Июльская жара донимала всех москвичей раскалённым воздухом. Больше недели над столицей висело чистое голубое небо без единого облачка. Спрятаться от полуденного зноя было практически невозможно. Асфальт плавился под солнцем до чёрной и вязкой кашицы, и горе было тем модницам, что ступали нечаянно белым каблучком в пластилиноподобное месиво. Водители автомобилей, ожидая на перекрёстке зелёного сигнала светофора, приоткрывали дверцы и создавали небольшой сквознячок. Но как бы не донимала жара, а жизнь в белокаменной не замирала.
Чёрная «Волга» стояла на светофоре первой. Мигнул жёлтый свет. Машина, дав газу, резко рванула с места. Кондиционер, поддувая тихонько из боковых решёток, приятно обдавал холодом сидящих в салоне. Их было четверо. «Волгу» вёл Геннадий Скутин по кличке Блямба. Когда-то в детдомовской драке он получил удар гвоздодёром по голове. Рана зажила, но наросший на лбу хрящ выпирал из-под кожи в виде небольшой шишки. Прошло много лет, а хрящ не уменьшился, шишка так и не исчезла. Блатные дали ему погоняло — Блямба. На переднем сиденье, рядом с Блямбой, восседал охранник Жорник с погонялом Жор. За ними расположился сам хозяин — Александр Григорьевич Бакланов, он же Роман Гайворонский, вычеркнутый из списка живых душ шесть лет назад. Слева от него сидел Тезис — главный идеолог группировки Баклана. У него всегда было много идей и мыслей, которые Александр Григорьевич претворял в жизнь. Тезис был тихим и молчаливым человеком. Его немногословность вполне устраивала руководителя группировки. Баклан взглянул на часы и недовольно скривился.
— Опаздываем, Блямба. Придави-ка педаль до дна.
Геннадий увеличил скорость, и машина побежала ещё быстрее.
«Чёртов автомобиль, — с неудовольствием подумал Александр Григорьевич. — Летом — жарко, зимой — холодно. Заставишь ехать поскорее — дрожит и орёт, как пилорама на зоне. Нельзя тихо пообщаться, приходится кричать. Когда же наступят времена, чтобы приобретение японского джипа было обычным явлением? Ездят же за бугром, чёрт возьми, комфортно и без проблем!»
Баклан поёрзал на сиденье, потянулся за сигаретой.
«Одно утешает: маленький кондиционер, вмонтированный умельцем в чрево отечественного автомобиля. Он хоть как-то скрадывает отсутствие комфорта в салоне».
Авторитет периодически поглядывал на стрелки швейцарских часов. До встречи на загородной даче оставалось полтора часа.
«Успеем, — без тени сомнения подумал Александр Григорьевич. — Блямба — парень надёжный. Ещё бы парочку таких, было бы спокойнее. Шестёрок не надо, предадут, суки, сдадут и дело провалят. Им наплевать на всё, лишь бы собственную шкуру спасти», — рассуждал про себя Баклан, медленно и злобно.
«Ничего, всё когда-нибудь образуется и утрясётся понемногу. И кодлу сколочу, что надо, и от посредников долбаных уйду. Нужно время. Лишь бы война в Афганистане не закруглилась в ближайшее время. Иначе, Рома, ставь точку на деле, так и не заработав авторитет в контрабандных кругах. А это плохо, нужна опора в ногах, твёрдая. Прав Тезис, подсказывая другие пути поставки героина. Начинать надо с безобидной анаши, постепенно втискиваясь в нужные круги. А потом и пострелять — порезать можно, кто не захочет уступить дорогу. Но война пока идёт, есть убитые, авиаторы исправно доставляют „груз — 200“. Если верить прогнозам военных, победы над неверными не видать, как своих ушей. Значит, в ближайшие полтора-два года советские войска не покинут Афганистан. Пусть воюют, время работает на меня. Лишь бы оттуда шло дури побольше, да почаще. Бизнес, смотришь, и поднимется, как на дрожжах».
Александр Григорьевич вынул из кармана пачку «Парламента», задымил.
«Дрянь какая. Куришь, куришь, а проку никакого. Вот „Прима“ — другое дело. Но солидному человеку курить её никак нельзя, выдаёт прошлое с потрохами. Подобное обстоятельство может подпортить репутацию, развести с поставщиками и покупателями».
Но «Приму» он курил, когда оставался один. Затягивался жгучим табаком и вспоминал зону, да корешков верных. Некоторые из них примкнули к его группировке. Им он поручил начинающую процветать проституцию. Новый бизнес ставили на поток, обеспечивая развращённым товаром дачи, пикники на природе, гостиницы низкой категории. В «Космос» и «Россию», конечно же, не совались. Там могли быть проблемы с правоохранительными органами.
Мотор завывающе гудел на предельных оборотах. «Волга» бешено мчалась по шоссе, рассекая неподвижный горячий воздух. Александр Григорьевич ехал на встречу с представителем военной мафии. Пользуясь беспорядками в похоронных делах, они приноровились переправлять из Афганистана наркотики сюда, в столицу, в запаянных цинковых гробах. Оформление «груза — 200» находилось под контролем нескольких опустившихся прапорщиков, подкупить которых не представляло большого труда. Тонкости отгрузки не интересовали Баклана. У каждой стороны была своя работа. На встречах оговаривались сроки поставки, сумма, количество, каналы приёмки, безопасность сделки. В других нюансах предстоящей операции Александр Григорьевич ориентировался непосредственно на встрече. Только после того, когда его звериное чутьё угадывало степень сложности и уровень опасности предстоящей работы, он принимал окончательное решение. Условия, как правило, были у него жёсткие и неуступчивые. Баклан знал: уступишь раз, поставщики не будут церемониться при очередных поставках, станут давить, отвергать излишнюю осторожность. Идти на поводу у кого бы то ни было, он не желал. Не в его правилах. Жизнь научила его этому. Не верь, не бойся, не проси. Эти слова идут по жизни с каждым вором. Баклан оставался верен этим принципам и не раз убеждался, насколько ёмко и правильно отражена в них действительность жизни.
Баклан любил баню. Пробыв в заключении полтора десятка лет, он познал её истинную ценность. На зоне была баня. В отличие от лагерного начальства он испытывал парное блаженство не так часто, как того хотелось. За столь длительный срок заключения он не смог попасть в группу правящих зоной воров. Отсутствовал воровской талант. Смотрящий и его приближённые, как и начальство зоны, могли позволить себе банный кайф практически в любой день. У них и баня была своя. Она стояла в стороне от промышленной и жилой зоны. Вот потому-то, надо полагать, обретя свободу, и полюбил Рома отхаживать себя веником в клубах обжигающего пара.
Сегодня встреча с поставщиками наркотической дури, как обычно, должна состояться на одной из подмосковных дач. Место встречи Баклан определял сам, хотя в последнее время его не менял. Понравившаяся ему дача находилась в восьмидесяти километрах от Москвы. Она ничем не выделялась среди других строений, разве что внутренним убранством комнат и просторной русской баней с небольшим бассейном. Баклан любил проводить здесь встречи. Уютно, спокойно, безопасно. Решались дела, и можно было расслабиться по полной программе. Кореша по бизнесу от проституции поставляли на сходки молодых женщин, ещё застенчивых и неохамевших. Представление о «работе» у них было пока туманным, а организм не гонял по венам гер-герыча. Ни разу. Баклан был щедр и ласков с ними, физического насилия не применял и получал, взамен, несказанные ласки. Проститутки знали это, ценили его щедроты, а некоторые даже влюблялись. Распорядок банных процедур был известен всем, и никто не осмеливался его нарушать. Баклан обычно говорил:
— Дела наши должны быть чисты и прозрачны, а поэтому предлагаю проделать вначале то, что способствует чистоте. Обе договаривающиеся стороны шли в парную и стоически выдерживали неимоверные пытки под адским веником. Каждой из сторон хотелось доказать свою выносливость и превосходство. Парились до потемнения в глазах.
Пересидеть на полке друг друга не удавалось никому, жар гнал к выходу одновременно всех и бросал в бассейн. Первым прыгал всегда Баклан. Тысячи брызг летели в лица стоящим на кромке резервуара. Никто не роптал. Такое правило раз и навсегда выработал сам хозяин, нарушений не наблюдалось.
Особняк был оформлен на подставное лицо, но ни у кого не возникало сомнений о его истинном владельце. Постояльцем на даче являлся угрюмый неразговорчивый мужчина лет тридцати пяти. Звали его Обеза. Настоящего имени, тем более фамилии не знал никто. Он был похож на неандертальца: вдавленный назад подбородок, большие надбровные дуги, очень массивные челюсти. Голова крупная, но вряд ли в ней умещалось большое количество серого вещества. Обеза, благодаря широкой кости, выглядел крепышом, хотя его рост едва дотягивал до среднего. Широкий, с горбинкой, нос вздёрнут вверх. Тело состоит их одних мышц.
Александр Григорьевич обычно звонил заранее и сообщал о предстоящей встрече. Обеза выслушивал распоряжение до конца и произносил одно слово:
— Пнял.
Потом он приступал к запуску банного конвейера.
Первой появилась «Волга» авторитета. Выгрузились Блямба, Тезис и Жор. Через четверть минуты степенно выплыл хозяин. Закрыв ворота, подошёл Обеза.
— Как дела? — поинтересовался Баклан больше для порядка.
— Готово, — отозвался постоялец, и только посвящённому человеку было понятно, о чём идёт речь.
— Через пятнадцать минут прибудут гости, иди, встречай.
Обеза кивнул головой.
Ровно в обозначенное время за воротами появилась ещё одна «Волга» того же цвета, что у хозяина. Обеза пропустил её на территорию дачи. Гостей было четверо, вместе с водителем. Одного, высокого и тучного, с кучерявой шевелюрой, Обеза знал. Остальные были ему незнакомы.
«Видать, что-то новенькое затеял хозяин», — подумал постоялец, закрывая за машиной ворота.
Сценарий был прежним. Следом за гостями прибыл «РАФ», из него с весёлым гомоном выпорхнули девицы. Обеза отвёл их в отдельную комнату на первом этаже. Прибывшие мужчины были из военных. Гражданская одежда на них топорщилась, ходили они по-особенному, и не распознать в них военную косточку мог только невнимательный человек. Разговорная речь была чеканной и громкой, словно люди продолжали раздавать команды налево и направо, забыв начисто, что они в гражданской одежде и находятся на чужой территории.
Время близилось к вечеру. Солнце давно перевалило зенит и скатывалось в озеро, ослепительно блестя в неподвижной глади. Первая ходка в парную завершилась. Четверо мужчин сидели за столом под большим навесом, раскрасневшиеся, с лоснящейся кожей и налипшими листочками от веника. Сердца не успели ещё успокоиться, и волосатые груди мужчин часто вздымались и опускались. Переговорщики молчали и потягивали из кружек пиво. Наконец, отдышавшись, заговорили. Разговор, загоревшись с одной-двух фраз, потёк тихо и монотонно. Со стороны могло показаться, будто мужчины, утомлённые баней, обсуждали вопросы рутинной бытовухи. На самом же деле всё было иначе. Речь шла о поставках наркотиков.
Охранники и водители обеих сторон расположились по периметру таким образом, чтобы не слышать разговора, но видеть всё вокруг, как вблизи переговорщиков, так и за пределами дачи.
— Что скажешь, на сей раз, Василий Георгиевич? — тускло спросил Баклан тучного мужчину, сидящего против. — Когда ждать?
— Понимаешь, уважаемый Александр Григорьевич, произошла небольшая заминка с цинками.
— Какая может быть заминка с гробами? — с недоумением спросил авторитет, не дав договорить собеседнику. На его лице виделось явное раздражение. — Трупы закончились?
— Вы угадали, — перейдя почему-то на «вы» обрадовался сообразительности партнёра военный.
— У нас ведь не просто трупы, а обезличенные, безымянные, и безадресные. Братья мусульмане под Кабулом замерли, засели в горах и избегают больших стычек.
— И что же прикажете делать? Ждать, пока возобновятся жаркие схватки? А что я скажу покупателям? Подождите, пока моджахеды нафаршируют мяса для гробов?
— Ну, зачем же так? — изображая обиду, произнёс Василий Георгиевич.
— Тогда не пойму я тебя. Товар есть, морг полон трупов, а гробы не летят.
— В том-то и дело, что «груз — 200» регулярно поступает в Союз. Но он не наш.
— Что значит — не наш? — искренне удивился Баклан.
— Нам нужны неопознанные и невостребованные солдаты. А их нет. Все трупы зарегистрированы и направляются к родственникам. А те взяли в привычку цинки вскрывать. Прощаются, целуют сынов в лоб. В такие гробы товар не вложишь, сами понимаете.
— Василий Георгиевич, не надо излагать мне подробностей, — перебил недовольно авторитет. — Моджахеды, трупы, военные операции меня не интересуют. Всё, что творится в горах, — ваши проблемы. За это вы получаете свою долю.
Александр Григорьевич отхлебнул из кружки большой глоток, пена застыла на губах. Он отёр её тыльной стороной ладони, взял из тарелки тарань, откусил небольшой кусочек и принялся мелко разжёвывать, посасывая.
— У нас тоже много проблем. Загрузить и запаять цинк проще, чем провезти его через всю Москву, где на каждом углу мент с полосатой палочкой. А палочка эта волшебная, может указать место последней остановки в твоей жизни. Так-то. Поэтому, давайте не будем убеждать друг друга, чья работа опаснее и сложнее.
К гостям нарочито медленно приближался Обеза. Делал он это для того, чтобы его заметили и, если необходимо, прервали разговор. Баклан увидел неандертальца и ждал, когда тот подойдёт ближе.
— Когда запускать? — поинтересовался Обеза.
— Что, притомились наши путаны? — рассмеялся авторитет. — Веди всех четырёх. Вы, Василий Георгиевич, не возражаете поиметь их всех одновременно? — осведомился он у военного.
— Девки-то путёвые хоть? — спросил полковник у Обезы.
Неандерталец промолчал, никак не реагируя на вопрос. Он преданно смотрел на хозяина.
— Кого прислали? — переспросил Баклан. — Анечка здесь?
— Товар свежий, Анечка ждёт, — бесцветным голосом пояснил Обеза.
Баня испокон веков имеет одно предназначение — очищение тела от грязи и недугов. Сейчас всё изменено и испохаблено. Баня стала местом одурения и разврата. Водка, жратва и бабы. Баклан почесал за ухом и без лишних колебаний распорядился:
— Идём париться. Веди тёлок. Хотя, впрочем, Анечку оставь в доме. Пусть ждёт. Закончу дела, приду.
Обеза слегка повёл головой вниз и ушёл назад, в дом. Через несколько минут дверь первого этажа отворилась, из неё высыпали обнажённые девицы. Они с гоготом побежали в баню. Анечки среди них не было.
— Ну, идёмте, парнёмся, — негромко произнёс Александр Григорьевич и первым встал из-за стола.
За ним последовали остальные. Вскоре послышались приглушённые дверью вскрики от жаркого веника и женские стоны вперемежку с ахами и охами.
После банных утех гости, и хозяин с Тезисом вновь восседали за столом — красные, потные и расслабленные. Разговор стал более конкретным. Вопросы Баклана, словно плеть, хлестали гостей и ставили в тупик.
— Назовите мне точный срок поставки груза. — Глаза бывшего зека двумя острыми шильцами принялись дырявить лица военных.
— Ну, это трудно очень… — начал было говорить компаньон полковника, но Баклан прервал его, не дав договорить.
— Если сами не можете определиться, срок назначаю я. Десять дней с этого часа. У нас всё поставлено на поток. Опоздаете — будете носиться со своим коксом и гер-герычем, как с писаной торбой, самостоятельно. Мы найдём другие каналы.
— Ну, хорошо, хорошо, — согласился суетливо полковник. — Завтра же свяжусь с Кабулом, уточню, доложу.
— Уже теплее, — заметил Баклан удовлетворённо. — А то я подумал было, что за странные вещи происходят? Делаем одно дело, а все проблемы ложатся на плечи компаньона. Уж не пересмотреть ли сумму сделки, как думаешь, полковник? — надменно спросил хозяин дачи.
— Не мне решать подобные вопросы, — угрюмо ответил Василий Георгиевич.
При обсуждении темы финансов и гонораров он чувствовал себя свободным. В таком случае он брал тайм-аут и ехал советоваться к генералу. Этим нюансом неоднократно пользовался Баклан, когда ему требовалось время. Он сводил разговор в русло финансов, и решение проблемы зависало на несколько дней, а то и недель. Баклан успевал проворачивать свои дела, делая это вполне успешно.
— Впрочем, сумма сделки меня не интересует, — доставая из пачки очередную сигарету, задумчиво проговорил авторитет. — Я назвал своё условие, ваше дело — решать.
— Вы же знаете, как поступает в таких случаях генерал Зиновьев, — полковник внимательно заглянул в лицо собеседника.
— Как? — спокойно спросил Баклан.
— Он не примет вашей отставки, последствия могут приобрести гибельный характер.
— Угрожаешь? — Баклан испытующе уставился на полковника, рука, державшая кружку с пивом, слегка дрогнула.
— Отнюдь, Александр Григорьевич. Предупреждаю, потому что знаю характер генерала. Он не позволяет путнику, свернувшему с тропы, сделать ни одного шага.
Полковник пьяно осклабился. Он успел хлебнуть с девицами водочки и, смешав её с пивом, теперь сидел напротив авторитета заметно осоловевший. Он был офицером связи в штабе министерства обороны и держался с окружающими его людьми высокомерно. Но не с Бакланом. При первой же встрече Баклан поставил на место хамоватого офицера. Вот уже года два, как тот не позволял себе подобного отношения к авторитету. Видимо, ему разъяснили впоследствии, как следует разговаривать с ворами вообще, если хочешь иметь с ними какие-либо дела. В последующие встречи полковник держался на равных и даже чуть заискивал перед хозяином дачи. Иначе могло и не быть застолья за счёт хозяина, и девиц для утехи тот не привезёт. Сейчас он, захмелев, вероятно, потерял над собой контроль, и наглым взглядом наблюдал за реакцией Баклана, делая про себя, наверное, какие-то выводы.
Баклан перешёл на «вы». Все, кто имел с ним дело, знали: Баклан достиг предельной черты гнева, после которой не следует задавать лишних вопросов. По лицу бывшего зека собеседник понимал: разговор принимает крутые обороты.
— А вы, Василий Георгиевич, передайте своему генералу, что я не намерен добровольно лезть в мышеловку. У меня есть сведения, что прокурор и оперы из КГБ наступают в Афгане вам на пятки. И будьте уверены: недалёк тот день, когда они доберутся и сюда, глянут своим всевидящим оком на разрытые могилы…
У Романа Гайворонского было странное свойство характера. Впадая в крайнее недовольство, раздражаясь, он мог тут же преобразиться в совершенно другого человека, став неожиданно для всех сентиментальным и снисходительным. По всей вероятности, излишне принятый на грудь алкоголь действовал на него по-особому, не как на всех грешных. Баклан вдруг улыбнулся, подобрел.
— Ну, ладно. В общем-то, здесь всё понятно. Настораживает другое. Кто виноват, что легавые что-то унюхали? Круг наших связей ограничен. А утечка информации прошла. Значит, либо в Афгане прапоры по пьянке проболтались, либо твои разговоры с Кабулом прослушиваются. Делайте выводы с генералом сами, да поскорее.
— Вы думаете, мои люди…
— А чьи? Не мои же законники?
— Ну…, это мы узнаем вскоре, — лицо полковника Снорова помрачнело.
— Во всяком случае, вина в провале, если он произойдёт, будет на вашей стороне, — без тени сомнения упрекнул Баклан военных.
— Пронесёт, не впервой кагэбэшники морги трясут. У них мозгов не хватит, чтобы за груз зацепиться. Так, в очередной раз проверяют случаи мародёрства, не более.
— Дай-то бог, чтобы все трудности только в штанах отложились.
— В каких штанах? — непонимающе спросил полковник.
— Тех, в которые наложили твои организаторы ритуальных услуг.
— А-а, — пьяно скривился Сноров.
Баклан допил пиво, вытер губы тыльной стороной ладони. Немного размыслив, притянул к себе вторую кружку, сделал небольшой глоток.
— Короче. Условие моё вам известно. Срок — десять дней. Потом цена будет падать. Значи-и-тельно! Так и передай своему шефу. Всё. Разговор закончен.
Ультимативные условия и тон, с которым они были произнесены, покоробили полковника Снорова. Но что делать, если другого покупателя нет? Он смолчал. Нужно было вставать и уходить. Но полковник продолжал сидеть, чего-то ожидая. Баклан покосился на него.
— Что, хороши девицы? А их, кроме меня, под тебя никто больше не кладёт?
— Так точно, Александр Григорьевич! — совсем пьяным голосом по-военному отчеканил Сноров. — Никто не кладёт!
— Иди, сделай ещё одну ходку, если не насытился. Только я сомневаюсь в том, чтобы твой дружок, который сейчас мирно покоится между ног, пожелает поднять голову к небесам. Тебе домой ехать в самый раз. Но если очень хочется — иди. Меня другие дела ждут.
Баклан решительно отставил чуть отпитую кружку и встал из-за стола.
— Обеза, — позвал он негромко неандертальца.
Постоялец приблизился, замер в ожидании.
— Накрой стол на втором этаже и приведи туда Анюту. Я сейчас буду.
— Остаётесь, или, как всегда, уедете в ночь? — спросил он Снорова, уходя.
— Как всегда, — нехотя отозвался полковник. — Это вы люди свободные, а у нас служба круглые сутки.
— Знаю я вашу службу, не приукрашивай, — с усмешкой выдохнул авторитет.
Гости ещё раз посетили баню. Оттуда в течение часа слышался женский визг и галдёж. Затем двери распахнулись, первыми выскочили девицы и побежали обнажённые к дому. Мужчины вышли не спеша, довольные и распаренные, сели вновь за стол. Хозяина не было, и они лихо, одну за другой опрокинули несколько рюмок водки. Потянули из кружек пиво и засобирались.
Через четверть часа, одетые гости расселись в машине. Обеза ждал их у раскрытых ворот. «Волга» медленно, почти бесшумно, покинула территорию дачи. Спустя минуту она растворилась среди густых сосен.
Наутро чёрная «Волга» Баклана летела на предельной скорости в сторону Москвы. Геннадий Скутин хорошо знал своего шефа и всегда старался угадывать его желания. Сейчас он гнал автомобиль по шоссе с огромной скоростью, нутром чувствуя, что этого хочет хозяин. И он не ошибался. Когда у Баклана было скверное настроение, он сам приказывал Генке увеличить скорость до такой величины, чтобы колёса машины крутились, «как диск пилорамы». Скутин быстро усвоил желания шефа и не ждал распоряжений. Ехали молча. Генка осмелился и спросил:
— Александр Григорьевич, у меня кореш объявился.
— Ну, — буркнул авторитет, недовольный, что водитель прервал его размышления.
— Свой парень, с понятиями. Может, глянете на него как-нибудь? Ручаюсь.
— Откуда нарисовался?
— Из Чусового. Это от Перми недалеко. В детдоме чалились вместе.
— Откуда, откуда? — Баклан вздрогнул от неожиданности.
— Из Чусового, а что? — Скутин удивлённо взглянул на хозяина.
— Так, ничего. Бывал я в этих местах, — пытаясь изобразить на лице безразличие, ответил авторитет.
— Ну и как? Понравились места?
— Да уж, места нетоптаной тайги, — скривился Баклан. — Звуки пилорамы, собачий лай и окрики вертухаев.
— Это точно, колоний в округе предостаточно, — согласился Генка. — Всяких.
Баклан промолчал. Он думал о своём.
«Вот жизнь, мать её! Живу и не живу одновременно. Сестра давно похоронила. Свиделся бы, да как? Родственников, кроме Катьки, и не осталось никого. А вокруг одни жлобы. Пиявки да волки. Только сосут и рвут на части. Исключение — Анечка. Она у меня вместо сестры, или дочери? Впрочем, неважно. Кроткая, покорная, нежная. Надо, пожалуй, отделить её от развратниц. Пусть живёт на даче. А насчёт Катьки — мысль. Взять, да и махнуть к ней. Постучать тихонько в отчий дом и раскрыться. А потом перетащить сюда, в столицу. Поди, мается, одна-то. Тяжко. Фу ты, чёрт, совсем опарафинел, — мысленно остановил он себя. — Жить надоело? К сестре захотелось? А что если она не одна? Что если, с мужиком сошлась? Да ещё с коммунякой, или хуже того — с легавым? Нет, Рома, брось сентиментальничать. Живи да радуйся, пока не чпокнут».
— Как зовут-то твоего кореша? — выйдя из оцепенения, спросил Баклан.
— Игорь, — радостно сообщил Генка, заметив заинтересованность шефа.
— Не нравится мне это имя. Игорь, Угорь, словно прыщ какой-то.
— Так нарекли его, Александр Григорьевич. Нет вины на нём из-за этого.
— Что он за человек? Чего его вдруг в столицу потянуло?
— Мы с ним братаны, как бы. Так окрестили нас в детдоме. Перезваниваемся иногда. А в столице, как известно, хлеб намного слаще, чем в провинции.
— Что он умеет делать?
— Всё, что надо, — заручился за друга Генка. — Он бы со мной подался в Москву, да в техникум успел поступить. Сейчас закончил учёбу, отрабатывает в лесосплавной конторе. И бабка у него вдруг объявилась.
— Какая ещё бабка? — спросил Баклан без особого интереса.
— Родная. Нашлась случайно. Крякнула неожиданно, дом по наследству перешёл Игорю. Он там и жил до сегодняшнего дня. Сейчас дом продал, махнул сюда. Работу ищет.
— Ладно, считай, что я дал согласие. Приводи, посмотрю. Только учти: живём мы по системе «ниппель» — вход только в одну сторону. Обратного пути нет. Если что — извиняйте, братаны.
— Понятное дело, — обрадовано произнёс Генка.
Он понимал, что дело, которым занимается шеф, опасное. Но он усвоил и другую истину, вполне приемлемую в жизни любого человека: кто не рискует — тот не пьёт шампанского. Деньги нужны всякому и всегда. На даровщинку не бывает даже сыр в мышеловке. Его надо умудриться достать и не быть прибитым мощным механизмом.
Машина монотонно гудела работающим двигателем. Резина колёс наматывала на себя очередные километры шершавого асфальта. Баклан, прикрыв глаза, продолжал размышлять.
«Поставщики хреновы. Заниматься бизнесом — не ваш удел. Привыкли выкрикивать команды: „Встать! Равняйсь! Смирно!“ И всё. Извилин — ноль целых, и шиш десятых в придачу. В Афгане опера сели на хвост. Дурдом! Там-то уж вольница — вороти, что хочешь! Горы, нищие кишлаки, дикий народ. Наркотики рекой льются — бери, не хочу. В армии — бардак, неразбериха. Не спрятать жмуриков — чушь собачья! Что мешает запаять в цинк того же душмана? Кто когда разберёт, чьё там тело запечатано? Зажирели, зажрались толстозадые полковники. Управляют поставками из уютных кабинетов и ещё диктуют условия. Бабки делают на пустом месте. Хрен вам! Последняя сделка. Следующие условия будут мои. Куда вы без меня со своим гер-герычем? У вас есть цыгане-оптовики? Пойдёте в переходах торговать? Или будете развозить его на бронетранспортёрах по городам Союза? Здорово! Класс! Вклад в историю мирового наркобизнеса. Неповторимо и непостижимо умам зарубежной мафии. Сожму я вас в кулак, как жмых, товарищи офицеры. И никуда вы не денетесь. Не можете найти родственника для неопознанного трупа? Держите его в морге месяцами, как будто потом можно сразу опознать. Козлы! Дельцы долбаные! А каково мне реализовывать вашу дурь? Задумались хоть раз, как это делается, и чем рискую я, вскрывая гробы? Так-то, сволочи!»
Баклан не заметил, как задремал и воевал с поставщиками уже во сне. Выругался вслух и проснулся.
— Что вы сказали, Александр Григорьевич? — спросил Генка.
— Так, мысли вслух.
— А-а, — понятливо отозвался водитель. — Подъезжаем. Куда направляемся? — он вопросительно взглянул на шефа.
— В контору.
Так они называли просторную четырёхкомнатную квартиру на окраине Москвы. Квартира была оснащена всем необходимым: связью, оружием, охраной.
— Кстати, Блямба, твой друг, случайно, не спортсмен?
— Боксёр, — приврал наполовину Генка. Он знал, что Игорь занимался боксом, но дальше третьего разряда его друг не ушёл.
— Направь его ко мне после обеда, потолкую. Пусть поковыряется в могилах пока, проверим, что он за фрукт. Может, в охранники переведу со временем.
— Хорошо, Александр Григорьевич. Созвонюсь, представлю.
Машина катила уже по знакомому переулку. Вот и дом, в котором располагается так называемая контора.
«Засиделись мы в этом месте, примелькались, — подумал Баклан. — Надо бы перебраться в другой район. Если роют в Афгане, то почему им, ментам, не появиться и здесь? Бережёного — Бог бережёт», — рассудил бывший зек, открыл дверцу и ступил на землю.
Было раннее утро. До жаркого дня было немало времени. Пока ещё воздух свеж и прохладен. Перед тем, как войти в подъезд, авторитет остановился, вдохнул полной грудью. В ноздрях приятно защекотал охлаждённый воздух.
«Нет, всё-таки я правильно сделал, что не стал с ними ссориться. Неприятности мне не нужны. Пусть они происходят с другими. Пока всё идёт хорошо. Времени достаточно, можно и подождать». В тайнике лежала и ждала своего часа часть предыдущей партии порошка. Баклан умолчал об этом, не давая козыря в руки военных. Авторитет потянул дверь на себя и вошёл в серый полумрак подъезда. Начинался очередной день, полный забот и ожиданий наркодельца Бакланова Александра Григорьевича.