Очередной сон, или уже грезы на яву, все спутано, размывчато, не ясно. Сны такие яркие, живые, кажутся очень осязаемыми, что теряешь нить реальности. Болит голова, не хочется открывать глаза, в них сразу ударит выжигающий свет, лучше тьма.

Кровь идет из носа это нормально, когда приходишь в себя, так длится уже… Сколько? Дня три? А может неделю? Точно не больше недели… Но зачем так долго держат? Должен же быть допрос, суд. В горле пересохло, думать невероятно сложно, мысли сбиваются. Так значит суд? А там лечение или смерть. А может сейчас уже идет лечение? Все эти ведения, головные боли, проклятый свет. Значит, скорее всего, не смерть, а просто бесцельное существование для пользы общества, а потом на удобрения. Все логично, зачем устраивать допрос сейчас? Для них все будет намного проще, когда я пройду курс лечения. Безвольная кукла без эмоций, без мыслей, без желаний, без собственной воли. По сути, смерть всего, что делает тебя человеком, только тело остается жить как пустая оболочка.

Головная боль стала невыносимой, Крис закричал, но практически не услышал своего крика, звук будто доносился откуда-то из далека. Перед глазами начали мелькать картинки, некоторые пролетали настолько быстро, что их нельзя было разглядеть, другие же были различимы. Дерево на картине с опадающем листом под куполом, Артур лежит в поле алых цветов, они будто кровь, и он смеется, баскетбольный мяч который катится по полу бункера, рояль с играющей девушкой. Боль в голове. Когда она утихнет? Её нельзя терпеть, просто невозможно. Все мышцы сводит с такой силой, что кажется, они вот-вот сломают кости. Своего крика он уже не слышал, вместо него в ушах звучал хор не разборчивых голосов.

Картинки мелькают все быстрее, уловить ничего нельзя, просто вихрь ярких красок. В надежде выбить их из головы как бы абсурдно это не звучало парень начал биться головой об бетонную стену. Вытащить, вытряхнуть этот ураган красок из головы, заткнуть голоса и вернуть тишину и тьму. Тело пронзила судорога, и позвоночник выгнулся в дугу, голоса стихли, и вихрь цветов остановился.

Крис обнаружил, что он стоит перед такой знакомой теплицей, которую построил его дед. Как он попал сюда? Почему-то его не волновало.

Сквозь прозрачное стекло, на котором играют солнечные блики видно молодую зелень, цветы, и яблоню, а главное… Главное там стоит живой Артур и Адель! И родители Криса, правда, видно их расплывчато. Все они живы! Стоит только открыть дверь и сделать несколько шагов!

Кристофер хватается за ручку и пытается открыть дверь, но она не поддается. Он дергает изо всех сил, но тщетно. Стучит кулаком, и слышит только глухие удары. Стекло потихоньку трескается, паутинки — трещины расползаются, наконец, вся теплица рушится, но осколки не падают со звоном, а зависают в воздухе.

Тысячи ярких стеклянных осколков зависают в воздухе, Крис делает шаг вперед и проходит сквозь плотную завесу битого стекла. Всего несколько метров, и он будет с семьей, будет дома. Больше никакой боли, никаких убийств все забудется, растает в прошлом. А в будущем ждут разговоры на крыльце, семейные праздники с яблочными пирогами. Родители уже протягивают руки к нему, но что-то не так…

Их лица искажены ужасом, и сам Крис ужаснулся, увидев свои руки, они были окровавленные с них на землю падали крупные капли крови, и там, где они упали, трава засыхала. Но самое страшное было в том, что он держал в руках пистолет, палец плавно нажимает на спусковой крючок и раздается выстрел. Оглушительный грохот, и все зависшие в воздухе кусочки стекала, опадают на землю. Гладиус падает на колени и закрывает голову руками от осколков.

Когда парень поднимает голову, его семьи больше нет, есть только дерево с дыркой от пули, из которой сочится кровь. Он встает, унимая дрожь, и бежит со всех ног к месту, где мгновения назад стояли его близкие, но там никого нет. Все они просто исчезли, растворились в воздухе, но ведь их можно еще найти! Слабая надежда предает сил и парень, спотыкаясь, бежит вперед. Только далеко убежать не получается, через пару мгновений он оказывается на краю пропасти, разворачивается и бежит назад, но и тут пропасть. Будто он находится на островке посреди ничего. Сплошная пустота сверху, снизу, куда не глянь пустое пространство. И только маленький островок с кровоточащим деревом посередине. Он стоит на краю, стоит сделать только шаг и бездна, только что-то не пускает. Возможно страх, или еще что-то?

Крис отходит от края и идет к яблоне, и садится, облокотившись спиной об ствол. По коре небольшими алыми змейками стекает кровь, она попадает на голову и за шиворот. Только это не мешает, не хочется подвинуться, вообще ничего не хочется. Он закидывает голову к верху и наблюдает за листьями, которые потихоньку увядают, желтеют и медленно опадают.

Вместе с деревом меняется и сам островок, цветы засыхают, земля трескается, и её куски уносятся в бездну. Абсолютное опустошение внутри, уже без разницы исчезнет ли островок совсем. Листья продолжают опадать, и их уносит за край небольшой кровавый ручеек. Они плывут по нему словно небольшие лодочки, которые несет по течению к водопаду. Вот и последний лист сорвался скрюченных веток, Гладиус поймал его рукой, не дав упасть в пропасть. Его ноги уже свисали над пустотой, небольшой клочок земли держался только на корнях дерева. Нет, этот последний листок не упадет, как и Крис, парень сильнее сжал кулак и стер сухой лист в пыль. Нет, он не упадет с этого острова смерти, по крайней мере, живой ведь все умирает и падает в никуда. Так почему он должен быть исключением? Холодное дуло пистолета упирается в висок, рука не дрожит как в фильмах, она на удивление тверда, указательный палец сжимает спусковой крючок, Крис не закрывает глаза, не хочет, вновь раздается звук выстрела и свет. Свет яркий одновременно отовсюду.

— Как тебя зовут? — доносится голос из неоткуда.

Вопрос легкий, ведь каждый человек может, не задумываясь сказать свое имя. Только почему-то Крис, не смог ответить сразу.

— Кристофер Гладиус ИН 1895687, - с трудом шевеля губами, наконец, ответил он.

— Сколько тебе лет? — голос моментально задал второй вопрос.

— Двадцать.

— Поправочка уже двадцать один, — с снисходительными нотками поправил голос. — Хотя в твоем состоянии удивительно, что ты помнишь даже это, видимо деградация не прошла полностью, а данный фактор очень занимателен, видь после укола, ты должен был либо умереть, либо личностно деградировать. А ты живой, значит второе.

Зрение немного прояснилось и на фоне яркого света начала потихоньку проявляться человеческая фигура в белом халате.

— Значит сегодня одиннадцатое ноября, я был в этой комнате четыре дня, — пришел к нехитрому заключению Кристофер.

— Все верно! Скажу честно, я удивлен не только тому, что препарат не подействовал, но и тому, как долго ты ему сопротивлялся. По моим расчетам все должно было, закончится максимум за восемь часов.

— Так все эти видения, голоса все это из-за тебя? — прохрипел Гладиус. — Кто дал тебе право сволочь так издеваться над людьми?

— Ну, во-первых, я не сволочь у меня имя есть Рафаэль для родственников и близких можно просто Раф, — иронично произнес он. — А во-вторых, издеваться над людьми… Ты считаешь себя человеком? Зачем так унижаться?

Кристофер, наконец, смог разглядеть человека, представившегося как Рафаэль, хоть сфокусироваться в ярком свете было сложно. Перед ним стоял парень, вряд ли старше его, смугловатая кожа, черные волосы свисают бесформенными сальными прядями, замызганный местами, пожелтевший белый халат.

— И какого хера тебе надо Раф? — пытаясь встать, спросил Крис, хотя по резкой боли в мышцах он быстро понял, что встать у него получится еще не скоро.

— Мне? — переспросил Рафаэль — Да мне от тебя много и не нужно, я лишь хочу знать, почему катализатор не до конца сработал на тебе. Возможно в формуле ошибка, или же какой-то генетический дефект в тебе.

Гладиус абсолютно не понимал, что ему говорят какая-то деградация, катализатор, генетические дефекты. Полная хренотень!

— Видимо ты не осознаешь, что я говорю? Хотя, что я спрашиваю по лицу видно, — глубоко вздохнул Рафаэль. — И это то же интригует, ты ведь только не давно пробудился? Так почему нет доминантных воспоминаний? Ты же должен хоть базово понимать, о чем я говорю. Как бы то не было экземпляр ты интересный, поэтому давай пройдемся на полное обследование.

Он нагнулся и ухватился рукой за левую ногу Криса, насвистывая какую-то веселую песенку, он потащил его из камеры. Когда тебя тащат по полу то еще удовольствие, особенно если пол бетонный и весь в неровностях. Кристофер слегка повернул голову на бок и увидел, что его камера была не единственной, его протаскивали мимо однотипных железных закрытых дверей. Некоторые из них были помечены зеленой краской, и когда его волокли мимо окрашенных, оттуда доносились звуки ударов, будто кто-то со всей силы лупит по металлу. Наконец коридор кончился, и Рафаэль остановился, он положил руку на панель, и массивная дверь отворилась.

— Добро пожаловать ко мне, чувствуй себя, как дома! — дружелюбно произнес он, затаскивая Криса в большое овальное помещение, стены которого были обложены темно-зеленой плиткой. Рафаэль дотащил Криса до хирургического стола и бросил его на полу.

— Извини, у меня тут не прибрано сейчас мусор уберу, и можем приступать, — с этими словами Раф скинул со стола тело, которое упало рядом с Кристофером — это был мужчина средних лет с перекошенным от боли лицом, его рот был перекошен, а глаза закатились, от шеи до пояса зияла огромная дыра.

Рафаэль спокойно взял труп за окоченевшую синюю руку и оттащил к стене, где стоял большой контейнер, перекинув тело через край, он бросил его туда. После чего вернулся к столу, и положил на него Криса, который пытался сопротивляться, но из-за невероятной слабости это выглядело жалко, и Рафаэль без труда зафиксировал подопытного ремнями, после чего надел на его голову странный шлем.

— По началу будет немного больно, но куда деваться, раз эксперимент требует, — подмигнул он. — Постарайся думать о чем-нибудь приятном, говорят, помогает.

После этих слов он отошел от стола и сел за какой-то странный пульт управления, Крис мог разглядеть его лишь краем глаза. В целом аппарат представлял собой кучу мониторов, клавиатур, и различных проводов часть из которых тянулись к шлему. Рафаэль потянулся на кресле, и бегло нажал несколько клавиш на клавиатуре. Раздалось тихое жужжание, которое постепенно усиливалось, звук исходил из шлема.

— Странно никаких отклонений кроме как немного учащенного пульса… — пробормотал он, внимательно вглядываясь в один из мониторов.

— А какие отклонение должны быть?

— Обычно, когда я сверлил голову людям они испытывали боль.

— Сволочь ты мне, что голову просверлил? — Кристофер дернулся, но ремни ему не позволили встать.

— Да, — спокойно подтвердил Рафаэль. — Не тебе первому, не тебе последнему. Ты особо то не дергайся, а то сломаешь что-нибудь, знаешь, как трудно чинить?

Кристофер хотел что-нибудь ответить, послать, куда подальше этого новоиспеченного доктора Менгеле, но мысль, что буквально минуту назад ему просверлили череп, упорно не хотела вылазить из головы, не смотря на новое отверстие.

— Мне вот что интересно, почему ты, не смотря на пробуждение, ведешь себя неординарно? — Рафаэль спросил, будто мимолетом копаясь в ящике своего стола.

— Что еще за пробуждение?! — крикнул, не выдержав Крис, нервы сдали окончательно. — Пробуждение, деградация, катализаторы и прочая хрень о которой я ничего не знаю! Кто ты вообще?!

Рафаэль уставился на подопытного пронзительным взглядом.

— Наверно придется начинать с основ, — вздохнул он. — Ты уже наверняка понял, что в критические моменты твое сознание уходит, и ты не управляешь телом, иногда ты вспоминаешь некоторые события, или умеешь, делать то чему никогда не учился. Когда ты застрелил Артура Гладиуса твои личности и воспоминания, заложенные в тебя, стали просыпаться — это и есть пробуждение. Для пробуждения необходим выброс адреналина, видимо ты вел размеренную, жизнь, раз проснулся так поздно.

— По сравнению с нынешней любая жизнь просто оплот стабильности, — выдавил из себя Крис.

— Идем дальше! — лихо, крутанувшись на стуле, сказал Раф. — Личностная деградация — это моя любимая тема. У тебя, как и людей есть личность, но проблема в том, что она заключена в тебе не одна. По началу, когда случается выброс адреналина, и ты чувствуешь страх, твоя личность меняется на более подходящую в данной ситуации. Вернее, не полностью на личность, а на небольшой её кусочек. Постепенно происходит слияние твоей личности и кусочка чужой, ты наверно это заметил, когда убивал людей, ведь со временем не было больше ухода твоего я, но все равно ты действовал четко и жестко. Раньше ты так бы поступал, но благодаря слиянию твой характер эволюционировал очень быстро и вещи, которые ты бы раньше не сделал, ты начал делать легко. Деградация выражается в том, что твоя личность полностью подменяется на чужие кусочки. Ты перестаешь рационально мыслить, просто не можешь, ведь в твоем теле обитает, можно сказать, части сознания разных людей. Ты становишься Франкенштейном только моральным.

Крис старался слушать максимально внимательно, на сколько это было возможно лежа скованным на операционном столе и с дыркой в голове.

— Откуда ты все это знаешь? Про то, что я не мог управлять своим телом, и про то, что я стал спокойно убивать?

— Все просто, — Раф широко улыбнулся ослепительной улыбкой. — Я сам через это прошел. Мы с тобой одинаковы.

— Я не чертов садист, который потрошит людей! — прошипел сквозь зубы Крис.

— Знаешь, что самое удивительное ты вырос среди людей, которые могли тебе рассказать кто ты такой на самом деле. Твой так называемый дед или Денис Родин они то все знали, но скрывали от тебя. И куда тебя в итоге это привело? — вставая с кресла, со шприцом в руке произнес Рафаэль. — Ну, с лекциями покончено, пора приступать к практике.

Все что говорил этот мудак в белом халате, было больше похоже на бред. Замена личности, ну есть психи, у которых раздвоение личности, но ведь полноценной заменой это не назвать. Что вообще знал про него Артур и Денис? Откуда, черт побери, Рафаэль знает Родина? Если даже принять слова этого умалишенного за чистую монету, остается главный вопрос — почему?

Раф подошел к столу, повернул голову Криса набок и вонзил иглу.

— Такс теперь посмотрим, что произойдет в твоем мозге, когда вещество начнет действовать, — отойдя на шаг назад, с интересом сказал Рафаэль.

Сначала Кристофер не почувствовал ровным счетом ничего, да болела голова, но не больше чем в камере после пробуждения, тошнило, мышцы ужасно ныли. Так продолжалось минут пять, как неожиданно волной накатила боль как в тот раз, когда Крис потерял сознание в камере.

В глазах мелькали то темные пятна, то искорки, приборы в комнате пронзительно запищали. Судороги свели мышцы, и Гладиус забился в приступе. Изо рта пошла пузырящиеся кровавая пена, только вот сознание никуда не уходило. Все тело начало трясти с такой силой, что болты, которыми был прикручен стол к полу, начали один за другим вылетать, кожаные ремни с треском лопнули, и Крис свалился на пол.

Рафаэль коленом надавил на грудь парня, пытаясь прижать его к полу и одновременно удержать руки. В ушах стучала кровь, Раф на мгновение сместил колено и Крис в припадке случайно ударил его лбом в нос. Рафаэль не растерялся и еще сильнее прижал парня к полу, удар был такой силы, что нос скривился на левый бок. Из ноздри капнула кровь, одна капля сорвалась с кожи и повисла в воздухе, в эту долю секунды Гладиусу показалось, будто кто-то быстрым движением руки рывком содрал с него всю кожу. Правая рука освободилась, и рефлекторно, даже не успев сжать кулака, Крис ударил в грудь экспериментатору.

Ребра затрещали, ломаясь под кончиками пальцев, которые уходили все дальше в теплую плоть, кулак сжимается уже внутри, хватая нечто упругое, и выходит из спины. Капля, которая первая упала из носа Рафаэля, падает на лицо Кристофера, а следом за ней уже как из ведра льется остальная кровь из проломленной груди.

Рафаэль мертв, его сердце не бьется, оно сжато в руке, он даже ничего не понял, на его лице застыла кривая ухмылка. Тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем Крис переворачивается с телом, и с трудом вынимает из мертвеца окровавленную руку. Пальцы переломаны и выгнуты под самыми разными углами, и сама рука повернута под неестественным углом.

Необходимо вправить кости пока они не срослись, а, судя по регенерации, срастутся они очень быстро. Сжимая зубы, в полуобморочном состоянии Кристофер начал вправлять переломы. Процедура оказалось не из приятных, но по сравнению с тем, что он пережил там дальше по коридору в камере, это даже болью назвать было нельзя.