Привлечение бывших генералов и офицеров на службу Советской власти в первые месяцы после победы Октября

Наряду со сломом старой армии, в том числе ее офицерского корпуса, первым звеном ленинского плана организации защиты завоеваний Октябрьской революции было подавление антисоветских мятежей и очагов вооруженного сопротивления внутренней контрреволюции.

В выполнении этой задачи участвовали многие видные руководители Красной гвардии, среди которых были и представители командного состава старой армии, преимущественно бывшие офицеры военного времени. Так, например, командирами трех крупных отрядов, принимавших участие в борьбе с калединщиной, ликвидацию которой В.И. Ленин расценивал как первую победу над контрреволюцией в гражданской войне, были офицеры военного времени прапорщики Ю.В. Саблин, Р.Ф. Сиверс и Г.К. Петров; революционными войсками, наступавшими в это время с юга на Ростов и взявшими город 23 февраля 1918 г., командовал прапорщик А.И. Автономов. Во главе советских войск, нанесших поражение Добровольческой армии под Екатеринодаром, наряду с Автономовым находился прапорщик И.Л. Сорокин. Крупную роль в ликвидации первых очагов контрреволюции сыграли офицеры военного времени Р.И. Берлин, Е.М. Венедиктов, А.Ф. Ильин-Женевский, Н.В. Крыленко, И.П. Павлуновский, С.И. Петриковский (Петренко), М.К. Тер-Арутюнянц и др. Служили в Красной гвардии и бывшие кадровые офицеры (И.И. Вацетис, В.В. Каменщиков, Н.Д. Каширин, П.Г. Крапивянский и др.).

Важно отметить, что уже в период организации разгрома первых очагов контрреволюции В.И. Ленин советовал В.А. Антонову-Овсеенко, назначенному командующим советскими войсками внутреннего фронта для борьбы с контрреволюцией, смелее привлекать военных специалистов в качестве инструкторов, особенно для организации штабов.

Сотрудничество части командного состава старой армии с Советской властью как для непосредственного руководства боевыми действиями против внутренних сил контрреволюции, также и в качестве военных консультантов, экспертов, инструкторов и т. д. началось буквально с первых дней существования Советской власти: уже 25 октября (7 ноября) в 12 часов 50 минут исполняющий должность начальника 106-й пехотной дивизии Генштаба полковник М.С. Свечников, член партии большевиков с мая 1917 г., телеграфировал в Петроград из Финляндии, где дислоцировалась дивизия, о готовности дивизии выступить на защиту Октябрьской революции.

ЦК РСДРП(б), Совнарком и Военно-революционный комитет создали 27 октября (9 ноября) комиссию во главе с В.И. Лениным для руководства обороной Петрограда от наступавших на столицу контрреволюционных войск Керенского-Краснова. В ночь с 27 на 28 октября (с 9 на 10 ноября) В.И. Ленин заслушал в штабе Петроградского военного округа (Дворцовая площадь, 4) В.А. Антонова-Овсеенко, К.А. Мехоношина и Н.И. Подвойского о положении под Петроградом. Поставив задачу штабу ВРК по организации защиты города, он назначил начальником обороны Петрограда и Петроградского района подполковника М.А. Муравьева. 28 октября (10 ноября) Муравьев был назначен командующим войсками Петроградского военного округа; комиссаром к нему был направлен член: ВРК большевик К.С. Еремеев, помощником Муравьева стал Антонов-Овсеенко, а должность начальника штаба дал согласие занять полковник П.Б. Вальден, выборный командир гвардии резервного 2-го Царскосельского полка.

Муравьев был левым эсером и вместе с другими членами этой партии предложил ЦК партии большевиков свои услуги для борьбы с контрреволюцией еще накануне Октября. Он обладал организаторскими способностями, имел боевой опыт и, следовательно, как военный специалист был полезен для организации обороны Петрограда. «Талантливый бесспорно, но ненадежный», — отозвался о нем В.И. Ленин. Политический авантюризм и диктаторские замашки Муравьева выявились очень скоро, в результате чего постановлением Совнаркома от 7 (20) ноября 1917 г. он был освобожден от исполнения обязанностей командующего по обороне Петрограда и войсками Петроградского военного округа, на эту должность был назначен B.А. Антонов-Овсеенко.

События, связанные с ликвидацией контрреволюционной Ставки в Могилеве, в советской исторической литературе изложены достаточно подробно. Поэтому остановимся лишь на вопросе, имеющем непосредственное отношение к рассматриваемой проблеме, а именно привлечении к сотрудничеству с Советской властью офицеров одного из самых важных управлений Ставки — Управления генерал-квартирмейстера.

19 ноября (2 декабря) 1917 г. в 4 часа утра в Ставку прибыла делегация от Н.В. Крыленко (который в это время находился в Орше) во главе с состоявшим при нем генералом C.И. Одинцовым, который сразу же после Октябрьской революции являлся как бы посредником между Наркомвоеном и управляющим Военным министерством генералом А.А. Маниковским. В ходе переговоров со сторонниками подчинения Ставки Советской власти и сдачи ее без боя (в частности, комендантом Могилева генералом М.Д. Бонч-Бруевичем, старшим среди начальников управлений Ставки генерал-инспектором инженерной части генералом К.И. Величко, состоявшим при Ставке бывшим главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта генералом Алексеем Е. Гутором) Одинцов сориентировал их в отношении подготовки и проведения мирных переговоров, а также реорганизации Ставки и дальнейшего ее использования в интересах Советской власти.

После того как в ходе переговоров выяснилось, что революционным войскам никакого сопротивления со стороны частей, составлявших гарнизон Могилева, в том числе со стороны охранившего Ставку Георгиевского батальона, оказано не будет, на следующий день утром в Могилев прибыл во главе революционных войск верховный главнокомандующий Крыленко. Таким образом, в том, что контрреволюционная Ставка была ликвидирована так легко и при этом удалось избежать кровопролития, большая заслуга принадлежала генералам и офицерам, в частности Одинцову. В связи с этим вызывает недоумение утверждение автора одной из статей о ликвидации контрреволюционной Ставки, который отнес Одинцова к изменникам.

В советской исторической литературе существует мнение, что уже с началом Октябрьской революции из Могилева началось повальное бегство чинов Ставки, а сама Ставка при вступлении в нее революционных войск 20 ноября (3 декабря) была разгромлена. Так, в литературе и даже в архивных документах указывается: «Ставка разбегается. Офицеры разъезжаются… солдаты в Ставке арестовывают офицеров и отбирают автомобили», «офицерство и сочувствовавшие им из Ставки бегут», «Ставка таяла…» и так далее. А в статье М.С. Лазарева сказано, что переговоры в Ставке 20 ноября (3 декабря) проходили тогда, когда уже «основные чины контрреволюционной Ставки бежали из Могилева и Быхова. 19 ноября покинули Могилев генерал-квартирмейстер Дитерихс… почти все офицеры оперативного отдела Верховного главнокомандующего». В этих двух фразах Лазарев допускает ряд ошибок: во-первых, в Быхове никаких чинов контрреволюционной Ставки не было: там находились отстраненные от должности и арестованные Временным правительством генерал Л.Г. Корнилов и его единомышленники; во-вторых, генерал М.К. Дитерихс, впоследствии активный сотрудник адмирала А.В. Колчака, передал должность генерал-квартирмейстера генералу В.Е. Скалону еще 8 (21) ноября, после чего находился в Ставке без должности, но в качестве главного советника Духонина. С приближением к Могилеву революционных войск Дитерихс укрылся во французской военной миссии, переоделся в форму французского солдата и 18 ноября (1 декабря) в составе этой миссии выехал в Киев; в-третьих, фраза о том, что «почти все офицеры оперативного отдела» (кстати сказать, такого органа в Ставке не было — было Управление генерал-квартирмейстера) бежали из Могилева, также не соответствует действительности: находившиеся с 19 ноября (2 декабря) под домашним арестом по месту проживания в гостинице «Бристоль» чины Ставки уже вечером 20 ноября (3 декабря) были освобождены и вернулись к исполнению своих обязанностей, что можно проследить и на примере Управления генерал-квартирмейстера.

В этом управлении на 19 октября (1 ноября) 1917 г. состояли 17 офицеров Генерального штаба, в том числе два генерала (М.К. Дитерихс и В.Е. Скалон), шесть полковников (П.А. Базаров, Н.Я. Капустин, Г.Т. Киященко, П.А. Кусонский, М.С. Михалькович, Б.Н. Сергеевский), шесть подполковников (К.Б. Болецкий, А.В. Румянцев, Д.Н. Тихобразов, П.А. Чебыкин, К.Г. Язвин, Я.А. Яковлев) и три капитана (А.В. Кожевников, А.А. Колчинский, А.М. Шкеленко). В период с 19 октября (1 ноября) по 19 ноября (2 декабря) в управление прибыли два полковника — Л.К. Александров и Г.К. Гук; подполковнику Болецкому был предоставлен отпуск с 1 (13) ноября на пять недель. Таким образом, в управлении на 19 ноября (2 декабря) было 18 офицеров. Из этого числа из Ставки бежали два человека: Дитерихс и начальник 1-го отдела Кусонский, который убыл якобы в отпуск по 24 декабря 1917 г. (6 января 1918 г.) «с сохранением содержания», а в действительности был направлен Духониным в Старый Быхов с предписанием об освобождении из-под стражи Корнилова и его единомышленников. Как мы видим, из 18 офицеров Управления генерал-квартирмейстера покинули Ставку только два человека. Где же здесь бегство из Могилева «почти всех офицеров оперативного отдела»?

20 ноября (3 декабря) в должность начальника штаба верховного главнокомандующего вступил М.Д. Бонч-Бруевич, а на следующий день «начальники отделов Ставки и весь ее состав был представлен новому главковерху (Н.В. Крыленко. — А.К.); они единодушно обещали работать на пользу армии». С образованием Революционного Полевого штаба при Ставке полковник И.И. Вацетис и подполковник В.В. Каменщиков вошли в его состав.

Бывшие генералы и офицеры принимали активное участие в качестве военных консультантов и в мирных переговорах в Брест-Литовске. Так, С.И. Одинцов в первой половине ноября 1917 г. обратился с письмом в Наркоминдел с предложением создать из генералов и офицеров группу военных экспертов для оказания помощи в разработке военно-технических вопросов перемирия с Германией. В.И. Ленин, придавая большое значение обеспечению военной стороны этих переговоров, в письме Одинцову от 15 (28) ноября дал указание собрать 16 (29) ноября утром согласных сотрудничать с Советской властью штабных офицеров и генералов и прислать к вечеру краткий конспект вопросов о перемирии (определение линии фронта, условие о неотводе войск на другие фронты, меры контроля и т. п.), а также порекомендовать военных экспертов для непосредственного участия в переговорах.

Переговоры об общем перемирии между Советской Россией и странами Четверного союза должны были происходить в Брест-Литовске, где находился штаб главнокомандующего германским Восточным фронтом. В.И. Ленин считал целесообразным включить в состав советской делегации по одному офицеру Генерального штаба от фронтов и представителей Балтийского и Черноморского флотов. Эти представители должны были прибыть в Петроград для «составления редакции проекта договора». В состав группы военных экспертов входили: генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем Генштаба генерал В.E. Скалон, состоящий при начальнике Генштаба генерал Ю.Н. Данилов, помощник начальника Морского Генерального штаба контр-адмирал В.М. Альтфатер, начальник Николаевской военной академии Генштаба генерал А.И. Андогский, генерал-квартирмейстеры штаба 10-й армии Генштаба генерал А.А. Самойло, штаба 2-й армии Генштаба полковник И.И. Шишкин, штаб-офицер для поручений по авиации отдела генерал-квартирмейстера штаба 1-й армии Генштаба подполковник Д.Г. Фокке, старшие адъютанты отдела генерал-квартирмейстера штаба 1-й и 5-й армий Генштаба подполковники К.Ю. Берендс и В.Г. Сухов, начальник отделения управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта Генштаба подполковник Ф.А. Мороз, помощник начальника контрразведывательного отделения управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Генштаба подполковник И.Я. Цеплит и помощник старшего адъютанта отдела генерал-квартирмейстера штаба 10-й армии Генштаба капитан В.А. Липский.

Таким образом, участие военных специалистов обеспечило бескровную ликвидацию контрреволюционной Ставки и помогло советской делегации в решении военно-технических вопросов во время переговоров в Брест-Литовске.

Рассмотрим сотрудничество бывших генералов и офицеров старой армии с Советской властью в период слома Военного министерства, которое накануне Октября 1917 г. состояло из Главного штаба, восемнадцати управлений, в том числе девяти главных и пяти управлений генерал-инспекторов, а также других учреждений. Общая численность офицерских и классных чинов в министерстве достигла 3 тыс. человек, а с учетом солдат, проходивших службу писарями, шоферами, вахтерами, дворниками и т. д., она была в полтора раза больше.

Почти во всех работах советских историков, посвященных советскому военному строительству, в какой-то степени освещается проблема слома военного аппарата Временного правительства, и в частности Военного министерства. Для того чтобы не повторяться, остановимся лишь на одном вопросе, имеющем непосредственное отношение к рассматриваемой теме: как умелое использование предложивших свои услуги Советской власти генералов и офицеров Военного министерства позволило сделать его органом, в котором, по авторитетному свидетельству Н.В. Крыленко, «ни на один день не было саботажа в тех острых формах, в каких он проявился в министерствах финансов, просвещения и др.». Это свидетельство для нас особенно важно, ибо В.И. Ленин ценил Крыленко как «одного из самых… близких к армии представителей большевиков».

25 октября (7 ноября) 1917 г. временно управляющий Военным министерством генерал А.А. Маниковский был арестован в Зимнем дворце вместе с министрами Временного правительства. В связи с этим на общих собраниях некоторых категорий служащих Военного министерства были приняты резолюции «протеста против новой власти с приглашением остановить всякую работу». Учитывая, что Маниковский был общепризнанным знатоком в деле снабжения армии всеми видами довольствия и пользовался «всеобщей любовью и уважением не только среди чинов Военного министерства, но и среди рабочих и служащих заводов, обслуживающих оборону», он был выпущен из Петропавловской крепости и 30 октября (12 ноября) вернулся к исполнению своих обязанностей. После этого уже через четыре дня учреждения Военного министерства «заработали».

По вступлении в должность Маниковский направил телеграмму всем командующим войсками и главным начальникам военных округов, а также «войсковому наказному атаману Всевеликого войска Донского» (т. е. выступившему в числе первых против Советской власти генералу А. М. Каледину. — А.К.). В ней говорилось, что он, Маниковский, согласился по-прежнему руководить делом снабжения армии на условиях (и ему обещано их соблюдение), что работа Военного министерства будет осуществляться «вне всякой политики, совершенно независимо от какой бы то ни было партийности и без всякой помехи кого бы то ни было»; телеграмма заканчивалась словами: «Никто не может быть отстранен от должности без моего ведома и согласия, в случае наличия подобных явлений прошу срочно мне донести».

Содержание телеграммы Маниковского показало, что Наркомвоену нужно было «как можно быстрее взять в свои руки бывшее Военное министерство» для того, чтобы подобно Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве оно не превратилось в еще один «очаг контрреволюции» уже в Петрограде.

В течение 3–5 (16–18) ноября 1917 г. в Наркомвоене был проведен ряд заседаний, на которых ставился вопрос «о реорганизации управления бывшего Военного министерства»; во все главные управления, в частности, были направлены комиссары, без подписи которых не мог выйти ни один документ, в противном случае его следовало считать недействительным.

В результате к 10 (23) ноября выяснилось, что «подавляющее большинство служащих главных управлений совершенно ясно» отдает себе отчет в том, что, пока на фронте существует 10-миллионная армия, до тех пор не может быть и речи о прекращении центральным аппаратом обслуживания ее насущнейших жизненных потребностей и что забастовка главных управлений Военного министерства могла бы повести к неисчислимым бедствиям не только всей многомиллионной армии, но и связанного с нею населения. В этом плане и была вынесена общая резолюция служащих Военного министерства, выработанная избранной особой комиссией; решение этой комиссии было объявлено с согласия Н.И. Подвойского и Н.В. Крыленко в приказе Маниковского от 10 (23) ноября 1917 г. С этого момента ответственным за работу Военного министерства стал Подвойский, а непосредственная связь между Наркомвоеном, с одной стороны, и Маниковским — с другой, осуществлялась через Генштаба генерала С.И. Одинцова. Однако Маниковский в своей деятельности пытался игнорировать проведение демократизации в армии, в частности препятствовал замене командного состава выбранными лицами. В то же время начальник Генерального штаба В.В. Марушевский вел переговоры с Духониным, направленные против Советской власти, и пытался саботировать подготовку военных экспертов для включения в состав делегации, направленной Советским правительством на фронт с задачей ведения переговоров о перемирии с государствами Четверного союза.

В связи с этим 19 ноября (2 декабря) 1917 г. Совнарком, обсудив положение в бывшем Военном министерстве, постановил арестовать А.А. Маниковского и В.В. Марушевского, а также немедленно начать энергичную чистку Военного министерства с удалением ненадежных элементов высшего командного состава. На следующее утро Маниковский и Марушевский были арестованы. Как писал Н.В. Крыленко, «при первой же попытке самостоятельной и независимой работы Маниковский вторично сел в тюрьму и вся сеть армии служащих была принуждена сложить оружие».

23 ноября (6 декабря) 1917 г. в кабинете начальника Генерального штаба состоялось совещание начальников главных управлений Военного министерства. Присутствовали: Генштаба генерал Н.М. Потапов, начальник Главного штаба Генштаба генерал А.П. Архангельский, начальники главных управлений: артиллерийского (генерал В.А. Ляхович), интендантского (Генштаба генерал Н.И. Богатко), военно-технического (генерал А.В. Шварц), военно-судного (генерал В.А. Апушкин), по заграничному снабжению (Генштаба генерал А.А. Михельсон), по квартирному довольствию войск (генерал И.К. Гаусман), военно-учебных заведений (Генштаба генерал Н.А. Хамин); кроме того, на совещании были начальник канцелярии Военного министерства Генштаба генерал В.И. Сурин, начальник управления Военного воздушного флота генерал Д.В. Яковлев и др.

Охарактеризовав обстановку, сложившуюся в Военном министерстве в связи с арестом его управляющего А.А. Маниковского и начальника Генштаба В.В. Марушевского, Потапов сообщил, что он назначен начальником Генштаба, а управление Военным министерством переходит к коллегии: наркомвоену Н.И. Подвойскому и товарищам наркомвоена — К.А. Мехоношину, Э.М. Склянскому и Б.В. Леграну; при этой коллегии Потапов дал согласие состоять на правах помощника управляющего Военным министерством.

Подобное решение Потапова имело исключительно важное значение для реорганизации этого министерства и его дальнейшей деятельности. В самом деле, при отказе Потапова должность управляющего Военным министерством должен был бы занять Н.И. Подвойский или кто-либо из Наркомвоена; в этом случае все начальники главных управлений обязаны были бы являться лично к нему с докладами, что могло вызвать нежелательные конфликты и повлечь за собой разрушение всего аппарата Военного министерства. В случае же принятия Потаповым обязанностей по управлению Военным министерством начальники его главных управлений получили бы возможность личного доклада и контактов только с Потаповым, человеком, которого они знали по прежней службе. Со своей стороны Потапов имел бы непосредственный контакт с Н.И. Подвойским как с представителем Наркомвоена, ответственным за работу бывшего Военного министерства.

Таким образом, благодаря твердой и вместе с тем гибкой политике по отношению к служащим бывшего Военного министерства и умелому использованию бывших генералов и офицеров удалось сравнительно безболезненно реорганизовать этот важный орган военного управления и использовать его в интересах Советского государства.

Рассмотрим вопрос о привлечении командного состава старой армии на службу в Главное управление военно-учебных заведений, бывшее «первым военным учреждением, которое стало на точку зрения использования военных специалистов».

Приказом Наркомвоена № 104 от 28 января (10 февраля) 1918 г. было объявлено положение «Об ускоренных курсах по подготовке комсостава Рабоче-Крестьянской Красной Армии» с целью подготовки инструкторов военного дела, стоящих на платформе Советской власти, а приказом Наркомвоена № 130 от 14 февраля 1918 г. — открыты первые тринадцать советских военно-учебных заведений — курсов по подготовке командного состава РККА. Открытие указанных курсов возлагалось на окружные комиссариаты под наблюдением местных Советов и руководством Главного комиссариата всех военно-учебных заведений. При каждом из этих курсов создавалась организационная комиссия в составе пяти человек: заведующего курсами, представителя от местного Совета рабочих и солдатских депутатов, бывшего училищного комиссара и двух курсовых комиссаров. Кроме того, анимационные комиссии имели право привлекать к работе заведующего учебной частью курсов и преподавательский состав. Окружным комиссариатом было предложено принять «немедленные меры к очищению в недельный срок помещений… бывших военных училищ, предназначенных для курсов по подготовке командного состава для Рабоче-Крестьянской Красной Армии, от войсковых частей, общественных и других организаций, занимающих таковые в настоящее время».

При открытии курсов возник вопрос о привлечении к делу создания новых военно-учебных заведений кадрового командного состава старой армии, так как сколько-нибудь планомерная постановка военного обучения не могла, естественно, быть организована без участия в этом деле квалифицированных кадров бывшего Главного управления военно-учебных заведений. Эта задача «была не из легких: правительственные сферы (в лице руководителей Наркомвоена. — А. К.) были тогда еще далеки от мысли привлечения» бывших офицеров, а последние «недоверчиво относились к создаваемой Красной Армии». Большую роль в привлечении к военно-педагогической работе командного состава старой армии сыграли руководящие работники Главного управления военно-учебных заведений. Они провели многочисленные собрания с участием бывших офицеров, «убеждали их идти на службу Советской России», разъясняя им вопрос о реформе военно-учебного дела в «духе новых общественно-политических соотношений».

В результате проведенной работы многие бывшие генералы и офицеры, имевшие богатый опыт службы в военно-учебных заведениях, дали согласие работать на новых курсах. Так, в частности, заведующим 2-ми советскими артиллерийскими курсами по подготовке командного состава РККА приказом Наркомвоена был назначен С.Н. Бутыркин (бывший генерал, с февраля 1915 г. — начальник Константиновского артиллерийского училища). Заведующие учебной частью курсов и их помощники должны были избираться «педагогическим советом курсов из числа лиц с соответствующим военным образованием, имеющих педагогический опыт (на артиллерийские и инженерные курсы — из лиц, окончивших соответствующие академии)».

В ноябре 1919 г. должность главного комиссара военно-учебных заведений была упразднена и объединена с должностью начальника Главного управления военно-учебных заведений, при котором состояли три помощника (по политической, учебной и административной части). Если в 1918 г. численность управления военно-учебных заведений (с 6 декабря 1918 г. оно было переименовано в Главное управление — ГУВУЗ) составляла 163 человека, то в 1919 г. — 249 человек.

Порядок приема на службу в ГУВУЗ был установлен следующий: лица, изъявившие желание служить в ГУВУЗ, подавали заявление с приложением анкетных карточек и аттестаций; окончательное решение вопроса о приеме на службу зависело от комиссара и начальника ГУВУЗ. Кандидат принимался по приказу с испытательным 2-недельным (для начальников отделений — 2-месячным) сроком, после чего следовало или утверждение в занимаемой должности, или отчисление в распоряжении Военного комиссариата г. Москвы. По образовательному уровню сотрудники ГУВУЗ к сентябрю 1918 г. разделялись следующим образом: с высшим образованием — 34 человека, средним — 99, низшим — 71, причем наибольший процент лиц с высшим образованием (15,4) приходился на занимавших в Главном управлении высшие должности; коммунистов было 9 (4,1%), сочувствующих — 27 (12,3%), принадлежавших к другим партиям — 3 (1,3%), беспартийных — 181 (82,3%).

С июня 1918 г. в ГУВУЗ приступили к составлению программ по военным дисциплинам, для чего под председательством заведующего учебной частью была создана комиссия, разделенная на подкомиссии: по тактике и уставам (председатель — начальник отделения пехотных и кавалерийских курсов, бывший Генштаба генерал М.А. Стугин), по артиллерии (председатель — инспектор при военно-учебных заведениях, бывший полковник Н.М. Александер), по фортификации (председатель — заведующий учебной частью военно-учебных заведений, бывший полковник Э.Ф. Флейснер), по военной топографии (председатель — инспектор при военно-учебных заведениях, бывший подполковник В.Р. Канненберг). Подкомиссия по всем общеобразовательным предметам проводила заседания под председательством Н.М. Александера.

Преподавательский состав на созданных первых 13 курсах сначала был «приватный», т. е. преподаватели имели постоянную работу в каких-либо других учебных заведениях, а преподавание на курсах рассматривали как «отхожий промысел»; затем на курсах ввели институт штатных преподавателей, для которых было выработано особое положение. При утверждении штатных преподавателей за основу брался образовательный ценз, преподавательский стаж, а для преподавателей военных предметов — и боевой опыт. Основной контингент строевого состава курсов в первое время состоял из бывших офицеров военного времени, имевших, как указывалось выше, недостаточную общеобразовательную и военную подготовку. В связи с этим часть строевого командного состава курсов была заменена бывшими кадровыми офицерами, а из бывших офицеров военного времени на курсах оставлены лишь наиболее подготовленные. В результате к 25 сентября 1918 г. 243 человека преподавательского и административно-хозяйственного состава одиннадцати из тринадцати курсов имели следующий общеобразовательный ценз: с высшим образованием — 14 человек (6,2%), средним — 105 (42,8%), с низшим — 53 (21,8%); коммунистов было 27 (11,1%), «аполитичных» — 193 (79,4%). В 1919 г. на ответственных административно-хозяйственных и преподавательских должностях курсов состоял 3857 лиц, из них коммунистов было 244 (6,3%), сочувствующих —1220 (31,6%), членов других партий — 12 (0,3%), «аполитичных» — 2315 (60,1%).

Для повышения уровня преподавания и строевого обучения заведующими курсов назначались бывшие генералы и офицеры, имевшие большой боевой и строевой опыт, во главе же учебной части стояли лица с высшим военным образованием (преимущественно бывшие офицеры Генерального штаба), причем предпочтение отдавалось тем, кто имел педагогический стаж. На тех курсах, где заведующие учебной частью не имели высшего военного образования, его должны были иметь заведующие курсами. Выполнение этого условия гарантировало руководству ГУВУЗ то, что «учебное дело на курсах будет поставлено на должную высоту».

Как отмечалось выше, сотрудничество части командного состава старой армии с Советской властью началось буквально с первых же дней и месяцев после победы Октября (в Ставке верховного главнокомандующего, в составе советской делегации при ведении мирных переговоров в Брест-Литовске, в Военном министерстве, при создании первых советских военно-учебных заведений и т. д.). Однако проблема привлечения командного состава старой армии в широких масштабах стала назревшей задачей дня лишь в связи с необходимостью отражения молодой Советской Республикой интервенции Четверного союза, начавшейся в феврале 1918 г. Откликнувшись на призыв Советской власти, сотни и тысячи бывших генералов и офицеров добровольно вступили в Красную Армию, приняв активное участие в боевых действиях. Именно со времени, когда был заключен Брестский мир, началось использование знаний и опыта военных специалистов для создания крепкой и прочной армии для защиты завоеваний Октября.

В советской историографии уже освещен комплекс вопросов, связанных с привлечением к обороне страны командного состава старой армии. Тем не менее представляется целесообразным обстоятельнее рассмотреть указанный аспект, и прежде всего характер и роль совещаний с участием военных специалистов.

Как известно, нарушив соглашение о перемирии от 1 (14) января 1918 г., кайзеровские войска 18 февраля перешли в наступление на Петроградском направлении с задачей ударом на Псков, Юрьев, Ревель и Нарву окружить и разбить противостоящие русские войска. Потерявшие боеспособность остатки старой армии, увлекая за собой красногвардейские отряды, начали отход, который на многих направлениях «вылился в панику и повальное бегство, сопровождавшееся массовым дезертирством». В результате весь фронт был, в сущности, «обнажен» для свободного продвижения противника, что позволило ему выйти на рубеж Ревель — Псков, угрожая Петрограду, а также продвинуться к Орше и Могилеву в направлении на Москву.

Уже 19 февраля состоялось заседание Совнаркома, на котором из представителей военного и морского ведомств по предложению В.И. Ленина было создано Особое совещание по борьбе с вторгшимися на территорию Советской России кайзеровскими войсками. Важнейшее условие организации эффективного сопротивления врагу В.И. Ленин видел «в сочетании огромной революционной энергии и творчества трудящихся масс, умелого руководства закаленных в классовых битвах кадров большевистской партии с военными знаниями и боевым опытом… части старого офицерского корпуса». При этом помощь со стороны военных специалистов должна была выразиться прежде всего в оценке создавшейся обстановки и выработке плана действий как на всем фронте вторжения противника, так и на главных направлениях его наступления.

Для решения этой задачи 20 февраля в 14 часов в Петрограде, в здании Военного министерства, было созвано совещание, на котором присутствовали: от военного ведомства — народные комиссары по военным делам Н.И. Подвойский и Э.М. Склянский, верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко; от Главного управления Генерального штаба — начальник Генерального штаба бывший Генштаба генерал Н.М. Потапов, его помощник бывший Генштаба генерал М.П. Каменский, 1-й обер-квартирмейстер бывший Генштаба генерал Э.А. Верцинский и состоящий в распоряжении начальника Генерального штаба бывший Генштаба генерал Г.Г. Гиссер; от Николаевской военной академии — ее начальник бывший Генштаба генерал А.И. Андогский и экстраординарные профессора бывшие Генштаба генералы В.Е. Борисов и В.Ф. Новицкий; от морского ведомства — народные комиссары по морским делам П.Е. Дыбенко и Ф.Ф. Раскольников, член коллегии Наркомата по морским делам и помощник начальника Морского Генерального штаба бывший контр-адмирал В.М. Альтфатер.

Н.В. Крыленко на основании полученных с фронта сведений сделал общий обзор сложившейся тяжелой обстановки. Н.М. Потапов, сообщив разведывательные данные о противнике, предложил «наметить в тылу линию сосредоточения… ввести отступление в русло и устроить вновь войска», одновременно организовывая «партизанскую войну, базируясь на узловые пункты обороны». Борисов и Новицкий, который занимал до назначения в академию должность главнокомандующего армиями Северного фронта, решительно высказывались против оказания кайзеровским войскам вооруженного сопротивления, в том числе и в форме партизанской войны. «Единственный план, — заявил Борисов, — отвести войска в тыл, наметить… узлы, где собрать группы и устроить войска. При нынешних громадных армиях и многочисленных путях сообщения партизанская война наступления не остановит». Подвойский поддержал мнение Борисова и Новицкого и сказал, что это совещание является подтверждением доверия Советской власти к перешедшим на ее сторону военным специалистам. У Советской власти, продолжал он, существует доверие и к военным начальникам в Красной Армии и мнение, что за ними «надо сохранить оперативную часть, а за совдепами — военно-политическую»; поскольку в этом вопросе существуют «неясности и трудности этого деления», следует издать «по этому поводу особый регламент». В заключение совещание приняло решение об отходе на линию Нарва — Псков — Жлобин — Бердичев — Одесса и перенесении оперативного отдела Ставки верховного главнокомандующего во главе о М.Д. Бонч-Бруевичем из Могилева в Петроград.

Поздно вечером 20 февраля состоялось заседание Совнаркома, на котором рассматривался вопрос о мобилизации сил на отпор врагу. Для «создания непрерывности работ» правительства Совнарком выделил из своего состава Временный исполнительный комитет (из пяти членов во главе с В.И. Лениным), которому поручалось вести всю государственную текущую работу в промежутки между заседаниями СНК и на началах ответственности перед ним. В ночь на 21 февраля комитет принял обращение Совнаркома «К трудящемуся населению всей России», призвав к защите от врагов «извне и внутри».

В связи с известием о занятии кайзеровскими войсками Пскова 21 февраля было назначено новое совещание, которое началось в здании Военного министерства. На совещании присутствовали: народные комиссары по военным делам Л.Д. Троцкий, Н.И. Подвойский, Н.В. Крыленко, а также И.В. Сталин и Г.Е. Зиновьев; военные специалисты бывшие Генштаба генералы А.А. Балтийский, В.Е. Борисов, В.Ф. Новицкий, В.А. Черемисов и Э.А. Верцинский; с опозданием на совещание прибыли комендант Ревельской крепости бывшие Генштаба генерал П.И. Изместьев и Генштаба полковник Й.Г. Пехливанов.

Затем участники совещания были приглашены в Смольный в кабинет В.И. Ленина. Совещание продолжалось с доклада Н.В. Крыленко, из военных специалистов выступали преимущественно Борисов и Новицкий, которые повторили указанную выше точку зрения, прибавив, что в случае наступления кайзеровских войск на Петроград, можно ожидать их попытку продвинуться от Пскова на Дно — Бологое, чтобы перерезать Николаевскую железную дорогу и нарушить связь с Москвой.

На этом совещании, которое продолжалось «вряд ли более часа», В.И. Ленин, по свидетельству Н.М. Подвойского, поставил перед военными специалистами три вопроса: будут ли немцы пытаться овладеть Петроградом, следует ли защищать город и целесообразно ли правительству оставаться в Петрограде. На эти вопросы были даны аргументированные ответы: немцы не будут пытаться овладеть Петроградом, а потому создавать оборону на дальних подступах к городу не следует. Что же касается местопребывания правительства, то ему следует выехать из Петрограда. В заключение выступил В.И. Ленин, который сказал, что он «совершенно согласен с военными специалистами», что «серьезная борьба с немцами нам невозможна». Поэтому следует, не останавливая мобилизацию сил для отпора врагу, продолжать переговоры с целью подписания мирного договора.

Совещание в кабинете В.И. Ленина в Смольном 21 февраля показало его выдающуюся роль в деле обороны Советской Республики, что было признано даже военным специалистом, оказавшимся после увольнения из Красной Армии в эмиграции: по свидетельству Верцинского, В.И. Ленин «быстро приходил к принципиальным решениям вопросов и несомненно доминировал над остальными». Подвойский впоследствии писал, что «для организаторов советского военного дела и Красной Армии Владимир Ильич был не только председателем Совнаркома и вождем партии. Для них он был чутким и знающим руководителем и учителем».

Оценка стратегического положения страны и путей организации вооруженного сопротивления кайзеровским войскам, выработанная на совещании 21 февраля в Смольном, несомненно, нашла отражение в написанном в этот же день В.И. Лениным, одобренном Временным исполнительным комитетом и принятом в ночь на 22 февраля историческом декрете — воззвании Совнаркома «Социалистическое отечество в опасности!». В этом документе, в частности, говорилось, что создание оборонительных позиций «по линии нового фронта» должно проводиться «под руководством военных специалистов».

Первоочередной задачей при организации обороны Советской Республики являлось создание органов военно-политического в оперативно-стратегического руководства вооруженной борьбой как в масштабе страны, так и на главных стратегических направлениях в районах, попавших в сферу интервенции Четверного союза. В связи с этим 21 февраля был создан Чрезвычайный штаб Петроградского военного округа, которому поручалось «немедленно перевести г. Петроград на осадное положение»; тогда же на пленарном заседании Петроградского Совета был образован (а на следующий день расширен путем включения представителей ВЦИК и членов Чрезвычайного штаба) Комитет революционной обороны Петрограда под председательством Я.М. Свердлова; этот комитет стал фактически всероссийским органом по руководству обороной страны, деятельность которого направлял В.И. Ленин.

22 февраля по вызову Совнаркома в Петроград из Могилева специальным поездом прибыли 12 бывших генералов и офицеров Ставки во главе с начальником штаба верховного главнокомандующего бывшим Генштаба генералом М.Д. Бонч-Бруевичем (бывшие Генштаба генералы С.Г. Лукирский, А.С. Гришинский, Н.И. Раттэль, Н.А. Сулейман, М.М. Загю и др.). Несмотря на поздний час, они были приняты в Смольном В.И. Лениным, который поставил им задачу спешно выработать план обороны Петрограда и заняться формированием отрядов для посылки на фронт. «Немедленно по распоряжению Ленина, — вспоминает М.Д. Бонч-Бруевич, — нам была отведена в Смольном институте комната, где и начал работать будущий Военный совет… В.И. Ленин в это время с неослабным интересом два раза в день интересовался нашей работой. Все детали, все мелочи хода борьбы, организации отрядов ему были известны». Затем военные специалисты были приглашены на чрезвычайное заседание расширенного Президиума ВЦИК, на котором председательствовал Я.М. Свердлов; последний предложил М.Д. Бонч-Бруевичу рассказать собравшимся о тех основных мерах, которые мы, военные специалисты, рекомендуем принять». 22 февраля М.Д. Бонч-Бруевич направил обращение к командованию Северного и Западного фронтов и Советам городов прифронтовой полосы с призывом «организовать оборону на рубеже Нарва — Псков— Витебск — Могилев — Жлобин — Бердичев — Одесса».

Важно подчеркнуть, что в то время, когда многие военные работники партии вообще отрицали возможность какого бы то ни было использования знаний и опыта бывших генералов и офицером в интересах Советского государства, В.И. Ленин считал возможным доверить им командование важнейшими боевыми участками для отражения интервенции кайзеровских войск. Так, командующим советскими войсками на Псковском направлении был назначен бывший Генштаба полковник Й.Г. Пехливанов; Финляндского, Нарвского и Перховского районов — бывшие Генштаба генералы Д.Н. Надежный, Д.П. Парский и Ф.А. Подгурский; инженерную оборону Петрограда возглавил бывший генерал К.И. Величко.

В эти критические дни члены Комитета революционной обороны Петрограда В. Володарский и М. Урицкий выступили с обращением «Ко всем кадровым офицерам», в котором говорилось, что для успешного отражения врага необходимо «немедленно сформировать рабочих и дать им минимум тех знаний, которые им нужны для успешной обороны», в связи с чем комитет постановил, что «все кадровые офицеры… должны немедленно явиться и зарегистрироваться в Мариинский дворец».

Для рассматриваемой проблемы этот документ имел исключительно важное значение. Если в первое время после Октябрьской революции отдельные представители командного состава старой армии, сразу же признавшие Советскую власть, сами предлагали ей свои услуги, то данное обращение к бывшим генералам и офицерам с просьбой оказать помощь Советскому государству своими профессиональными военными знаниями исходило уже непосредственно от Советской власти.

На это обращение в исключительно трудное для молодой Советской Республики время откликнулись сотни и тысячи бывших генералов и офицеров, которые, не являясь сторонниками нового общественного строя, добровольно вступили в Красную Армию. При этом они заявляли, что являются противниками «братоубийственной» (гражданской) войны, но готовы отдать свои знания, опыт и силы для защиты страны от ее внешних врагов, ибо видят в этом свой воинский долг перед родиной. Это подтверждают и сведения, опубликованные в печати того времени: «Запись офицеров в ряды Советской Армии принимает широкие размеры, и уже сейчас предложение значительно превышает спрос. Устанавливается очередь по всем родам оружия. Записывается не только молодежь, сколько старые офицеры, представляющие рекомендации войсковых организаций. Наблюдается резкий перелом настроения, чувствуется уверенность в устойчивости Советской власти, а в связи с этим готовность пойти ей навстречу».

С объявлением 21 февраля революционной мобилизации в Главное Петроградское комендантское управление до 1 марта явились для регистрации 28 бывших генералов и полковников, а 1 марта начальник Генерального штаба Н.М. Потапов докладывал Н.И. Подвойскому: «Прилагаю к сему два списка старших начальствующих лиц (от командира полка и выше), состоявших в резерве Петроградского округа и уволенных 1 января этого года в отставку. В списке указаны адреса тех из них, которые проживают в Петрограде… Более обратившие на себя внимание своими военными способностями подчеркнуты красным карандашом». В этом списке приводились данные о 96 генералах и полковниках, а всего в эти дни добровольно вступили в Красную Армию свыше 8 тыс. офицеров и генералов старой армии, что было достаточно для укомплектования командным составом двадцати дивизий.

Значительную роль в организации отпора войскам Четверного союза сыграли бывшие офицеры — слушатели Николаевской военной академии (далее — Военной академии).

Во время Октябрьской революции личный состав Военной академии держал себя нейтрально, в контрреволюционных выступлениях участия не принимал, а потому со стороны Советской власти никаких репрессий в отношении профессорско-преподавательского состава и слушателей применено не было. Это подтверждает стабильность численности ее профессорско-преподавательского состава и слушателей. Так, на 1 января 1918 г. в Военной академии состояло 395 слушателей, бывших офицеров, в том числе: в старшем классе 2-й очереди — 160 (из числа окончивших подготовительные курсы 2-й очереди), на подготовительных курсах 3-й очереди — 226 человек (из числа строевых офицеров, окончивших военные училища по программе мирного времени) и на геодезическом отделении — 9, из них 1 — на младшем курсе.

Обращение членов Комитета революционной обороны Петрограда «Ко всем кадровым офицерам» касалось также преподавателей и слушателей Военной академии. В связи с этим слушатели старшего курса 2-й очереди были командированы в штабы военных руководителей Петроградского и Московского военных округов, на Кавказский фронт и т. д.; часть слушателей (П.Т. Акутин, П.М. Майгур, В.Ф. Тарасов, В.В. Трофимов и др.) под руководством преподавателя бывшего Генштаба полковника Б.П. Полякова по заданию Генерального штаба занимались разработкой штатов и законоположений для Красной Армии. Общая численность слушателей Военной академии, командированных на фронт для участия в отражении интервенции войск Четверного союза, отражена в табл. 3.

ТАБЛИЦА 3. ОБЩАЯ ЧИСЛЕННОСТЬ СЛУШАТЕЛЕЙ НИКОЛАЕВСКОЙ ВОЕННОЙ АКАДЕМИИ, КОМАНДИРОВАННЫХ НА ФРОНТ В ФЕВРАЛЕ — МАРТЕ 1918 Г.

Слушателями Военной академии в этот период была проделана значительная работа, о чем, в частности, свидетельствуют их письма.

Небезынтересно отметить, что командировка слушателей Военной академии для отражения интервенции Четверного союза вскрыла антагонизм между старыми генштабистами и окончившими ускоренные академические курсы во время войны.

Окончившие ускоренные курсы и затем причисленные к Генеральному штабу правильнее, чем старые генштабисты, понимали задачу, поставленную Советской властью перед командным составом старой армии (и, в частности, имевшим высшую военную квалификацию) по созданию новой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Поэтому не случайно, что многие из этих молодых генштабистов затем честно служили в Красной Армии, занимая в ней высшие командные и штабные должности (Н.Е. Варфоломеев, Я.К. Ивасиов, А.В. Кирпичников, Б.И. Кузнецов, А.И. Кук, П.М. Майгур, С.А. Меженинов, В.В. Сергеев, Е.А. Шиловский и многие другие).

Таким образом, буквально с первых же дней после победы Октябрьской революции началось сотрудничество части командного состава старой армии с Советской властью в качестве консультантов, экспертов и инструкторов, в Ставке верховного главнокомандующего, в бывшем Военном министерстве (в частности, по линии Главного управления военно-учебных заведений) и т. д. Участие же бывших генералов и офицеров старой армии не только в разработке военно-технических вопросов, но и в непосредственном руководстве советскими войсками на главных направлениях наступления германских и австро-венгерских войск в «один из самых опасных моментов для Советской Республики» является ярким подтверждением правильности ленинского курса на привлечение командного состава старой армии к военному строительству и защите Советского государства.

 

Роль военных специалистов в создании и деятельности Высшего Военного Совета и подготовке кадров высшей военной квалификации

Мирную передышку, полученную в результате заключения Брест-Литовского договора, Коммунистическая партия и Советское правительство использовали прежде всего для реализации уже намеченных мероприятий по превращению Красной Армии в массовую регулярную, способную надежно защитить завоевания Великого Октября и создания стратегического фронта обороны от возможного возобновления интервенции Четверного союза. Мир с Германией, разъяснял В.И. Ленин, подписывается «не для того, чтобы «капитулировать» перед империализмом, а чтобы учиться и готовиться воевать с ним серьезным, деловым образом». Уверенность В.И. Ленина в недолговечности грабительского мира, навязанного Стране Советов германским империализмом, основывалась на оценке международной обстановки, а также на мнении военных специалистов о стратегическом положении воюющих держав. Так, в частности, бывший Генштаба генерал В.Е. Борисов в тезисах «Общая военная программа на период от заключения мира России с Германией до заключения всеобщего мира», датированных 27 февраля 1918 г., писал, что к ныне заключенному сепаратному миру «можно отнестись спокойнее, если иметь в виду полную возможность изменить его условия в тот момент, когда Германия попросит мира у наших бывших союзников»; есть все основания считать (учитывая военные неудачи Германии и ее сильное общее ослабление), что это произойдет «к октябрю 1918 года». Следовательно, в нашем распоряжении, говорилось в тезисах, имеется «шесть — семь месяцев для серьезного устройства армии», причем «прочная и победоносная армия может быть устроена только по серьезной программе, составленной сообразно природе такого организма, как организм армии». Поскольку противник в настоящее время остановлен на рубеже Псков — Витебск, необходимо этим воспользоваться «для начала создания армии». Поэтому следует разработать «программу серьезного преобразования армии, отбросив нынешние меры (принятые Наркомвоеном. — А.К.)», как «не обеспечивающие успеха в деле создания надежной военной силы».

Для руководства строительством массовой регулярной Красной Армии необходимо было прежде всего создать единый высший военно-стратегический орган управления и соответствующий исполнительный аппарат с широким участием военных специалистов. 3 марта 1918 г. на заседании Совнаркома решение о создании такого органа, Высшего Военного Совета, получило официальное оформление, а затем было опубликовано в печати. Военным руководителем Высшего Военного Совета был назначен бывший Генштаба генерал М.Д. Бонч-Бруевич, его помощником — бывший Генштаба генерал С.Г. Лукирский, а политическими комиссарами — П.П. Прошьян (член ЦК партии левых эсеров) и К.И. Шутко (большевик).

В телеграмме В.И. Ленина Н.И. Подвойскому от 1 апреля 1918 г. говорилось, что Высший Военный Совет ставится «во главе дела обороны страны» и на него возлагаются следующие задачи: «преподание военному и морскому ведомствам основных заданий по обороне государства» и «по организации вооруженных сил страны»; объединение деятельности армии и флота; наблюдение за выполнением «ведомствами обороны (т. е. отраслями промышленности, связанными с работой на оборону. — А.К.) возложенных на них задач» и «систематическое собирание фактических сведений о всех военных, по их познаниям и боевому опыту, пригодных на должности высшего военного командования».

С учреждением Высшего Военного Совета верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко подал рапорт на имя В.И. Ленина с просьбой освободить его от исполнения этой должности. Отставка Н.В. Крыленко была принята: 15 марта 1918 г. Ставка верховного главнокомандующего была расформирована, а должность верховного главнокомандующего упразднена. Что же касается Наркомвоена, то с этого времени его деятельность заключалась «именно в разработке и в проведении в жизнь заданий Высшего Военного Совета по строительству новой армии (в отличие от той, которая строилась с момента ее организации в январе 1918 г. на принципах добровольчества. — А.К.)». В связи с несогласием подчинения Высшему Военному Совету 13 марта 1918 г. подал в отставку наркомвоен Н.И. Подвойский. Однако создание Высшего Военного Совета отнюдь не перечеркивало заслуги Народного комиссариата в предшествующий период; он по-прежнему входил в состав Совнаркома и занимался «огромной организаторской работой, завершал ликвидацию старой армии, ее учреждений, ведал снабжением новой армии и боевыми действиями против контрреволюции».

18 и 19 марта 1918 г. Совнарком под руководством В.И. Ленина обсудил вопросы о персональном составе и функциях Высшего Военного Совета. Постановлением СНК от 19 марта этот высший орган военного управления был поставлен «во главе дела обороны страны», на него возлагались задачи руководства, планирования и координации деятельности военного и морского ведомств, а также подбора высших командных кадров «по их познаниям и боевому опыту». В состав Высшего Военного Совета вошли народный комиссар по военным делам Л.Д. Троцкий (председатель) и Н.И. Подвойский, в качестве их заместителей — Э.М. Склянский и К.А. Мехоношин, а 1 апреля — начальник Морского Генерального штаба бывший капитан 1-го ранга Е.А. Беренс как специалист по военно-морским делам. Особое положение Высшего Военного Совета определялось также тем, что его руководству, и в частности военному руководителю М.Д. Бонч-Бруевичу, было предоставлено право обращаться по наиболее важным вопросам обороны страны лично к В.И. Ленину.

Из табл. 4 видно, что в Высшем Военном Совете практически все должности занимали бывшие кадровые офицеры, из них 13 человек были офицерами Генерального штаба.

Для того чтобы пояснить, чем была вызвана необходимость создания нового высшего военного органа в стране, следует вернуться к событиям, связанным с военными действиями с октября 1917 по февраль 1918 г.

Успехи революционных войск в борьбе с очагами внутренней контрреволюции во время триумфального шествия Советской власти утвердили руководителей Наркомвоена во мнении, что строительство Красной Армии на принципах добровольчества (с выборным началом, без привлечения в ее ряды, тем более на ответственные командные должности, бывших генералов и офицеров и т. д.) стоит на правильном пути. Однако уже отражение интервенции Четверного союза показало, что «в критический момент наступления немцев и в течение ближайшей недели после него, т. е. с 18 по 25 февраля, в распоряжении Наркомвоена не оказалось никаких вооруженных сил для оказания сопротивления врагу; первый отряд Красной Армии едва выступил на фронт лишь спустя неделю после начала германского наступления».

События продемонстрировали, что для надежной защиты молодой Советской Республики нужна не добровольческая Красная Армия, организация которой в силу ряда обстоятельств проходила «стихийно и децентрализованно», а сильная массовая регулярная армия, построенная на основах военной науки. Но для того чтобы создать такую армию, необходимо было добиться коренного перелома в настроениях широких трудящихся масс, и прежде всего крестьянства, осознания ими необходимости на основе воинской обязанности (повинности) идти в Красную Армию, а также подготовить для этого соответствующие условия, как то: воссоздать на новых началах центральные и местные органы военного управления, которые бы наладили учет подлежащего призыву в Красную Армию населения и осуществляли мобилизацию на основе всеобщей воинской обязанности; разработать штаты и сформировать по ним соединения и части Красной Армии, обеспечив их командным составом всех категорий (и особенно высшего звена); создать полевые управления фронтов и армий; организовать обучение рабочих и трудящихся крестьян военному делу, в том числе на краткосрочных командных курсах; наладить работу промышленности и транспорта для нужд обороны; организовать снабжение Красной Армии вооружением и всеми видами довольствия и т. д.

ТАБЛИЦА 4. ВОЕННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ В СОСТАВЕ ВЫСШЕГО ВОЕННОГО СОВЕТА НА 20 ИЮЛЯ 1918 г.

Для решения всех этих задач нужно было заместить десятки тысяч должностей за счет опытных командных, штабных, административно-хозяйственных, преподавательских кадров, т. е. бывших генералов и офицеров старой армии, ибо Советское государство в то время еще не располагало кадрами из рабочих и крестьян в масштабах, которые бы позволили полностью обеспечить потребность в командном составе массовой регулярной Красной Армии. По свидетельству В.А. Антонова-Овсеенко, «без военных специалистов невозможно было организовать крепкую, боеспособную армию — армию регулярную».

Безусловно, вопрос о привлечении бывших генералов и офицеров на службу в Красную Армию «был слишком сложным и трудным в своем практическом преломлении», поэтому ничего удивительного не было в том, что линия партии вызывала сомнения и возражения у многих видных военных партийных работников. Результатом этого явилась направленная в Совнарком во второй половине марта 1918 г. докладная записка «практических работников Военного комиссариата (Наркомвоена. — А.К.), членов Коллегии по организации Красной Армии, практических работников Московского военного округа, представителен отдельных революционных фронтов о принципах и способах создания повой армии в связи с потребностями переживаемого момента». Как бы продолжением этой докладной записки являлись «Соображения по поводу организации оперативного центра». Поскольку оба документа имеют непосредственное отношение к рассматриваемой проблеме, остановимся на их содержании.

Авторы докладной записки Н.В. Крыленко и Н.И. Подвойский, не понимая того, что ленинский курс на широкое привлечение в Красную Армию бывших генералов и офицеров предусматривал, прежде всего, строгий контроль Коммунистической партии и Советского государства в лице военных комиссаров за деятельностью этих военных специалистов, считали, что привлечение офицеров старой армии передает «в бесконтрольное распоряжение бывших генералов» все ответственные посты и стратегические позиции, а вместе с ними и «право распоряжаться вооруженными силами Советской Республики». При этом руководители Наркомвоена утверждали, что как в строительстве Красной Армии на принципах добровольчества, так и для другой работы «военные специалисты оказались излишними», ибо «ни один» из них «не может переварить до сих пор рядом с начальником существования полновластного солдатского комитета». Бесполезность военных специалистов, говорилось далее, сказывается и в том, что «они не сумели и не могут понять иной войны, кроме войны большими массами регулярной армии…, что всегда требует бюрократической централизации и делало прежнюю армию неспособной ни на инициативу, ни на революционный подъем». Вместе с тем руководством Наркомвоена, говорилось в этом документе, всегда признавалось «отделение оперативных функций» от остальных и поэтому «никогда… не отрицалось» использование в этих полях «знаний стратегов, хотя бы и царских». Но такое использование признавалось, однако, «с одной оговоркой» — не давать в руки этих стратегов «бесконтрольной власти»: назначать их только на должности начальников штабов, военными консультантами в оперативный отдел и т. д., т. е. всегда ставить их в подчиненное положение и заставлять «чувствовать над собой палку». Наконец, им нельзя поручать ни одной операции на внутреннем фронте, ибо нет уверенности в том, «что они злостно не предадут в решающий момент, когда уже будет поздно плакать по волосам».

Докладная записка Н.В. Крыленко и Н.И. Подвойского чрезвычайно важна тем, что она отражает наличие двух направлений в военном строительстве в самом его начале, когда ленинский курс на строительство массовой регулярной Красной Армии столкнулся с непониманием и противодействием со стороны не только левых эсеров, что нашло широкое освещение в советской исторической литературе, но и «некоторых видных военных работников партии».

Против привлечения в Красную Армию бывших генералов и офицеров в «Соображениях по поводу организации оперативного центра», высказывались и члены фронтовой коллегии Московского областного комиссариата по военным делам. «Является странным, — говорилось в этом документе, — что правительственная Коммунистическая партия, всегда и всюду указывавшая на абсолютнейшую бездарность царских генералов (чего не отрицала, в большинстве случаев, и буржуазная печать), вдруг стала рьяно защищать таланты тех же самых царских генералов», хотя их способность «к водворению порядка измеряется их контрреволюционностью». Известно, что ни признанный вождь буржуазии «гениальный полководец» Алексеев, ни «кумир» той же буржуазии Корнилов, ни Каледин не могли «справиться с необразованными в стратегическом смысле товарищами, начальствующими над нашими революционными отрядами». Все это показывает, что «генералитет и Генеральный штаб вовсе не нужны как полководцы, а лишь только как специалисты, инструктора и консультанты», т. е. сфера приложения труда командного состава старой армии остается «строго ограниченной инструкторско-консультационной ролью». Между тем Бонч-Бруевич, «пользуясь властью, данной ему Советом Народных Комиссаров, уже успел насадить ряд офицеров Генерального штаба на самые ответственные должности по обороне». Бывшие генералы стремятся окружить себя «офицерством всяких рангов». Поэтому представляется «совершенно невозможным вверять командование такого рода лицам, хотя бы по одному тому, что в таком случае все штабы и генералы будут без одного солдата». Поэтому необходимо сохранить существующую схему «организации боевых штабов и боевого центрального штаба» с привлечением, если понадобится, в «большом количестве военных специалистов всяких наименований в качестве консультантов и инструкторов без каких бы то ни было полномочий, под самым бдительным и строгим контролем ответственных советских работников». Не следует забывать, говорится в заключение этого документа, «еще один важный вопрос: извилины офицерско-генеральского мозга устроены так, что они (Генеральный штаб, например) никак не могут понять, что имеющая быть с германскими разбойниками война есть не старого типа война, а нового типа сильнейшее революционное восстание… Партизанско-гражданская война, которая предстоит Советской России, после создания новой армии (определенно на социалистических началах) не вмещается в умах г. г. генералов, привыкших к шаблону национальных, а не классовых войн».

Приведенные документы служат ярким подтверждением того, в каких сложных условиях приходилось проводить ленинский курс на широкое привлечение командного состава старой армии к военному строительству и защите Советского государства, причем не в роли «советчиков, инструкторов и консультантов… без каких бы то ни было полномочий», а на должностях «высшего военного командования», как это было сказано в телеграмме В.И. Ленина Н.И. Подвойскому от 1 апреля 1918 г.

Но несмотря на эти трудности, Коммунистическая партия и Советское правительство продолжали твердо проводить ленинский курс на строительство массовой регулярной Красной Армии с широким привлечением командного состава старой армии. Уже 15 марта 1918 г. в газете «Известия» появилась статья Ю.М. Стеклова «К вопросу об организации нашей военной силы», в которой говорилось, что трудности при строительстве массовой регулярной армии начнутся, «когда нужно будет дать этой новой армии руководителей и инструкторов. Здесь необходимо будет, конечно, привлечь к работе офицеров старой армии. Их специальные знания и опыт мы обязаны использовать. Не будем посягать на их политические убеждения, если только они добросовестно согласятся принести свои технические знания новоорганизуемой революционной армии. Поставим их в такие условия, при которых не будет страдать их человеческое достоинство и при которых они сумеют дать стране все, на что они только способны. При новых порядках в армии, при ее коренной демократизации они не могут быть опасны для революции».

21 марта 1918 г. был издан приказ Высшего Военного Совета об отмене выборного начала в Красной Армии, что открывало широкий доступ бывшим генералам и офицерам в ряды Красной Армии. Но для того чтобы гарантировать армию от проникновения нежелательных элементов, а также учитывая то большое недоверие, с которым красноармейцы относились к бывшим офицерам, 5 апреля 1918 г. был издан приказ Наркомвоена № 268 об учреждении аттестационной комиссии. В ее задачу входило составление списков и сбор сведений о лицах, приглашаемых на работу в военное ведомство. Списки кандидатов доставлялись в Наркомвоен от военных учреждений, которые и рекомендовали известных им бывших офицеров на соответствующие должности с приложением необходимых сведений, характеризующих того или иного кандидата. Все списки кандидатов подлежали опубликованию в соответствующем комиссариате с тем, чтобы каждый гражданин имел возможность высказать свое мнение по поводу того или иного известного ему кандидата. На должность назначался только тот кандидат, против которого не было высказано серьезных замечаний.

Согласно приказу Наркомвоена № 323 от 7 мая 1918 г. аттестационная комиссия, переименованная в Высшую аттестационную комиссию, состояла из пяти человек: председатель — военный комиссар бывший подполковник А.И. Егоров, члены — военные комиссары Н.И. Бессонов и Е.В. Молчанов, а также военные специалисты бывшие генералы Н.М. Воронов и Я.К. Цихович. В задачи комиссии входило установление общего порядка аттестования, рассмотрение аттестаций лиц командного состава от командира полка и выше и на соответствующие им должности в военных учреждениях, составление кандидатских списков на замещение этих должностей и представление их на утверждение Наркомвоена, наконец, разбор жалоб по аттестациям.

12 апреля 1918 г. М.Д. Бонч-Бруевич обратился с докладной запиской в Высший Военный Совет, в которой писал, что «для предстоящих новых формирований постоянной армии», а также для службы в частях «завесы» явится большая потребность в командном составе. Поэтому, говорилось в записке, «полагаю необходимым теперь же приступить к регистрации бывших кадровых офицеров». Списки бывших военнослужащих, предназначаемых в качестве «кандидатов для занятия инструкторских, командных и других должностей», по указанию члена Высшего Военного Совета Н.И. Подвойского должны были быть направлены во Всероглавштаб для «опубликования в советской печати, дабы каждый гражданин имел право отвода».

Декретом Совнаркома от 4 мая 1918 г. были учреждены военные округа, а ранее, 20 апреля, приказом Наркомвоена № 294 объявлен штат военно-окружного штаба, который являлся «органом окружного комиссариата по военным делам по формированию армии, поддержанию ее боевой способности и направлению войск на фронт и для сношений по этим и другим вопросам с комиссариатом по военным делам всех степеней (областным, губернским и уездным. — А.К.)». Административное управление военно-окружного штаба ведало «учетом в пределах округа лиц командного состава… и всех лиц Генерального штаба». Важно отметить, что в штате военно-окружного штаба предусматривалось 14 должностей, которые должны были замещаться только бывшими офицерами Генерального штаба (начальник штаба, начальник мобилизационного управления, заведующие мобилизационным, оперативным, разведывательным отделами, делопроизводители и т.д.).

В связи с подготавливаемой реформой военных округов М.Д. Бонч-Бруевич предложил назначить на должность их руководителей следующих, как он выразился, «самых подходящих» бывших генералов: Н.И. Богатко, А.М. Драгомирова, А.Я. Ельшина, М.Ф. Квецинского, П.А. Кузнецова, Я.К. Циховича. Однако ввиду отказа от этой должности Ельшина и Циховича и «неизвестности нахождения» остальных Бонч-Бруевич остановился на кандидатурах бывших генералов Ф.Д. Иозефовича, Н.Д. Ливенцева, Д.Н. Надежного, В.В. Нотбека, Ф.Е. Огородникова и В.П. Широкова. Однако только перечисление фамилий бывших генералов, избранных Бонч-Бруевичем кандидатами на должность военных руководителей в военные округа, показывает справедливость опасений некоторых военных работников партий, что в Красную Армию на руководящие должности могут «просочиться» контрреволюционные элементы. Так, четверо из шести «самых подходящих», по словам Бонч-Бруевича, кандидатов (Драгомиров, Ельшин, Квецинский и Кузнецов) впоследствии оказались активными участниками белого движения, причем Драгомиров — даже председателем деникинского правительства — Особого совещания, а Богатко эмигрировал. Что же касается назначенных на должность военных руководителей военных округов, то три кандидатуры из шести также оказались неудачными: Иозефович был освобожден от должности, Ливенцев уволен уже 10 июля 1918 г., а Нотбек, назначенный военным руководителем Приволжского военного округа, после захвата Самары белочехами 8 июня 1918 г. остался в городе, а затем служил в колчаковской армии.

Приведенные данные о назначении военных руководителей в именные округа показывают, во-первых, с какими трудностями пришлось столкнуться при подборе кандидатур на высшие должности в Красной Армии и, во-вторых, какой строгий контроль должен был осуществляться со стороны Коммунистической партии и Советского правительства, чтобы на ответственных должностях не оказались контрреволюционные элементы.

Вслед за военными руководителями в военные округа были назначены начальники штабов бывшие Генштаба генералы: А.С. Гришинский (Московский ВО), З.И. Зайченко, затем Н.В. Пневский (Приволжский ВО), А.А. Самойло (Беломорский ВО), Н.П. Сапожников (Орловский ВО), Ю.М. Тихменев (Уральский ВО). Начальниками управлений и отделов окружных штабов были назначены бывшие Генштаба генералы и полковники (в частности, В.А. Соковнин, Г.Н. Хвощинский), начальниками окружных артиллерийских управлений и их помощниками — известные артиллеристы (в частности, бывший генерал В.Н. Вахарловский, бывший полковник М.М. Радкевич).

Однако при проведении военно-окружной реформы встречались трудности и другого порядка. Так, начальник штаба Уральского военного округа Ю.М. Тихменев в письме помощнику военного руководителя Высшего Военного Совета С.Г. Лукирскому от 13 мая 1918 г. сообщал, что после его приезда в Екатеринбург «стали его (Декрет Совнаркома от 8 апреля 1918 г. об окружной реформе. — А.К.) искать, нашли, стали читать, обсуждать и… вдруг решили запротестовать против тактики проведения Советом Народных Комиссаров этого декрета в жизнь: с этим протестом сегодня выехал один из комиссаров военного комиссариата — Голощекин — в Москву со словесным и письменным докладом». Местные власти требовали, чтобы начальниками управлений окружного штаба были назначены «партийные работники и при них технические руководители из военных специалистов». Но, как писал Тихменев, по согласованию с комиссаром С.А. Анучиным решили при каждом начальнике управления назначить комиссара, ибо, по словам Анучина, «сразу предоставление самостоятельности и бесконтрольности действий б. генералам будет массами истолковано в самую пагубную для реформы сторону». Поэтому, считал Тихменев, «настоятельно необходимо урегулировать все эти вопросы, по-моему, путем прибытия специального комиссара, который разъяснил бы все волнующее, пугающее и смущающее, вызываемое упомянутым декретом». Областные комиссары «ничего не имеют против организации постоянной армии, но тактические приемы проведения всего в жизнь и вызвали упомянутые выше протесты». В заключение Тихменев писал, что возможны «предъявления отводов против некоторых начальников управлений и тогда им, отводимым, придется уезжать обратно — необходимо обставить материалам уезжающих не по своей вине, а только вследствие несовершенства декрета по местным взглядам».

Приказом Высшего Военного Совета № 37 от 3 мая 1918 г. должны были быть развернуты «на добровольческих началах» 28 внеочередных дивизий. При этом обращалось внимание на то, что в скором времени потребуется «большое количество командного, подготовленного научно и практически, состава — старшего и младшего». Однако персональное приглашение кадровых офицеров «сделалось крайне затруднительным, так как неизвестно, где их отыскивать». В связи с этим военный руководитель Высшего Военного Совета рекомендовал «срочно организовать учет кадровых офицеров: пехоты, конницы и артиллерии и вообще строевых офицеров», а также специалистов с высшим образованием (артиллеристов, инженеров и т. д.), причем это следовало осуществить как можно скорее, в противном случае «лучшая часть бывших офицеров в поисках труда и приложения своих сил успеет перейти на другие поприща и будет для армии потеряна». Поэтому «независимо от срочной организации учета бывших кадровых офицеров» предлагалось образовать резерв лиц командного состава в трех округах (Московском, Ярославском и Орловском) или предоставить право начальникам дивизий независимо от наличия в каждый данный момент в дивизии того или иного количества солдат принимать на службу такое количество командного состава, какое ими будет признано необходимым для обеспечения быстрого и успешного формирования дивизий по существующим штатам. Вопрос о приеме на «службу лиц командного состава по расчету на 28 формирующихся внеочередных дивизий (на что требовалось, считая до взводного командира включительно, около 25 тыс. человек. — А.К.) должен быть решен безотлагательно», причем следовало уже иметь в виду и обеспечение командным составом последующего формирования «30 очередных дивизий».

Большое значение для решения проблемы привлечения командного состава старой армии имели «Временные правила приема лиц командного состава в части вновь формируемой армии и порядок аттестования этих лиц», объявленные приказом Наркомвоена № 468 от 13 июня 1918 г. Эти правила определяли порядок приема на службу бывших генералов и офицеров, обсуждения их служебных и политических данных, зачисления в кандидаты и назначения на должность, наконец, порядок жалоб на решения аттестационных комиссий. Однако, несмотря на все, казалось бы, предусмотренные меры, которые должны были обеспечить отбор и назначение на соответствующие должности достойных лиц, на практике часто получалось иначе. Так, согласно пункту 2 приказа после опубликования соответствующими военными комиссариатами в местной печати фамилий бывших офицеров, выразивших желание поступить на службу в Красную Армию, с краткими данными о служебной деятельности этих лиц все желающие в 10-дневный срок имели возможность сделать заявление об этих лицах, причем за достоверность заявления они должны были нести ответственность. Но подобных заявлений поступало незначительное количество, и, как писал журнал «Военное дело», по политическим мотивам «не отводилось и 1% всех определяемых на службу». Кроме того, следовало иметь в виду, что бывший офицер, хорошо известный, например, в Твери, мог выставить свою кандидатуру по Владимире, где его никто не знал. Эти, а также другие обстоятельства, среди которых главным была острая необходимость в командном составе в условиях быстрых темпов строительства армии, приводили к тому, что на практике широко использовалась возможность, предусмотренная пунктом 16 приказа: «в случаях, не терпящих отлагательства», лица командного состава до начальника дивизии включительно могли быть допущены к исполнению обязанностей «и без предварительного зачисления в кандидатские списки».

Высший Военный Совет сыграл значительную роль и в реорганизации Военной академии (бывшей Академии Генерального штаба) для подготовки для Красной Армии командных кадров высшей военной квалификации.

После декрета о создании Красной Армии и образования при Наркомвоене в феврале 1918 г. Главного управления военно-учебных заведений во главе с главным комиссаром военно-учебных заведений И.Л. Дзевялтовским-Гитовтом была развернута энергичная деятельность по созданию военно-учебных заведений Для подготовки командного состава младшего и среднего звена из солдат, красногвардейцев, рабочих и крестьян. Однако руководители Наркомвоена и ГУВУЗ не сразу поняли, что Советская власть не могла ограничиться подготовкой командного состава только младшего и среднего звена и что для нее необходим был командный состав высшей военной квалификации из рабочих и крестьян, т. е. следовало широко открыть для них двери военных академий. Поэтому руководство ГУВУЗ направило 9 марта 1918 г. циркулярное распоряжение № 2735 всем академиям, в том числе и Военной академии, о превращении их «в заведения вполне гражданского типа, лишь с допущением некоторого оттенка военного преподавания».

В связи с этим военный руководитель Высшего Военного Совета М.Д. Бонч-Бруевич направил В.И. Ленину докладную записку № 177 от 10 марта, в которой писал, что такая несвоевременная реформа «разбивает общий план формирования армии на новых началах», а поэтому предложил главному комиссару военно-учебных заведений «приостановить намеченную им реформу академий и представить свои объяснения Высшему Военному Совету в двухнедельный срок».

На основании этой докладной записки В.И. Ленин предложил главному комиссару военно-учебных заведений немедленно задержать распоряжение о превращении академий в гражданские учебные заведения и представить в Совнарком проект реорганизация бывшей Николаевской академии.

Между тем в связи с опасностью, нависшей над Петроградом в результате интервенции войск Четверного союза в февраля 1918 г., было принято решение об эвакуации Военной академии на Урал. Для выбора места ее передислокации в города Пермской губернии — Пермь, Екатеринбург, Челябинск, Уфу — были направлены квартирьеры во главе с преподавателем Военной академии Генштаба А.П. Слижиковым; после его донесения от 12 марта 1918 г. было решено эвакуировать Военную академию в Екатеринбург (ныне Свердловск).

В соответствии с планом Центральной коллегии по разгрузке Петрограда эвакуация Военной академии началась 16 мая 1918 г. С первым эшелоном были отправлены учебно-материальная база, библиотека и типография, с этим же эшелоном отбыла часть профессорско-преподавательского состава и слушателей подготовительного курса 3-й очереди, которые к этому времени возвратились в Военную академию из войсковых частей. Остальные слушатели и профессорско-преподавательский состав выехали из Петрограда вторым эшелоном или самостоятельно с таким расчетом, чтобы быть на новом месте к середине апреля 1918 г.; однако переезд затянулся, и фактически профессорско-преподавательский состав был собран только к концу мая 1918 г. По прибытии в Екатеринбург Военная академия разместилась в здании Епархиального училища. Для слушателей подготовительного курса 3-й очереди в течение апреля — первой половины мая были проведены экзамены; 188 слушателей были переведены в старший класс. После отъезда Военной академии в Екатеринбург 22 марта 1918 г. 165 слушателей (из 233), окончивших старший класс 2-й очереди, были «причислены» к Генеральному штабу, а 133 из них — «переведены» в Генеральный штаб.

В связи с тем что «Советское рабоче-крестьянское правительство, создавая Красную Армию, признало в то время необходимым и учреждение для нее высшего военно-учебного заведения», приказом Наркомвоена № 316 от 3 мая 1918 г. с 5 мая того же года должны были быть открыты одногодичные ускоренные курсы Военной академии Генерального штаба на 150 человек «для теоретической военно-научной подготовки кадра лиц из среды Красной Армии, намеченных на должности инструкторов и для работы в штабах вновь создаваемой армии». Кроме этих ускоренных курсов, утверждался также старший класс, который должен был составить «как бы переходную ступень к основному трехгодичному курсу академии». В старший класс должны были зачисляться слушатели, окончившие подготовительные курсы 1, 2-й и 3-й очередей; они должны были прибыть в Екатеринбург не позже 27 мая 1918 г., чтобы «с 1 июня… приступить к занятиям».

Для отбора кандидатов, рекомендуемых военными советами армий в число слушателей на ускоренный курс Военной академии, была создана испытательная комиссия, которой надлежало отобрать командиров и комиссаров Красной Армии, обладающих «достаточной боевой подготовкой и достаточным кругозором для усвоения основных, преимущественно утилитарных, элементов высшего военного образования».

Для сохранения в составе слушателей старшего курса Военной академии как перешедших на него с подготовительного курса 3-й очереди, так и подлежащих командированию согласно приказу Наркомвоена № 316 от 3 мая 1918 г. «всех тех лиц, которые действительно стремятся содействовать строительству рабочей и крестьянской армии на новых началах», в Екатеринбурге была создана аттестационная комиссия: председатель — комиссар Военной академии М.Н. Матвеев, члены — представители Уральского областного комиссариата С.А. Анучин и Ф.И. Голощекин, представитель Военно-учебного управления И.И. Вацетис и два представителя от конференции (ученого совета) Военной академии. Одновременно для пересмотра старых программ Военной академии и выработки новой «в соответствии с изменившимися условиями жизни и устройством» была назначена так называемая «смешанная комиссия», которой поручаюсь «в срочном порядке в первую очередь выработать программу для вновь формируемого младшего класса (ускоренного курса. — А.К.)». В состав этой комиссии вошли шесть человек: от конференции академии — начальник академии Генштаба А.И. Андогский и правитель дел Генштаба И.И. Смелов, от Наркомвоена — начальник Латышской стрелковой дивизии И.И. Вацетис, от Всероглавштаба — Генштаба А.С. Белой и бывший генерал Ю.С. Лазаревич, от Комиссариата военно-учебных заведений — Генштаба Н.С. Беляев. На заседаниях 4–8 июня 1918 г. комиссией были выработаны следующие основные положения: академия должна давать не только высшее военное и исчерпывающее специальное, но и по возможности широкое общее образование, дабы лица, окончившие ее, могли занять штабные и командные должности и являлись людьми, способными откликнуться на все вопросы политической, общественной и международной жизни. Поэтому в Военной академии, «кроме военных», должны изучаться и «общеобразовательные специальные и философские науки».

Вместе с мероприятиями по реорганизации Военной академии Наркомвоен и ГУВУЗ развернули активную работу по отбору в нее слушателей. Согласно приказу Наркомвоена № 316 от 3 мая 1918 г. в старший класс должны были приниматься бывшие слушатели Военной академии, окончившие подготовительные курсы 1, 2, 3-й очередей, т.е. бывшие офицеры, поступившие в Военную академию при самодержавии или Временном правительстве. Что же касается ускоренного курса, то он должен был быть набран заново из лиц, рекомендованных органами Советской власти, причем для этих лиц был значительно снижен общеобразовательный ценз (требовались знания в объеме 4–5 классов гимназии). В начале июня прием был закончен. Для командирования на ускоренные курсы Военной академии было отобрано 177 человек, список которых был объявлен в приказе Наркомвоена № 453 от 12 июня 1918 г.

По переезде Военной академии в Екатеринбург военные комиссары Уральского областного Совета С.А. Анучин и Ф.И. Голощекин потребовали от ее руководства, чтобы оно представило в Уральский областной Совет докладную записку о задачах, которые ставятся перед Военной академией, и о преподаваемых в ней предметах. Исполняющий обязанности начальника Военной академии профессор бывший Генштаба генерал А.И. Медведев в докладной записке от 6 апреля сообщил, что Военная академия, выполняя государственную задачу «по подготовке кадров Генерального штаба для формируемой армии Российской Республики», «попутно в пределах, не нарушающих ее автономности и учебного строя, готова оказать посильное содействие при организации, формировании и обучении Уральской армии, в частности войск, расквартированных в районе гор. Екатеринбурга» (чтение лекций для инструкторского и командного состава, формирование войсковых штабов и руководство их работой и т.д.). Что же касается «всякого рода» командировок слушателей из Екатеринбурга в другие города области, то их «желательно производить лишь в исключительных случаях и на срок не более 1 недели». В заключение документа было сказано, что Военная академия «готова взять на себя общее наблюдение за ходом военно-технической подготовки армии», чтобы ее формирование и обучение были поставлены «в наивыгоднейшие условия с точки зрения ее боеспособности».

Однако С.А. Анучин и Ф.И. Голощекин, не без оснований усмотрев в полученных из Военной академии двух докладных записках нежелание ее командования оказать действенную помощь Красной Армии и потенциальную возможность перехода ее профессорско-преподавательского состава и слушателей на сторону врагов Советской власти, направили в Москву две телеграммы, которые руководители Наркомвоена, к сожалению, оставили без внимания. В одной из них, от 23 апреля 1918 г., говорилось, что в эвакуированной из Петрограда Военной академии все слушатели состоят «исключительно из бывших офицеров и даже офицеров особого типа (авторы телеграммы, видимо, имели в виду, что все слушатели были кадровыми офицерами. — А.К.)», что Екатеринбург является политическим центром Уральской области и его значение настолько велико, что «нахождение организованного очага контрреволюции под маркой академии в центре Урала является совершенно недопустимым». Поэтому по условиям «политического момента и строя» Советской Республики необходимо в самом срочном порядке реорганизовать Военную академию, «куда был бы доступ пролетарской мысли». В связи с этим совет комиссаров Уральской области настаивал на том, чтобы «немедленно закрыть курсы академии, тем более что чтение лекций младшего курса закончено, и распределить слушателей по всем городам республики, использовав их как техническую силу под контролем Советов», и не присылать в Екатеринбург в Военную академию слушателей «согласно телеграммы Дзевялтовского от 14 апреля и не открывать новых отделов до полной реорганизации академии». Во второй телеграмме, от 24 апреля 1918 г., излагались предложения по реорганизации академии: принимать в Военную академию «без различия солдат или бывших офицеров», имеющих «аттестацию организации, стоящей на платформе Советской власти», боевой опыт по службе в Действующей армии «не менее трех месяцев», общее образование в объеме городского четырехклассного училища, военное образование в объеме «курса учебных команд мирного времени». В Военной академии предлагалось иметь два курса: младший (4-месячный) и старший (2-месячный, необязательный), причем слушатели должны были состоять на общем котле.

Согласно приказу Наркомвоена № 316 в Екатеринбург прибыли: на старший класс (к 1 июня) 58 слушателей (бывших офицеров), окончивших подготовительные курсы 1-й (42 человека) и 2-й (16 человек) очередей; на ускоренный курс (к 1 июля) — 75 человек и 40 — с опозданием (из них до 75% — бывшие офицеры и 25% — преимущественно военные комиссары).

Однако открытой в Екатеринбурге Военной академии Рабочий и Крестьянской Красной Армии (как она называлась с 1 июля 1918 г.) суждено было существовать недолго. Вследствие неблагоприятного развития событий на Восточном фронте, вызванных спровоцированным Антантой мятежом Чехословацкого корпуса в конце мая 1918 г. и последовавших за ним восстаний подпольных белогвардейских организаций в ряде крупных городов по пути движения белочехов (Челябинске, Пензе, Новониколаевске и др.), что привело 25 июля к падению Екатеринбурга, личный состав Военной академии по приказу главнокомандующего Восточным фронтом И.И. Вацетиса был спешно эвакуирован в Казань; в Екатеринбурге под охраной 12 слушателей была оставлена материальная база — уникальная библиотека, склад учебных пособий, типография и т.д. По прибытии в Казань 97 слушателей старшего курса и 100% слушателей ускоренного курса (125 человек) были направлены на командные или инструкторские должности в отряды и части Красной Армия, действовавшие против белочехов и белогвардейцев.

Накануне падения Казани (5 августа 1918 г.) профессорско-преподавательский состав Военной академии во главе с ее начальником А.И. Андогским в полном составе отказался принимать участие в обороне города от наступающих белогвардейских войск, поставив себя тем самым в положение противников Советской власти. Из насчитывавшихся на 1 июля 1918 г. 329 слушателей, 125 человек ускоренного курса (среди которых 80% составляли бывшие офицеры, преимущественно военного времени) остались верны Советской власти. Что же касается 201 слушателя старшего курса (100% которых были кадровыми офицерами), то из них остались верны Советской власти 12 человек, перешли на сторону белых — 165, находились в отпуске — 17, были убиты, больны, арестованы и т.д. — 7.

В результате перехода профессорско-преподавательского состава и подавляющего большинства слушателей старшего курса Военной академии на сторону белых крайне необходимое для подготовки командного состава высшей военной квалификации для Красной Армии военно-учебное заведение с опытными кадрами и богатейшей материальной базой оказалось в руках врагов Советской власти. В связи с этим главнокомандующий всеми Вооруженными Силами Республики И.И. Вацетис 8 сентября 1918 г. поручил сотруднику комиссариата военно-учебных заведений бывшему Генштаба генералу Н.С. Беляеву «составить проект открытия» Академии Генерального штаба РККА в Москве, причем ему было предоставлено право «привлечь к этой работе сотрудников и профессоров, список коих представить главкому». Важно отметить, что речь шла о создании новой академии, а не о «реорганизации академии» (перешедшей на сторону белых), как это сказано в книге «Академия Генерального штаба». Как известно, открытие новой Академии Генерального штаба РККА состоялось 8 декабря 1918 г..

Таким образом, создание Высшего Военного Совета по инициативе В.И. Ленина ознаменовало собой новый этап в советском военном строительстве. Этот совет, в состав которого входили крупные военные специалисты, стал первым в истории Вооруженных Сил Советского государства единым органом центрального военного управления с большими полномочиями в отношении всех учреждений военного ведомства по организаций и формированию новой, регулярной Красной Армии и руководству всеми военными операциями. Но создание Высшего Военного Совета не означало, что к нему «на откуп» военным специалистам, как считали некоторые партийные военные работники, переходило решение всех наиболее важных и принципиальных военных вопросов. Как справедливо отмечает Ю.И. Кораблев, Коммунистическая партия и Советское правительство, используя профессиональные знания и опыт военных специалистов, лишь привлекали их под контролем военных комиссаров к созданию массовой регулярной Красной Армии и защите завоеваний Октябрьской революции.

 

Переход к мобилизации бывших генералов и офицеров в целях создания регулярной Красной Армии

Мирная передышка, полученная в результате заключения брестского мира, оказалась непродолжительной — спровоцированный Антантой мятеж Чехословацкого корпуса, поддержанный эсеро-белогвардейскими формированиями ряда городов по пути его следования, с еще большей остротой, чем это было в феврале — марте, поставил вопрос о безотлагательном создании массовой регулярной Красной Армии. Но это было возможно только при широком привлечении бывших генералов и офицеров старой армии.

Для характеристики сложившейся тяжелой обстановки приведем выдержки из донесения от 5 июня А.Ф. Мясникова, назначенного 30 мая 1918 г. главнокомандующим всеми войсками, действовавшими против Чехословацкого корпуса и внутренней контрреволюции на Востоке страны. Причину первоначальных неудач он видел в безграмотности руководителей, отсутствии единоначалия и подчиненности, борьбе личных самолюбий, отсутствии в рядах руководителей военных специалистов и в постоянных указаниях из центра, что «сбило с толку местных руководителей, передалось войскам, понизило боевое настроение лучших частей и разложило до дезертирства слабые части…». В заключение Мясников настоятельно просил «о срочной присылке… бывших офицеров и лиц Генштаба…». Дополнением к этому донесению может служить свидетельство военного специалиста Н.В. Соллогуба, который в период с 26 июня по 10 июля был начальником штаба Восточного фронта. По его мнению, чрезвычайно трудная обстановка, сложившаяся на Восточном фронте, объяснялась отсутствием «инструкторского состава (из бывших офицеров. — А.К.), потому что тем безграмотным людям, которые стоят сейчас во главе командования, поручать дело командования частями нельзя…». «Когда я приехал в Казань, – продолжал Соллогуб, – из лиц Генерального штаба в штабе фронта был я один», и для того чтобы сформировать штаб, пришлось пригласить через губернский комиссариат бывших офицеров, которым после проверки были выданы справки, «насколько они замешаны или не замешаны в каких-нибудь (контрреволюционных. — А.К.) организациях»; с помощью этих лиц был получен в конце концов более или менее организованный штаб.

После ликвидации муравьевской авантюры в донесении Реввоенсовета фронта в лице П.А. Кобозева, Г.И. Благонравова и К.А. Мехоношина из Казани в Наркомвоен от 12 июля 1918 г. говорилось, что на фронт следует назначить «военного руководителя, опытного боевого настоящего военного специалиста…». Революционный военный совет считал своим долгом указать, что малейшее промедление в исполнении этого совета «в высшей степени сказывается губительно на деле борьбы с восстанием (Чехословацкого корпуса. — А.К.)». В заключение приведем свидетельство председателя Высшей военной инспекции Н.И. Подвойского, который с 2 июня 1918 г. также находился на Чехословацком фронте. «Я был самым ярым инициатором добровольческой армии (без военных специалистов. — А.К.), — говорилось в его телеграмме В.И. Ленину. — В настоящее время… я пришел к выводу, что в такой исключительного напряжения момент мы должны немедленно и решительно отказаться от принципа добровольческой армии».

Таким образом, на Востоке создалась крайне тяжелая обстановка, оценка которой была дана В.И. Лениным в письме от 1 августа 1918 г.: «Сейчас вся судьба революции стоит на одной карте: быстрая победа над чехословаками на фронте Казань — Урал — Самара. Все зависит от этого» . Тяжелые уроки борьбы с Чехословацким корпусом были вторым (после интервенции войск Четверного союза в феврале — марте 1918 г.) серьезным аргументом в пользу перехода от добровольческого принципа комплектования Красной Армии к всеобщей воинской обязанности граждан определенных возрастов, в том числе и командного состава старой армии, для создания массовой регулярной Красной Армии.

Вопрос о переходе к обязательной воинской повинности впервые ставился в докладах военного руководителя Высшего Военного Совета в Совнарком уже в марте 1918 г. Так, в докладной записке в Совнарком № 200 от 15 марта говорилось, что следует «немедленно приступить к формированию кадровой армии и к обучению населения» и что «основанием для призыва в ряды войск должна быть общеобязательная личная воинская повинность». А 8 апреля того же года М.Д. Бонч-Бруевич писал в Высший Военный Совет: «Вновь считаю своим долгом совести остановить Ваше внимание на изложенном и усердно прошу о скорейшем формировании частей постоянной армии, на которую можно было бы надежно опереться». Однако в марте — мае 1918 г. еще не было условий для отказа от добровольческого принципа комплектования Красной Армии, хотя подготовительная работа в этом направлении уже проводилась. Мятеж белочехов заставил лишь ускорить решение этого вопроса, что было законодательно закреплено в постановлении V Всероссийского съезда Советов.

Постановлению съезда и последовавшим вскоре за ним декретам Совнаркома, приказам Наркомвоена и т.д., о чем речь пойдет ниже, предшествовала подготовительная работа во Всероглавштабе, и в частности в Управлении по командному составу армии. Так, например, в управлении были подготовлены проекты «Временных правил приема на службу лиц командного состава в части вновь формируемой армии и порядка аттестования этих лиц» и «Временных правил о зачислении в резервы лиц командного состава для назначения на все командные должности во вновь формируемую армию»; подготовлены проекты приказов Наркомвоена о назначении бывших генералов офицеров на командные должности формируемой армии в порядке осуществления этих назначений; разработаны «Правила о порядке отчисления от должности в период формирования армии лиц командного состава и административной службы «следствие их несоответствия по служебным и нравственным (политическим. — А.К.) качествам»; подготовлен материал для разработки нового «Положения об учете лиц командного состава по запасу армии».

Следует особо отметить, что Управлением по командному составу армии проводилась весьма трудоемкая работа «по пополнению сведений послужных списков, по подготовке аттестационного материала о командном составе, полученного из дел б. Главного штаба, а также из дел, присланных в период демобилизации (до 5000 ящиков)… из Действующей армии, и по приведению и порядок учетных карточек», что потребовало предварительной разборки этих дел, их систематизации, составления описей и т.д. Наконец, в управлении проводились также «запись и учет всех бывших военнослужащих, не состоявших еще на военной службе и желающих вновь быть назначенными на командные и административно-хозяйственные должности» в Красной Армии.

23 июня 1918 г. в коллегию Наркомвоена был представлен проект декрета о призыве на военную службу бывших офицеров, составленный в мобилизационном отделе Управления по организации армии Всероглавштаба. В нем говорилось, что ввиду принятого решения о принудительности призыва бывших офицеров производство его следует приурочить к тем же местностям, где согласно декретам Совнаркома от 11 и 17 июня уже исполняются частные мобилизации; из подлежащих призыву бывших офицеров надлежит пополнить три Московских, две Петроградских, Новгородскую, Владимирскую и Нижегородскую дивизии, а также десять дивизий, формируемых в восточных военных округах (Приволжском, Уральском и Западно-Сибирском); для указанных первых восьми дивизий согласно существующим штатам требуется 20 596 человек (бывших офицеров, военных чиновников и врачей), не считая резерва в 10%. Ввиду того что принятие на учет бывших офицеров, не состоящих на военной службе, но служивших ранее в армии и получивших военное образование, впервые последовало лишь по приказу Наркомвоена № 324 от 7 мая 1918 г., полных учетных сведений о наличии лиц командного состава и административно-хозяйственной службы собрать еще не удалось, поэтому было неизвестно, как подлежащие призыву бывшие офицеры распределились по возрастам и месту жительства (по губерниям и уездам). Возможное скопление значительного числа бывших офицеров в отдельных местах вызывало серьезное опасение, и потому предлагалось ограничиться призывом только тех возрастов, сверстники которых призывались по мобилизации в трех указанных восточных военных округах, т.е. пяти возрастов лиц, родившихся в 1893–1897 гг., а затем по мере необходимости путем повторных мобилизаций обеспечить Красную Армию требуемым контингентом командного и административно-хозяйственного состава из бывших офицеров. Этих пяти возрастов должно было быть достаточно для замещения в пехоте должностей командного состава младшего и среднего звеньев, так как такие возрасты призываемых, как родившиеся в 1893 и 1894 гг., во время первой мировой войны «уже занимали средние командные должности до батальона включительно».

Было высказано пожелание призвать также один старший возраст офицеров, родившихся в 1888 г., чтобы иметь «во главе хотя бы батальонов главных непосредственных руководителей в бою и учителей инструкторского состава в казарме и на походе, офицеров более подготовленных теоретически и с больший служебным стажем», ибо бывшие офицеры военного времени в пехоте «были весьма низкого уровня общего (и военного. — А.К.), образования». Порядок призыва бывших офицеров следовало оставить тот же, что был объявлен при мобилизации указанных трех восточных военных округов, с той лишь разницей, что принятых на военную службу бывших офицеров до распределения по войсковым частям надлежало предварительно подвергнуть «аттестованию в установленном при назначении на командные должности порядке». А так как на это требовалось известное время, то призванных бывших офицеров следовало зачислять в резерв. Срок службы в Красной Армии для бывших офицеров устанавливался такой же, как и для призванных рабочих и крестьян, т.е. 6 месяцев, с выдачей им довольствия по занимаемым должностям на основании существующих штатов. В заключение Всероглавштаб обращал особое внимание на то, что проектируемый призыв бывших офицеров в Красную Армию принесет пользу только в том случае, если бывшие офицеры «будут приняты армией с доверием и им будет обеспечено соответственное положение в войсках». При несоблюдении этих условий «призыв бывших офицеров будет мерой вредной для самой армии и ни в коем случае не поможет ускорению и упрочению (так в тексте. — А.К.) ее организации». Поэтому Всероглавштаб считал необходимым в качестве подготовки к призыву бывших офицеров «обращение (воззвание) правительства к солдатам и населению с объяснением существа принимаемой меры и с призывом к доверию ко вновь вступающим в ряды армии офицерам».

В проект декрета были внесены замечания и рекомендации, с учетом которых Всероглавштабом был разработан новый вариант проекта, который послужил основой для декрета Совнаркома от 29 июля 1918 г.

В отношении Высшего Военного Совета № 2923/569 от 2 июля 1918 г. было указано, что одновременно с призывом нескольких возрастов населения на действительную военную службу необходимо «призвать бывший командный состав и лиц военно-административной службы», хотя служба по принуждению на ответственных постах в роли руководителей красноармейской массы и не может дать тех результатов, которых можно было бы ожидать при добровольном согласии бывших офицеров, считавших защиту Советской Республики «не только своей обязанностью, но и неотъемлемым правом», взять на себя «всю тяжесть и ответственность по созданию боевой силы… и ее целесообразному использованию». Отсутствие точных учетно-статистических данных о результатах регистрации бывшего командного и административного состава на местах не позволяло установить, «насколько итоги предположенного принудительного призыва могут удовлетворить потребность в военных специалистах формируемой Красной Армии». Это вызывало опасение, что в пределах Великороссии (т.е. Европейской России. — А.К.) к рассматриваемому времени не найдется необходимого числа бывших офицеров, «не состоящих ныне на военной службе». Поэтому было бы «весьма желательным» содействовать переезду с Украины и Кавказа значительного числа офицеров, которые изъявили желание (в частности, в письмах) поступить на службу в Красную Армию, но «не имеют ни возможности, ни средств это выполнить». К сожалению, сложность быстро меняющейся обстановки, отсутствие необходимых средств и т.д. не позволили своевременно решить вопрос о переезде этих бывших офицеров на территорию Советской России, и они либо рассеялись по стране в качестве частных лиц, либо оказались в рядах белогвардейских или других антисоветских армий.

В докладе военного руководителя Высшего Военного Совета № 917 от 21 июня 1918 г. рассматривался также вопрос о резервах командного состава, которые были, как отмечалось раньше, упразднены в период слома старой армии. Между тем призванные на службу бывшие генералы и офицеры, шедшие в незнакомые и не обеспеченные прочными кадрами части вместе с вливавшимися в армию пополнениями, не могли иметь в них должного авторитета. Поэтому непосредственное направление кандидатов на строевые должности в войска и тем более их допущение к временному исправлению соответствующих должностей не могли принести ожидаемой пользы, тем более что в Красной Армии имелись еще части, в которых даже после июля 1918 г. «прибегали к выборному началу и несочувственно относились к назначенным бывшим офицерам». В связи с этим, а также недостаточно точным выполнением на местах требований Советского правительства представлялось необходимым и единственно правильным «проведение всех без исключения назначений лиц командного состава в определенном установленном порядке», который включал бы сбор соответствующих сведений о каждом из кандидатов на командную должность, обязательное опубликование списка их «во всеобщее сведение» и рассмотрение кандидатур в аттестационном порядке. При таких условиях, а также предполагая, что призванными лицами командного состава могут быть пополняемы только такие войсковые части, которые ко времени их мобилизации обладали достаточно прочными кадрами, обеспечивающими нормальную деятельность войскового организма, было решено направлять привлеченных на службу лиц командного состава «не в войсковые части, а в особый резерв названных лиц». Конечно, сосредоточенно в резерве значительного числа бывших офицеров могло «вызвать подозрительное и недружелюбное к себе отношение на местах», в связи с чем было необходимо разъяснить соответствующим органам Советской власти и должностным лицам необходимости создания резервов командного состава и «путем особых мер вызвать доверие как широких слоев населения, так и армии к опыту и специальным знаниям командного состава и внушить массам, что создание без его участия вооруженной силы немыслимо». Только при условии первоначального направления призванных лиц командного состава в резерв могли быть произведены необходимая оценка технической подготовленности этих лиц и распределение их в соответствии с потребностями соединений и частей, а главное — «достигнуто узаконении в глазах красноармейцев назначений после всесторонней оценки призванных лиц… и проверки их соответствия в политическом отношении».

Для этого Всероглавштабом были разработаны «Временные правила о резервах лиц командного состава и административно-хозяйственной службы», которые вводились в действие с 1 декабря 1918 г. В этом документе говорилось, что резервы «для призываемых на действительную военную службу по мобилизации» или определяющихся «в таковую службу добровольно» лиц создаются при военно-окружных штабах и военно-окружных управлениях «для незамедлительного замещения» командных и административно-хозяйственных должностей. Состав резервов не ограничивался никакими нормами и зависел только от наличия призванных на службу и эвакуированных бывших генералов и офицеров. Все они должны были числиться на учете Управления по командному составу Всероглавштаба и предназначались на вакантные должности от командира роты (батареи) и выше лишь по нарядам и указаниям этого управления. Служебные, политические и иные качества всех лиц, зачисленных в состав резервов, должны были рассматриваться соответствующими аттестационными комиссиями. В случае заключения последних о непригодности для службы в Красной Армии лиц, состоявших в резерве или уже допущенных к замещению вакантных в армии должностей, они отчислялись от таковых, а еще не получившие назначения — увольнялись из резерва (при этом лица, годные к военной службе, должны были зачисляться в тыловое ополчение, а остальные — увольняться с действительной военной службы). Состоявшие в резерве лица со дня зачисления в него обеспечивались всеми видами довольствия, как и служившие в Красной Армии, денежным содержанием в зависимости от занимаемых должностей в старой армии. Зачисленные в резерв лица, которые по своему служебному положению старой армии или по возрасту не соответствовали назначению на должности в Красной Армии, либо по состоянию здоровья (болезни, раны и т.д.) не могли исполнять обязанностей военной службы, имели право из резерва увольняться «в первобытное состояние».

Ленинский курс на строительство массовой регулярной армии принципах всеобщей воинской обязанности был законодательно закреплен V Всероссийским съездом Советов в июле 1918 г. В принятой съездом Конституции РСФСР было сказанo, что «почетное право защищать революцию с оружием в руках» предоставляется только трудящимся. Что же касается нетрудовых элементов, то на них возлагалось «отправление иных военных обязанностей». В принятом 10 июля на четвертом заседании съезда специальном постановлении «Об организации Красной Армии» говорилось, что «для создания централизованной, хорошо обученной и снаряженной армии необходимо использование опыта знаний многочисленных военных специалистов из числа офицеров бывшей армии. Они все должны быть взяты на учет и обязаны становиться на те посты, какие им укажет Советская власть. Каждый военный специалист, который честно и добросовестно работает над развитием и упрочением военной мощи Советской Республики, имеет право на уважение Рабочей и Крестьянской Армии и на поддержку Советской власти. Военный специалист, который попытается свой ответственный пост вероломно использовать для контрреволюционного заговора или предательства в пользу иностранных империалистов, должен караться смертью».

8 июля 1918 г. М.Д. Бонч-Бруевич направил в Высший Военный Совет докладную записку № 2903/568, в которой обращалось внимание на то, что в связи с происходящими формированиями частей и мобилизацией возникает необходимость принятия мер по привлечению в ряды Красной Армии значительного числа кандидатов на командные должности. Между тем вело различных военных специалистов, желающих поступить в армию, далеко не достаточно для пополнения некомплекта соответствующих должностных лиц в мобилизуемых дивизиях. «Бывшие кадровые офицеры в подавляющем числе воздерживаются от поступления в новую армию, и количество изъявивших желание служить не составляет, по некоторым донесениям, и 10% зарегистрированных». Таким образом, если при малоуспешном формировании дивизий на добровольческих началах уже ощущался большой недостаток в командном составе, то теперь «в случае объявления призыва для формирования 60-ти дивизий вопрос о командном составе станет во весь рост (потребуется около 55 тысяч человек) и неудачное его разрешение, несомненно, губительно скажется на самой возможности возродить боевую мощь России».

Чем же объяснялось, что бывшие кадровые офицеры воздерживались от поступления в Красную Армию на командные должности и количество изъявивших желание служить не составляло и «10% зарегистрированных»?

Ответы на эти вопросы содержались в той же докладной записке. Для воссоздания Вооруженных Сил, как отмечалось выше, требовалось около 55 тыс. военных специалистов только для замещения должностей командного состава, не считая еще значительного количества «для организации комиссариатов по военным делам». Но если правительство, говорилось в докладной записке, признало необходимым «привлечь бывших офицеров к строительству армии, оно не может не согласиться с тем, что оскорбляемые не могут становиться во главе народных масс… и не могут быть начальниками». Поэтому необходимо, безусловно, прекратить «травлю бывшего командного состава в который огульно бросаются обвинения, совершенно дискредитирующие его в глазах если не всех граждан то во всяком случае в глазах именно тех, кто призывается в ряды армии», и разъяснить, что лица, «не обличенные персонально в антиправительственной деятельности, наравне с прочими лояльными гражданами заслуживают полного доверия и уважения». Так как «большинство офицеров хотя и признает Советскую власть, как фактически существующую в стране, но не стоит на платформе находящейся у власти политической партии признавалось естественным желание Советской власти контролировать деятельность командного состава из бывших офицеров через институт «политических комиссаров»». В записке содержались высказывания против полковых и ротных комитетов, которые еще оставались в некоторых частях. Последнее объяснялось тем, что, по мнению автора докладной записки, опыт сотрудничества командного состава русской армии с комитетами на протяжении всего 1917 г. показал, что, какой бы ни был определен для них круг деятельности, «комитеты расширяют» свои полномочия «захватным путем» и приобретают полноту власти, преобладающее влияние в деле управления и жизни войск, «сводя этим самым на нет значение командного состава».

Следует отметить, что в этом документе содержались рекомендации, с которыми нельзя не согласиться, как, например, необходимость введения в Красной Армии уставов, регламентирующих жизнь армии и определяющих права и обязанности командного состава. Действительно, отсутствие уставов приводило к бесправному положению командного состава, и никакой бывший генерал или офицер, особенно кадровый, «любящий свое дело и преданный долгу службы», на такое положение, естественно, пойти не мог. Однако рассматриваемый документ содержал и положения, которые свидетельствуют о том, что военные специалисты, стоявшие у руководства Высшим Военным Советом, так до конца и не разобрались в коренном отличии Красной Армии от армии старой. «Вновь создаваемая армия, — говорилось в документе, — названа Красной и Рабоче-Крестьянской», ибо ее «главное назначение — борьба с контрреволюцией». Поэтому «в создание армии и в ее основные задачи вносится в большой степени элемент узкоклассовый, партийный, и этим самым затеняется, отводится на дальний план основная и всеми приемлемая (для военных специалистов. — А.К.) идея — защиты родины от внешнего врага » . Бывший кадровый офицер, далеко стоящий «как от революционных, так и от контрреволюционных стремлений», отзовется «в подавляющем своем числе» лишь на определенно выраженную идею — защиты родины, ибо эту защиту он считает не только своей обязанностью, но и правом, принадлежащим ему неотъемлемо. Отсюда, по мнению авторов, необходимо «правительственное заявление, что формируемая армия является полевой армией Российской Республики имеющей основной задачей борьбу с внешним врагом и содействие правительству в поддержании внутреннего порядка в республике во время его нарушения». В связи с этим необходимо отметить наименование армии Рабоче-Крестьянской и Красной, указав, что «защита родины от внешнего врага есть не только обязанность рабочих и крестьян, но и священное право каждого гражданина без различия партий и классов » . Несостоятельность этих рассуждений настолько очевидна, что не требует каких-либо доказательств. Как показали дальнейшие события, десятки тысяч бывших генералов и офицеров добросовестно служили в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, которая на протяжении 28 лет (до 1946 г., когда она стала именоваться «Советская Армия») под этим названием служила надежной защитой Советского государства.

На цитируемом нами документе имеется резолюция Троцкого, суть которой состоит в том, что если бывшие генералы и офицеры не могут быть привлечены в строящуюся Красную Армию, то следует ускорить подготовку нового командного состава из рабочих и трудящихся крестьян. Известно, что партия и Советское правительство принимали все меры к тому, чтобы как можно скорее решить ту задачу. Однако в 1918 г., когда встал вопрос о немедленном формировании 60 дивизий, для чего требовалось не мене 55 тыс. человек командного состава, а все командные ускорение курсы к концу года смогли выпустить только 1773 красных командира, было ясно, что успех формирования указанных дивизий, а следовательно, и судьба молодой Советской Республики зависели прежде всего от того, удастся ли привлечь к военному строительству командный состав (преимущественно кадровый) старой армии. Этого не мог не знать народный комиссар по военным делам и председатель Высшего Военного Совета. Не мог ему также быть неизвестен курс партии на привлечение бывших генералов и офицеров в Красную Армию, получивший подтверждение на VIII съезде РКП(б): даже в том случае, если бы Красная Армия получила возможность «в течение нескольких лет планомерно формироваться и подготавливать для себя одновременно новый командный состав, — и в этом случае у нас не было бы никаких принципиальных оснований отказаться от привлечения к работе тех элементов старого командного состава, которые либо внутренне стали на точку зрения Советской власти, либо силой вещей увидели себя вынужденными добросовестно служить ей».

В связи с подготовкой во Всероглавштабе проекта декрета Совнаркома о призыве бывших офицеров на обязательную военную службу представляется небезынтересным мнение по этому вопросу начальника Мобилизационного управления Всероглавштаба бывшего Генштаба генерала П.П. Лебедева. «Ясное понимание того, что без соответствующего командного состава нельзя создать сильной армии, — говорится в докладной записке Лебедева, — привело правительство к определенному решению, призвать в ряды Красной Армии бывших офицеров». Но для создания армии необходимо не только заполнить штаты формируемых частей необходимым количеством командного состава, но и обеспечить, чтобы он соответствовал своему назначению; последнее немыслимо без доверия к нему и без авторитета в среде подчиненных. Между тем в настоящее время, когда делаются первые попытки призыва офицеров, в Москве и Петрограде имеют место аресты бывших офицеров, причем не исключено, что аресты будут производиться и в провинции. Эти меры, являющиеся «актами даже не классовой борьбы, а борьбы с профессией», необходимой для создания сильной армии в целях защиты Советского государства, неизбежно приведут к тому, что «офицеры будут стараться уйти из страны или раствориться в ней так, чтобы вполне уберечь себя и свои семьи». В результате Советское государство лишится значительной части необходимого командного состава и останется без него на долгое время, так как для подготовки командного состава из рабочих и трудящихся крестьян потребуется весьма продолжительный срок. «С расстройством же офицерского запаса государство на долгие годы лишится возможности воссоздать свою военную мощь». Согласно данным многочисленных регистраций бывших офицеров, «число их в стране очень велико»; это свидетельствует о том, что «призыв офицеров во враждебные (Советскому. — А.К.) правительству лагери (прокламации Алексеева и др.) не имели в их среде заметного успеха. Огромная масса офицеров оставалась доныне нейтральной, а не враждебной правительству». Но проводимые аресты, не вызванные какими-либо активными контрреволюционными действиями бывших офицеров, «не могут не толкать их на открытую вражду, на переход на сторону ведущих борьбу с правительством». При этом врагами сделается «лучшая, более энергичная… часть офицеров». Среди же прочих эти аресты «только разовьют до небывалых размеров офицерскую проституцию», т.е. «показную верность ради шкурных благ с затаенной готовностью проявить истинное настроение при первой возможности». Нельзя также не учитывать и того, говорилось далее в документе, что сложившаяся с бывшими офицерами ситуация не может не отразиться «крайне вредно и на положении офицеров, добровольно вступивших на службу до настоящего времени». Положение их, «и без того весьма трудное», несомненно, еще более ухудшится «обостряемым крайним недоверием» к ним. Последствия от принятых против офицеров мер особенно тяжелы и вредны в настоящее время, когда начал налаживаться приток бывших офицеров в Красную Армию, «развивающийся по мере укрепления существующего строя в стране». В связи с этим «в целях государственной пользы необходима полная отмена начатых мер, роспуск задержанных офицеров (Лебедев имел в виду прежде всего больных и неспособных к военной службе. — А.К.) и запрещение подобных репрессий в будущем».

В докладе военного руководителя Высшего Военного Совета М.Д. Бонч-Бруевича от 31 мая 1918 г. говорилось, что «в воззваниях правительства к народу» часто упоминается о «контрреволюционных генералах и офицерах», и, таким образом, народ, естественно, «восстанавливается огульно против всех вообще бывших генералов и офицеров». В результате, опасаясь самосудов и расправы, бывшие генералы и офицеры, причем даже те, кто вполне искренне желает служить в Красной Армии, вынуждены от этого отказываться. Между тем для всех очевидно, что «без боеспособной армии — с опытным и научно подготовленным командным составом — Российская Республика существовать не может». Поэтому вполне признавая, что упоминания о контрреволюционных генералах и офицерах в воззваниях правительства имеют свои основания, тем не менее для пользы дела формирования массовой регулярной армии Бонч-Бруевич ходатайствовал о том, чтобы правительство разъяснило народу, что наряду с контрреволюционными генералами и офицерами, изменниками вроде Скоропадского и Краснова, существуют и работают «над созданием Красной Армии генералы и офицеры другого типа, вполне преданные России и русскому народу, достойные не порицания, а всесторонней признательности и похвалы». На этом документе имеется резолюция В.А. Антонова-Овсеенко: «Для управления Совнаркома. Огульное безоговорочное упоминание о контрреволюционности офицеров, безусловно, крайне вредно для дела формирования новой армии, и разъяснение правительства было бы желательно в указанном смысле».

В заключение приведем точку зрения по рассматриваемому вопросу видного военного специалиста бывшего Генштаба полковника Н.В. Соллогуба, высказанную им в беседе с Н.И. Подвойским 14 августа 1918 г. «Я надеюсь, — говорил он, — что нам удастся найти кадр (т.е. бывших кадровых офицеров. — А.К.) с достаточным образованием и достаточно широким взглядом на вещи». Многие бывшие кадровые офицеры станут на государственную точку зрения и поймут, что «нам невыгодно никакое объединение ни с той, ни с другой из враждебных коалиций (Антантой или Четверным союзом. — А.К.)», так как у Советского правительства «представление о России одинаково с моим. Как этому правительству нужна армия, так и России, по моему представлению, нужна армия». Если бы я думал иначе, говорил Соллогуб, я был бы у французов, или на Мурмане, или у чехословаков. С такой, как моя, точкой зрения можно найти достаточно большое число бывших генералов и офицеров, которые понимают необходимость создания армии в России, чтобы защитить ее от «вторжения со всех сторон». Но чтобы найти такой командный состав старой армии, необходимо предоставить ему соответствующие условия службы в Красной Армии.

Кроме перечисленных выше обстоятельств, послуживших причиной нежелания бывших кадровых офицеров добровольно вступать в Красную Армию, следует указать еще на одно — так и не решенный, по сути дела, за время гражданской войны вопрос социального, и прежде всего пенсионного, обеспечения бывших генералов и офицеров.

Между тем, как отмечалось выше, в результате слома старой армии из нее было уволено четверть миллиона бывших офицеров в том числе тысячи бывших генералов и кадровых офицеров, без выслуженных ими пенсий. В особенно тяжелом положении оказались бывшие офицеры, потерявшие работоспособность «в следствии ранений, контузий», которых советские органы государственного призрения были еще «не в состоянии принять». Эти обстоятельства оказали отрицательное влияние на поступление в Красную Армию бывших генералов и офицеров как в период строительства ее на добровольных началах, так и с переходом к их мобилизации.

Отсутствие нового закона о пенсиях, неясность с пенсионным обеспечением бывших офицеров, уволенных из армии и заслуживших право на получение пенсии по закону от 25 июля 1912 г., вызвали многочисленные запросы в военное ведомство, в частности в Главный штаб (который до Октябрьской революции, а затем до мая 1918 г. ведал пенсионными вопросами), из Действующей армии и внутренних округов, а также отбывших генералов и офицеров, излагавших в частных письмах свое бедственное материальное положение и просивших ускорить решение вопроса. Так, например, Генштаба генерал Н.М. Истомин, бывший командир 46-го армейского корпуса, уволенный от службы 23 октября 1917 г., писал в Главный штаб 7 апреля 1918 г.: «Со дня отбытия моего в отпуск, т.е. с 9 августа 1917 года, я не получаю никакого содержания, ни пособия, ни пенсии. За это время существовал с семьей на некоторые сбережения от содержания по службе. Теперь эти сбережения пришли к концу, и я более не имею никаких средств к жизни. Не имею также надежды на какой-либо заработок, так как к физическому труду по возрасту и по болезни не способен, а на интеллегентный труд нет спроса при массовом предложении. Находясь в безвыходно-критическом положении, прошу о назначении мне за 40-летнно службу пенсии». Подобных писем можно было бы привести сотни.

О том, что пенсионный вопрос волновал все инстанции военного ведомства, подтверждает письмо от 24 июля 1918 г. в Наркомвоен Орловского окружного комиссара Н.А. Семашко, который просил сообщить возможно скорее, в каком положении сейчас находится дело выдачи военнослужащим пенсий, назначенных до Октябрьской революции: «Кто сейчас ведает и будет впредь ведать выдачей, в каких размерах и случаях, есть ли соответствующий отдел во Всероглавштабе. На обязанности кого лежат выдачи пособий бывшим военнослужащим, утратившим трудоспособность на войне, и их семьям, производятся ли таковые выдачи в настоящее время, какими органами в таком случае эти лица удовлетворяются, местными ли органами Народного комиссариата социального обеспечения или военными комиссариатами». Семашко просил также сообщить, выдается ли в настоящее время или может ли быть выдаваема пенсия «по закону 25 июля 1912 г.».

Но в Наркомвоен поступали и письма иного содержания. Так, в письме из Полтавы от 17 февраля 1918 г. сообщалось, что в военно-революционный комитет ежедневно являются массы голодных и оборванных рабочих, солдат, крестьян с семьями и требуют оказать им хотя незначительную материальную помощь, чтобы не дать им и их детям умереть с голода и холода, а между тем по полученным комитетом сведениям управлениями воинских начальников производится выдача бывшим офицерам, чиновникам и их семействам содержания, всякого рода пособий на прислугу, на квартиру и т.д., установленных старым правительством лицам, пользовавшимся тогда особыми привилегиями и преимуществами. «Сумма этих несправедливо выдаваемых народных денег достигает колоссальных размеров». Поэтому, сообщалось в письме, ВРК «предписал начальнику Полтавской местной бригады прекратить с первого февраля впредь до проведения в законодательном порядке» выдачу аттестатов на получение из казначейства содержания и разного рода пособий семьям офицеров и чиновников, всем эвакуированным офицерам и чиновникам, получавших довольствие по чинам и должностям, наконец, бывшим офицерам, «которые не состоят на службе… находятся и отпусках, уволены от службы в запас, остались без должностей за расформированием частей и другим случаям»; производить выдачу довольствия офицерам и их семьям по нормам, положенным солдатам и их семьям, только в тех случаях, когда это довольствие выдается солдатам и их семьям. Письмо заканчивалось словами: если эта мера будет признана Советом Народных Комиссаров «целесообразной и своевременной, прошу провести ее спешно в законодательном порядке».

Первоначально предполагалось вопрос о пенсиях для бывших офицеров передать из пенсионного отдела Главного штаба в Народный комиссариат призрения, возглавляемый А.М. Коллонтай. Однако в марте 1918 г. «учет и регулирование всех вопросов о пенсиях и пособиях» для военнослужащих Красной Армии были переданы Народному комиссариату социального обеспечения (Наркомсобес). Пенсионный отдел последнего просил Наркомвоен «в срочном порядке» сообщить о всех выдаваемых пенсиях, так как многие пенсии до сих пор выдаются бывшим царским ставленникам за «услуги», «ордена» и т.п., а также «сделать распоряжение о том, что о всех назначаемых пенсиях должно сообщаться в центральные и местные комиссариаты социального обеспечения».

Следует отметить, что еще в феврале 1918 г. Наркомсобес разъяснил всем народным комиссариатам, что «до выработки нового закона о социальном обеспечении всех трудящихся категорий он находит необходимым оставить в силе действующие до настоящего времени (т.е. существовавшие при самодержавии и Временном правительстве. — А.К.) пенсионные уставы с предоставлением права лицам, состоящим во главе ведомств, разрешать во всех случаях назначение пенсий». Между тем местный комиссар Московской казенной палаты и казначейства 4 июля 1918 г. прекратил выдачу пенсий из казны всем бывшим офицерам в размерах, назначенных декретом Совнаркома от 11(24) декабря 1917 г. (т.е. не более 3600 рублей в год). А 8 июля 1918 г. наркомсобес А.Н. Винокуров сообщил в Наркомвоен, что основанием для назначения пенсий бывшим офицерам и их семьям может считаться только нетрудоспособность и отсутствие других источников существования. Что же касается назначения пенсий за выслугу лет, так называемые «заслуги» разного рода ставленникам царского режима, равно и выдачи пенсий «всем б. офицерам, независимо от их работоспособности и наличности источников существования (заработка, дохода и имущества и т.д.)», то Народный комиссариат считал их не только не правильными и нарушающими пролетарские принципы, так как они ведут «к развитию паразитизма и тунеядства», но и вообще недопустимыми в Российской Советской Республике. На возражения же Всероглавштаба, что «невыдача пенсий б. офицерам отрицательно влияет на положении командного состава», Наркомсобес сослался на разработанный в Наркомвоене под руководством Н.В. Крыленко (и одобренный Наркомсобесом) проект положения о пенсионном обеспечении красноармейцев и их семей, который также был построен на «вышеуказанных началах потери трудоспособности (п.п. 1 и 2) и отсутствия источнике и существования (п. 6)».

Как видно из этого документа, Наркомсобес, которому Совнарком поручил назначение пенсий бывшему офицерскому составу старой армии, ориентировался лишь на бывших офицеров, либо служивших в Красной Армии, либо потерявших трудоспособность либо, наконец, не имевших каких-либо источников доходе. Однако на территории Советской России проживали десятки тысяч офицеров, которые выслужили пенсии, но в Красной Армии в период ее комплектования по добровольческому принципу по различным причинам, в том числе по возрасту, не служили, а также множество семей офицеров, для подавляющего большинства которых пенсия после смерти главы семьи являлась единственным средством существования. Поэтому указанная точка зрения Наркомсобеса вызвала справедливые возражения; руководства Высшего Военного Совета.

При обсуждении 16 июля 1918 г. вопроса о комплектовании Красной Армии командным составом за счет бывших генералов и офицеров Высший Военный Совет постановил «сохранить впредь до разработки новых положений о пенсионном обеспечении служащих (бывших офицеров. — А.К.) действующий порядок выдачи пенсий по преподанным Народным комиссариатом финансов указаниям», т.е. назначать бывшим офицерам пенсии в размере не более 3600 руб. в год, установленные Декретом Совнаркома от 11(24) декабря 1917 г.; всем же представления, одержанным вследствие возникшего предложения об установлении нового порядка выдачи пенсий, дать немедленное движение. Подобное решение объяснялось тем, что «неясность и неопределенность этого вопроса в данное время… отрицательно влияет на пополнение командного состава армии, что задерживает формирование таковой…».

Однако распоряжение Наркомсобеса от 31 июля 1918 r. всем местным комиссариатам социального обеспечения было предложено пересмотреть старые пенсии бывшим офицерам и назначать новые лишь нетрудоспособным и «не имеющим источников существования», отменить выдачу пенсий «за ордена, выслугу лет слугам царского и соглашательского режима, духовенству и т.п. лицам». Этим же распоряжением местным комиссариатам социального обеспечения предписывалось «запросить от всех ведомств, казенных палат, пенсионных сберегательно-вспомогательных, эмеритальных и т.п. касс сведения о выдаваемых: ими пенсиях» и предложить им представить пенсионные дела на рассмотрение местных комиссариатов социального обеспечения.

7 августа и 10 октября 1918 г. были изданы декреты Совнаркома о пенсионном обеспечении солдат Красной Армии и их семейств. Однако в отношении пенсионного обеспечения бывших офицеров осталось по-прежнему много неясных вопросов, подтверждением чему служит докладная записка начальника Полевого штаба Реввоеновета Республики бывшего Генштаба генерала А.В. Костяева во Всероглавштаб от 28 ноября 1918 г.. В этом документе было сказано, что в Полевой штаб поступают «запросы с фронтов и представления с ходатайствами об оказании лицам, пострадавшим на военной службе, единовременной материальной помощи и о назначении пенсий». Пострадавшие безуспешно обращались уже в различные инстанции, но нигде не могли получить точного ответа и определенного указания, куда и каким порядком надлежит обратиться. Такое положение недопустимо, так как «беспомощность пострадавших не может не вызвать в массах нарекания на власть и нежелательные разговоры». Для устранения подобного положения и в целях упорядочения вопроса о выдаче единовременных пособий и о назначении пенсий Костяев предлагал созвать межведомственную комиссию «для срочного составления положения о пособиях и пенсиях военнослужащим применительно к вновь установленному строю».

31 октября 1918 г. было издано «Положение о социальное обеспечении трудящихся», в статье 2 которого было сказано «Обеспечению подлежат все без исключения лица, источниками существования которых является только собственный труд, без эксплуатации чужого». Как отмечалось выше, бывшее офицерство не относилось к категории тех, кто эксплуатировав чужой труд, и, следовательно, статьи положения должны были полностью относиться и к нему. Однако на практике при разрешении этих вопросов возникало множество проблем. Это было связано, прежде всего, с тем, что в Народном комиссариате труда оказалось сосредоточено множество пенсионных дел лиц различных общественных категорий, в том числе и командного состава старой армии, который еще не получал пенсий или, утратив трудоспособность в обычных условиях жизни, не относился к категории инвалидов войны.

19 марта 1919 г. наркомсобес А.Н. Винокуров направил в Наркомвоен отношение, в котором были изложены основные положения пенсионного обеспечения бывшего командного состава старой армии: пенсии для этой категории лиц «должны быть назначаемы местными отделами социального обеспечения, причем увечные должны получать пенсию наравне с солдатами прежней армии, а не относящиеся к категории увечных, потерявшие общую трудоспособность по прежней государственной службе должны получить пенсию наравне со всеми государственными службами» (т.е. по нормам, получаемым последними) и «лишь при условии материальной необеспеченности и в зависимости о степени утраты трудоспособности, но не за чины и не за выслугу лет».

Поскольку в этом документе содержался упрек в адрес Управления по командному составу Всероглавштаба, что оно «продолжает назначать бывшему командному составу прежней армии пенсии за чины и за выслугу лет и помимо местных отделов социального обеспечения», начальник этого управления С.А. Сухомлин в докладной записке начальнику Всероглавштаба от 10 апреля 1919 г. указал, что при назначении пенсий бывшим офицерам управление руководствовалось пенсионным уставом 1912 г., в котором основные условия размеров пенсии для уходящих в отставку лиц определялись «не по чинам, а в процентном отношении к содержанию, получаемому на службе в зависимости от выслуги лет». При этом учитывалось, что право на пенсию «не только лиц командного состава прежней армии, но и вообще лиц, состоящих на государственной службе, является следствием не каких-либо особых преимуществ, присвоенных этим лицам, одним из видов гражданского права вообще», тем более что еще в июле 1918 г. управление по этому вопросу встало на «социальную точку зрения, обусловив выдачу назначенных пособий материальною необеспеченностью пенсионеров и потерею ими трудоспособности».

Декретом Совнаркома от 26 апреля 1919 г. были отменены все старые пенсии, в связи с чем должны были быть ликвидированы пенсионные отделы народных комиссариатов, а также эмеритальные, пенсионные и прочие кассы. Поэтому было принято решение раскассировать пенсионный отдел Управления по командному составу Всероглавштаба (оставив временно «ячейку» в 6–7 человек) и направить его материалы по принадлежности: в местные отделы Наркомсобеса (дела о бывших офицерах-инвалидах для назначения им пенсий наравне с солдатами старой армии и дела командного состава, получавшего пенсию «на основании прежних законоположений») и в ведение Народного комиссариата труда (дела бывших офицеров, которые либо еще не получали пенсий, либо утратили трудоспособность в «обыденных условиях жизни» и не относились к категории инвалидов войны).

Против ликвидации пенсионного отдела Управления по командному составу Всероглавштаба «сейчас же и притом без проведения установленным порядком через военно-законодательный совет» высказался в докладной записке на имя начальника Всероглавштаба начальник этого отдела Н.Н. Перетерский, который ранее занимал должность помощника начальника отдела пенсионного и по службе нижних чинов Главного штаба и являлся крупным авторитетом по вопросам пенсионного обеспечения военнослужащих. Свое мнение Перетерский обосновывал тем, что нет «категорических указаний о разграничении сферы деятельности по специальному обеспечению между народными комиссариатами социального обеспечения и труда и каким порядком и на каких основаниях предполагается ликвидировать дела пенсиях в отдельных комиссариатах». Кроме того, вопросы о внеслужебном обеспечении военнослужащих и в будущем не могли быть окончательно изъяты из ведения военного комиссариата, ибо военная служба «и по своему характеру, и по ее условиям представляет столько существенных особенностей, что надлежащее разрешение всех могущих возникнуть принципиальных вопросов в указанной области может быть гарантировано только при условии сосредоточения их, хотя бы в некоторой основной части, в военном комиссариате, для чего в составе его (в командном управлении) должен быть оставлен соответствующий орган».

Ликвидация пенсионного отдела Управления по командному составу Всероглавштаба и передача пенсионных дел бывших офицеров в два гражданских комиссариата (Наркомсобес и Наркомтруд) привели, как это и предвидел Н.Н. Перетерский в своей докладной записке, к ухудшению пенсионного обеспечении командного состава старой армии.

Начиная с весны 1919 г. Советская власть усилила внимание к правовому регулированию материального обеспечения красноармейцев и их семейств. Так, 28 апреля 1919 г. Совнарком утвердил положение о социальном обеспечении инвалидов-красноармейцев и их семейств; вопросы материального обеспечения семейств красноармейцев получили дальнейшее развитие в декретах Совнаркома от 27 мая и 11 сентября 1919 г.

Что же касается тысяч бывших генералов и офицеров, которые служили в Красной Армии, в том числе и на строевых должностях в Действующей армии, то их правовое положение по-прежнему узаконено не было. Это можно объяснить тем, что в то трудное для Советского государства время вопросы социального обеспечения решались, прежде всего, в интересах рядового состава Красной Армии — рабочих и трудящихся крестьян. Причина подобного положения, по мнению некоторых авторов, состояла в том, что военные специалисты «еще должны были честным и добросовестным несением службы доказать свое право на соответствующие льготы».

К октябрю 1919 г. социальный состав командиров Красной Армии, особенно в младшем и среднем звеньях, претерпел значительные изменения: появилось значительное число окончивших краткосрочные командные курсы («красные офицеры»), а также не имевших никакого военного образования, но выдвинутых на командные должности за боевые заслуги. Что же касается военных специалистов, прослуживших в Красной Армии более полутора лет, то подавляющее большинство из них своим честным отношением к исполнению служебных обязанностей заслужили уважение сослуживцев и подчиненных. Одним из таких военных специалистов был бывший Генштаба полковник Владимир Николаевич Зарубаев (1880–1972). Зарубаев родился в семье известного генерала, закончил привилегированный Александровский лицей, сдал офицерский экзамен при Николаевском кавалерийском училище и в 1903 г. был произведен в корнеты с назначением лейб-гвардии в Уланский его величества полк. Участвовал в русско-японской войне, за боевые заслуги был награжден четырьмя орденами; в 1911 г. закончил Николаевскую военную академию. Последняя занимаемая им должность в старой армии — помощник начальника отдела управления генерал-квартйрмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта; с 26 октября 1917 г. до демобилизации он был начальником штаба Свеаборгской крепости. Добровольно вступив в Красную Армию в марте 1918 г., Зарубаев занимал должность помощника заведующего и заведующего учебной частью Тамбовских пехотных курсов, а летом 1919 г., после захвата белыми Борисоглебска, принял должность начальника штаба Тамбовского укрепленного района. Когда Тамбов подвергся нападению казачьих частей Мамонтова, Зарубаев пытался убедить членов Совета использовать все средства для обороны, «погибнуть на последней из баррикад в городе, но не отходить». Однако это мнение поддержано не было, и город оставлен без боя. Казаки получили приказ захватить Зарубаева и повесить, его квартира была разгромлена. Виновники сдачи Тамбова были привлечены к суду, и в одном из пунктов обвинения говорилось, что они не поддержали «героического предложения начштаба Зарубаева». С января по сентябрь 1920 г. Зарубаев был начальником штаба, а затем командующим 7-й армией; в 1921 г. занимал должность помощника командующего войсками Петроградского военного округа, после чего служил в военно-учебных заведениях и штабах. Таких военных специалистов, как Зарубаев, в Красной Армии было много.

Поэтому декретом Совнаркома от 2 октября 1919 г. льготы, установленные для красноармейцев и их семейств, были распространены на лиц командного состава, занимавших строевые должности на фронте и в тылу, от командира взвода до командира полка включительно и соответствующие им должности административной и хозяйственной службы на фронте.

20 июля 1918 г. в мобилизационном отделе Управления по организации армии Всероглавштаба был разработан проект декрета о призыве на действительную военную службу бывших офицеров, военных чиновников, врачей и т.д., а 29 июля 1918 г. В.И. Ленин подписал декрет Совнаркома о первом призыве в Красную Армию бывших генералов и офицеров, родившихся в 1892–1897 гг. и состоявших на действительной военной службе и в запасе. Этот призыв не носил общереспубликанского характера и проводился лишь в Москве, Петрограде, семи губерниях (Московской, Петроградской, Архангельской, Владимирской, Нижегородской, Вятской и Пермской) и 51 уезде Вриволжского, Уральского и Западно-Сибирского военных округов, где, по декрету Совнаркома от 11 июня 1918 г. в связи с обострением обстановки на Восточном фронте была проведена массовая мобилизация трудящихся.

Призыв бывших офицеров должен был проводиться применительно к «Наставлению о порядке приема на военную службу рабочих и крестьян», объявленном в приказе Наркомвоена № 436 от 14 июня 1918 г. При этом подтверждался порядок зачисления бывших генералов и офицеров на службу в Красную Армию, установленный декретом ВЦИК от 22 апреля 1918 г. (о порядке замещения должностей в Красной Армий). Все призванные бывшие офицеры должны были зачисляться в резерв на основаниях, указанных в проекте «Временных правил о зачислении в резерв лиц командного состава для назначения на командные должности в формируемой армии», введенных в действие приказом Наркомвоена № 472 от 22 июня 1918 г., а затем, после аттестования их в установленном для назначения на командные должности порядке, они распределялись по войскам.

20 июля 1918 г. был издан декрет Совнаркома о призыве в тыловое ополчение граждан, не подлежащих призыву в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, в возрасте от 18 до 45 лет. Сомнения по поводу принадлежности лиц, подлежавших отбыванию воинской повинности, к призыву либо в Красную Армию, либо в тыловое ополчение разрешались по соглашению комиссариатов военного, внутренних дел и труда с участием представителей Центрального Совета профессиональных союзов. В тыловое ополчение надлежало направлять лиц, живущих на нетрудовой доход (на проценты с капитала и т.д.); пользующихся наемным трудом с целью извлечения прибыли (владельцы торговых, промышленных, земледельческих и т.п. предприятий); бывших присяжных поверенных, их помощников, нотариусов, биржевых маклеров, торговых и коммерческих посредников, сотрудников буржуазной печати; монахов, духовных служителей церквей и религиозных культов (всех вероисповеданий); лиц так называемых свободных профессий, если они не выполняют общественно полезных функций. К перечисленным лицам были отнесены также «бывшие офицеры, чиновники, воспитанники юнкерских училищ и кадетских корпусов и лица, не имеющие определенных занятий».

20 августа 1918 г. Наркомвоен утвердил «Наставление о приеме на военную службу в тыловое ополчение граждан, подлежащих призыву на основании декрета Совнаркома от 20 июля 1918 года».

В результате по мобилизациям, объявленным с 12 июня 1918 г. по 1 сентября 1919 г., явилось 27 292 человека, из них в тыловое ополчение было зачислено 16 780 человек. К сожалению, нам не удалось установить, какой процент из этого числа (как явившихся, так и зачисленных в тыловое ополчение) составляли бывшие офицеры. Но достаточно сказать, что в тыловом ополчении состоял некоторое время даже бывший военный министр Временного правительства бывший Генштаба генерал А.И. Верховский.

В практическом осуществлении декрета Совнаркома от 20 июля 1918 г. встретились определенные трудности, главным образом в определении категорий лиц, подлежащих призыву в тыловое ополчение. Поэтому на основании приказа Реввоенсовета Республики № 1169 от 21 июля 1919 г. была издана «Инструкция о порядке определения классовой принадлежности военнообязанных граждан мужского пола в возрасте от 18 до 45 лет», после принятия которой вопросы отбора и направления в тыловое ополчение решались более объективно и справедливо.

В связи с расширением масштабов гражданской войны 2 сентября 1918 г. ВЦИК объявил Советскую Страну военным лагерем; тем же постановлением ВЦИК был учрежден Реввоенсовет Республики — новый верховный военный орган страны. 6 сентября 1918 г. Советское правительство назначило главнокомандующего Восточным фронтом бывшего полковника И.И. Вацетиса главнокомандующим всеми Вооруженными Силами Республики, а приказом Реввоенсовета Республики № 3/2 от 11 сентября 1918 г. было образовано три фронта: Северный (командующий бывший Генштаба генерал Д.П. Парский), Восточный (командующий бывший Генштаба полковник С.С. Каменев) и Южный (командующий бывший Генштаба генерал П.П. Сытин); для обеспечения демаркационной линии на Западе был образован Западный район обороны (от Петрограда до Южного фронта), начальником которого был назначен бывший Генштаба генерал A.Е. Снесарев. Только в составе трех указанных фронтов имелось 12 полевых армий, а всего в боевом составе Красной Армии насчитывались 34 пехотные и 1 кавалерийская дивизии. Однако в связи с угрозой усиления империалистической интервенции B.И. Ленин уже в октябре 1918 г. поставил задачу увеличить численность Красной Армии до трех миллионов человек. Между тем, как отмечалось в докладной записке начальника мобилизационного управления Московского окружного комиссариата бывшего Генштаба полковника Г.Н. Хвощинского от 12 августа 1918 г., «выяснилось, что призыва бывших офицеров, родившихся в 1892—97 гг., будет совершенно недостаточно для образования надлежащего резерва из старших командных лиц. Вследствие этого настоятельно необходимо спешно выпустить декрет о принудительном призыве бывших офицеров более старших возрастов».

В связи с недостаточным количеством командного состава Всероглавштаб подготовил три варианта проекта нового декрета Совнаркома о призыве бывших генералов и офицеров, причем третий, последний вариант был датирован сентябрем 1918 г. На его основании был опубликован декрет Совнаркома от 1 октября 1918 г. о призыве на действительную военную службу во всех местностях Российской Федеративной Республики бывших офицеров и военных чиновников, не достигших к 1 января 1918 г. 40-летнего возраста: «а) Бывших офицеров… получивших высшее военное образование, в том числе и окончивших высшие военно-учебные заведения по 2-му разряду, а также прослушавших два первых курса, но не окончивших их вследствие войны. б) Бывших офицеров… занимавших штатные должности в штабах и управлениях не ниже штаба округа или армии, а также в управлениях местных бригад и воинских начальников не менее одного года в течение времени с 1 января 1914 г. по 1 января 1918 г.». Вслед за этим декретом был издан приказ Реввоенсовета Республики № 29 от 3 октября 1918 г., в котором говорилось, что «ввиду необходимости принять срочные и действительные меры к укомплектованию армии надлежащими качественно и количественно командным составом» Реввоенсовет Республики и дополнение к объявленному уже призыву бывших офицерских чинов, родившихся в 1892–1897 гг., постановил выделить из числа специалистов (артиллеристов, инженеров и т.д.), служащих в центральных управлениях Наркомвоена и подведомственных ему учреждениях, «не менее 25% общего наличного состава» под личную ответственность начальника каждого управления для отправления на фронт; предоставить Всероглавштабу право поименного назначения тех из числа находящихся в отставке лиц, кто признан желательным для несения службы на фронте и кто находится на должностях в различных советских и иных общественных учреждениях, «привлечения в нужных случаях, на действительную службу тех из отставных кои состоят в возрасте до 50 лет и служили в специальных войсках или на должностях командиров отдельных частей и выше или состоят в возрасте до 45 лет и служили не в специальных войсках и не занимали должностей командиров отдельных частей». В заключение приказа было сказано, что «отказы от назначения не допускаются, так же как запрещается возбуждение ходатайства начальством об освобождении своих сотрудников».

В связи с тем что приказ возложил срочную разработку «всех правил для проведения в жизнь этих мероприятий» и «обязанность наблюдения за точным выполнением приведенные постановлений» на Всероглавштаб, последним на основании указанного выше приказа были разработаны «Правила назначения бывших офицеров в возрасте до 50 лет включительно в части войск и учреждения действующей армии» (см. прил. 2).

15 ноября 1918 г. был издан и приказ Реввоенсовета Республики № 260, согласно которому всех граждан (в первую очередь бывших офицеров), состоявших в подведомственных Наркомвоену строевых частях, штабах, управлениях, учреждениях и заведениях «по вольному найму», следовало считать «военнослужащими» со дня поступления их на службу в ведомство Наркомвоена. Тех же граждан, сверстники которых по возрасту уже были призваны декретами Совнаркома или приказами Реввоенсовета Республики на обязательную военную службу, «считать состоящими на таковой службе со дня призыва их сверстников». Никто из указанных лиц не мог быть «по собственному желанию уволен с военной службы до конца военных действий» (кроме негодных к несению службы по состоянию здоровья); они были обязаны пробыть на военной службе «полный срок, установленный для призванных по мобилизации их сверстников по возрасту». В заключение приказа устанавливалось, что все указанные выше военнослужащие «в случае необходимости должны быть выделяемы для укомплектования полевых штабов и строевых частей действующих армий на общих основаниях».

23 ноября 1918 г. Реввоенсовет Республики издал приказ № 275, на основании которого должны были быть призваны на действительную военную службу на всей территории Советском Республики все бывшие офицеры, не достигшие к 1 января 1918 г. 50-летнего возраста — для бывших обер-офицеров, 55 лет — для бывших штаб-офицеров и 60 лет — для бывших генералов. Призыв следовало провести в течение 20 дней (с 25 ноября по 15 декабря 1918 г.) и всех призванных зачислить и резерв при штабах военных округов, окружных управлениях и окружных военных комиссариатах; распределение этого резерва командного состава надлежало производить только по нарядам Всероглавштаба.

ТАБЛИЦА 5. ПРИКАЗЫ РЕВВОЕНСОВЕТА РЕСПУБЛИКИ О ПРИЗЫВЕ В КРАСНУЮ АРМИЮ БЫВШИХ ОФИЦЕРОВ*

* Составлено по: ЦГАСА. Сб. приказов Реввоенсовета Республики за 1918 и 1919 гг.

Наконец, 7 декабря 1918 г. был издан декрет Совнаркома, (согласно которому из числа подлежащих призыву бывших офицеров, состоявших на службе в гражданских учреждениях, могли быть оставлены на своих должностях необходимые для пользы дела работники в числе, не превышающем 10% призываемых бывших офицеров в каждом гражданском учреждении; в случае же необходимости оставления бывших офицеров сверх указанной нормы следовало в каждом отдельном случае возбуждать особое на то ходатайство.

Кроме указанных выше приказов Реввоенсовета Республики (№ 260 и 275) и декретов Совнаркома от 20 июля, 1 октября и 7 декабря 1918 г., Реввоенсоветом Республики был издан ряд приказов, касавшихся призыва в Красную Армию бывших офицеров различных категорий. Некоторые из них представлены в табл. 5.

Следует отметить, что вопрос призыва в Красную Армию бывших генералов и офицеров осложнялся несовершенством принятой в то время системы отсрочек от призыва в армию и частыми ее изменениями, что создавало многочисленные «лазейки» для тех бывших офицеров, которые хотели уклониться от службы в Действующей армии, на чем следует остановиться подробнее.

После Октябрьской революции расписание должностей, занятие которых освобождало от призыва в армию, как, впрочем и все законы бывшей Российской империи, было упразднено а между тем с введением в Советской Республике летом 1918 г. всеобщей воинской повинности потребовалось принять меры к обеспечению правительственных учреждений нужными им работниками.

Декретом Совнаркома от 23 ноября 1918 г. освобождение от призыва рабочих и служащих национализированных промышленных предприятий, без которых было трудно обойтись, было возложено на Чрезвычайную комиссию по снабжению Красной Армии, созданную 2 ноября 1918 г., с непосредственным подчинением ее Совету Рабоче-Крестьянской Обороны. Но эта комиссия не обеспечила решения вопроса об отсрочках. Так, в связи с призывом на действительную военную службу бывших офицеров оказалось, что многие из них, поступив на работу в промышленность, сумели сделаться там «незаменимыми» работниками; многие из офицеров военного времени работали в этой области еще до мировой войны, а поэтому указанная Чрезвычайная комиссия предоставляла освобождение от призыва значительному числу лиц, в том числе и бывшим офицерам.

Так как здесь сталкивались интересы военного ведомства и промышленности, то декретом Совнаркома от 7 декабря 1918 г вопрос об освобождении от призыва бывших офицеров был изъят из ведения Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии и возложен на местные ведомственные комиссии и на Особую комиссию при Мобилизационном управлении Всероглавштаба под председательством начальника этого управления бывшего Генштаба генерала П.П. Лебедева. В состав этой комиссии вошли представители от Командного и Мобилизационного управлений Всероглавштаба, а также представитель заинтересованное ведомства. При этом местным комиссиям было предоставлено право освобождать от призыва 10% из числа бывших офицеров, состоящих на службе в данном учреждении, ходатайства же об оставлении на своих местах сверх 10% должны были направляться в Особую комиссию.

10 апреля 1919 г. был издан декрет Совнаркома о призывах в Москве и Петрограде и девяти губерниях промышленной района граждан, родившихся в 1886–1890 гг. Ввиду того что этот призыв включал лиц зрелого возраста (в большинстве семейных) и в первую очередь касался рабочих, было решено пересмотреть все вообще ранее предоставленные отсрочки по призыву, чтобы не оказалось, что более молодые возрасты поставлены при равных условиях в более льготное положение, нежели возрасты старшие. Поэтому постановлением Совнаркома от 12 апреля 1919 г. о порядке решения вопросов об отсрочке призыва на военную службу Реввоенсовету Республики было поручено образовать постоянную комиссию по отсрочкам призыва (по соглашению с ВСНХ, Всероссийским Центральным Советом профессиональных союзов, Чрезвычайной комиссией по снабжению Красной Армии) с одновременным упразднением всех других ранее созданных комиссий по этому же вопросу. Советское правительство признало эту комиссию центральным органом по всем вопросам отсрочек (в некоторых документах ее и называли «Особой центральной комиссией») и подчинило ее «в смысле отмены ее постановлений непосредственно Совету Рабоче-Крестьянской Обороны».

Таблица 6. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОСОБОЙ ПОСТОЯННОЙ КОМИССИИ ПО ОТСРОЧКАМ ПРИЗЫВА В АРМИЮ В АПРЕЛЕ — ИЮНЕ 1919 г.*

* Составлено по: ЦГАСА. Ф. 33988. Оп. 1. Д. 9.

** Причиной снятия ходатайства с рассмотрения могли быть смерть, отъезд, арест и т. д.

Чтобы не нарушать нормальную работу предприятий и учреждений, все ранее предоставленные отсрочки временно (но не более чем до 1 мая 1919 г.) сохраняли силу. В именных списках подлежавших призыву рабочих и служащих в отношении бывших офицеров указывалось, «кто из них вошел в 10% офицерскую норму освобожденных сотрудников и о ком ходатайство возбуждается сверх 10% нормы». В дополнение к этому была заведена форма сведений о бывшем офицере, намеченном к освобождению от призыва на военную службу в порядке пункта 2 Декрета Совнаркома от 7 декабря 1918 г.: возраст, военное образование, бывший чин (кадровый, военного времени, запаса), род войск, участие в войне, занимаемая должность, предыдущая деятельность. Эти сведения должны были представляться на каждого бывшего офицера в отдельности, при этом следовало также указывать «общее число служащих в учреждении, в том числе бывших офицеров, а также поименно, кого именно учреждение включает в 10% норму и об освобождении кого сверх этой нормы оно ходатайствует»; не подлежали освобождению от призыва бывшие офицеры артиллерии, Генерального штаба и особо нужные для армии специалисты.

Деятельность Особой постоянной комиссии по отсрочкам призыва в армию в отношении бывших офицеров, являвшихся «незаменимыми» сотрудниками правительственных учреждений, продолжалась в течение всего лета 1919 года и не была еще закончена к октябрю того же года.

Из табл. 6 видно, что указанная комиссия, с одной стороны, подходила к рассмотрению ходатайств об отсрочках призыва в армию бывших офицеров достаточно внимательно, а с другой — принятая система отсрочек предоставляла бывшему офицерству, не желавшему служить в строевых частях в Действующей Красной Армии, широкие возможности легализировать свое положение на административно-хозяйственных должностях, в том числе и в гражданских учреждениях.

Задача усиления командного состава Действующей Красной Армии за счет изъятия из тыловых учреждений, управлений и заведений годных по состоянию здоровья для строевой, штабной и административной службы на фронте бывших генералов и офицеров была решена в основном путем создания в 1919 г. особых комиссий по учету бывших офицеров.