Понедельник.

Началась моя вторая трудовая неделя. В девять ноль-ноль завхоз торжественно привел меня в кабинет. На стене висела картина с курящим поросенком, который, закинув нога на ногу, блаженно пускал в небо колечки. «А я курю!» — нагло заявлял он.

Первым делом снял этот никотинно-зоологический плакат, а вместо него повесил другой: «Или люди сделают так, чтобы было меньше дыма, или дым сделает так, что будет меньше людей». Написал его сам чертежным шрифтом. Интеллигентно и современно.

Прибил плакат, сел и задумался. Моя трудовая карьера началась с крепкого мужского рукопожатия начальника отдела кадров. «Поздравляю со вступлением в нашу трудовую семью, желаю…» У нас обоих навернулись невидимые миру слезы. Потом руку мне жал директор. Главный инженер. Главный бухгалтер. Начальники отделов… Когда кончилась церемония рукопожатий, стали ломать голову, куда бы меня, молодого специалиста, направить. Голову ломал директор. Главный инженер. Главный бухгалтер. Начальники отделов… День, второй, третий. Я, честно говоря, испугался, что мое появление выведет из строя всю нашу административную элиту. По ночам мне стали сниться шеренги учрежденческих руководящих товарищей во главе с директором, держащих под мышками поломанные головы. Но — обошлось…

Выход, буквально в последние минуты рабочей недели, нашел завхоз. «Нужно поставить товарищу молодому специалисту стол. И стул», — предложил завхоз во время очередного сеанса коллективной ломки голов в директорском кабинете. Собственно, завхоза для участия в этом мероприятии не приглашали. Он зашел поговорить насчет дров. И мимоходом подал идею. Она была принята «на ура».

В понедельник стол установили. Пришли начальники отделов и пожали мне руку. Потом главный бухгалтер, главный инженер и наконец директор. Не пришел только начальник отдела кадров — он обменивался очередным рукопожатием у себя в кабинете с другим молодым специалистом. Зато директор произнес речь. «Выросла наша смена, — сказал он и указал рукой в пустое, пространство между мной и стулом. — Именно таким, как он, мы передадим бразды из наших натруженных рук! — Немножко подумав, он добавил: — В свое время».

Уходя, директор пожелал мне быстрее освоиться и врасти в коллектив.

Вторник.

Сижу. Врастаю.

Среда.

Сижу за пустым столом. Врастаю.

Четверг.

Все еще сижу.

Пятница.

Пошел директору сообщить, что я уже врос по самую макушку. Даже не видно. Директор обещал сегодня же подкинуть мне очень срочную и очень важную работенку.

Ушел от него окрыленный. Ждал «работенку» час, ждал два, ждал еще сколько-то. В конце концов пришла уборщица тетя Нюра и сказала, что рабочий день давно кончился. Все разошлись по домам.

Снова понедельник.

Два выходных дня потратил на экономию сил и подготовку к выполнению важного директорского поручения. Но весь понедельник он пробыл на совещании в тресте. Я ждал и курил под плакатом насчет дыма и человечества.

Вторник.

Жду «работенку» и курю. Интеллигентный плакат заметно пожелтел.

Среда.

Обнаружил в столе кусок 16-й страницы «Литературной газеты». Оказывается, там есть замечательные вещи! Например, «Толковый этимологический словарь Клуба ДС». Берется слово и подыскивается ему совершенно новый смысл. Например: валежник — это ребенок, начинающий ходить. Спиннинг — горжетка, дышло — легкие и т. д. Начал тренироваться.

Четверг.

Дело идет на лад. В любом слове я теперь нахожу новый смысл. Ослабить — избивать осла, дубленка — актриса, подменяющая героиню в трюковых сценах, мотопед — инструктор вождения, жестянщик — регулировщик.

Во второй половине дня слава о моих выдающихся успехах разнеслась по всем кабинетам. Приходили удостовериться. Я сыпал без остановки: мазила — составитель косметических рецептов, законник — кучер, жеребец — торговец лотерейными билетами, непутевый — пассажир, севший не в тот поезд…

Пятница.

Из профкома пришел товарищ. Минут пять молча слушал. Бархат — новомодный ресторан, стилизованный под избу, бандероль — отрицательный персонаж в детективной пьесе, тыква — грубиян, винтик — нервное расстройство на почве алкоголизма…

Товарищ из профкома записал мою фамилию, сказал, что-зачислит в команду КВН.

Чуть позже мне наконец-то досталась обещанная директором «работенка». Требовалось набело переписать ответ на рекламацию, присланную заводом-потребителем. Переписал. Но во мне вовсю бушевал этимологический пожар, и его отсветы легли на официальную бумагу.

Закончив «работенку», я отправился к директору докладывать. У него сидел представитель треста, или еще повыше товарищ. Лысый и без бороды. Не-т вол-ос ник-аких. Невольник, стало быть.

Директор привычно отыскал где-то слева от меня пустое пространство и ткнул туда натруженной различными браздами рукой:

— Наша молодая поросль… надежда…

Невольник ласково закивал головой.

— Докладывайте, — сказал директор.

— Докладываю, — сказал я. — С нашей продукцией у энского завода получился крахмал…

— Какой крахмал? — встрепенулся директор.

— Крахмал — это маленькая неприятность. Дело в том, что мы отгрузили им кулебяку.

— К-к-куле-е-е…

— …бяку, — докончил я. — В тюки — они же кули — с нашей продукцией попали инородные предметы, т. е. бяки. Вот и получается: кулебяки. Настоящим письмом мы сообщаем заводу-потребителю, что кулебяки получились по вине обертонов, т. е. рабочих-упаковщиков. Виновные наказаны и предупреждены, что в случае повторения они могут оказаться саженцами…

— ???

— Будут отвечать по статье уголовного кодекса. Кроме того, сообщаем, что часть продукции была испорчена из-за Капитолия в основном цехе. Капитолий, — решил объяснить я, не дожидаясь вопросов, — это протекающая крыша из толя. Сейчас в цехе произведен ремонт…

Директор и невольник из треста очень долго изучали составленную мною бумагу. Невольник постепенно каменел б кресле и по цвету начал напоминать неухоженный бронзовый памятник, с этакой старинной прозеленью. Директор, напротив, обмяк и стал какого-то мешочного цвета.

— Может, вы больны? — с надеждой спросил директор и впервые абсолютно точно отыскал глазами мои координаты в пространстве.

— Нет, — бодро сообщил я, — полный бейзбол.

— Бейз чего?

— Бол. Без болезней значит. Только я не уверен «бейз» или «бейс». Надо проверить.

Директор в одно мгновение поменялся с представителем из треста цветами. Сам стал бронзовый с зеленью, а ему отдал свой мешочный колер.

— Да, да, — торопливо соглашался директор, — мы обязательно проверим, обсудим это в круизе… круузе… круусе… тфу!.. в общем, в узком кругу специалистов.

И при этом никак не мог попасть пальцем в кнопку звонка.

Директорский кабинет я покидал, поддерживаемый с двух сторон шефом КВН из профкома и кадровиком. Меня везли домой на директорской машине, и всю дорогу телохранители тихими ненадоедливыми голосами говорили о каких-то внеочередных, сверхльготных путевках.

Дома, пока меня обкладывали грелками, кадровик проверял, крепко ли заперта дверь на балкон.

— Балкон, — сообщил я, приоткрыв один глаз, — это конкурсный балл при поступлении в вуз.

— Отличная мысль, — согласились все.

— Коромысло, — уточнил я. — Мысль, возникшая в коре головного мозга…

…Я лежал, и эти самые коромысла толпились в моей голове целым роем. Может быть, мне попроситься на штатную должность этимолога в «Литературку»? Или поступить в профессиональную команду КВН — телекамеры, юпитеры, Светлана Жильцова?.. Но как же покинуть коллектив, в который я врастал целых три недели при неослабной помощи директора? Мы обменивались крепкими мужскими рукопожатиями, а я вдруг сбегу в кавээнщики-профессионалы? Нет, надо подождать понедельника и все окончательно решить, как выразился директор, в круизе.

С этим спасительным коромыслом я и уснул…