На следующее утро мастер Эдер, даже не позавтракав, сразу отправился вниз, в мастерскую, — там же среди машин и инструментов спал его домовой! «Будем надеяться, что он ещё не успел ничего натворить!» — думал Эдер, спускаясь по лестнице. Пумукль мирно сидел на досках и занимался своим любимым делом — сочинительством. Он как раз подбирал рифму к слову «видимый» и не мог ничего придумать. Как досадно, что именно к этому важному слову не находилось рифмы!

Когда Эдер вошёл в мастерскую, Пумуклю пришлось познакомится с самой неприятной стороной «видимости»: мастер заставил покрытого с ног до головы пылью и стружками домовёнка чиститься, мыться, вытряхивать одежду, причёсываться (насколько всё-таки удобнее быть невидимкой!). После всех этих процедур у Пумукля в животе появилось странное ощущение.

— О-ооо! Что это с моим животом? Он вдруг стал пустым-препустым, — запричитал Пумукль.

— Ты наверняка голоден, — пояснил Эдер, — пойдём завтракать!

— Завтракать? Что надо сделать завтра?

— Надо поесть. И не завтра, а сейчас!

— Я знаю, что все видимые существа едят, но никогда сам не ел. Тогда пройдёт эта пустота в моём животе?

— Сразу же, — уверил его столяр. И это было действительно так.

Пумукль съел целую ложку земляничного варенья и выпил полчашечки кофе. После этого он почувствовал себя так хорошо, как никогда в жизни.

— О! Я буду ещё «кать». И завтра, и послезавтра!

После завтрака мастер Эдер взял в руки веник, чтобы наконец привести мастерскую в порядок. Но это ему так и не удалось. Только он приблизился к куче стружек, как Пумукль начал так кричать и причитать, как будто решался вопрос о жизни и смерти:

— Не трогай мои стружки! Мои замечательные стружки! Убери свой отвратительный веник! Я спрячу его так, что ты его никогда больше не найдёшь!

И он прыгал перед веником, дёргал его так, что подметать было невозможно.

— Где я буду спать, если ты выметешь мою постель?

— Ты же не можешь спать на куче мусора?!

— Почему? Я же спал на ней!

— В один прекрасный момент я прогляжу, и ты угодишь вместе со стружками в печку.

— Это ничего, я выпрыгну.

— Если ты в этот момент будешь видимым, ты сгоришь.

Лицо Пумукля побледнело от испуга. Об этом он не подумал.

— Тогда перенеси стружки туда, где их не надо подметать, например, на стол.

— Хорошенький порядок! Нет уж, спасибо!

— Домовые очень любят беспорядок, — поторопился успокоить его Пумукль.

— А столяры не переносят беспорядка в мастерской. Мы должны найти другое решение.

— Я не хочу, чтобы ты искал решение! А если ты всё равно найдёшь, я спрячу его! Я не хочу решения, я хочу стружки! — и Пумукль притопнул своей коротенькой ножкой. — Они так прекрасно шуршат! На них так замечательно спится! И прячется!

Тут Пумукль сделал торжественное лицо.

— Где есть стружки, там — хорошо! Это закон домовых!

— Это закон невидимых домовых, — добавил Эдер.

Тут лицо Пумукля скривилось, как будто он вот-вот заплачет.

— О, я — несчастный! И почему я стал видимым? Не смогу больше спать, не смогу шуршать…

— Естественно, ты сможешь спать! На кровати. Я сделаю тебе удобную маленькую кроватку, я же — столяр, — мастер улыбнулся. — Кого можно видеть — тому нужна кровать! Закон видимости!

Пумукль наморщил лоб, что говорило о его глубоких раздумьях.

— Скажи, у всех видимых существ есть кровати?

— Конечно!

— У птиц тоже?

— Кроватью для птиц служит гнездо.

— А собаки?

— Большие спят на соломе в будке.

— А маленькие?

— На подушке или подстилке.

— А мыши, кошки? А зайцы?

— У всех есть чистенькое местечко, где они спят, только неряха Пумукль хочет спать в стружках.

Складки на лбу у Пумукля разгладились и лицо засияло от радости.

— Я тоже буду спать в кровати! Давай, делай же быстрее!

И тут же у него на языке возникла рифма:

— Делай мне быстрей кроватку, буду спать на ней я сладко!

Но так быстро, как хотел Пумукль, конечно же не получилось. Мастер Эдер рассчитывал, чертил, потом искал подходящую доску, затем строгал, пилил, шлифовал. Пумукль терпеливо наблюдал за работой и ничего не прятал. Даже самые маленькие детали оставались лежать на месте.

Скоро замечательная кукольная кроватка была готова. В завершении мастер покрасил её яркими красками и восхищению Пумукля не было предела:

— Это… это гораздо красивее, чем гнездо птицы, и гораздо красивее, чем все кровати собак, кошек, зайцев и мышей!

Уши Пумукля покраснели от гордости.

— Это самая подходящая кровать для домового Пумукля, потомка славных корабельных домовых.

Мастер Эдер был тоже рад, что работа удалась.

— Мне было приятно работать, — сказал он.

— А я тебе та-а-ак здорово помогал! — добавил Пумукль, хотя Эдер не мог припомнить в чём.

— Что-то я совсем не заметил твоей помощи.

— О! Краску не опрокинул! Гвозди не скинул! Тебя не щипал! И вот — кроватку получал!

— Получил, — поправил Эдер.

— Получил! — задорно подхватил Пумукль и начал прыгать, как резиновый мячик, сочиняя дальше:

— Получил кроватку, буду спать в ней сладко! Буду видеть сны. Довольные мы!

Да они оба были действительно очень довольны. Пока не пришла фрау Райзер.

Фрау Райзер часто делает мастеру заказы. У неё есть шестилетняя дочь Дорис и одиннадцатилетний сын Герберт. Пока она пересекала двор, направляясь к мастерской, мастер успел шепнуть:

— Т-с-с-с! Пумукль! К нам идут!

— Спрячь быстрее мою кроватку! — воскликнул Пумукль.

— Ах, её же никто не заберёт у тебя. Ну давай, спрячем её в стружках, если хочешь.

Куча стружек всё ещё лежала в углу, Эдеру так и не удалось вымести её. Честно сказать, он и забыл о ней за работой. Столяр положил кроватку на кучу. Пумукль ухватил своими короткими ручонками охапку стружек и лёг на кроватку, присыпав себя ими сверху. Эдер не обратил внимания на то, что разрисованная спинка кроватки выглядывала из стружек, и это оказалось большой ошибкой.

Итак, фрау Райзер пришла к мастеру заказать надстройку к шкафу в детской и попросила Эдера прийти снять со шкафа мерку. Эдер принял заказ, и женщина, довольная, направилась к двери. И тут её взгляд случайно упал на кучу стружек, в которой она заметила что-то разноцветное.

— Что это такое? Похоже, кукольная кроватка? — спросила она, наклоняясь к стружкам.

— Нет-нет! Это так, ничего особенного! — попробовал отвлечь её Эдер.

Но было поздно. Фрау Райзер уже держала в руках кроватку. В этот момент её так укололо что-то в руку, что она чуть было не выронила понравившуюся ей вещицу.

— Восхитительно! — сказала она, потирая горевшее место на руке. — Это вы сделали, мастер Эдер?

— Ах, что вы! Это так, игрушка, — смущённо проговорил Эдер.

— И вы выбрасываете такую замечательную вещь в мусор? Знаете что, господин Эдер, моя Дорис давно уже мечтает о такой кроватке для её куклы. И величина как раз подходит.

Мастер Эдер испуганно воскликнул:

— Нет-нет! Это не для куклы, а для…

— Для кого же?

Да, для кого? Если он скажет «для моего домового», будет тут же высмеян. Ему ничего не приходило в голову.

— Вы же не будете утверждать, что сами хотите в ней спать? — засмеялась женщина, но тут заметила, как смущён мастер, и поняла это по-своему:

— Вы не должны стесняться своей работы, господин Эдер, я покупаю у вас эту игрушку.

— Она… она не продаётся!

— Но выбрасывать-то жаль! Пожалуйста, господин Эдер, я даю вам за неё десять марок.

С этими словами фрау Райзер положила на верстак десять марок, и кроватка исчезла у неё в сумке.

— Большое спасибо! Моя дочка будет очень рада.

И прежде чем Эдер успел что-либо сообразить, дверь за женщиной закрылась.

Одну секунду в мастерской стояла полная тишина. И вдруг — пронзительный звенящий крик, и Пумукль, вскочив на верстак, затопал ножками так, что его рыжая шевелюра стала дыбом; даже чуб, который обычно спадал на лоб, торчал теперь, как рог.

Он кричал вне себя от ярости:

— Моя кроватка! Она унесла мою кроватку! Я хочу свою кровать назад!

Он хватал всё, что ему попадалось под руку, — гвозди, карандаши, шурупы, коробки — и всё сбрасывал на пол, где вещи разлетались в разные стороны.

Это уж было чересчур!

— Сейчас же перестань! Что это на тебя нашло!

— А что нашло на тебя? Кроватка принадлежала мне! И только мне!

— Думаешь, мне не жаль, что так случилось?

Но Пумукль и не думал успокаиваться.

— Я знаю, что мне делать! Я побегу за ней, залезу через окно и утащу свою кроватку!

И домовёнок пулей выскочил из окна мастерской.

— Пумукль! — растерянно позвал его Эдер. И ещё раз: — Пумукль!

Но тот его, конечно, уже не слышал.

Со скоростью невидимки он уже догонял фрау Райзер и крутился вокруг сумки, но она была закрыта. Тогда он прицепился к её ноге, не упустив момента пустить петли на чулке, и скоро они уже были в квартире.

В детской, за столом, сидел Герберт и учил английские слова. Дорис играла с куклой и громко с ней разговаривала. Это, конечно, мешало Герберту, и он кричал на сестру:

— Прекрати свою болтовню!

— Кукла ничего не поймёт, если я буду говорить с ней тихо.

— Твоя глупая кукла так и так ничего не понимает!

Герберт презирал игры с куклами. Но у Дорис было другое мнение.

— Моя кукла совсем не глупая! Это ты — глупый!

Тут в комнату вошла мать, а за нею и Пумукль. Когда девочка увидела кроватку, её восторгу не было предела. Брат же только презрительно фыркнул:

— Ещё и кровать для этой безмозглой.

Мать пристыдила его, на что он ответил:

— Ах, мама, ты не знаешь, как она надоела мне, без перерыва болтает со своей пучеглазой куклой. Я не могу сосредоточиться!

Дорис прижала к себе куклу.

— Моя Паулиночка совсем не пучеглазая, — обиженно сказала она.

— Послушайте меня! — решительно прервала спор мать. — Дорис, ты получишь кроватку лишь с тем условием, что не будешь мешать брату заниматься. А ты, Герберт, следи за своими словами. Ясно?

Она ушла на кухню, оставив детей одних. Детей и Пумукля. Он не спускал глаз со своей кроватки. Дрожа от негодования, он наблюдал за тем, как Дорис, застелив кроватку тряпочками, укладывала на неё куклу. Он ничего не мог сделать, пока кроватка находилась в детских руках, но, если Дорис на минутку отворачивалась, Пумукль освобождал свою кроватку, сбрасывая всё на пол. Девочка, сначала ничего не подозревая, терпеливо укладывала куклу снова и снова, приговаривая вполголоса:

— Паулиночка, лежи спокойно!

Но вскоре наступил момент, когда её терпению пришёл конец. Она подскочила к бубнящему слова брату.

— Прекрати сбрасывать мою куклу с кровати!

— Не говори ерунды! Я и не думал трогать твою дурацкую кровать!

— Она не дурацкая! — начала всхлипывать Дорис.

— Совершенно дурацкая! А у твоей Паулиночки волосы, как ботва!

— Я всё расскажу маме!

Девочка выбежала из комнаты, а Герберт, вздохнув, снова уткнулся в книгу.

Пумукль в это время в очередной раз пытался стащить куклу с кроватки. Кукла была такого же роста, как и он, поэтому ему стоило большого труда освободить — уже в который раз! — свою кроватку.

Он начал потихоньку толкать кровать к двери.

Тут в комнате снова появилась Дорис. Мама не захотела слушать её жалобы, и девочка была страшно рассержена. Увидев лежащую на полу куклу и кроватку возле двери, она закричала дрожащим от гнева и слёз голосом:

— Ты — подлый, подлый! Опять сбросил Паулиночку!

— Не трогал я твоей куклы! Сколько тебе говорить! Ещё раз, и ты от меня получишь!

Угроза подействовала так, что Дорис не стала больше с ним спорить, подняла куклу, стала баюкать её, укладывать в кроватку и приговаривать:

— Спи, моя хорошая, спи, моя пригожая.

— Спи, моя пучеглазая, спи, моя лохматая, — передразнил её Герберт.

— Мама сказала, чтобы ты следил за своими словами.

— Тебя это не касается!

— Я расскажу маме!

— Иди говори. Ябеда!

Дорис сделала вид, будто пошла к маме, сама же только вышла из комнаты, чтобы нагнать на Герберта страх. Этого момента вполне хватило Пумуклю, чтобы сбросить куклу. На этот раз он решил затолкать кроватку под диван, там подождать до темноты и потом через окно как-нибудь перетащить её в мастерскую.

Дорис зашла в комнату и оторопела — кукла валялась на полу, кроватки же не было совсем.

От негодования она закричала так, что в комнату с испугом заглянула мать.

— Ну что это в самом деле! Вас нельзя и на несколько минут оставить одних! Герберт, ты ведь уже достаточно взрослый, чтобы оставить в покое ребёнка!

— Почему всегда я? Я ничего не делал!

— Ты спрятал мою кроватку!

— Где кроватка? — строго спросила мама.

— Я не знаю! Я действительно не знаю! — Герберт уже тоже готов был расплакаться.

— Дорис, где была кроватка, когда ты выходила из комнаты?

— Вон там, на полу!

— Она же не могла исчезнуть? В конце концов, не привидения же её утащили!

— Честное слово, это не я, — всхлипывал Герберт.

— Это ты, ты, — всхлипывала Дорис.

Тут в дверях зазвенел звонок. Мать несколько беспомощно посмотрела на своих плачущих детей и вышла из комнаты открывать дверь. Это был мастер Эдер. Фрау Райзер, естественно, подумала, что мастер пришёл снимать мерку со шкафа. Она провела его в детскую и, кивая на заплаканные лица детей, сказала:

— Мы как раз спорим по поводу вашей кроватки. Дети утверждают, что она бесследно исчезла.

— Я так и знал, — пробормотал Эдер.

Мать изумлённо посмотрела на него.

— Откуда вы могли это знать, господин Эдер?

— Потому что, э-э-э такое очень легко может исчезнуть.

— Помилуйте! Кроватка не настолько уж мала.

Она не понимала столяра. Дети тоже стояли, вытаращив на него глаза. Мастер Эдер смутился.

— Э-э-э, у вас, случайно, не была открыта дверь в прихожую и на лестницу? — осторожно поинтересовался он.

— Я вас не понимаю. Кроватка ведь не кошка, она не может убежать.

— Кто знает, — улыбнулся Эдер, — у неё же есть четыре ноги.

Тут фрау Райзер наконец-то поняла, что старый столяр шутит. Она засмеялась:

— Вы правы, господин Эдер, детский спор надо воспринимать с юмором.

— Так что, дети, кроватка ваша не убежала, сделайте так, чтобы она снова появилась.

Тут дети наперебой стали снова уверять, доказывать и плакать. Спор разгорелся с новой силой.

Эдер осторожно заметил:

— Извините, фрау Райзер, совсем не обязательно думать, что кто-то из детей спрятал кроватку. Это мог быть мой Пумукль. Он мог утащить её из квартиры, если дверь стояла открытой. На него это похоже!

Все непонимающе уставились на Эдера.

— Кто это — Пумукль? — спросила сквозь слёзы Дорис.

— Это маленький домовой, — сказал Эдер и погладил девочку по голове.

Фрау Райзер заулыбалась.

— Господин Эдер, вы — настоящий сказочник! Нам его так не хватает, когда дети спорят.

— Хм, я вполне серьёзно…

Тут Дорис снова начала всхлипывать:

— Я не хочу, чтоб кроватка была у домового!

Мать поспешила успокоить девочку:

— Дорис, это же только шутка! Посмотри лучше под диваном, возможно, выбегая, ты задела ногой кроватку, и та оказалась под диваном.

Девочка послушно нагнулась, заглянула под шкаф, Герберт — под диван.

— Да вот же она!

Он стал вытаскивать кроватку из-под дивана, и тут его ущипнул кто-то за ногу так, что он вскрикнул. Кто? Конечно же Дорис! Спор чуть было не вспыхнул с новой силой. Но Эдер успел вовремя сказать:

— Это не Дорис, это опять Пумукль. Пумукль, прекрати немедленно!

Все засмеялись, а фрау Райзер сказала:

— Теперь у нас во всех проделках будет виноват Пумукль.

— Нет-нет! Пожалуйста, не вините его во всём, иначе он и вас ущипнёт, — поторопился сказать Эдер.

Все снова рассмеялись, мир был восстановлен.

Но мастер Эдер оставался серьёзным.

— У меня к вам большая просьба, фрау Райзер, — сказал он, — одолжите мне на время кроватку. Это… так сказать, э-э-э модель. Кое-кто заказал мне точно такую же. Я хочу сделать ещё одну.

— Он хочет забрать мою кроватку? — испуганно спросила Дорис, переводя взгляд с матери на Эдера.

— На совсем короткое время, — успокоил её мастер, — одолжи, пожалуйста!

— Можете взять, — согласно кивнула головой девочка, — только на короткое-короткое время.

Заполучив в руки кроватку, мастер быстро со всеми распрощался и поспешил к выходу. Фрау Райзер хотела ему напомнить о так и не снятых мерках, но его уже не было.

Как только мастер Эдер зашёл в мастерскую и поставил кроватку на верстак, тут как тут появился Пумукль. Танцуя и прыгая вокруг кроватки, он во всё горло распевал:

— Кровать моя! Снова у меня! Замечательная!

Но Эдеру было не до ликования.

— Знаешь что, ты себя ведёшь безобразно. Ты же не можешь просто так врываться к чужим людям и…

— Могу и очень просто! Ты же сам видел! — перебил его Пумукль.

— Но кроватка же была продана. Ты же не можешь отнимать у людей купленные ими вещи.

— Это моя кроватка! — упорно стоял на своем Пумукль.

— Я бы сделал тебе такую же. Но ты же не дал мне и слова сказать, выскочил из окна и…

— Я не хочу другую! Я хочу эту!

— Слушай, у нас, у людей, даже маленькие дети знают, что нельзя все время твердить: «Я хочу! Я хочу!» Немного благоразумия и тебе не помешало бы.

— У домовых нет разумия! Им не нужно благоразумие! — начал весело рифмовать Пумукль.

Эдер только вздохнул:

— Что ж, придётся мастерить ещё одну кроватку. Как будто мне кроме мебели для кукол больше делать нечего! Хорошо, если этим всё и кончится.

Тут дверь распахнулась, и в мастерскую стремительно вошла молодая женщина.

— Мастер Эдер! Я только что была у фрау Райзер, — начала она с порога, — она рассказала мне о чудесной кукольной кроватке и о том, что вы делаете ещё одну. У моих племянниц-двойняшек скоро день рождения, и у крестницы тоже. Сделайте, пожалуйста, ещё три штуки. Это был бы замечательный подарок! Я заплачу вам, сколько скажете. У вас золотое сердце по отношению к детям, сказала фрау Райзер, так что вы не сможете мне отказать, правда?

— Да, но… — начал было Эдер, но молодая женщина не дала ему продолжить.

— О, это так мило с вашей стороны, что вы согласились! Когда я могу зайти за готовыми вещами?

— Я даже не знаю…

— Я зайду через две недели. Вам это подходит? О, ещё раз большое спасибо!

И она так же стремительно удалилась.

Эдер был так обескуражен, что только и промолвил:

— Бывает же такое! — И немного погодя: — Теперь мне надо три, нет, четыре кроватки сделать! Что ты на это скажешь, Пумукль?

Но вместо ответа он услышал тихое похрапывание и вздох:

— Ничего я не скажу, ничего. Я сплю. Я замечательно сплю в моей новенькой кроватке.

И действительно, маленький домовой лежал в пустой кроватке — без подушки, без одеяла, даже без стружек — и спал.

Мастер Эдер подоткнул ему под голову немного стружек, пробормотав:

— Твёрдо же, — и покачал головой, вспоминая всё, что произошло в этот день. — Чудеса!

— Чудеса, — всхрапнув, повторил во сне Пумукль.

Да, больше, пожалуй, и нечего добавить к этой истории.

Мастер Эдер на самом деле сделал четыре кроватки на радость не только Пумуклю, но и остальным детям, получившим подарок. А молодая женщина сшила в благодарность Эдеру для «его» кроватки маленькую подушечку и одеялко.

Теперь, по словам Пумукля, он каждый раз во снах уносился на небеса.