За окном замелькали уличные фонари, прибавилось света - машина свернула с лесной дороги в закрытый посёлок. Лука сидела на заднем сидении, ни жива, ни мертва, иногда поглядывала на мощный затылок водителя и представляла, как он вытаскивает её в лес, душит и закапывает под сосной. Почему именно под сосной, додумать не успела, потому что лимузин остановился перед железными воротами, украшенными чёрной кованой розой.

- Идите в дом, вас ждут, - сказал ей водитель.

Ворота загудели, створки двинулись в стороны.

Лука вышла из машины. По сторонам от побелённой позёмкой дорожки стояли розовые кусты, укутанные от морозов и оттого напоминавшие пугала. На участке царили сосны - сосны! - с мощными кронами, уносящимися ввысь, в тёмное небо, щедро сыпавшее снежной крупой.

Дверь дома распахнулась, выпуская на широкое крыльцо тёплый отблеск.

- Лука, - прозвучал тот же самый голос, что она слышала по телефону, - заходи, не стой на холоде!

Вскинув голову, девушка поднялась на крыльцо и прошла мимо хрупкой женщины с неприметным лицом, чьи шикарные чёрные кудри сейчас были затянуты в тугой пучок, отчего она казалась моложе.

- Можешь звать меня просто Эммой, - Лука развернулась, - поскольку Эмма Эдгаровна звучит не очень! - неожиданно улыбнувшись, довершила хозяйка дома.

Одета она была в спортивные штаны, толстовку на молнии, из-под ворота которой проглядывала белая футболка. На ногах толстые носки, серые в синих бегущих оленях. Эти носки Луку немного успокоили: злоумышленники не носят носки с оленями!

- Проходи на кухню, выпьем чаю, - направляясь в одних из уходящих вглубь дома коридоров, сказала Эмма Висенте, одна из тринадцати Сестёр Равновесия и глава магического ковена ведьм.

На просторной светлой кухне было тепло. Под окном, на широченном подоконнике лежал серый здоровенный котище, сыто жмурил зелёные глаза. Другая кошка, аккуратная, трёхцветная, точила коготки о когтедралку, приделанную на угол стены, третья - чёрная, как смоль, с янтарными глазами, растянулась кверху брюхом на ковре у электрического камина.

- Садись, - пригласила Эмма, выставляя из шкафчика молочно-белые чашки и включая чайник. - Есть идеи, почему ты здесь?

Идеи у Луки имелись, но она упрямо замотала головой, мол, нет никаких идей, и не было никогда!

Хозяйка едва уловимо усмехнулась и тут Лука вдруг заметила, что она вовсе не невзрачна. Гладкая ухоженная кожа, чуть вздёрнутый нос и пухлые губы, тёмные, почти чёрные глаза - Эмма Висенте была красива, но хотела казаться незаметной, и это ей удавалось. Она вела себя спокойно и дружелюбно, однако девушка ощутила, что внутри та - как натянутая струна, вот-вот зазвенит от напряжения. Кошки, видимо, тоже что-то такое почувствовали, потому что сменили расслабленные позы, дружно сев столбиками и навострив уши.

- Я знаю твою историю, - заговорила Эмма, разлив чай и садясь напротив, - и понимаю твоё смятение. За старыми, такими привычными декорациями оказался новый, незнакомый для тебя мир. Слышала, Анфиса Павловна Беловольская взяла тебя в ученицы?

Лука молча кивнула.

- Старая школа, - отпив чаю, с удовольствием пояснила Эмма, - сейчас, увы, всё ускоряется. Раз-два - и ты уже ведьма с минимальным набором положенных знаний. Раньше ученичество занимало большую часть жизни, а мастерство воспринималось не набором инструментов, а философией. Так какой прогресс в твоих занятиях?

Лука моргнула и, не зная, что ответить, сделала обжигающий глоток. Это с Анфисой Павловной или Муней она могла легко говорить о своих неудачах и успехах, а что сказать этой женщине, один вид которой отчего-то несказанно пугает?

Эмма встала. Ложечка звякнула о блюдечко. Кошки подскочили и унеслись прочь, возбуждённо мявкая. Лука проводила их удивлённым взглядом, заметила, как удивление мелькнуло и во взгляде хозяйки дома, но та уже отвернулась - стояла, опершись о подоконник и глядя на заснеженный участок.

- То, что с тобой происходит, Лука, это очень и очень важно! - негромко заговорила Висенте. - И по крайней мере одну причину я хотела бы… - она обернулась, коснулась рукой виска.

Лука удивилась мгновенной бледности её лица.

- …Пояснить тебе… - с усилием произнесла хозяйка и неожиданно стала оседать на пол.

Лука едва успела вскочить, подхватить её и уложить на пол, растерянно оглянувшись. И застыла от ужаса - из коридора шли кошки, бок о бок, задрав хвосты, низко урча и прижав уши. Шли к ней!

- Эй, - Лука торопливо затрясла Эмму за плечи, - эй, очнитесь! Да что же это?

Эмма Висенте казалась спящей, однако её неподвижность пугала. Спохватившись, Лука перешла на периферическое зрение и успела заметить мелькнувшую тёмную тень. Она разглядела бы её подробней, однако кошки, выглядящие сгустками пламени разного цвета, с воем прыгнули. Лука закричала и упала на Эмму, стремясь спрятать лицо от нацеленных на него когтей. Раздался звон разбитого окна. Тут же взвыла сирена, и чья-та сильная рука за шкирку оторвала Луку от лежащей женщины и вздёрнула на ноги. Она узнала того самого ‘шкафа в костюме’, что не обращал внимания на дымовые каравеллы в ‘Чёрной кошке’. Тот с мгновение смотрел на неё, а потом швырнул в стену. Последнее, что увидела Лука, теряя сознание от боли и ужаса, как он склоняется над телом хозяйки дома.

***

Этот человек замораживал. Он и казался глыбой льда - огромный, светловолосый, с холодными голубыми ничего не выражающими глазами. Тёмка называл такие ‘оловянными’.

Незнакомец в чёрном, очень дорогом костюме и очках в тонкой золотой оправе, сидел на табуретке напротив Луки в комнате, в которой она пришла в себя, и раз за разом, монотонным голосом спрашивал одно и то же. Она боялась его до икоты, хотя он неуловимо напоминал ей кого-то, но кого - она никак не могла вспомнить.

- Ещё раз расскажите, что именно произошло!

- Я приехала по приглашению… Эммы. Мы прошли в кухню, начали разговаривать. Она побледнела и упала…

В кухню заглянул один из охранников:

- Борис Сергеевич, она подъехала!

Названный поднялся, даже удивительно, с какой лёгкостью он двигал свои килограммы, которых наверняка было больше ста!

- Идите со мной!

Лука опасливо выглянула в коридор. После нападения кошки исчезли, лишь где-то в глубине дома раздавалось их раздражённое и тоскливое мяуканье.

Из разбитого окна кухни задувал холодный ветер, заносил редкие снежинки, ронял на накрытое простынёй тело на полу. Лука едва сдержала крик, и в тот же момент её мягко переставили в сторону. Выглянув из-за широкой спины Бориса Сергеевича, она увидела, как в кухню входит Этьенна Вильевна, ахает, подходит к телу и опускается на колени.

Прядилова-старшая полными слёз глазами посмотрела на ‘айсберг’ и тихо сказала:

- Борис, мне нужно увидеть…

Тот коротко кивнул. Этьенна отдёрнула простыню, торопливо расстегнула молнию толстовки, распахнула полы. Лука не верила своим глазам - на белой ткани простой футболки Эммы Висенте поблёскивала однажды виденная ею стрекоза-брошь из самоцветных камней. Этьенна и Борис многозначительно переглянулись. Видящая, наклонившись, поцеловала Эмму в лоб, укрыла простынёй, поднялась. И оказалась перед Лукой, которую ‘айсберг’ бесцеремонно вытолкнул вперёд.

- Лука? - изумилась Прядилова. - Что ты здесь делаешь?

- Девушка была с Эммой, когда это произошло, - пояснил он.

Из глубины дома раздался душераздирающий кошачий вой.

Лука вздрогнула. Этьенна Вильевна заметила, потому что вдруг прищурилась и перевела взгляд на Бориса.

- Выпусти стражей.

Тот извлёк из кармана портативную рацию. Спустя несколько мгновений раздался мягкий топоток, и кошки влетели на кухню. К удивлению Луки, они не обращали внимания ни на неё, ни на тело хозяйки. Обходили кухню по часовой стрелке, тыкаясь носами во все стены и предметы мебели, задерживаясь в углах. Серый котище вспрыгнул на подоконник, струной вытянулся к разбитому стеклу, прижал уши и застыл изваянием.

- Лука, - мягко сказала Этьенна, наблюдая за ним, - скажи мне, кошки были здесь, когда вы разговаривали с Эммой?

- Они что-то услышали! - вспомнила та. - Заволновались и убежали. А когда… когда ей стало плохо, вернулись и бросились на меня…

Этьенна снова переглянулась с Борисом.

- Если бы они хотели броситься на неё, они бы бросились, - с нажимом сказала Прядилова, будто убеждала в чём-то ‘айсберг’, - но они кинулись к окну.

- И разбили его, - кивнул Борис, снимая очки и убирая в карман пиджака. Без них его вид стал ещё более угрожающим. - Поторопись, сейчас менты приедут - сигнализация сработала, нам пришлось официально их вызвать. К сожалению, в этот раз замять инцидент не удастся!

Этьенна, будто позабыв о нём, развернулась. Медленно оглядела кухню. Лука знала, что та видит, потому что сама видела: ровное свечение стен, раздражённое - трёх сгустков пламени, медленно гаснущее, будто истекающее - накрытого простынёй тела. Брошь казалась угольком на левой стороне груди Эммы, жарким, живым, готовым вспыхнуть. Но ещё было ощущение… Странное, смазанное чувство неправильности, которое с каждой минутой становилось слабее, однако продолжало холодить кожу, приподнимая волоски вдоль позвоночника. Неприятное чувство! Недоброе!

- Мне нужно знать, где были стражи, когда это произошло, - не оборачиваясь, сказала Этьенна.

- Проверим камеры, - лаконично ответил Борис.

Прядилова, подойдя к столу, взяла одну из чашек, понюхала. Пробормотала: ‘тмин, розмарин, можжевельник… и что-то ещё…’ Посмотрела на Бориса. Тот молча кивнул. Она отставила чашку, открыла дверцы кухонного шкафчика. Судя по тому, как уверенно двинулась именно к этому - прекрасно знала, что там найдёт.

В шкафчике хаотично стояли банки с чаем: металлические, картонные, керамические, с цветастыми надписями и рисунками и вообще без оных, какие-то полотняные и бумажные мешочки… Лука в жизни не видела столько заварки!

- Не трогай ничего, глянем отпечатки! - предупредил Борис.

Этьенна раздражённо передёрнула плечами, мол, сама знаю. И закрыла шкафчик.

Со двора послышался звук въезжающей машины.

- Прибыли, - сообщил один из охранников, толпившихся в коридоре.

Борис Сергеевич выглянул в окно и спокойно выругался. От этого ‘спокойствия’ Луке захотелось утопиться. Захлопали двери, в коридоре раздались шаги и в кухню вошёл высокий широкоплечий мужчина. Короткая стрижка делала его похожим на бандита, распахнутое пальто с поднятым воротником - на детектива. Выражение лица с резкими чертами не предвещало ничего хорошего. Никому из присутствующих.

- Борис Сергеевич, дорогой, - преувеличенно весело сказал он, не вынимая рук из кармана пальто и не глядя на труп, - сколько лет, сколько зим! Небось, не ожидал меня увидеть?

- Капитана увидеть не ожидал, - пожал плечами Борис, - ожидал участкового…

- Что ж так? - прищурился мужчина. - То дело о покушении на мадам Висенте до сих пор не раскрыто, а я висяков не терплю.

Этьенна Вильевна неожиданно шагнула вперёд и звенящим голосом сказала:

- Оставьте этот развязный тон, юноша! Вы находитесь в доме, хозяйка которого сегодня умерла! Делайте своё дело и уходите!

Мужчина, оглядев её с ног до головы (Луке показалось, что этот взгляд видит даже внутренности) полез во внутренний карман пальто, достал красную книжицу, раскрыл и поднёс к лицу Этьенны. Та едва уловимо поморщилась.

- Капитан Мефодий Арефьев, специальный отдел городского УВД. Ваш паспорт, пожалуйста. И всех присутствующих. Прошу вас пройти в соседнюю комнату. Николай, вызывай экспертов!

- Это не убийство, капитан, - подал голос Борис Сергеевич, - несчастный случай.

- Гражданин Гаранин, прошу не препятствовать следствию и не делать выводы, которые обычно делаю я, - по-волчьи усмехнулся тот. - Пройдёмте…

Гаранин?..

Гаранин?!..

В совпадение фамилий Лука не поверила, поскольку только теперь поняла, кого именно напомнил ей ‘айсберг’!

***

Лука сидела на диване рядом с Этьенной. Борис Сергеевич стоял у окна, выходящего на часть участка, расположенного за домом. Здесь почти не было сосен - полускрытое темнотой пространство заполняли заснеженные старые яблони, узловатые, крепкие, между ними раскинулись полукружьями какие-то низкие вечнозелёные кусты. ‘Айсберг’ не зря выбрал место для обзора - сидящий напротив дивана на стуле капитан Арефьев оказался к нему спиной и, видимо, это его нервировало, потому что спина была прямой и напряжённой.

- Имя? Фамилия? Адрес? Возраст? В каких отношениях состояли с погибшей? Что делали здесь? По её приглашению? О чём разговаривали?

Вопросы Арефьев задавал быстро, хлёстко, будто по лицу бил. Лука, наоборот, отвечала медленно. Наверное, капитан решил, что она тормознутая, однако у неё и правда язык едва ворочался, а в голове плыл туман. Не сорваться в истерику помогала рука Этьенны Вильевны - Прядилова цепко держала её за локоть и иногда сжимала, приводя девушку в себя. Капитан слушал и делал быстрые пометки в блокноте с загнутыми уголками.

- Гражданин Гаранин, кто из ваших парней обнаружил тело? - не оборачиваясь, спросил Арефьев, когда Лука, наконец, всё рассказала.

- Костя, зайди, - Борис Сергеевич позвал негромко, но названный тут же вошёл в комнату, будто дожидался за дверью.

Капитан полуобернулся, кинув на Гаранина недовольный взгляд.

В открывшуюся дверь вместе с охранником зашли две кошки (кот, видимо, остался на кухне). Чёрная тут же вспрыгнула на диван, аккуратно села рядом с Прядиловой и уставилась на полицейского немигающим взглядом жёлто-оранжевых глаз, а трёхцветка отправилась к окну, вспрыгнула на подоконник, боднув Бориса головой с аккуратными ушками. Помедлив, тот опустил на неё свою огромную как лопата ладонь.

- Итак, гражданин… - Арефьев посмотрел в протянутый охранником паспорт, - …Медведев, что вы увидели, когда вошли на кухню?

- Хозяйка… Госпожа Висенте лежала под окном, девушка пыталась помочь ей, трясла за плечи… Окно было разбито, видимо Морок… это наш кот…

- Выводы я сделаю сам! - холодно прервал его капитан. - Для чего госпожа Висенте пригласила гражданку Должикову, вы в курсе?

У окна Борис Сергеевич продолжал гладить ластящуюся кошку. Ладонь лишь на мгновение прекратила движение.

- Никак нет, - покачал головой Медведев.

- Лука - подруга моей дочери, - высокомерно заявила Этьенна Вильевна. - Мы пытались сообща устроить её судьбу.

- Вот как? - по-акульи усмехнулся Арефьев. - Что ж… Вскрытие покажет! - он резко поднялся. - Никого из присутствующих прошу из города не уезжать, возможно, мне потребуется вызвать вас в качестве свидетелей… а возможно и нет!

Капитан выглянул в коридор.

- Алексей, заполни протокол осмотра тела и дай им подписать. А я пойду взгляну на старую знакомую…

Лука ощутила, как пальцы Этьенны свело судорогой. Она так вцепилась девушке в локоть, что та невольно попыталась разжать её ладонь. В кармане шубки Прядиловой зазвонил телефон.

- Ой, прости, дорогая! - опомнилась та, выпуская Луку и отвечая на звонок: - Доченька, тебе нужно приехать и забрать Луку к нам… Да, на пару дней, пусть придёт в себя! Мне необходимо остаться, сейчас начнутся звонки… Конечно, не удастся! Это же не наша СБ, а полицейские!

Капитан Арефьев на мгновение застыл на пороге, дослушал телефонный разговор и только после этого вышел в коридор. Борис Сергеевич последовал за ним. И тут только Лука поняла, что полицейский не задал ни вопроса самой Этьенне!

- Вы встречались? - она повернулась к Прядиловой. - Он совсем не удивился, увидев вас здесь. И не спросил - зачем?

Та тяжело вздохнула. Поднялась, едва не задев чёрную кошку. Прошлась по комнате.

- Несколько лет назад на Эмму было совершено покушение. По случайному стечению обстоятельств ей удалось спастись, но погибли наши друзья. Дело вёл капитан Арефьев… правда, он тогда был старшим лейтенантом, однако ухватки опера, как видишь, сохранил!

- А причина покушения? - не удержалась Лука.

Этьенна задумчиво погладила трёхцветку, сидящую на подоконнике.

- Официальная версия - деятельность благотворительного фонда, руководителем которого была Эмма. Неофициальную, - она запнулась, - думаю, не стоит знать ни тебе, ни полицейским.

- Конечно! - Лука поднялась. - Этьенна Вильевна, простите меня! Вы случайно не в курсе, о чём Эм… она хотела поговорить со мной?

Этьенна развернулась.

- А что она тебе сказала?

- Толком ничего… Начала говорить о тех изменениях, что со мной происходят, и о том, как это важно…

Этьенна вновь полуобернулась к окну, но Лука чувствовала, что она искоса наблюдает за ней.

- Лука, это действительно важно… Что у тебя с затылком?

Едва она задала вопрос, как девушка ощутила тяжёлую ноющую боль. Потрогала пальцами - под волосами набухала, наливалась кровью огромная шишка. Видимо, приложилась головой, когда ‘шкаф’ в порыве спасти хозяйку отшвырнул её в стену.

- Этьенна! - позвал из коридора Борис Сергеевич.

- Присядь, - приказала Прядилова Луке, - я распоряжусь, чтобы принесли лёд. Должно быть, ребята не так поняли твой порыв…

- Я хотела ей помочь, - тихо сказала та, усаживаясь обратно, - а коты…

- Ш-ш-ш, - Этьенна прижала палец к губам, - пока в доме капитан Арефьев - и стены имеют уши! - И сильно понизив голос, добавила: - Коты прогоняли не тебя!

Лука вскинулась, но Прядилова уже покинула комнату. Спустя некоторое время ‘шкаф’ по имени Костя Медведев принёс ей пакет со льдом, завёрнутый в махровое полотенце. Отдал, потоптался и прогудел:

- Вы это… простите меня, девушка! Я подумал…

Лука, голова у которой разламывалась, а от холода льда начали стучать зубы, сердито вскинулась:

- И что вы подумали? Вы же меня убить могли!

- Хотел бы убить - убил! - обиженно ответил охранник. - Просто… нейтрализовал! Уж очень всё это выглядело… подозрительно!

Несмотря на злость, Луке вдруг представилась картина того, что он увидел, ворвавшись на кухню - лежащее тело Эммы Висенте, её, Луку, склонившуюся над ним с непонятным выражением лица и атаковавших кошек! Она невольно посмотрела на двоих из них, так и не ушедших из комнаты. Казалось, теперь те охраняли её, не спеша уйти. Стражи? Так, кажется, называла их Этьенна?

- Сильнее прижмите, - посоветовал Медведев и ушёл, ступая бесшумно в своих начищенных до блеска узконосых ботинках.

Лука положила свёрток со льдом на спинку дивана и откинулась на него затылком. Прикрыла веки. Перед глазами стояло лицо Эммы Висенты… О чём она хотела поговорить? Что держало её в таком напряжении? ‘Устроить судьбу’ - сказала Этьенна Прядилова. Действительно была в курсе того, что хотела Эмма или сходу придумала ответ для полицейского?

***

Девушка сама не заметила, как задремала. Во сне она сидела на круглом синем камне в озере черноты, а вокруг вращались три сгустка пламени - голубого, оранжевого и жёлтого, и где-то вдали то вспыхивал, то гас ещё один - ярко-красный. Короткая вспышка, длинная, короткая. Точка - тире - точка…

- Бедная моя! - ворвался в сон звенящий голос Муни.

Подруга сидела рядом, смотрела круглыми блестящими глазами и гладила Луку по щеке.

- Просыпайся, сейчас домой поедем! Какой ужас тебе довелось пережить! Ну что ж так не везёт-то, а?

- Мне везёт, - ещё не проснувшись, пробормотала Лука, - у меня есть друзья! Отвези меня к Анфисе Павловне, - попросила она, поднимаясь, - там кот голодный!

- Голодный он, как же! - улыбнулась Муня, тоже вставая. - Небось Анфисе Павловне уже все уши пропел, какой он бедный-несчастный-никто-его-не-любит-не жалеет!

Они вышли в коридор. Лука невольно повернула голову в сторону кухни - там толпились какие-то люди, ползали по полу с лупами в руках, фотографировали. Борис Сергеевич чёрной глыбой застыл у входа и казался высеченным из камня.

Замешкавшись, она не сразу обратила внимание на то, что подруга за ней не идёт. Оглянулась.

Они стояли друг против друга - Муня и капитан Арефьев, а вокруг клубилась видимая звенящая тишина. Будто больше никого не было в мире, только эти двое, и ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего, лишь короткое мгновение, в котором и сердца затихли, опасливо прислушиваясь друг к другу… Пауза была короткой. Спустя пару секунд Муня моргнула и попыталась обойти полицейского, но тот заступил ей дорогу.

- Вы кто, гражданочка?

- Му… Прядилова Мария… Пропустите же!

- Покажите паспорт!

И он первым показал ей красную ‘корочку’.

Муня растерянно достала из сумочки права.

- Паспорта нет, только это…

- Ну как же так, гражданочка? - укорил полицейский, кидая цепкий взгляд на пластиковую карточку. - В большом городе живёте, паспорт надо обязательно с собой носить!

В коридор тигрицей выпрыгнула Этьенна Вильевна. Сказала холодно, с милой улыбкой - от такой птицы замерзают в полете! - обращённой к Арефьеву:

- Моя дочь приехала забрать Луку и отвести домой. Это запрещено законом?

Следом вышел очень пожилой мужчина в тёмном костюме с галстуком бабочкой, украшенным булавкой с зелёным крупным камнем. Его Лука видела впервые. Редкий белый пушок, тщательно зачёсанный на лысину, вызывал жалость. Тонкая кожа старческого лица казалась присыпанной мукой, бледной, но глаза, живые, тёмные, глубокие были полны силы. Этот человек не позволял жалеть себя и сам не жалел!

- Ну что вы, Этьенна Вильевна, - не менее любезно улыбнулся капитан, - красивым девушкам закон не писан! А у вас дочь - красавица!

- Лука, идём! - Муня деловито обогнула Арефьева и за руку потащила подругу прочь. Однако глаза её смеялись. - Богдан Галактионович, здрасьте! И до свидания!

Старик ласково улыбнулся им обеим:

- Здравствуйте, девушки!

Выходя из дома, Лука чувствовала направленные в её спину взгляды. Кажется, смотрели все трое.

- Кто это? - спросила она Муню, едва села в машину и пристегнулась. - Этот дядька?

- О! Легендарная личность! - ответила та. - Богдан Галактионович Выдра - бессменный секретарь ковена последние семьдесят лет! Он уже давно на покой просится, но Эмма… - она запнулась, - она его не отпускала, говорила, что без него, как без рук!

- Он колдун? - уточнила Лука.

- Конечно, только не очень сильный. А вот администратор классный, интеллектуал, политик, юрист… В общем, как говорит мама, большой умница!

- А как тебе этот противный капитан? - заинтересовалась Лука. - Ты видела, как он на тебя пялился?

- Да?! - довольно переспросила Муня и тут же отрезала: - Не видела!

Скрыв улыбку, Лука отвернулась к окну и принялась гадать - то, что она наблюдала, когда встретились Муня и Арефьев, было ли на самом деле или почудилось? И если было - видела она это потому, что развивается её дар Видящей или просто так? А если её дар развивается, почему она не разглядела ту тень, что мелькнула в кухне перед тем, как упала Эмма Висенте?..

Улыбка исчезла с её лица. Снова прошило тем ощущением - недобрым, неправильным. И оно не было для Луки внове! Раскручивая назад киноленту памяти, она вспомнила, как испытывала подобное, когда ей привиделась тоскующая претка, когда девушка в ботильонах садилась в лимузин, так похожий на тот, что привёз её, Луку, сюда! Когда смотрела на Ярослава Гаранина, изуродованного кладбищенским падальщиком… Гаранин? Да, Гаранин…

- Борис этот Яру однофамилец? - не глядя на Муню, спросила Лука. - Он вообще кто такой?

Муня как-то странно вздохнула. С сожалением. Машина вывернула с лесной дороги и понеслась по шоссе в сторону города.

- Это его отец. Глава Службы безопасности Эммы… Потомственный ведьмак. В нашей СБ большинство ведьмаков работает и примерно треть колдунов.

- Значит, сын в папу ведьмак? - уточнила Лука.

Подруга пожала плечами.

- У них по-другому быть не может. Это у ведьм Дар может перейти в следующее поколение, а может проявиться через одно или несколько. У ведьмаков рождаются только ведьмаки.

Лука вспомнила Алусю Бабошкину. Та походила на эльфа, но никак не на ведьмака!

- А если девочка родится? - удивилась она.

- Будет обычной, - Муня смотрела на дорогу - поскольку стояла уже глубокая ночь, встречных машин было немного, но глаза они слепили, - трансгенные способности только по мужской линии передаются.

- Трансгенные? - не поняла Лука.

Муня раздражённо откинула волосы с лица.

- Я всё время забываю, что ты почти ничего не знаешь! - пробормотала она. - В незапамятные времена охотники при помощи различных зелий придавали себе несвойственные человеческому роду качества, например, ночное зрение, молниеносную реакцию и необычайную силу. Многие болели или гибли, но другим зелья не приносили вреда, и они стали пользоваться ими постоянно. Лишь спустя столетия выяснилось, что такие зелья обладают свойством менять генотип, перестраивая организм под себя. Охотники остались охотниками даже тогда, когда необходимость добывать пропитание отпала. Только теперь они охотятся на нежить…

- А… - открыла рот Лука… и закрыла.

Хотела было спросить про Алусю, но вдруг вспомнила, как Димыч говорил о том, что Яр никого не пускает в своё логово. Остальные тоже считали его замкнутым и неразговорчивым. Да, он встречался с Муней, однако знает ли она о сестре? О её болезни? О щенке с голубыми ушами и остальной разноцветной компании?

Всю оставшуюся дорогу подруги молчали, думая каждая о своём.

Анфиса Павловна встретила их на пороге, к удивлению Луки держа в руках длинное хвостатое тело.

- Это правда? - спросила она девушек, хотя те ещё даже не зашли в квартиру. - Про Эмму Висенте - правда?

‘Однако быстро в этой среде слухи расходятся!’ - подумала Лука, но ничего не сказала, только кивнула, забирая кота из рук домохозяйки. Тот укоризненно шлёпнул её лапой по подбородку. Хоть когтей не выпустил, и на том спасибо!

- С тобой побыть? - заботливо спросила Муня. - Уверена, что не хочешь к нам? Семён Семёныч будет рад!

- Давай я просто в гости приду? - пробормотала Лука - шишка на затылке снова запульсировала, давая о себе знать. - Передай ему, что я тоже скучаю! До завтра!

Домохозяйка сочувственно посмотрела, как Лука, не выпуская кота, пытается снять кроссы. Отобрала кота, пожевала губами.

- Иди-ка, выпей чаю, иллюминация. Худющая ты какая стала за эти дни! Надо тебя откармливать!

- Не надо меня откармливать! - возмутилась та, надевая тапки и снова забирая Вольдемара. - Что я, поросёнок, что ли?

От горячего чая, в который Анфиса Павловна добавила столовую ложку коньяка из той самой бутылки с виноградной гроздью, Луке стало тепло. Будто таял где-то внутри ледяной шарик, возникший с того момента, как Эмма Висенте стала медленно падать. Вот только никак она не могла забыть выражения её лица - напряжённого, недоумевающего. Что она видела перед тем, как умереть? Свет в конце тоннеля? И что с этим светом было не так?

- Анфиса Павловна, вы боитесь смерти? - ляпнула Лука, не подумав, и тут же обозвала себя идиоткой. Разве спрашивают о подобном пожилых людей, которые к ней, костлявой, и так ближе, чем остальные?

Однако Беловольская не обиделась. Вместо ответа принесла из комнаты толстый фотоальбом в бархатной серой обложке. Положила на стол. Сказала просто:

- Боюсь.

Раскрыла первую страницу. На пожелтевшей от времени фотографии были изображены молодая круглолицая крестьянка в длинном сером платье и переднике, с нитью крупных бус на шее, и стоящий за ней дородный мужчина в косоворотке. Погладив изображение ладонью, Анфиса Павловна посмотрела на Луку:

- На самом деле такого вопроса не существует, иллюминация, потому что все боятся! Кто-то предпочитает об этом не думать, кто-то - умолчать, другие - бравировать, но боятся все. Вопрос в другом - как преодолеть страх и встретить финиш достойно.

- И как? - уточнила Лука, с недоумением разглядывая колоритную пару.

Беловольская села рядом, поправила очки на переносице, принялась медленно листать страницы. Групповое фото улыбающихся на фоне стога сена крестьян. Все такие белозубые, прямо завидки берут! Надо же, корова! С надетым на рог венком из клевера! А вот невысокий симпатичный парнишка держит за руку черноволосую красавицу, та смеётся, запрокидывая голову…

- Подождите… - Лука удержала Анфису Павловну, - это вы что ли?

- Я, - улыбнулась та. - Мне здесь восемнадцать… Дане двадцать два.

Лука затаила дыхание. Неужели расскажет? Но Анфиса Павловна продолжила листать страницы. На вопросительный взгляд собеседницы пожала плечами, коротко ответила:

- Не сложилось…

Помолчала, подвинула альбом к Луке.

- Здесь мои воспоминания, иллюминация. Да, они чёрно-белые. Да, на пожелтевшей бумаге или негативах. Есть более поздние, цветные, яркие, где я - красивая, дерзкая, талантливая, вокруг меня успешные мужчины, и жизнь кажется ластящейся кошкой. Но когда в моём сердце колоколом звучит вопрос: ‘А как ТАМ?’, я смотрю именно эти, чёрно-белые… Я не скорблю о том, что это было, я радуюсь… Не знаю, поймёшь ли ты меня?

Лука чуть было не ляпнула: ‘Я тоже не знаю!’, но вовремя спохватилась и промолчала, поглаживая сидящего на коленях кота. Беловольская вздохнула и поднялась.

- Устала я что-то, да и поздно уже! Пойду лягу. Ты тоже не засиживайся, у тебя такой тяжёлый день был, мама не горюй!

Домохозяйка ушла, оставив альбом на столе. Лука подлила себе ещё чаю и принялась разглядывать фотки, подперев подбородок рукой. Наверняка большинство из этих людей давно нет на свете, они ушли куда-то туда, за горизонт… Но значит ли это, что там, за горизонтом, с ними можно встретиться?

***

Телефонный звонок прозвенел в семь утра.

- Мне нужно, чтобы ты приехала, - прозвучал в трубке голос Этьенны Вильевны, - Муня уже едет за тобой.

- Ку… куда? - не поняла Лука спросонья.

- В дом к Эмме. Мы с Борисом хотим кое-что проверить! - и Прядилова повесила трубку.

‘С Борисом…’! Лука помнила, с каким выражением старший Гаранин смотрел на неё. Как на осуждённую и приговорённую решением суда к смертной казни. Неужели он всерьёз думает, что она виновата в смерти Висенте? Если кто и виноват, так он сам и его хвалёная служба безопасности!

Она с неохотой вылезла из кровати и, перед тем, как пойти умываться, насыпала коту в корма в миску. В другом случае путь до ванны становился травматичным, ибо противное животное, издавая мерзкие звуки, путалось в ногах, так и норовя уронить хозяйку.

- Куда? - удивилась Анфиса Павловна, увидев Луку, похожую на встрёпанное привидение. - Отоспалась бы!

Та что-то промычала и ввалилась в ванную.

Звонок в дверь раздался спустя пятнадцать минут. Лука едва успела выпить кофе и съесть кусок сыра.

- Анфиса Павловна, прощание в пятницу, в ‘Чёрной кошке’, - поздоровавшись, сообщила Муня, - мама просила вам передать.

- В клубе? - изумилась Лука, но прикусила язык, натолкнувшись на предупреждающий взгляд подруги.

Будут только свои, поэтому нужно подальше от чужих глаз - могла бы и сама догадаться!

- Спасибо, девонька, - вздохнула Беловольская. - Приду обязательно.

В машине одуряюще пахло картошкой-фри. Муня протянула Луке пакет из Макдака.

- Держи, а то на тебя смотреть страшно. Скоро кожа да кости останутся!

- Спасительница, - пробормотала Лука, доставая гамбургер и вцепляясь в него зубами, - и даже кофе есть!

- Большой! - довольно кивнула подруга.

- Зачем я там понадобилась, не знаешь?

Муня покосилась на неё.

- Слышала, как мама ночью по телефону с Борисом Сергеевичем разговаривала. Они хотят что-то вроде следственного эксперимента провести.

- Этьенна Вильевна, что же, так и не ложилась спать?

Муня молча мотнула головой.

Чёрные ворота были распахнуты и походили на разверстую пасть. Несмотря на зимний пасторальный пейзаж за ними Луке стало не по себе. Впрочем, никто чужой на участок бы не проник - по обе стороны от дорожки дежурили охранники, мощные, с мрачными лицами, выражение которых не сулило ничего хорошего возможным нарушителям частной собственности.

Старшая Прядилова вышла на крыльцо. Ненакрашенная, с тёмными кругами под глазами, волосами, собранными в простой хвост, одетая в черные джинсы и свитер, она казалась Муниной сестрой, а не матерью.

- Посиди в гостиной, - поцеловав дочь, сказала Этьенна, - Лука, пойдём со мной!

Лука знала, куда они направятся, и не хотела идти туда. На кухню. Казалось, тело Эммы Висенты, накрытое простынёй, всё ещё лежит там…

Но на кухне было пусто, на столе дымился кофе в огромной чашке, больше напоминающей супницу.

Этьенна Вильевна глотнула кофе и повернулась к Луке.

- Я хочу просить тебя о помощи. И о молчании. Результаты вскрытия будут только завтра… Мы считаем, что они покажут инсульт или инфаркт, и больше ничего. Тот, кто сделал это с Эммой, знал что делал!

Лука с ужасом смотрела на Прядилову. Неужели та хочет сказать…

- Я уже говорила вчера - были и другие покушения, - сухо пояснила Этьенна, - и только последнее оказалось удачным. Вот почему нам нужно точно знать о произошедшем здесь, а для этого я хочу заглянуть в твою память.

- Так можно? - удивилась Лука.

- Я могу, - просто ответила Этьенна. - Но мне придётся показать Борису. Ты согласна?

Лука обдумывала услышанное. Не очень приятно узнать, что мама подруги может копаться в твоих воспоминаниях, словно патанатом в трупе, но ещё неприятнее видеть, как твоё сокровенное уплывает к кому-то ещё! Перед глазами снова появилось напряжённое лицо Эммы Висенте. О чём она хотела сообщить Луке, чего так… страшилась?

- Я согласна, - поморщилась Лука.

У неё было ощущение, что она совершает ошибку, однако стоять в стороне после узнанного девушка не могла. Ведь и сама почувствовала в ту минуту, когда Эмма начала падать, и после непоправимость, неправильность происходящего. Насильственная смерть - нарушение планов бытия, вот ведь какая вещь получается!

Луку боднули под колено так, что она едва не упала. Опустив взгляд, она увидела серого котище… Морок - так, кажется, его назвал охранник Костя? Кот поднялся на задние лапы и потянул к ней передние. На губах Этьенны показалась и пропала грустная улыбка.

- На ручки просится… тоскует, - сказала она и вышла, видимо, пошла за старшим Гараниным.

Лука расстегнула куртку, размотала шарф и с трудом подняла кота - весила животина немало. Тот толкнул её головой в подбородок, как делал Вольдемар, и заурчал. Вспомнив, как он выглядел, когда нападал, девушка взглянула на него внимательнее. В её руках уютно устроилось странное существо, худое, - в отличие от своего реалистичного облика! - с длинными лапами, с выпирающими лопатками, из-под которых торчали… маленькие крылышки с чётко проработанными перьями. На вытянутой морде, похожей на нос гоночного болида, располагались овальные огромные глаза, прозрачные, как аквариумы с чистой водой, полнящиеся стайками разноцветных искр, будто быстрых рыбёшек. Издаваемое Мороком мурчание рождало внутри его тела сгустки синего пламени, которые расходились кругами, как вода от брошенного камня, заставляя светиться и воздух вокруг. Казалось, девушка и кот оказались внутри холодно мерцающей сферы, оттенок которой дискомфорта Луке не доставлял, наоборот, на какое-то мгновение она забыла о том, где и по какому поводу находится, а на душе стало спокойно и легко.

В коридоре послышались голоса. Вошедший Гаранин-старший коротко кивнул, даже не удосужившись поздороваться.

Недовольно мявкнув, Морок стёк на пол и запрыгнул на подоконник. Разбитое стекло в створке уже заменили.

- Дай мне руку, - сказала Этьенна Вильевна.

У неё была узкая, прохладная и сильная ладонь.

Борис Сергеевич тоже взял её за руку - аккуратно, будто боялся размозжить ей пальцы.

- Вспоминай, - мягко подсказала Прядилова. - Лучше всего с того момента, как вошла в дом.

В памяти Луки вновь упал тёплый отсвет на заснеженную дорожку - из открытой двери, в которой застыл хрупкий силуэт. Она шла к Эмме Висенте, ощущая в каждом шаге фатальную обречённость - да, она должна была оказаться здесь, рано или поздно! Только вот тому, что случилось, случиться было не дано!

- Постарайся обойтись без эмоций, - пробормотала Этьенна, - только картинки… Только то, что видела, слышала…

…Чёрная кошка, валяющаяся перед электрокамином, вдруг села столбиком. За мгновение до этого серый котище на окне навострил уши, а трёхцветка перестала точить когти. Эмма Висенте ничего не заметила - она смотрела на заснеженный участок, и узкая спина была прямой и напряжённой.

Кошки сорвались разом, будто от выстрела стартового пистолета, и понеслись прочь. Помнится, бабушка говорила, что они с ангелами-хранителями играют, неужели, правда?

Пожатие Этьенны неожиданно стало до того сильным, что Лука поморщилась от боли. Картинка в памяти дёрнулась, поплыла… Удивлённый взгляд Эммы, которым та проводила кошек, был последним, увиденным девушкой, перед тем, как прийти в себя и растерянно оглядеть кухню, баюкая чёткое ощущение: она только что побывала во вчера!

- Кофе будешь? - раздался совсем близко голос Прядиловой.

Лука сконцентрировала взгляд на ней. Наверное, со стороны вид у неё был слегка ошарашенный.

- Да, спасибо.

- Идите, посидите в другой комнате, - холодно сказал Гаранин-старший, - кофе вам принесут.

Лука кинула на Этьенну взгляд. Та кивнула.

Выйдя в коридор, Лука поняла, что понятия не имеет, где её ждёт Муня. Громко звать подругу в незнакомом доме, который к тому же недавно потерял хозяйку, ей показалось неправильным, поэтому она пошла по коридору, заглядывая во все комнаты подряд. Мягкий топоток за спиной сообщил о том, что Морок последовал за ней. Кот обогнал и остановился у одной из дверей. Посмотрел на Луку, требовательно мяукнул.

- Впустить тебя? - сообразила она.

Толкнула створку, заодно заглянула внутрь. Похоже, это был кабинет хозяйки.

Морок заскочил на письменный стол - огромный, старинный, на львиных лапах, - прошёлся по столешнице, разыгрываясь: горбил спину, приседал, делал бешеные глаза и в конце концов сбил на пол несколько фотографий в рамках.

- Ах, ты! - возмутилась собравшаяся идти дальше Лука. - А ну-ка, вали отсюда!

Котище спрыгнул, совершенно по-котячьи прокозлил мимо и скрылся за дверью, оставив гостью собирать разбросанные фото. На одной, явно восстановленной фотографии была изображена редкой красоты женщина, неуловимо напоминающая Эмму, в длинном платье, увешанная бусами. Атласная лента прихватывала непокорные кудри. На другой, сидя на берегу озера, хохотала целая толпа каких-то дам в купальниках, а над ними висело облако, похожее на расправившую в полёте крылья птицу. На третьей… В середине стоял высокий светловолосый мужчина, обнимая за талии двух женщин. Улыбался спокойно и немного смущённо… Сколько лет назад было сделано фото? Сколько лет назад Эмма Висенте выглядела так ярко, смеялась так счастливо и так нежно прижималась щекой к его плечу, а у Этьенны Прядиловой было короткое озорное каре и совершенно шальные глаза?

Лука поймала себя на том, что разглядывает троицу с любопытством, и почувствовала стыд, будто за чужой жизнью подглядела! Однако вовсе не это привело её в состояние ступора… На руках у Эммы сидел и нагло щурился сиамский кот - вылитый Вольдемар!

***

В коридоре раздались голоса. Лука торопливо поставила фотографию на стол и пошла на звук, надеясь найти Муню. И едва не уткнулась лицом во внушительную грудь старшего Гаранина.

- Что вы там делали? - прищурившись, поинтересовался он, оглядывая её так, будто она только что вынесла под курткой всю библиотеку и семейные ценности этого дома.

Будь у Луки весло, лопата или ещё что-нибудь столь же внушительное, огрела бы его прямо по подозрительному лицу… Какой неприятный тип! Яр, похоже, тоже с ним не в ладах, коли не упомянул ни разу!

- Искала подругу, - отрезала она.

Ушедшая вперёд Этьенна оглянулась.

- Борис, куда?

- Коридор просматривается до поворота, - ответил тот. - Дальше - приватная зона, где камер нет. Три помещения - спальня, ванная, малая гостиная. На видео стражи направились именно туда.

Прядилова что-то пробормотала и завернула за угол.

Луку прошиб пот. Показалось, что Этьенну она больше не увидит, будто там, впереди, пропасть, в которую можно падать, падать, падать, и так и не увидеть дна!

- Идите с нами! - приказал Гаранин таким тоном, словно говорил: ‘Мы вам не доверяем, поэтому будьте у нас на глазах!’

Девушка шагнула следом за Этьенной. Та стояла в дверях, залитая солнечными лучами из панорамного окна.

Спальня Эммы Висенте была сделана в бежево-оранжевых тонах, что только прибавляло силы и радости солнечным пятнам, в беспорядке лежащим на янтарного цвета деревянном полу. Множество фигурок и статуэток украшали предметы интерьера, а на стене висела картина, изображающая молящуюся девушку в полупрозрачной паутине невесомого одеяния. Её фигура на коленях была затемнена, а лицо, освещаемое одинокой свечой, наоборот, казалось ярким пятном.

Морок и одна из кошек уже были здесь: трёхцветка валялась на кровати, накрытой бежевым пушистым покрывалом, а кот сидел на туалетном столике и отражался сразу в трёх створках зеркала. Его девушка более не воспринимала серым зверем - стоило взглянуть, как встопорщились смешные крылышки за спиной существа и двух его отражений. Третье… продолжало преспокойно умываться, не обращая внимания на остальных.

- Что-то же завлекло вас сюда? - сердито сказала Прядилова кошкам. - Что это было?

- С того дня в спальню никто не заходил, кроме моих людей, - подал голос Гаранин.

Лука посмотрела на него и едва не отшатнулась. Он был бледен до синевы, оглядывал комнату суженными, как тогда у Яра, зрачками, ноздри точёного носа подёргивались, будто Борис принюхивался. Глава Службы безопасности сейчас не походил ни на человека, ни на зверя, скорее, на какого-то змееящера из страшных сказок, опасного, неуправляемого… смертоносного. Лука сделала несколько шажков в сторону, стремясь оказаться как можно дальше от него, нечаянно толкнула плечом противоположную дверь, и… на неё вновь обрушилось ощущение неправильного, непоправимого… Что-то не так было в той в комнате, точнее, там было что-то, чему нельзя находиться в жилых помещениях! Чувство оказалось настолько сильным, что она застонала, обхватив себя руками.

Гаранин резко развернувшись, шагнул к девушке. Та выставила ладони в извечном жесте защиты, показалось, что Борис Сергеевич походя свернёт ей шею, как цыплёнку, раздавит, не глядя…

- Тихо, тихо, девочка моя, тихо! - в мгновение ока оказавшаяся рядом с ней Этьенна обняла Луку за плечи. - Что случилось?

- Там… - трясущимися губами прошептала та, - там…

Не спрашивая разрешения, Прядилова схватила её за обе руки. Зрачки Видящией расширились, а на лице появилось изумление.

- Ты чувствуешь неупокоённую душу, Лука! Борис…

- Понял, - коротко ответил тот, сдвигая обеих женщин с пути и шагнув в гостиную.

Он остановился в центре, чуть покачиваясь, словно на невидимых волнах. Медленно поводил головой, как хищник, почуявший жертву, с шумом втягивал воздух, принюхиваясь. Луке стало жутко. Если и существовала на свете воплощённая смерть, она сейчас была перед ней в образе здорового мужика в щегольском чёрном костюме и очёчках в дурацкой тонюсенькой оправе!

Неуловимым движением Гаранин-старший развернулся и отправился в угол комнаты, где стояло тяжёлое кресло и старинный торшер на бронзовой ноге с зелёным абажуром. Легко подняв кресло, он отставил его в сторону и присел на корточки над паркетными досочками, классически располагавшимися ёлочками.

- Ну-ка, сядь, - между тем говорила Этьенна Вильевна, подводя Луку к другому креслу, - не знала, что ты не только Видящая, но и медиум!

Лука едва успела удивиться, откуда та знает о Видящей, как Борис Сергеевич извлёк из кармана пиджака складной нож, вытащил лезвие и поддел одну из паркетных досок. Порхнуло облачко пыли, едва не заставив его чихнуть… Очень осторожно глава Службы безопасности набрал её на кончик ножа, поднёс к носу. И констатировал:

- Прах. Относительно свежий, от двух месяцев до полугода.

В этот момент у него в кармане загудел телефон.

Ссыпав серую пыль (неужели, прах?!) обратно, Гаранин ответил на звонок. Выслушал информацию и взглянул на Прядилову. Усмехнулся недобро.

- Установили твой четвёртый элемент… Белая омела.

Этьенна вдруг взялась тонкими пальцами за виски. С силой сжала голову, будто проткнуть хотела, пробормотала:

- Простейшая оморочка… ну конечно! Никакого магического воздействия рядом с Эммой, иначе она бы почувствовала! Чаёв у неё всегда было навалом, баночка с этим стояла на полке, дожидаясь своего часа! Эмма не должна была умереть позавчера… Это могло случиться с ней в любой момент! Но почему ушли стражи?

Борис Сергеевич поднялся. Убрал нож в карман, деловито отряхнул руки.

- Прах здесь не просто так! Могу предположить наличие какой-нибудь твари, вроде вытьянки, молчащей до поры. А когда пора пришла…

- Сработала оморочка, и Эмма её не услышала… - прошептала Прядилова.

- Зато услышали стражи и бросились наводить порядок, - кивнул Гаранин. - Этьенна, между чаем и призраком должно быть связующее заклинание! Очень простое, до поры спящее!

Этьенна Вильевна посмотрела на Луку.

- Ты тоже пила чай вместе с Эммой?

- Сделала пару глотков.

- Вот и ответ на вопрос, почему ты почти ничего не видела, кроме той тени… И почему Эмма ничего не почувствовала, не успела защититься!

- Я не понимаю, - жалобно сказала Лука.

Ей уже не хотелось ни кофе, ни разгадок, только бы убраться из этого дома, в котором коты не похожи на котов, а под полом спрятаны чьи-то останки! И ещё жутко, просто невыносимо хотелось курить!

- Я покажу ей? - Прядилова кинула взгляд на Бориса Сергеевича.

Тот кивнул.

- Найди, морока, с любого бока, с ветреной и ответреной, с восхода и с запада, - зашептала Этьенна, внимательно наблюдая за девушкой, - заморочь голову, отведи глаза тридцать три раза. Морочная проказа, съешь мыслей чистоту, дай обморочную пустоту. Как младенец видит и не видит, слышит и не слышит, внимает и не понимает, так чтобы мой враг, раб Божий Лукерья, видела и не видела, слышала и не слыхала, речам внимала и ни черта не понимала, каким образом Борис оказался рядом с ней!

Лука моргнула и чуть не заорала от ужаса - на её плече лежала тяжеленная рука Гаранина-старшего… который только что стоял у кресла в дальнем конце комнаты!

- Это обычное заклинание для отвода глаз, - пояснила Прядилова, - и оно может быть запечатлено в сборе из особых трав. При этом никакого магического следа не создаётся, будь ты хоть мегаведьмой, не ощутишь…

- Но связующее заклинание должно фонить! - нахмурился Гаранин, отходя от Луки.

- Скорее всего, - Прядилова задумчиво коснулась пальцем виска, - его нельзя было почувствовать, покуда оно было не активно, а когда сработало - Эмма уже попала под действие оморочки. Вспомни, она хоть и удивилась поведению стражей, значения ему не придала! А Лука так и вовсе не поняла, что происходит!

Лука между тем лихорадочно рылась по карманам куртки в поисках сигарет, и никак не могла найти пачку.

- Можно я выйду! - выпалила она. - Подышать!

- Тебе плохо? - забеспокоилась Этьенна Вильевна.

Лука упрямо мотнула головой. Мол, хорошо мне! Да, так хорошо, что выть хочется…

Гаранин коротко кивнул на дверь. Неразговорчивый тип! Сын в этом в него пошёл.

На крыльце Лука задышала глубоко и медленно, пытаясь успокоиться. Сознание, привычное к обыденному, на всё происходящее ответило неожиданной паникой. На мгновение девушке показалась, будто то, что произошло с Эммой Висенте, имеет непосредственное отношение и к ней, Лукерье Должиковой!

По дорожке прогуливался охранник… тот самый, что чуть не убил Луку, обнаружив на кухне над телом Эммы. Несмотря на холод, одет был лишь в чёрную тонкую водолазку и чёрные же брюки. Будь Лука поспокойнее, полюбовалась бы, как рельефно ткань обтягивает накачанный мужской торс, но сейчас ей было не до красот!

- Эй, - окликнула она, - как вас… Костя Медведев! Сигаретки не найдётся!

- Не курю! - отозвался тот, однако, внимательнее посмотрев на девушку, ушёл куда-то за угол дома и вскоре вернулся с сигаретой и зажигалкой.

На коричневом бочке зажигалке весело блестели золотые буквы аббревиатуры: ‘МКАМ-2’.

- Спасибо! - с чувством поблагодарила Лука, затягиваясь. - Вы мне жизнь спасли! Правда, сначала чуть было не отняли!

Охранник хмыкнул и снова вернулся на дорожку.

Достав телефон, звук в котором катастрофически забывала включать, Лука обнаружила звонок с неизвестного номера. Кто бы это мог быть? С работы?

Перенабрала…

- Лукерья Павловна, - раздался вкрадчивый голос, который она не сразу узнала, - а я уже скучаю! Приглашаю пообщаться сегодня, скажем, в 17.00?

- Я работаю с восьми, - буркнула Лука. Голос не только не успокоил, но и добавил паники. - Вы гарантируете, что я не опоздаю?

- Гарантировать я могу только соблюдение буквы и духа Уголовного кодекса, - хмыкнул голос, - но вы приезжайте, Лукерья Павловна. Надеюсь, подруга вас подвезёт?

‘А вот это уже не ваше дело!’ - собралась отбрить Лука, но тут телефон тренькнул.

- Адрес в смске, жду! - констатировал собеседник и отключился.

Девушка возмущённо посмотрела в экран. Ну и манера общения… ни здрасти тебе, ни до свидания!

***

‘Обвинить тебя ни в чём нельзя, - наставляла Этьенна Вильевна на прощанье, - веди себя спокойно, расскажи все, что знаешь. Можешь и про котов сказать, все равно ничего наш бравый капитан не поймёт, даже если и обратит внимание. Но упаси тебя боже проболтаться про периферический мир! Я не пугаю, Лука… Надеюсь, ты и сама всё понимаешь!’

Девушка тогда молча кивнула, думая о том, что в кабинете полицейского будет выглядеть как настоящая преступница: бледная, заикающаяся, отводящая глаза. Да и как тут оставаться спокойной, когда вокруг происходят такие события?

Муня сочувственно косилась на неё, молчала и в конце концов не выдержала:

- Давай я с тобой пойду?

Лука неожиданно развеселилась.

- Капитан Арефьев будет очень рад! Глядишь, и обо мне забудет!

- Да ну тебя! - рассердилась подруга и дальше смотрела только на дорогу.

Муня высадила её у входа в городское УВД и уехала. Лука исподлобья оглядывала облицованное серым камнем здание, не решаясь подойти к проходной, когда у неё снова завибрировал телефон.

- Что ж вы там стоите на сквозняке, гражданка Должикова? - поинтересовался капитан Арефьев. - Заходите уже… Пропуск на вас заказан.

‘Тьфу ты, паразит приставучий!’ - выругалась девушка, заходя в приземистое здание проходной и доставая паспорт.

Кабинет был маленький, но чистый. На тумбочке у окна стоял чайник, банка растворимого кофе, пачка коричневого сахара и пиала, наполненная леденцами в ярких обёртках. На столе было почти пусто, не считая органайзера для канцтоваров. В углу у двери громоздился коричневый сейф.

Арефьев забрал у Луки бумажную полоску пропуска и аккуратно положил, для верности придавив органайзером. Сегодня капитан был слегка небрит, одет в джинсы и свитер толстой вязки с высоким воротом, отчего казался не полицейским или бандитом, а аспирантом - видела Лука таких в универе.

- Итак, Лукерья Павловна, - улыбнулся он, - беседа наша носит неофициальный характер и продиктована только лишь моим неуёмным любопытством! Вы можете сейчас же встать и уйти, а я не вправе вас задерживать… Что скажете?

Лука рассердилась. Капитан мог бы и по телефону уведомить о неофициальности приглашения, и тогда ей не пришлось бы тащиться сюда!

- Лука, - с вызовом ответила она.

Капитан моргнул.

- Что?

- Называйте меня Лука. Не люблю имя Лукерья.

- Отчего же?

- Это имеет отношение к теме беседы?

- Кофе выпьете со мной? - зашёл с другой стороны Арефьев.

В доме Висенте Луку не только напоили кофе, как и обещали, но и накормили сэндвичами, поэтому есть она не хотела, однако кивнула. Чашка горячего кофе в руках - отличный повод подумать над тем, что собираешься сказать!

Капитан поднялся, подошёл к окну. Зашумел и забулькал чайник. Спустя пару минут Арефьев вернулся с двумя разнокалиберными чашками, над которыми поднимался ароматный парок.

- Прошу.

- Благодарю.

Только что не расшаркались!

Мефодий Арефьев сел напротив и вдруг тряхнул головой, как шальной конь.

- Давайте откровенно, Лука… Вы мне нравитесь! Не так сильно, как ваша подруга Мария, но нравитесь! Однако интуиция опера подсказывает мне, что вы вляпались во что-то нехорошее… Знаете, как у нас говорят о делах, подобных делу о покушении на Эмму Висенте пять лет назад? С душком… Висяки случаются в жизни каждого опера или следователя, по разным причинам, но именно этот не даёт мне покоя! И, пристрелите меня, то же самое происходит сейчас! Вот… - он достал из стола бумагу, исписанную мелким почерком и заверенную печатями, - результаты вскрытия гражданки Висенте. Так, что тут у нас… ‘Ишемический инфаркт головного мозга в лобной, теменной долях и подкорковых ядрах левого полушария. Стенозирующий атеросклероз артерий головного мозга (3-я степень, III стадия, стеноз до 30%, красный обтурирующий тромб левой средней мозговой артерии). Отек головного мозга с дислокацией его ствола’.

- Зачем вы мне это читаете? - враз пересохшими губами спросила девушка.

Вновь увидела побелевшее лицо Эммы, неуверенный, какой-то усталый жест, когда она касалась виска… А потом её словно выключили.

- Смерть Эммы Висенте была естественной, если можно так выразиться, - пояснил капитан, пряча бумагу в стол. - Никаких травм, ядов, стороннего вмешательства…

Мелькнула перед глазами тень… Осколок тьмы, словно чёрный хвост, нырнувший в дверную щель и скрывшийся из поля зрения. Было стороннее вмешательство, было! Вот только органам в лице капитана Арефьева совершенно ни к чему знать об этом!

- Что? - тут же сделал стойку капитан. - Вы что-нибудь вспомнили?

Лука со стуком поставила чашку на стол. Кофе расплескался по столешнице, но она не обратила на это внимания.

- Я вспомнила, как она умерла у меня на глазах! - выкрикнула ему в лицо. - И как я не знала, что делать, чем помочь! Никто никогда прежде… - голос сорвался.

Лука не переигрывала, ведь действительно, никогда прежде смерть не ощущалась на её руках чьим-то тяжёлым, ещё тёплым телом!

Арефьев отвёл глаза, достал из ящика стопку салфеток, принялся вытирать стол.

- У вас совсем чувств нет, да? - отдышавшись, поинтересовалась Лука. Залпом допила остаток кофе, поднялась. - Я ухожу. И вы не смеете меня задерживать!

Капитан выкинул мокрые салфетки в ведро, подвинул к себе пропуск, взял ручку. Вздохнул.

- Будьте очень осторожны, гражданка Должикова! Во всём этом есть нечто, мне непонятное. И меня это пугает… Да-да! Пугает.

Лука наморщила нос. Арефьев не выглядел испуганным. В его глазах горели дикие огоньки азарта гончей, вставшей на след!

Дверь в кабинет вдруг открылась, впуская невысокого полноватого паренька с папкой подмышкой.

- Мефодий, можно к тебе? Ой, извини!

- Сейчас, Слав, минуту…

Капитан размашисто расписался в пропуске и отдал посетительнице.

- Будьте осторожны, Лука! Если что, мой телефон у вас уже есть!

Она пожала плечами, забирая бланк, развернулась, прошла мимо Славы с папкой и тут накатило…

Изломанное тело куклой на железнодорожных путях…

Галька, пропитавшаяся багровым…

Лука качнулась на полненького. Тот, пытаясь удержать девушку, выронил папку, и листы распечатанных фотографий разлетелись по кабинету.

Тело было снято с разных ракурсов: справа, слева, сверху, с моста над путями. Галька, густо пропитавшаяся багровым…

Лука дышала, как выброшенная на берег рыба. Хлёсткий удар воды по лицу привёл её в себя. С непередаваемым ужасом она смотрела на фотографию ботильона со сломанным каблуком, отлетевшую прямо ей под ноги.

***

- Вы не ошибаетесь? - Арефьев внимательно смотрел на Луку. Его коллега занял наблюдательный пост на подоконнике.

Лука потёрла ладонями щёки. Даже если бы она не видела лица этой девушки, когда та садилась в машину, даже если бы не обратила внимание на ботильоны, - запомнила ощущение, которое в её душе ранее никто не вызывал. Но как объяснишь полицейским, что оно, ощущение это, так же индивидуально, как и отпечатки пальцев!

- Не ошибаюсь. Я видела её в тот день, садящейся в машину… Какую-то иномарку, большой чёрный седан… Номера не помню… Не знаю почему обратила на девушку внимание, наверное, из-за очень высоких каблуков!

- Она выглядела расстроенной или, скажем, потерянной? - уточнил Слава.

- Нет, - удивилась Лука, - наоборот, шла уверенно, в машину садилась с улыбкой.

- Ещё раз напомните, когда это произошло? В какое время? - прищурился капитан.

Лука вздохнула. Права была Анфиса Павловна, когда говорила, что нужно учиться властвовать собою! Сдержала бы ‘приступ Дара’ и вызванные им эмоции, уже была бы на улице! А так, пришлось уточнить дату и время.

Полицейские переглянулись с явным недоумением.

- Вы точно уверены, что садилась она в чёрный лимузин?

Лука уже готова была вспылить, когда Мефодий успокаивающе поднял ладони.

- Позвольте, я поясню. Девушка покончила с собой… Или это выглядит так, будто она покончила с собой. В процессе оперативно-розыскных мероприятий было установлено, что в последний раз её видели там же, где и вы, но… - он сделал эффектную паузу, - …садящейся в бордовую девятку!

Вот это да!

- Я не вру, - устала сказала Лука. - А что значит ‘выглядит так, будто она покончила с собой’? Её убили, инсценировав самоубийство?

Валентина Павловна Должикова… мама обожала криминальные сериалы, там часто такое показывали!

- С моста Богуславская спрыгнула сама, - тяжело вздохнул с подоконника полненький Слава, - камеры слежения зафиксировали. Никто её не толкал, на ухо ничего не шептал… По словам родных и близких она была жизнерадостной и отзывчивой, и причин для самоубийства никто назвать не смог! Но… тем не менее!

Последовала пауза. В мыслях у Луки царила каша и, пока ещё далеко, грозовым фронтом нависало ощущение приближающейся беды… Полицейские переглядывались друг с другом, видимо, решая, что делать дальше.

- Миф, я, пожалуй, пойду, - Слава слез с подоконника, забрал со стола свою папку. - Вам, девушка, спасибо за помощь!

Лука пожала плечами и поднялась. Человек мёртв - никакая помощь уже не спасёт его!

- Подождите! - Арефьев поднялся. - Я вас провожу к выходу.

- Надеетесь с Муней столкнуться? - сообразила Лука. - Так она, как привезла меня, сразу и уехала…

- Не повезло! - лукаво усмехнулся капитан. - Ну, всё равно провожу!

Пока они шли до выхода по длинным, почти безлюдным коридорам, по лестнице минуя лифт (‘В движении - жизнь!’ - пояснил Мефодий), Луке не давала покоя одна мысль. Она её думала на протяжении всего пути, а когда у дверей пришло время расставаться с Арефьевым, наконец, додумала и спросила:

- Я только одного не пойму - почему самоубийством занимается какой-то суперпуперспециальный отдел УВД?

Капитан подождал, когда мимо пройдут двое мужчин, спорящих о чём-то друг с другом, наклонился к Луке и прошептал, обдавая её запахом кофе:

- Потому что оно, такое, не единственное…

***

До работы оставался час. Идти в клуб, на люди, Луке после увиденного и услышанного не хотелось. Ещё меньше хотелось попасть под проницательный взор Анфисы Павловны и, мекая и бекая, пытаться не отвечать на её вопросы о том, как прошёл день. Поэтому в первой попавшейся палатке она купила пачку сигарет и забрела в маленький скверик неподалёку от “Чёрной кошки”.

На улицы уже опустились сумерки. Влажные глаза светофоров моргали, отражаясь в мокром асфальте - накануне потеплело, по дорогам потекли ручейки, а снег покрылся тёмной, грязной, ноздреватой коркой. В сквере было немноголюдно, но мамочки с детьми или колясками, старушки, ведущие под руку друг друга, собачники с питомцами в смешных одёжках регулярно проходили мимо.

С наслаждением затянувшись, Лука выпустила вверх струйку дыма… и закашлялась от неожиданности, обнаружив рядом высокую фигуру в ‘брезентовой’ куртке, кожаных перчатках с обрезанными пальцами и с неизменным рюкзачком. Почему-то ей и в голову не пришло спросить, как он её нашёл.

- Травишься зачем? - поинтересовался Ярослав Гаранин, садясь рядом.

- Рюкзак смешой…Зачем такой? - откашлявшись, вернула вопрос Лука.

И заметила, как его рука с сильными красивыми пальцами бережно похлопала рюкзачок по боку.

- Это мама Алусе из Венеции привезла, - улыбнулся он. Улыбка вышла невесёлой. - Вы же с ней уже знакомы…

- Хороший ребёнок, - кивнула Лука, стараясь не смотреть на собеседника. Но не выдержала, ляпнула: - Ну как же так получилось, а? - Недокуренная сигарета полетела в сторону. Мелькнул огонёк оранжевой дугой в темноте. - Прости…

Гаранин повернулся к Луке.

- Знаешь, я сам себя спрашиваю - почему… Ответа нет! - И резко перевёл тему: - На самом деле, я тебя искал, чтобы поблагодарить. Ты молодец, про драку хорошо придумала. Она психует, если я два раза в неделю не появляюсь. А из-за поездки этой пришлось пропустить.

Лука вдруг вспомнила его в дачном домике - бледного до синевы, покрытого испариной, с этими звериными зрачками… Вспомнила страшную рану, кажущуюся чужеродным элементом на человеческом теле - и с волнением спросила:

- Слушай, а ты сам-то как сейчас? Поправился?

Гаранин хмыкнул.

- Спал двое суток, как сурок. Просыпался, глотал зелья, что Димыч на тумбочке оставил, и снова давил подушку. Выспался аж до тошноты!

- Завидую! - Лука невольно зевнула. Как-то плохо было у нее со сном в последнее время…

Яр вытянул длинные ноги и откинулся на спинку скамьи. От его тела шёл жар, как от печки. В промозглый вечер рядом с таким обогревателем сиделось на редкость уютно.

- Она о тебе спрашивала, Лука… Когда, мол, придёшь? - взгляд Гаранина гулял по скверу, не останавливаясь на прохожих. - Но прежде, чем ответить - да, подумай, зачем тебе это нужно?

Лука невольно переняла его позу. Коснулась плечом его плеча. Двое одинаково сидящих на скамейке людей напоминали параллельные прямые.

- У неё есть шанс выжить? - с трудом выталкивая из себя слова, сказала она.

Гаранин спросил без обиды, как человек, который всё уже пережил, перечувствовал:

- От этого зависит твой ответ?

Лука возмущенно посмотрела на него.

- Ты что? Просто хочу знать, чем всё может окончиться.

Искреннее негодование, видимо, отразившееся на её лице, вновь вызвало у него грустную улыбку.

- Мама говорила, что у надежды есть жизнь и после смерти, - покачал он головой, - я делаю, что могу… Деньги решают многое: редкие лекарства, врачи… Два раза в год вожу ее в Германию и Израиль - там лучшие специалисты. Благодаря этому Алуся еще жива… Сейчас предложили операцию по какой-то новой методике… Но… - его голос звучал равнодушно, - это последняя надежда!

От этого равнодушия Луке захотелось подняться и сбежать… Ни смерть Эммы Висенте, ни черная тень, убившая её, не были его страшнее.

- Постой, а целители? К ним ты обращался? Они же вроде…

Короткий резкий жест ладони - и она замолчала. В нем было всё - и бесконечные попытки спасти, и угасающая надежда, и усталость… Всё…

- Почему? - прошептала она, не в силах молчать.

Он пожал плечами.

- Многие пытались помочь, но ничего не выходит. И медики, и целители сошлись на том, что болезнь неизлечима.

От спокойной ремарки замёрз воздух вокруг. Лука вдруг взглянула на Гаранина как-то по-новому и увидела, как похож он на отца. Тот же лёд - в глазах и звуках голоса, то же отстраненное выражение лица, будто сдерживающее боль, иногда прорывающуюся во взгляде. Родители погибли… Родной отец, судя по всему, с ним не общается… Сестра умирает… Один? Как можно так жить?!..

Узкая ладонь Луки скользнула к ладони Яра и сжала её. Тот замер. Не поменял положение, не посмотрел, но она ощутила, что он застыл. Об такой айсберг когда-то разбился Титаник!.. Осторожно убрала руку и сказала:

- Когда пойдешь к Алусе, возьмешь меня с собой? Я ей обещала фотки кота показать!

Гаранин в одно мгновение оказался на ногах. Лука не заметила его движения, оно было таким молниеносным, что для взгляда просто смазалось.

- Я позвоню, - кивнул он, закидывая рюкзак на плечо. - Спасибо!

Она смутилась. Хотела было ответить, но не обнаружила его рядом. Был Гаранин - и нету! Вот ведь…

Покопавшись в кармане, Лука достала телефон и набрала брата.

- Ты где пропадаешь, зараза? - обиженно спросил тот. - Второй день не звонишь, трубки не берешь!

- Тёмка, - тихо сказала Лука, - я тебя люблю, знаешь?

***

В пятницу персонал ‘Чёрной кошки’ получил выходной. Вообще выходные сами по себе неплохи, но не по такому печальному поводу - в клубе прощались с Эммой Висенте.

Направляясь к Муне - от неё должны были отправится вместе - Лука гадала, как это может быть, что прощание проводится в клубе? Как будет выглядеть? Гроб с телом на барной стойке? Череда лимузинов у входа? Для всех остальных - закрытая тематическая вечеринка? Чернушый юмор помогал немного справиться с усталостью и нарастающим чувством неотвратимо приближающейся беды.

Семён Семёныч встретил радостно, прыгал вокруг, пыхтел и хрюкал, как сошедший с ума паровозик, вилял бубликом хвоста. Лука разделась и взяла его на руки, позволив облизать себе щёки и уши.

В коридор на шум выглянула Этьенна Вильевна, от усталости похожая на нежить. На неё рухнули все организационные вопросы, связанные с похоронами, и последние дни она практически не спала. В траурном одеянии - черная шёлковая блузка с бантом, пиджак и узкая юбка, - старшая Прядилова казалась пламенем угасающей свечи, слабым и полупрозрачным. Однако Лука понимала, что это не так. Силы воли Видящей было не занимать.

- Подожди нас в гостиной, - сказала та. - Мы скоро. Муня, помоги мне!

Подруга ушла, а Лука, одергивая простую черную футболку, направилась в гостиную. Из черного без рисунков нашла у себя лишь её да джинсы. Ну, хоть что-то…

Она вошла в гостиную и огляделась. Была здесь от силы раз, поскольку, когда жила у Прядиловых, предпочитала находиться в своей комнате и не попадаться хозяевам на глаза, а когда переехала к Анфисе Павловне и приходила в гости - подруги проводили время в Муниной комнате или на кухне, на радость Семён Семёнычу.

Спокойные зелёные тона стен и текстиля, две стены из четырёх закрыты библиотекой - солидной, из светлого дерева с холодным оттенком, и книг бессчётное количество! Лука ни у кого в квартирах столько не видела! В простенках между шкафами - картины, настоящие, рисованные маслом, гобелены с какими-то полуголыми дамочками и амурчиками, гроздями винограда, кубками с рубиновыми напитками. Скромное обаяние буржуазии. На книжных полках куча безделушек. Будь она ребёнком, ахнула бы от такого великолепия!

Вместо того чтобы сесть на диван в ожидании Муни, Лука пошла вдоль шкафов, разглядывая страшные, вырезанные из дерева головы, ракушки разнообразной формы, фигурки, выточенные из кости, венецианские маски, мягкие игрушки, множество фотографий в разных рамках… Стоп! Она уже видела это облако в форме птицы! На фотографии были изображены три молодые женщины. И если Этьенну и Эмму она узнала сразу, то третью видела впервые. Женщина отличалась редкой красотой, неяркой, не бросающейся в глаза, но такой, что от неё невозможно было отвести взгляд. Белокурые волосы мягкими волнами падали на точёные плечи, лицо было нежным и будто светилось изнутри, а огромные светлые глаза - на чёрно-белом фото - казалось, заглядывали в самую душу с вопросом, на который не так-то просто было дать ответ. Что-то будто толкнулось в сердце в ответ на этот взгляд. Затеплилось…

Лука перевела взгляд на соседнее фото и застыла. Она уже видела его - в доме Висенте! Только там оно было целым и невредимым, а здесь чернели обугленные краешки, расплывались по поверхности пятна, изменяя перспективу и лица мужчины и двух женщин.

В коридоре послышались голоса и лай мопса: Семён Семёныч расстраивался, что хозяйки уходят без него. Лука отшатнулась от шкафа и была на пороге, когда в комнату собралась заглянуть Муня.

Прощание, против всех правил, должно было начаться в семь часов вечера. Пока авто, которое вёл Прядилов-страший, лавировало в переулках вокруг клуба, Лука выглядывала из окна, прикидывая, как всё это будет выглядеть? Оказалось, выглядело как обычный вечер. Разве только приглашённых было больше, да количество охранников и дежурных Видящих на входе увеличилось вдвое.

Машины подъезжали к входу в клуб, высаживали пассажиров и отъезжали, чтобы поискать мест для стоянки.

У дверей Этьенну встречал Борис Гаранин. Пожал руку Петру Васильевичу как старому знакомому, которого знаешь тысячу лет. Объяснять такому ничего не нужно, но и откровенности особой друг от друга ждать не приходится. Молча повёл внутрь. Лука крутила головой, как попугай на жёрдочке, узнавая и не узнавая интерьеры ‘Чёрной кошки’.

Стены были затянуты траурным крепом. Таким же прикрыли стенку за стойкой бара, и бутылки с разноцветным содержимым поблёскивали из-под него дикими кошачьими глазами. Раиса на панно отвечала загадочным взглядом, в чёрном квадрате зала казалась ещё более живой чем обычно. Балясины широкой лестницы, ведущей на второй этаж, украсили бантами из чёрного бархата. Нескончаемая цепочка посетителей медленно поднималась наверх, другая - уже простившихся, спускалась. По всей видимости, там находился гроб с телом.

Лука обратила внимание на элегантную даму, беседующую у стены с Богданом Галактионовичем Выдрой, виденным ей в доме Висенте. Дама была в чёрном костюме, украшенном кружевами, широкополой шляпе и в туфлях на каблуках. Когда она, не соглашаясь в чём-то с собеседником, качнула головой и повернулась к Луке вполоборота, та узнала… Анфису Павловну. Куда только подевалась старушка-божий одуванчик? Седые волосы были гладко зачёсаны и убраны под шляпу, глаза и губы слегка подкрашены… Полумрак, царящий в зале, делал её моложе и загадочней. И тем сильнее Луке было заметно напряжение в выражении бледного лица Беловольской. Некая давно сдерживаемая боль, которую и за боль-то уже не считаешь, так, привычная неприятность, как старая мозоль.

Богдан Галактионович предложил ей руку, она оперлась на неё, и оба пожилых человека направились к лестнице. Их шаги были так тяжелы, что, казалось, к ногам привязаны гири. Возраст ли то был или скорбь по Эмме Висенте, Лука затруднялась сказать, но как-то незаметно для себя перешла на периферическое зрение и увидела явную разницу в ‘сиянии’ их магических аур. Если сфера вокруг Анфисы Павловны горела ярко и ровно, то Богдан Галактионович источал блеклый мерцающий свет, как человек, у которого истощены не только магические, но и жизненные силы. Кольнуло в сердце пониманием: его скоро не станет. Возраст, что поделаешь!

За размышлениями Лука не заметила, как она и Прядиловы в сопровождении Гаранина-старшего поднялись на второй этаж. ‘Сумеречная’ - как называла её про себя девушка - зала была ярко освещена сотнями настоящих свечей, расставленных на сдвинутых к стенам столах, на подоконниках. Воздух пах горячим воском и умирающими цветами, завалившими подножия подставок для дубового гроба. В нём тихо лежала, будто спала, Эмма Висенте, похожая на Белоснежку в мультфильме: то же белое лицо, чёрные кудри, розовые губы, с которых, казалось, только что упорхнула спокойная улыбка. На белой блузке играла всеми цветами радуги брошь-стрекоза…

Этьенна Вильевна вцепилась в мужа. Тот только головой покачал, обнял её, крепко прижал к себе и отпустил. Она взглянула на него с благодарностью. Лука позавидовала тому, как эти двое понимают друг друга, и, тихонько отделившись от них, смешалась с теми, кто не ушёл, простившись с Эммой, а остался. Толпа рассредоточилась по периметру зала. Люди казались ушедшими в себя. Ни шепотков, ни резких движений. Туманные взгляды, отрешённые лица. О чём мы думаем рядом с умершим? О собственной смерти…

Свет свечей колебал тени на стенах и потолке, отчего зал покачивался, как каюта огромного корабля-призрака. Цепочка посетителей вдоль стен, переливалась магическим сиянием, однако в ней были и другие, чёрные, звенья - охранники, неуловимо похожие друг на друга: высокие, мощные, полные силы напоказ и вкрадчивых движений, от которых наблюдателю становилось не по себе. Ведьмаки из Службы безопасности. Судя по их количеству, ждали прибытия Английской королевы.

Лука судорожно вздохнула. Во-первых, от духоты, во-вторых, в череде прощающихся иногда возникал промежуток, и тогда она видела профиль Эммы, и каждый раз понимала, что смерть ошиблась, зайдя не в ту дверь.

Между тем, Этьенна Вильевна, дойдя до гроба, остановилась, погрузившись в свои мысли. Муня задержалась у лестницы, ожидая друзей. Хохотушки-Веславские были тихими и испуганными, на лице Вита застыло непонятное выражение, Димыч Хотьков и не скрывал, как сильно расстроен, только Саня выглядел, как обычно. Оглядевшись, заприметил Луку в толпе, дружески кивнул, поманил рукой, мол, иди к нам. Она отрицательно качнула головой: стоять рядом с человеком, умершим у тебя на руках - невыносимо.

Муня негромко окликнула кого-то. Подошедший к ней Ярослав Гаранин выглядел таким же тёмным пятном, как и остальные ведьмаки, вот только те и одеты были как один, в чёрные строгие костюмы, а этот ‘щеголял’ своей поношенной курткой и смешным рюкзачком. Поцеловал Муню в щёку, позволил поцеловать себя Оле с Юлей, пожал руки парням. И всё это, не произнеся ни слова.

Люди медленно шли мимо гроба, многие клали цветы у подножия… В толпе Лука с удивлением разглядела несколько афроамериканцев в ярких, бросающихся в глаза длинных одеяниях.

Этьенна качнулась назад, будто обрывая невидимую нить, что связывала её с умершей, и тут же оказалась в кольце рук мужа. Она не плакала, но более странного выражения лица Лука не заметила ни у кого из присутствующих. И тут раскалённая спираль тревоги достигла сердца. Да что ж такое происходит?..

Муня и компания остановились рядом с телом, подобные стайке испуганных воробьёв. Смерть, караульным стоявшая у гроба, счистила с них весь лоск, сделав обычными растерянными молодыми людьми, придержала их шаги. Напавший на ребят ступор невольно вызвал скопление народа, поскольку очередь продолжала двигаться, медленно и неумолимо, как и полагается похоронной процессии.

Муня оглянулась, увидела Луку и за руку потащила Вита прочь. Ребята, наконец, выбрались из толпы.

- Ты чего такая бледная? - первым делом шёпотом спросила Муня, когда они подошли к Луке.

Та напряжённо следила за Этьенной, медленно шедшей прочь от гроба. Прядилова-страшая вдруг покачнулась, будто ей стало плохо.

- Душно, - Лука коснулась рукой горла. - Здесь очень душно…

- Надо выбираться отсюда, - встревоженно заметил Саня, - а то ты, и правда, выглядишь так, будто привидение увидела!

И в этот момент Этьенна Прядилова развернулась и побежала к Эмме. В стуке каблучков по паркету в наступившей тишине явственно звучало отчаяние. Борис Сергеевич в два прыжка нагнал её…

Этьенна закричала и начала оседать на руки подхватившего её Гаранина-старшего. Тот, удерживая её, смотрел на тело, и на его лице гнев выступал, как пот.

Белая блузка покойницы была девственно чиста: ни следа яркой броши - стрекозы с золотыми лапами и зелёными глазами.

***

Несколько мгновений всё происходило как в замедленном кино. Прядилова оседала на руки Борису Сергеевичу, люди у стен радужной волной катились вперёд, а навстречу им выдвигались ведьмаки-охранники, немедленно взявшие гроб в кольцо.

А затем будто разбилось зеркало, за которым прятались движение, звуки и краски. Толпа закрутилась водоворотом - большая часть людей хотела оказаться у гроба, своими глазами убедиться, что совершено дерзкое похищение вещи, которую покойная никогда не снимала, другая - прянула назад, подальше от неё. Снизу, с пугающей бесшумностью поднимались другие ‘люди в чёрном’, пытались заблокировать толпу и поделить на сектора, перекрыли выходы.

Водоворот разбил компанию, оттащив ребят друг от друга. Луку толкнули, и она едва не упала. Сильная рука неожиданно выхватила её из толпы и задвинула в промежуток между двумя стоящими у стены столами. Она вскинула благодарный взгляд, но успела увидеть лишь знакомую спину в брезентовой куртке.

Гаранин-старший передал Этьенну на руки подбежавшему Петру Васильевичу и окинул присутствующих тяжёлым взглядом.

- Прошу никого не покидать помещение и соблюдать спокойствие, - негромко сказал он, но его услышали даже в дальних углах зала.

К нему уже спешил владелец клуба в сопровождении штатных Видящих.

Лука обратила внимание на выражение лиц людей: удивление, густо замешанное на страхе, и поразилась ему. К сожалению, она слишком мало пока знала этот мир, его тайные течения и подводные камни, чтобы делать выводы. Но, похоже, никто не считал обычную кражу истинной подоплёкой произошедшего. Дело было вовсе не в публичном похищении несомненно дорогого украшения с тела покойницы! Случившееся означало нечто другое… Надругательство над трупом? Демонстрацию силы? Чьей?

- Отсейте тех, кто был у гроба в момент исчезновения броши, - приказал Гаранин Видящим. - Остальных - вниз, пусть ждут.

Он не счёл необходимым даже понизить голос. Какой смысл делать это среди ведьм и колдунов?

Повинуясь приказу, Видящие, каждая в сопровождении двух охранников, направились в толпу. От них испуганно шарахались, но, соблюдая спокойствие, они выводили к дальней стене тех несчастных, кому не повезло оказаться у тела в неподходящий момент. Вывели и Муню с компанией, и Яра, и многих других. Всего человек тридцать.

Борис Сергеевич коротко кивнул. Охранники, двумя рядами преградившие выход из Сумеречной залы, расступились. Те, кого Видящие сочли не интересными, ломанулись вниз, но были остановлены властным рыком шефа Службы безопасности:

- Я просил соблюдать СПОКОЙСТВИЕ!

Люди замешкались, а затем чинно направились к лестнице.

Лука рванулась было к подруге, однако двое охранников вежливо, но твёрдо, проводили её к выходу. В душе ширилась паника, грозя затопить разум горячей волной. Столько событий для одного человека - это слишком!

- Лука? - остановил знакомый голос.

Она, как в тумане, подняла голову и увидела Найджела Паршонкова, склонившегося к ней с искренней заботой. Видимо, с выражением её лица было что-то совсем не то, потому что он, властно взяв её за руку, повёл к барной стойке, приговаривая:

- Тихо, тихо, дыши глубже! Сейчас что-нибудь придумаем!

Не обращая ни на кого внимания, толкнул воротца, затащил Луку за стойку, прислонил в уголке. Мурлыкая что-то под нос, полез под чёрный креп, поперебирал бутылки, вытащил одну, с изображением худосочного дядьки с трезубцем. Плеснул жидкости в чистый стакан, ряды которых дожидались посетителей на рабочем столе.

Лука за ним не следила - боролась с мутью, грозящей затянуть всё вокруг. Кажется, она собиралась упасть в обморок.

Резкий запах привёл в себя. Обняв девушку одной рукой, Найджел другой подносил ей ко рту стакан. Тоном, не терпящим возражений, приказал:

- Пей!

Она замотала головой.

Край стакана коснулся губ. Найджел заставил Луку запрокинуть голову и буквально вылил напиток ей в горло. Сопротивляться было бесполезно, хватка у Георгия (он же Гога, он же Гоша) оказалась железная. На них никто не обратил внимания. Люди постепенно приходили в себя. Тут и там раздавались сдавленные вскрики, шёпот, переходящий в гул голосов. Вездесущий владелец ‘Чёрной кошки’ отдавал соответствующие приказания, одновременно звонил куда-то по телефону и выкликивал из толпы персонал. После нервного потрясения посетителей клуба наверняка мучила жажда, а стоящий наверху гроб не должен был помешать получению прибыли!

- Идём! - Найджел снова взял её за руку и повёл за собой.

- Куда? - шёпотом спросила Лука.

Паника отступила, точнее сменилась иным чувством: зарождающимся, доставлявшим неудобство. Что-то происходило с её телом, что-то, чего она не хотела, но чему не могла сопротивляться.

Найджел не ответил, завернул в узкий коридор, ведущий к туалетам. Справа была дверца в подсобку, где хранились швабры, вёдра, упаковки бумажных полотенец и туалетной бумаги. Лука не заметила его движения, но замочек, щёлкнув, открылся. Спустя мгновение девушка оказалась во мраке комнатки, прижатая к стенке горячим мужским телом.

Негодование, поднявшееся в душе, неожиданно стихло. Робко, будто боясь ошибиться, Лука подняла руки и ощупала лицо Найджела, красивое лицо с резкими властными чертами, запустила пальцы в его волосы, обняла за шею.

- Ты моя девочка, - шептал он, торопливо возясь с поясом её джинсов, - ты моя сладкая, послушная девочка…

Последние слова вызвали внутренний протест… Кажется, ей не нравилось быть послушной девочкой, но это было давно, так давно… А сейчас в теле полыхала едким пламенем отчаянная похоть изголодавшейся по мужской ласке женщины! Лука простонала что-то невразумительное и вцепилась губами в рот Паршонкова. От парня пахло дорогим парфюмом, сигаретами, и желанием, присущим молодому, послушному страстям телу. Отчего-то это запах довёл желание Лука до самого высокого градуса. Ей уже было всё равно - где она, с кем она… Найджел перестал быть Найджелом, превратившись в сексуальный бонус, который она намеревалась получить здесь и сейчас… Как вдруг он куда-то делся! Бонус… в смысле Найджел!

Лука с трудом открыла подернутые поволокой глаза и увидела, как в темноте скупо борются двое - Паршонков и Гаранин. За ними маячило испуганное лицо Муни.

- Как… ты… мне… надоел! - рычал Найджел. - Отвали… Не видишь, она сама меня хочет!

- Ублюдок, - негромко отвечал Яр, тесня его из каморки в коридор, - ты подлил ей в ром приворотное зелье! Думаешь, я по запаху не отличу?

Паршонков, сделав поистине чудовищное усилие, вырвался и хрипло засмеялся.

- Всегда знал, что вы, ведьмаки, животные, а не люди! Углы ты тоже метишь?

Не обращая на него внимания, Гаранин шагнул к Луке, взял её за плечи и встряхнул. Она ударилась затылком о стену. Не сильно, но хватило, чтобы ненадолго прийти в себя.

- Иди с Муней, - жёстко сказал Яр, - и постарайся взять себя в руки.

Лука смотрела на него и понимала, что красивее парня не видела в своей жизни! Ей отчаянно хотелось коснуться его скул, горбинки сломанного носа, узких и ярких губ. Прижаться к телу, будто выплавленному и стали, как тогда, в его доме, где они проснулись в одной постели. Приложить ухо к его обнажённой груди и слушать, как размеренные удары тренированного сердца ускоряются, срывая его в галоп…

- Забирай её, она опять ‘поплыла’! - рявкнул Гаранин на Муню.

- Интересно, как твоя мать спала с такими животными? - подал голос Найджел. - Должна же быть брезгливость какая-то у женщины…

Не прошло и мгновения, как с треском вышибло двери в мужской туалет. Вышибло телом Паршонкова. Подоспевшие Хотьков, Логинов и Алейник, мешая друг другу в узком пространстве коридора, с трудом удерживали Яр от того, чтобы не добить Найджела. Тот, сидя на полу, тряс головой - приложился к краю раковины.

Лука расширенными глазами следила за происходящим. У неё было ощущение, что зрачки увеличились в размере, перекрыв радужку - так хотелось не упустить из виду никого из всех этих привлекательных самцов! Которых еще прибавилось, спустя несколько секунд. Люди в чёрных костюмах, гибкие как змеи, заполонили коридор, и сразу стало нечем дышать и некуда двигаться. Гаранина с заломленными за спину руками с размаху впечатали лицом в стену, других ребят тоже ограничили в движении. Не тронули лишь Муню и Луку.

Лука, не отрываясь, следила за происходящим. У неё было ощущение, что зрачки увеличились в размере, перекрыв радужку - так хотелось не упустить из виду никого из всех этих привлекательных самцов! Которых спустя несколько секунд прибавилось: люди в чёрных костюмах, гибкие как змеи, заполонили коридор. Сразу стало нечем дышать и некуда двигаться. Гаранина с заломленными за спину руками с размаху впечатали лицом в стену, других ребят тоже ограничили в движении. Не тронули лишь Муню и Луку.

- Что здесь происходит? - низкий голос перекрыл шум, доносящийся из зала, где уже вовсю обсуждали таинственное похищение броши.

Гаранин-старший показался на пороге, перекрыв дверной проем. Лука вновь поразилась его мощи. Дорогой костюм вовсе не скрывал её, лишь делал более… обтекаемой что ли, сглаженной. Хотелось запустить ладони под ткань, ощупать каждую выпуклость. А выпуклостей было много! Где-то на задворках сознания промелькнул трусливым зайцем стыд за свои мысли. Одно дело - хотеть мужчину, такое периодически случается в жизни каждой женщины. Совсем другое - хотеть всех мужчин, попадающих в поле зрения!

- Борис Сергеевич, у нас было маленькое противоречие с Ярославом, но мы уже все порешали!

Паршонков, улыбаясь, протиснулся к выходу из коридорчика, на Луку даже не посмотрел, протянул Гаранину-старшему руку для рукопожатия. Борис Сергеевич молча качнул головой, приказывая ему выметаться. Найджела будто ветром сдуло.

- Выйдите! - приказал шеф СБ своим парням и те исчезли, как испарились.

В одно мгновение Борис Сергеевич оказался рядом с сыном. Яр развернулся к нему, словно к порыву урагана, в который пытаешься удержаться на ногах, но знаешь, что это бесполезно.

- Ты… - прорычал Гаранин-старший. - Мозгов совсем нет? Ты на похоронах! Что ты себе позволяешь?

Лука заступилась бы, будь она в состоянии это сделать. Но все мысли, которые сейчас были у неё в голове - как бы увидеть этих двоих обнажёнными и сделать выбор. Или не делать?..

Муня передала её из рук в руки Сане Логинову (тот с трудом скрыл довольную улыбку, когда Лука, едва не замурчав, потёрлась об него всем телом, как кошка) и решительно встала между мужчинами.

- Найджел подлил Луке приворотное зелье! Спросите его, есть у него мозги или нет, Борис Сергеевич! - звонко сказала она. - Яр хотел помочь!

- Набив ему морду? - уточнил тот. - Сила есть - ума не надо! По-другому нельзя было решить вопрос? Не здесь. Не сейчас!

Яр молчал. Просто смотрел на отца и молчал. Гаранина-старшего это, судя по всему, приводило в бешенство. Он склонил голову, мгновенно становясь похожим на быка, участвующего в корриде. Только что копытом не забил по плиточному полу.

Муня, слегка изменившись в лице, взяла Яра за руку и дёрнула, однако обратилась к его отцу. Голос её ощутимо дрожал:

- Борис Сергеевич, мы можем идти?

Неизвестно, что тот ответил бы, но у него сработала рация, прошипев какой-то цифровой код. Гаранин-старший молча развернулся, выпуская сына из тупика. От обоих веяло давнишней ненавистью. Несколько килотонн подобной - и город обратится в прах.

Едва ребята оказались на улице, Логинов, с трудом и сожалением удерживающий спутницу от скоропалительных поцелуев, повернулся к Хотькову.

- Димыч, что с ней делать-то? С кошкой этой мартовской?

‘Мартовская кошка’ прозвучала в его устах не оскорблением, а ласковым прозвищем.

- Пойдёмте к моей машине, - сказал тот, - поищу в запасниках, может, найду что-нибудь, чтобы её обезопасить.

- Это нас надо обезопасить, - засмеялся Вит, притягивая к себе Муню и целуя её в лоб. - Ты - молодец! Испугалась?

Та кивнула. Ей всё ещё было не по себе: одно дело читать фразу ‘между двух огней’, другое - действительно оказаться между ними. Впрочем, обоих Гараниных Муня ощутила не языками пламени, а каменными плитами, что медленно и неумолимо плющат пространство и перемалывают всё, оказывающееся между ними. Брр-р…

- Снотворное есть! - провозгласил Димыч, ‘вылезая’ из багажника авто. - Я могу её домой отвезти, когда уснёт.

- Лучше я! - тут же среагировал Саня. - Мне потом ехать ближе, чем тебе.

- Я отвезу, - раздался голос, который меньше всего ожидали услышать.

Оказывается, Яр, выйдя на улицу, никуда не ушел, а последовал за ними.

И так он это сказал, что Логинов сразу смешался, а Хотьков только головой покачал.

Луке влили в рот какую-то гадость (она шипела, ругалась и плевалась, как настоящая мартовская кошка, которой наступили на хвост), Гаранин подхватил её, оседающую, на руки и, развернувшись, понёс в темноту. Муня обеспокоенно смотрела ему вслед. Вит обеспокоенно смотрел на неё. Димыч, тяжело вздохнув, захлопнул багажник и констатировал:

- Вот и попрощались.

Непонятно, кого он имел в виду - Яра с Лукой или покойную Эмму Висенте.

***

***

Мир свернулся коконом, как толстая теплая кошка. Покой и безопасность, увы, недостижимы в реальной жизни, однако во сне приобретают черты реальности, с которой так тяжело расставаться. Ощущение при пробуждении Луке было знакомо. Место, где много света и воздуха, несмотря на относительно небольшой размер помещения. Место, где уютно, невзирая на спартанскую обстановку и возраст, присущий давно не обновлявшемуся интерьеру… Над ухом кто-то сопел с известной долей подозрительности и энергией разгоняющегося паровоза.

Не открывая глаз, Лука попыталась отпихнуть ‘паровоз’ и пробормотала:

- Семён Семёныч, уйди! Дай поспать!

- Какой я тебе Семён Семёныч, чулидка? Знать не знаю никаких Семён Семёнычей! Михал Кондратьич я!

Открыв глаза, девушка обнаружила себя лежащей на кровати Яра в его загородном логове. Спала одетой - кроссовки стояли под кроватью, рукав куртки выглядывал из прихожей. В доме было тихо. Судя по всему, хозяин ушёл с раннего утра и до сих пор не возвращался… На шкафу, что стоял напротив кровати, сидел донельзя волосатый мужичок в детских кроссовках Adidas и сиреневом девчачьем спортивном костюме, лущил семечки и аккуратно сплёвывал шелуху в широкую, будто лопата, ладонь.

- Э-э… - Лука на всякий случай нащупала одеяло и залезла под него. - Ты кто?

- Это ты кто? - сердито поинтересовался волосатик, легко спрыгнул со шкафа и метнулся на кухню.

Макушкой он едва достал бы Луке до колена. Нет, карликом он не был, все части тела у него отличались пропорциональностью, но пропорциональностью коряжистой, как у здорового мужичка.

- На! - Лука отшатнулась и едва не упала с кровати, когда он сунул ей в лицо стакан с водой. - Ярослав сказал, чтобы ты выпила! Пей до дна, пей до дна, пей до дна! - неожиданно развеселился он, показывая в улыбке шикарные зубы, два передних из которых были золотыми.

Присутствию в доме Гаранина странного существа Лука совсем не удивилась и прислушиваясь к себе, осознавала - она вовсе не боится! Единственное, что напрягало, его мгновенные перемещения и живость, которые спросонья воспринимались как раздражающий фактор.

- Не буду пить! - Лука оттолкнула стакан. - Понятия не имею, кто ты такой! Может, ты про Яра выдумал, а меня отравить желаешь!

- Я желаю покемарить! - сердито сказал незнакомец и поставил стакан на тумбочку у кровати. - А вместо этого вынужден сторожить деваху, у которой от простейшего приворотного зелья крышу унесло в район квартала красных фонарей!

Если до сих пор события вчерашнего вечера Лукой и не вспоминались, то сейчас посыпались из памяти, как подарки из разорвавшегося мешка Деда Мороза. Клуб. Креп. Процессия. Эмма Висенте, похожая на сказочную красавицу в хрустальном гробу. Крик Этьенны. Безопасники. Закуток со швабрами… и подавляющая волю похоть.

- Йо… - застонала Лука, вспомнив все и всех, об кого обтиралась, к кому прижималась и пыталась целовать. Схватила стоящий на тумбочке стакан, выпила залпом. - Яйца ему оторвать!

- Кому? - живо заинтересовался волосатик.

- Найджелу, прости господи, Паршонкову! Вот ведь сволочь…

Лука решительно спустила ноги с кровати, нащупала кроссы.

- Ты куда? - забеспокоился Михал Кондратьич. - Хозяин велел тебе его дожидаться!

- Хозяин? - не поняла девушка.

- Ярослав, - пояснил мужичок и встал в дверном проеме, раскинув ручки. - Не пущу! Ибо приказ был - не пущать!

- Можно я в туалет выйду? - рявкнула рассерженная Лука.

Перед глазами представали сцены пыток Найджела, одна другой краше. Вот унитаз, опять же… Говорят, в них можно замачивать!

- А! Это можно! - кивнул собеседник. - Только бежать не вздумай - назад приведу!

Лука снисходительно усмехнулась. Поймать этого хоббита и повесить за шкирман на гвоздик в прихожей!

- Сама ты хоббит! - сказал ей в спину мужичок. - Бабайка я. Михал Кондратьич Бабайка! И не вздумай смеяться!

Ванная с туалетом в доме Яра находилась в каморке рядом с прихожей. И даже душ тут присутствовал, правда, текла из него ледяная вода. В сложившейся ситуации это было то, что нужно: девушка все время ловила себя на ощущении, что продолжает спать и видит сон. Но сунув голову под душ и едва не заорав, она с грустью поняла - не спит, окончательно и бесповоротно.

- Эй, чулидка, ты там живая? - раздался обеспокоенный голос за дверью.

- Живая, - пробормотала она, ища глазами полотенце, - только мокрая и замерзшая!

- А мы щас чайку! - сообщил волосатик. - Ты с чем бутер будешь - с сыром или с колбасой?

- С сыром и колбасой!

- Обжора!

- Жадина!

Несерьезный диалог с несерьезным собеседником Луку совершенно успокоил. Что было - не вернешь. Что случилось - не исправишь! Слава богу, что пропавшая стрекоза не имеет к ней никакого отношения!

Из ванной девушка выходила взбодрившейся, потягивала носом - с кухни пахло жарившейся яичницей. Михал Кондратьич Бабайка что-то напевал в унисон шипевшим на сковородке яйцам, гремел посудой. Интересно, как он, коротыш, доставал до буфета, плиты и стола? Она собралась было направиться на кухню, посмотреть на этакое диво, как вдруг будто кто-то дунул в ухо. Голос был не слышим, не осознаваем, однако это был голос, о чем-то просивший, куда-то зовущий…

Лука развернулась, толкнула дверь в другую комнату и обнаружила ее почти пустой. В углу стояла кровать, в другом - находилась лестница, ведущая на второй этаж. Сквозняки играли пылинками со ступенек, будто чертили некий вектор, указывающий направление. Затаив дыхание, девушка поднялась наверх.

Комната была большой. Дощатые полы и балясины потолка выкрашены темно-вишневой краской, стены обиты пожелтевшей от времени вагонкой. У одной стены раскорячился огромный, ручной работы сервант, похожий на пень древнего дерева, у другой - старинное трюмо со столиком на львиных лапах и такой же стул. Под наглухо забитым окном стояла двуспальная кровать, матрас на которой был завернут в потемневший от пыли полиэтилен. Комната так не вязалась с простой и дешевой обстановкой внизу, что казалась сказочной. Лука будто шагнула из одной реальности в другую. Еще больше это ощущение усилилось, когда она увидела стойку для оружия, увешанную разной длины мечами и кинжалами. Хотела было подойти к ней, но отвлекли пожелтевшие фото на трюмо, в простых деревянных рамках. На одном из них небо изображало такую знакомую птицу…

И действительно, белое облако было и на этой фотографии! Они проводили время все вместе в тот день, на берегу какого-то озера - Этьенна с Петром, Эмма с мужчиной, уже виденным Лукой на другой фотографии, и та белокурая красавица с огромными глазами, чуть позади которой на этом фото стоял… молодой Борис Гаранин. Его руки лежали у нее на плечах, она чуть откинулась назад, будто нуждалась в ощущении его тела, как некой опоры. Здесь сразу бросилось в глаза ее сходство с Алусей. Те же тонкие черты лица, большие глаза и высокие скулы. Такой же эльф, только взрослый и не несущий во взгляде печать обреченности!

Заскрипело старое дерево, заставив Луку вздрогнуть. Внизу, на кухне, Михал Кондратьич гнусаво напевал ‘Паромщика’ и ничего не слышал. Рассохшаяся дверца трюмо раскрылась. С покосившейся полки съехала и, рассыпавшись, упала на пол кучка фотографий.

Смешной лохматый мальчишка, улыбается щербатым ртом. Глаза - большие, задумчивые, явно материнские, но черты лица более основательные, и нос пока не сломан…

Он же играет со щенком, не менее лохматым, чем сам. Противники отнимают друг друга веревку, завязанную узлами…

Жених и невеста. Она в пышном платье и смешной шляпке-таблеткой, с которой спускается фата до самого пола. Глаза сияют неизбывным счастьем. Он в строгом костюме и уродливом широком галстуке (сейчас таких не носят). А чёрные костюмы он любит и до сих пор…

Судорожно вздохнув, Лука села прямо на пол, перебирая бумажные прямоугольнички, запечатлевшие жизнь чужой и поначалу счастливой семьи.

Они на берегу моря. Гаранин-старший основателен как скала - с таким ничего не страшно.

Семья еще где-то… Он не улыбается, она смотрит на сына, тянется, чтобы поцеловать в блондинистую макушку. Яр прижимается к её боку, не стыдясь родительской нежности. Доверчивый, ласковый парень!

Она вдвоем с сыном…

Она вдвоем…

Вдвоем…

А эта фотография относительно новая, цветная… По полю взявшись за руки гуляют двое: она и незнакомый мужчина, не уступающий Гаранину-старшему в габаритах. И если она смотрит вдаль, будто видит там будущее, - он смотрит на неё, откровенно любуясь. У него лукавые морщинки в уголках глаз и рта, как у человека, который много и с удовольствием смеется, и куча веснушек, так не вяжущихся с фигурой и грацией тяжелоатлета.

Лука вновь и вновь перебирала фотографии и ловила себя на чувстве, очень похожем на зависть. Здесь, на фотокарточках была запечатлена любовь, как она есть. Вспомнились свадебные фото родителей. У мамы… Валентины Игоревны напряженное лицо, у отца - спокойное и немного насмешливое. Спроси Лука у родителей сейчас, любят ли они друг друга, что получила бы в ответ? ‘Не задавай глупых вопросов!’ - от матери. ‘Насмешила, доча!’ - от отца. И дополнительную ремарку от брата: ‘Во, дура!’ Почему так?

- А никто не знает! - раздался вдруг голос над ухом.

Лука подскочила, выронив фотографии.

Михал Кондратьич сидел на трюмо, задумчиво жуя кончик собственной бороды.

- Любовь, она как птица, чулидка! Коли на тебя слетит и на сердце сядет - запоет так, что заслушаешься. Но в неволе жить не будет. Погибает быстро…

Лука аккуратно собрала фотографии и протянула ему.

- Простите меня, я случайно увидела…

- Знаю, - по-доброму улыбнулся тот. - Хозяйка здесь часто бывает - переживает за детей. Вот и с тобой познакомилась! И картинки показала - хороший знак! Значит, примет в семью-то!

- Чего? - вытаращилась на него Лука, однако человечек уже исчез.

Дверца трюмо была закрыта. А снизу раздался крик:

- Огрыч-магарыч, яйца пригорели!

***

Яр вернулся, когда Лука с аппетитом наворачивала подгоревшую яичницу, а висящий в воздухе у мойки Михал Кондратьич отчищал сковородку, ворча сквозь бороду. На все попытки Луки позвать его к столу, он хмурил брови и отвечал, что ‘Домовым Домостроем не положено, и не бывать тому во веки веков!’

Гаранин застыл в дверном проёме, и его лицо на миг осветилось нежной улыбкой. А затем спросил:

- Показаться решил, старый пень? - прошел к холодильнику - выгружать продукты из рюкзачка.

- Есть будешь? - последовал вопрос.

- А, кстати, почему я тебя, Михал Кондатьич, в прошлый раз не видела? - сообразила Лука. - Испугался?

- Это кого это? - оглянулся тот. - Тебя, чулидку, что ли?

- Да нет, его! - она мотнула головой в сторону парня. - Правда, я бы тоже испугалась.

Лохматик покосился на Гаранина и горько сопнул носом.

- В гости я уезжал, к тетке своей, в Саратов. Знал бы, что он такого дурака сваляет, и не подумал бы поехать!

Мощные плечи Гаранина под черной футболкой напряглись. Захлопнув холодильник, он посмотрел на Луку.

- Помнишь, как спасла меня?

Девушка подавилась чаем.

- Что?

- Когда вы с Димычем приехали ко мне… Вовремя приехали, надо сказать! Не его зелья меня на ноги подняли, они просто ускорили процесс. Это сделала ты.

- Хорошее дело! - улыбнулся Бабайка, ставя на стол тарелку с еще одной яичницей и большущую чашку чаю. - Ну, вы кушайте, а я пока того…

И того! В смысле, испарился. Исчез, как и не было его.

- Он правда у тебя под кроватью живет? - поинтересовалась Лука, чтобы хоть как-то унять растерянность и панику в мыслях.

Она? Исцелила? Яра?

С мгновенье Гаранин смотрел на нее в полном обалдении, а затем захохотал. Так громко и вкусно, что через мгновение она уже смеялась вместе с ним.

- По… почему под кроватью? - все еще смеясь, спросил он.

- Так Бабайка же… - растерялась Лука. - Меня мама в детстве им пугала - будешь плохо себя вести, придет Бабайка и волосы так запутает, что потом придется налысо стричься.

- Это он может! - хмыкнул Яр, подтягивая к себе тарелку. - Он вообще на все руки мастер - дом который год без ремонта его милостью стоит, не покосился, крыша не протекает.

- А почему ты не сделаешь ре… - начала было Лука и оборвала себя.

Ясно же - почему.

- Хочу к Алусе сегодня съездить, - сказал Гаранин, как ни в чем не бывало. - Я просил Михал Кондратьича передать, чтобы ты меня дождалась, вдруг захочешь со мной поехать? А потом я тебя домой отвезу.

- Да мне на работу!

Яр покачал головой.

- Сегодня клуб еще закрыт, вроде завтра обещали открыть.

- С удовольствием поеду! - воскликнула Лука… и смешалась. Что ж она ляпает все время не то? Как туда можно ехать с удовольствием? - Слушай, а ей выходить на улицу можно? Вот бы погулять…

Вот бы смотреть не на больничные стены и постельное белье в веселенький цветочек, тоскливее которого ничего нет, а на небо - высокое, жемчужно-серое, полное пасмури и свободы!

- В маске можно попробовать, - улыбнулся Гаранин и вплотную занялся едой.

Лука уже принялась за чай с бутербродом (с сыром и колбасой, как просила!), но косилась на парня. Ей хотелось дотронуться до его руки. С благодарностью. Отчего у нее было ощущение, что ему ничего не надо объяснять, что с ним не надо бояться быть неправильно понятой или не понятой вообще? Удивительное комфортное ощущение с человеком, настолько далеким от понятия ‘комфорт’, как Ярослав Гаранин.

- Расскажи, как я тебя исцелила? - попросила она. - Кажется, я была не в себе!

- Светилась ты классно! - усмехнулся Гаранин. - У меня чуть зенки не выгорели!

- Еще и светилась… - пробормотала Лука.

Яр посмотрел на нее и отложил вилку. Спросил мягко:

- Что с тобой происходит, Лука? Ты боишься своей Силы?

Она подняла на него несчастные глаза.

Спокойное светлое лицо, даже сломанный нос не добавляет злодейских черт. Сейчас, после того, как Лука увидела всех членов семьи, его сходство с матерью и сестрой было явным, хотя и от отца он взял многое. Например, эти плотно сжатые губы, когда размышлял о чем-то или слушал внимательно. Как сейчас.

Она покачала головой.

- Не боюсь - не понимаю! Словно во мне поселился другой человек… незнакомый, которому я не доверяю, а вдруг еще что выкинет?

В глазах Гаранина затеплился памятный свет. Он тряхнул давно нестриженной шевелюрой:

- Мама так говорила всегда: ‘Ну что ты опять выкинул, горе мое лохматое?’

- А мне мама говорила: ‘Еще раз так сделаешь - получишь по попке!’ - улыбнулась Лука. - То есть…

Помрачнев, посмотрела в сторону.

Протянув руку, Яр бережно коснулся ее щеки. Пальцы у него были горячие и твердые.

- Сим-сим, откройся?

- Что?

Он так же осторожно убрал руку.

- Ты - как шкатулка с секретом. Внутри хранятся разгадки тайн, но ее не откроешь, пока не узнешь главную…

Отчего-то Луке стало жарко. И дыхание перехватило. Будто его горячие пальцы нащупали невидимую кнопочку, запускающую адреналиновый марш.

- Какую? - шепотом спросила она.

- Как ее открыть? - Яр поднялся. - Поехали. Я Алусе звонил, она уже там по потолку бегает от нетерпения.

Разочарование было едким, как горчица. Луке хотелось прикосновений. Других прикосновений. Хотелось горячих и твердых пальцев везде… Вот оно, оказывается, что! И когда она только успела запасть на парня?

Выходя, оглянулась. В этом доме ей было хорошо и спокойно. Несмотря на старую мебель и отсутствие горячей воды. Несмотря на некоторый беспорядок, присущий местам обитания одиноких мужчин. Она хотела бы вернуться сюда… Будь здесь Михал Кодратьич, наверняка съехидничал бы что-нибудь вроде: ‘Размечталась, чулидка!’. Но его не было. Отправился по своим, домовым, делам.

В машине Лука долго молчала, глядя вперед. Затем повернулась к Гаранину.

- Зачем Найджел меня опоил, как думаешь? Хотел просто трахнуть?

- Расскажу тебе одну историю, - Яр смотрел на дорогу, - было дело, встречался я с одной ведьмочкой. Пылкого романа не было, так, время проводили… А потом Паршонков ее у меня увел. То есть, она мне как-то позвонила и сказала, что встреч больше не будет, мол, она теперь с ним. С ним она, правда, тоже долго не пробыла, спустя пару месяцев уже видел их врозь, смотрели друг на друга, как чужие. Вот только с тех пор она изменилась. Я, когда с ней пообщался, даже опешил. Надька, вроде, и Надька… Ан, нет. Не смогу тебе объяснить, в чем дело. Будто свет в ней выключили. Улыбается, смеется, как и прежде заразительно, а глаза пустые, аж страшно. Попытался с ней поговорить, она на меня наорала, чего лезу не в свое дело, и больше мы не разговаривали. Ну… я в чужие дела не лезу… - Яр помолчал. - Но с тех пор стал приглядываться к девчонкам, которые с Найджелом уходили. Он их часто меняет… Не со всеми, но со многими из них после встреч с ним что-то подобное произошло. Поэтому… - тут он впервые за время разговора посмотрел на Луку, - ты не обижайся, но я за тобой пригляжу. Не хочу, чтобы в твоих глазищах вместо тайны была… пустота!

Ей должно было быть не по себе или даже страшно, а было так, будто она выиграла в лотерею. Она ему небезразлична!

Алуся уже накручивала круги по коридору. Бросилась сначала к брату, в голубом одноразовом халате похожему на хирурга-стоматолога, затем, застенчиво, к Луке. Та засмеялась, потрепала ее по голове. Под тонкой тканью хлопчатобумажной банданы череп девочки казался невыносимо хрупким… Они пошли в палату, смеясь и подшучивая друг над другом разобрали сумки, погрызли печеньки, посмотрели фото Вольдемара. Позировать тот любил, поэтому фоток в телефон Лука насохраняла много. А потом отправились на улицу.

Утреннее солнце скрылось, небо спряталось под серой дымкой, рассеивая над городом ровный свет. На газонах лежали промерзшие торосы из снега, надутого ветром с асфальта. Из ярких пятен только зеленые и оранжевые ящики помоек, плотно закрытых крышками, да мигалки машин скорой помощи, периодически въезжающих и выезжающих за ворота. Алуся шла между Яром и Лукой, держа одного за руку, другую - под руку, и лукаво поглядывала на обоих. Прижимая к боку ее худенькое предплечье, Лука думала, как несправедливо происходящее. И сама не заметила, как в какой-то момент увидела идущую рядом девочку словно изнутри. Нет, не было физиологичных картинок, был бледно светящийся контур тела и черная клякса внутри, тянущая хищные щупальца к новым территориям. Болезнь поселилась в ребенке основательно, захватила бы еще больше, если бы ее… что-то не сдерживало! Луке не хватило опыта разгадать картинку и понять, что представляет собой тот, уже истаивающий барьер, подаривший Алусе такой долгий срок жизни после того, как был поставлен диагноз. Но она знала совершенно точно - силы ‘защитника’ на исходе. Наверное, Яр тоже это чувствовал, когда говорил об операции, называя ее ‘последней надеждой’. Однако сейчас Лука с ужасом убедилась - болезнь не поддастся исцелению. Ни врачи, ни целители, ни дорогие лекарства, ни операция Алусе Бабошкиной не помогут.

Она вынырнула из ‘видения’, когда в плечо попал тяжелый снежок. Снег свалявшийся, сырой, потому удары даже от небольших снежков чувствительны. По негласной договоренности в Алусю не кидались. Совершая механические действия - наклониться, набрать снег, слепить, бросить, улыбнуться - девушка вспоминала рассказанное Гараниным о пассиях Найджела. Почему казалось, что в ней, в Луке, только что тоже выключили свет? Говорят - знание свет, так это неправда! Знание - тьма. Тьма отчаяния.

Для чего ей такой невыносимый дар?..

Как с этим жить?..

Гаранин неожиданно оказался рядом. Взял ее за плечи, встряхнул, прижал к себе.

- Что случилось?

Алуся смотрела испуганно, комкая снежок в ладонях.

Лука уткнулась лбом в его каменную грудь. Сказать или нет? Он имеет право знать, ведь Алуся - его сестра, похоже, единственный родной человек в этом мире. Но она, Видящая Лука, имеет ли права лишать его надежды? НЕТ. Ей одной нести своё знание… Надо поговорить с Этьенной Вильевной! Она же как-то с этим справляется?

- Прости, голова закружилась, - бледно улыбнулась девушка, запрокидывая к нему лицо. - Надо больше гулять и снежками кидаться!

Короткое мгновение он разглядывал ее, и она понимала - не верит. И смотрела жадно в его глаза, прозрачные, голубые, ищущие ответного тепла. А в мыслях билось перелетной птицей, наконец, обретшей дом: ‘Если суждено мне быть Хранителем, я буду твоим…’

***

Анфиса Павловна открыла дверь, и лицо ее озарилось радостной улыбкой. Но, к удивлению Луки, радовалась она вовсе не возвращению блудной жилички.

- Ярослав! - воскликнула старушка. - Иди-ка сюда, я на тебя погляжу! Какой ты стал красавец!

И она за рукав втащила его в прихожую с такой силой, что Яр чуть не отдавил лапы любопытствующему коту.

- Анфиса Пална? - удивился Гаранин. - Вот не ожидал вас здесь увидеть! А как же та квартира на Курской? Огромная такая, с лепными потолками?

- Так сдаю, - хитро улыбнулась домохозяйка, - на хлеб и книги хватает, что еще надо пенсионэрке? Значит, - она посмотрела на покрасневшую Луку, - ты - ее друг?

Яр спокойно кивнул. Анфиса Павловна всплеснула руками.

- Что ж я! Чаю, чаю, непременно чаю! Я тебя сто лет не видела! Без чаю не отпущу невзирая на неотложные дела!

- С удовольствием, - улыбнулся Гаранин и принялся расшнуровывать берцы, отгоняя Вольдемара, решившего поохотится за шнурками.

- А вы знакомы, да? - спросила Лука, ощущая себя тупой, как дерево.

Ведь очевидно же, что знакомы!

- Конечно, знакомы! - раздался с кухни помолодевший голос Беловольской. - Мама Ярослава - Марина - была лучшей моей ученицей!

- Твоя мама была стихийницей? - изумилась Лука, глядя на Яра.

- Что тебя удивляет? - в свою очередь изумился он.

Девушка пожала плечами. Желая прекратить разговор, подхватила на руки кота и пошла проверять, есть ли в его миске корм. Наверное, невежливо было оставлять в прихожей парня, который пришел вроде бы к ней в гости, однако у нее было ощущение, что Анфисе Павловне и Гаранину есть о чем поговорить и без посторонних.

Корм у Вольдемара был. Соскучившийся зверь есть не желал, желал ласкаться. Стоя у окна, Лука почесывала ему уши и морду, слушала мурчание, подобное работе дизельного движка, и думала о том, что похожая на эльфа Марина Гаранина должна была владеть даром Видящей или медиума, но никак не стихийницы!

Кот замолчал. Лука спохватилась не сразу, перевела на него взгляд и опешила - зверь с жадностью смотрел ей в лицо, будто видел в нем что-то чрезвычайно важное. Очень осторожно, лапой без когтей, он тронул ей щеку. Словно погладил…

С кухни раздался звон упавшего столового прибора. Прянув ушами, как лошадь, Вольдемар вывернулся из рук хозяйки и умчался на звук.

Лука, тяжело дыша, оперлась на подоконник. Блин, так и двинуться недолго… В глазах кота ей почудился вовсе не звериный взгляд - взгляд страдающего человека!

- Ты чего застряла? - зашел в комнату Гаранин. - Неудобно как получилось, знал бы, что ты у Анфисы Павловны живешь, купил бы тортик какой!

Лука отвернулась от окна. К счастью, Яр на нее не смотрел, с интересом оглядывал комнату. Неожиданно хохотнул.

- По степени спартанства твоя обстановка превзошла мою! Уважаю! Пойдем чай пить?

- Пойдем, - покладисто согласилась она.

Как бы встретиться с Этьенной Вильевной, поговорить обо всем, что происходит? И желательно так, чтобы никто об этом не узнал! Интуиция подсказывала, что не стоит вмешивать в это дело даже такую подругу, как Муня.

Анфиса Павловна, сияя, как начищенная серебряная стопочка, хлопотала у стола. Выставлена была даже знаменитая бутыль с буквами ХО и виноградной гроздью.

- Знаю, знаю, не пьешь! - подняла она ладони, увидев сомнение на лице гостя. - Так это для нас с Лукой!

- А почему ты не пьешь? - заинтересовалась Лука.

- А зачем? - улыбнулся Яр, садясь за стол и вытягивая из-под него себе на колени длинное кошачье тело.

Вольдемар обстоятельно обнюхал его ладони и пальцы, коснулся носом подбородка, и вдруг, запрыгнув ему на плечи, улегся шикарным бежево-черным воротником.

- Очень приятно! - пробормотал Гаранин, но кота беспокоить не стал, лишь чуть сменил позу, чтобы тот не соскальзывал и не вцеплялся когтями.

Хозяйка разлила ароматный чай по чашкам. Гость - янтарный напиток по бокалам. И оба как-то враз погрустнели.

- Сколько лет прошло? - тихо спросила Анфиса Павловна, садясь за стол. - Четыре?

- Пять лет и три месяца, - не задумываясь, ответил Гаранин.

Лука покосилась на парня - его внутренний метроном отсчитывал время потерь, не задумываясь, не замедляя ход.

- Светлая ей память, - старушка подняла бокал, - пусть земля будет пухом!

Яр едва заметно кивнул. Дождался, когда домохозяйка отопьет и поставит бокал на стол и сказал:

- А помните, как вы мне целый зоопарк в небе устроили? Из облаков?

Лука поразилась его чуткости. Он предпочитал нести горе в одиночку, защищая от него тех, кто знал его мать.

- Да? - Анфиса Павловна задумалась. - Слушай, помню только бегемота! Мне для него пришлось тучу из соседней области тянуть, облака по цвету не подходили!

- Здоровский был бегемот! - мечтательно улыбнулся Яр. - Помню, я мечтал, чтобы он был весь шоколадный! Знаете, из молочного такого, пористого шоколада?

- Знаю, - засмеялась старушка, - а помнишь…

Лука слушала и помалкивала. Их воспоминания были теми мазками кисти, которых так не хватало образу глазастого белокурого эльфа. Доброта и отзывчивость. Склонность к рефлексии. Твердость характера при кажущейся его мягкости. Внешнее спокойствие и глубоко запрятанные чувства. Свет - для других. А что для себя?

Раскрасневшаяся Анфиса Павловна напитка богов не жалела ни для себя, ни для Луки. Видимо, действительно, встреча с Яром была для нее ценной, полной воспоминаний - радостных и грустных. Таких, что делают человеческую память живой.

Очень скоро Лука осоловела. Лицо горело, хотелось макнуть голову под холодную воду. Она встала и направилась в ванную. Вольдемар, спрыгнув с колен Гаранина, тягучей патокой потянулся следом. Дверь на кухню закрылась, отсекая голоса и смех собеседников, свет…

***

Двери в ванную не было! Как же так? Лука точно помнила, что в небольшой квартирке стоит сделать шаг-полтора, и обязательно наткнешься на какую-нибудь - кухни, ванны, туалета или одной из двух комнат. В кирпичной кладке, представшей глазам, дверей не было никаких. Лука растерянно оглянулась, чувствуя, как стремительно, до звона в ушах трезвеет. Вольдемар сидел чуть в стороне, посередине широкого коридора под сводчатыми потолками, и его глаза жутковато светились в полумраке двумя багровыми угольями.

- Это еще что за фигня? - спросила она у него шепотом.

Тишина, царившая в коридоре, подавляла. В ней, как волокна мяса в желе холодца, застыли спрессованные секунды, складывающиеся в столетия, нет, тысячелетия! Повышать голос здесь казалось кощунством.

Кот коротко мяукнул и посмотрел на потолок. Лука посмотрела туда же, но ничего не увидела. Она опять поймала себя на том, что ей не страшно. Да, непонятно, да, раздражает, бесит! Не по ней ощущать себя беспомощным котенком на разъезжающихся лапах, а у нее лапы разъезжаются с того самого момента, как она узнала о том, что приемная дочь!

Решительно шагнув к коту, она подхватила его подмышку и двинулась вперед. Пахло сыростью и пылью. От основного коридора отходили ответвления, вдоль их стен стояли треноги, на которых лежали тусклые цилиндры, разглядеть которые Луке никак не удавалось, а сворачивать с пути казалось глупостью. Коридор пересекся с другим. На каменных плитах пола блеснули рельсы. Вдали послышался шум, и Лука предусмотрительно отступила к стене. Какой смысл бежать и прятаться в месте, где ее вообще не должно быть? Спустя несколько минут, погромыхивая, подъехал смешной поезд, состоящий из двух вагончиков. ‘Паровозика’ у поезда не было - на передней части первого вагона располагалась панель с горящими огоньками, запрятанная под стекло. Поезд остановился прямо рядом с девушкой. Та переглянулась с котом, прочитала в его глазах настороженное одобрение и залезла на сидение, обтянутое искусственной коже. Состав тронулся мягко, дробно стуча по рельсам, покатил в глубину подземелья, и Луке, наконец, удалось рассмотреть ‘цилиндры’ - на подставках, под определённым углом, лежали винные бутылки, покрытые толстым слоем пыли. Кое-где они же были запрятаны в специальные ниши в стене. Но больше всего здесь было бочек. Огромные, окованные широкими металлическими полосами, они лежали пирамидами друг на друге, и на самой нижней из них была прикреплена табличка с цифрами и текстом. Ехали долго и быстро. Лука не успевала читать, что написано на табличках, и уже устала изумляться размеру помещений, переходящих одно в другое, когда поезд остановился перед неприметной дверью в стене. На дверь ванной комнаты она никак не походила!

Вольдемар тихонько муркнул, стек на пол и остановился у двери, поглядывая на нее. Лука спрыгнула с подножки вагончика. Толкнула створку. За спиной поезд прощально загудел и укатил в темноту. Впереди маячил призрачный свет. Мерцающей дорожкой падал на камень, указывая путь. Кот первым ступил на него. Сияние сделало его похожим на привидение, но он никак не походил на Стражей Эммы Висенте - ни ртутно-синего блеска, ни смешных ‘металлических’ крыльев за спиной. Красный контур кошачьего тела был повторен голубым, словно в одном коте прятался другой, синхронно повторяющий движения первого. Какая-то мысль мелькнула у Луки и тут же пропала - девушка ступила в свет и начала светиться сама. От рук и одежды сияние исходило, как пар, кожа казалась полупрозрачной. Все это сильно напоминало сюрреалистический сон, однако пол ощутимо холодил ступни даже сквозь подошвы тапочек, а от древних стен пахло стылым камнем.

Но, внезапно, холод кончился: Лука шагнула через высокий порог и оказалась в круглом помещении, освещенном колеблющимся светом факелов и сотен свечей, стоящих на каменных выступах стен. В центре, в высокой бочке, торчало белое разлапистое растение, больше похожее на скелет и украшенное лампадками из разноцветного стекла. Вокруг него, на некотором отдалении возвышались высеченные из камня кресла. Одно пустовало. В другом клубилась странная, полупрозрачная субстанция, напомнившая Луке показанную Яром на кладбище претку. Остальные были заняты.

- Встань рядом с лозой, дитя, - прозвучал хриплый, но сильный голос.

Говорила смуглая пожилая дама, одетая в черное широкое платье и закутанная в цветастую шаль. На худых запястьях - массивные золотые браслеты, на высокой скульптурной шее - мониста. Непонятно, как и носить-то такую тяжесть!

- Мулло пусть остается с тобой!

Вольдемар прижал уши и заворчал.

- Цыц! - прикрикнула она на него. - Не твое место и не твой вопрос!

Лука на всякий случай вновь взяла кота на руки и подошла к бочке. Вблизи растение еще сильнее напоминало белую кость, иссушенную ветром и временем. Неприятное зрелище.

- В 1165 году эта лоза понесла плоды, - заметив ее взгляд, заговорила дама, - она была сильна и упорна, тянулась к свету, питаясь соками земли Риоха-Алавеса. Только филлоксера смогла убить ее, и случилось это лишь в 1865-м. Она стоит здесь, как символ.

- Символ чего? - уточнила Лука. Она бы еще спросила - кто такая филлоксера, но понимала, этот вопрос сейчас не главный.

Собеседница улыбнулась.

- Многого. Когда-нибудь поймешь. А пока помолчи и дай посмотреть на тебя.

Лука прищурилась на взгляд глубоких темных глаз, но промолчала. Что ж, пусть они смотрят на нее, а она пока посмотрит на них!

Разные, как стихии, и такие же опасные. Женщины - и ни одного мужчины. Четыре явные азиатки, трое темнокожих, с неодинаковой степенью черноты кожи - от коричнево-шафранового до иссиня-черного, остальные светлокожие, но непонятно, откуда. В разнообразных одеяниях - как современных, так и явно традиционных. Пустое кресло тревожило взгляд. Так нарушает покой внезапно занывший зуб. А в кресле с туманной сущностью неожиданно обнаружилась еще одна женщина - полупрозрачная. Несмотря на эфемерность, четкие сияющие линии, - словно кто-то рисовал голубой и золотой красками - позволяли разглядеть не только ее одеяние, но и черты лица. Заметив, что Лука разглядывает ее, она озорно улыбнулась.

‘У меня сегодня День рождения, - раздался в голове у девушки голос, - а ты - мой подарок!’

‘Ну, вот еще, - фыркнула Лука, крепче прижимая к себе кота, - не собираюсь быть чьим-то подарком!’

‘С характером? - вмешался другой голос. - Это неплохо! Мирела, я - за!’

‘Упряма, скрытна и злопамятна… - задумчиво добавил еще один. - Я - против!’

‘Несдержанна! Против’.

‘Девушку никто не учил, а ошибки расстраивают ее! Я - за!’

Они обсуждали Луку беззвучно и так, словно ее здесь не было. Вспоминали случаи из детства, шалости и провинности, тайные мысли, которые есть у каждого и которых каждый стыдиться, добрые дела и слова, происшествия во снах, лужу с живыми облаками и головастиков из глины, ласковый язык огня в печи и… трагедию, произошедшую с братом.

Осознав, что они знают про нее ВСЕ, Лука стояла ни жива, ни мертва. Додумалась до того, будто попала на Страшный суд, и ЭТИ сейчас решают, куда определить кандидатку: в рай или в ад. Последнее скорее всего! Кошачье тело на руках тоже было напряжено. Вольдемар странным судиям не доверял и готов был биться за хозяйку до последнего. Непонятно, кто кого из них успокаивал больше - Лука, нервно почесывая кота за ушами и прижимая к себе, или Вольдемар - тихонько мурлычущий и ободряюще втыкающий когти в ее плечо.

- Мы можем спорить до хрипоты, - вслух сказала Мирела и зябко запахнула шаль. Мониста устало звякнули. - Эммы нет, значит, кворум не соблюден. Но ждать мы не можем - Альберран решила покинуть этот мир, а желание духа - закон! Нужно принимать решение!

- Сестры позволят мне сказать?

Лука вздрогнула. Ее будто током прошило - так звучал в реальности голос призрачной Альберран. Сразу вспомнилась слышанная где-то фраза: ‘По ком звонит колокол? Он звонит по тебе!’

- Говори, - за всех ответила Мирела.

- Девушка необразованна, но мы все видели, как чутко она воспринимает погрешности бытия. Она может сколько угодно ошибаться в личной жизни, однако на них реагирует верно! Кто из вас, сестры, может сказать обратное?

Ответом было молчание.

- Как и положено, я провела слияние со всеми кандидатками в Ковен, - продолжила Альберран. - С этой девушкой мы пробовали целительство, подвернулся подходящий случай - молодой ведьмак, зараженный ядом альгуля. Опыт оказался самым удачным из всех. Кроме того, она молода, а значит, у нее будет много времени на обучение и приобщение к мудрости. Я за то, чтобы дать ей шанс!

- Сестра, мы всегда уважали и уважаем твое мнение, - церемонно склонив голову, заговорила одна из азиаток, сидящих напротив, - но голоса разделились поровну. Голосовать без Эммы при равном разделении голосов нельзя, так же как и ждать, когда она сможет явиться перед нами в свой День рождения - в сорок дней со дня смерти. Я предлагаю рассмотреть другую кандидатку!

Лука смотрела на нее в некотором обалдении. Слова звучали не на том языке, который был ей родным, но она понимала их! Знание пришло неожиданно - каждая из присутствующих говорила на своем наречии, однако это не доставляло им проблем в общении.

Альберран поднялась. Странно смотрелась призрачная фигура, висящая в воздухе. Ног у нее не было - тело развеивалось в светящийся шлейф где-то на уровне бедер.

- Я прошу Ковен об Испытании души! - негромко сказала она, но слова гулко разнеслись по залу, отразились от стен, загудели погребальными колоколами.

Сидящие переглянулись. Мирела наклонилась вперед, и мониста недовольно звякнули.

- Чью жизнь ты готова поставить на кон, Альберран? - спросила она.

- Мы решим это, - спокойно ответила та, - но без девушки! Ей ни к чему знать, кто из ее окружения умрет!

- Что ж… - подала голос азиатка. - Мы не вправе отклонить твою просьбу об Испытании. Но тебе придется задержаться. Пусть это ненадолго, однако сопряжено со страданиями, ты же знаешь?

Светящееся лицо призрака скривилось.

- Знаю. Свет давно и внятно зовет меня, но я потерплю… Ибо чувствую - так будет правильно!

- Ощущения Сестры Равновесия святы, - подвела итог Мирела и посмотрела на Луку. - Ступай, молодая лоза!..

- Один мой знакомый утверждает, что в бочки с напитком обязательно должен попасть десяток жучков, и тогда напиток становится божественным!

Последний голос никак не мог принадлежать сидящим на каменных креслах, хотя бы потому, что был мужским!

- Десяток? - засмеялась Анфиса Павловна. - Думаю, на бочку нужно не меньше пяти десятков жучков различных пород!

От громкого смеха Лука вздрогнула.

- Ну что ты ржешь, как конь? Разбудил девоньку! - шикнула старушка.

Лука открыла глаза и обнаружила себя уютно лежащей на плече Ярослава Гаранина. Ни каменной кладки вокруг, ни лозы, похожей на скелет, ни пугающих и красивых женщин, решающих твою судьбу…

- Ты чего? - встревоженно спросил Яр, глядя, как резко, полосой, бледнеет порозовевшая со сна девушка.

Она молчала. Неожиданно вспомнила, сколько было кресел в том зале.

***

На следующее утро Лука проснулась в отлично настроении, несмотря на тревожащие воспоминания полусна-полуяви, случившегося накануне, увиденное в котором постепенно стиралось из памяти, сменяясь путанными картинами, свойственными обычному сновидению. Единственное, в реальности чего Лука оставалось уверена, так это в том, что где бы она ни была, Вольдемар оставался с ней. Оставался, чтобы защищать. Между ней и котом будто образовалась связь, позволившая хозяйке и зверю чувствовать друг друга.

- Эх, молодежь! - ворчала за завтраком Анфиса Павловна. - Не вложили в вас понятие о пользе систематизации! Сколько дней мы уже не занимались?

Луке было очень стыдно, но посчитать она не смогла. Последние события сплелись в какой-то клубок, из которого более менее четко она могла вспомнить лишь смерть Эммы Висенте и прощание с ней в ‘Черной кошке’, да тепло Гаранинского плеча под щекой вчерашним вечером.

Поскольку клуб еще не открылся, и день оказался свободным, Лука прибралась в квартире, сходила в магазин, поиграла с котом, а после до самого вечера занималась с учительницей отработкой новой стихи - земли. Девушка старалась и выкладывалась по полной. Эта стихия давалась ей куда легче, чем огонь, возможно потому, что последний всегда вызывал в живых существах страха больше, нежели остальные вместе взятые.

- Анфиса Павловна, а Яр очень похож на маму? - спросила она в перерыве.

Старушка усмехнулась.

- Всяко сильнее, чем на отца. Это сейчас парень заматерел, в плечах раздался, двигается, как тигр в камышах, а раньше щепка щепкой был, прямо как Марина - одни глазищи!

- А какая она была, Марина Гаранина?

- Марина Доманина, - поправила домохозяйка, - стихийница потомственная. Гаранин - фамилия Бориса. Ведьмы свои фамилии в браке не меняют.

- А как же Этьенна Вильевна Прядилова? - удивилась Лука.

- Прядиловой была - Прядиловой и помрет. Род у них такой, Прядиловых, - пожала плечами Анфиса Павловна. - Муж ее фамилию взял. Видела их пару раз вместе - любит он ее сильно, супружницу свою.

- А Марина Бориса любила? - сверкая глазами, спросила Лука.

Старушка внимательно посмотрела на нее поверх очков.

- История старая, иллюминация. Тебе зачем?

Лука отвела глаза и увидела Вольдемара. Кот, сидя на пороге кухни, увлеченно вылизывал заднюю ногу с растопыренными пальцами. Но едва почувствовал взгляд, это интереснейшее занятие прекратил. Муркнул и, подойдя, вспрыгнул к хозяйке на колени, боднув ее в плечо ушастой головой, будто говоря: ‘Ну чего же ты? Признавайся!’

- Яр мне нравится, - вздохнув, призналась Лука. - Знаете, как нравится, не чтобы в койку с ним завалиться, а чтобы узнать поближе. Только он молчаливый… нет, не так! Есть вещи, о которых, мне кажется, его нельзя спрашивать. Но, - она вскинула умоляющий взгляд на Анфису Павловну, - знать-то хочется!

- Конечно, хочется, - хмыкнула та. - Я тебе расскажу, что знаю, а об остальном ты все-таки найди возможность с ним поговорить. Яр ведь все в себе, в себе. А это тяжело. Марина такая же была. Слышала песню ‘Та, что идет по жизни, смеясь’? Вот это про нее. Для других - солнце ясное: приветит, обогреет, поможет. О том, что в своей жизни происходит, о болячках ли, о тоске-грусти - ни слова. Борис, едва увидел в нее, влюбился без памяти. Она мне жаловалась тогда, мол, ведьмак какой-то сумасшедший попался - преследует ее, цветами заваливает, по телефону звонит и молчит в трубку, а она точно знает, что это он! Ну, коли точно знала, значит, заметила все-таки? - лукаво улыбнулась рассказчица. - Пару лет их роман длился. Гаранин старался все время быть рядом, решал все проблемы - у нее мама болела тяжело в старости, и умирала нелегко. Он и больницу организовал, и лекарства заграничные… В общем, как-то она пришла ко мне и говорит: ‘Анфиса Павловна, я замуж выхожу за Бориса. Он - тот человек, что мне нужен! Я за ним, как за каменной стеной!’ ‘А ты любишь ли его?’ - спрашиваю. Молчит, в глаза не смотрит. Потом уронила: ‘Я ему нужна…’

- Так она его не любила? - изумилась Лука.

Как-то не сочетались у нее представления о матери Яра и ‘нелюбовь’.

Анфиса Павловна пожала плечами.

- Недаром говорят: ‘Стерпится - слюбится!’ Поначалу-то все у них хорошо было. Борис дикую охоту оставил, устроился в Службу безопасности и начал карьеру делать. Зубами конкурентов рвал - все заработанное в дом, в дом. Для любимой жены и сына. Квартиру они купили, загородную виллу отгрохали… Марина к тому времени учиться у меня закончила, однако старуху не забывала! В гости заглядывала, иногда одна, но чаще с сыном, которого девать некуда было: Борис все время на работе, и его, и ее родителей уже не было на свете. И, знаешь, иллюминация, она будто таять начала. Вот как свеча сгорает, а огарок все прозрачнее и прозрачнее становится. Улыбается, а глаза не радостные. Я даже испугалась, что она больна, как и мать ее… Наследственность, понимаешь, страшное дело! Стала спрашивать, что происходит, но она ж как Яр - молчальница. Упорно молчала, да я упорно ответа добивалась. Добилась только одной фразы: ‘Душно мне, Анфиса Павловна, за каменной-то стеной’.

Домохозяйка замолчала, глядя в окно. Память туманила картинку, рисуя перед глазами лица давно ушедших.

- А потом жизнь меня как-то закрутила, и я их на какое-то время потеряла. Да и Марина пропала - перестала звонить, заходить. Это я уже после узнала, что она с Борисом развелась и второй раз замуж вышла, тоже за ведьмака. Я на нее не в обиде - она заслуживала счастья, а когда получила его, окунулась по самую макушку и забыла о целом мире. По слухам, со вторым мужем у них страсть такая была, что едва не вспыхивали оба. Наверное, Борис не хотел ее отпускать… Наверное, между ними все было непросто, и как оно происходило, не знаю, иллюминация, врать не буду… - Голос Анфисы Павловны дрогнул: - Потом они с мужем поехали на шашлыки к друзьям, а когда возвращались, попали в автокатастрофу и оба погибли. Яр вот остался и девчонка от второго брака… Не помню, как ее зовут.

- Алуся, - подсказала Лука.

‘Бабошкина я… Алуся’.

- Алуся? - переспросила старушка. - Это, наверное, в честь Алены - так мать Марины звали. Алена Доманина. Ты ее видела?

Девушка кивнула. Рассказывать о том, где и при каких обстоятельства виделась с младшей сестрой Яра, не посчитала возможным - не ее тайна!

- А Дар у Алуси есть? - уточнила Анфиса Павловна.

Лука пожала плечами. Какой Дар, когда жизнь из девочки истекает ежедневно, капля за каплей?

- Жаль, - покачала головой домохозяйка, - Марина сильной стихийницей была. Ты вот как она…

- Чего? - удивилась Лука. - Я - сильная стихийница?

- Сильная, но глупая, - хихикнула старушка, - необразованная еще…

‘Девушка необразованна, но мы все видели, как чутко она воспринимает погрешности бытия’.

- Мы это порешаем, - задумчиво улыбнулась Лука.

Слово вылетело само собой, не поймаешь. Вот не ко времени вспомнила Найджела, прости господи, Паршонкова. От кого, а от него, мажора, не ожидала услышать это простецкое ‘порешаем’!

- Порешаем, - не менее задумчиво повторила Анфиса Павловна, - так один мой знакомый говорил…Эх, давно дело было! И вообще, что-то мы заболтались! Давай-ка, продолжим!

‘Вечером, - решила для себя Лука, - схожу к Прядиловым и поговорю с Этьенной Вильевной, заодно еще раз посмотрю на фото Марины Доманиной!’

Вольдемар, внимательно прослушавший весь разговор, спрыгнул на пол и снова занялся мытьем задней ноги.

***

Как и большинство сапожников (без сапог), Петр Васильевич Прядилов - известный хирург-офтальмолог - носил очки, более того, обожал их, а в любимых души не чаял. Но постоянно терял. Человек он был темпераментный, увлекающийся, заслышав или прочитав что-нибудь интересное, тут же спешил донести известие до домашних, очки при этом засовывая, куда ни попадя: в ящики стола, под диванные подушки, за телевизор. Один раз они даже были обнаружены в корзине с грязным бельем. Вот и сегодня, когда Лука пришла к Муне, вся семья искала очередные любимые окуляры хозяина дома, причем упрямый предмет не обнаруживался даже при помощи сверхспособностей Видящих мамы и дочки.

- Ты их на улице где-то оставил! - звучал в недрах квартиры сердитый голос Этьенны Вильевны. - Нет их дома, я их не вижу!

- Но я же только что читал в них газету! - восклицал Петр Васильевич. - На кухне? В гостиной? Или я статью писал в кабинете?

- Господи, дай мне терпения! - взмолилась супруга и выглянула в коридор на радостный лай Семен Семеныча, прыгающего вокруг гостьи. - Лука, привет! Мы ищем очки, присоединяйся!

- Лучше бы они нашлись, а то у папы надолго испортится настроение, - вздохнула Муня, - а когда у папы портится - мама звереет.

- И где вы искали? - уточнила Лука.

- Везде! - пожала плечами Муня. - Их нет нигде! Скорее всего, мама права: папа забыл их или в машине, или где-нибудь еще! Но он не признается и стенает…

Стенания Петра Васильевича сотрясали стены.

- Давай еще раз поищем, - прислушавшись, предложила Лука. - Где будем искать?

- Пойдем в кабинет, я там еще не смотрела! - опять вздохнув, сказала подруга.

Кабинет у супругов был общий. Просторная комната продолжала ‘книжно-сувенирную’ тему гостиной, но вместо уютных диванов и кресел здесь стояли письменный стол и изящная кушетка у стены, напоминающая кушетки в кабинетах психоаналитиков, виденных Лукой в зарубежных фильмах. Приглушенные бордовые тона ковров, штор и обивки, темный - дерева книжных шкафов, разбавляли многочисленные бронзовые подсвечники и светильники, явно антикварные, а так же люстра, украшенная красными ограненными подвесками, которые Луке показались драгоценными камнями из сокровищниц каких-нибудь королевских семейств. Она представила, как будет выглядеть комната, если зажечь свечи, и затаила дыхание от восторга - кабинет представлялся дивными чертогами, полными несметных богатств.

Черный массивный стол с полированной столешницей был почти пуст. Очков не обнаружилось ни в органайзере из какого-то красно-черного камня со множеством отделений, ни в корзине для бумаг под столом. Под подушкой на кушетке их тоже не было, как и на подоконнике. Соскучившийся Семен Семеныч, радостно пыхтя, бегал за Лукой и лез под руки - видимо, решил, что это такая игра.

- Лука, - вдруг тихо сказала Муня, - а знаешь, я с ним встречалась!

- С кем? - не поняла та.

- С Мефодием… С капитаном Арефьевым.

Лука изумленно оглянулась.

- Он тебя вызвал на допрос?

- Ну, если можно так назвать, - криво усмехнулась подруга. - Мы в кафе сидели.

- И как? - осторожно поинтересовалась Лука.

- Как - что? - не менее осторожно спросила Муня.

- Как посидели?

Муня молча и сосредоточенно рылась в ящиках стола. Лука подождала ответа, но не дождалась. Вместо этого подруга неожиданно пробормотала:

- А это старье что тут делает?

В руках у нее был пожелтевший номер ‘Криминальной хроники’. Газета, как газета… но при взгляде на нее у Луки побежали по спине мурашки.

- Можно я полистаю? - спросила она.

- Держи!

И Муня снова полезла в ящики.

Из коридора доносились стенания Петра Васильевича, экспрессия которых развивалась по экспоненте.

Сев на кушетку, Лука принялась листать страницы. Газета двадцатилетней давности, зачем держать такую древность в ящике стола? Разве только в ней есть что-то, памятное для хозяев.

На одном из разворотов была размещена фотография почти полностью сгоревшего дома. Крыша провалились внутрь, остались лишь закопченные развалины стен.

- Здесь ничего нет! - раздался расстроенный голос подруги. - Да что ж это за горе такое!

- Разве ж это горе? - пробормотала Лука. - Вот где горе…

Муня подошла, склонилась над газетой. Палец Луки, с коротко подстриженным ноготком, окрашенным черным лаком, ткнул в статью под фотографией.

‘Страшная трагедия произошла в одном из частных домов, расположенных в колхозе ‘Красная Явь’. Около полуночи загорелся двухэтажный дом, в котором проживал известный художник Виктор Литвин с супругой и новорожденной дочерью. Время было позднее, соседи уже спали. Пожарных вызвали лишь когда крыша уже вовсю полыхала.

- Пожарные приехали быстро, но дом уже был охвачен огнем, - рассказывает очевидец происшествия, 53-летний местный житель Василий Соболев, - хозяева, видать, крепко спали. Мы сами-то проснулись, когда черепица стрелять от жара начала, треск стоял, аж уши закладывало.

В тушении пожара участвовали двадцать человек личного состава 54-й пожарной части и две автоцистерны. Площадь возгорания составила 80 метров. Пожарные прибыли через двенадцать минут после вызова. Казалось, спасать из горящего дома уже некого, однако, услышав раздававшийся из подвала крик о помощи, пожарные разломали стену и вытащили обгоревшую женщину с младенцем. Хозяин дома погиб. Женщина с семидесятьюпроцентными ожогами поверхности тела была доставлена в местную больницу, туда же привезли и полуторамесячную девочку. Последняя, к сожалению, скончалась. Причины возгорания устанавливаются. Предварительной причиной названа неисправность в электропроводке’.

- Виктор Литвин! - воскликнула Муня. - У нас же его картина есть! У родителей в спальне висит!

Лука застывшим взглядом смотрела на фото. Она вспомнила, где видела надпись ‘Клх. Красная Явь’… и этот дом.

В комнату заглянула Этьенна Вильевна:

- Не нашли, девочки?

Муня покачала головой, вытащила газету из пальцев Луки.

- Мам, это, наверное, завалялось? Я выкину?

Этьенна Вильевна подошла, глянула и вдруг изменилась в лице. Выхватила газету из рук дочери, молча свернула. Губы у нее дрогнули. Лука с удивлением разглядывала ее. Старшая Прядилова быстро прошла к столу и убрала газету обратно.

- Это мне нужно! - отрывисто сказала она. - Пойдемте в гостиную поищем! Или мне придется сейчас все бросать и ехать с ним покупать новые очки! Но перед этим он мне весь мозг вынесет!

- Солнышко, ты выражаешься неполиткорректно! - донесся из-за дверей голос Петра Васильевича. - И потом, очки я уже нашел! Видишь, какой я молодец!

- И где они были? - в один голос спросили Прядиловы.

- У Семен Семеныча в корзинке! Должно быть, я их туда смахнул с тумбочки и не заметил!

- Ура! - расцвела Муня, а Этьенна Вильевна облегченно вздохнула. - Значит, можно чай пить спокойно!

- Идемте, я вас напою! У нас как раз пирожные есть из нашей любимой кондитерской! - подмигнула девушкам Этьенна.

Ее оживление показалось Луке наигранным. Глядя на хозяйку дома, она вновь видела появившееся всего на мгновение выражение ее лица. Замкнутое, холодное, чужое… Страшное. Вспомнилось вдруг, с какой легкостью Этьенна навела на нее морок в доме Эммы Висенте… Вспомнился странный взгляд и поведение тогда, на похоронах… Что она знает о старшей Прядиловой, кроме того, что та мама Муни и потомственная Видящая? Ничего. Что она знает про ее отношения с Эммой, кроме того, что в молодости они дружили… Но люди со временем меняются! Поэтому она и об этом не знает ничего! Что она, наконец, знает о проклятой стрекозе с глазами из наборных самоцветов? Почему Эмма носила ее, не снимая? Почему кто-то посмел снять ее с тела, на виду у всех?

Тяжесть знания, точнее, не-знания, обрушилась, будто цунами. Впервые с тех пор, как узнала о периферическом мире, Лука почувствовала себя в ловушке. Она и раньше не любила делиться с близкими своими проблемами, но знала, что в крайнем случае всегда может это сделать. А сейчас ей не с кем было поделиться… С Муней? Так она дочь Этьенны, разве можно ей говорить о подозрениях насчет матери! С Анфисой Павловной? Та давно живет в покое и мире с самой собой, подобные откровения ее только расстроят и напугают. С Димычем? Отчего-то не хотелось вмешивать его в эту историю… Ведь никто из ребят до сих пор не знал о том, что Эмма Висенте умерла у нее, Луки, на руках. А если бы узнали? Как бы смотрели на нее? С любопытством или с опаской? Нет, лучше не нужно!

Мелькнула мысль о капитане Арефьеве. Вот кто, наверняка, сможет понять все хитросплетения этой истории и вычленить главное, то самое, чего она никак не может увидеть… Но он влюблен в Муню и сделает все, чтобы защитить ее и ее семью, если виновной окажется Этьенна Вильевна. Хуже продажного мента только влюбленный! Кроме того, она не вправе рассказывать ему о периферическом мире.

Отчаянно захотелось оказаться в старом доме на болотах. Слушать, как свистит чайник на плите, бубнит Михал Кузьмич Бабайка… Есть такие места, в которых ты оставляешь свое сердце, даже если вынужден их покинуть. Там дышится легче, солнце и звезды светят по-иному, а сны родом из детства. В гости, что ли, напроситься к Гаранину? И пусть думает, что хочет!

- Знаешь, Мунь, я пойду, - Лука остановилась на пороге кухни, - совсем забыла, мне для универа надо презентацию сделать! Прости!

- Я думала, ты со мной и ребятами гулять пойдешь! - расстроенно сказала Муня. - Раз ‘Кошка’ сегодня закрыта, сходили бы еще куда-нибудь, музыку послушали или просто погуляли бы?

Решительно отказавшись, Лука оделась и вышла на улицу. Охранник в будке, приветливо кивнув, дистанционно открыл калитку в подворотню. Зябко обхватив себя руками, девушка вышла в полную огней ночь большого города.

Одиночество - точка в предложении, состоящем из потерь.

***

От стены отлепилась высокая фигура. Лука машинально отшатнулась, но крепкие пальцы схватили ее за плечо, а знакомый голос успокаивающе сказал:

- Тихо-тихо, ты чего? Это я…

Она разглядела Ярослава Гаранина. Ноги будто в асфальт вросли. Так не бывает! Когда думаешь о ком-то, а он тебя ждет на улице - так не бывает!

- Мне Анфиса Павловна сказала, что ты к Муне пошла, - сказал Яр, - я… хотел тебя пригласить куда-нибудь.

В его спокойном негромком голосе смущения не было вовсе, лишь некоторое удивление, будто он сам себя спрашивал - а что я тут делаю, и на хрена мне это нужно?

- Давай погуляем? - предложила Лука. - А потом можно зайти куда-нибудь кофе выпить… Или шоколада горячего!

В ее голосе прозвучали такие мечтательные нотки, что Гаранин засмеялся.

- Ты сладкоежка? - спросил он, когда они вывернули из подворотни на улицу.

- А ты? - вопросом на вопрос ответила она.

- Боже упаси, - ужаснулся Яр, - я мясо люблю!

Лука поглядывала на него снизу вверх и тайно гордилась тому, что такой парень идет рядом. В нем ей нравилось все - и давно не стриженные волосы, падавшие на лицо, и мимолетно-дикий блеск зрачков в темноте, где не горели уличные фонари, и распахнутая куртка, из-под которой выглядывала футболка с изображением хамелеона в смешной шапочке, и верный рюкзачок…

- Твой рюкзак Алусе принадлежит, почему ты его носишь? - спросила она.

- Я ей обещал, что буду его охранять. Так охранять удобнее всего! - ответил Яр. - Она когда в больницу в первый раз ложилась, с собой ничего не разрешили брать, даже носильные вещи. Это сейчас какие-то послабления есть, вроде игрушек, а тогда к ней в бокс даже не пускали никого.

- Мама переживала сильно? - тихо спросила Лука.

Отчего ей казалось, что она первая, с кем он говорит об этом?

- Очень… похудела на десять килограммов… Если бы не отчим, на знаю, как бы она это все выдержала!

- Отчим? Алусин отец? Как его звали?

- Макс… Максим Бабошкин.

Они замолчали. Лука не догадывалась, о чем думал Гаранин, но он шел рядом все так же размеренно и широко, будто предстояло пройти еще не один километр. Его лицо было спокойным. Пережил? Или маска невозмутимости настолько срослась с его образом, что стала второй личиной?

- Он… хороший был? - спросила Лука и ощутила, как тоскует по своему отцу.

Точнее было бы сказать, по Павлу Владимировичу Должикову, но язык не поворачивался.

- Мама была счастливой, - ответил Яр, вложив в три короткие слова все возможные объяснения, и посмотрел на Луку. - Ты так и не скажешь мне, почему с родителями не живешь?

Горло перехватило.

- Скажу, - хрипло сказала Лука, - вот сядем где-нибудь, и я тебе все расскажу о себе… если тебе интересно, конечно.

- Мне - интересно, - улыбнулся Гаранин. - Ты вообще интересная, Лука. Маленькая, взъерошенная, как сычик…

- Какой я тебе сычик? - возмутилась Лука. - Сам ты…

И вдруг заметила лукавые ямочки в уголках его губ и смех в глазах.

- Ах ты!..

Яр легко ушел от ее попытки стукнуть его промеж лопаток. Лука погналась за ним, хохоча и задыхаясь - двигался, подлец, молниеносно. Одиночество в ее душе испуганно съежилось и испарилось…

В маленьком кафе оказался свободным столик у самого окна, под уютным оранжевым абажуром. Лука, обжигаясь, выпила горячий шокочино, собралась с духом и принялась рассказывать Гаранину все, что случилось с ней с того самого момента, как она узнала, что неродная дочь. Яр слушал молча, небольшими глотками отпивал эспрессо из смехотворной чашки, куда накидал столько сахара, что у девушки глаза на лоб полезли. Не перебивал. Смотрел в окно, на проходящих мимо людей, кутающихся в пальто и пуховики от морозного ветра, на проезжающие машины, подмаргивающие фарами. Лишь один раз перевел взгляд на собеседницу, когда она, заикаясь и подбирая слова, принялась описывать смерть Эммы Висенте.

Как роднику стоит пробить мерзлую земли - и уже не остановишь, так и Лука, махнув рукой на собственные опасения, говорила Гаранину обо всех своих подозрениях и страхах. Не рассказала лишь о странном сне: о подземелье со стоящими в нем кругом тринадцатью стульями, о виноградной лозе, похожей на скелет.

Когда она замолчала, Яр осторожно, будто боялся разбить, поставил чашку на блюдце и констатировал:

- Ситуация - дерьмо.

- Дерьмо, - немедленно согласилась Лука, не уточняя, какую именно ситуацию - с семьей или со смертью Висенте, он имеет в виду.

Рука сама собой полезла в карман куртки, за пачкой с сигаретами. Гаранин следил за ней неотрывно, наверное, думал, что Луке станет стыдно курить при нем. Но она только что сделала то, чего никогда ранее не делала, а именно, вывернула наизнанку душу… Сигарета была решительно необходима!

Его ноздри дрогнули, когда их достиг запах дыма.

- Тебя что больше волнует, Лука, - вдруг спросил Гаранин, - убийство Эммы или ситуация с семьей?

- Семья! - вырвалось у нее и… она стушевалась.

Так легко, оказывается, довериться кому-то, но еще легче потом пожалеть об этом!

- Я бы на месте твоего отца тебя отлупил, - вдруг улыбнулся Яр, - да и с мамой твоей поговорил бы серьезно. Родные-неродные, они тебя вырастили. Вы - семья! А ведете себя как дети малые! Да, ты молодец, доказала им, что одна не пропадешь, но что дальше? Ни твоя мама, ни ты, я так понимаю, первый шаг к примирению делать не собираетесь?

Лука пожала плечами. На ее лице застыло несчастное и гордое выражение обиженной девочки, жаль, она не видела себя со стороны. Обида вновь вскипела в душе, как кислота. Разве она виновата, что Должиковы удочерили ее? Вообще, она их об этом просила?!

- Все понятно, - покачал головой Яр, - давай, попробую с другой стороны. Что ты знаешь о своих настоящих родителях?

Девушка посмотрела на него, как на идиота. А что она может знать, если ничегошеньки не помнит?

- Ты пробовала выяснить, кто они? - продолжал спрашивать Яр. - У твоей нынешней мамы должны быть документы об удочерении с указанием номера детского дома, откуда тебя забирали. Ты их видела?

- Ничего я не видела! - закричала Лука, отчаянно жалея, что рассказала ему обо всем.

Не видела и не хотела видеть! Даже думать себе запрещала об этом! Раз те, прошлые, бросили ее, значит, она была им не нужна! И тем не нужна, и этим… Больно-то как!

- Тиш-тиш… - Гаранин подвинул свой стул и обнял ее. Сразу стало тяжело, жарко и уютно. - В твоей жизни слишком много загадок, а это вредно для здоровья. Хочешь, попробуем решить их вместе?

Лука подняла на него полные злых слез глаза:

- Как это?

- Давай попытаемся найти настоящих предков? Сделать это необходимо, иначе ты всю жизнь будешь мучиться неопределенностью. Узнав, что случилось тогда, тебе будет легче принять настоящую семью…

- А Эмма?

Яр пожал плечами.

- А что Эмма? Она мертва. Если то, что она хотела сообщить тебе, действительно важно, ее преемница встретится с тобой, когда все уляжется. Нужно только подождать. К похищенной броши ты никакого отношения не имеешь… - Он заглянул ей в лицо: - Или имеешь?

Лука вздрогнула. Простой вопрос на миг показался совсем непростым.

- Еще не хватало! - возмутилась она и отодвинулась от Гаранина. Он тут же расцепил руки, не удерживая ее. - Мне своих проблем хватает!

- Тогда давай их решать? - Яр выжидающе смотрел на Луку. - Начнем с документов об удочерении. Ты можешь их получить как-нибудь?

Лука задумалась. Иди домой, когда там никого нет, и рыться в родительских вещах как-то… Но у нее есть Тёмка! Тёмка, живущий дома! Вот он пусть и роется!

Она достала телефон и набрала брата. Тот ответил сразу, хотя в телефоне были слышны отчаянные вопли, рычание и автоматные очереди. Затем все стихло.

- Привет, сеструха! - сказал он. - Я тут монстров мочу…

- Имбецил, - привычно фыркнула Лука, - как себя чувствуешь?

- Как себя может чувствовать имбецил на костылях? - хохотнул Артём. - Поправляюсь потихоньку. А ты как?

- Нормально я. Кота вот завела…

- Лучше б ты мужика завела, - по-взрослому, солидно посетовал брат. - Мы, мужики, в хозяйстве полезные!

- Особенно такие как ты, ага, которые кроме компа вокруг ничего не видят, - съязвила Лука. - Слушай, можешь помочь?

- Хочешь домой вернуться? - обрадовался брат. - Возвращайся, а? Скучно без тебя. Полаяться не с кем!

- Мне без тебя тоже скучно, хотя ты и имбецил, - призналась Лука. - Слушай, я тут решила поискать своих настоящих родителей… Ну надо же знать, почему они меня в детдом сдали? Можешь помочь?

Артём помолчал.

- А если найдешь? - наконец, спросил он. - Что будешь делать?

Лука пожала плечами, как будто он мог ее видеть.

- Понятия не имею. Тём, я домой не вернусь, даже… даже если мы помиримся с мамой. Мне нравится быть самостоятельной, у меня это получается, и жизнь какая-то другая пошла… Совсем другая! Тебе не понять!

- Почему, не понять? У меня вот тоже новая жизнь пошла… на костылях! - тоскливо сказал брат. - Снег уляжется, ребята будут на склон ездить кататься, а я - дома сидеть!

Чувство вины сжало сердце Луки с такой силой, что она едва не застонала. Анфиса Павловна постоянно говорила об ответственности. Но ответственность - это не только признать себя виновной в содеянном, но и попытаться все исправить! А как?

- Тем, поищи у матери документы о моем удочерении, - попросила она, делая вид, что не замечает его настроения. - Если получится, сфотай и пришли. Ты из дома уже выходишь?

- Недалеко.

- Давай встретимся?

- Давай! - обрадовался брат. - А где, когда?

- Завтра в два, в кондитерской Петрова, помнишь, есть такая через два дома от нашего? Доберешься туда?

- Доберусь, - обиделся Темка, - я ж не совсем безногий!

- Вот и славно, - Лука улыбалась. Мысль о встрече с братом грела сердце. - Тогда до завтра, имбецил! Документы не забудь!

- До завтра, чувырла! - по голосу было слышно, что Артем тоже улыбается.

Лука отключила телефон и вдруг наткнулась на внимательный взгляд Гаранина. Он разглядывал ее с таким интересом, будто она была одним из монстров, на которых он охотился, но вместо того, чтобы убивать людей, ела мороженое.

- Ты чего? - удивилась она.

- Ты другая, - тихо сказал Яр, - какая-то домашняя, что ли!

Его лицо было совсем близко. Лука невольно посмотрела на его губы и подумала, каковы они на вкус.

- Это плохо? - севшим голосом спросила она, ощущая, как ее тянет к нему.

Тянет прижаться к широкой груди, щекой ощутить биение сердца и вновь испытать чувство защищенности, которое давали его объятия.

- Это хорошо! - шепотом ответил он, оказавшись совсем рядом.

Его дыхание, смешанное с восхитительным ароматом крепкого кофе, коснулось ее губ. Лука застыла. Отчаянно хотелось поцелуя… И так же отчаянно не хотелось делать первый шаг!

Гаранин едва коснулся губами ее губ, будто пробуя. Оба на миг замерли, баюкая новое ощущение, бережную близость, незнакомую им. А затем Яр обнял ладонями ее лицо, заглянул ей в глаза, словно ища ответ на какой-то вопрос, и поцеловал уже по-настоящему.

Они целовались долго, не вспоминая о плохой погоде за окном, о проблемах и бедах, которых хватало у каждого из них, о косящихся посетителях кафе. А когда, наконец, отлипли друг от друга, Лука, задыхаясь, воскликнула:

- Ух ты!

Яр впервые казался смущенным, когда спросил:

- Чего?

- Вкусно целуешься, - констатировала она, - еще хочу!

И уже сама обняла парня, запустила ладони гулять по его бокам, спине, наслаждаться фактурой и силой мышц. Прижалась к его груди, как и хотела, послушала сердце. А потом поцеловала… И они опять зависли, позабыв обо всем.

Когда отсутствие воздуха вынудило их отпрянуть друг от друга, Яр, улыбаясь, повторил:

- Ух ты!

Зажужжал лежащий на столе телефон Луки. Глянула мельком - не хотелось отводить от Гаранина взгляд - звонила Муня. Наверное, решила спросить, не передумала ли она пойти с ними погулять. Не передумала… И на звонок не ответила, потому что они с Яром снова подались друг к другу. И на душе было тепло, а в крови - уже жарко. Оба, чай, не дети!

- Поехали ко мне? - Гаранин прижал ее к себе, губами касаясь макушки. - А завтра к двум привезу тебя прямо к той кондитерской…

Лука молчала, хотя сердце кричало: ‘Да! Да! ДА!’ Шевельнулась озябшим воробьем в его руках, маленькая, взъерошенная, раскрасневшаяся. Заглянула в его лицо. Были парни, были… Но в этот раз очень не хотелось ошибиться. Вот просто до слез!

Она видела, как лихорадочно блестели его глаза, как чуть подрагивали крылья тонкого носа, однако внешне он был спокоен, совершенно спокоен. И это сводило с ума.

- Я не наста… - попытался сказать Гаранин.

Узкая ладонь на миг накрыла его губы. Лука потянулась к куртке, одновременно набирая Анфису Павловну - предупредить, что ночевать сегодня не придет.

***

Лука проснулась от того, что кто-то укутывал ее в одеяло. Бережно, тихо, как мама в детстве. Не открыла глаза, не дрогнула ресницами, позволила себе сладость заблуждения - а вдруг прошлое вернулось, и она - малышка, которую все любят? Под щекой почудился любимый плюшевый заяц - ушастая девочка в сарафане… как же ее звали? Марьяша, кажется.

Старый матрас скрипнул - это Яр встал с кровати. За окнами еще и рассвет не брезжил, куда это он? Водички попить?

Судя по звукам, Гаранин действительно глотнул воды из чайника, умылся… Двигался он бесшумно, как кот. Лука уже не полагалась на слух, а следила из-под полуприкрытых ресниц, как он, в одних спортивках, поднимается на второй этаж. Интересно, зачем?

Несмотря на любопытство, лениво было подниматься, разгонять истому утомленного любовью тела. Как они вчера… на одной волне! Она и не знала, что может быть так хорошо!

Лука оглядела скудно обставленную комнату. Помнится, Анфиса Павловна говорила о том, что Борис, который хорошо зарабатывал, купил Марине загородный особняк. Разве это особняк? Старая, хоть и еще крепкая дача, таких полно вокруг города. Стоят в зарослях сирени и коряжистых яблонях, просвечивают боками с потускневшей, облупившейся краской. Жаль, нет поблизости Михал Кондратьича, этот, наверняка, знает ответы на все вопросы. Но с другой стороны, и слава богу, что его нет! Еще неизвестно, как он отнесется к ее присутствию в постели хозяина…

Встать все-таки пришлось. Одеться, водички попить, и вообще… Вечером Яр хорошенько протопил печь, поэтому даже сейчас в доме было тепло. Тихо ступая по крашеному дощатому полу, Лука подошла к лестнице, прислушалась и бесшумно прокралась наверх.

Яр ее не видел - она выглядывала, не поднявшись на этаж. Стоял к ней спиной, широко разведя руки, в каждой держал узкий меч. Чуть в стороне, на полу, горела свеча. За окном клубился белесый туман, окутывая приближающийся рассвет в загадочный флер.

Ведьмак чуть качнулся, переступил босыми ногами, и вдруг его движения смазались. Клинки взблескивали тусклыми молниями, прошивали воздух, который оставался недвижим. Ни ветерка, поднятого странным, то ли изящным, то ли пугающим танцем меченосца, ни сквознячка… Будто Гаранин шагнул между мгновениями, да так там и остался, не тревожа их ни невозможными для обычного человека прыжками и кульбитами, ни выпадами и блоками. Лука смотрела, затаив дыхание, сама не заметив как перейдя на периферическое зрение - только так могла уследить за его движениями, недоступными глазу. Сейчас он был сама смерть - быстрая, тихая, неумолимая. Сейчас от этого парня следовало бежать, сломя голову, хотя доведись бы Луке бежать от него - догнал бы в два счета и менее чем за один удар сердца превратил бы в труп!

Тонкий клинок по широкой дуге очертил пространство, застыв в миллиметре от горящего язычка пламени. Оно потухло мгновенно. Даже не дрогнув. А Лука не успела моргнуть, как сильные руки вытащили ее из ‘подпола’. Удерживаемая Гараниным девушка болталась, как тряпичная кукла и отчаянно болтала ногами.

- Подглядываешь? - его зрачки еще не приняли обычную форму и казались двумя щелями, откуда выглядывала звериная тьма. - Ай-яй-яй!

- Я только посмотреть, куда ты ушел! - пискнула Лука.

Яр прижал ее к себе, так и не ставя на пол. Он даже не вспотел. Лишь кожа была горячее, чем обычно.

Она закинула руки ему на шею, ощущая, как его губы прошлись по ее шее, ключице, груди. А затем… он поставил ее и отступил. Девушка едва сдержала разочарованный стон.

- Ох, тяжело мне с тобой, - качнул головой, - режим летит к черту. Поспи еще, я скоро буду.

- Ты куда? - отчего-то испугалась она.

Сейчас как возьмет свои клинки, как выйдет в туман… А там монстры!

- На пробежку, через час вернусь.

Проходя мимо, Яр чмокнул ее в нос, как маленькую. Спустя несколько минут хлопнула входная дверь. Интересно, он так и побежал? В спортивках и босиком?

Она задумчиво подобрала подсвечник, поискала глазами, куда бы поставить. В ряду бокалов на тонких витых ножках, стоящих в похожем на лесное чудище серванте намечался явный пробел. Видимо, подсвечник там и стоял. Лука открыла стеклянную дверцу. Бледный свет, уже струившийся в окно, позволил полюбоваться искусной резьбой по дереву - раму украшали дубовые листья, гроздья рябины и маленькие смешные птички с хохолками, потянула руку с подсвечником - поставить на место - и вдруг увидела упавший белый прямоугольничек. Его покрывал слой пыли - должно быть, фото раньше стояло, прислоненное к одному из бокалов, а потом завалилось назад, и о нем забыли. Она осторожно вытащила его.

Еще одна фотография из далекого прошлого. Двое мужчин: молодые, здоровенные, загорелые, смеющиеся, в военном камуфляже, стоят в обнимку над тварью, больше похожей на усеянную шипами свинью.

Борис Гаранин и Максим Бабошкин.

Друзья? Напарники? Охотились вместе? Как там говорила Анфиса Павловна - дикая охота?

Лука осторожно положила фото на место, загородила подсвечником. Прошлась по комнате - здесь было ощутимо прохладнее, чем внизу. Присела на укутанный целлофаном матрас, заглядевшись в окно. Дымка тумана становилась прозрачнее, но все еще напоминала слоены пирог. Нечасто пересвистывались птицы. Луке ужасно захотелось выйти на крыльцо. Постоять, как та женщина в видении, вдыхая утренний вкусный воздух, который не портили ни влага, ни стылый ветер, подставить горящее от ночных поцелуев лицо его ладоням. И так ждать Яра… Как ждала Марина Доманина своего Макса. Понимание пришло неожиданно - так вот чей образ привиделся при первом посещении дома!

- Встречала тебя, да, - раздался знакомый ворчливый голос. - Чаю хошь?

Лука поднялась. Никогда раньше не думала, что дом может ощущаться живым существом, которое вольно или не вольно пускать тебя на порог.

- Спасибо, Михал Кондратьич, чаю - с удовольствием! - сказала она. - И неплохо бы нам с тобой завтрак соорудить. Бегун вернется голодный!

- Они все голодные возвращаются, - хмыкнул в бороду домовой. - Что первый хозяйкин муж, что второй… Набегаются по лесу, аки гончие, и давай лопать! Никаких продуктов не напасешьси!

- ‘Возвращались’… - машинально поправила Лука, подходя к холодильнику.

- Э, нет, голубушка, - лукаво улыбнулся Михал Кондратьич, - это для вас, людей, время имеет значение. А мне что прошлое, что настоящее - все едино. Могу молочка пятидесятилетней давности попить, могу - сегодняшнего числа.

Лука ошарашенно посмотрела на него и жалобно попросила:

- Можно я не буду об этом думать? Это не обдумывается…

Домовой хохотнул и, достав с полки чугунную сковороду, великодушно разрешил:

- Можно! Давай оладий, что ли, напечем? Сметана и мед у нас есть! На чем печь будешь, хозяюшка?

- Я? - изумилась девушка.

- Ну, к холодильнику сегодня ты первой подошла, значит, хозяюшка, - разулыбался домовой. - Так на чем - на молоке, али на кефире?

Лука вздохнула и решительно полезла в холодильник.

- Туман-то какой! - с наслаждением сообщил домовой, усевшись на подоконник. - Лепота!

- Я слышала от кого-то, что отец Яра семье особняк построил, но не думала, что на болотах, - доставая продукты, как бы между прочим сказала девушка.

- Особняки на болотах не строят, это точно! - хохотнул собеседник. - Дык у нас то не особняк. Дом этот муж старой хозяйки, Алены свет Афанасьевны Доманиной, построил. Марина - дочка ее. А до него тут просто избушка была. Ведьминская. Почитай больше двух веков на болотах простояла, а потом пришли эти, огрыч-магарыч, мелиораторы! Канав накопали, ровно кроты поганые, землю на лоскуты порезали. Тьфу, срамота одна!

Михал Кондратьич пригорюнился, подперев кудлатую бороду кулачком. Даже его сиреневый спортивный костюм словно бы потускнел.

- Михал Кондратьич, а где мука-то? - спросила Лука, в душе жалея старого домового. - Помоги найти!

- Это мы можем! - тот отлепился от подоконника и полез в один из шкафов.

Скоро толстенькие румяные оладьи истекали сливочным маслом на тарелке, а другие бодренько шипели на сковороде.

Любопытный туман заглядывал в окно, будто ластился и выпрашивал лакомство.

***

Яр высадил Луку у кондитерской, наградив напоследок таким поцелуем, что она едва не задохнулась. Войдя в помещение, она остановилась на пороге, оглядываясь. Тёмка сидел в углу, подальше от окна. Костыли были пристроены за спинкой кресла.

Горло перехватило. Не давая слезам затуманить взгляд, девушка быстро подошла и потрепала брата по обросшей макушке.

- Привет, имбецил, - преувеличенно радостно улыбаясь, сказала она. - Давно сидишь?

- Минут пять, - улыбнулся в ответ Тёмка, - заказал нам с тобой какао с маршмелоу, представляешь?

- Если на сладкое тянет, значит, не все потеряно в этой жизни, - пошутила Лука, хотя на душе было муторно.

Брат сидел, неловко вытянув ногу. Видно было, что, хотя он уже и приспособился, сидеть не особенно удобно.

- Давай свой телефон, фотки скину, - протянул руку Артем, - знаешь, никогда бы не подумал, что ты - не мамкина дочь! У вас же характер один, и прямо скажем - не сахар! Чуть что не по-вашему - вспыхиваете!

- Зато ты у нас пример добродетели и спокойствия, - беззлобно ответила Лука, протягивая телефон.

Сравнение с приемной матерью вопреки всем ожиданиям не было неприятным.

Официант принес толстенькие уютненькие чашки с какао и смешными зефирками в виде розовых пятачков. А Лука вдруг воочию увидела, как в снежной дымке хохочущий Темка в мешковатой куртке и штанах чудовищной расцветки слетает со склона. Видит Бог, она не хотела ему зла! Если бы кто-нибудь помог… научил как исправить!

‘Прикажи ему спать, - вдруг прошелестело стылым ветром, вызвав мурашки на коже. - Давай, не бойся! Получилось с ведьмаком, с человеком тем более получится!’

Голос, неслышимый, мощный, глубокий, был знакомым. Только сейчас звучал не наяву, а в голове у Луки. Так говорил призрак Альберран в то ли сне, то ли яви, привидевшемся девушке на кухне у Анфисы Павловны. Хорошо, что чашку в руки не брала еще - а то расплескала бы, услышав его! Брр…

- Темка… - нерешительно сказала Лука. - Спи!

- Чего? - брат смотрел на телефоны, которые передавали друг другу информацию.

- Посмотри на меня, - бесцветным голосом повторила она.

В руках билось странное ощущение, словно некая сила натягивала кожу, пытаясь выбраться, жгла изнутри…

Артем поднял удивленные глаза, и тут через Луку, прямо через гортань мощным потоком прокатил властный приказ:

- СПИ!

Брат уронил голову на грудь, задышал размеренно и ровно.

‘Молодец, дитя, - похвалила невидимая Альберран, - сядь рядом, придержи его, чтобы не упал… Положи руку ему на колено… Почувствуй плоть…’

‘Это сделала я?’ - подумала Лука, послушно придвигая к Темке стул. Со стороны казалось, будто они склонились над телефонами, что-то показывая друг другу.

‘Ты, я лишь направила твою Силу… Что ты чувствуешь?’

Под рукой у Луки оказалась острая Темкина коленка. Вновь захлестнуло жалостью к брату. Вспомнилось, как подтаскивала его на руках к подоконнику - смотреть на улицу, когда он болел. А болел часто… Худенький, сопливый. Доверчиво прижимался к ней горячей спиной и сопел…

‘Жалость прочь, - голос призрака замораживал, - у тебя есть ошибка, которую нужно исправить. Нельзя испытывать вину бесконечно - так делают те, кто ничего исправить не в состоянии! Да, с первого раза ты добьешься немногого! Но если поймешь, КАК мы это делаем, дальше сможешь сама…’

‘Мы?’ - переспросила Лука.

‘Мы - те, для кого нет ограничений ни во времени, ни в пространстве, те, кто прибывает в этом мире с момента его зарождения и уходит лишь по собственной воле, устав от него. Мы - те, кто владеет всеми умениями Хранителей, а не одним, как остальные. Мы - Сестры Равновесия’.

Услышанное было слишком неожиданно… страшно… непонятно. Зажмурившись, и не желания понимать, Лука сосредоточилась на ощущениях под ладонью. Она не видела кость, собранную из осколков и оттого похожую на мозаичную, не видела грубые шрамы в тех местах, где их не должно было быть, утолщения на месте сшивов сосудов - она их чувствовала. Живыми нитями, горячими и холодными потоками. И картина была неправильной! Молчаливое одобрение Альберран пугало не так сильно, как ее слова. Лука постепенно забыла о ней, выстраивая в сознании правильную картину. Она понятия не имела, откуда в ней знания об анатомии и физиологии, но знала точно, как должно быть, и действовала в соответствии со своим внутренним убеждением. Страшно болели пальцы… Или боль свила гнездо в висках и затылке?

‘На первый раз достаточно, - прошелестел призрак. - Ты еще не можешь пропускать через себя Силы столько, чтобы исцелять сразу. Но в следующий раз уже обойдешься без посторонней помощи… Главное, ты почувствовала, как надо! Постарайся запомнить это ощущение, дитя - ощущение правильного и неправильного! Это - альфа и омега нашего Дара, полученного от Вселенского цветка! А теперь - прощай…’

- Но! - позабыв о том, где находится, воскликнула Лука, однако призрак уже исчез, оставив кучу неотвеченных вопросов.

- А? Чего? - встрепенулся Артем.

- Какао пей, - не терпящим возражения тоном приказала Лука и тоже вцепилась в свою чашку.

Ей нужно было несколько мгновений тишины, чтобы прийти в себя.

Брат поерзал, устраиваясь поудобнее, чуть согнул больную ногу… Покосился на нее с удивлением, будто на чужую конечность.

- Ты когда ко мне в гости придешь? - тихо радуясь переменам, спросила Лука.

‘Магическое могущество без границ? Ощущение правильного и неправильного? Вселенские цветки?’ Лучше поговорить о приятном!

- Да вот начну лучше ходить, и дойду! Охота на кота твоего глянуть! Помнишь, как мамка нам всю плешь проела, когда мы щенка притащили?

- Хороший был щенок, - грустно вздохнула Лука, - глаза карие, пузь розовый…

- А как он мои носки съел? - возмутился брат. - Выел пятки по диаметру!

- А как…

Они с удовольствием предались воспоминаниям. Падающий на улице снег таял, едва долетал до асфальта - зима не вступила целиком в свои права и баловалась осадками. В душе Луки тоже таял лед, вызванный воспоминанием о той злосчастной ночи. Все образуется! Постепенно все образуется!

Завибрировал лежащий на столе телефон. Лука протянула руку.

- Муня, привет! Прости, что не отвечала вчера… - торопливо заговорила она, чувствуя себя виноватой - после звонка Анфисе Павловне отключила телефон на хрен, чтобы ничто не помешало быть с Яром.

- Приезжай к нам, - голос подруги звучал как-то странно, - бросай все, и приезжай!

- Что-то случилось?

Сердце ухнуло куда-то вниз и забилось запертым в клетку зверьком.

- Убили Юлю Всеславскую. Приезжай…

Муня отключилась. Лука смотрела на телефон с таким ужасом, будто в ладони у нее свилась кольцом ядовитая змея.