На следующее утро Робин проснулся в хорошем настроении. Он спрыгнул с кровати на медвежью шкуру, разложенную на полу, взял в руки гантели и стал делать гимнастические упражнения, напевая себе под нос:

— Заваливаясь тяжко на крыло, Летит пиратский «боинг» к Пентагону, — А значит, время действия пришло Для тех, кто носит форму и погоны!

Тут в его комнату ввалился грязный и всклокоченный Кот Саладин с медальоном на шее. Он подошел к чугунной штанге, сделал вид, что хочет поднять ее, но не поднял. Затем он издал протяжный вздох, забрался в кровать Робина, укрылся одеялом и сладко засопел.

— Котуся, что это ты здесь разлегся? — спросил Робин.

— Кости ломит после ночной охоты… — простонал Кот.

— Разве ты был на охоте? — удивился Робин. — Мне казалось, что ты в последнее время не ешь мышей.

— От мышей может развиться подагра! — заявил Кот. — Я ходил на охоту из спортивного интереса.

— Ну и что, поймал кого-нибудь?

— Нет, но пока я блуждал по подземным переходам, меня посетила одна мысль, — многозначительно произнес Саладин.

— Какая же, Котуся? Что-то про Дамаск?

— Не совсем. Мне пришла в голову мысль о вреде мытья!

— О чем? — не понял Робин.

— Вот почему человек Средневековья был гораздо здоровее современного человека? — спросил Кот, вылезая из-под одеяла и становясь в ораторскую позу. — Конечно же потому, что он реже мылся! Ежедневно принимая ванну, мы смываем с себя защитный слой, который организм вырабатывает в течение дня. Поэтому мы и не можем прожить без цитрамона, беллатаминала, антибиотиков, витаминов и тому подобных вредных лекарств. Заметь, что ни одно из них невозможно себе представить в средневековой аптеке. А почему? Потому что люди были здоровее!

— Может быть, ты и прав, Котуся, — сказал Робин, который как раз собирался залезть в ванну. — Но ведь коты сами следили за своей чистотой, как в Средние века, так и сейчас.

— Вот именно! И видел ли ты хоть одного Кота, принимающего цитрамон? — воскликнул Кот и, убедившись, что Робин удалился в ванную, снова залез под одеяло, закрыл глаза и блаженно затих.

Сон сразу же овладел усталым Котом и, пока Робин плескался в ванне, Саладин успел посмотреть странное и ужасное сновидение. Ему приснился лагерь какого-то войска. Расседланные лошади щипали траву, копья и алебарды были составлены в пирамиды, светила луна, и, казалось, все спит в этом лагере. Но внимательный глаз Кота различил еле заметную тень, которая кралась между палатками, избегая пятен лунного света. Наконец, она приблизилась к большому красивому шатру, украшенному флагом с тремя золотыми леопардами, и, помедлив секунду или две, нырнула внутрь. Кот на мягких лапках подбежал к шатру и осторожно заглянул в дверь. Внутри тускло светила масляная лампа. Рыцарь могучего телосложения спал на шкуре леопарда. Тень куда-то исчезла.

В следующее мгновение Кот вздрогнул: человек с черной бородой возник перед его глазами. Очевидно, он прятался в невидимом для Саладина углу шатра. В руке его блеснул длинный нож. «Это асассин!» — подумал Кот Саладин: «Но кого он хочет убить? И как скромный Кот может помешать этому преступлению?». Между тем асассин приблизился к рыцарю и занес над ним кинжал. От ужаса Саладин мог лишь жалобно мяукнуть. В тот же миг рыцарь быстрым движением перехватил руку с кинжалом. Асассин заскрипел зубами от боли. Второй рукой он хотел было схватить рыцаря за горло, но тот резко дернул его на себя, и оба противника, сцепившись, покатились по полу шатра. Кот, затаив дыхание, следил за схваткой. Асассин пытался высвободить правую руку с кинжалом, чтобы нанести роковой удар, но рыцарь сжимал его медвежьей хваткой. Чернобородый убийца рычал и вырывался. Несколько раз острие кинжала касалось плеча или груди рыцаря, оставляя кровоточащие порезы, но в конце концов силы оставили асассина. Рыцарь прижал его к земле и повернул кинжал острием к его сердцу. «Аллах акбар!» — прохрипел асассин и перестал бороться. Кинжал вошел по рукоятку в его грудь. Леопардовая шкура покраснела от брызнувшей крови…

— Котуня, ты спишь? — спросил чисто вымытый Робин.

Кот, который ворочался и стонал во сне, открыл глаза с ошалелым видом.

— Кто это был? — воскликнул он.

— Кто? — не понял Робин.

— Рыцарь, который боролся с асассином! Мне приснился страшный сон: в шатре под флагом с тремя леопардами рыцарь боролся с асассином…

— Английский флаг? — удивился Робин. — Это был не Ричард Львиное Сердце?

— Нет, точно не он! — сказал Саладин. — Это был молодой человек, без бороды. Скорее всего принц…

— Что-то мне это напоминает… — пробормотал Робин, — может быть, Эдуард Первый?

— Правильно! — вскричал Кот. — Конечно, это он! Последний Крестовый поход, лагерь под Акрой, асассин вползает в палатку английского принца, — все сходится!

— Эдуард обладал такой физической силой, что задушил асассина голыми руками, — подхватил Робин, — об этом пишут все историки!

— Но кинжал злодея был отравлен, и принц Эдуард едва не умер от полученных в драке царапин. Сам султан Бейбарс присылал ему подарки и пожелания скорейшего выздоровления, — проговорил Кот. — Несмотря на то, что по мнению некоторых историков, именно Бейбарс подослал асассина в английский лагерь…

— Интересно, — произнес Робин, — почему тебе приснился именно этот эпизод Последнего Крестового похода?

— Да, — задумчиво произнес Кот. — Я даже не совсем уверен, что это был сон. По-моему, принц проснулся из-за моего мяуканья!

Робин подумал, что Кот всегда несколько переоценивал свою роль в Истории. Но вслух он этого не сказал. Побеседовав еще минут пять, Робин и Кот вспомнили, что давно пора было спуститься к завтраку, и отправились в малую столовую.

К своему удивлению, войдя в столовую, они не обнаружили там Бабушки. Тиан Обержин стоял за ее креслом и держал в руках блюдо копченой трески. Вид у него был недоумевающий.

— Тиан, где же Бабушка? — спросил Робин.

— Ума не могу приложить, мсье Робин! — ответил повар. — Обычно чуть свет ваша почтенная Бабушка спускается в хозяйственные помещения и начинает там хлопотать, но сегодня ее не видно!

Часы, стоявшие в углу, тяжело пробили десять раз.

— Уже десять! — встревожился Робин. — Что стряслось, нет ли обморока?

Кот Саладин побледнел насколько позволяла его персиковая шерсть. Не сговариваясь, они с Робином быстрым шагом устремились в Западное крыло замка, где на втором этаже располагалась Бабушкина спальня. Робин постучал в дубовую дверь. Никакого ответа. Робин постучал еще раз и открыл дверь. Спальня была пуста!

Бабушкина кровать была аккуратно застелена, никаких следов борьбы или беспорядка не было. Только дверца огромного шкафа из карельской березы была чуточку приоткрыта.

— Одно из двух, — сказал Кот, — или Бабушка гуляет по замку или она спряталась в шкафу!

— Проверим сначала шкаф! — решил Робин и настежь распахнул его дверцу.

Из шкафа высыпалась груда коробок из-под обуви и шляп, старых чемоданов и шуб. Затем выкатилась ломаная коляска, в которой Робина возили в первый год его жизни. В коляске лежала шелковая подушечка, на которой спал Кот Саладин в детстве, и альбом черно-белых фотографий. Не обращая внимания на эти и другие столь же интересные предметы, Робин и Кот пробирались вглубь шкафа.

— Бабушки здесь нет! — не очень уверенно сказал наконец Робин, чихая от пыли. — Мы скоро упремся в противоположную стену шкафа!

— Что-то я не вижу этой противоположной стены! — недоверчиво проворчал Саладин. — По-моему, ее здесь просто нет!

По-охотничьи прижав уши, он пробирался вперед. Робин далеко отстал, запутавшись в рваном гамаке, свисавшем с трехногого кресла. Лавируя между картинами в гипсовых рамах, пыльными коврами, ломаными газонокосилками и клюшками для крикета, Кот наконец выбрался в пустынный темный коридор и принюхался.

— Кажется, я здесь никогда раньше не был! — сказал он сам себе. — Но где же наша Бабушка?

Не успел он закончить, как медальон, висевший на его шее, засветился голубоватым светом и на крышке его появилось изображение Бабушки, тоже идущей по темному коридору.

— Ну и ну! — только и мог проговорить Кот. Он обернулся в поисках Робина, который все еще не мог освободиться от гамака. Саладин двинулся было ему на помощь, но вдруг заметил, что изображение на крышке медальона делается тусклее. Он вернулся на прежнее место, и Бабушка на медальоне засияла ярче. Кот прошел еще несколько шагов в темноту. Медальон светился все сильнее. Он как будто приглашал Кота дальше в глубину подземелья. Кот послушно побежал вперед. Теперь медальон уже полыхал, как факел. В его свете перед Котом открывались залы с колоннами, лестницы, новые коридоры. Он бежал все дальше, повинуясь медальону. Иногда тот тускнел, и Кот сразу поворачивал в противоположную сторону. Наконец, в веселом сиянии медальона, на ступенях винтовой лестницы он увидел Бабушку.

— Ну что ж ты будешь делать! — говорила она рассерженно, но увидев Кота радостно воскликнула:

— Кот! Ну и ну! Откуда ты взялся?

— Да так, обходил охотничьи угодия, — небрежно отозвался Саладин.

— А я, представь себе, погналась за молью! — объяснила Бабушка. — Так эта злодейка заманила меня в какие-то катакомбы, а сама хвостиком махнула и улетела!

— Ну что же, — сказал Кот, — раз все живы и здоровы, может быть мы пойдем завтракать? Робин, ты здесь?

Но Робин не отзывался. Пожав плечами, Кот повел Бабушку назад сквозь залы и коридоры. Медальон светил по-прежнему, но беспокойным, неровным светом. То он разгорался, как огненный шар, то почти гас. В какой-то момент Коту показалось, что они идут совсем не туда, откуда пришли. Стало холоднее, по стенам побежали струйки воды, а под потолком начали мелькать тени летучих мышей.

— Котик, куда мы идем? — заволновалась Бабушка.

— Обычной кошачьей тропой, — успокоил ее Саладин.

Наконец впереди блестнул свет, и откуда-то пахнуло дымом. Медальон стал гаснуть, но Кот и Бабушка уже хорошо различали дорогу. В каменной стене коридора перед ними ярко светился оконный проем. Подскочив к окну, Кот осторожно заглянул внутрь. Несколько факелов освещало богато убраную комнату. Жарко пылал камин, перед которым в креслах сидели двое. Один, с черной бородкой, в берете, нервно теребил золотую цепь, змеей сбегавшую на его голубой камзол из-под кружевного воротника. Другой, весь в черном, перебирал четки и что-то тихо, но настойчиво объяснял первому. Кот прислушался:

— Ваше величество, позвольте мне повторить предостережение, которое исходит, поверьте, от преданного слуги, желающего лишь могущества и процветания своему повелителю!

— Мое могущество и процветание не подлежит сомнению! — возразил его собеседник. — Кто, как не я, владеет морем? Кому, как не мне, подчинены Сицилия и Неаполь, Тунис и Акра? Константинополь и Венеция трясутся от страха, когда мои корабли заходят в Архипелаг! Меня любит Папа, ко мне благоволит даже Султан Бейбарс! Чего же еще тебе надо?

— Ваше величество, Сицилия волнуется, Тунис неверен, Акра едва терпит вашего наместника, а Византия идет на вас войной. Увы, трон ваш не так крепок, как хотелось бы всем вашим верным подданным… К тому же, молва обвиняет вас в гибели вашего собственного брата, которого многие теперь называют Людовиком Святым!

— Ты врешь, генуэзец! Людовик умер от чумы! Я ничем не мог ему помочь!

— Это так, ваше величество, но толпа не может понять, отчего великое войско короля Людовика топталось бесславно на тунисском берегу, в то время, как Иерусалимское королевство истекало кровью и молило о помощи! Злые люди говорят, что это вы убедили брата избрать гибельное направление Крестового похода…

— Люди вечно придумывают себе злодеев! Но к чему ты клонишь? Что ты хочешь мне предложить?

— Ваше величество, вы могли бы доказать всему христианскому миру, что нет на земле более ревностного, чем вы, защитника нашей веры! Вы могли бы превзойти своего святого брата в благочестии, вы могли бы вернуть Святой Церкви ее самую дорогую реликвию!

— Постой, — прервал его король, — не говоришь ли ты о дерзком предложении султана? Но оно будет отвергнуто Иерусалимским королевством! Как можно за кусок дерева отдать такой великолепный город, как Акра?

— Воистину, ваше величество, вы добры и великодушны! — воскликнул генуэзец. — Другой король больше бы заботился о своем благе, чем о благе этого осиного гнезда, где каждый желает вам гибели, где тамплиеры, госпитальеры, венецианцы — все плетут против вас козни!

— Но Папа никогда не простит мне капитуляции Акры! — возражал король.

— Ваше величество, и не надо никакой капитуляции! — настаивал его собеседник. — Прикажите своим людям открыть ворота Святого Антония в полночь, когда войско султана обложит Акру, и дело будет сделано!

— Какая низость! — воскликнул король.

— Стоит вам изъявить свое согласие, ваше величество, и генуэзская галера за две недели домчит драгоценный груз из Александрии в Палермо! Не берусь описать ту радость, которая охватит всех детей Церкви, всех верных католиков, когда вы вернете им Святой…

В этот момент дым от камина защекотал Коту ноздри, он зажмурился, чихнул и в испуге отскочил от окна.

— Ну что там, Кисуня? — спросила Бабушка, которая мало что могла разглядеть из-за спины Кота и была больше обеспокоена сыростью и холодом коридора.

— Ничего, всякие незначительные разговоры! — с независимым видом сказал Кот и добавил. — Так может быть, мы все-таки пойдем завтракать?

Бабушка, которой казалось, что Саладин вел ее по подземелью именно завтракать, лишь сокрушенно вздохнула. Они вновь двинулись в путь.

На этот раз медальон ровно и весело светил, и дорога показалась не такой трудной и запутанной. Миновав два больших зала, Бабушка и Кот повернули налево, поднялись по какой-то лестнице и, раскрыв маленькую дверцу, попали прямо на кухню к Тиану Обержину. Бедный повар чуть не упал в котел с супом от страха при их внезапном появлении.

— А где Робин? — строго спросил его Кот.

— Я здесь! — закричал Робин и бросился к ним. — Где вы пропадали?

— Охотились за молью! — сконфуженно сказала Бабушка.

— И выяснили, куда подевался Святой Крест! — добавил Кот.