпки уже побурели. Тело пошевелилось и что-то невнятно промычало.

- Лука, включи свет! - хрипло приказал Хотьков, одним движением сбрасывая с тумбочки на пол всё, что там стояло, включая… знакомый Луке гламурный рюкзачок.

Она метнулась к стене, нашарила выключатель, щёлкнула. Свет не включился.

- Пробки выбило! - констатировал алхимик. - Поищи, в коридоре должен быть щит!

Лука пошарила дрожащими руками по стенам в коридоре, плюнула и перешла на периферическое зрение. Щиток обнаружился сразу. Вдавила выбитую пробку в гнездо, позади вспыхнул свет. И сразу следом - новое затейливое ругательство Хотькова.

Войдя в комнату и подойдя к кровати, Лука прижала ладони ко рту. Не доводилось видеть человеческого тела, превращённого в кусок мяса. Битые морды, сломанные носы - доводилось. А вот всего остального…

Человек был весь покрыт коркой засохшей крови… Человек? Щекой на измазанной подушке лежал Ярослав Гаранин, и его профиль казался очень чётким и страшно красивым. Или красиво страшным?

- Чего стоишь? - прикрикнул Димыч, доставая из своего рюкзака пластиковый бокс и ставя на тумбочку. - Нужна горячая вода, придумай что-нибудь!

Лука придумала. Уже и не переходила на обычное зрение, и сама того не замечала. Во дворе был колодец. В прихожей обнаружилось ведро. Огонь в камине радовался и прыгал.

- Найди какую-нибудь тряпку чистую и оботри его, когда вода согреется, - продолжал приказывать Хотьков.

В этот момент он намешивал в столовую ложку капли из нескольких пузырьков. Затем достал из рюкзака пачку шприцов, набрал получившийся раствор и всадил шприц Гаранину в предплечье. Не церемонясь, полез в его рюкзак, вытащил несколько флакончиков, рассмотрел. Сердито швырнул пустые на пол.

- Идиот! У тебя антидота было на кошку, а не эту тварь! Ты о чём думал вообще?

Гаранин пошевелился. Посмотрел на него одним глазом. Глаз смеялся.

- Э-ко-но-мил…

- Мля-а-а! - Димыч схватился за голову. - Да я бы тебе в долг дал! Трупный яд спустя четыре-шесть часов начинает действовать! Доехать-то ты доехал! А потом что?

- Лежал… - лаконично ответил Яр.

Лука тронула воду пальцем - тёплая. Нашла на кухне миску и там же полотенце. Понюхала. Вроде чистое. Зачерпнула воды из ведра, присела на край кровати. Мужественно обмакнула тряпку в миску и принялась стирать с Гаранина кровавые подтёки. К её удивлению под ними не всегда обнаруживались раны. В некоторых местах были свежие шрамы, в других - белые полосы, оставшиеся от шрамов. И лишь кое-где глубокие царапины на коже казались воспалёнными, из них сочилась зеленоватая жидкость.

- Ножницы! - голосом проводящего операцию хирурга сказал Димыч.

Лука, благодарю периферическому зрению уже неплохо ориентирующаяся в доме, принесла из кухни ножницы.

- Лежи тихо, - Хотьков наклонился к Гаранину, - понял? Я срежу бинты и обработаю рану. Там то, что я думаю?

Гаранин, отвернувшись, пробурчал в подушку:

- Горе… от… ума…

- Ты его протирай, протирай, - хмыкнул Димыч, - вот уже и на человека похож!

Лука и протирала. Спину… Бок… Ноги… Стащить бы с него боксёры, переодеть в чистое! Подумала - и зарделась как красна девица. Да чего она там не видела-то, в боксёрах?

Алхимик осторожно, но быстро, резал присохшие бинты, одновременно поливая их странно серебрящейся жидкостью из пластиковой непрозрачной бутылки, извлечённой из своего рюкзака. И жидкость, и бинты дымились и шипели. Гаранин неожиданно дёрнулся и тоже зашипел.

- Держи его! - бросил Хотьков и вдруг заорал: - Сильнее!

Лука со всей силы навалилась на изогнувшееся дугой тело. Вздулись рельефные мышцы, - и почему она раньше не замечала, что Гаранин настоящий качок, как те парни, что разговаривали в ‘Чёрной кошке’ о разных монстрах… Подумала и сразу вспомнила: ‘- Я не Видящий, со мной так не получится!’ - ‘- А кто ты?’ - ‘Смотритель кладбищ’.

Из потрескавшихся губ Яра рвалось хриплое рычание. Такое не мог издавать человек…

Димыч всадил второй шприц - прямо ему в грудную клетку. И когда успел набрать?

Лука лежала на Гаранине грудью, потом вообще перебралась на кровать, залезла на него верхом, блокируя бёдрами его ноги, пытаясь прижать собственным весом к матрасу. Весу-то было… Он мотал её, как мустанг - ковбоя неумеху. А затем вдруг застонал и обмяк. Затих. Лишь блестели бешено из-под полуприкрытых век по-кошачьи сузившиеся зрачки.

Хотьков вновь взялся за ножницы. Бинты, наконец, опали, явив чудовищно распухшее предплечье, в буграх и уплотнениях, белый излом кости в ране и три рваные полосы выше, на странного, зеленоватого цвета коже. Больше всего они походили на следы когтей. Когтей здоровенной трёхпалой лапы.

- Чёрт! - совершенно спокойно сказал алхимик. - Так это не гуль был… Альгуль… Моего НЗ тут не хватит! Плохо дело! Мышцы уже перерождаются…

- Что с ним? - пересохшими от ужаса губами спросила Лука. - Он умирает?

- Умрёт в первое же полнолуние, - кивнул Димыч, отчаянно морща лоб, - но до этого станет весь таким, как предплечье, видишь? И кинется убивать! Дурак! Гаранин, я не думал, что ты такой дурак!

- Сумма… - вдруг чётко сказал Яр. Он смотрел на алхимика этими самыми кошачьими зрачками совершенно серьёзно. - Мне нужны деньги!

- Никакие деньги не стоят жизни! - поморщился Хотьков.

Гаранин едва уловимо усмехнулся.

- Ты даже не представляешь, как прав, Димыч! Но в нашем грёбаном мире деньги - иногда то, что может подарить если не жизнь, то надежду на неё!

Лука разговора не слушала. Так и не могла отлипнуть глазами от разлома в ране, трёх кровавых полос и кожи вокруг - зеленовато-мертвенной, бугристой. Умирает? Этот парень, которому она носом упиралась в футболку с изображением какого-то гада, рыдая о жизни, что не смогла спасти? Внутри будто разворачивалась горячая пружина, опаляющая огнём кожу, руки, пальцы. Нет, это неправильно, умирать вот так, превращаясь во что-то, явно отдающее мертвечиной, с этим ненормальным блеском в глазах и ещё более ненормальным спокойствием. Нет, это неправильно - умирать сейчас, ведь каждому отмерен свой срок! И той девуле в ботильонах на каблуках был отмерян, да вот кто-то решился нарушить, а она не смогла остановить… Не смогла! Не смогла умерить злость на брата - и он пострадал! Может быть, останется калекой на всю жизнь! Не смогла спасти… Неужели и здесь не сможет!

- Лука? - предостерегающе воскликнул Димыч. - Лука, что ты творишь?!

Лука не обратила внимания. Накрыла ладонями рану, заставив Гаранина дёрнуться от боли. Сжала предплечье изо всей силы - откуда только они взялись против такого культуриста, силы эти - и ощутила внутри, под зелёной кожей, злую горячую ярость, слепую, глухую, голодную. Так вот ты какой, магический вирус! Не будет тебе места в человеке, от начала времён до скончания века, изыди, Силой нас всех заклинаю тебя, вон из тела! ПРОЧЬ!

Димыча снесло с кровати, основательно шмякнув спиной о стену. Сползя на пол, он расширившимся глазами наблюдал, как поглотила ярчайшая вспышка тонкую белокожую фигурку с черными встрёпанными волосами и горящими нездешним светом глазами, как обожгла она потомственного ведьмака Ярослава Гаранина, заставив заорать не столько от боли и ужаса, сколько от яркости, ранящей адаптированные к темноте глаза. Как свет втянулся в рану, калёным железом выжигая яд, оставляя вместо излома - ровную кость, вместо порванных следов - коричневые полосы. Эти уже не сойдут - шрамы от альгуля ничем не свести! Как, запрокинув голову, медленно оседает Лука в объятия Гаранина, успевшего подхватить её, как пушинку, и уложить рядом, склониться над ней, вглядываясь в запавшие закрывшиеся глаза.

- Димыч! Димыч, твою мать!

- Не ори! Тут я… Ох…

- Что с ней?

- Да отодвинься ты, сейф засыпной! И не сдвинешь же!

Спустя несколько мгновений Хотьков озадаченно почесал себя в затылке. Жест этот так не вязался с его щегольским одеянием и очёчками с дурацкой оправой за пару сотен баксов, что Яр посмотрел на него едва ли не с ужасом.

- Что с ней, Димыч?

- Ты не поверишь… У неё проявился Дар…

- Не понял! Опять?

- Опять… Похоже - она целительница! Очень сильная!

- Ё-моё…

- Вот-вот. Дай руку гляну?

- Не осталось ничего… кроме шрамов. Такое вообще возможно? Она же неинициированная, да?

- Да. Знаешь что, Гаранин, ты помалкивай о том, что здесь произошло. А я осторожненько попытаюсь выяснить, к чему бы это всё… И вот ещё, пусть останется у тебя на сегодня, отоспится. Блин, она от предыдущего-то раза не отошла! Я сейчас съезжу домой и привезу ещё зелий. Тебе тоже скоро понадобятся. Мгновенная регенерация просто так не пройдёт, придётся отлежаться!

- Но…

- Яр. Посмотри на неё. Куда я сейчас её потащу? Знаю, ты никого не желаешь видеть в своём логове, но… она тебе только что жизнь спасла! Не знаю, как, но спасла!

- Убедил, - лаконично ответил Гаранин.

Будто подтверждая свои слова, поднялся, едва заметно пошатнувшись, бережно накрыл Луку одеялом и направился на кухню. Послышалось дребезжание чайника, звуки торопливых, жадных глотков.

Хотьков собрал свои пузырьки в бокс. Брезгливо скинул с кровати побуревшие бинты.

- Бинты пожги, слышишь, Яр?

- Сейчас приберусь. И, Димыч…

- Что?

- Спасибо! Я твой должник!

- Не за что.

- Ты, тож, не говори никому…

- Про что? - уточнил Хотьков, скрывая усмешку.

- Ну… что я облажался…

- Раз признал - не скажу! - засмеялся алхимик и вышел из дома.

В высоком небе перемаргивались равнодушные ноябрьские звезды.

***

Лука проснулась от ощущения света, балериной танцующего не веках. С изумлением открыла глаза - из незанавешенного окна действительно били солнечные лучи, падали яркими пятнами на кровать, на которой она лежала, прижавшись виском к чьему-то плечу, казавшемуся вырубленным из железного дерева… Последним воспоминанием была чудовищно изуродованная рука Ярослава Гаранина… та самая, к которой она сейчас прижималась! Она вскинулась, разглядывая абсолютно целую руку, с нормальной кожей, не изувеченной ранами и изменениями плоти. О произошедшем напоминали лишь три коричневых бугристых следа на предплечье.

- Я засыпаю чего-то, - буднично сказал Гаранин, - за тобой должен приехать Димыч. Будь другом, там, на кухне, стоит сумка. Сверху листок с адресом. Можешь заскочить, передать?

Лука села на кровати, с силой потёрла щеки. И только после этого оглянулась на говорившего. Тот выглядел бледным и помятым, однако не было ни следа вчерашней мускульной мощи или ненормально суженных зрачков. Он, и правда, засыпал! Зевал отчаянно, тёр глаза, как мальчишка - Тёмка делал так же, когда был маленький. Лука чуть не погладила его по встрёпанной макушке, как брата.

- Я ждал, пока ты проснёшься, - встрепенулся Гаранин, выгоняя себя из очередного сонного облака, - хотел поблагодарить. Ты меня спасла!

- От чего… От чего я тебя спасла? - удивилась Лука.

Навязчивым воспоминанием замаячило перед глазами предплечье цвета мертвечины с белым изломом кости внутри, в красных разводах плоти и крови.

- Альгули - заразны. Если их яд попадает в кровь, в первое полнолуние начинается перерождение… Я не учёл, что это мог быть альгуль, а не гуль, следы идентичны… Там, в Брянске.

- Альгуль? - с ужасом переспросила Лука. - Да что это за хрень такая?

- Телефон… - совсем вяло ответил Яр. - В рюкзаке… Посмотри фотки…

И вырубился. Не задремал, не уснул, а именно вырубился - мгновенно и крепко, и так, что будить его казалось кощунством.

Лука встала и огляделась. В комнате прибрались - ни следов вчерашнего разгрома, ни кровавых бинтов на полу. На Гаранине была простая серая футболка и тренировочные штаны. Трогательный рюкзачок аккуратно стоял на тумбочке у кровати. Прежде чем приступить к его обыску, Лука прошлёпала на кухню, напилась тёплой воды прямо из чайника и заглянула в большой пакет на стуле у стола. Из него выглядывал смешной голубой щен с огромными карими глазами, под которым угадывались пакеты с какими-то припасами. Под ухом щена обнаружился листок с адресом, который Луке ни о чём не говорил. Она повертела бумажку, разглядывая её то так, то эдак, сунула в карман джинсов и, вернувшись в комнату, мужественно полезла смотреть фотки.

Впрочем, мужество быстро себя исчерпало. Телефон скупо показывал темнеющие провалы в земле, молчаливые надгробия, навсегда скрывшие тайны своих подопечных, следы на земле, трёхпалые, глубокие, от тяжёлого тулова… А вот и само тулово - зеленовато-плесневелого цвета, морщинистое, покрытое слизью… Непропорционально длинные руки, точнее лапы, пальцы оканчиваются стилетообразными когтями - вот чем оставлены следы на предплечье Гаранина! - короткие сильные ноги, огромная угловатая голова с ушными отверстиями, покрытыми складками сморщенной кожи, с маленькими красными глазками, с носом, какому позавидовало бы само изображение Смерти, с пастью, нижней челюстью напоминающей ковш бульдозера, усеянной иглоподобными зубами…

- Ффух! - сказала Лука, положив телефон экраном вниз и не решаясь смотреть дальше.

За забором послышался шум мотора. Раздавшиеся спустя пару минут размеренные шаги сообщили о появлении Димыча.

- Живые? - спросил он ещё от двери.

- Относительно, - мрачно ответила Лука. Едва алхимик шагнул через порог, сунула ему под нос телефон с мерзкой тварью. - Вот что это, а, Димыч? Что это такое, я тебя спрашиваю?

Тот, вздохнув, отнял у неё телефон, которым она потрясала перед его носом, принялся разглядывать картинки. Затем вернул телефон девушке.

- Сия препакостная тварь, - принимаясь выкладывать на тумбочку различные пузырьки и коробочки, буднично сообщил он, - является подвидом гуля обыкновенного, кладбищенского падальщика, и отличается от него - при меньших размерах - силой, скоростью и коварством, а тако же ядовитой слизью, покрывающей кожу и вызывающей мутации у представителей вида homo sapiens. Питается трупами, предпочитает тела возрастом от дня захоронения до одного месяца, но может и старые кости погрызть, если больше нечего, или на живого человека напасть. Обычно они охотятся стаями, и нашему другу несказанно повезло, что представитель славного рода нежити был один. Иначе нам с тобой, боевая подруга, и лечить было бы нечего…

Он так и сказал - нечего, и Луку неожиданно затошнило, да так сильно, что она метнулась на крыльцо, перегнулась через перила, сворачиваемая болезненной судорогой. А затем ощутила укол в предплечье.

- Откат, - констатировал Хотьков, отдёргивая от неё шприц, - потерпи немного, сейчас лекарство подействует. Как придёшь в себя, будь зайкой, сделай нам кофе? Выпьем и поедем… Анфисе Павловне твоей я сказал, что ты у Муни ночевала… А я пока Яра проколю и оставлю инструкции, как восстановиться побыстрее.

Отплевавшись от горькой слюны, заполнившей рот, Лука крикнула в открытую дверь.

- А у меня-то от чего откат? Я понимаю - Гаранин, он вчера такой был… Такой…

- Распрекрасный? - донёсся смешок.

Лука вздохнула и пошла готовить кофе.

***

Хотьков высадил её по указанному в бумажке адресу и укатил, огорошив напоследок:

- Вот как вспомнишь всё, что вчера произошло, так и поговорим.

До этого на вопросы Луки о том, почему она так плохо себя чувствует, ведь досталось-то Гаранину, отмалчивался или отшучивался.

Что же такого она натворила?

Перед ней высился КПП городского онкологического центра. Прочитала название - и сердце ёкнуло. Место скорби…

- Вам куда? - спросил охранник на входе, и тут только Лука поняла, что понятия не имеет, к кому пришла.

- Направо, третий корпус, - покосившись на голубого щенка в сумке, сообщил охранник. - Посещения с десяти до двенадцати!

- Спасибо! - злясь на Гаранина, ответила Лука.

И ведь у неё даже телефона его нет! С другой стороны, чего злиться? Сама виновата. Надо было его растолкать, да всё выспросить!

Зайдя в вестибюль третьего корпуса, Лука двинулась к окошку, в котором сидела старушка в белом халате, крест-накрест перевязанная пуховым платком. Двинулась решительно - а чем ещё, как не уверенностью, прикрывать собственный идиотизм?

- Вот! - ахнула она сумку на стойку. - Передача!

- Кому? - подозрительно прищурилась бабка, отчего стала напоминать раздобревшего Соловья-разбойника, собравшегося свистнуть.

Лука молчала.

- От кого? - старушка прищурила второй глаз, а Лука оживилась:

- От Ярослава Гаранина.

- А что ж сам Славка не пришёл? - заволновалась бабка, широко раскрывая глаза. - Чай, случилось что?

- Простыл, температурит! - ответила девушка первое пришедшее в голову.

Славка, значит? Первого попавшегося так по-свойски не зовут!

- Бахилы на… - неожиданно приказала старушка. - В следующий раз свои приноси! Куртку в гардероб. Пятый этаж, пятьсот пятнадцатая палата.

Девушка растерянно взяла бахилы и отправилась в гардероб - сдавать куртку.

Пока стерильно-серый лифт нёс её на пятый этаж, она ломала голову, кого увидит? Мальчишку? Вряд ли, конечно, судя по голубому щенку! Значит, девчонку? И при чём здесь некто Гаранин - непонятный парень с тёмным прошлым, заразительным смехом и подозрительным родом занятий?

За раздумьями сама не заметила, как толкнула дверь указанной палаты. Из небольшого холла направо и налево были распахнуты двери. В левом помещении было пусто. В правом у окна стояла худенькая фигурка в смешном халате с розовыми медведями и косынке. На звук двери она резко обернулась… И Лука поразилась сходству скуластого лица с огромными синими глазищами, которое могло бы принадлежать эльфу, но никак не ребёнку, с лицом Яра. Неужели дочь?

- Вы кто такая? - вполне дружелюбно спросил эльф.

- Лука, - осторожно сказала Лука, входя, - а ты? Твоя фамилия Гаранина?

- Бабошкина я, - с достоинством отвечала эльф, - Алуся.

- Это тебе от Яра Гаранина, - Лука протянула ей пакет и поразилась беспокойству, отразившемуся на худом личике, взрослому такому беспокойству, серьёзному.

- А сам он где?

- Простыл, температурит! - уже привычно ответила Лука.

- Ну, вы и врёте, - с убеждением ответила Алуся, но пакет взяла. - У него никогда температуры не бывает! Он мороженое в тридцать градусов мороза съест и не заболеет! Так что с ним?

Почти прозрачные пальцы крепко и бережно обхватили голубого щенка и вытащили из сумки. В изголовье больничной кровати уже сидело несколько разноцветных зверей - розовый бегемот, вполне себе зелёная лягушка, сиреневый единорог и солнечных, огромных размеров котище. В этой славной компании только голубого щенка и не хватало!

- Подрался он… неудачно, - на этот раз почти честно ответила Лука и села на стул у стены. - В общем так, Алуся, он просил меня передать этот пакет, но не объяснил кому. Поэтому давай знакомиться ещё раз - меня зовут Лука, и я его…

- Девушка? - заинтересовалась Алуся.

- Знакомая, - поправила та. - А ты, Алуся Бабошкина, его…?

- Сестра, - церемонно кивнула девочка, - младшая. Родителей у нас нет, так что он мне и за маму, и за папу.

Вблизи Лука рассмотрела, что она старше, чем ей показалось вначале.

- Как это нет родителей? - удивилась она и подумала, что могла бы не спрашивать, а посмотреть пример в зеркале.

- Погибли в автокатастрофе, - Алуся говорила об этом спокойно, как человек, который или принял трагедию, или не помнит её. - А ему очень плохо?

- Не волнуйся, думаю, скоро он сможет тебя навестить сам, - улыбнулась Лука - в мастерстве Димыча она не сомневалась. - Ты лучше сумку разбери, там продукты некоторые надо в холодильник убрать!

- Поможете?

Вдвоём разобрали сумку, оттащили часть съестного в большой холодильник в конце коридора, а когда вернулись в палату, Алуся церемонно пригласила:

- Выпьете со мной чаю?

На столе лежали разнообразные конфеты в пакетах. Как тут можно было отказать?

Шоколад сближает людей. За чаем Алуся задала Луке кучу вопросов - о ней, о её работе, о том, как она познакомилась с Яром, о коте и ещё о многом. Спустя час они болтали, как подружки, а Лука давила, давила, давила в сердце нехорошее ощущение, тень мысли о том, что из ЭТОЙ больницы не все выходят. И хоть и казалась эльф Алуся уже потусторонним существом, тонким, лёгким, прозрачным, слабым, Лука не могла, не хотела додумать эту мысль до конца.

- Девушка, время посещений закончено! - заглянула в палату румяная медсестра.

- Ой, - искренне расстроилась девочка.

Личико перемазано шоколадом, в глазах радость от неожиданного развлечения в виде посетительницы.

- Вот что, Алуся, - решительно сказала Лука, протягивая ей салфетку и поднимаясь, - я спрошу у Яра, можно ли мне тебя ещё раз навестить, договорились?

- Я сама у него спрошу! - расцвела девочка. - Когда явится! Ты мне ещё фотки своего кота покажешь?

- Конечно! Пока.

Только выйдя на улицу, Лука выдохнула. Сырой ветер казался сладким, куда слаще того самого, больничного, шоколада. Почему так произошло? Почему она больна? Смешная, непосредственная, маленькая - и с таким нечеловечески взрослыми глазами, словно глядела издалека… из-за порога. Почему? Почему? Почему?..

Ответов Лука так и не услышала.

Вторую половину дня она провела дома - заглаживала вину перед брошенным и обиженным Вольдемаром (сыром и креветочной пастой, в основном), занималась с Анфисой Павловной. Сегодня стихия слушалась её моментально. Горящий на ладони язычок пламени удавалось уменьшить до микроскопического, увеличить до впечатляющего и распространяющего опасный жар, свить в яркую ленту, пускаемую по всей кухне без ущерба для оной, и даже слепить в тугой опасный шарик, который Лука не хотела бы встретить ни одной из частей тела.

- Да ты умница, иллюминация, магия у тебя в крови! - глядя на неё поверх спущенных очков, сказала довольная учительница. - Стоило преодолеть страх перед болью, и всё пошло, как по маслу. Вот это… - она указала на огненный шар, сердито ворочающийся на ладони Луки, - довольно страшная вещь, если знать, как им пользоваться. В современных романах неучи пишут о боевой магии, каковой по сути не существует. Около семидесяти процентов заклинаний, призванных разрушать и уничтожать, основаны на использовании магии стихийников, остальные тридцать - извращение идеи целительства или использование призванной нежити для усилия собственных физических сил. Последнее тебя не касается, слава богу. Однако тот, кто умеет создавать разрушительные заклинания, должен и знать, как нейтрализовать их силу. Вот представь, что кто-то метнёт в тебя такой шарик. Что ты сделаешь?

- Увернусь! - не задумываясь, ответила Лука.

Вольдемар тёрся об её колени и с любопытством поглядывал на шар. Похоже, огонь кота не пугал, а вызывал гастрономический интерес.

Анфиса Павловна хмыкнула. Хмыкала старушка со вкусом и разнообразными эмоциями.

- И от следующего? Боюсь, он поджарит таки твою корму! Нет, это не выход. У тебя два пути - закрыться щитом или перехватить контроль над огнём до того, как он тебя достигнет. Со вторым пока подождём, а для первого нужно, чтобы ты освоила какую-нибудь следующую стихию.

- Стойте, - воскликнула Лука, гася шар, - огонь, что ли, я уже освоила?

- В пределах ученика, - улыбнулась Анфиса Павловна, - теперь твоя задача тренироваться, где возможно, не привлекая внимания и оттачивая навыки. А на следующем уроке изучим что-нибудь новенькое. И что это будет? - она выжидающе посмотрела на Луку.

- Вода! - ответила та. - Или земля!

- Но почему не воздух?

Лука замялась.

- Не знаю. Мне он не нравится!

Анфиса Павловна снова хмыкнула, однако ничего не сказала.

Несмотря на насыщенный событиями день, Лука решила вечером сходить в ‘Чёрную кошку’ в качестве клиента. В том ненормальном мире, в котором она так неожиданно оказалось, выпить с друзьями кофе и поболтать казалось самым нормальным. В клуб заходила через главный вход, выглядывала Мунину компанию за столиком и не заметила, как от стены лениво отлепился мужчина и направился ей наперерез. Увидела лишь тогда, когда он преградил дорогу. Подняла голову. С высоты своего роста на неё с задумчивым выражением лица смотрел Найджел, он же Гоша Паршонков.

- Привет, Лука! - сказал он, как ни в чём не бывало. - Рад тебя видеть!

- Кого я вижу! - преувеличенно радостно воскликнула она. - Баунти, здесь, в этот вечер! Мне сказочно повезло!

И попыталась обойти его, однако он вновь закрыл вход в зал.

- Слушай, я хотел извиниться…

Лука остановилась.

- Мне не следовало распускать руки, - с усилием сообщил Найджел, - тогда, в первый твой вечер в клубе, помнишь? Я был пьян и не соображал, что делаю! Гаранин молодец, что меня остановил!

- Молодец, - подтвердила Лука. - Слушай, я принимаю извинения и всё такое, но меня ждут друзья…

Найджел вдруг широко улыбнулся. Лука отметила, что брюнет выглядел бы очень привлекательно, если бы не некоторое плотоядное выражение, на миг отразившееся в глазах.

- А я как раз хотел угостить тебя коктейлем и какой-нибудь пироженкой, в качестве, так сказать, моральной компенсации!

Она уже открыла было рот, чтобы отказаться, когда на помощь пришла Муня.

- Вот ты где! - закричала подруга, выходя в вестибюль. - Мы тебя заждались! Найджел, привет!

- Мне нужно идти, - облегчённо сказала Лука.

Брюнет удержал её за руку. Его пальцы были сильными, а движения - вкрадчивыми, ласкающими.

- Моё предложение остаётся в силе! В любое время!

Лука вырвала руку и пошла к Муне, спиной ощущая его заинтересованный взгляд. Да что ему от неё нужно, в конце концов? Чего пристал?

- Чего он к тебе пристал опять? - будто прочитав её мысли, поинтересовалась подруга.

Лука пожала плечами. Кто их разберёт, этих, прости господи, Найджелов?

Муня ничего не спросила про Гаранина, да и остальные встретили её, как обычно, из чего Лука сделала вывод, что посещение ей и Димычем домика на Алёшинских трясинах не было озвучено. Оля Всеславская рассказывала о спиритическом сеансе, проводимом мамой для одной знакомой, у которой из квартиры исчезла крупная сумма денег. В доме за выходные народу побывало немного, все хорошо известные хозяйке. Знакомая была в растерянности - несмотря на доверительные отношения с посетителями деньги исчезли.

- Конечно, она не верила, когда мама достала спиритическую доску, - смеялась Оля, - всё приговаривала, что это суеверия, мол, как можно доверять такие серьёзные вопросы блюдечку с голубой каёмочкой.

- Правда, с голубой? - заинтересовался Саня.

Лука поймала вопросительный взгляд Димыча, мол, как ты? Едва заметно кивнула, улыбнулась - всё нормально.

- Правда! - хохотала Всеславская. - Это мамино любимое блюдечко, от бабули память!

Неожиданно затылка под волосами будто коснулись холодные пальцы. Лука заозиралась. Найджела нигде не было видно. Взгляд её упал на панно с изображением пантеры. Зелёные глаза Раисы казались до того живыми, что Луке стало не по себе. Зверюга будто следила за ней. В сумке завибрировал телефон. ‘Тёмка звонит!’ - подумала она, и, не глядя, приняла вызов.

- Здравствуй, Лука, - прозвучал низкий, с хрипотцой голос, от которого у неё по спине сразу забегали мурашки и захотелось спрятаться куда-нибудь… в бункер. - Нам нужно встретиться. У входа в клуб тебя ждёт машина. Приезжай.

- Куда ты? - вскинулась Муня, когда она встала и будто во сне пошла прочь.

- Я скоро!

У обочины стоял чёрный лимузин. Сердце ёкнуло - в похожий садилась девушка в ботильонах, о которой Лука точно знала, что её больше нет на свете. Широкоплечий молчаливый водитель распахнул дверь, дождался, пока пассажирка заберётся внутрь, и занял своё место.

Прислонившийся к стене Найджел Паршонков, сощурив глаза, наблюдал, как, на прощание мигнув стоп-сигналами, лимузин исчезает в осенней непогоде.