Совещание затянулось. Битых два часа обсуждался один вопрос: где взять «живые» деньги? Энергоуправление лихорадило от неплатежей. Потребителей энергоресурсов было предостаточно, но никто не хотел платить. Добровольно. Сумма финансовых поступлений на расчётный счёт предприятия составляла не более пяти-семи процентов от стоимости оказанных энергоуслуг. Предприятие охватил кризис. Неуплата налогов, как снежный ком, порождала всевозможные пени и штрафы. Энергоуправление погрязло в долгах. А правительство Ельцина упорно искало деньги в разворованном государстве. Финансовая дисциплина ужесточалась день ото дня. Появилась узаконенная очерёдность денежных платежей, где зарплата, почему-то, стояла на предпоследнем месте.

Дальше — хуже. В свет вышел Указ президента, запрещающий выплату зарплаты до полного погашения налоговых платежей. Создался замкнутый круг, сравнимый с известной притчей о курице и яйце: что же первично? Бюджетные организации и население потребляли около двух третей энергоресурсов города. Металлургический завод не в счёт, электричество и тепло гигант получал из других источников, минуя сети Энергоуправления. Работники предприятия понимали: основной должник — городская администрация. Только с ней они связывали свои беды. Точнее, беду — несвоевременную выплату заработной платы. Люди терпели месяц, два, три, получая жалкие подачки. Когда задолженность перевалила за пять месяцев — они начали роптать. Никакие увещевания не принимались во внимание. Горячие головы требовали отключения должников без разбора, не обходя стороной и силовые структуры — прокуратуру, милицию, налоговые органы и суд, долги которых становились весомыми.

— Куда это годится?! — кричал начальник электроцеха Фомченко. — Люди не получают зарплату почти полгода! Сергей Степанович, надо же что-то делать, в конце концов!

Его поддержали другие руководители. Раздались голоса:

— Люди не могут приобрести элементарных вещей!

— Оборудование старое, запчастей нет, аварии становятся нормой!

— В гараже забыли, как выглядят запчасти!

— Не верю, чтобы у мэра не было денег! Кредиты раздаёт налево и направо! Причём, без процентов. Куда смотрит Совет?

Руководители подразделений галдели, спорили, требовали разобраться. Эмоциональный накал достиг предельного уровня. Совещание превратилось в настоящий балаган.

Сергей Жигарёв сидел в своём кресле, как сторонний наблюдатель. Наблюдая за перепалкой собравшихся людей, он заметил поднятую руку заместителя по экономике. В течение длительного времени тот молчал, в полемику не вступал. Директор урезонил начальников цехов, дал слово заместителю. Все притихли, Моршаков заговорил своим тихим голосом:

— Положение очень серьёзное и крайности не помогут. Любой конфликт может быть разрешён только мирным путём. Вот и давайте поищем его сообща.

Моршаков сделал небольшую паузу. Убедившись, что сидящие за столом руководители внимательно слушают его, продолжил:

— Что же получается, Сергей Степанович? Бюджет города не рассматривался и никем не утверждался. Его просто не существует. Мэр города Вольский распоряжается финансами, как ему вздумается. Сам лично выделяет беспроцентные ссуды и кредиты, раздаёт дорогостоящие подарки. Планирует финансирование сомнительных проектов, которые никто не просчитывал. Выгодны ли они городу? Нужны ли вообще? Мне, откровенно говоря, стыдно за ту программу, которую придумал мэр и назвал её программой развития производства. Цех по переработке костей животных, цех по переработке шкур животных, вертолётное сообщение с областным центром, троллейбусное сообщение с посёлком металлургов, ветряная мельница и тому подобное. Барин-самодур с больным воображением. Кто-то же должен его остановить? Если руководители предприятий стараются не замечать его амбиций, а он буреет с их молчаливого согласия, значит, поправить его, поставить на место сможет лишь какая-то другая сила. Эту силу я вижу в народе, в обиженном и униженном народе. Он весь перед вами.

— Что предлагаешь, Алексей Петрович? — мягко вклинился в речь Жигарёв. — Уж не последовать ли нам примеру русских бунтарей?

— Отчего бы и нет? Только с той лишь разницей, что времена сейчас другие, стало быть, и методы должны быть цивилизованные, не убийственные.

— Как всё это вы себе представляете? — лицо Сергея Жигарёва тронула едва заметная улыбка.

— Вы не улыбайтесь, Сергей Степанович. Путь забастовки — единственно правильный путь в нашем случае. Барин не понимает, что творит. Составим программу, определим перечень вопросов и выдвинем ультиматум.

— Но, позвольте заметить, Алексей Петрович, забастовки на объектах энергетики запрещены законом.

— Никто не сможет нас упрекнуть, если мы проведём акцию протеста в обеденный перерыв.

— Прав Алексей Петрович, — поддержал предложение Моршакова начальник цеха водоснабжения Савельев. — Пусть мэр услышит мнение народа. А то ему все интимные отверстия зализали, а правду по карманам рассовали.

Он строго посмотрел на Жигарёва.

— Да и директора подозрительно отмалчиваются.

— Ясно, бунт на корабле, — с грустью сказал Жигарёв. — Но не тревожьтесь, Виктор Андреевич, я отмалчиваться не намерен. Моя позиция противоположна вашей, хотя и в предложении Моршакова вижу рациональное зерно. Запретить забастовку я не в праве, но предупредить обязан. Вы недооцениваете Вольского и не задумываетесь о последствиях. Может случиться так, что один час молчаливого стояния под окнами администрации только усугубит ситуацию. Потом и я не смогу что-либо поправить.

— Мы пойдём до конца, — подвёл итог дискуссии Моршаков.

— Хорошо. Вопросы есть? Дополнительные предложения?

Начальники подразделений потупились, молчали.

— Молчание — знак согласия. Тогда, пожалуй, у меня на сегодня всё. За работу. Очень надеюсь на вашу сознательность и понимание. Все свободны.

Люди разошлись, секретарь осторожно прикрыла дверь. В кабинете стало пусто и тихо. Сергей взглянул на перекидной календарь, испещрённый многочисленными записями, отыскал ту, которая ему была нужна, и посмотрел на циферблат командирских часов.

«Время ещё есть, — подумал он. — До совещания у мэра оставалось два часа. — Проеду я по трассе, да посмотрю на всё собственными глазами».

Глупое распоряжение Вольского не укладывалось в голове. Задумал глава пустить троллейбус в посёлок металлургов. Да, населённый пункт удалён от города. Да, автобусы утром и вечером переполнены. Да, люди опаздывают на работу. Проблема обычная для всех российских городов и городков. Но каким образом, запуская троллейбусный маршрут, можно снять напряжённость? Не проще ли увеличить количество рейсов в часы «пик»? Недоумевали все, но молчали. Сергей понимал руководителей городских организаций. Попробуй они возразить, как тут же перестанет журчать и до того слабенький денежный ручеёк из администрации. Денег в городе недостаточно, но даже эта скудная часть находится в распоряжении спесивого царька. Захочет — заплатит по договору, не захочет — не облагодетельствует. И будет руководитель месяцами ждать своей очереди.

Вольский был отставным милицейским полковником. До избрания возглавлял городское отделение ГАИ. Жигарёв испытывал к нему огромное чувство неприязни, поражался его примитивности и непостоянству, безрассудству в использовании власти. Марк Сергеевич Вольский любил, когда его называли мэром. Многим подчинённым не нравилось это иностранное слово, но называли они его так, как желал властелин.

Жигарёв не называл его никак. Как пасынок, который не может пересилить себя и назвать отчима папой. В законе «О местном самоуправлении» нет должности «мэр», есть глава местной администрации.

«Пусть всё будет по закону, — рассудил Сергей. — Придраться будет не к чему».

Директор сел в машину и направился в посёлок. Ему предстояло доложить сегодня на совещании, можно ли к существующим опорам наружного освещения подвесить питающие провода для троллейбуса.

«Какая чушь, но доложить придётся», — подумал Жигарёв, получив распоряжение Вольского из уст референта. Сейчас ему вспомнился разговор с референтом, состоявшийся три дня назад. Жигарёв подписывал какие-то документы, когда раздался телефонный звонок.

— Сергей Степанович, запишите тему вашего доклада на совещании у Марка Сергеевича, — прогундосил референт.

— Пишу, — Жигарёв перебросил листки календаря на три дня вперёд.

— Вы читали программу мэра о развитии производства?

— Так точно, Валерий Игоревич, читал, — ответил директор Энергоуправления шутливо.

— Пункт шесть предусматривает открытие троллейбусного движения в посёлок металлургов. Вам следует продумать, каким образом подвесить троллейбусные провода на существующих столбах освещения. С целью экономии денежных средств, разумеется.

Жигарёву вначале показалось, что помощник Вольского, молодой и неопытный пока парень, перепутал его с директором проектного института, имя и отчество которого совпадало.

— Валерий Игоревич, извините, но вы, вероятно, хотели переговорить с Сергеем Степановичем Выточкиным, директором проектного института? И нажали на коммутаторе ошибочно не ту кнопочку. Бывает, я иногда тоже ошибаюсь.

— Ничего я не перепутал, Сергей Степанович. Кнопочку нажал по назначению, — сухо ответил референт.

«А он из ранних, — успел подумать Жигарёв. — Нос держит по ветру. Хорошо усвоил, кому и как нужно служить».

— Но, уважаемый Валерий Игоревич, энергетики никогда не занимались проектированием. Мы можем лишь выдать заказ институту, и только. У нас другие задачи. Надеюсь, вы с ними знакомы?

— Значит, будете. Так распорядился Марк Сергеевич. Готовьтесь к докладу.

На другом конце положили трубку.

«Вот так фокус, — изумился Жигарёв. — Не сон ли это»?

Он хотел тут же позвонить Вольскому, но быстро передумал.

«Ладно, доложу. Повеселю публику».

Ровно гудел двигатель «Волги», водитель смотрел вперёд и не отвлекал директора пустяковыми разговорами. Сергей прикрыл глаза.

«Как же так происходит, когда совершенно некомпетентные личности приходят к власти? — думал Сергей. — Вот и Вольский попал в кресло руководителя города загадочным образом. Никто его не представлял горожанам, никто не голосовал за него, кроме членов малого совета собрания депутатов. Всего-то несколько человек. Вчера он был гаишником, сегодня — глава. Вчера его побаивались водители автомобилей, а сегодня — все руководители предприятий и учреждений города. Теперь Вольский — власть, распоряжается судьбами тысяч людей. Те же, кто подтолкнул его к вершине Олимпа, недооценили бывшего полковника, не распознали в нём барина и сейчас глубоко сожалеют. Первоначально этот человек представлялся им этаким простачком, которым можно легко управлять, добиваясь желаемого результата. Но они ошиблись. Амбиции и злопамятность стали видны только по истечении определённого времени, когда Вольский вкусил власти. Чувствуя безнаказанность и веруя в собственную непогрешимость, к бывшему полковнику незаметно пришла убеждённость в своём величии. Он принялся командовать всеми: экономистами, бухгалтерами, строителями, проектантами и энергетиками. Когда в головы окружающих пришло просветление, стало уже поздно. Бывший полковник, словно мощный ледокол, идёт напролом, не сворачивая с курса, крушит и ломает лёд, подминая под себя всё, что встречается на пути. Он считает себя всезнающим. Стараясь скрыть пробелы в образовании, держится с людьми высокомерно и цинично. Исключение составляет общение с интеллектуалами. Здесь Вольский чувствует себя неуютно и заметно нервничает. Это видно со стороны. Он знает, что недостаточно квалифицирован и может легко предположить, чем закончится разговор, если не изменить манеру общения. Да, он умеет упорно работать. Благодаря своей неиссякаемой энергии, его фамилия всегда держится на слуху горожан и далеко за пределами города».

Жигарёв подмечал, как мечтателен мэр и безжалостен одновременно. Это ли привело его к власти? А может, пороки, которыми Марк Сергеевич обладает? К примеру, та же моральная неразборчивость. Бывший полковник мог стать запросто соучастником противоправных решений, лишь бы оказаться в стае высокопоставленных лиц, имеющих влияние в политике, в отрасли, в правоохранительных органах, где угодно, лишь бы быть на виду, на слуху. Такой был Вольский.

Совещания, как правило, проводились на двух уровнях: в понедельник — для всех руководителей, включая мелких предпринимателей, и на неделе — для избранных, которых Марк Сергеевич приглашал персонально. Разумеется, Жигарёв в число элитных руководителей не попал, хотя предприятие по значимости и численности относилось к разряду крупных. Просто ершистых директоров Вольский не мог терпеть и при любом случае с наслаждением унижал их.

Допустим, проявил руководитель какое-нибудь недовольство работой аппарата администрации и написал мэру служебную записку с целью устранения недостатков. Вроде бы всё правильно сделал, так должно быть всегда, но финал мог произойти непредсказуемый, ибо всё зависело от настроения Вольского.

Руководители рассаживались по местам и ждали хозяина. Он появлялся из боковой двери и садился за столик посредине актового зала. Некоторое время молчал, внимательно разглядывая разношёрстную публику и, убедившись, что в зале нет политического противника, начинал совещание. Его говорильня отнимала у руководителей добрых полтора часа, которые он посвящал расхваливанию своей работы. В конце совещания он приглашал к столу жалобщика и произносил:

— Вот я сниму сейчас с тебя штаны, и пусть все увидят твой ум… спереди, убедятся, что уже никогда не поднимется… твоя рука на сотрудников мэрии.

Униженный и оскорблённый руководитель что-то бормотал себе под нос и возвращался на место. Совещание заканчивалось.

Сергей Степанович проехал по дороге до самого посёлка, остановился у одной из опор, внимательно рассмотрел её конструкцию.

«Что ещё может взбрести в голову человеку, далёкому от технических вопросов? Отсутствует элементарное здравомыслие, не говоря уже об экономическом обосновании, сравнении вариантов. Всё, нефиг торчать у столба и думать, как помочь идиоту.»

Жигарёв с раздражением плюхнулся на сиденье и помчался в город.

Совещание прошло в узком круге. Вольский, опасаясь провала программы, предусмотрительно пригласил только специалистов. Вновь зачитал все двенадцать пунктов своей чудо-программы, но для обсуждения представил только два: строительство вертолётной площадки и открытие троллейбусного маршрута.

Сергей Степанович изложил свои мысли и, видя, что никакой поддержки от присутствующих не ожидается, пошёл ва-банк. Он раскритиковал всю программу в целом, назвав её социальной утопией. И попал в немилость царька.

Прямой телефон с мэром был отключён, на совещания он больше не допускался. Энергоуправление оказалось в полной автономии. Акция протеста, проведённая под руководством Моршакова, ничего не дала.

Предприятие выживало, как могло. Жигарёв лично встречался с руководителями предприятий-должников. Придумал схему выплаты зарплаты через страховую компанию. Расширил ассортимент товаров в магазине предприятия. Некоторые работники специально отказывались от зарплаты, чтобы накопить задолженность и приобрести дорогостоящую бытовую технику. Жизнь в Энергоуправлении стала понемногу налаживаться.

Но не таков был Вольский, чтобы капитулировать перед директором муниципального предприятия. Однажды он позвонил начальнику налоговой полиции.

— Привет, Петрович, — начал он разговор приторно-сладким голосом, которым общался только в исключительных случаях.

— Здравия желаю, Марк Сергеевич, — поздоровался полковник.

— Ты, я думаю, прекрасно осведомлён о финансовом положении в городе?

— Разумеется.

— Твоя служба отслеживает тех, кто не платит налоги?

— Это функции налоговой инспекции, — последовал лаконичный ответ.

— Знаю, знаю, Петрович. Но тут такое дело, понимаешь ли… — Марк Сергеевич на секунду замялся. — Некоторые руководители совсем перестали чтить законы.

— Быть того не может! — удивился полковник Порошин.

— Может, Петрович, очень даже может, — голос Вольского поменял оттенок. — Фамилия Жигарёв тебе знакома?

— Конечно, — твёрдо ответил начальник налоговой полиции. — Боевой офицер, афганец, орденоносец. А что, собственно, приключилось?

— Не платит налогов, паршивец.

— Много задолжал?

— Порядочно. Причём, не платит умышленно.

— Откуда такие сведения?

— Есть источник, — самодовольно хохотнул Вольский. — Может, и вам захочется заиметь кое-какую информацию? Я готов оказать услугу.

— Спасибо, Марк Сергевич, но пока не требуется. Скажите по секрету, а какую сумму администрация задолжала предприятию Жигарёва?

Марк Сергеевич замялся, но быстро нашёлся, что ответить.

— Бюджет наполняется не более пятидесяти процентов, откуда я возьму деньги на энергоресурсы?

— А разве он у вас появился? Когда успели принять? — с ноткой ехидства спросил начальник налоговой полиции.

— И ты туда же, Петрович, — прикинулся обиженным Вольский. — О каком бюджете можно говорить, если город — сплошные дыры.

— Знаю я ваши дыры, — недвусмысленно намекнул Порошин. Он не стал вдаваться в подробности, кто кому и сколько должен. Будничным тоном произнёс:

— Проверим, Марк Сергеевич, не сомневайтесь.

— Ты уж, Петрович, постарайся. Нарушать закон не позволено никому.

Через неделю Жигарёва пригласили в полицию. Началось следствие, основополагающим звеном которого явилась всё та же притча о курице и яйце. Сергей Степанович считал: пока администрация не рассчитается с предприятием, налоги платить нечем, другого источника просто не существует. Следователь почему-то считал иначе: в бюджете нет денег, потому что не уплачены налоги. Вначале Жигарёв пытался вразумить следователя, что данная постановка вопроса не может распространяться на его предприятие. Она верна только для организаций, выпускающих продукцию, но следователь стоял на своём.

— Закон един для всех, сухо ответил майор. — Нарушил его — отвечай.

Сергею Степановичу вспомнился такой же упёртый следователь из военной прокуратуры.

Тогда, десять лет назад, едва оправившись после тяжёлого ранения и контузии, он вот также натыкался на пустой взгляд дознавателя. На каждом допросе ретивый офицер твердил одно и то же:

— Вы были в плену у моджахедов. Какие сведения они получили от вас?

— Я находился в бессознательном состоянии и не мог говорить. Потом меня освободила группа спецназа из отряда Воронцова.

— Это не аргумент. В бреду вы могли сообщить многое.

Того следователя, как и офицера налоговой полиции, не интересовали объяснения Жигарёва. У него была одна цель: выбить из обвиняемого признание вины и упрятать за решётку. Скорее всего, так бы оно и произошло, не вмешайся подполковник Воронцов. Он и на это раз пришёл на помощь Жигарёву вовремя.

…Бой в Чарикарской долине закончился победой моджахедов. Почти вся группа Оборина погибла. В живых остались Жигарёв и несколько солдат. Один из них, испугавшись смерти, сообщил через переводчика, что Жигарёв является офицером. Сергея перевезли в кишлак и поместили в одном из домов. Через несколько дней его навестили люди Рабани — исламского лидера Афганистана. Сергей не мог их видеть, он находился без сознания. К нему приставили пожилого афганца, которому поручили выходить «шурави».

А события тем временем разворачивались следующим образом. Подполковник Воронцов, планируя очередную операцию, облетал интересующую его территорию. При подлёте к Чарикарской долине он увидел с воздуха странный бой. Между собой воевали два исламских формирования.

«Интересно, — подумал Воронцов, — в этом районе не должно быть враждующих группировок».

Он вернулся на базу и связался с одним из офицеров спецразведки. Тот долго запирался, но после неотразимого натиска командира отряда признался о проводимой секретной операции.

— Кто возглавляет группу? — спросил он.

— Капитан Оборин, — неохотно сообщил офицер.

— Вашу мать! — выматерился Воронцов. — Там же «духов» немереное количество! Представляете, что будет, если хотя бы один из офицеров попадёт в плен?

— Они это представляют не хуже нас с вами, потому и не попадут, с нескрываемым злорадством ответил человек из спецразведки.

Воронцов тут же распорядился сбросить десант в помощь Оборину. Но было уже поздно. Бой закончился. Потеснив с воздуха моджахедов, группа смогла всего лишь забрать убитых. Жигарёва среди них не оказалось. Воронцов, разозлённый на спецразведку, на свой страх и риск стал готовить группу захвата, чтобы вызволить из плена Жигарёва. Тщательно подготовленная операция, к счастью, прошла успешно.

Фортуна и на сей раз повернулась лицом к Сергею Жигарёву. Он выжил, чтобы ещё долгое время шагать по мучительному лабиринту судьбы.