Мчится «Скорая Помощь…»
На предельной скорости, взвывая сиреной, мчится «скорая помощь». Инспектор ГАИ, взмахнув полосатым жезлом, остановил поток машин и дал ей «зеленую улицу».
Пожилая женщина остановилась на тротуаре, с тревогой во взоре проводила «скорую» и сказала сыну:
— Чары-джан, чует мое сердце: эта машина спешит к нашей бабушке. Вчера у нее был приступ, а сегодня, наверное, повторился… Останови такси, поедем. Плохо с ней. Может быть, еще живой застанем старушку…
«Скорая» вылетела на перекресток и продолжала свой путь на красный свет светофора. Громадный панелевоз едва успел затормозить, уступая ей дорогу.
Высокий седовласый мужчина остановил такси и взволнованно сказал шоферу:
— Сынок, догони эту «скорую помощь» и следи за ней! Не отставай ни на шаг…
— Что случилось, яшули?
— Плохо дело, сынок… Чует мое сердце — плохо. Ведь не иначе как к моему сыну мчится. Гоняет, лихач, на мотоцикле… Уж сколько раз говорил ему — как от стены горох… Я знал, что этим все закончится…
Скрипнули тормоза. «Скорая», словно кланяясь, качнулась на рессорах и свернула в узкий переулок. Прохожие с уважением и тревогой посмотрели ей вслед: с кем-то несчастье…
«Скорая» остановилась у «Галантереи». Человек в белом халате пошел в магазин.
Седой облегченно вздохнул и сказал:
— Словно гора с плеч… На этот раз, кажется, обошлось… Ты уж прости, пожалуйста, сынок, отвези меня туда, где я тебя остановил.
Человек б белом халате долго рассматривал гребешки, пуговицы, ленточки и тесемочки, наконец, слегка хлопнув себя по лбу, сказал продавцу:
— Вспомнил! Жена просила купить пару иголок. Отпусти, пожалуйста…
Иностранные песни
Вы помните имя — Кыяс Чарыев? Наверняка помните. Да и кто не слышал о Кыясе Чарыезе! На самых грандиозных концертах неизменно объявляли: «Индийская песня в исполнении Кыяса Чарыева», «Арабская песня. Поет Кыяс Чарыев». Не было, пожалуй, ни одного приличного концерта, в котором не выступал бы этот певец.
И вот уже три года Кыяса Чарыева в концертах не объявляют. И не потому, что он потерял голос…
Кыяс Чарыев — это я. И хочу рассказать вам о том, как Кыяс Чарыев завоевал громкую славу и как эта громкая слава рассеялась, словно дым…
У меня неплохой голос, и я вкладывал всю душу в исполнение туркменских песен на небольших свадьбах и концертах художественной самодеятельности. Меня с удовольствием слушали и, как принято в таких случаях, долго аплодировали. Но наконец этого мне стало мало. Захотелось широкой известности, чего-то необычного…
Однажды сижу я в кинотеатре, смотрю фильм «Бродяга», слушаю песни Раджа Капура. Очень они мне понравились. И вот тут-то я неожиданно и подумал: «А почему бы тебе, Кыяс Чарыев, не взяться за исполнение иностранных песен?
Ведь поют же их другие певцы. А ты чем хуже? Звучало бы как: «Кыяс Чарыев, исполнитель песен народов мира»! Всю ночь не спал. А наутро — снова в кинотеатр, где шел «Бродяга».
Целую неделю я почти не выходил из этого кинотеатра и цели своей достиг — запомнил мелодии и тексты всех песен. Потом пошел к руководителю нашего кружка художественной самодеятельности. Созрел, говорю, для исполнения иностранных песен, все, что в «Бродяге» поется, готов исполнить на сцене!
Руководитель аж присел от удивления. Растерялся очень. Не ожидал от меня такого…
— Ты что же это, — говорит, — их перевел? Чего же ты молчал, что знаешь восточные языки? Это как-то не по-товарищески…
— Честное слово, — говорю ему, — не переводил.
— А как же ты будешь петь? Смысл песен тебе понятен?
— А зачем он мне, смысл этот, если я запомнил мелодии и слова?
Тут руководитель понял, видимо, в чем дело, и, чтобы наставить меня на путь истинный, начал перечислять знаменитых певцов мира, которые исполняли песни на иностранных языках. И все получалось у него, что никто из них никогда не пел песен на языке, которого не знал… Но наконец он сам припомнил такого певца, певшего песни на языке, о котором не имел ни малейшего представления.
— Вот видите! — сказал я.
Руководитель был посрамлен, и на первом же нашем концерте я пел песни Раджа Капура…
До сих пор не могу взять в толк одного. Понятно, когда мы горячо аплодируем певцу далекой страны, который приехал к нам, чтобы исполнить свои любимые песни. Этим мы выражаем ему свою признательность и уважение. Понятно, когда мы аплодируем, если сцену покидает бездарный певец, — он надоел всем, и мы ждем, что его место займет кто-нибудь более интересный. И вполне естественно, когда мы бешеными аплодисментами вызываем на сцену любимого певца. Но до сих пор не пойму, почему мои товарищи, слушая мои индийские песни, аплодировали? Ведь ни я, ни они не понимали, что означает «я гардашы апба непес авараи бууу»!
Если аплодировали для того, чтобы я быстрее покинул сцену, то они завтра же сказали бы мне: «Брось ты придуриваться-то. Плетешь какую-то ерунду…» Но они меня поздравляли. И поздравляли искренне.
На очередном смотре художественной самодеятельности я пел только иностранные песни. И зрители, и организаторы смотра были сражены моей эрудицией и широтой исполнительских интересов. Мне единогласно присудили одно из призовых мест.
Чем шире становился мой репертуар, тем громче звучала моя слава. Мне уже как-то не хотелось петь на маленьких свадьбах и в концертах художественной самодеятельности. Меня тянуло только на массовые мероприятия, и я обижался, если мое имя указывалось вне фамилий мастеров исполнительского искусства.
Каждая победа имеет свои секреты. Были они и у меня. Я четко отработал технологию, почти на научной основе. Первое — заучить мелодию, включив приемник или пластинку. Второе — подобрать к этой мелодии любую абракадабру, выдав ее за арабские, персидские или индийские слова. А потом петь. Ведь никого не интересует, что эти слова означают.
Я, например, создал десять вариантов «Песни Раджа» из кинофильма «Бродяга».
Первый начинался так: «Я гардаш мен, битарафы севара бууу».
Второй: «Я кеямат маклакати авараи бууу».
Третий: «Я рузыгыр яхдан — нухдан авараи бууу».
Четвертый: «Яве-гуи урден-мурден авараи бууу».
Вы думаете, я сам что-нибудь понимал? Ни в зуб ногой… «Яве-гуи" пришло на ум случайно, когда я в давке садился в автобус. Абсолютно убежден, что эти слова ничего не означают. С таким же успехом мне на ум могло прийти «плуи-луи» или «кири-яки», и ничего не изменилось бы. Когда и откуда появилось «урден-мурден», хоть, убей, не помню… Кажется, когда я помогал жене на кухне чистить картошку… Но последнее — «авараи бууу» — все-таки чем-то напоминало слова песни Раджа.
Помню большой концерт. Наш городской парк культуры и отдыха переполнен. Выступают лучшие певцы города. Моя фамилия в афише набрана аршинными буквами.
Перед началом концерта в зал вошла группа смуглых людей в национальной индийской одежде. Гости сели в первом ряду.
Концерт начался. После певца, исполнившего торжественную песню, на сцену вышел я, знаменитый исполнитель арабских и индийских песен. Зал разразился аплодисментами, и я долго стоял, грандиозный и величественный. Потом начал петь. Ох, как я пел! Сколько я вкладывал чувства в свои «яви-гуи» и «урдены-мурдены»! Я исполнил шесть песен на разных языках и стоял, снисходительно принимая дань уважения, любви и восхищения своим редким талантом…
В перерыве сказали, что меня хотят видеть наши гости. Я подошел к ним, преисполненный сознанием своей непреходящей славы, но любезный и гостеприимный. Я чувствовал, что сделал еще один крупный шаг к вершине своего бессмертия…
Руководитель индийской делегации говорил несколько минут, и все это время я млел, удовлетворенный. Потом вступил в свои права переводчик. «Молодой человек, — сказал он, — у вас неплохой голос. Если вы будете совершенствоваться, достигнете немалых успехов. Меня особенно интересует одно обстоятельство: кто вам перевел на туркменский язык те песни которые вы только что пели? Если вы познакомите меня с ним, я передам ему для перевода тексты и других прекрасных песен Индии. Ваш репертуар значительно расширится». А вокруг стояли организаторы смотра художественной самодеятельности, зрители, которые мне так яростно аплодировали. И они, конечно, все слышали… Я как-то сразу сник и почувствовал себя заурядным и ничтожным.
— Он далеко отсюда, — пролепетал я. — Уехал… Теща у него при смерти…
С тех пор никто не видел меня на сцене. И не увидит… Прошло три года. За это время я многое понял. И прежде всего то, что песня не забава. Настоящее искусство так же необходимо людям, как и умение пахать и сеять, создавать машины, делать больным сложные операции.
Но именно настоящее искусство. А не «яви-гуви», не «урден-мурден»…
Заколдованные утки
Пришел ко мне мой друг Гельды и весь сияет, словно по лотерейному билету «Жигули» выиграл.
— Ну что ты тянешь, — говорю ему, — выкладывай сразу. Машину выиграл?
— Нет, — отвечает. — Может, и выиграл бы, да билеты последнего выпуска купить не удалось. Все расхватали… Тут другое. Обнаружил я в песках маленькое озерко. Образовалось после дождя. А уток на нем!.. Сделал я там укрытие, и они — утки — будут моими. Так что дай мне патронов, сколько можешь…
— Но тебе же нельзя охотиться, ты же не член союза…
— Член, — гордо сказал он и показал новенький билет члена Союза охотников и рыболовов.
— Но как ты туда доберешься? «Жигули» ведь еще не выиграл?
— Я нанял машину.
— Но я слышал — там кобры водятся…
— Не беспокойся, я взял сыворотку против укусов.
— И не жалко тебе бедных уток? Они ведь тоже жить хотят…
— Ничего. Их много на просторах планеты…
— Ну что ж, — сказал я, — могу дать тебе патронов сколько хочешь, но при условии, что половину охотничьих трофеев отдашь мне.
Гельды сразу как-то скис, но делать нечего, согласился. В тот же день он отправился в глубь песков, где в ста километрах от шоссе обнаружил озерко площадью в десять квадратных метров.
Прошла неделя, а Гельды все не появлялся. Потом встретил я его на улице.
— Где же твои утки? — спросил его. — Где моя половина? Уговор-то наш помнишь?
— Помню, — ответил он, — да нести нечего…
— Как это нечего? Ведь ты же говорил, что утки будут твоими.
— Понимаешь, — ответил он, — утки попались какие-то заколдованные. Стрелял в упор и ни одну не убил. Кажется, все предусмотрел и… — Он развел руками.
— Сказки рассказываешь, — сделав обиженный вид, сказал я и ушел довольный.
Дело в том, что заколдовал-то уток я — дал Гельды холостые патроны. Только вы уж ему об этом не проговоритесь! Ладно?
Абу Ахмет ибн Касым
Я написал стихотворение «На дороге овлия» и опубликовал его в журнале. После этого один видный богослов перестал со мной здороваться. А когда судьба свела нас с ним — мы встретились на свадьбе у моего дальнего родственника, — руки он мне не подал, даже головой не кивнул в знак приветствия. Но, выбрав удобный момент, когда вокруг было много гостей, сказал мне:
— Джигит, второй такой овлии, о которой ты написал, нет ни на Востоке, ни на Западе. Если кончились деньги на пиво, то можно было бы поступить честно… Сказал бы об этом мне и другим порядочным людям. А уж мы не оставили бы в беде.
И протянул мне рубль.
Я взял рубль и отдал его детям. Они купили мороженого и с удовольствием съели на глазах моего знакомого богослова…
Но я был задет. Меня взволновало, конечно, не мнение богослова. А вдруг и другие, знакомые и незнакомые люди подумают, что я все извратил ради литературной славы и гонорара? И решил рассказать подробно о причинах, побудивших меня написать это стихотворение.
Да, много лет у дороги находится овлия — маленький мавзолей пира. Голубой купол, зеленые стены, надпись на камне: «Абу Ахмет ибн Касым». Много ходило легенд, связанных с этой могилой.
По пятницам сюда приезжали старухи, больные трахомой, и мазали свои красные, как помидор, глаза здешней землей. Прикладывались к могиле старики с распухшими суставами. Пугливые, как джейраны, молодицы, закусив яшмак, просили Абу Ахмета ибн Касыма помочь им обрести благословенное чрево и в положенный срок разрешиться долгожданным сыном или дочкой.
И вдруг стало известно, что через овлию должна пройти железная дорога. Явились к святому месту проектировщики, забили колья, обозначавшие трассу, тракторы и скреперы начали сосредоточиваться в километре от могилы пира. Паломники и вместе с ними духовные пастыри правоверных забеспокоились и начали писать во все инстанции.
Не мог остаться безразличным к этому и я, как человек, дорожащий историческими памятниками. А этот, с голубым куполом, представлял, по-видимому, интерес. Но меня волновала не только его ценность. А вдруг рядом с овлией находятся укрытые землей остатки древнего города? Ведь может же так быть? Правда, вокруг святого места не заметно ни крепостных развалин, ни следов древних жилищ, местность почти ровная, чуть холмистая. Но город Нисса, столица древней Парфянской империи, о которой рассказывается в школьных учебниках, тоже ведь был похоронен под такими же холмами. И никому в голову не приходило, что он расположен в двадцати километрах от Ашхабада. Десятки лет ученые спорили о местонахождении Ниссы, десятки лет искали, доверившись легендам, начали вести раскопки на местности, которая почти не давала повода надеяться на успех. Теперь мраморные статуи, найденные при раскопках, украсили и расширили богатейшие коллекции Эрмитажа. И Нисса стала известна всему ученому миру…
С каждым днем росла моя уверенность в том, что возле святого места мы найдем развалины какой-нибудь из древних цивилизаций. И я написал в Министерство культуры республики просьбу временно приостановить строительство дороги и провести археологические раскопки.
Письмо произвело впечатление. Приехала авторитетная комиссия. Она осмотрела мавзолей под голубым куполом, прочитала выведенную арабской вязью надпись: «Абу Ахмет ибн Касым» — и, поскольку читать и смотреть больше было нечего, пошла пить чай в колхозной чайхане.
Обстановка была довольно сложной. Провести дорогу, не потревожив овлию, невозможно: слева бушует и ярится река, справа — отвесная скала. Горы есть горы…
Комиссия решила, что мавзолей никакой ценности не представляет — таких, как он, в республике много. Но, уважая религиозные чувства верующих, гроб с прахом старца Абу Ахмета ибн Касыма решили изъять и похоронить в другом месте, а на холмах вокруг овлии провести раскопки.
Пришли археологи, и раскопки начались. Вскоре все окрестности были перелопачены, но ни куска кирпича, ни сантиметра глинобитной стены, ни черепка от кувшина не нашли… Никаких признаков человеческого жилья, никаких намеков на цивилизацию.
Потом принялись за могилу и гроб. Археологи не сомневались, что в нем останки какого-нибудь религиозного деятеля.
Осторожно сняли изящные мраморные плиты, но гроба под ними не оказалось. Это вызвало волну разных слухов. Одни говорили, что в могиле нашли богатейший клад, хранившийся там с незапамятных времен, другие утверждали, что есть люди, которые воочию видели, как из-под мраморных плит извлекли легендарную саблю Кёр-оглы. Фантазия иных принимала еще более широкие размеры. Оказывается, был подземный ход под рекой, и по нему из-за границы к нам проникали шпионы…
На самом деле все было гораздо прозаичней. Первой находкой археологов явилась довольно большая кость. Когда с нее соскребли землю, на конце кости стало ясно просматриваться хорошо сохранившееся копыто. «Нога лошади», — определили специалисты. Потом нашли и другую ногу. «Видимо, святой был джигитом, и его похоронили вместе с любимым конем», — подумал я.
Кости извлекали одну за другой. Когда их разложили по своим местам, перед изумленным взором археологов предстал скелет рослого ишака…
— Так вот ты каким был, Абу Ахмет ибн Касым! — засмеялись археологи. — Велик аллах, если он даже тебе дал после смерти чудесную силу исцелять больных и убогих!
Тайна овлии была раскрыта. Вот тогда я и написал стихотворение «На дороге овлия».
Клятва
Перед тем, как стать заведующим овцефермой, он на общем собрании колхозников сказал:
— Обещаю от каждых ста овцематок получить по сто десять ягнят. А для этого:
во-первых, в непогоду буду вместе с овцами сидеть в загоне; потребуется — сено есть научусь;
во-вторых, ни одной травинки из кормов моей фермы тесть не получит; потребуется — я у него возьму;
в-третьих, клеветать на волков, что они едят овец и ягнят моей фермы, не буду; потребуется — сам волка съем;
в-четвертых, друзей буду угощать не бараниной, а докторской колбасой; потребуется — свою голову положу на тарелку, а овцы будут целы;
в-пятых, никакой акт о приемке невыкопанного колодца не подпишу; потребуется — сам выкопаю;
в-шестых, не буду надевать шапку из каракуля, потребуется — так я и без шапки зиму прохожу:
в-седьмых, буду спать не под шерстяным одеялом, а под ватным; потребуется — так я и вообще без одеяла обойдусь, халатом укроюсь;
в-восьмых, не буду тайком приезжать домой, бросив отару без присмотра; потребуется — так я вообще с домом порву…
— Ты это серьезно? — спросили его.
— Клянусь карандашом ревизора, что не забуду своей клятвы.
Начальники
На пути к чайхане сидит чистильщик обуви. Увидел меня и кричит:
— Начальник! Здравия желаю! Заходите! Почистим туфли без очереди!
Хоть человек я и не тщеславный, но был польщен. Начальником назвали… Сел на его скамейку и небрежно сказал:
— Чтобы блестели!
— Еще бы! Всю душу вложу…
После этого, направляясь к чайхане, я непременно заходил чистить обувь. Даже жена заметила. «Уж не влюбился ли ты?» — спрашивает. «Да нет, — говорю. — Люблю, чтобы обувь блестела».
И каждый раз я платил вместо двадцати копеек тридцать пять. Начальник все-таки. Надо соответствовать…
И вот однажды чистит он мне туфли, а я тридцать пять копеек по карманам собираю и вдруг слышу:
— Начальник! Здравия желаю! Заходите. Почистим туфли без очереди!
Это он другому кричит. Сунул я ему тридцать пять копеек и встал незаметно в стороне. Прислушиваюсь. А он кричит следующему:
— Начальник! Здравия желаю!
И повторяет все, что мне говорил.
Теперь я плачу ему только двадцать копеек…
Странный шакал
В долине, где была расположена птицеферма, появился шакал. Он выл так, что ночью в ауле просыпались и плакали дети, а заведующий фермой не мог уснуть до рассвета.
Шакал с каждым днем наглел — количество украденных им кур катастрофически росло. Заведующий фермой ставил на тропинках, по которым мог ходить шакал, капканы, но в них попадали только суслики…
Сторожу дали трех овчарок, но и они не помогли. С ними происходило что-то непонятное: когда шакал начинал выть, собаки не лаяли, а, помахивая хвостами, расходились по своим будкам. А из курятника исчезали куры…
— У этой зверюги, — говорил сторож, — отец, наверное, леопард, а дядя тигр. Не меньше! Его красные глаза горят, как угли в тамдыре. Почуяв его приближение, собаки разбегаются, поджав хвосты. Это не шакал, это не известная еще науке порода хищников. А может, сам шайтан повадился ходить к нам…
Когда шайтан съел сотую несушку, сторожа сняли с работы. С той поры никто ни разу не слышал знакомого воя и на птицеферме не пропала ни одна курица…
Разрешите представиться
Здравствуйте, люди!
Разрешите представиться! Я сын Яраша Эргешева, ветерана Великой Отечественной войны. У него вся грудь в орденах и медалях.
А мой старший брат летчик. Налетал миллионы километров. Наверное, слышали об Нарли Эргешеве, который благополучно посадил в Каракумах аварийный самолет и спас от смерти более ста пассажиров? Так это он и есть. Мой старший брат.
Вы, конечно, слышали о хирурге Диванаеве, ученике Тачмурадова? Это тот, что операции на сердце делает. Его еще недавно Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Туркменистана наградили. Так это мой дядя.
Ну, а министра Суханкули Алгулыева знают все. Так это мой брат.
А Герой Социалистического Труда Шаханкули Алгулыев младший брат Суханкули Алгулыева. Ну, понятно, что он тоже мне не чужой… Вот каковы заслуги моих родственников перед народом!
..Что? Мои заслуги? Чего это вы смеетесь? Ничего смешного здесь нет. Не работаю? Вах, еще успею наработаться! Мне всего тридцать три года…
Точка зрения
Переходя перекресток, мы с Гельды чуть не попали под машину. Отдышавшись, мой спутник стал возмущаться:
— Ну и негодяй же, а? Скажи, пожалуйста, куда так спешит? А если собьет кого-нибудь? Сам же будет за это отвечать, хулиган…
Мы купили на рынке продукты, взяли такси и поехали домой. На том же самом перекрестке машина чуть не сбила человека. Возмущение Гельды было искренним и беспредельным:
— Нет, ты только посмотри, как этот баран сам лезет под колеса! Куда, чурка, прешь? Без глаз и без ушей, что ли? Ему, видите ли, нет дела до того, что при быстрой езде сразу остановить машину невозможно… Ведь так переходить улицу — это своими же руками копать себе могилу.
Мы охотно разделили благородный гнев и возмущение Гельды. Истина, конечно, дорога. Но точка зрения… еще дороже…
Мечтатель
Он мечтал всю жизнь.
В детстве он мечтал о бронзовых мускулах и лавровом венке чемпиона по вольной борьбе.
В юности он мечтал стать знаменитым оратором, потом — известным музыкантом, а чуть позже — гениальным астрономом.
Поступив в институт, он мечтал стать выдающимся ученым-селекционером, вывести сорта пшеницы с тремя колосками на одном стебле, получать гигантские урожаи и накормить всех голодных на планете.
Став зрелым мужем, он мечтал, что его потомки пойдут по его стопам, но достигнут гораздо большего, чем мог бы достичь он, но не достиг.
Он мечтал всю жизнь. Только мечтал.
И ничего не делал…
Хотели показаться более культурными
На праздник мы пригласили друзей. Готовясь к их приходу, навели порядок в доме.
Во-первых, пол помыли так, что он заблестел, как зеркало.
Во-вторых, расставили мебель и вытерли пыль.
В-третьих, поставили на стол букет свежих цветов, чего давно не делали.
В-четвертых, я побрился.
В-пятых, надел чистую, выутюженную рубаху.
В шестых… Ладно, чего уж там считать… Очень многое мы еще сделали, чтобы встретить гостей как положено. Неудобно ведь показаться некультурными…
Интересно, а вы поступаете иначе?
Смелый человек
Этот человек всегда был решительным и смелым. В детстве, выходя со сверстниками в степь, он говорил:
— Вот поймайте мне волка да свяжите его. И вы увидите, как я с ним расправлюсь!
Будучи юношей, он, придя в парк и увидев пьяного хулигана, говорил:
— Задержите его и сдайте в милицию! А там уж я с ним поговорю. Он узнает, как нарушать общественный порядок!
Сейчас, работая в одном из видных учреждений, он говорит:
— Наш руководитель, конечно, хам и бюрократ. Снимите его с работы, и я ему скажу, кто он есть на самом деле. Ох, уж я все ему скажу!
Яшу ли советует
К Кадыру-ага пришел джигит, поздоровался и вежливо сказал:
— Яшули, хочу попросить у вас совета. Не знаю, как поступить. В сложное положение попал. Через несколько дней нашему ребенку исполняется три гола. Мы переводим его из яслей в сад. Это радостное событие для нашей семьи. Что, если я зарежу двугодовалую овцу и приглашу своих друзей разделить с нами эту трапезу?
— Умно поступишь, — ответил яшули.
— Но дело в том, что друзей у меня много. Боюсь, что одной овцой здесь не обойдешься… Что, если я зарежу барана?
— Умно поступишь.
— Одно меня смущает. Ну, позову я десять человек, а еще десять обидятся, что их не пригласили. Ну, позову двадцать, даже сорок. Сорок эти будут довольны, а восемьдесят обязательно обидятся. Ведь обидятся, как вы думаете, яшули?
— Обидятся. Это уж непременно…
— Яшули, чем так вот незаслуженно обижать хороших людей, что, если эту дату я вообще не буду отмечать?
— Умно поступишь.
Обрадованный и успокоенный, джигит ушел. Я спросил яшули:
— Не понимаю, почему вы ему на все вопросы отвечали: «Умно поступишь»? И созовет гостей — умно поступит, и не созовет — тоже умно.
— Братец, людям всегда хочется, чтобы кто-нибудь подтвердил их собственные мысли…
Зоркие глаза
Охотники — народ серьезный. Они всегда говорят только правду. И о своих трофеях, и о себе.
Встретились однажды двое и заспорили, у кого глаз зорче.
До горы было километров двадцать.
— Видишь гору? — спросил один из них. — Под ней пещера, а в пещере орел…
— Как не видеть? — возразил другой. — Он клюет что-то. То ли суслика, то ли мышь летучую. Сейчас вгляжусь получше…
— Не трудись, уважаемый. И так видно, что это суслик. Только почему у него одного глаза нет? Левого. Вон смотри, к нему с той стороны муравей подползает…
Больной успокоился
Мухаммед слег. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Через неделю он не мог ни есть, ни пить, пожелтел, как оторванный от ветки лист, стал плохо видеть и уже не узнавал людей: Ашира называл Дурды, Дурды — Аширом.
Однажды вечером ему стало лучше, и он спросил:
— Скажите честно — у меня рак? Только честно и прямо! Мне это очень важно знать…
— Нет, у тебя не рак, — сказали ему честно и прямо.
Больной глубоко вздохнул, закрыл глаза и удовлетворенно испустил дух…
На свадьбе
— Послушай, тамада! Ты всех нас познакомил друг с другом. Но вот сидит рядом со мной незнакомый человек, а ты о нем ни слова… Хорошо ли это?
— Нехорошо, конечно. Но потерпите немного. Сейчас он выпьет граммов триста и сам со всеми познакомится…
Не все такие
Гуси назначили караульным своего товарища — Бойкого, — а сами начали щипать траву и петь пески. Через полчаса караульному стало скучно. Все вкусной травкой лакомятся и песни поют, а тут сиди и смотри по сторонам, шею вытянув… Вопиющая несправедливость! И почему назначили именно его, а не кого-нибудь другого? Что он, хуже всех?
И решил Бойкий отомстить за незаслуженную обиду. Сделал испуганный вид да как закричит:
— Охотник идет… го-го-го! Охотник идет… го-го-го!..
Гуси шумно взлетели. А увидев, что Бойкий их обманул, опустились на землю, поругали его и снова стали щипать траву и петь песни.
Через полчаса Бойкий опять обманул своих товарищей» закричав, что идут волки. И снова гуси ругали его пуще прежнего. А он и в третий раз обманул, сказав, что идут лисы. После этого его сняли с дежурства и решили никогда больше на этот пост не назначать. А ему только того и надо…
Однажды гуси отдыхали и пели песни на солнечной стороне высокого холма.
— Охотники идут… го-го-го! Спасайтесь! — закричал караульный.
Вся стая поднялась в воздух. Лишь Бойкий остался на месте. «Хитрит караульный, — решил он, — хочет, чтобы и его на дежурства не назначали».
Выстрел в упор опалил грудь Бойкого, разметал его перья. «Что же это выходит, не все такие, как я?» — успел подумать он и умер.
Столб и муравей
Столб стоял уверенно и чувствовал себя счастливым. Держал на себе провода, по которым из города в город за тысячи километров неслись человеческие голоса.
Подошел к нему муравей, голову поднял и смотрит. Столб даже не удостоил его взглядом.
Обиделся муравей, позвал товарищей. Нашли они в столбе трещины, проникли внутрь его. Год грызли, а столб только смеялся. Щекотно ему было…
— Эх, вы, мелочь пузатая! Меня не свалил даже верблюд, когда заболел чесоткой, я устоял перед бурей, а вы… Кто такие вы?
Слушали муравьи надменную речь столба и продолжали свое дело.
И свалили столб…
Обиженный петух
Куры несли много яиц, и им дали премию. А петуху — ничего. Даже слова доброго о нем не сказали. Обиделся петух. Нахохлился, весь день ходил в стороне от кур и жаловался друзьям:
— Нет, вы только подумайте, какая черная неблагодарность! Уж так стараешься, всю душу в дело вкладываешь! И вот, пожалуйста, — ни премии, ни благодарности! Эх, люди, люди! Неужели они действительно не догадываются о моих заслугах? Да ведь не прокукарекай я утром, и солнце не взошло бы…
Свой своего не обидит
Охотник натянул лук и стал целиться в павлина. В птичьем мире начался переполох.
— Эй, павлин, ты что, уснул? Охотник целится в тебя. Убегай!
Павлин еще шире распустил свой хвост и засмеялся.
— Чудаки! Наконечник стрелы из моих же перьев. А разве свой своего обидит?
И шакал заплакал
— Эй, шакал! Слышал приятную новость? Тебя назначили пасти кур!
Шакал уткнулся головой в лапы и горько зарыдал.
— Да что с тобой, шакал? Ты плачешь? От радости, что ли?
— А как же мне не плакать? Вдруг это неправда и назначили не меня, а другого?
Мираж
Идет путник по выжженной солнцем степи. Устал, еле перебирает ногами. Терзает его жестокая жажда.
И вдруг — о чудо! Там, где степь сливается с горизонтом, бирюзой сверкает озеро, по берегам его зеленые сады. Там утоление сводящей с ума жажды, там покой и отдых…
Собрав последние силы, ускоряет путник шаги. Но чем ближе подходит он к озеру, тем дальше отступает оно от него. А потом исчезает совсем. А там, где только что сверкала бирюзой вода, приветливо зеленели деревья, лишь пыль да раскаленные камни.
Мираж…
Не доверяйся плохому товарищу и не всегда верь глазам своим…
Трехлетний человек
Мамеду три года. Он уже самостоятельный человек. У него свой мир — интересы, заботы, радости и огорчения. И он всему, что видит, дает свою оценку…
* * *
Отец привел Мамеда к фонтану. Мальчик увидел красных рыбок и сказал:
— Папа, посмотри, они тоже купаются…
* * *
Отец поехал в аул покупать дыни и взял с собой Мамеда. За городом потянулись песчаные бугры. Малыш долго смотрел на них, потом предложил:
— Папа, давай не будем покупать дыни. Купи лучше хотя бы один вот такой бугор…
* * *
Мамед увидел лисицу, пробиравшуюся между барханами.
— Папа, посмотри, какая хитрая! Убежала из зоопарка и здесь прячется…
* * *
Мама с Мамедом долго гуляла.
— Устал? — наконец спросила она.
— И совсем не устал. Я просто вспотел…
* * *
Мамед показал на полную луну и попросил мать:
— Мама, купи мне на день рождения этот желтый мячик!
* * *
Мамед долго наблюдал за воробьем, слушал, как он чирикает, потом прибежал к матери:
— Мама, чья-то хорошая птичка к нам в гости пришла…
* * *
Подул сильный ветер. Мамед удивился:
— Кто же это так сильно может дуть?
* * *
В зоопарке Мамед увидел леопарда.
— Вот нам бы такую большую кошку! — сказал он.
* * *
Ночью выпал снег. Мамед встал утром и спросил:
— Мама, кто же столько сахару насыпал?
— Это, сынок, не сахар, это снег.
Снег Мамеду понравился. Он несколько дней катался на санках, лепил снежную бабу. Ко подул теплый ветер, и снег за ночь весь растаял. Малыш утром встал, посмотрел в окно и заплакал.
— Что случилось, Мамед? — забеспокоилась мать.
— Снег украли…
* * *
Перед домом остановился «Запорожец». Мамед посмотрел на него и спросил у отца:
— Папа, а скоро эта машина вырастет?
* * *
— Почему у человека только два глаза? — спросил Мамед у матери.
— А разве двух мало? — сказала мать. — Сколько же их должно быть?
— Много, — ответил малыш. — Вон посмотри, сколько их у неба, — и показал на звезды.
* * *
— У меня голова болит, — пожаловался матери Мамед.
Мать измерила ему температуру, погладила по голове и сказала:
— Скоро перестанет болеть. Жара нет.
Мальчик громко заплакал.
— Мамед-джан, почему ты плачешь, дитя мое?
— Сама же лекарства не дает, да еще и спрашивает…
* * *
Мамед впервые увидел яблоню, и она ему понравилась. Ветки дереза под тяжестью плодов сгибались почти до самой земли. Мальчик сорвал яблоко, стал его с аппетитом есть и деловито спросил садовника:
— Яблоню купили на базаре или в магазине?
* * *
Отец Мамеда посадил перед домом чинару, и весной она зазеленела. Мамед все лето поливал саженец водой, гладил его зеленые листья. Холодной осенней ночью листья опалил мороз.
— Листья умерли, — сказал отец Мамеда и закопал их в землю.
Но пришла снова весна, и чинара зазеленела пуще прежнего.
— Пойдем на кладбище! — стал упрашивать отца мальчик.
— Зачем, сынок?
— Мертвые листья ожили. Значит, и тетя наша, умершая в прошлом году, ожила…
* * *
— Папа, а что, машины весь день и ночь в кошки-мышки играют? — спросил Мамед.
— Почему ты так подумал?
— А чего же тогда они весь день бегают?
Горожане и сельчане
Сельчане, чтобы защититься от солнца, надевают халат — дон — и укрывают голову тельпеком.
Горожане раздеваются и загорают под солнцем, как правило, на берегу рек и озер.
* * *
Сельчане не любят таких хищников, как леопард, волк, лиса, шакал, и всегда стараются уничтожить их.
Горожане держат их в железных клетках, ежедневно кормят и называют ласковыми именами.
* * *
Чтобы отдохнуть, сельчане в выходные дни устремляются в город.
Горожане — в село, в леса, в горы.
* * *
Горожанин любит тишину.
Сельчанин — шум, гам.
Каждый стремится к тому, чего не имеет…