Управляющая компания холдинга готовилась к IPO на Лондонской бирже, на одном из крупных предприятий, семьюдесятью процентами которого владел Корнилов лично, разгорался корпоративный конфликт, в Стокгольмский арбитраж подал иск архитектор Ван Эгеррат, недовольный тем, что Moscow Building отдала его проект жилого комплекса на переработку другому специалисту — Алексей каким-то образом контролировал эти процессы, вникал в детали, высказывал свое мнение и требовал его неукоснительного воплощения в жизнь. Все эти проблемы составляли его повседневную жизнь, и было довольно просто погрузиться в них так, чтобы времени и сил не оставалось ни на что другое, но он не погружался, оставляя небольшой запас и времени, и сил на мысли о Лизе. После того, как почти неделю назад Алексей прочитал письмо Василия Петровича и увидел фотографии, что-то сложилось в его голове, словно недостающие части паззла заняли, наконец, свое место. Тогда семь лет назад Лиза была беременна от него. Вот так просто — она провела с ним ночь, пережила ужас неудавшейся беременности и боли, отчаянную категоричность новости о невозможности в будущем иметь детей, а он даже не помнил ее лица. Тем утром с Настей в расслабленной атмосфере своей квартиры, читая e-mail, Алексей не верил своим глазам. Неудивительно, что Василий Петрович прежде, чем отправить это письмо, пытался поговорить с ним. Глупо и неуклюже, словно издеваясь над ним, на экране мерцали строки: «На корпоративном празднике по случаю встречи 2004 года Елизавета Максимовна познакомилась с Вами. Это подтверждают фотографии во вложенном файле. С Вами же ушла с вечеринки. По сведениям бывших коллег, ни до этого праздника, ни после она ни с кем не встречалась. Во время нахождения в больнице ее никто не посещал. Сотрудница мед. персонала сообщила, что вскоре после того, как пришла в себя после операции, Елизавета Максимовна на вопрос, не нужно ли известить отца ребенка, сообщила, что это была новогодняя ошибка, а потом вообще отказалась обсуждать этот вопрос».
Было что-то сюрреалистичное в прочтении этих строк про себя самого — словно человек, потерявший память, Алексей узнавал о событиях своей жизни от кого-то постороннего, вот только амнезией он не страдал, и оправдания себе не видел. Он помнил ту вечеринку в «Брокер инвесте», куда его пригласили как одного из лучших клиентов и приятеля одного из директоров. Отличные ди-джейские сеты, море шампанского и молодых полных жизни людей, искренне верящих, что финансовые рынки — вновь обретенное Эльдорадо. Корнилов и не знал, что в инвестиционной компании так много ярких и эффектных девушек. Его внимание привлекла одна — миниатюрная белокожая брюнетка со строгим каре, ничего не значащий разговор и в противоположность ему многообещающие улыбки, несколько бокалов шампанского, даже не танец, а мерное покачивание друг напротив друга. Потом они, кажется, где-то сидели и пили кофе, а затем вполне закономерно оказались в его квартире. Она была девственницей, это он отлично помнил, как и свое удивление. Уж где-где, а в Москве встретить подобное Алексей и не думал. Вечер, ночь — ничего особенного, приятное времяпрепровождение для него и избавление от ненужного груза наивной девушки для нее. Кажется, он даже проводил ее домой. Тогда Корнилов не придал этой ночи никакого значения, в конце концов, таких ночей было достаточно в его жизни. В то время Алексей был одержим идеей создания бизнеса в Японии, приобретением драгоценной земли в том районе, который сейчас принято называть московской «золотой милей», а женщины лишь вносили разнообразие в его и без того полную событиями жизнь. Конечно, тот факт, что он стал первый мужчиной для нее, казался приятным, но не больше. Корнилов искренне верил, что девушка сама выбрала его для решения своей затянувшейся проблемы. Вот как-то так.
С фотографий на него смотрела Лиза, а, может, и не она. В этом милом тонком лице еще не было той чарующей притягательности, что являлась отличительной чертой его Лизы. Волосы чуть короче плеч лишали ее загадочности, а большие глаза смотрели на мир жизнерадостно и, кажется, наивно. Алексей видел себя рядом с той, другой Лизой, он чокался с ней бокалом, а на другом снимке покачивался в нехитром танце.
Конечно, это была Лиза, и вечером в ресторане, и ночью у него дома, и даже утром, когда они вместе пили кофе. Только она не оставила ни малейшего следа ни в его памяти, ни в душе. А вот он оставил даже не след, а шрам и в ее сердце, и на ее теле — Алексей отлично помнил тот побледневший рубец, который она закрывала нежнейшим французским шелком.
Теперь все становилось понятным — ее нелепое поведение с аргентинскими варрантами, едва не приведшее к катастрофе, согласие на связь с Кулешовым и безропотный уход из «Брокер инвеста». Лиза не была ни корыстной, ни бесчестной — просто растерзанной и несчастной, и очень-очень одинокой, если даже никто не пришел к ней в больницу. Из-за случая с Мариной Алексей прекрасно знал, на что способны девушки, оказавшиеся в ситуации, когда земля выбита у них из-под ног, когда, кажется, что будущего уже нет, да и не нужно оно вовсе. Но рядом с Мариной после ее изнасилования кучкой жалких эмигрантов в Париже, был он, и он почти два месяца ночевал в одной с сестрой квартире, просыпаясь от малейшего шума и боясь распахнутых окон больше, чем конца света. А рядом с Лизой не было никого. Он неплохо провел с девушкой ночь и отправился дальше, и пусть все вокруг говорят, что сексом занимаются двое, теперь Алексей понимал, что ответственность, несмотря ни на что, несет мужчина.
Их встреча спустя почти семь лет казалась случайностью, вот только роковой или нет, Корнилов уже не был уверен. Алексей дал себе слово не судить предвзято, но отказаться от старых привычек было совсем не просто. Он не мог поверить, что своей игрой в гейшу Лиза мстила ему. Ждать семь лет, чтобы затем поучаствовать в фарсе с непонятным исходом — было глупо и на Лизу, новую Лизу, совсем не похоже. Мысль о мотивах, которыми она руководствовалась, так цинично воплощая прихоти Корнилова в чайном доме, а затем нежно и даже трепетно обращаясь с ним в обычной жизни, не оставляла Алексея. Была ли Лиза столь умелой интриганкой и актрисой или напрочь запутавшимся человеком, почти таким же, как он сам?..
Удивительно, но за последние полторы недели Лиза выходила в свет уже в третий раз, по сравнению с добровольным отшельничеством первых недель жизни в Белладжио это был настоящий прогресс, но, что еще удивительнее она отправлялась ужинать с мужчиной. Ей самой казалось немного противоестественным в ее состоянии заводить что-то даже отдаленно похожее на роман или хотя бы интрижку, но Бруно был очень внимателен и мил.
Теперь Лиза понимала, что до той вечеринки у Стефании вовсе и не знала Милан. Для нее это был просто город, в котором она делала отличный бизнес — именно коллекции, заказанные здесь, приносили более пятидесяти процентов оборота «Весны». Но оказалось, Лиза не знала его характер, его дух — не разнузданно-радостный, как у остальной Италии, а консервативно-трудолюбивый, гораздо более близкий сдержанной Женеве или строгому Берну, чем ярким Неаполю или Риму.
Дома у Стефании собрались сливки местного общества — банкиры, адвокаты, несколько финансовых директоров домов моды — старые деньги, никаких излишеств, мягкое очарование буржуазии. Маленькой Франческе, как ее звала Стефания, исполнилось 16 лет — прекрасный и тревожный возраст. В длинном цвета слоновой кости платье Valentino девушка выглядела настоящей принцессой на пороге всех самых важных открытий, которые только предстоят в ее жизни. На секунду Лизе стало грустно, сжимая тонкими пальцами бокал с минеральной водой, она с застывшей на губах улыбкой смотрела на смеющихся маму и дочь — Стефания была слишком молодой, чтобы быть мамой такой уже взрослой девушки. Самой себе Лиза пообещала, что для своей дочери тоже всегда будет молодой, не только лицом, но душой и сердцем.
— Всякий раз, когда я смотрю на них, думаю, что с каждым днем рождения Франческа становится старше, а Стефания моложе, — раздался приятный мужской голос у Лизы за спиной. Она обернулась — высокий блондин в строгом костюме, худощавое породистое лицо, серые глаза за стеклами очков Cartier. — Мы не знакомы, Бруно Гальтрукко, — мужчина протянул ей руку.
— Лиза Абова, — ответила она. — Очень приятно, — ничего не значащие слова, ее рука в теплой мужской ладони, как будто воспоминание о чем-то забытом уже давно, а, может, и совсем не давно.
— Та самая подруга из Москвы, что живет на романтичном озере Комо? — спросил Бруно.
— Та самая, — улыбнулась Лиза.
— Только очень тонкая женщина способна оценить его красоту в это время года, — Бруно чокнулся своим бокалом с шампанским с ее, наполненным водой.
Лиза не ответила, ей не хотелось говорить о своей жизни в Белладжио, казалось, это место, куда она отправилась по приказу Алексея было как-то связано с ним.
— Лиза, Бруно! Вы уже познакомились?! — подлетела к ним Стефания, — Он мой лучший друг с самого детства, — приобнимая Лизу, произнесла она, — И крестный Франчески. Лиза — байер крупного московского магазина, а в прошлом она делала MBA по фондовым рынкам, так что она, может быть, и способна вынести твое финансовое занудство, — Стефания смешно наморщила носик и чмокнула Бруно в гладко выбритую щеку.
— Вот так Стеф все время позорит меня, — улыбнулся Бруно.
— Не слушайте ее, она просто завидует вашему миру строгих цифр, имея дело с таким изменчивым делом как мода, — поддержала беседу Лиза.
— Да, да, именно так, — ласково посмотрела на нее Стефания. — Иногда мне хочется закрыться ото всех и вся и погрузиться в документы, отчеты, таблицы, но этот сумасшедший мир вечно требует моего присутствия. О, Джанкарло! — Стефания помахала рукой только что вошедшему мужчине и бросилась к нему.
— Стефания, такая же неугомонная в домашней обстановке, как и в рабочей, — Лиза поставила бокал на поднос проходящего мимо официанта. — Я очень признательна ей за это приглашение на праздник, моя спокойная жизнь на Комо слишком затянулась, — Лиза улыбнулась своей самой яркой улыбкой, внезапно осознав, как не хватало ей всего этого: приглушенной музыки, чуть слышного звона бокалом, ароматов дорогих духов и теплого мужского взгляда, ласкающего ее.
— Комо полно жизни летом, я каждый июнь участвую в регате, которая проходит на озере. Она всегда завершается шумным праздником с фейерверками и музыкой до утра. Было бы чудесно, если бы вы смогли увидеть это.
— Да, было бы неплохо, — ответила Лиза, она и думать сейчас не могла о том, где будет в следующем июне.
— А зима, конечно, время оперы. 15 декабря откроется сезон в Ла-Скала, это главное событие зимы, — продолжал Бруно.
— Я была в Ла-Скала трижды, и каждый раз это было незабываемо, хотя никогда не считала себя большим ценителем музыки, но там она завораживает, несмотря на твое желание, понимание или что-то еще.
— Вы будете здесь в середине декабря? Вы могли бы пойти с нами на открытие в Ла-Скалу. У моих родителей и родителей Стефании была общая ложа, и мы сохранили ее.
— О, это было бы чудесно, — Лиза обрадовалась как ребенок. Открытие сезона в Ла-Скала было главным светским событием не только Милана, но и всей Италии, событием, которое оживляло картинки из прошлого, когда выход в оперу был важной вехой светской жизни, возможностью продемонстрировать свое положение и оценить положение других.
Удивительно, но Лиза согласилась отправиться с Бруно не только в театр, но и поужинать прямо завтра, и это после трех минут разговора и всего лишь нескольких вежливых фраз.
Вечером, вернувшись домой, так Лиза называла свой номер в отеле, она долго ругала себя за то, что согласилась на эту встречу с Бруно. Она, беременная женщина, о каких ужинах может идти речь? На вечеринку к Стефании Лиза надевала свободное с плиссированной юбкой от груди платье Alberta Feretti, которое скрывало ее округлившийся живот. Конечно, она сама видела перемены в собственном теле, несмотря на надежную драпировку, но вряд ли их видел посторонний человек, правда, Стеф поняла все сразу, едва они встретили две недели назад, но она-то была женщиной. Но и отказываться от ужина не хотелось, это выглядело глупо и несерьезно.
В тот день Лиза долго и тщательно собиралась, она и мысли не держала скрывать свое положение, она жила им и очень гордилась, но ей совсем не хотелось ощущать пренебрежение заинтересовавшего ее мужчины, уж пусть лучше он испытает разочарование.
Волосы были убраны в тяжелый причудливый пучок, макияж, на который в салоне красоты было потрачено почти два часа, сделал ее какой-то загадочной особой с огромными сияющими глазами, высокими скулами и манящими губами. Сама себя Лиза не узнавала, она не видела себя такой уже давно — с того прекрасного вечера с Корниловым в Марбелье, потом было слишком много дел, расстройств, волнений и ощущений себя в иной ипостаси. Сбросив норковое манто на руки услужливого швейцара, она вошла в ресторан — темное дерево и сияющий хрусталь, огромные букеты белых и кремовых роз, окна во всю стену, а за ними — прекрасный вид на Дуомо. Бруно сидел возле окна, он приветливо поднялся, окинув Лизу быстрым взглядом, — она была рада, хотелось расставить все точки над и с самого начала — ее серо-розовое платье Etro с знаменитым принтом ничего не подчеркивало и не скрывало, лишь позволяло рассмотреть, что Лиза — будущая мама. Бруно ласково коснулся ее руки и протянул букет цветов — маленькое чудо из орхидей цвета vieux rose, белых тюльпанов и нежных роз. Лиза признательно улыбнулась, позволив ему коснуться губами ее щеки.
Вечер прошел неспешно, в удивительно приятной и какой-то расслабляющей атмосфере — Лиза даже забыла, что они с Бруно видятся всего лишь второй раз. В нем была прирожденная интеллигентность и широкий кругозор, интерес к событиям в мире и в собственном доме — то, чего так часто не хватало мужчинам, и он, конечно, не был финансовым занудой, хотя и являлся исполнительным директором банка Intesa Sanpaolo. Лизе было тепло и спокойно, когда они обсуждали рынок «мусорных» облигаций в США и политическую ситуацию в России, дорогую иену и планы ОПЕК — она ощущала себя прежней Лизой, выпускницей знаменитой Плешки и бабушкиной внучкой. Казалось невероятным и в то же время пугающе прекрасным, что не нужно опасаться историй из прошлого, скрывать свои мысли и мотивы, ждать, что тонкая паутинка романтичного вечера разорвется в один момент, потому что кто-то что-то узнает.
В середине вечера между карпаччо и дорады и папарделле с трюфелями Бруно осторожно заметил:
— Я еще не поздравил тебя с будущим материнством. Оно тебе очень к лицу.
— Спасибо, Бруно, — тихо ответила Лиза. — Сейчас я счастлива как никогда.
А потом разговор вновь перешел на далекие от личных дел темы, как и должно было быть между не слишком хорошо знакомыми людьми, или как и должно было быть на первом свидании. В конце концов, разве есть где-то запрет ходить будущим мамам на свидания?