Для лейтенанта Жигарёва два приятных известия пришли одновременно. Это произошло в канун дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Наконец-то было присвоено звание старшего лейтенанта и вручён затерявшийся орден Боевого Красного Знамени. Для того, чтобы на погон разведчика упала третья звёздочка, военным чиновникам потребовался ровно год. По всей вероятности, документы где-то затерялись, либо пролежали без движения, но только не в Грузии, не в Лагодехи, где их подготовил майор Воронцов и направил по инстанции. Документы тормознули уже здесь, в Афгане, в чём Сергей ничуть не сомневался. Нынешний ротный не раз порывался отправить документы повторно, но лысый подполковник в штабе отвечал неизменно:

— Не нервничай, капитан, документы — в работе. И вообще, командованию лучше знать, кому, когда и что давать.

— Товарищ подполковник, но ведь девятый месяц пошёл уже, как Жигарёву сообщили о представлении очередного звания. Майор Воронцов готовил, ещё в школе спецназа, в Грузии, — не сдавался капитан Оборин.

— Ну и что? Майор сделал своё дело и улетел в неизвестном направлении, а лейтенант твой у нас, теперь наше командование решает, как с ним поступить.

— Лейтенант Жигарёв — опытный боевой офицер, — не унимался ротный. — На его счету более десятка удачно проведённых операций.

— Выскочка твой лейтенант, — ошарашил Оборина штабист. — Он из запасников, «партизан», а имеет уже две награды. За такой срок кадровому-то офицеру не всегда удаётся получить хотя бы одну награду, а твой — уже две. Как говорится, каждому овощу свой срок. Уразумел?

— Тьфу! — смачно плевался Оборин, выходя из штаба. — Крысы тыловые! Не всегда удаётся! Сидите и ждёте разнарядки на награды! Делите их меж собой, готовые за орден сожрать друг друга! Мрази вонючие! Орденоносцы хреновы!

Возмущению капитана не было предела. Они с Жигарёвым догадывались, из-за чего сыр-бор, из-за кого идёт вся эта свистопляска.

Замполит Неразов прекрасно понимал: нельзя вдохновлять солдата на подвиг, не понюхав пороха самому. Нельзя принимать бойца за быдло, ублажая вкусным обедом или используя крикливую команду вместо плети. Солдат не воспринимает подобных методов. Не клюёт он на обещания. Просто живёт одним днём. У него для службы и принцип выработан свой: день прошёл — ну и хрен с ним! У Неразова близился срок замены. Одну медаль он себе выклянчил по разнарядке, но хотелось большего, хотелось получить орден за реальную операцию. И тогда можно будет, возвратившись в Союз, рассказывать о своих боевых подвигах, не таясь и не тушуясь. Орден должен быть настоящим. Он долго размышлял, как это лучше сделать и, наконец, созрел. Подошёл к капитану Оборину и попросился на выход.

— Слушай, капитан, тут такое дело, — путано начал замполит, — мне до замены осталось совсем ничего, а я всё напутствую да напутствую первогодков. Некогда и «духов» пострелять, понимаешь. Ты бы подсказал кому из ребят, пусть возьмут на выход. Я, как-никак, офицер-десантник, стрелять и драться в рукопашном бою ещё могу. Надо когда-нибудь и повоевать.

Ротный не стал отговаривать замполита от выхода и решил включить его при случае в группу Жигарёва. Какой из Неразова вояка — знали все. Поэтому выбор пал именно на Жигарёва. Сергей не умел конфликтовать открыто, был дисциплинирован и беспрекословно исполнял все распоряжения ротного. На этом и сыграл капитан. Если бы он подошёл к Даничкину, тот попросту послал бы политрука куда подальше и не без оснований.

Так уж случилось что, Костя некоторое время служил с Неразовым в одном полку и знал о нём многое. Не удержался и рассказал однажды о курьёзном случае, который произошёл с замполитом, тогда ещё молодым лейтенантом, вчерашним курсантом военного училища.

Случилось это в Казахстане, куда десантников отправили на летние учения. Когда прибыли на место, разбили палаточный городок и на отшибе построили сортир с выгребной ямой. Через месяц лейтенант Неразов заступил в караул помощником дежурного по части. Ровно в полночь его организм потребовал опорожнения по большой нужде. Он отпросился у дежурного по части и отправился в конец городка к возведённому строению. Снял портупею и, не найдя крючка, где бы он смог её повесить, решил разместить на шее. Пистолет тянул вниз и не хотел держаться на предложенном месте. Тогда лейтенант Неразов расстегнул кобуру, достал свой «макаров» и сунул в брючный карман. Весело насвистывая, опустился на корточки. И тут произошло непредвиденное. Пистолет выпал из кармана и, громко булькнув, исчез в испражнениях.

— Ё — моё! Вот, дела-а! — только и вымолвил молодой офицер.

У него выступил на лбу пот. Ещё бы! Утеря табельного оружия предусматривает уголовную ответственность. Лихорадочно соображая, что можно предпринять, чтобы не быть осужденным, Неразов, так и не избавившись от переработанной пищи, быстро натянул брюки и бегом направился к дежурному по части — майору с одноимённой фамилией Майор.

— Товарищ майор, разрешите доложить? — запыхавшимся голосом выпалил лейтенант.

— Валяй, — снисходительно разрешил лихой офицер, он же Майор Майорыч, как окрестили его за глаза десантники.

— Я…я…я… утопил оружие, — залепетал молодой помощник.

— Сколько единиц. Какого вида? Из какого подразделения? — машинально стал задавать вопросы майор, не отрываясь от шахматной доски. Потом до него дошла суть доклада, и он медленно развернулся к Неразову.

— Что ты мелешь? Где утопил, если поблизости нет ни озера, ни речки, ни маленькой лужи? Решил разыграть, проверить мою бдительность? Так сегодня не первое апреля.

— Никак нет, товарищ майор! Не разыгрываю. Я утопил его… то есть… утопил табельное оружие.

— Где? — уже осмысленно спросил Майор.

— В сортире, мой «Макаров» выпал из кармана в выгребную яму.

— Ну, а ко мне с какой целью пришёл? — недоумённо поинтересовался дежурный.

— Чтобы доложить о случившемся! — сообщил лейтенант.

— Во, дубина! — восхитился подчинённым майор. — Во, глыбища! Сейчас мы быстренько всё оформим и завтра утром отправим рапорт особистам.

— Никак нет, товарищ майор! Этого делать не нужно! — громко чеканил лейтенант.

— А что нужно? — вкрадчиво спросил дежурный.

— Не знаю, — растерянно ответил Неразов.

— Зато я знаю, что ничего не знаю. До утра чтоб пистолет был. Иначе… — майор с сожалением посмотрел на сопливого лейтенанта и повернулся к нему спиной.

На этом разговор оборвался. Неразов сходил в палатку, где хранились средства химзащиты и взял один комплект. У сортира переоделся и опустился в выгребную яму. Питание у десантников было отменное, так что солдаты постарались хорошо, нечистот скопилось, как говорят в народе, выше крыши. Шарить рукой не удавалось, приходилось опускаться с головой. Маленькая лампочка от аккумуляторной батареи тускло мерцала, и свет от неё едва пробивался сквозь вырубленные в досках отверстия. Но даже такое слабое освещение позволяло различить обнаруженные предметы.

Спустя некоторое время и другой человеческий организм потребовал облегчения. Солдат Нетета пробудился от спазм в животе и, сонно охая, побежал трусцой к тому же сортиру. Молниеносным движением десантник сбросил портки и устроился над очком, заслонив седалищем свет в яме. Вынырнув из дерьма, Неразов оказался в кромешной тьме. Быстро определив причину затмения, лейтенант попросил солдата передвинуться, но так как на голове был противогаз, вместо человеческой речи послышалось нечленораздельное мычание. Лейтенант решил дотронуться рукой до обнажённой задницы десантника, ибо другого способа передать свою просьбу он не нашёл.

Можно лишь представить себе внутреннее состояние полусонного человека, одиноко сидящего в сортире в ночное время. Кругом ни души, звенит ночная тишина, и вдруг — толчок в задницу. Нетета непроизвольно заглянул в яму и ужаснулся: на него уставилось невиданное чудовище с хоботом. От страха солдат издал дикий вопль и из него тут же с большой силой извергнулись остатки испражнений. Они, словно очередью из автомата, полоснули по голове чудовища. Нетета, не надевая штанов, бросился вон из туалета. Он бежал по ночному городку и орал благим матом, отчего навёл большой переполох. Сонные солдаты, ничего не соображая, хватали одежду и выскакивали наружу.

Неразов после упорных поисков всё же отыскал свой пистолет и предъявил его на всякий случай Майору. С тех пор к нему приклеилась кличка Обкаканный. Над ним подтрунивали все, кому не лень, и открыто издевались. От безысходности молодой лейтенант подал рапорт, в котором просил отправить его в Афганистан. Его просьба была удовлетворена, и когда, казалось бы, всё осталось позади, на его голову свалился Костя Даничкин.

Капитан Оборин до подробностей знал историю, приключившуюся с замполитом, но вида не подавал. Более того, пресекал любую трепотню по этому случаю и всячески старался поддерживать авторитет замполита. Делал это исключительно в целях поддержания дисциплины в роте. И в этот раз он мог бы отговорить Неразова от выхода на засаду, но, поразмыслив, определил его в группу Жигарёва. Больших стычек с моджахедами не было давно, и капитан рассчитывал на мирную прогулку в горы.

Получив распоряжение от ротного, Сергей посмотрел ему прямо в глаза, спросил:

— Очень надо?

— Надо, Меченый, и замполиту когда-то набираться боевого опыта. Сам посуди: старлей скоро заменится, улетит в Союз, а что он может рассказать первогодкам о нашей войне? Насочинять с три короба и исказить действительность? Рассказать, что всё было легко и просто? Нет уж, дудки! Пусть хоть чуток хлебнёт правды. А ты уж постарайся наделить его трудностями. Лады?

Сергей не стал отвечать привычно: «Лады». Усмехнулся и произнёс:

— Не предполагал я, товарищ капитан, что ты выучился агитировать, да столь убеждённо, что отказать тебе просто невозможно. Только сознайся, где познал все тайны агитации? Уж, не у Неразова ли?

Ротный с возмущением уставился на Жигарёва и хотел, было, матюгнуться, но тот не дал ему заговорить, продолжил:

— Может, тебе переквалифицироваться, а потом взять, да и занять должность замполита по совместительству?

— Да пошёл ты… делай, что я сказал! — остановил ёрничество Жигарёва Оборин.

— Есть, товарищ капитан! Старший лейтенант Неразов будет включён в группу в самое ближайшее время! Другие распоряжения будут?

— Берёшь пример с Даничкина, строишь из себя клоуна?

— Никак нет, товарищ капитан!

Ротный приблизился к Жигарёву и неожиданно задал подзатыльника.

— Ты всё понял, Серёга? Чтобы всё было по-настоящему, чики-чики, чтобы комар носа не подточил.

В этот момент Сергей не мог и представить, как всё обернётся. Из всех выходов группы серьёзных столкновений с «духами» насчитывалось немного, и те приходились на первую половину года. Караваны постоянно меняли маршрут, и обнаружить их было довольно непросто. Рота обслуживалась кабульским вертолётным полком, но летуны особо не жаждали делать облёты территории с досмотровыми группами капитана Оборина. Они просто-напросто игнорировали отдельную роту спецназа.

— Рота — не батальон, капитан — не майор, — не раз отвечали вертолётчики на просьбы спецназовцев. — У нас есть дела поважнее, а ваши задачи — тьфу! И район ответственности вам точно не определён. Ваша банда — как перекати-поле. К кому перебросят, с того и спрашивайте. В конце концов, у вас есть бронетехника, вот и катайтесь, куда вам захочется.

Вертолётчики отчасти были правы. В конце лета рота капитана Оборина оказалась своеобразной затычкой. Желтуха и тиф валили в отрядах больше половины личного состава. Иногда эта цифра приближалась почти к ста процентам. Командование сороковой армии почему-то считало, что рота Оборина бездельничает, и когда требовалась «неотложка» где-нибудь в районе Газни или Гардеза, её срочно перебрасывали туда в полном составе. По божьей воле, видимо, но болезнь обходила стороной разведчиков, хотя время от времени и здесь зараза выводила из строя до десятка бойцов.

В этот раз отдельная рота капитана Оборина была переброшена в провинцию Нангархар. Накануне перед выходом, как всегда, ротный вызвал к себе Жигарёва и показал на карте дорогу, по которой, со слов «стукача», вот уже два раза проходил караван с оружием. Численность каравана невелика — насчитывалось до двадцати моджахедов. Сведения осведомителя не всегда отражали действительность, и поэтому верить им или нет, решал каждый из офицеров самостоятельно. Жигарёв поверил афганцу, но то, что караван в третий раз пойдёт тем же маршрутом, почему-то засомневался. Но приказ командира — закон для подчинённого. Настораживало одно: почему Оборин распорядился выдвигаться к месту засады днём? Сергей спросил:

— Почему такая необычность, капитан?

— Потому что «духи» днём спят, группа пройдёт незамеченной.

— А почему пешие, почему бы нас не забросить «вертушкой» или на броне?

— Два «почему» — это уже много. Но я отвечу, раз ты мою задачу разжевал, а проглотить не можешь. Первое. «Вертушку» не дают. Броня отпадает. Путь не близок, и к месту засады вы выйдите не раньше полуночи. У меня есть опасение, что караван пойдёт по другому маршруту и ваши пути, вполне возможно, пересекутся. Для внешней маскировки наденете афганскую одежду. Это на тот случай, если вы споткнётесь о «духов» раньше времени. Скажем, на восьмом километре у заброшенного кишлака. Поэтому, будь осторожен, Сергей, и смотри в оба.

— Понял, капитан, буду предельно внимательным, — Жигарёв сразу посерьёзнел. — А насчёт афганской одежды ты здорово придумал. Она свободная и в ней не так жарко. Один раз я напяливал на себя такие штаны, знаю.

— И как?

— Зашибись, мне понравилось. А вот чалму не надевал.

— К твоему лицу в самый раз, — усмехнулся Оборин. — Вылитый моджахед.

Тяжёлые ранцы, нагрудники с боезапасом и автомат на груди сильно усложняли передвижение. Измотанные переходом в горах разведчики достигли места предполагаемой засады только под утро. Восемнадцать километров через горы удалось преодолеть лишь за половину суток. В пути караван не повстречался. Жигарёв расставил бойцов, разведчики заняли круговую оборону чуть ниже вершины горы. Радист отработал дежурный сеанс связи. Люди отдыхали по очереди. Больше всех измучился замполит. У него сопрели ягодицы, и он едва держался на ногах.

— Ничего, отлежишься. Караван подойдёт не скоро, если вообще подойдёт, — подбодрил Неразова Сергей.

Весь день разведчики пролежали, наблюдая за дорогой. Прошли несколько афганцев, внимательно осматривая следы. Они были без оружия. До позднего вечера на дороге никто больше не появлялся. Сергей задремал и проспал около двух часов. В полночь его разбудил сержант Москаленко.

— Товарищ старший лейтенант, — взволнованно шептал он на ухо и с силой тряс Жигарёва за плечо. Сергей проснулся моментально и спокойно произнёс:

— Не тряси, докладывай.

— На левом фланге виден свет фар трёх машин.

Сергей взял бинокль ночного видения, посмотрел в указанном направлении.

— Вижу, — сказал он тихо. — Передай: «Всем приготовиться!»

Машины приближались, но были ещё далеко, и шум моторов не прослушивался. Минут через семь раздались негромкие голоса. Напряжённо всматриваясь в темноту, разведчики обомлели. Впереди машин на большом удалении двигались пешим порядком моджахеды. Они шли, не таясь. Сергей посмотрел вдоль дороги, водя бинокль влево и вправо.

— Едрит твою мать! — злобно выругался он и повернулся к сержанту. — «Духов» наберётся человек шестьдесят, не меньше. Идут двумя колоннами. На, глянь.

— За второй колонной вижу ещё три машины, — сообщил Москаленко.

— Молодец, я их тоже засёк.

Подполз замполит.

— Жигарёв, надо залечь и не высовываться. Пусть проходят. Их очень много для нас, на каждого приходится по три-четыре «духа».

— Нет, Толя, негоже так, — не согласился Сергей, впервые назвав замполита по имени. — Будем мочить. На нашей стороне внезапность и ночь. «Духи» в ущелье, а мы — наверху. Перекроем им выход. Что может быть лучше? Как думаешь, Москаленко?

— Так же, как и вы, товарищ старший лейтенант. Надо мочить, не раздумывая.

— Прекрати, Жигарёв! — взвизгнул Неразов. — Твоё решение равносильно самоубийству. Не забывай, что я являюсь твоим непосредственным командиром. Приказываю залечь и не шевелиться, пока колонна не выйдет из ущелья.

Сергей склонился к уху замполита и зловеще прошипел:

— Ты для меня — начальник в пункте постоянной дислокации, а сейчас я руковожу группой. Так что заткнись в тряпочку и ложись за валун, а то и пристрелить могут.

— Ну, знаешь… — только и нашёлся ответить Неразов. Он словно задохнулся и, широко раскрыв рот, судорожно схватил большой глоток воздуха. Не привык замполит, чтобы ему перечили. И кто? Лейтенант из запаса, «партизан» смел на него вякнуть.

— Ты ещё пожалеешь об этом, командир грёбаный, — очень тихо пробормотал Неразов. — Ты даже не подозреваешь, засранец, как я умею мстить.

Но месть может состояться только потом, когда они вернутся на базу, а сейчас он не мог ничего поделать с безумным командиром группы.

«А вернёмся ли?» — крутнулась в голове коротенькая мысль, и замполиту стало страшно. Он как-то сразу обмяк, ссутулился и незаметно для всех испарился в ночи. Его осенило: лучший способ остаться в живых — это отсидеться где-нибудь в надёжном укрытии и дождаться исхода боя. А там будет видно. Не исполнять же, унижаясь, приказы свежеиспечённого старшего лейтенанта, да погибнуть как-нибудь по-дурацки, совсем как рядовой солдат. И Неразов полез на вершину горы.

А Жигарёв давно уже не смотрел в сторону замполита и не прислушивался к его злобному шёпоту. Время не ждало, и командиру следовало поторопиться. Он готовил людей к атаке. Подозвал сержанта, распорядился:

— Стрелять по головной машине из всех стволов, как только первая колонна покинет ущелье. Гранатомётчику работать исключительно по групповым целям. Ты меня понял, Москаленко?

— Понял, товарищ старший лейтенант!

— Сигнал — моя очередь из автомата.

— Ясно, командир!

Сержант отполз и передал команду солдатам. Жигарёв позвал радиста, сообщил Оборину:

— Нащупал «духов», их больше, чем я ожидал. — Он замолчал на несколько секунд, соображая, сообщать ротному о превосходстве противника или же умолчать. Решил доложить, как есть. — Раза в три.

В трубке наступила небольшая пауза. Жигарёв догадался, что ротный в некотором замешательстве, и для принятия решения тому требуется некий толчок. Он поспешил заверить командира в правильности принятого решения.

— Не волнуйся, капитан, я всё продумал. На нашей стороне ночь и внезапность. Позиция — лучше не бывает. Успех гарантирую.

— Я тебе не девка в первую брачную ночь, не умасливай. В штаны не наложишь?

— Нет, командир, но поддержка бы не помешала.

— Что нужно?

— «Тихого» с оказией.

Оборин пообещал прислать «вертушку», но его слова прозвучали не совсем уверенно, и Жигарёв ему не поверил. Он знал отношение лётчиков к роте Оборина. Но обещание тем и хорошо, что вселяет в человека надежду и укрепляет уверенность.

«Вряд ли успеют, даже если сработают оперативно», — рассудил Сергей и нажал на спусковой крючок.

Автоматная очередь взорвала ночную тишину, отозвавшись многократным эхом в немых горах. К очереди командира почти одновременно присоединилось с десяток других. В одно мгновение ущелье заполнилось многоголосым грохотом и диким лаем пулемётов. Уши солдат заложило невидимой ватой. Первая машина попыталась выскочить из ущелья. Водитель резко газанул, машина сорвалась с места с бешеной скоростью, но было поздно. Разведчики пробили в ней все колёса. Она неуклюже накренилась, замерла на несколько секунд, и, как бы нехотя, свалилась вниз в пересохшее русло реки.

— Твою мать! — выругался с остервенением Жигарёв.

Его план заткнуть выход их ущелья одним махом не удался. Моджахеды, сидевшие во второй машине, выпрыгнули из кабины и, стремглав, также скрылись в глубоком русле.

«Духи» из второй колонны быстро сориентировались, перебежали на противоположный склон и залегли. Ситуация на глазах менялась, и довольно существенно, и, конечно же, не по сценарию Жигарёва. Группа афганцев, шагавших впереди первой машины, вышла из оцепенения и повернула назад. В ночной бинокль было видно, как зелёные фигурки короткими перебежками возвращаются назад и спешат на помощь своим.

Сообразительный Москаленко, не дожидаясь команды, схватил пулемёт и бросился с тяжёлой ношей на правый склон горы. Когда «духи» полезли наверх, он встретил их плотным огнём. И сделал это вовремя, иначе те смогли бы приблизиться к спецназовцам на близкое расстояние.

«Духов» было человек двадцать-двадцать пять, и добрая половина осталась лежать у дороги, так и не поднявшись на склон. Остальные моджахеды заметались в поисках укрытия. Неожиданно с противоположной стороны на левом фланге заработал крупнокалиберный пулемёт.

— Сухоруков! — крикнул Жигарёв гранатомётчику. — Видишь?

— Вижу, командир. Ща я его сделаю.

Боец быстро прицелился, и выпущенная им граната накрыла остервенело лающий пулемёт. Тот замолчал. Было видно, как беспорядочно ведут огонь «духи». Это вдохновляло командира группы. В темноте цель не видна, и единственный ориентир для стрельбы — вершина горы на фоне бледного небосклона. Туда — то и лупили «духи», надеясь уничтожить бесстрашных «шурави».

«Не слезь мы с высотки — сейчас всем была бы хана, — успел подумать Сергей и улыбнулся в темноте. — Да и Сухоруков молодец. Нет, не молодец, а герой. Останусь жив, представлю к медали».

Мысль о собственной смерти уже не волновала его так остро, как в первом бою. Он как бы свыкся с её постоянным присутствием, но не подпускал на близкое расстояние, как не подпускают шипящую змею. Он, как и всякий молодой человек, подсознательно верил в своё бессмертие. И костлявая стерва избирала пока других.

Прошло около получаса. Командиры моджахедов очухались после внезапного налёта, пришли в себя. Они трезво оценили силы и возможности «шурави». На обоих флангах стали раздаваться командные выкрики, которые повторялись хором.

«Не иначе, как поднимают боевой дух, — предположил Сергей. — Значит, нас приняли за достойного противника. Что ж, и этот факт для меня большой плюс, хотя дела наши отвратительны. Факт внезапности угас, а выход из ущелья не перекрыт. Похоже, группа втягивается в обычный затяжной бой. Вот уж кто возрадуется моим промахам, так это Неразов. Кстати, а где же он сам? Не мешало бы и у наших солдат поднять боевой дух».

Выпустив очередную порцию свинца по моджахедам, прижимая к земле самых ретивых, Жигарёв оглянулся по сторонам. Замполита поблизости не оказалось, дальше рассмотреть чьи-либо лица мешала ночная пелена.

«Куда же он подевался? Убит или ведёт бой с солдатами на правом фланге?» — недоумевал Сергей. В горячности боя он как-то забыл о существовании замполита. — «Где же он есть, чёрт бы его побрал?! Сейчас в самый раз воодушевить бойцов личным примером».

— Верховодов! — окликнул он ефрейтора. — Где замполит?

Вопрос прозвучал нелепо, как будто боец был ординарцем Неразова.

— Не видел, товарищ старший лейтенант.

— Найди и пригласи ко мне! Немедленно!

— Есть! — Верховодов, ловко извиваясь между камней, пополз на правый фланг.

Внезапно ударило безоткатное орудие моджахедов, снаряд разорвался на вершине горы. Спустя некоторое время с одинаковым интервалом туда улетели ещё пять снарядов.

«Палите, „душки“, палите, нам ваших снарядов не жалко, — злорадствовал Жигарёв. — Вы при деле и мне приятно».

Он знал, что рано или поздно «духи» поймут свою ошибку, но пока бессмысленный артобстрел утраивал старшего лейтенанта. Ему нужна была передышка. Сергей почему-то нутром чувствовал свою победу, хотя заварушка ожидалась жаркой.

«Да где же этот хренов замполит?» — в который раз забеспокоился он.

Безоткатка замолчала, наступила тишина. Сбоку послышался шорох и сопение человека — вернулся Верховодов.

— И где наш парторг? — спросил Жигарёв, ожидая услышать от ефрейтора, что Неразов цел и невредим и ведёт бой вместе со всеми на правом склоне горы.

— Не нашёл я его, товарищ старший лейтенант, — прозвучало в ответ.

— То есть, как это… не нашёл?

— Что хотите, то и думайте, только не нашёл я его. Всю гору на брюхе исползал, но замполита не обнаружил. И никто его не видел.

— Та-ак, — растерянно протянул Жигарёв.

«Неужели ранен наш парторг и его утащили „духи?“» — первое, о чём подумал он. Думать о чём-нибудь ещё не дали моджахеды. Они вновь полезли на гору. Сергей посмотрел в бинокль, внимательно изучил обстановку. Сквозь зелёное свечение прибора он заметил на левом фланге шесть афганцев. Они скрытно заходили в тыл гранатомётчикам. Словно читая мысли командира, подполз пулемётчик Абдуллаев. Он менял позицию.

— Быстро на левый фланг, там шесть «духов» опять полезли в гору.

Неразговорчивый здоровяк не сказал в ответ привычное «Есть!» Он молча вскочил, и тяжёлыми витиеватыми перебежками бросился наперерез моджахедам. Очень скоро из-за валуна, где занял новую позицию пулемётчик, раздался голос его «машинки». «Духи», расстрелянные почти в упор, остались лежать на склоне.

Бой был очень тяжёлым и длился до самого рассвета. «Вертушки» с группой подмоги так и не прилетели. Жигарёв рассудил это по-своему, полагая, что группу Тихого задержали преднамеренно. Он не стал выходить на связь с Обориным до того момента, пока не почувствовал: в стычке с душманами наступил коренной перелом, перевес сил на стороне разведчиков. Победу над противником уловили и все остальные.

«Духи» прекратили перестрелку, затихли и чего-то выжидали. По всей вероятности, они искали пути отхода. Жигарёв в бинокль постоянно отслеживал любые их передвижения. Когда они попытались скрытно спуститься в сухое русло реки и уйти по нему, бросив машины и имущество на дороге, Сергей зарядил подствольник и, прицелившись в сгрудившихся людей, выстрелил. Граната разорвалась точно в центре. Стало удивительно тихо. Жигарёв подождал минут десять и отправил к машинам группу досмотра.

Вдруг откуда ни возьмись, появился замполит.

— Ловко мы их завалили! — радостно воскликнул Неразов и осёкся под тяжёлым взглядом Жигарёва.

— Молодцы бойцы! — быстро сориентировался замполит, поняв, что сболтнул лишнее. — Геройски дрались, продолжил он, но уже менее восторженно. — И каждый достоин награды.

— Они-то достойны, а вот ты где был? — спросил Жигарёв замполита шёпотом.

— Дык, я что? Обиделся на тебя и ушёл наверх. Решил не мешать. Занял, так сказать, отдельную позицию.

— И с кем ты там воевал? — едва сдерживая себя, чтобы не врезать Неразову по физиономии, гневно процедил Жигарёв.

— Обвиняешь меня в трусости?!

— Ты предал группу, а обвинять тебя будет военный прокурор, — уже не таясь от солдат, громко проговорил Сергей.

— Я был под артобстрелом и даже ранен! Снаряды рвались вокруг меня, и я вынужден был вгрызаться в камни! Как ты смеешь так разговаривать… с командиром!

«Главное — не дать ему обвинять меня при солдатах», — пронеслось в голове Неразова. Для него не составило труда понять, чем может закончиться его смиренность. И замполит возмущённо верещал:

— Я отвлёк на себя безоткатки моджахедов. Принял, так сказать, огонь на себя! Что было бы с группой, если бы «духи» стреляли по вам? Не догадываешься?! Мне просто повезло, что остался жив, хотя утюжили — головы не поднять!

И тут Жигарёв не сдержался. Он слегка ткнул ладонью в нос замполита, снизу в верх, а когда тот зажал обеими ладонями хлестнувшую кровь — ударил коленкой в пах. Неразов осел на землю, тупо соображая, что больнее — разбитый нос или мужское достоинство, и какое место следует зажимать в первую очередь, так рук у него оказалось недостаточно.

— Я не больно, Толя, так, слегка, чтобы ты не претендовал на Звезду Героя. Извини, командир, мне пора считать трофеи.

Группа досмотра подала сигнал: «Всё чисто. Можно приступать к работе».

Жигарёв сбежал вниз к машинам. Трофеи оказались весомы. Кузова двух «Симургов» были полны оружия и боеприпасов. В третьей машине в плотных мешках лежали наркотики.

— …твою мать! — громко выругался он, не зная, что с ними делать.

Не желая впутывать в это дело никого, Жигарёв, немного поколебавшись, решил взорвать машину и сжечь весь дурман, и сделал это лично.

Когда появились вертолёты, «Симург» уже догорал. Сергей в тот момент не мог знать, для кого предназначалась смертельная отрава. Не знал и беглый вор с погонялом Баклан, кто же в действительности лишил его крупной партии наркотиков.

Взорвав машину, Жигарёв не поленился и поднялся на вершину горы. Им двигало любопытство: куда попали снаряды афганских орудий, и где была «отдельная» позиция труса Неразова. Сергей бегло глянул по сторонам и нервно улыбнулся. «Позиция» замполита представляла собой узкую щель в скале. В ней можно было только отсидеться, да и то, не поворачиваясь. Снаряды рвались далеко от норы замполита. Даже если бы Неразов был вне укрытия, вероятность ранения была исключена.

«Пырнул себя преднамеренно или напоролся на острый камень?» — пытался разгадать ребус командир группы.

— Тварь трусливая! — выругался он и обернулся. Позади него стояло несколько бойцов во главе с Москаленко.

— Чего припёрлись? — ругнулся на них Жигарёв.

— Погрузка закончена, товарищ старший лейтенант, лётчики матерятся. Говорят, пора сваливать.

— Идём, — коротко бросил Сергей и заспешил к вертолётам. Он и Неразов разместились в разных вертолётах. Но Жигарёв, уловив момент, не удержался и выпалил замполиту:

— Видел я, Толя, твою позицию. Она просто усыпана вокруг кучами стреляных гильз. Откуда только у тебя оказалось столько патронов? Да и снаряды легли один к одному. Я просто поражён, как ты ещё живым остался, сволочь…

— За свои слова ответишь! — обиженным щенком взвизгнул Неразов. — И пожалеешь не раз.

— Не пугай, Толя, не боюсь я тебя.

Жигарёв шагнул мимо замполита, смачно сплюнув в его сторону накатившейся слюной.

При возвращении на базу Неразов не стал терять времени. Он забежал в медсанчасть мотострелков, и пока сестры делали ему перевязку, успел наговорить об операции в ущелье с три короба, выставляя себя главным героем. Потом, пользуясь тем, что Сергей Жигарёв освободился не скоро, первым доложил ротному о прошедшем бое. Не умолчал и о рукоприкладстве Жигарёва, чем вызвал большое недовольство Оборина. Когда же Жигарёв пришёл на доклад, ротный уже всё знал, правда, в искажённом виде. Но капитан Оборин был прирождённым психологом, умеющим повести дело так, чтобы никого не обидеть или, по крайней мере, свести конфликт до минимума. Здесь же был не просто конфликт, а настоящая уголовщина. Он решил не торопиться с выводами и вникнуть в суть происшедшего.

— Докладывай, — буркнул он недовольно Жигарёву. — И поподробнее, пожалуйста.

Сергей сразу догадался обо всём.

Выслушав неторопливую речь Сергея, ротный внимательно взглянул тому в глаза.

— Ты полагаешь, что победителей не судят?

Жигарёв не хотел, чтобы командир усомнился в его правдивости и сказал:

— Я всё делал так, как того требовала обстановка и моя совесть. Не веришь — спроси солдат, они всё видели.

— Заручился свидетелями? Но они не помогут тебе. Ты нарушил много инструкций и законов, и будешь отвечать перед судом.

— Перед судом?! За что?! — не веря своим ушам, удивился Жигарёв. — Не ослышался ли я, товарищ капитан? Меня слегка контузило, потому, видно, и звенит в ушах.

— Жигарёв, мать твою! Неужели ты действительно не понимаешь, во что вляпался?

— Разъясни, если у тебя есть какие-то непонятки.

Выражение лица Оборина сразу сменилось, приняло более миролюбивый вид. Он понял, каким надо быть идиотом, чтобы не поддержать этого офицера, и встать на защиту замполита.

— Скажи, Серёга, когда ты совершал что-нибудь из ряда вон, ты отдавал себе отчёт?

— В смысле самооценки?

— Да.

— Бой был тяжёлый, промахи в нём очевидны, не отрицаю. Но никаких противоправных действий я не совершал.

Оборин посмотрел на Жигарёва с большим удивлением.

— Неужели ты и вправду такой наивный? Или только прикидываешься?

— Не морочь мне голову, командир. Давай, по существу. В чём моя вина? — Никогда ещё Сергей не разговаривал с ротным таким тоном.

— Хорошо, поделюсь с тобой некоторыми соображениями. Сделаем совместную разборку твоего ястребиного полёта, — как-то мрачно пошутил Оборин.

— Я не летал, а ползал на брюхе, — с ехидством поправил ротного Жигарёв.

— Неважно, что ты в горах делал — летал или ползал, — капитан глубоко вздохнул и потёр ладонью лоб, — всё равно твоё дело осложняется мордобоем, старлей. Вначале ты оскорбляешь старшего по должности — своего непосредственного командира, и допускаешь самоуправство. Затем ввязываешься в бой с превосходящими силами противника и только чудом одерживаешь над ним победу.

— Но ты же сам… — начал было Жигарёв, но ротный не дал ему договорить.

— Выслушай и не перебивай. Да, чудом, ты не ослышался. Выиграл бой ценой неоправданных потерь. Два человека убиты и пятеро раненых. Двое из них — тяжёлые. Дай бог, если выживут. А если бы «духи» обошли тебя и свалили со склона? Тогда что? Расстрел? Плен?

— У нас в посёлке так говорят: если бы, да кабы, не выросли б грибы, — съёрничал Сергей. — Караван-то, всё-таки, уничтожен. И трофеев полно, как никогда. А то, о чём тебе настучал уважаемый замполит, — чушь собачья.

— Согласен. Неразов многое присочинил. Но факты остаются фактами.

— Какие?

— Опять за рыбу деньги. На караван напал, не оценив силёнок? Раз! — Ротный принялся загибать пальцы. — Замполита оскорбил? Два. Публично обвинил его в трусости? Три. Избил? Четыре.

— Постой, командир. Что-то ты много пальцев назагибал. Если бы я не принял бой и пропустил караван, чтобы со мной сделали особисты?

— Завели дело по закону военного времени.

— Точно.

— Но ты, в таком случае, исполнил бы приказ старшего по должности офицера, сохранил бы людей.

— На время операции он находился в моём непосредственном подчинении. Ещё неизвестно, куда загнули бы мой хвост особисты.

— Допустим.

— Что касается трусости. Неразов мог и должен был находиться среди солдат. И потери, возможно, могли быть гораздо меньшего масштаба. Его «позицию» и «геройство» видели сержант Москаленко и трое солдат. Могут подтвердить.

— Подтвердят. Но они также подтвердят и мордобой. Или нет?

Жигарёв насупился и молчал, как нашкодивший школьник. Затем хрипло произнёс:

— Ну не сдержался я, когда он при всех сказал, что вызвал огонь на себя. А ты бы как поступил, командир, услышав наглое враньё?

— Точно также, но без свидетелей. — Капитан внезапно прищурился, глаза смотрели на Жигарёва через узкие щелочки — А кто уничтожил наркотики, не запросив на то разрешение? Дед Пихто или бабушка Никто?

Сергей зыркнул на Оборина округлившимися глазами, выпалил:

— Ты бы на моём месте приволок их на базу и использовал всю бумагу, что у нас имеется, на объяснительные и рапорта?

— Нет, поступил бы просто и правильно.

Жигарёв вскинул удивлённо брови.

— Поручил бы это дело Неразову. Он был в твоём подчинении, сам говоришь. Наш парторг исполнил бы его без промедления. В тот момент Толя мог проглотить любое дерьмо и не поморщиться. Страх разоблачения его трусости был велик. Кстати, а что ты сам собирался предпринять в отношении Неразова?

— Подать подробный рапорт по команде. Изложить всё, как было в действительности.

— Глупо.

— Почему?

— Неразов — политработник, а партийный руководитель не может быть трусом. Понятно?

Жигарёв тяжело засопел, потом сплюнул и матюгнулся:

— Куда ни ткни — везде полный звездец!

— Это правда, и твоя карта бита, старлей. Ты унизил партийного работника, и он опередит тебя. Его рапорт пойдет наверх быстрее сверхзвукового истребителя. Он это сделает, будь уверен. Но чуть позже. Он ждёт награды. И я сделаю на него представление.

— Что?!

— Да, я оформлю наградные на вас обоих.

— Не нужен мне орден, но и гнилой проповедник не должен его получить. Он трус, и не может быть награждённым! — вспылил Сергей.

— В таком случае пойдёшь под трибунал, — спокойно заявил ротный. — Политиканы сумеют посчитаться с тобой, и ты потеряешь всё, в первую очередь — свободу. На много лет.

— Хрен с ней! Не могу я ему простить! Мои ребята гибли, а он сидел в щели, как таракан!

— У разведчиков нет слова «не могу», есть только слово «надо». Забудь про Толю. Обкаканный через неделю улетит в Союз. Больше ты его не увидишь никогда.

Офицеры находились в палатке вдвоём, и никто их не слышал. Ротный барабанил пальцами по столу и ждал ответа. Жигарёв медлил. Наконец, заговорил. Казалось, в этот момент он впервые решился покривить душой, весь напрягся и находился в смятении. Ведь дал же себе слово наказать Неразова за трусость! А что получается? Изменить своим принципам? Ради чего? Он вновь посмотрел на Оборина и будто не узнавал его. Тот улыбался.

— Что уставился? Впервые видишь? — смеясь, спросил ротный.

— Не пойму я тебя, капитан. Для чего вся эта комедия?

Оборин перестал улыбаться.

— Ты плохо знаешь афганскую военную машину. Она включает в себя всё, что было невидимо в Союзе: ложь, беспредел, несправедливость, нажива, жестокость и прочая, прочая, прочая… Ты, Сергей, чересчур прямолинейный, и я хочу вытащить тебя из-под колёс этой жестокой машины. Если я не сделаю этого — твоё тело хладнокровно переедут, а душу растопчут. Тут это умеют делать, особенно партийцы и особисты. Осудят лет на шесть и глазом не моргнут.

— Алексей, — Жигарёв впервые назвал ротного по имени. — Что с тобой происходит? Вроде, не из робкого десятка, а за правду бороться дрейфишь.

Оборин напрягся, как это делал всегда, когда ущемляли его достоинство. На щеках заходили желваки, он тяжело вздохнул, как будто сожалел, что собеседник ошибается.

— Не всё так просто, как тебе представляется, — сказал капитан на выдохе. — Наркотики, которые ты сжёг, сами по себе в Союз не летают. За ними стоят люди в погонах. И звёзды на тех погонах больших размеров, нежели наши с тобой. Этот дурман кто-то где-то ждал, да не дождался. Теперь там «где-то» идут разборки. Не дай бог, чтобы их руки дотянулись до тебя.

— Ты следователем не работал случайно? — язвительно поинтересовался Жигарёв у ротного.

Оборин не обиделся и сухо обронил:

— Доводилось.

— Вот я вижу, как лихо ты закручиваешь сюжет, как в детективе.

— Ох, старлей, завидую я тебе, — губы капитана растянулись в кривой усмешке.

— Чему?

— А тому, что не знаешь ты ничего и честно исполняешь интернациональный долг.

— Да, я исполняю долг офицера, остальное меня не интересует.

— Рассуждаешь неправильно. Дело касается лично тебя.

— Извини, Алексей, но мне не хочется больше слушать твои фантазии.

— Тьфу! — сплюнул Оборин с раздражением. — Раньше я сомневался, кто ты есть на самом деле. Теперь убедился — ты круглый дурак.

— Пусть будет так. Я ведь в семье третий сын, причём, самый младший. Всё, как в сказке.

— Ладно, замнём. Слушай дальше.

Жигарёв не очень верил в то, о чём поведал ему Оборин. Конечно, ротный в Афгане не новичок, оттянул почти два срока и многое знает. Но чтобы старшие офицеры были связаны каким-то образом с отправкой наркотиков в Союз — верилось с трудом.

— Тебе было бы лучше ни о чём не знать, но раз дело коснулось лично тебя, считаю своим долгом сообщить хотя бы часть того, о чём мне известно. Мой тебе совет: забудь про трусость замполита и не дергайся. В таком случае, я уверен, он не напишет рапорта, и в спецразведке ничего не узнают о наркотиках, которые ты сжёг. Куда исчезли мешки, одному богу известно. И были ли они вообще? Неразов получит свой долгожданный орден и улетит в Союз. Так будет лучше для всех.

— Последний вопрос, капитан.

— Валяй.

Почему ты решил, что злополучные мешки предназначались кому-то из советских офицеров?

— А вот этого я тебе никогда не скажу.

Оборин пристально вцепился взглядом в Сергея и совершенно неожиданно спросил:

— Думаю, второе Красное Знамя достойно украсит твой парадный китель?

— Ладно, Алексей, уговорил. Только никогда больше не называй меня дураком. Я очень обидчивый и злопамятный.

Офицеры очень хорошо поняли друг друга.