Даффи очнулся от дурного сна. Дурного, потому что жизнь для него в этом сне была сплошным праздником. Во сне он был старшим инспектором, в присутствии которого бандиты съеживались до размеров ящерки; один щелчок пальцами — и дела, над которыми безуспешно бились лучшие полицейские умы, раскрывались сами собой, только он к ним прикасался. После триумфального дня в участке его повезли в огромный особняк где-то в буковых лесах, где его ждала Кэрол с детьми. Когда машина въезжала в ворота, старший сын, шельмец с соломенными волосами, выстрелил в нее из лука; стрела с резиновой присоской приклеилась к колпаку колеса, и автомобиль покатился, словно древняя колесница, срезая головки колокольчиков по всей длине дорожки. «Ничего, — подумал Даффи во сне, — от колокольчиков не убудет». Они подъехали к дому, Кэрол ждала их на ступенях. Как только они зашли внутрь, она мягко потянула его за рукав наверх, в спальню. Там она стянула платье, под которым ничего не было. Даффи бросил костюм на стул, сбросил оставшуюся одежду и, приблизившись к кровати, где она раскинулась на махровой простыне, услышал ее голос, радостный и удивленный: «Даффи, какой у тебя большой, какой большой».

— ААААААаааааааа!.. — он проснулся от собственного крика. Сон был из тех, когда все время знаешь, что это сон. Если сон плохой, тогда можно утешиться мыслью, что твой собственный мозг шутит с тобой дурные шутки. Но когда снится приятный сон, и ты знаешь, что это всего лишь сон, то все время ощущаешь подспудную горечь и просыпаешься с привкусом пепла во рту, странной болью и неодолимым чувством утраты. Будто все золото мира утекло сквозь пальцы, как песок.

Даффи лежал на спине, его немного трясло. Из чистого любопытства он поднял простыню посмотреть, нет ли эрекции. По нулям. Даже если ему снилось, что у него встало на Кэрол, даже если он занимался с ней любовью во сне, пробуждение являло все ту же креветку без панциря и пару лесных орешков. По нулям.

Импотентом Даффи не стал. Уж в этом он не мог обвинить тех, кто его подставил. Он стал импотентом только с Кэрол. Сначала это казалось ему следствием шока от происшедшего. Потом Даффи начал понимать, что от шока он, возможно, и оправится, но при этом больше не сможет нормально спать с Кэрол. Возможно, никогда не сможет. Лежа рядом с Кэрол в постели, он пытался приказать своему члену встать, про себя прикрикивая на него и осыпая ругательствами. Пытался закрывать глаза и думать о других женщинах и мужчинах, с которыми он спал, и о самых возбуждающих порнографических сценах, которые видел. По нулям. В отчаянии он даже пробовал доводить себя до эрекции, мастурбируя, а потом переключаться на Кэрол, но член все равно вел себя отвратительно, клонился, как цветок на закате. По нулям.

Конец был и вправду горек. Когда не можешь спать с тем единственным человеком, с которым хочется, удовольствие от секса с другими воспринимается как издевка. Через какое-то время по настоянию Кэрол он сдался и попробовал спать с другими. К огорчению Даффи, никаких проблем не возникало; к еще большему огорчению, ощущения были достаточно приятны, чтобы хотелось испытать их еще раз. Он трахал мужчин и женщин без разбора, но обнаружил, что неосознанно установил для себя правило; никогда не делать этого дважды с одним и тем же партнером. Самая соблазнительная девушка и самый прекрасный юноша утром должны были уйти. Как бы они ни просили о новой встрече, и до какой бы степени ни казались привлекательными, он никогда не говорил: «Ага». Никогда. В этом, видимо, заключалась своеобразная верность Кэрол, даже если верность эта коренилась в самом безудержном распутстве.

Даффи никогда не спрашивал, как обстоят дела с личной жизнью у Кэрол. Не спрашивал, потому что ни один ответ его бы не устроил. Если она спала с кучей парней, ему было бы неприятно, если с одним — еще неприятнее, а если ни с кем не спала, было бы не так неприятно, но тогда тяжесть вины давила бы еще сильней. Короче говоря, Даффи жил в постоянном напряге.

Единственным лекарством от такого состояния могла стать работа. Дело, предложенное Маккехни, вызвало у Даффи смешанные чувства. Придется рыскать по тем местам, где он когда-то работал, а от этого боль может усилиться; стоит ли ворошить прошлое и лишать себя возможности примириться с ним? С другой стороны, вдруг у него появится шанс отомстить прошлому? А что, если он его упустит?

И все-таки это работа, которая по утрам заставит его вылезать из квартиры. Двадцатка в день плюс проезд. Ему бы этого вполне хватило. Бары, которые он регулярно посещал, неожиданно резко подняли цены. Говорят, только одно удовольствие достается бесплатно, но это не так. Так или иначе, приходится платить: либо собственными чувствами, либо покупая выпивку, когда проверяешь собеседника, взвешиваешь за и против, выполняешь социальные ритуалы, которые неизбежны, если не хочешь чувствовать себя абсолютным дерьмом.

Даффи вытащил из шкафа набор электроинструментов и отправился на Руперт-стрит. Он уже попросил Маккехни принести маленький магнитофон и несколько кассет. Белинду отослали купить два кофе в забегаловке за углом, а Даффи пристроил резиновую присоску на корпус телефона, стоявшего у Маккехни на столе. Короткий провод соединил аппарат с портативным магнитофоном «Сони» в верхнем ящике.

— Шпионские штучки, да? — поинтересовался Маккехни, он явно пришел в экстаз.

— Из арсенала бойскаутов, — ответил Даффи, — поднимите плату до тридцати, и я устрою вам бесплатные звонки в Австралию.

— У нас пока не тот размах. А в Барнсли можете бесплатно сделать?

— Как ни странно, это устроить труднее, чем Австралию. Обойдется в сорок фунтов.

— А вы парень не промах, Даффи. — Детектив поморщился. Маккехни небось услышал эту фразу в кино и решил, что сейчас уместно ее вставить.

— Вот, все довольно просто. Когда позвонит Сальваторе, нажимаете на запись, как обычно. И не забудьте: говорить надо естественно.

— А что потом делать с пленкой?

— Позвоните после разговора, и я скажу вам, что делать. Я не буду приходить и забирать ее. Может, устроим передачу. Или по почте пошлете, — последний вариант прозвучал довольно неубедительно, хотя и был, скорее всего, самым надежным. Даффи неоднократно отмечал, что клиенты за свои деньги ждут всяких шпионских манипуляций. То просили, чтобы детектив пользовался рацией, когда проще было позвонить из обычной телефонной будки, то требовали затемнить все окна в машине, хотя из-за этого она как раз привлекала к себе максимум внимания, то стремились оставлять вещи для детектива за сливными бачками в туалетах, носить фальшивые усы и покупать сложнейшие телескопические объективы, которыми потом не могли пользоваться. Чего клиенты не хотели — так это чтобы детектив сидел на одном месте, думал над конкретной проблемой, а потом выдавал решение, состоящее из одного слова. А еще меньше им хотелось услышать фразу: «На вашем месте я бы обратился в полицию». Они терпеть этого не могли. По наблюдениям Даффи, клиенты были полными идиотами.

Даффи отверг предложение взять вторую маску Кинг-Конга (брать ее было совершенно ни к чему, но для поддержания боевого духа клиента вслух он произнес: «Нет, на этот раз, в целях конспирации, будет лучше, если я уйду без маски») — и вышел на Руперт-стрит. Бледный хозяин магазина по продаже порнолитературы уже опустил ставни и возился теперь с неоновой вывеской в окне. Сейчас на ней читалось только КНИ.

Даффи набрал в грудь воздуха, направился в сторону Шафтсбери-авеню, перешел дорогу и оказался в квартале, в котором проработал три года. Несколько раз он уже возвращался сюда — в ресторан или по каким-то делам, — но всегда вечером, под покровом темноты. Сейчас он чувствовал себя более уязвимым, узнаваемым. Даффи заскочил в кафе. Сидя над чашкой капуччино, он собирался с духом. Четыре года — большой срок: меняются шлюхи, меняются бандиты, полицейские. Если это и затрудняло поиск информации, то, по крайней мере, давало больше шансов остаться неузнанным. И потом, он выглядел теперь совсем иначе. Раньше он носил дорогие пиджачные пары от «Бертон и Хепуврт», а когда хотелось выглядеть попроще, со спортивной курткой. А теперь предпочитал молодежную одежду из магазинов «Джин Джанкшн» да с уличных рынков — замшу и кожу, потертые джинсы; волосы носил с боков подлиннее, а сверху подстригал ежиком; иногда Даффи надевал солнечные очки с бледно-желтыми стеклами.

Главный секрет был в том, чтобы двигаться, как завсегдатай этих мест. У таких типов есть две манеры ходить — очень быстро, как будто им осталось две минуты до поезда и они не успевают выбраться из Золотой мили, или очень медленно, словно они хотят убить время перед назначенной встречей, и это единственная причина, по которой они здесь шатаются. Но какую бы походку бедняги ни выбрали, они всегда ходили с опущенной головой, не глядя в лицо прохожим, им казалось, что если они не будут поднимать глаз, никто не заметит, как они украдкой косятся на витрины с порнухой. Те, кто ходил здесь с нормальной скоростью, с поднятой головой и смотрел людям в лицо, были хозяева этой территории: владельцы магазинов и ресторанчиков, шлюхи, сутенеры, бандиты и полицейские.

В бытность свою полицейским Даффи отлично ориентировался на улице, знал, как тут все работает, как себя вести, разбирался в хитросплетениях власти. Подобное знание приобретается медленно; что-то рассказывают коллеги, но не менее важно то, что выясняешь сам, узнавая свой район не только физически, но и, в определенном смысле, эмоционально. Начинаешь чувствовать, как пульсирует здесь жизнь. Основная работа полицейского, конечно, состояла не в этом: не будешь же стоять посередине Сохо, таинственно нюхая воздух, как комиссар Мегрэ, а потом срываться с места и бежать по следу преступника. Дело было в знании обстановки. Но для Даффи это была неотъемлемая часть процесса.

Он допил кофе и вышел на улицу, чтобы снова ощутить атмосферу своего района. Прошелся по Олд Комтон-стрит, по Грик-стрит, вернулся по Фрит, потом по Дин-стрит, через дворики и бульварчики в Д'Арбле и к Бродвик (мимо «Уэст-Сентрал» на противоположной стороне улицы), по Брюэр-стрит, до того места, где она почти сплетается с Бервик-стрит в зловонный клубок уличных рынков, эскорт-агентств и кинотеатров, миновал бар «Реймондз» и вернулся на Дин-стрит. Съел лазанью с салатом в кафе на углу и отметил, что на этот день осталось еще восемнадцать фунтов (Маккехни, после недолгих протестов, выплатил ему семьдесят пять фунтов авансом).

За прошедшие четыре года район несколько изменился. Появилось больше книжных лавочек и секс-шопов с резиновыми огурцами в витринах. Массажные салоны, похоже, не сдавали позиций. Стрип-клубы находились в некотором упадке и порядком уступили дорогу порнокинотеатрам. Несколько лет назад в Сохо были обычные кинотеатры, но показывали в них фильмы фривольного характера, которые распространялись крупными компаниями: «Датский дантист за работой», «Визит медсестры», «Уловка 69», «Лисички за колючей проволокой» — и им подобные. Если хотелось посмотреть что-нибудь погорячее, единственным местом для этого был «Комтонский киноклуб» на Олд Комтон-стрит, а если и после него оставалось чувство неудовлетворенности, на выходе, если повезет, поджидали один-два продавца самого непристойного товара. Теперь же здесь находилась куча киноклубов с названиями вроде «Три икса», «Икс-таз», «Голубая луна», «Эротикон» и «Табу» и с кричащими вывесками, которые предлагали фильмы с грифом XXX гражданам, достигшим восемнадцати лет.

Полуденная жара не то чтобы навеяла Даффи непристойные мысли, но определенно настроила его на заинтересованный лад. Опустив голову, он завернул в магазинчик с порнопродукцией на углу Грик-стрит. Юноша средиземноморского типа за прилавком читал новости о скачках и приглядывал за полкой с фильмами. По обеим сторонам помещения громоздились стеллажи с журналами, расставленными по темам, согласно интересам покупателей: самая большая секция — «Натуралы», потом «Геи», следующие по величине — «Латекс» и «Садо-мазо», потом «Бандаж», «Большие сиськи» и «Школьницы» и, наконец, несколько полок с книжками в мягких обложках, Стратегия продаж в этих магазинах не изменилась: английские журналы — «Петушок», «Рапира», «Голубки», «Пташки», «Новые горизонты» и «Киска» — оставляли незапечатанными, чтобы покупатель мог их полистать и распалиться, а более дорогие американские издания запаивали в полиэтилен, так они казались солидней и заманчивей. Легкость, с которой клиенты по-прежнему покупались на эффектную обложку, завышенную цену и целлофан, этот безнадежный самообман, не могли не вызвать у Даффи улыбку. Он бросил взгляд на стеллаж с «Большими сиськами». В этой области издатели, похоже, проявляли наибольшую изобретательность в названиях. «Пятый номер» все еще держит позиции, отметил он, равно как «Мегасиськи»; были там и «Большие базуки» с явно милитаристской направленностью и новый журнал «Веселые молочницы». Даффи вспомнил еще один журнальчик, его начали издавать несколько лет назад под названием «Тетушки Чарли», тогда это казалось даже пикантным; правда, после пары номеров журнал зачах — клиенты, наверное, думали, что внутри фотографии гениталий пожилых дам крупным планом. Может, это изобретение вообще больше не используется в индустрии, подумал детектив.

Рядом с секцией «Бандаж» — пара экземпляров «Тугого узла» и столько же «Скованных страстью» — располагался проход, который вел к ряду кабинок. Объявление гласило: МИНИ-ПОРНОФИЛЬМЫ 10 ПЕНСОВ РАЗМЕН МОНЕТ В КАССЕ. Это что-то новенькое, раньше здесь такого не было. Даффи разменял деньги у прилавка и зашел в одну из кабинок; на двери — потрепанная крышка от коробки с кассетой со следующей рекламой: «ЛЕСБИЯНКИ-ЛЮБОВНИЦЫ — две красотки вовсю предаются пороку, играя в наездниц и открывая для себя столько нового!!»

Даффи присел на скамью и пошарил в карманах в поисках мелочи. Замка на двери не было. Чтобы держать ее закрытой, приходилось выставлять ногу, пока смотришь фильм, который проецировался на белую панель с обратной стороны. Даффи захлопнул дверь — стало не видно, куда бросать деньги; снова открыл — справа обнаружился металлический ящик. Десять пенсов, и фильм начался. Крупная темнокожая девица сидела в ванной и намыливалась, уделяя особое внимание лобку и груди. Пленка остановилась. Десять пенсов — и девица сняла с крючка душ и смыла пену с груди, потом с лобка, закатывая в процессе глаза. Кадр был немного не в фокусе, но дальше может оказаться интересней, подумал Даффи. А где же вторая девка? Десять пенсов — девица по-прежнему сидела в ванной, снова намыливая грудь и лобок. Даффи так и не понял: то ли фильм затянут, то ли после второй монеты пленка перемоталась и запустилась по новой. Даффи начал отвлекаться. Луч проектора высветил комментарии, нацарапанные на «экране» предыдущими посетителями: ХРЕНОВОЕ КИНО и АРМИЯ СПАСЕНИЯ.

Выходя из кабинки, Даффи поскользнулся. Все еще с горсткой мелочи, он решил заглянуть в другую кабинку. На этот раз на экране довольно ненатурально целовались две девицы. Десять пенсов — и они начали тереть друг другу груди, точно полируя серебро. Даффи задумался: стоит ли рискнуть еще монеткой? Ладно, все равно за счет Маккехни. Десять пенсов — и девицы принялись ласкать друг другу промежность и приоткрывать рты якобы от нежданного удовольствия. В этой кабинке резкость была получше, и Даффи обнаружил, что его члену шоу вполне по душе. Десять пенсов — и одна из девиц забралась на другую. Это было уже не так забавно. Еще за десять пенсов из душа выскочил тощий усатый тип, и девицы деланно завизжали. Десять пенсов — и тип начал хлопать их по задницам. Стало совсем не смешно; член сообщил, что с него достаточно.

Только Даффи вышел из книжного, к нему подскочила пухленькая, аккуратненькая девушка в круглых очках в золотой оправе. Она встала прямо перед ним и прицепила на лацкан значок. Даффи скосил глаза и увидел надпись: «Удачного дня». Девушка защебетала:

— Мы стремимся помочь бедным детям по всему миру. Вы наверняка захотите сделать пожертвование.

Такой смышленой, вежливой и настойчивой девушке отказать было трудно, но Даффи был на это способен. Зазывалы чертовы, подумал он, не могут оставить в покое бедных старых извращенцев, терзаемых чувством вины. Он отстегнул значок и протянул обратно; сборщица пожертвований уже доставала из сумки на плече папку:

— Мы хотим помочь неимущим детям. Вы наверняка захотите пожертвовать, — повторила она.

Даффи не смог удержаться и произнес то, что вертелось в голове:

— Сектантка чертова. — Он бросил значок и пошел прочь. Как только он повернулся к девушке спиной, та стукнула его папкой по голове.

Кажется, опять что-то новенькое, отметил про себя Даффи. Он прошел по улице мимо парочки порноклубов (как-нибудь в другой раз) и наткнулся еще на одну новинку. Вывеска гласила: ПИП-ШОУ, ГОЛЫЕ ДЕВУШКИ ТАНЦУЮТ ЖИВЬЕМ ВЫ СМОТРИТЕ. Даффи приблизился к заведению, слегка опустив голову, и скосил глаза на табличку: 50 ПЕНСОВ, и ниже: РАЗНЫЕ ДЕВУШКИ. Он прошел мимо, а потом исполнил классический трюк посетителя подобных заведений: резко повернул обратно и неожиданно заскочил внутрь. Внутри разменял пару фунтов у стойки и зашел в крохотную кабинку. Замок едва удерживал дверь, чтобы та не распахнулась. В противоположной стене на уровне глаз располагалось окошко величиной с почтовый ящик. На полу валялись бумажные салфетки; некоторые из них были мокрыми. Из мощной стереосистемы доносилось диско.

Даффи опустил полфунта в щель, и металлическая створка дернулась вверх, открыв застекленное окошечко. Он прижался носом к стеклу и увидел танцующую девицу. Кабинки образовывали вокруг нее почти замкнутый круг с небольшим проемом, откуда выходила танцовщица. Девушка была обнажена: худенькая фигурка, заметный шрам от аппендицита и грудь, похоже, накачанная силиконом. Во время танца она поигрывала сосками и терла промежность, следя за рядом окошек и поворачиваясь на несколько секунд ко вновь открывшимся. Даффи опустил еще пятьдесят пенсов, но теперь потратил часть времени, рассматривая остальные почтовые ящики с анонимными парами глаз.

Девушка отработала пенсов на сорок, когда музыка вдруг стихла и танцовщица убежала в проем. Тут же выскочила другая, стягивая на ходу тренировочный костюм. Быстро-быстро, чтобы клиенты не рассердились. Это была негритянка, худенькая, как и предыдущая девушка, ее решительное и безучастное лицо показалось Даффи знакомым. Танцевала она куда лучше своей предшественницы, да и сложения была более крепкого. Движения ее были куда развратнее. Она играла с сосками и промежностью, как и первая девица, но, помимо этого, наклонялась, задрав задницу вверх, и раздвигала ягодицы так, что было видно и влагалище, и анус. Потом она подскакивала к одному из почтовых ящиков, задирала ногу, упиралась ею в стену кабинки и принималась пальцами теребить половые губы. Через несколько секунд она уже снова извивалась в танце, по очереди привлекая внимание зрителей, чьи окошечки были открыты, и выбирала кого-то одного. Счастливчик, при условии, что его полфунта еще не истекли, получал перед глазами ее влагалище крупным планом. До Даффи очередь дошла, когда он потратил около фунта тридцати. Нельзя сказать, чтобы это очень заводило (хотя уж точно не оставляло равнодушным), но выглядело немного странно: как будто сидишь в машине, а кто-то протирает этим ветровое стекло.

Даффи и сам не понял, зачем опустил четвертую монету — в конце концов, он знал, что лучшая часть шоу уже закончилась. Подобный жест со стороны другого означал бы щедрость довольного клиента, который в кои-то веки не разочарован и хочет выказать благодарность. В случае с Даффи речь шла о неудовлетворенном любопытстве. Ощущение, что он когда-то видел эту негритянку, не покидало. За последние полфунта он не стал разглядывать ее грудь и промежность, а обратил все внимание налицо. Что-то в нем было знакомое. Взгляд скользнул ниже и наткнулся на искомую деталь — тонкий белый шрам на правом плече. Это была та девушка, которую несколько лет назад пырнули ножом, та самая, которую Даффи навестил в больнице и слегка припугнул для получения информации.

Он вышел из пип-шоу и немного подождал снаружи. Слишком долго стоять здесь нельзя — Даффи это понимал. Пока шел обычный народ, стоять на перекрестке в Сохо можно было спокойно: люди просто принимали тебя за сутенера. Но другие сутенеры и легавые так и норовили подойти поближе и бросить походя изучающий взгляд. Через какое-то время Даффи поискал глазами кафе и увидел забегаловку метрах в сорока дальше по улице. Не лучшее место, но квартал оттуда просматривается неплохо. Даффи заказал кофе — скука навеяла воспоминания о прежней работе в полиции — ждать пришлось около получаса. Негритянка вышла из пип-шоу и пошла по улице в его сторону. Даффи отставил чашку и вышел из кафе. Метрах в пятнадцати от забегаловки девушка неожиданно вскочила в такси и исчезла.

Даффи отправился домой, рассуждая, что в его работе бывают приятные моменты. Теперь самым важным было выяснить, как работает новая структура власти на Золотой миле: кто чем владеет, кто чем занимается, кто оборудует заведения и управляет ими. Можно было, конечно, спросить Кэрол; хотя вовлекать ее не хотелось, особенно если дело было хоть каким-то боком связано с Салливаном. Можно попробовать отследить пару старых контактов; а что, если эта негритянка — как там ее звали — поможет? Не то, чтобы он был с ней особенно мил — только цветы принес в больницу, когда она якобы порезала себе зад консервной банкой. Был еще один вариант — заглянуть к Рене, если она еще работает. С этой шлюхой у Даффи всегда были прекрасные отношения; она отличалась острым умом, деловым подходом к работе и неплохим чувством юмора. Промыслом занималась уже лет двадцать, сейчас ей должно было быть под сорок. Зато Рене была в курсе всех дел и была всегда готова поделиться информацией — за плату. Если Маккехни захочет увидеть чек за такие услуги, получить его будет непросто. Вряд ли Рене станет выписывать счет-фактуру.

Маккехни позвонил на следующее утро:

— Ставку подняли, — это было первое, что он сказал.

— Сколько теперь? — Даффи ничуть не удивился.

— Сто пятьдесят. Но у меня четыре дня, чтобы заплатить. Сальваторе сказал, что он сегодня добрый.

— Обычная практика, — прокомментировал Даффи. — Разговор записали?

— Да.

— Тогда сделайте вот что. Позвоните Салливану и запишите разговор на вторую сторону кассеты. Будьте с ним пожестче, скажите, что уже потеряли из-за него триста пятьдесят фунтов, сообщите, что сумма опять выросла, и на этот раз вы хотите конкретных действий. Скажите, что, когда будете передавать деньги, хотите удостовериться в присутствии наблюдающего. Потребуйте описать внешность полицейского, сообщить его имя и место, где он будет находиться, чтобы вы смогли проверить, выполняет ли Салливан свое обещание. Постарайтесь не пережать, но изобразите разгневанного гражданина…

— Я и вправду разгневан, — заметил Маккехни.

— Естественно; не хотел вас обидеть. Но вы должны вести себя как человек, дошедший почти до крайности, готовый совершить то, что Салливану может не понравиться. Дайте понять, будто пойдете к его начальству, в газету, что-нибудь в этом роде. Уверен, он из кожи вон полезет, только бы вас успокоить. Как думаете, справитесь?

Маккехни ответил утвердительно.

— Как закончите разговор, вытащите пленку, положите в конверт и передайте секретарше. Пошлите ее (Даффи на ходу выдумал некий шпионский план, чтобы Маккехни ощутил, что платит за дело) в закусочную с западной стороны Пэддингтонского вокзала к трем часам. Я буду сидеть спиной к стойке, на стуле рядом со мной будет лежать большой коричневый пакет. Она должна спросить, свободно ли место, а когда я скажу, что да, она должна положить конверт на стойку между нами. Думаете, она справится?

— До сих пор она более или менее со всем справлялась.

— Отлично. Да, еще кое-что. Мне понадобятся наличные, чтобы раздобыть информацию. Я собираюсь поговорить со шлюхой, а, как вам должно быть известно, шлюхи чеков не выдают.

— Сколько?

— Не скажу точно. Полтинник или около того.

— Мистер Даффи, я бы не хотел, чтобы вы пробили в моем бюджете такую же брешь, как Сальваторе. Вы меня понимаете?

— Хорошо. Так вы передадите деньги вместе с кассетой?

— Нет, возьмите из аванса. Вдруг она не захочет говорить, — возражение было справедливым.

— Договорились. Напомните, как зовут вашу секретаршу.

— Белинда.

В три часа Даффи уже ждал в закусочной на Пэддингтонском вокзале, сидя спиной к стойке. Неожиданно его похлопали по плечу, и чей-то голос пропищал:

— Мистер Даффи?

Он обернулся. Это была секретарша. Даффи нахмурился.

— Мистер Маккехни просил передать вам вот это, — она протянула коричневый конверт. — Не хочу показаться навязчивой, но, по-моему, там кассета, — девушка наклонилась к нему и с улыбкой прошептала:

— Мистер Даффи, все это ужас как интересно, правда?

Если бы Даффи не оставил дома маску Кинг-Конга и клоунский колпак, он бы сейчас с радостью их надел — для полной «маскировки».

Дома, прослушав пленку, Даффи выяснил, что на первой стороне ничего неожиданного нет. Он проиграл запись, главным образом, чтобы послушать голос Сальваторе. В нем не было такого уж сильного акцента, как описывал Маккехни, зато слышалось явное удовольствие человека, ощущающего себя хозяином положения. К концу разговора Маккехни произнес:

— Вы на меня слишком давите, неужели сами не понимаете?

— Давлю на вас, Маккехни? Давлю? Если бы я и вправду это делал, вы бы почувствовали, могу заверить. Нет-нет, вы просто помогаете мне разрешить небольшой кризис с наличностью, вот что вы делаете.

— Где я вам найду сто пятьдесят фунтов за четыре дня?

На другой стороне раздался смешок:

— Не сомневаюсь, ваши акционеры не станут возражать против сокращения дивидендов всего на один год.

— Хотите сказать, что оставите меня в покое? — в голосе Маккехни прозвучала слабая надежда.

— Нет, я не совсем это хочу сказать. Наоборот: не думаю, что кризис с наличностью разрешится в ближайшем будущем. Возможно, мне придется обратиться к вам за более крупными суммами.

— Я не смогу найти сумму, о которой вы просите.

— Что ж, Маккехни, могу только намекнуть, что вам, возможно, придется обратить в наличность кое-что из собственности фирмы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Уверен, вам вовсе не нужно столько места для складирования продукции. Два склада! Могу предположить, что при более разумном управлении вы могли бы обойтись и одним. Разве не так?

— Как я могу избавиться от одного из складов? — в голосе Маккехни появились почти панические нотки. — Не могу я.

— А ты рискни, Маккехни, рискни.

На другой стороне пленки Маккехни демонстрировал куда большую храбрость. Видимо, заразился от Сальваторе, а может быть, вдруг осознал, что Даффи будет это слушать, и решил показать себя во всей красе. Прослушав всю запись, Даффи перемотал пленку и снова проиграл кусочек в середине.

— … последний раз.

— Мы приложим все усилия, мистер Маккехни. Большего обещать вам не могу.

— До сих пор, Салливан, ваши усилия меня не слишком впечатляли. По-моему, вам пора, наконец, взяться за дело, хватит воздух пинать. На этот раз я хочу каких-то гарантий.

— А именно?

— Хочу убедиться, что кто-то из ваших людей будет наблюдать за передачей денег.

— Хорошо, я вам это гарантирую.

— Этого недостаточно, Салливан. Я хочу знать, кто там будет; дайте описание, чтобы я мог проверить, на месте ли он; мне нужно имя и звание, чтобы при необходимости связаться с ним потом.

— Вы что, Маккехни, пытаетесь научить меня руководить собственным отделом? Я не потерплю, чтобы какой-то… приходил на мой участок и указывал мне, что делать. Я не позволю вам вмешиваться в работу моих людей.

— Надеюсь, Салливан, вы не будете упорствовать в своем нежелании сотрудничать.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что уже сказал. — Маккехни был невозмутим. — Мне кажется, в наших общих интересах, чтобы полиция оказала нормальное содействие местному бизнесмену.

— Гм, — будь Даффи на месте Салливана, он бы заявил, что Маккехни блефует и послал куда подальше. Салливан проявлял большую осторожность.

— Посмотрим, что я могу сделать. Имя и звание я вам не скажу, но дам описание сотрудника, который будет отслеживать передачу. Позвоните, когда вам назначат место.

Даффи остановил пленку. Потом отмотал назад несколько секунд и нашел то место, где Салливан произнес: «…меня руководить собственным отделом? Я не потерплю, чтобы какой-то… приходил на мой участок и указывал мне, что делать». В записи был перерыв длиной секунды в две с половиной. Даффи набрал номер Маккехни.

— На пленке стерта часть записи.

— Что?

— Кусок разговора стерт. Что там говорил Салливан?

— А, это. Да, мистер Даффи, да, есть там такое, вы совершенно правы. Ничего особенного, к делу отношения не имеет.

— Что это было и почему вы стерли?

— Ну… понимаете, я вдруг подумал, если эта запись когда-нибудь… в общем, станет, скажем, частью материалов расследования, понимаете?

— Ясно.

— В такой ситуации я бы не хотел, чтобы те, кто будет слушать пленку, думали обо мне в тех выражениях, которые употребил старший инспектор Салливан. Вам может показаться, что я несколько мнителен, но такова моя реакция на его слова.

— А как он вас обозвал?

— Вы должны пообещать, что никому не скажете.

— Хорошо.

— Ну, он меня назвал… хрен собачий.

Даффи молча улыбнулся.

— Ваша тайна умрет со мной, мистер Маккехни.

Дело было во вторник. Деньги было сказано передать в пятницу. В одиннадцать Маккехни позвонил Даффи домой.

— То же время. Час дня. Опять в мусорную корзину. Брюэр-стрит. Урны у въезда в гараж рядом с «Деликатесами Джино». Самая дальняя от магазина. Салливан обещал, что его человек будет сидеть у окна в кафе напротив. Сказал, чтоб я шел не по нужной стороне, притворился, будто не вижу, где находится «Джино», и проверил, на месте ли полицейский, а потом перешел дорогу и бросил конверт.

— Как он его описал?

— Сказал, у него будет красный галстук, так что я легко замечу через окно. Больше ничего сообщить не соизволил.

— Ясно. Выполняйте инструкции обоих. Свяжусь с вами позже.

Даффи хотел быть на месте пораньше, чтобы посмотреть, как появится человек Салливана. Но и человеку Салливана придется прийти заранее, чтобы наверняка сесть за столик у окна к часу дня. Значит, надо прийти совсем загодя. Даффи взял такси. Маккехни придется оплатить эту вынужденную роскошь.

На Брюэр-стрит Даффи прибыл около половины двенадцатого и медленно прошел по улице особой походкой завсегдатая этих мест, быстро приметив магазинчик «Джино», а затем и кафе на другой стороне. Из окна кафе урны хорошо просматривались, но проблема состояла в том, что Даффи не мог подыскать место, с которого было бы видно и урну и кафе. Метрах в четырнадцати от кафе располагался бар, оттуда можно было наблюдать за передачей денег, но невозможно увидеть человека Салливана. Или магазинчик порнолитературы, из которого кафе просматривалось, а урна — нет; можно что-нибудь купить, чтобы не выставили, и постоять посмотреть. Нет, так не пойдет, надо видеть, как деньги будут забирать. А почему бы тогда тоже не сесть в кафе? Может возникнуть неловкая ситуация, когда и Даффи, и человек Салливана одновременно побегут вслед за курьером, но ладно, там видно будет.

Даффи решил сесть в кафе. Он зашел туда около двенадцати, присел за столик подальше от окна, заказал еду, хотя есть не собирался, и стал ждать. Двенадцать пятнадцать: пришли те, кто обедает пораньше. Двенадцать тридцать: народу становилось все больше. У окна осталось всего два свободных столика. Двенадцать сорок пять: только один столик. По крайней мере, такое количество посетителей обеспечит Даффи прикрытие, но где же человек Салливана? И тут он заметил, что на единственном свободном столике стоит пластмассовая табличка «Заказано». Это уже слишком шикарно. Двенадцать пятьдесят: в кафе неторопливо зашел мужчина с красным галстуком. Даффи бросил на него быстрый взгляд и опустил голову.

Шоу. Господи, вот не ожидал. Старина Рик, как его называли в «Уэст-Сентрал». Этого Даффи не учел: думал, пришлют какого-нибудь новичка, которого он никогда раньше не видел. Присутствие Шоу все меняло. Даффи совсем не хотелось следить за курьером и одновременно прятаться от бывшего коллеги.

В двенадцать пятьдесят пять Даффи осторожно вышел из кафе, старательно отвернув голову, когда проходил мимо окна, за которым сидел Шоу. Дойдя до бара, он с облегчением заметил на тротуаре рядом с дверью компанию с кружками пива, взял полпинты горького и встал так, чтобы казаться частью этой группы. В двенадцать пятьдесят девять мимо бара прошел Маккехни с видом человека, который что-то ищет, близоруко заглядывая в окна магазинов. Неплохо справляется, отметил Даффи про себя. Сыщик проследил, как клиент прошел мимо кафе, еще метров на десять, остановился, повернулся и сделал вид, будто вдруг заметил на противоположной стороне улицы вывеску «Джино». Одна минута второго: Маккехни поравнялся с урной и бросил конверт, после чего направился обратно тем же путем, свернул на Грейт Уиндмилл-стрит и исчез.

Три минуты спустя Шоу вышел из кафе, резко повернул направо, даже не взглянув на урну, и поспешно удалился. Насколько Даффи себе представлял, подобное вовсе не соответствовало плану. Неужели Шоу просто прислали, чтобы успокоить Маккехни, а Салливан, на самом деле, просто передает деньги Сальваторе? Или Шоу — лишь один из пары полицейских, и Салливан мудро удалил его со сцены, на случай, если кто-то видел, как Маккехни заглянул в окно кафе? В любом случае, это означало, что Даффи нечего беспокоиться о том, что он помешает Шоу следить.

В час пятнадцать по улице быстрым шагом прошел неряшливый парень в джинсах, остановился рядом с урнами, порылся в той, что стояла справа, потом в средней, и наконец остановился на третьей, в которой был конверт, нашел его и сунул в карман. Даффи не понял: то ли он перерыл все три урны, потому что хотел сойти за нищего, роющегося в мусоре, то ли до того бестолков, что забыл, в какой урне искать, — но это было уже неважно.

Даффи предположил, что парень направится на восток по Брюэр-стрит. Догадаться было нетрудно, ведь, идя на запад, он бы вышел на Риджент-стрит, а там будет нелегко затеряться среди прохожих, одетых в рубашки и галстуки от «Джегер». По мере того, как расстояние между ними сокращалось, Даффи посматривал направо и налево, пытаясь обнаружить полицейский хвост. Ведя слежку, очень важно научиться распознавать хвосты и избавляться от них. Паренек почти поравнялся с ним, но признаков беспокойства не проявлял. Пропустив его вперед на тридцать, потом на сорок метров, Даффи решил, что дальше отпускать курьера нельзя; только не в Сохо. Придется рискнуть, даже если Салливан и выслал хвост.

Даффи быстро настиг объект; в этой части Брюэр-стрит потерять человека из виду можно в десяти метрах. Черт, парень срезал через рынок на Бервик-стрит. Это надо было предвидеть. Мимо «Ревю-бара», потом вдоль лотков. Когда один человек идет по уличному рынку, пробивая себе дорогу локтями, никто не обратит внимания. Но когда за ним пытается угнаться второй и тоже всех расталкивает, получается слишком заметно. Парень немного походил туда-сюда у лотков. К счастью, профессионалом в этом деле он не был, или его плохо подготовили, а может, он думал, что особо стараться нет смысла. Поиграв в прятки, курьер двинулся по улице Св. Анны на Дин-стрит через Бейтман и к Фрит. Даффи свернул на Фрит-стрит как раз вовремя, чтобы увидеть, как парень поднимается по ступенькам киноклуба «Полное порно».

Даффи помедлил. В двух вещах можно быть уверенным. Первое: Салливан никого не посылал следить за курьером; Шоу просто ушел, и на этом наблюдение закончилось. Второе: если сейчас сразу броситься в кинотеатр — с таким же успехом можно нацепить полицейскую бляху и распевать какой-нибудь дурацкий гимн. Он постоял, подождал, пока в клуб зайдет парочка клиентов, взмолился, чтобы за ними сразу пришел еще какой-нибудь любитель порнухи, а когда такой появился, быстро поднялся за ним по ступенькам.