ГЛАВА ПЕРВАЯ

ШПИОНЫ БЕЗ ЛЕГЕНД

Двенадцать лет назад, Россия

Генерал и Стрелок

— Я пригласил Вас, уважаемый коллега, чтобы сообщить Вам, что я, пользуясь данными мне служебными полномочиями, запрещаю Вам защиту Вашей диссертации. Запрещаю даже в узком кругу специалистов нашего ведомства. Я понимаю Ваше огорчение и даже, возможно, досаду на меня.

— Скорее, досаду на ситуацию, товарищ генерал.

— Ну и на меня тоже. Не надо лукавить. Я еще не встречал начинающего ученого, пусть даже обремененного погонами нашей организации, которого бы обрадовала вхолостую сделанная колоссальная работа. Сколько времени вы работали над диссертацией?

— Два года!

— Не дуйтесь и не огорчайтесь. Вы, молодой человек, получите фантастическую компенсацию! Моральную и материальную. В обмен на Ваши, изложенные на бумаге фантазии, я бы сказал некую социально-фантастическую повесть, созданную всего за два года, Вы получаете все, о чем мечтали, когда работали над диссертацией!

— Меня назначат Вашим первым заместителем и наконец-то дадут трехкомнатную квартиру.

— Мне нравится Ваш юмор и тем более сарказм. Значит, все у нас получится. У нас с Вами. Все будет гораздо интереснее! Вам дадут достаточно денег и полную свободу творчества. Очень скоро Вам предоставят на практике возможность реализовать все, что Вы так живописно и основательно просчитали в Вашей диссертации. А ее текст, ознакомив с ним лишь моего помощника — да и то в общих чертах, мы уничтожим на всех носителях. На всякий случай, во избежание плагиата. Достаточно того, что текст диссертации останется в точности в Вашей светлой голове и в общих чертах его суть будет известна мне и еще всего одному человеку. Ваша биография позволяет мне надеяться, что Вы сможете реализовать все, о чем написали. И запомните, что в целях соблюдения секретности в нашем архиве больше никто не найдет никакой информации на Вас. Документы на тему Вашего задания хранить также запрещается. Всем.

— Я опять ухожу на нелегальное положение и отправляюсь на этот раз, например, в Новую Зеландию, торговать экологически чистой бараниной, на деньги, завещанные теткой-белоэмигранткой. Так?!

— Почти. Кстати, именно ирония, которой насквозь пропитана Ваша диссертация, дает мне надежду, что Вы не будете стреляться или скрываться от нас, если у Вас что-то не пойдет по Вашему сценарию и у Вас получится… ну, скажем, десять процентов задуманного. Нас устроит даже пять. Пять агентов такого уровня, о котором Вы написали, вполне покроют все наши расходы и затраты Вашего времени. Вам, кстати, хватит, лет десять, на то, чтобы вжиться в роль, ну, и на реализацию Вашего проекта?

— Извините, но Вы в самом деле даете мне столько времени на раскрутку?

— Нет. Я даю Вам столько времени на достижение первых результатов. Первых, скажем, пяти результатов. Подумайте, но не долго. Несколько минут.

— Маловато.

— Чтобы облегчить Ваши сомнения я сообщу Вам теперь самое главное.

Генерал написал на листке: 20 миллионов американских долларов. Дав прочитать написанное Стрелку, он сжег листок над пепельницей и продолжил:

— Вы отправляетесь в выбранную лично Вами страну вместе с женой и Вашим сыном. Легенда и прочие технические детали — Ваше творчество. Но все Ваши агенты будут работать на нас без легенд. Под собственными именами. Как видите, все Ваши идеи нами бережно сохранены.

— Спасибо, товарищ генерал.

— До свидания, коллега. И не ищите связи с нами до тех пор пока мы сами не найдем Вас. В наших общих интересах не афишировать наше знакомство. К возможностям нашей организации я Вам также не советовал бы прибегать без экстренной необходимости. И знайте, что если Вы вдруг обратитесь к нам или нашим коллегам за помощью, мы сочтем, что Ваш проект на грани провала. И примем соответствующие ситуации меры.

— Я не сомневаюсь в этом, товарищ генерал.

* * *

Стрелок вышел от генерала, едва сдерживая злость, накопившуюся давно, но закипевшую в нем в самом конце разговора с генералом:

— Вот, суки! Знаем мы ваши «соответствующие ситуации меры»! Они заранее готовы мною пожертвовать, если я не потяну свой собственный, столь впечатливший их Проект. Они даже не считают нужным это от меня скрывать! Кстати, если даже и потяну, то совсем не обязательно получу орден и славу. Могут и подвинуть в разгар дележа! Ну что ж. Поначалу ограничим контакты с ними самым полезным — обещанными номерными счетами в швейцарских и шведских банках, которым я очень скоро поменяю номера. Только вот удостоверюсь, что сумма, которую написал генерал на листочке во время нашего разговора — не блеф. А потом пусть ищут меня сами. Я постараюсь, товарищ генерал, Вас никогда больше не беспокоить.

А как вежливо стелет генерал! Явно пытается меня уверить, что моим Проектом буду заниматься только я. Как бы не так! Не могут они поставить в такой игре на одного, пусть даже очень способного и очень хорошо подготовленного человека! Не могут! Потому что эта организация, как однажды сказал мне папа на прогулке, сама себя пожирает. Мне не надо ничего объяснять. Я сам почти двадцать лет пахал на них как нелегал по всему свету и понимаю, что я — материал. Микросхема из золота! Деталь, которой обязательно подготовят замену. И не одну!

Мне скоро сорок. И последние десять лет я готовил этот свой Проект. А не два года, которые якобы потребовались мне на написание моей диссертации. Вернувшись в Сибирь якобы для научной работы, я на самом деле, работал не особо упорно — ведь все по сути давно готово — зато я почти целыми днями помогал только что родившей долгожданного ребенка жене. В редкие свободные от диссертации и хлопот с малышом часы пропадал в тире, загоняя пули в десятку из любого пистолета. Чего греха таить, я пару раз даже подумал, что вполне сумел бы вогнать эти пули при случае в Вашу голову, товарищ генерал!

Ваше предложение сделано очень вовремя, товарищ генерал! У меня есть в латинской Америке великолепный косметический хирург, обреченный, как он мне сам сознался, скоро умереть от неизлечимой болезни. А пока этот врач крепок и способен работать, он сделает необходимые операции мне и моей жене, чтобы оставить своим детям столько денег, сколько он хочет. Пригодятся Ваши денежки, товарищ генерал! Мой новорожденный ребенок еще настолько мал, что его изменяющаяся с возрастом внешность не засветит нас.

А работать мои агенты будут тем не менее не на Вас, а на меня! И только на меня, товарищ генерал! Потому что я не верю ни одному Вашему слову. Я просто не могу Вам верить. И то, как вежливо и восхищенно Вы отправляли меня творить за кордоном то, за что вы будете иметь все, а я, в конце концов пулю в затылок, как опасный свидетель, заставляет меня подумать о душе. О своей душе, выросшей в неволе. Но, как ни странно, впитавшей огромное желание жить на свободе! На свободе — значит — не зависеть ни от каких организаций, привыкших решать судьбы мира! Этим организациям — под любым флагом — наплевать на таких винтиков в их огромных машинах, как я, мой маленький сын, моя жена — дочка иммигрантов из Чили! Я помню, как еще в школе почувствовал в ней родственную, мечущуюся на просторах Сибири, душу…Поженились-то мы много позже.

* * *

…Ну, а если они меня все-таки найдут, то… мы еще посмотрим, кто из нас вперед примет соответствующие ситуации меры. Вы еще узнаете, товарищ генерал, на что способен Стрелок!

Тридцать семь лет назад, Россия

Родители Стрелка

Стрелком я называл себя, да и то лишь мысленно, с пятнадцати лет. То есть с тех пор, когда освоил в тире под руководством отца один за другим около десятка пистолетов иностранного производства. Ясно, что только в тире весьма могущественной организации подросток мог позволить себе подобные развлечения. Тем более в Сибири. Мой папа, урожденный англичанин и бывший агент британской спецслужбы, оказался в Сибири не по собственной воле. «И радуйтесь, что не в тюрьме оказались!» — сказал отцу русский человек, который доставил его в большой сибирский город с Кубы, где начинающий английский агент вляпался в очень нехорошую историю, влюбившись в молоденькую кубинку, оказавшуюся лейтенантом Госбезопасности Кубы. Самое смешное, что папа женился в Сибири на этой кубинке и родил меня, Стрелка. Папа и мама долгие годы работали преподавателями в секретном учебном заведении. Они не могли даже сами себе сказать, какую же конкретно науку они преподают русским курсантам. Языки. Манеры. Традиции и специфика культуры. Кое-что еще. Но об этом «кое-что» родители никогда со мной не говорили до тех пор, пока я сам не стал курсантом этого же учебного заведения.

Сказать, что мои родители не любили свою работу — значит — ничего не сказать. Но они настолько добросовестно выполняли все свои должностные обязанности, что их русские коллеги за годы совместной работы поверили, что все англичане и все кубинцы способны так работать. А ведь родители, как я со временем понял, ненавидели все, что оставалось за дверью нашего семейного гнезда! Они приходили вечерами в нашу уютную трехкомнатную квартиру, одна из комнат которой была всегда завалена книгами и газетами со всего мира на английском и испанском языках. Музыка, пластинки и магнитофон — тоже были по большей части испанские, английские и американские. Телевизор, особенно международные новости, папа с мамой смотрели редко. Да и зачем, если по тому, кого и куда они готовили в своем учебном заведении, они могли сами достаточно точно представить сегодняшний расклад политических сил на планете? И не только сил, но и вероятный ход дальнейших событий.

Они приходили домой и общались со мной, единственным и горячо любимым сыном. На испанском и на английском. Между собой родители практически никогда не разговаривали на русском. Я с детсадовского возраста понимал, что я — не русский. И точно знал, что папу и маму ничего кроме службы не связывает с этой огромной, широкодушной, но, как я убеждался, взрослея, совершенно чуждой родителям страной! Я понимал, что хотя Россия, вернее Советский Союз, и является местом моего рождения, я вряд ли полюблю ее. Я знал, что хотя я прекрасно говорю на русском и считаюсь одним из лучших учеников в школе, я всегда буду разделять дом от всего остального, как разделяли мои родители службу и все остальное.

Выходные, праздники и отпуска, особенно снежной зимой и теплым, хотя и коротким сибирским летом, мы проводили на природе. У нас была дачка в лесу. И желание забыть о работе. Я уже подростком понимал, что самое прекрасное это даже не семья, даже не родители и даже не моя любовь к ним.

Двенадцать лет назад, Россия

Стрелок

Я рано, едва вступив в подростковый возраст, понял, что самое прекрасное — это мгновения, когда мы вместе. Потому, что, я чувствовал — любое из этих мгновений может оказаться последним. И надо наслаждаться ими сполна! Я знал, но не особенно любил советскую поэзию. Хотя преклонялся перед русской! Но мне было очень близко стихотворение «С любимыми не расставайтесь» и та мысль советского поэта, что, уходя на миг, следует каждый раз прощаться на век! Так оно и случилось.

Когда я приехал домой из своей первой долгосрочной командировки, то узнал, что скоро от тяжелой болезни умрет моя мама. А после своей нынешней, еще только предстоящей и возможно бессрочной, я и не надеюсь увидеть когда-нибудь папу. Надо ему на это намекнуть? Или не надо?! Он сам все знает про нас. К тридцати годам я сам дошел до мысли, что надо научиться любить просто жизнь. А не ее внешние проявления — людей, природу, музыку, еду. Я не мог разом отринуть от себя привычное желание любить кого-то. Но понимал, что так надо. Надо жить ради тех, кого я люблю и использовать то, что подарит судьба. Или случай. И вот случай представился! Десять лет без связи с Конторой! Фантастика! Слишком хорошо, чтобы быть правдой…

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПЛАНЕТА БЕЗ ГРАНИЦ

Двенадцать лет назад, в самолете

Стрелок

Ну вот, после короткой передышки в Цюрихе мы, наконец-то, летим втроем в направлении нашего будущего длительного или, возможно, даже постоянного места жительства. Правда, по пути у нас есть немало важнейших дел. Поэтому мы летим через Швецию.

…Сегодняшний день сложился на удивление насыщенно и просто. Удивительно, но на всех банковских счетах в трех банках, расположенных на одной площади в Цюрихе, оказалось именно столько денег, сколько говорил мне генерал. Просто, потому что банкиры, как нам показалось, ждали нас и готовы были, во всяком случае, внешне, прямо хоть сейчас выдать нам какую угодно сумму из наших активов. Или выполнить наше распоряжение о переводе денег в любом направлении. Мы торопились, хотя старались этого не показывать. Мы волновались — как там наш сынок?! Наш малыш на время посещения банков был оставлен со специальной сотрудницей отеля, которой мы обещали сто швейцарских франков чаевых, если сын к нашему возвращению не будет плакать. И, о чудо! Наш мальчик, еще ни разу прежде не остававшийся ни с кем кроме нас и дедушек с бабушками в России, заливисто хохотал, восседая, как индийский раджа на своей няньке! И болтал с нянькой на английском — папином языке, лишь слегка разбавленном испанскими — мамиными — словами! Дети, как мы знали, очень четко чувствуют аудиторию. И наш мальчик сразу настроился на волну своей няни, предпочитающей английский всем другим языкам.

Скоро самолет приземлится в Стокгольме. Сначала заедем в отель, в котором должен быть штатный бэбиситер. Завтра, после хорошего завтрака займемся делами. Есть вероятность, что посещение Швеции нас тоже не разочарует, и мы с женой успешно проведем важную сверку двух наших шведских банковских счетов. Поменяем этим счетам номера, точно также как поменяли сегодня в Цюрихе, снимем по пять — семь тысяч долларов наличными с каждого, уже переименованного, просто для проверки, и… вперед, на винные склады! Так говорил когда-то один мой коллега, аргентинец, с которым мы работали техническими переводчиками в Испании на большом авиастроительном заводе.

…В Испании была самая первая и потому самая трудная моя командировка. И хотя я нисколько не сомневался в своей языковой и технической подготовке, но все-таки! Все-таки…зря волновался. Как мне не раз говорили преподаватели в специальном учебном заведении, разведчик, переставший волноваться, обречен на провал. Либо это разведчик без легенды и без деятельности, не боящийся ничего и никого. Разведчик, коллеги и боссы которого, знающие о его существовании, не работают на спецслужбы противника или их не пасут именно эти самые спецслужбы. Но такого в реальной жизни почти не бывает…Мы все зависим друг от друга. Даже самые засекреченные из нас, порой, должны выходить на связь или… появляться в банках. Кстати, мысль о том, что службы безопасности банков могут, и даже должны, контролироваться спецслужбами не раз приходила мне в голову во время занятий в специальном учебном заведении. Однако ответ на эту тему одного из преподавателей по основам банковского дела меня, честно говоря, обескуражил:

— Даже не забивайте свою голову, молодой человек! Мы никогда не работаем и вам не советуем работать с банками, которые позволяют каким-либо спецслужбам стать над их, банковскими, интересами. Как правило, хозяева крупных банков, настолько могущественные люди, охраняющие финансовые интересы не менее могущественных людей, что любые организации, попытавшиеся проявлять не санкционированную самим же банком активность в святая святых таких банков, могут запросто сломать себе шею. Уж их агенты — это точно! Они обречены на скорую гибель! Поверьте, товарищ курсант, я знаю, что говорю…

Между прочим, слова «обречен» и «обречены» довольно часто использовались в лекциях и практических занятиях самыми опытными преподавателями — как правило, бывшими нелегалами со стажем. Некоторые из них, как выяснилось, выкупленные или обменянные после провалов. Битые люди! И потому, представляющие реальную ценность для нас, слушателей. Правда, нам больше нравилось название курсанты, которыми нас упорно называли все как один преподаватели по военному делу. Довольно грубые и прямолинейные люди, прошедшие большую школу в горячих точках и на настоящих войнах по всей планете. Выжившие. Потерявшие друзей. И потому несущие на себе ни чем не заменимый груз ценнейшего опыта. Слушая наших преподавателей, я постоянно задавал себе вопрос: «А смог бы я обыграть нашу спецслужбу?» Задавал, но не находил ответа. До поры…

…Первая моя командировка прошла более чем успешно! Как и ожидалось, авиамодельный и радио кружки во Дворце пионеров, в которых я много лет занимался с куда большим удовольствием, чем в школе, помогли мне еще в Сибири познать суть некоторых технических явлений, что называется изнутри. Пригодилось просто все! Я не особенно опасался привлечь к себе внимание контрразведки. Хотя, мне не хотелось оказаться в числе разведчиков, на свою беду, переставших волноваться. Трудно, конечно, было поверить, что, такой как я, начинающий студент-переводчик, в свои двадцать три с половиной года уже имеет за плечами два серьезных учебных заведения и шпионит в пользу иностранного государства. На Западе в таком возрасте обычные западные детки только-только заканчивают второй курс университета.

Трудно поверить. Но, как сказал мне папа, если бы он когда-то на Кубе сразу же поверил в то, во что трудно поверить, то… я бы никогда не родился. Так что его провал обернулся для меня лично огромной удачей! Во-первых, я появился на свет, который мне иногда нравится. Во-вторых, у меня самый лучший отец, не вешающий нос перед сволочной бабой по имени жизнь! Она его наклоняет и прессует, а он умудряется философствовать и надеяться на лучшее.

…После школы и Дворца пионеров был политехнический институт, где я учился на специальности, не имеющей названия. Представляете, я был студентом специальности 00559 авто — тракторного факультета, на самом деле не имевшего никакого отношения к моей реальной специальности. Кроме записи в студенческом билете, конечно. Институт мне закончить, правда, не дали, и уже с третьего курса я попал в секретное учебное заведение, в котором со времени моего рождения работали мои папа и мама.

…Так вот, на авиазаводе в Испании я поначалу все время боялся, что выдам себя коллегам незнанием каких-нибудь национальных особенностей. А оказалось, что все они настолько давно колесят по свету, что уже с трудом вспоминают некоторые даты своих национальных праздников. Космополитизм в действии, усмехнулся я тогда.

…Мой двухлетний сын, изрядно устав за неделю от перелетов, но полный впечатлений, сладко спит у меня на руках. Мы — семья испанских бизнесменов средней руки — летим посмотреть один из красивейших городов Скандинавии. Потом на «родине» в Испании мы долго не задержимся и скоро наши следы, имена и даже лица затеряются в одной из клиник пластической хирургии в латинской Америке.

Пятьдесят два года назад, на Кубе и в России

Мама Стрелка

Я часто вспоминаю, как мама рассказывала мне про Кубу. Не про тот, овеянный славой и легендами, остров Свободы, о котором знал каждый советский человек. А о своей Родине. О ее людях, песнях и сказках, о ее непростой истории. Она рассказывала про Фиделя. Но не про того бородача-героя, которого однажды преподнесли планете в едином порыве советские и американские спецслужбы и международная пресса. Одни ругали и старались уничтожить его морально и физически. Другие — превозносили Фиделя до небес как невиданного прежде деятеля мирового коммунистического и национально-освободительного движения, которого командированные из Советского Союза телохранители, охраняли не менее старательно, чем своих, советских лидеров.

Мама с детства лично знала Фиделя, как взрослого парня из их городка, который ей очень нравился, но который не обращал на нее никакого внимания. Разве что мог сказать ей «Привет!» при встрече. Потом, правда, во многом благодаря этому старому, и, можно сказать шапочному и почти детскому знакомству — поскольку вздыхала она по Фиделю в тринадцать лет — мама попалась сразу после окончания школы на глаза Госбезопасности Кубы. Времена были голодные, статус курсанта, а потом и офицера позволял ей вполне сносно существовать.

А потом маме, красавице и сексуальной маньячке со стажем — это мама не стесняясь сказала мне, заметив, что к пятнадцати годам она уже имела близкие отношения с десятком мужчин, самому старшему из которых было почти сорок лет — поручили разработку молодого и симпатичного английского разведчика. И она отдалась этому приятному занятию вся без остатка! Мамины начальники и их советские коллеги ежедневно предупреждали молодую и увлекающуюся девушку, что ее роман — лишь служебная необходимость, эпизод! Они говорили ей, что самые интересные мужчины у нее еще впереди. А мама решила, что ей не надо других. Этот парень, из семьи настоящих джентльменов, произвел на нее такое неизгладимое впечатление, что она забыла о великих целях кубинской революции. Однажды папа шепнул маме, что уже догадался, кто она есть. Поскольку разговор слушали, то папу тут же взяли под белы руки мамины коллеги. Что было потом, родители молчат. Но очнулись оба только в Сибири. Уже сотрудниками специального учебного заведения одной из разведслужб Советского Союза. И тут оказалось, что кроме их любви и меня, родившегося вскоре, у них ничего не осталось. Вернее, все прочее осталось лишь в воспоминаниях.

Видимо, в профилактических целях, а, может, действительно в чисто служебных, папа или мама время от времени выезжали в командировки в лагеря в разные концы Сибири, где находились раскрытые и пойманные иностранные разведчики, еще не обменянные или отказавшиеся возвращаться на родину. Такие тоже были! Они предпочитали сибирские холода и скудную пищу, хорошей кормежке и теплу в тюрьме на родине.

Наши дни, в Скандинавском королевстве

Бо Фергюсон

Бо Фергюсон не случайно добрался до вершин карьерной лестницы в своей секретной службе. Он никогда ничего не делал плохо. Он ничего не делал, не будучи уверенным в успехе. А если уж делал, то так же основательно, как учил его дед — рыбак, ставший к пятидесяти годам хозяином небольшой рыбацкой флотилии и маленького прибрежного заводика по переработке рыбы, и завещавший все это Бо — своему единственному внуку. Проводя все каникулы — школьные и студенческие — в море или на семейном заводике вместе с любимым дедом, Бо набрался у него не только знаний о море, рыбе и погоде. Он научился чувствовать опасность. Дед говорил:

— Если даже все прогнозы благоприятны и все идут в море, но у тебя нет настроения, не делай глупости, внучок. Останься на берегу. Выпей пива или чего покрепче. Выспись. Почитай книгу. Сходи к подружке. А станешь постарше — так поиграй с детьми или внуками. Ты думаешь, почему я так часто уделял тебе внимание? Потому, что всегда верил своим чувствам и всегда считал, что нет ничего более прекрасного, чем время, посвященное своему отпрыску. Твой папа, правда, считает мою любовь чрезмерной. А я никогда не думал, что любовью можно испортить ребенка. Ведь не испортил же я ни его, ни тебя!

— Нет, дед, не испортил!

…Бо допоздна засиделся в своем кабинете, принимая дела убитого предшественника. Формально он читал бумаги. А фактически искал тот приказ, который может стать смертельным для него. Тот, который требовал некоего подтверждения. Или те? Интересно, почему Противник выразился столь неопределенно? Боялся выдать себя, проявив излишнюю осведомленность?

«Я бы не советовал Вам, не подумав, автоматически подтверждать ВСЕ приказы Вашего предшественника.»

Бо разложил все приказы в три неравные стопки. Выполненные. Не выполненные или находящиеся в стадии выполнения. Не подписанные. Некоторые приказы были очень кратки и совершенно непонятны непосвященным: «Прекратить финансирование проекта 17А17». Другие были настолько предельно ясны, что даже могли стать в случае утечки информации источником нежелательных раздумий для спецслужб-конкурентов. Например: «Усилить охрану жилища начальника службы».

— Значит, ему было чего опасаться? Приказ подписан за неделю до смерти предшественника. Приказ не выполнен. Подтверждать его бессмысленно. Лично я вот уже пол года живу в отеле и пока еще не знаю, когда переберусь в постоянное жилье. Живу без охраны, но с определенными предосторожностями. Например, мой скромный номер расположен в том крыле отеля, которое много лет фактически принадлежит нашей службе и где ни одна горничная или электрик не набираются просто так, со стороны. Они не все являются нашими сотрудниками. Но лояльность и готовность оказать любую услугу нам, дают им гарантии, что они всегда останутся на этой, щедрой на чаевые работе. Наше крыло — это самые дорогие номера в отеле и, возможно, в Скандинавии. И возможность всегда контролировать все происходящее здесь порой приносила нашей службе удивительные результаты — удивительно полезные для нашего королевства!

…Бо тщательно множество раз перечитывал приказы, рапорты об их выполнении и убеждался, что на день его вступления на должность в службе практически все было в порядке. Все… кроме безопасности ее директора! Абсурд, конечно! Все приказы, кроме этого, единственного, были выполнены. Все, кроме еще двух, оставшихся на рабочем столе, неподписанными и даже не оформленными соответствующим образом! Это были и не приказы, а, скажем так, лишь тексты приказов, подготовленные секретаршей бывшего шефа. Один — о проверке финансовой деятельности резидентуры службы Скандинавского королевства в Аргентине. Второй — об увольнении по собственному желанию секретарши начальника Марго. С секретаршей Марго, милой дамой чуть за тридцать, Бо час назад побеседовал и попросил ее разъяснить причину ее ухода.

— Я не скрываю и не собираюсь делать вид, что мне нечего скрывать. Я три года была не только доверенным лицом, но и интимной подружкой директора.

— Были? А потом?

— Банальная история! Даже в этих стенах. Директор ко мне охладел и завел другую, более молодую пассию, причем, на стороне. Мы на днях повздорили с ним из-за этого, и шеф обещал устроить меня, в случае добровольного ухода, на хорошую секретарскую работу в одно правительственное учреждение. Мне жаль, что директор не успел выполнить данное мне обещание.

— А директора не жаль?

— Если честно, то мне не верится, что он мертв! Я так была на него обижена! Так обижена! Он оказался свиньей! Это факт.

— Стоит ли Вам уходить теперь? Может, следует остаться. Вы — опытный сотрудник…

Марго столь откровенно посмотрела на нового директора, что он сразу почувствовал, где у него находится то, что может возбуждаться.

«Марго действительно незаурядная женщина! Но тем хуже для нее!» — подумал Бо. Все было в его жизни и его непростой работе!

…Именно, было! Когда-то Бо несколько недель подряд спал со своей коллегой! Но произошло это в далекой Сербии, да и то началось в чисто конспиративных целях! Безумные молодожены, якобы застигнутые врасплох начинающейся на Балканах войной, оказались рядом со множеством всяких людей, в том числе весьма интересующихся их персонами. К чему лукавить, естественные отношения между полами, которые они охотно афишировали, доставили тогда им обоим фантастическое удовольствие! То ли оттого, что их секс мог оказаться последним, то ли оттого, что они стали действительно симпатичны друг другу за долгий месяц сумасшедшего свадебного путешествия по неспокойным республикам бывшей Югославии, они, кажется, полюбили друг друга. Девушку вскоре украли. Бо с завязанными глазами и руками какие-то люди привезли в маленький, еще не охваченный войной городок и бросили под утро в сквере. Ранние прохожие освободили Бо и он чудом вернулся домой живым и невредимым. Его коллега, постаревшая лет на десять, вернулась в Скандинавию на месяц позже через Италию на торговом судне и сразу же уволилась из их организации. Она отказалась даже писать подробный отчет о происшедшем с ней, сказав директору, что если она все это вспомнит еще раз, то точно загремит в психушку. Сказала, что она еще надеется выйти замуж и даже нарожать детей. Кстати, эта коллега — единственная женщина на планете, кроме его сбежавшей год назад с массажистом-индусом бывшей жены, от которой Бо хотел бы иметь детей. Но жена оказалась бесплодна и даже эротические лечебные индийские массажи, так вскружившие ей голову, не помогли. А коллега, когда Бо сказал ей о своих планах совместной жизни, почему-то уперлась:

— Бо, мы свой медовый месяц уже отгуляли! Я не могу возвращаться назад… даже в воспоминаниях. Прости!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПРИКАЗ-САМОУБИЙСТВО

Наши дни, в Скандинавском королевстве

Бо Фергюсон

Бо размышлял уже вторые сутки:

— Задача сортировки приказов на смертельные и относительно безопасные оказалась гораздо проще, чем я ожидал. Проще и противней!

Например, эта сексуальная секретарша Марго вполне могла убить своего бывшего шефа, не оставив никаких следов. Она, как следует из ее досье, работает в службе почти десять лет. Из них пять лет — секретарем директора. Эти пять лет она была с ним все время — на работе и вне работы. Она знала, возможно, о его времяпровождении и всех перемещениях гораздо лучше, чем его личная охрана. Если она его убила, то за что? За угрозу, или даже явное намерение, ее уволить? За измену с другой женщиной? В-общем, мотивов у нее было достаточно! Только вот доказательств и улик у меня на нее никаких! И отсутствие улик тоже, кстати, подтверждает мое предположение о причастности к убийству крепких профессионалов. Была ли этим профессионалом разъяренная Марго? И почему она столь откровенно рассказывает о своей размолвке с бывшим директором? Уверена, что мы ничего не найдем? Или надеется, что я не прикажу никого искать, напуганный ее же запиской с угрозами? Версия, похожая на правду. Только не проще ли ей было изъять из кабинета шефа эти злосчастные неподписанные приказы и закрыть тему, сняв с себя все подозрения? Что-то здесь явно не стыкуется. Что-то здесь не так просто. Похоже, что Марго мне старательно подставляют. Очень похоже! Кто? Например, глава аргентинской резидентуры, напуганный грядущей ревизией. Опять все слишком просто. У меня нет никаких шансов докопаться до истины… потому что я боюсь ее знать. Я боюсь ее искать.

Я боюсь. Я, кажется, даже согласен мириться с подчиненным-казнокрадом и способной на квалифицированное убийство секретаршей из боязни столь же печально, как и предшественник, закончить мою карьеру! В самом деле, не для этого же я двадцать лет шел к этой должности, гарантирующей мне беспрепятственный вход в лучшие дома государства, а затем хорошую пенсию и одновременно хлебное место главы службы безопасности одной из национальных супер корпораций?! Стоят ли того мои подозрительные коллеги и правда о них, какой бы она ни была, моей собственной жизни?!

Как смешно! Все, над чем я иронизировал, не будучи директором, все что мне казалось признаком чиновничьей заскорузлости и некомпетентности, вдруг стало моим собственным лицом. Лицом, не желающим ничего знать и ничего менять, если это угрожает его собственному спокойствию. А тут речь о жизни!

А не станут ли они из меня веревки вить, поняв, что я испугался? Станут. Так, может, загнать их в такую командировку, откуда живыми не возвращаются? Обоих. Или просто ликвидировать? Надо же, каким я становлюсь кровожадным и подозрительным от страха! А что если эти ребята — честнейшие люди?! И их смерть на службе королевству будет поставлена мне в вину кем-то из правящих особ? И, не дай Бог, найдутся доказательства или доброхоты, которые подтвердят высокий профессионализм и преданность короне обоих погибших, а, значит, мне в вину поставят их гибель! Тогда плакала моя карьера! Останется выращивать цветы на даче и писать мемуары. Если вообще не упекут в тюрьму! Какой же я все-таки трус!

А что если мне подставляют их обоих? Кто?

Четыре года назад, в Каннах, на пляже возле казино

Стрелок и Марго

Хотя я уже восемь лет плотно занимался своим Проектом, я, честно говоря, не собирался поначалу ее вербовать. Девушка, вместо посещения тусовок кинофестиваля играющая в этом казино не показалась мне ничем особо примечательной. Кроме разве что ее безусловной сексуальности. Это я почувствовал. Но сексуальность, как я давно понял, не все, что я повсюду искал для моего Проекта. Далеко не все. Секс машины и секс бомбы хороши для разовых дел и коротких операций. Я поначалу решил, что она приходит сюда просто поразвлечься и снять мужчину на ночь. Однажды, выйдя за ней на пляж возле казино, этим мужчиной оказался я. Из любопытства и, как говорят врачи, для здоровья. Моя жена была в это время на другом континенте. Мастурбировать мне надоело. Напиваться до бесчувствия тоже. Короче, она мне попалась в нужное время! То, как самозабвенно она делала минет и каким приятным на запах и вкус оказалось все ее тело, повлияло на мое отношение к ней. Редкая женщина! Я понял, что мне придется поглубже изучить ее биографию. Из профилактических целей. А вдруг это как раз меня вербуют?!

От моих агентов, заведенных за последние восемь лет на деньги товарища генерала, я очень скоро без труда узнал, что девушка по имени Марго почти год работает секретаршей директора спецслужбы одного Скандинавского королевства. Кстати, того самого, резидент которого в Аргентине — мой полезный сосед по ранчо! Мир тесен! Здесь находится в командировке. Судя по всему, снимала в банке и передавала кому-то наличные деньги. А в свободное время предавалась игре и разврату. Например, со мной. Ничто не говорило о том, что Марго собирается со мной продолжать наши отношения. И, тем более, перевести их в плоскость деловых.

Однако, случай сделал ее моим агентом. Через пару дней после того, как я уже кое-что узнал о Марго, она довольно крупно проигралась. Причем, почти на такую же сумму, которую я выиграл. Я вышел следом за ней подышать свежим воздухом и, увидев ее на пляже под фонарем, сначала подумал, что это люминесцентное освещение сделало таким бледным ее лицо.

— Тебе плохо? — спросил я из вежливости.

— Да. Меня теперь уволят за растрату государственных денег. А, может, даже упекут в тюрьму. Эти пятьдесят тысяч, которые я спустила на твоих глазах в казино, мне дали под отчет, чтобы расплатиться завтра кое с кем. Я, честно говоря, за последние месяцы не раз уже играла государственными деньгами. И всегда оказывалась в выигрыше. А сегодня, похоже, не мой день! Я ведь только начинаю работу на новой должности! Мне так доверяет мой шеф! Обидно и глупо все это!

— Постой. Но не собираешься же ты из-за этого топиться?!

— Нет. А что — похоже?

— Вид у тебя довольно кислый…Послушай, а, может мне занять тебе денег?!

— Я не знаю, когда смогу отдать такую сумму. И я совершенно не уверена, что мои сексуальные услуги стоят таких денег. Я права?

— Речь о перерасчете сексом, разумеется, не идет. О подарке тоже.

— Тогда мы не договоримся.

— Почему? Я могу дать тебе эти деньги прямо сейчас в обмен на всего одну услугу.

— Какую?

— Я, честно говоря, пока не знаю. Но, мне кажется, что ты можешь мне оказаться полезной в будущем.

— Если бы ты знал, где я работаю, то ты был бы уверен в моей полезности.

— И кем же ты работаешь?

— Можно я не буду сегодня говорить? Я просто пообещаю тебе, что выполню любую твою просьбу… Если, конечно, смогу.

— Любую?

— Любую. Полагаю, что ты попросишь сделать то, что мне все-таки по силам. Видимо, на иных условиях мою заблудшую душу ты сегодня не купишь? А мне нужно продать ее прямо сейчас. За пятьдесят тысяч.

— Я не покупаю души.

— А мне показалось, что ты предназначен для такой деятельности или даже занимаешься именно этим.

— С чего ты взяла?

— Ты слишком уверенно сказал, что я могу оказаться тебе полезной в будущем. Это было не предположение, а утверждение. Кстати, а ты не боишься, что я потом откажусь от своих обещаний и пошлю тебя куда подальше?

— Боюсь. Ничего не боятся только полные идиоты. Но я, возможно, постараюсь тебе помочь выполнить мое будущее поручение.

— Каким образом?

— Марго, мы сейчас делим то, чего нет.

— Как говорили мне русские, из тех, чьи родители и дедушки сбежали в Америку от большевиков, нельзя делить шкуру неубитого медведя. Ты, кстати, не русский, случайно?

— А что — похож?

— Внешне и манерами — нет. Но есть в тебе что-то неуловимо русское. Такая основательность. Ты сказал, что я могу оказаться полезной в будущем. Готов ждать долго. Русские долго запрягают, но быстро ездят. Это из их фольклора. Это их национальная черта. Я почти год была на стажировке в одной интересной организации за океаном, где полно самых разных людей. Русских особенно!

— Ты неплохо знакома и с Россией.

— Не с Россией, а именно с русскими, работающими против России и живущими в Америке.

— Ты имеешь в виду какую-то спецслужбу Штатов?

— Я ничего не имею в виду. Я просто сказала, то что сказала. Чтобы ты знал теперь, что мои связи и возможности, скорее всего, позволят мне честно рассчитаться с тобой. И забыть об этом эпизоде.

…Марго получила свои деньги. До утра она любила меня столь самозабвенно, что, мне казалось, всем своим видом подчеркивала, что я купил ее душу и тело. Купил или арендовал? И хотя я, в принципе, не возражал против таких трактовок, я чувствовал, что такое мазохистическое и смачное самобичевание доставляет моей партнерше явное удовольствие. Но я давно знаю, что в таких, отдающихся без остатка девочках, всегда таится скрытая угроза. Будущая угроза. Отдающие без остатка, могут попытаться однажды и забрать все без остатка. Они не имеют чувства меры.

Максимализм, доведенный до абсурда, опасен. Но это отдельная тема.

Наши дни, в Скандинавском королевстве

Бо Фергюсон и Марго

Следующее утро Бо Фергюсон начал с очень важного разговора с Марго:

— Я принял решение не подписывать приказ о Вашем увольнении.

— Я очень благодарна Вам, господин директор.

Марго при этом так посмотрела на своего нового начальника, что Бо счел необходимым расставить точки над «i» в их предстоящей совместной работе:

— Мы не будем с Вами спать, Марго.

— То есть наш секс не будет завершаться в общей постели?

У Бо отвисла челюсть от такой трактовки его, как ему показалось, понятных слов:

— Марго, не передергивайте. На Вас слишком много истрачено времени и денег, чтобы подарить гражданским службам столь квалифицированного сотрудника!

— Там мы же говорим о сексе, а не о моей квалификации, господин директор!

— Марго, прежний директор тоже позволял Вам столь же нахально интерпретировать его высказывания?

— О, он мне много что позволял! И это было всегда взаимовыгодно и приятно!

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что иметь такую безотказную, квалифицированную и ласковую секретаршу мечтает любой вменяемый мужчина. Это мое мнение, как дипломированного психолога, господин директор. И как офицера спецслужбы, умеющего выполнять любые задания начальника.

— Вы считаете, что служебные романы и секс на работе помогают делу?

— Я уверена в этом. К тому же, мы проводили на эту тему закрытое исследование в некоторых правительственных учреждениях.

— Я в курсе. Только у меня пока не было времени ознакомиться с результатами этих исследований.

— Если Вы не возражаете, господин директор, я могла бы ровно за пять минут пересказать Вам самые, на мой взгляд, интересные выводы.

— Не стоит. Я лучше сам почитаю.

— Тогда мы с Вами точно будем любовниками!

— Почему Вы не боитесь, что я изменю свое решение и все-таки уволю Вас, Марго?

— Да потому, что я всегда получаю того мужчину, которого хочу. Сейчас я хочу Вас! Не возражайте! Просто подумайте над моим предложением! Именно из-за этой своей милой особенности я до сих пор не замужем. Мне кажется, что Вам не стоит пренебрегать столь восхитительной женщиной как я, господин директор!

— Марго, давайте работать.

— Давайте. С таким мужчиной я готова работать двадцать часов в сутки без выходных.

— Вы так любите свою работу?

— Я так люблю все, что доставляет мне удовольствие!

— Марго, мне нравится Ваша напористость и откровенность. Но я очень надеюсь, что Вы столь же напористы в выполнении служебных задач. И заварите, пожалуйста, чаю.

— Английского. С овсяным печеньем и медом?

— Да. У Вас хорошая память.

— Не только память, господин директор.

Марго направилась к двери, слегка покачивая упругими, довольно узкими бедрами, затянутыми в элегантные брюки. Ее белая блузка даже сзади столь восхитительно обтягивала свою хозяйку, что Бо подумал:

— Каток. Бульдозер. Хотя, на вид изящный! Интересно, я ей вправду понравился или это какая-то игра в девочек своих до кончика клитора?!

Бо решил забросить папку с досье Марго в свой сейф. Открывая дверь, набрал комбинацию из семи цифр. С паузой в тридцать секунд набрал их же в обратной последовательности. Еще через пятнадцать секунд набрал три пятерки. Сейф был прост. Но умен и придирчив к тому, кто его открывал. При невыполнении длительности пауз, сейф блокировал дверь. Потом его открывали только специалисты фирмы-изготовителя. На это, собственно, и был расчет программиста. У взломщика обычно нет столько времени, сколько имеет хозяин. Бо положил папку в полупустой сейф.

— И тем не менее, девочка, я не исключаю тебя из списка подозреваемых! И не дай Бог тебе догадаться об этом. По твоей милости буду жить какое-то время на бочке с порохом. Лучше так, чем не жить вовсе! Не исключено, что со временем, все прояснится.

После обеда Марго, пользуясь правом беспрепятственного прохода по помещениям службы, зашла без предупреждения в душ директорского кабинета и поимела Бо, пытавшегося спокойно принять душ перед визитом в королевский дворец.

— Вот таким образом, наверное, регулярно на протяжении пяти лет секретарства Марго принимал душ мой предшественник, — подумал Бо, — Вряд ли эта решительная девица долго обхаживала предыдущего шефа. Интересно, смерть меня тоже ожидает такая же и от того же убийцы? — думал он со смешанным чувством страха и злорадства, входя в Марго и ощущая ее дрожащую трепетную плоть каждым миллиметром своего члена. Он поймал себя на мысли, что вот опять обстоятельства заставляют его иметь интимные отношения с коллегой. — Обстоятельства сильнее нас! — Бо, как ни странно, ничуть не устал от занятий любовью с Марго. А Марго, прилегла на диванчике в комнате отдыха за кабинетом шефа, закрыла устало глаза:

— Господин директор, позвольте мне подремать тут минут двадцать. У меня это случается. После качественного секса скачет давление. Врачи говорят, что это совершенно нормально.

— А что значит секс некачественный?

Но Марго уже спала. В застегнутых брюках, но без блузки, которую она аккуратно повесила на стул рядом.

— Интересно, — подумал Бо, — она действительно проснется через двадцать минут и в самом деле способна работать по двадцать часов в сутки? Своеобразный экземпляр! — Он посмотрел на часы и накрыл Марго пледом, с удивлением отметив, что на ее лице нет ни капли макияжа.

…Марго действительно проснулась через двадцать одну минуту. Встала. Тряхнула гривой каштановых волос. Сморщила слегка веснушчатый маленький носик, быстро надела и застегнула блузку. Заметила что Бо, сидя за столом, внимательно наблюдает за ней:

— Надеюсь я не шокировала Вас, господин директор, своей непосредственностью. Уверена, что у Вас все сегодня сложится прекрасно! Как и у меня. Вас ждать, если Вы задержитесь во Дворце?

— Я позвоню, если будет в том необходимость, Марго. Вызовите машину, пожалуйста.

— Я оповестила гараж еще перед тем как вошла в Ваш душ.

— Кстати, нигде не написано, что душевая комната, расположенная как раз посредине между кабинетом директора и приемной, является персональным душем директора. Вы можете ей пользоваться.

— Это очень мило с Вашей стороны, господин директор. А Вы позволите мне иногда входить к Вам, когда Вы принимаете душ? Вид обнаженных мужчин улучшает мне настроение. А, значит, повышает работоспособность.

— Разрешаю. Но не забывайте закрывать на это время дверь приемной.

— Это совсем не обязательно. У Вас в каждой комнате есть мониторы, чтобы увидеть вошедшего.

— Лучше, чтобы они не входили, Марго. Мы же не собираемся предаваться телесным наслаждениям часами?

— На работе — нет. А Вы позволите предаться этому в выходной?

— Марго, я не готов к такому повороту событий. Ты и так слишком стремительно берешь одну высоту за другой. Ты работаешь тоже так?

— Работаю я существенно лучше! Потому что не совсем удачный секс можно повторить, а, следовательно, улучшить. А не совсем удачные действия наших коллег могут грозить им, и не только им, катастрофическими последствиями.

— Марго, что же такого неудачного сделал мой предшественник?!

Эта фраза сама сорвалась с губ Бо, видимо, выдав его непрерывные и мучительные размышления об этом загадочном убийстве.

— А почему Вы, господин директор, считаете, что я это могу знать?!

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ЗАВЕЩАНИЕ ХИРУРГА

Двенадцать лет назад, в Латинской Америке

Хирург и Стрелок с супругой

Мы прилетели в его клинику, как только завершили финансовые дела в Европе, и тут же встретились с Хирургом в его кабинете. Сын получил из рук врача замечательную игрушку и увлеченно катал ее по ковру, а мы с женой не спеша обсудили с хозяином кабинета график переделки наших лиц на те, которые оказались на наших настоящих аргентинских документах.

— Господин профессор, пока моя жена с сыном пойдут смотреть наши апартаменты, я хотел бы занять Ваше внимание еще на полчаса, если позволите.

— Да, Хулио.

— Мы договорились, что помимо оплаты Вашей работы и оплаты определенных забот, связанных с обеспечением секретности наших пластических операций, я предложу Вам выгодный и интересный проект.

— Да, Хулио.

— Итак, я предлагаю Вам создать Фонд поддержки молодых талантов. Талантов без привязки к их национальности и месту жительства. Вы станете основателем и президентом Фонда, и завещаете своим двоим сыновьям продолжение Вашей благородной миссии. Правда, при условии, что они оба будут занимать посты президента и вице-президента Фонда. Денег, которые я намерен через Вас инвестировать в этот Фонд, должно хватить минимум на десятилетие работы нормального офиса, трех-четырех сотрудников, включая Ваших сыновей и вполне сносных стипендий талантам, которых найдет Фонд в разных странах мира. Затем, как я предполагаю, разбогатевшие стипендиаты и просто спонсоры будут пополнять Фонд своими взносами.

— В чем Ваш интерес, Хулио?

— Я хочу, чтобы Вы объяснили Вашим любимым и, как я понял из общения с ними, умным сыновьям, что однажды к ним может обратиться человек, который дал денег на создание Фонда Вашего имени. Человеком этим буду я или кто-то наделенный полномочиями говорить от моего имени. Человек, обратившийся в Фонд, не будет просить ничего невозможного и чрезмерного. Только информацию обо всех стипендиатах, в том числе бывших и потенциальных и, возможно, определенных трат на некоторые, связанные с деятельностью Фонда проекты.

— А как мои дети узнают этого человека? Ведь у него не будет Вашего лица и Вашего имени? Не так ли?

— Этот человек, или уполномоченные им люди будут знать все, о чем мы сейчас говорим. То есть всю предысторию создания Фонда. Кроме того, они никогда не будут просить средств, превышающих финансовые возможности Фонда. Наоборот. Их общение с Фондом будет приносить на Ваши счета деньги. Иногда довольно большие. При условии, что рекомендованные этими людьми стипендиаты тоже будут попадать в число лиц, поддерживаемых Фондом.

— Откуда будут браться деньги? Они не из наркобизнеса или тому подобных источников?

— Стартовые суммы, господин Профессор, я нажил, уклоняясь от налогов! Причем столь активно, что теперь прибегаю к помощи столь виртуозного косметического хирурга как Вы. Затем выстраивается пирамида из обязательств стипендиатов и кое-каких поступлений от меня. Некоторые из стипендиатов заплатят Фонду миллион и даже больше долларов, став богатыми людьми. Об этом будет подписываться соответствующий договор.

— А если не заплатят? Я просто беспокоюсь за судьбу своего детища и благополучие своих сыновей.

— Я тоже беспокоюсь о своих детях. И надеюсь, что мой маленький сын, с которым Вы уже знакомы и мои возможные будущие дети, смогут рассчитывать на поддержку Фонда при получении хорошего университетского образования.

— Они, безусловно, могут рассчитывать на щедрую поддержку. Но как мы узнаем их имена?

— Вам и не надо их знать. Я хочу чтобы все стипендиаты, рекомендованные мной или найденные самостоятельно Вашим Фондом, имели одинаковые стартовые условия. Достаточно хорошие. Но одинаковые. А относительно того, что кто-то из стипендиатов Фонда попытается не платить по обязательствам, не беспокойтесь. На это есть адвокаты. Это их работа. Кроме того, не могут же все оказаться негодяями!

— Вы, конечно, не все договариваете, Хулио. Но мне нравится Ваша идея, не зависимо от ее истинного назначения.

— А почему бы Вам не принять за основу мою очевидную цель — уклонение от налогов в особо крупных размерах? Неужели эта цель не стоит того, чтобы кому-то в самом деле помочь подняться в жизни?

— Я принимаю Вашу цель и понимаю ее. Но не принесет ли она проблемы моим детям?

— На это, господин профессор, есть адвокаты. И, в конце концов, Ваша возможная и довольно скорая смерть, спишет многие вопросы по источникам финансирования Фонда. Особенно, в стадии его создания. Не так ли?

— Так. А Вы не боитесь, что мои дети…возьмут и разворуют Фонд?

— Честно говоря, я думал о такой вероятности. Искушение и все такое. Но, во-первых, они очень неглупые ребята. А во-вторых, они тогда лишатся будущих поступлений. Возможно, превышающих стартовые в несколько раз! Не думаю, что Ваши дети способны разом похоронить перспективы финансового обогащения и предать память об отце. Они же Вас любят? Или мне это показалось?

— Вы хорошо выстроили Ваши расчеты. В них почти нет слабых мест.

— Почти?

— Да, почти. Я имею ввиду нас с Вами. Мы смертны. Я смертен скоро. Вы, надеюсь, еще побегаете от налогов по этой планете. Или от чего Вы там бегаете… Впрочем, это Ваше личное дело. Так вот у меня практический вопрос. А если Вы или Ваши люди никогда не объявятся и не выйдут на контакт с моим Фондом, с моими детьми?

— Значит Вашим детям повезло вдвойне. Кстати, сегодня, как я понял, день рождения Вашего младшего сына. Он пока еще студент.

— Да. Ему еще полтора года до диплома юриста.

— Так вот, я предлагаю объявить своим детям сегодня, в узком кругу — только они и Вы — что Вы приготовили им обоим очень интересный подарок. Вы хотите сделать их богатыми людьми. Такую дату и такой день они не забудут никогда.

— Стоит ли им сказать, что я болен?

— Стоит. Как и то, что есть некие небескорыстные люди, которые помогли Вам сделать детям такой неординарный подарок. Тем более, что все документы по Фонду готовы и можно хоть завтра подавать их на регистрацию.

— Согласен. Что тянуть.

— Тем более, господин профессор, я хотел бы чтобы за те недели, что мне и моей семье придется пробыть пациентами Вашей клиники, мы успели утрясти формальности и решить все финансовые вопросы. С Вами лично. И с Фондом Вашего имени.

Двенадцать лет назад, в Латинской Америке

Стрелок

Разумеется, я не собирался рассказывать Хирургу о своих истинных целях. Это не профессионально. И, честно говоря, я заранее продумывал альтернативные источники сбора информации о стипендиатах. Вот ведь прицепилось слово! Стипендиаты — это для Фонда. А для меня они — агенты. Скорее всего, не все. Но некоторые из них станут, наверное, моими супер-агентами. Лет так через несколько…

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

КАРЬЕРА ДИСИДЕНТОВ В РАЗВЕДКЕ

Двадцать восемь лет назад, в Сибири

Стрелок

— Ты что, Антон, всерьез думаешь, что дети рабочих и крестьян могут сделать карьеру во внешней разведке?! А их родители и прародители, в большинстве своем полковники и генералы, прямо от сохи и от станка с молотом и наковальней заговорили, причем некоторые даже без акцента, на всяких разных языках? А потом затесались по приказу высшего руководства СССР в цивилизованное общество разных иностранных государств?

— Я ничего не думаю. Я учился и работаю там, куда меня послали…

* * *

Я до сих пор помню, как сильно мне не понравился тот разговор с бывшим сокурсником. Хотя я и старался отделываться от наседавшего коллеги короткими предложениями, мне показалось, что свою позицию я все-таки чем-то выдал. Не очевидно, но все-таки. Правда, когда я пересказал содержание беседы отцу, тот, нисколько не сомневаясь, сказал:

— Нормальная провокация. Заранее спланированная. Твой коллега не только хорошо знает твою биографию и происхождение. Он именно на них построил весь ваш разговор. Не бойся. Ты держался молодцом! Но в чем тот парень абсолютно прав, так это в том, что с твоим происхождением ты карьеры в этой организации не сделаешь. Не быть тебе генералом и не занимать ключевых постов. Ты ведь прекрасно знаешь, что твой, он же мой куратор — отец этого самого Сергея? И что этот наш куратор — восходящая звезда советской внешней разведки?

…Я лишь недавно вернулся из своей первой командировки. Написав пару томов отчетов руководству, я оказался на курсах повышения квалификации в том же секретном учебном заведении, которое закончил. Там все о чем-то друг другу рассказывали. Как я догадался, рассказывали лишь о том, что им разрешили начальники, предварительно прочитав отчеты новичков. Больше я почти никого из своих сокурсников не видел. Кроме двоих человек.

* * *

Забегая на много лет вперед, скажу, что этого Сергея — провокатора, с манерами и языком настоящего француза, я встретил позже в Париже, на выходе из билетных касс Парижской Оперы. И сразу вспомнился мне тот наш с Сергеем разговор, который в свое время моему отцу показался явной провокацией. Я и по сей день не знаю, был ли Сергей или как там его звали в его новой жизни, провокатором или просто самодовольным болтуном. Но факт остается фактом: мнениями мы тогда обменялись. А в Париже, выйдя со мной на столь явный и нахальный контакт, он подписал себе и своему папе смертный приговор. Своей наглостью он перечеркнул жизни еще нескольких, слишком опасных для меня людей.

* * *

Мы шли с ним не спеша, по затопленной весенними ручьями улице, в пивную, расположенную недалеко от заводской проходной известного сибирского завода. Считалось, что в таких районах меньше всего вероятность напороться на коллег и представителей иностранных резидентур. Шли и как бы непринужденно болтали. Хотя я аж вспотел от стремительных переходов моего собеседника от одной опасной темы к другой:

— Денег, которые зарабатывают в разведке, никогда не хватит на нормальную жизнь. Значит, либо надо воровать, либо продаваться врагам.

— И получить за это автокатастрофу за кордоном или пулю в России.

— Это зависит от того, с кем делиться.

— Деньгами?

— И деньгами, и секретами, и явками, и много чем другим. Все ведь живые люди! И тоже жить хотят.

— А мне казалось, что все работают за идею и звездочки на погонах.

— Советую делать вид, что ты так и продолжаешь считать! Целее будешь.

— А чем я должен делиться, если у меня ничего нет?!

— Пока не должен. Именно потому, что у тебя пока ничего нет. Но наступит время, когда тебе могут поручить рулить большими деньгами. Или владеть большими секретами.

— И что, я должен буду секреты продать, а деньги разворовать, поделившись с начальником?

— Что-то типа того.

— Не понял.

— Ты со временем все поймешь. А пока слушай, что я тебе скажу. Любой, или практически любой из начальников управления нашей конторы контролирует большие деньги. Время от времени суммы бывают столь значительными, что люди, облеченные властью решать и тратить, начинают порой выстраивать не разведывательные операции, а операции по инвестированию, отмыванию, наращиванию и выведению из под контроля конторы ее же капиталов. Все это делается как бы в целях оперативной или даже стратегической необходимости. А на деле, происходит примитивное воровство, которое покрывается вышестоящими начальниками. Разумеется, если те тоже в доле.

— Ты не слишком ли фантазируешь?

— Я вообще не фантазирую. Я просто хочу однажды оказаться с тобой в доле. И урвать свой кусок пирога. Понял?

— Понял. Значит, урвешь. Но без меня. Хорошо?

— Не кажи гоп, пока не перескочишь.

— Ты что это не на своем любимом диалекте заговорил?

— Откуда ты знаешь про то, что я люблю?

— А про меня ты откуда и что знаешь?

— Я про тебя знаю все. Потому что мой папа твоего хорошо знает. Но у моего — биография правильная. А у твоего — подозрительная. Одно слово — не выездной из перебежчиков.

— А что это ты за него переживаешь?

— Я не за него, я за тебя. Ну, и себя тоже хотел бы не обидеть при случае. Когда стану генералом. Я, может, и раньше до денег дорвусь.

— А ведь и вправду дорвешься!

— Вот именно! И мне не нужны идейные мальчики, или, наоборот, мальчики, с пеленок ворующие у государства вместе со своими родителями в атмосфере ими же созданной государственной тайны. Это не каламбур — это жизнь.

— А чем же я хорош для твоих грандиозных планов?

— Не знаю. Но мой папа сказал, что из всего нашего выпуска ты один — настоящий джентльмен.

— Скорее, джентльмен, выросший в теплице. Потому что я их увидел впервые — не считая, конечно, моего папу — в двадцать три года. И мне, кстати, не показалось, что они святые.

— Я не о святости. А о добросовестном выполнении взятых на себя обязательств.

— Это само собой.

— Вот это и имел в виду мой папа. Ладно, вот и пивбар, пошли пиво пить и о ерунде болтать.

* * *

Всего три года, которые длилась моя первая командировка, понадобилось мне, чтобы окончательно убедиться, насколько я далек от своей Родины! От России! Мыслями. И чувствами. Вот ведь и мама, и папа здесь! И родился я на этой земле! И школу здесь закончил, и два учебных заведения осилил с успехом… Только к чему все это перечислять, если я с самого начала чувствовал, что живу на чужой земле!

Страшно это! В чужой Испании я тоже не чувствовал себя комфортно. Поездки в Англию, Францию и Германию — исключительно по работе переводчика авиа концерна — не принесли ничего кроме разочарования! Живут здесь люди хорошо. И я вполне смогу прокормить семью! Но все вокруг чужое! А где же свое?! Где мое?

Когда-то в юности, в узком семейном кругу в родной моей Сибири я не задумывался о том, в какой стране я живу, и чувствовал себя комфортно и даже счастливо! А не задумывался я по очень простой причине — мне не с чем было сравнить! Папа, да и все преподаватели в секретном учебном заведении часто повторяли: «За кордоном ничему не удивляйтесь!»

…Нас тренировали, как собак. Даже лучше. Потому что мы при случае могли обмануть и уничтожить собаку… Мы должны были не реагировать на любую, особенно русскую речь, не оглядываться на окрики, не выдавать волнения, не возбуждаться от вида и близости красивой и даже голой женщины, не реагировать на секс, происходящий поблизости и даже у нас на глазах, не реагировать на хамство и неприятные запахи и звуки, не подавать вида, что голоден или напуган, не пить и не есть сутками, оставаясь при этом в нормальном работоспособном состоянии. Нас учили убивать и держать удар, чтобы не быть убитыми. Нас учили бить так, чтобы болели почки или печень, но человек, страшно страдая, мог все-таки выжить. Нас учили бить еще и так, чтобы никакая медицина уже не могла никому помочь. Нас учили пить алкоголь, особенно, заграничный, не закусывая и почти не хмелея. Нас учили сидеть под толщей снега в горах и в лесу, лежать под слоем песка в пустыне пол суток и даже дольше, ничем не выдавая себя. Нас учили почти как хамелеонов менять свою внешность. Если надо, то несколько раз в день.

Чему нас только не учили?! Нас не учили лишь одному: любить то место, в котором родились. Подразумевалось, что это у нас впитано с молоком матери. Ага, особенно у меня! Когда с детства снятся цветные сны про Кубу, которую я никогда не видел и про Англию, в которой не был, но очень надеялся побывать! Я не был предан. Я не любил. Я не рвался сюда. Я не видел в словах присяги ничего кроме бюрократической необходимости. Интересно, а мои наставники-кураторы, тоже ничего этого не замечали? Или им застили глаза мои выдающиеся успехи в языках и стрельбе?! Умение выуживать в открытых зарубежных печатных изданиях зерна разведывательной информации? Умение бить куда надо и как надо — в зависимости от того, насколько смертельна схватка? Я не верил, что они не видят моей отчужденности. И тем более, не понимал, зачем я им? Не понимал следующие три года после окончания специального учебного заведения. Странный и довольно подозрительный разговор по пути в рабочую пивнушку, можно сказать, открыл мне глаза. Я понял. Либо я им не нужен и поэтому им наплевать на мои моральные и идейные ориентиры. Либо я нужен им для какой-то локальной специальной операции! Как презерватив при сексе с распущенной до предела дамой. А потом, сделав дело, презерватив обычно не сохраняют на память об этом сомнительном эпизоде в биографии, а выбрасывают. Интересно, а как они собираются выбросить меня? Просто убить?! После чего? И когда?!

Следующие шесть лет, мучительно размышляя над этими невеселыми выводами, я все ждал и ждал подвоха от своего уже ставшего генералом начальника, изучая и осваивая окружающую заграничную действительность. И, так и не дождавшись, решился обнародовать свой Проект. В виде диссертации. Я понял, что только задание, спецоперация, тема, которая потрясет моих боссов, хотя бы одного и даст мне шансы стать презервативом, который собираются выбросить. Но поскольку презерватив знает, что его обязательно выбросят, то он, то есть я, Стрелок, был намерен побороться за свою жизнь!

Я понял, что это шанс, реальный шанс, имитируя выполнение приказа генерала, уйти из под контроля конторы! Они, скорее всего, не захотят, чтобы меня не светить, позволять мне выходить на связь! Прекрасно! Я надеялся спрятаться так, что если они меня не найдут, то это будут их проблемы. Но пока, до начала осуществления Проекта, я боялся как-либо демонстрировать, что я мог бы уйти из под контроля. Ибо знал, что все, кто пытается это сделать, обречены на смерть! Поэтому я сам спровоцировал приказ, позволяющий попытаться скрыться от них всех. О, Боже, как они мне все надоели!

Наши дни, Париж

Стрелок

Но они меня все-таки нашли! Через двенадцать лет! Я не верю в случайности! Выходит, либо я — плохой разведчик, либо они очень сильная организация.

…Сергей подошел ко мне на выходе из билетных касс Парижской оперы, и, как ни в чем не бывало на хорошем английском с легким французским акцентом спросил, не нужен ли мне лишний билет, последний на сегодняшний вечер, который он, не подумав, только что купил?

— Я перепутал время отъезда, — пояснил он.

Я кивнул. Почти механически.

Он достал билетик и, передавая его, как бы невзначай вполголоса обронил на английском дно слово «Project» (Проект). Затем он радостно засмеялся, принимая от меня деньги за билет, произнес:

— Я вспомнил, что приеду в Париж ровно через месяц, и смогу прийти в то же самое время в эту же кассу. Надеюсь, я сумею купить билет на спектакль. Если мне повезет.

Он ушел, не дожидаясь моего ответа, и не оборачиваясь. Довольный. Радостный. А слово «Проект» осталось гвоздем сидеть в моей голове.

— Мне явно назначили встречу, — подумал я, — Меня поставили в известность, чтобы через месяц я имел возможность не разыскивая их, просто прийти к кассам оперы и сдаться со всеми потрохами на милость победителей. Вернее, на милость хозяев. Я был уверен, что я в их последующую комбинацию не вписываюсь. Я же в Париже второй день. И не был здесь почти два года. Значит, меня пасут довольно давно и старательно. И тогда они знают, что я почти пятикратно умножил и превратил за двенадцать лет в успешном автономном плавании выделенную его папой стартовую сумму уже в 98 миллионов. Причем, это только сегодняшние банковские активы Фонда, который мне до сих пор удается контролировать! Пока удается! Похоже, я намолотил сумму, которая сделает-таки меня презервативом!!! Хозяева денег пришли за ними и моей жизнью…

Что ж, посмотрим.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

СКОЛЬКО СТОИТ БЛАГОДАРНОСТЬ?

Наше время, в Латинской Америке

Стрелок

— Я пришел, чтобы сообщить Вам, Диего, что я скоро планирую изъять свои деньги из Фонда имени Вашего отца и прекратить на этом наше взаимовыгодное сотрудничество. Это будет примерно 90 процентов активов Фонда. А именно 90 миллионов американских долларов, которые Вы перечислите в указанном мной направлении. Разумеется, я помню наши договоренности, достигнутые еще при жизни Вашего отца, не совершать финансовых операций, разорительных для нашего Фонда. Поэтому сразу же после того, как я получу от Вас запрашиваемую сумму, Вы получите от нескольких благодарных бывших стипендиатов Фонда около пятидесяти миллионов долларов спонсорских денег. Это и будет мое последняя благодарность Вам за все, что Вы сделали и, надеюсь, сделаете и в этот раз. Я полагаю, что те двенадцать лет, что я сотрудничаю с Фондом имени Вашего отца, а Вы возглавляете его, доказали, что я всегда выполняю свои обещания.

— Да. Но речь идет на этот раз об очень значительной сумме, которой мы лишимся в обмен на всего лишь обещания.

— Не на обещания. А на гарантию дать Вам очень значительную сумму именно в обмен на вашу добросовестность. На этом мы расстанемся.

— Словесную гарантию. А почему бы Вам, Хулио, не начать с перечисления нам этих пятидесяти миллионов?

— Во-первых, я не хотел бы вести пререкания, подобные сегодняшним. А во-вторых, до сих пор именно под мои словесные гарантии Фонд не раз производил вполне сопоставимые по размерам финансовые операции. И Вас это не смущало.

— Да, но Вы, никогда не просили отдать почти все.

— Но я никогда прежде и не обещал перестать Вас доить. Но вот наступило такое время. Капиталам пора разделиться и дальше Вы поплывете сами. Машина запущена и работает. Или Вы хотите поторговаться?

— Возможно, Хулио. Я Вас понимаю. Но у меня еще есть брат-юрист, Вице-Президент нашего Фонда, более моего понимающий в такого рода делах. Я должен посоветоваться.

— Советуйтесь. Только, пожалуйста, не слишком долго. Вам хватит недели?

— Надеюсь, да.

* * *

Я, разумеется, решил проследить за братьями — руководителями Фонда, основанного на мои деньги их отцом — хирургом и профессором медицины. Проследить, не более и не менее тщательно, чем я делал это все двенадцать лет. Профессионально.

Только прежде я делал это для порядка и собственного спокойствия. А теперь, мне была нужна ясность в моем финансовом вопросе. Я еще окончательно не решил, куда я спрячу эти деньги. Хотя варианты давно были наработаны. Я еще не знал, отдам ли я эти деньги или часть их ребятам из русской секретной конторы, нашедшей меня, не смотря на мои хорошие документы и абсолютно неузнаваемую внешность! Несмотря на всю мою осторожность! Несмотря на мои иллюзии, что я не особо засвечивал все эти годы свою кипучую деятельность.

…Я всегда умел обходиться малым. Работа разведчика-нелегала научила меня за много лет создавать резервы. Резервные явки, склады, тайники, суммы денег. Но в первые годы мои возможности были более чем скромными — в лучшем случае я мог с помощью сэкономленных денег залечь на дно на год-два. В лучшем случае!

А теперь я, возможно, совершил глупость, столь увлеченно зарабатывая деньги! Потерял чувство меры и где-то засветился. Ладно, мы еще отыщем свой прокол, который выдал меня моим русским коллегам. А сейчас надо решать! С Фондом. С братьями — держателями его денег. С Сергеем и его папой-генералом. И это еще, скорее всего, не все…

Когда двенадцать лет назад я, еще находясь в клинике косметической хирургии вместе с женой и сыном, координировал создание Фонда имени аргентинского профессора — хирурга, покупал себе настоящие аргентинские документы, а заодно ранчо в Аргентине поблизости от ранчо скандинавского резидента, давно ставшего моим агентом, я представлял себе, что Фонд может кинуть меня. Не сразу, но все-таки может. Поэтому я предусмотрительно потратил на все эти мероприятия чуть больше трети денег, выделенных под мой Проект товарищем генералом. Потом около трех миллионов баксов я превратил в бриллианты и рассовал по тайникам в Европе — в Италии, Греции, Германии и Бельгии. Моя жена, присутствовавшая при закладке всех четырех тайников, могла их теперь найти, и потому я мог не беспокоиться за финансы моей семьи, в случае непредвиденных проблем со мной. Оставшиеся деньги конторы вот уже двенадцать лет продолжали храниться на номерных счетах в банках Скандинавии и Швейцарии. С учетом набежавших процентов за эти годы я практически остался при своих стартовых деньгах. Я умудрился не растерять этот финансовый резерв. Но дарить мое богатство своим русским коллегам, я не собирался.

Наши дни, в Латинской Америке

Сыновья Хирурга, они же руководители Фонда

(магнитофонная запись разговора)

— Брат, он сегодня пришел, чтобы забрать из Фонда 90 миллионов. Он, как всегда, предлагает сделку и как бы думает о наших интересах. Сказал, что сразу после этого мы получим в награду около пятидесяти миллионов спонсорских денег. Обещал, что перестанет нас доить, если мы выполним его просьбу.

— А тебе не кажется, что все было до сих пор слишком хорошо, чтобы на этом, завершающем этапе, тоже оказаться правдой?! Тебе не жалко наших денег?!

— Это его деньги!

— Это наши с тобой деньги. По документам так.

— Мы обещали папе.

— Двенадцать лет назад. Он нас простит.

— Нет. Он такого нам не простит.

— Ты что, всерьез готов расстаться с такими деньгами?

— Я не хочу иметь проблемы. Он не простой человек.

— Мы тоже — не из фермеров.

— Ты не иронизируй. И не заносись! Кем бы ты был сейчас без его денег?!

— Давай пока подумаем. Поторгуемся. За это время кое-что уведем со счетов.

— Мы вполне легально это делаем долгие годы. Твои сбережения и недвижимость уже превысили состояние некоторых банкиров. Имей совесть, брат!

— А ты имей чувство меры. Твоя щедрость не уместна! Ты согласен удовлетвориться крохами? Мне проще сдать его легавым, чем остаться на бобах!

— Давай подумаем! Я боюсь его! Я считаю, что даже восемь миллионов, оставшись в нашем распоряжении, вполне стоят того, чтобы расстаться с этим мутным бизнесменом. Расстаться по тихому. Без жертв.

Наше время, в Латинской Америке

Стрелок

Ну, братья, вы блин даете! Подождем пару дней! Может, еще одумаетесь! Жаль вас. Особенно младшего. Юрист херов! Собственно, я предполагал, что рано или поздно они привыкнут считать деньги Фонда своими. Интересно, а если я сдам их моим коллегам, они тоже будут торговаться с ними? Но какая мне от этого выгода? Кому будет лучше? Надо подумать. А пока надо ехать в аэропорт. Пора в Париж.

Наше время, Париж

Стрелок и Сергей

Разумеется, я не стал ждать целый месяц дня нашей встречи с Сергеем. Я вычислил его довольно нескромную квартирку. Подождал, и сел в его «Ягуар», одновременно с ним в подземном гараже. Он дернулся было. Но, увидев меня в зеркало заднего вида, заулыбался:

— Мы же намеревались встретиться через месяц.

— Это вы намеревались, Сергей. У меня туго со временем. Уж извините. Тем более, что у вас наверняка есть, что мне сказать. Дай сюда оружие, ну!

— На.

— Куда едем?

— Никуда.

— В каком смысле никуда?

— В буквальном. Сейчас, генеральский сын, ты отъедешь пару километров до ближайшего сквера. Выйдешь со мной из машины, и мы спокойно поговорим.

— А если я не соглашусь.

— Я тебя пристрелю.

— За что?

— За то, что ты собирался сделать со мной.

— Я не собирался.

— Хорошо. Ты не один, а с папой и еще, я думаю, с парочкой его коллег.

— Ты сгущаешь краски! Мы не хотели тебе зла! Мы просто хотели забрать свои деньги!

— Сука ты! Еще большая, чем я! Вы использовали меня. Используете ресурсы супер мощной организации. И все для заурядного воровства. И заурядного убийства.

— Мы не собираемся тебя убивать!

— Скажи это кому — нибудь из дилетантов. Я не знаю ни одного случая, чтобы человек, отдавший такие деньги, да еще знающий их происхождение, остался бы после этого жив. Как только вы меня нашли, вы вынесли мне смертный приговор, суки!

— Что ты хочешь?

— Имена тех, кто нашел меня. Сколько их? Где они?

— Их, кажется, двое. Они сейчас в Москве.

— Кажется!!? Вот сейчас, для начала, я прострелю тебе по очереди обе коленки, потом локти, потом, видимо, позвоночник. Я постараюсь так это сделать, чтобы ты, сука генеральская, все-таки выжил! Чтобы ты в самом страшном сне вспоминал, сидя в инвалидной коляске, не только эту встречу со мной, но и тот день, когда вы с папой решили таким вот образом использовать меня! Суки! Я даже устал повторять это слово! И падлы редкие!

— Постой, не стреляй! Так ты, вспомни, сам набивался!

— А у меня был выбор?!

— Нет. Не было. Не под этот проект, так под другой, поехал бы «мыть золото в горах» для моего папы.

— Молодец, хоть тут не лукавишь. И правда, куда бы делся я — сын человека с сомнительной биографией?! Вот, суки! Хотя, мне кажется, пару суставов я тебе все-таки должен сегодня прострелить. Иначе ты слишком резво будешь меня искать.

— Я не буду. Иди. Ты свободен. Вместе с деньгами. Я клянусь своей мамой! Отец, между прочим, очень удивился, когда узнал, что ты и, правда, начал выстраивать комбинацию в духе своего Проекта. Еще больше он удивился, когда недавно мы узнали, что ты контролируешь сегодня почти сто миллионов баксов, и что твои партнеры вместе с тобой успели распихать по карманам под всякими благовидными предлогами по меньшей мере два десятка миллионов.

— Это не ваши деньги. Считайте, что это деньги, выделенные мной на оперативные цели.

— Мы с самого начала не собирались ждать, когда ты что-нибудь заработаешь и тем более потратишь эту двадцатку!

— Ты хочешь сказать, что вы с папой хотели сразу же забрать у меня все, что дали, наврав мне для отвода глаз, что я могу плавать спокойно и самостоятельно десять лет, осуществляя свой Проект и так далее?

— Вот именно!

— Ты хочешь сказать, что твой папа не поверил мне?!

— Он даже не задумывался над этим. Ты создал достаточно солидную теорию, целую диссертацию, чтобы с ней пойти на самый верх и попросить денег. Много денег. Тем более деньги тогда были. И надо было шустрить, не упускать шанс и прочее…

— Так я чудом прожил на двенадцать лет дольше, чем могло быть? Так?!

— Не сгущай краски. Мы тебя просто потеряли. Ты же лег на дно. И активность Фонда долго никак не удавалось напрямую связать с тобой. Почти десять лет. Фонд разбухал от дуровых денег чокнутых благодарных стипендиатов и стипендиаток. Мы глотали слюнки. Трясти Фонд напрямую мы опасались. Они ведь по всем понятиям — честные меценаты, охотники за золотыми головами. Государство могло встать на их защиту, и не одно! Наехав на них, мы скорее всего засветили бы наше русское происхождение и заварился бы крутой международный скандал. И мы потеряли бы все! Решили ждать и искать тебя.

— Повторяю мой вопрос последний раз. Вы собирались отнять деньги и убрать меня еще двенадцать лет назад! Так?! Я спросил, так?!

— Так. Но теперь я гарантирую тебе свободу от нас! Уходи вместе с деньгами. Что тебе еще?

— Уходить в обмен на что?

— На мою и папину жизни.

— А он тебя уполномочил отказываться от таких бешеных денег? И кто из нас кого больше боится?!

— Сейчас я тебя боюсь больше!

— Хорошо. Имена. Пиши имена всех в моем блокноте. Чтобы у меня были письменные свидетельства твоего соучастия в их гибели. Сколько их?! Я спрашиваю последний раз.

— Трое. Я не назвал еще одного генерала, папиного друга. Он тоже в курсе.

— Пиши имена. Им все равно не следует теперь жить, после того как они меня нашли. Или или — ты же сам понимаешь наши правила.

— А как же я? А как же папа?

— Папа четвертый. Ты пятый. Живите. Но только до тех пор как вы начнете меня опять искать. Так что я все-таки надеюсь, что больше мы не увидимся.

…Мы расстались. Как бы навсегда. Но поскольку я никогда не верил ни его папе ни ему, мне пришлось сделать то, что пришлось…

Я подождал, когда его «Ягуар» начнет поворачивать за угол, и сразу же нажал на кнопку своего мобильного телефона. Взрыв внутри машины был не особенно громким, как хлопок, но зато он озарил яркой вспышкой всю улицу и сквер. Я прошел за угол, чтобы до приезда полиции в сразу же набежавшей толпе убедиться, что генеральский сын не выжил. Машина выгорела изнутри настолько качественно, что, казалось, остались только кости Сергея. Не успел же он выскочить из машины или поменяться с кем-то за пару секунд на моих глазах?! Я уверен, что не успел.

Теперь — скорее в аэропорт. До вылета Московского рейса осталось два часа. Надо застать папочку и его коллег врасплох. Сегодня — завтра все будет решено в Москве. Скорее всего, в мою пользу. Суки! Я свободен, видите ли! Это вы свободны! Теперь я решаю, товарищи генералы, кто из нас будет от чего свободен. И когда.

Парадокс разведчика — нелегала. У меня есть немало агентов и просто киллеров, способных выполнить любое мое пожелание. Или почти любое. За те деньги, которые я плачу, я могу использовать действительно специалистов экстра класса. Но почти все они за границей. А те единицы, контакт с которыми мне подарил волгоградский авторитет, в обмен на нужную ему тогда услугу, я берег на крайний случай.

Я считал, что крайний случай еще не наступил. Поэтому зачистку собственных хвостов в Москве я буду делать сам. Не надо мне никаких случайностей. Ваши, товарищи генералы, головы, я постараюсь грамотно, как в тире, разнести на кусочки хорошими и надежными, мной лично проверенными патронами. Такую работу никому нельзя поручать. Либо я — пан, либо… труп.

Я прошел регистрацию в аэропорту Орли. Надо вспомнить, пока лечу, где расположены мои самые надежные тайники оружия, одежды и грима. Почему я не убрал генерала раньше, почему его он и его товарищи получили возможность искать и, в конце концов, найти меня?! Ведь сказано же было нам в секретном учебном заведении: «Свидетели должны быть устранены. Они всегда представляют опасность» А я почему-то уверовал, что эта аксиома не про меня и мои отношения с генералом. Заигрался. Решил, что уже не досягаем.

Нет, все гораздо хуже! Я просто боялся, что, разматывая убийство товарища генерала, они найдут меня и тогда раскрутят всю подноготную моего Проекта. И — все пойдет насмарку! До тех пор пока я как бы кинул, пропав из поля зрения конторы, лишь одного генерала, да и то не очевидно, а по его же приказу, я могу всегда доказать коллегам свой высокий профессионализм и добросовестность в делах. Тем более, в делах финансовых. Приказ выполнен. А их деньги в полном порядке и даже постоянно прирастают! Мне орден давать надо! Ха-ха-ха! Не смешно, а смех почему-то одолевает. Надо в самолете обязательно выпить. Это нервное — пройдет.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СИДЯЧИЙ ХАКЕР

Пятнадцать лет назад, Урюпинск, Россия

Стрелок и сидячий хакер Петя

Я нашел сидячего Хакера в России, в Богом забытом Урюпинске. В интернате для детей-сирот. Можно сказать случайно. Я нашел его как подозреваемого в интернетовском ограблении одного из Урюпинских банков на фантастически огромную для российской провинции сумму в один миллион рублей! Впрочем, лучше я расскажу эту, по сей день не закончившуюся историю по порядку. Она того стоит!

…Я был в отпуске. Ловил рыбу на Хопре — не особо крупную, зато вкусную! Пил водку с малосольными огурцами и салом домашнего производства! С вкусными деревенскими яйцами и молодой, разваристой картошкой! Я приехал в эту глушь по приглашению одного симпатичного мне человека — моего бывшего сокурсника, кстати, трижды залетного внешнего разведчика, трижды за кордоном попавшего в нехорошие истории по пьяному делу. Потом, в наказание, его отправили работать замом начальника местного райотдела ФСБ. Но и там, в Урюпинске, по пьянке, мой товарищ умудрился опять что-то напороть.

Короче, налицо явная профнепригодность! Благодаря биографии, он сумел все-таки устроиться начальником службы безопасности в местный банк. Отработал без проколов год. Пошел в отпуск.

…Мы с сокурсником уютно расположились неподалеку от костра, и ели жареную на углях свежую рыбу, запивая ее свежезаваренным чаем из листьев и ягод ежевики. Посматривали на поплавки. И вот, в разгар нашей задушевной рыбалки, ему звонит в истерике управляющий банком и сообщает, что кто-то вторгся через Интернет в компьютеры банка и увел миллион на счет местной школы-интерната. Больше всего нас всех, даже управляющего, помнится, развеселило назначение платежа, которое пока неведомый нам хакер, написал, воруя у банка деньги: «Спонсорская помощь на ремонт, одежду, обувь и пособия выпускникам школы-интерната».

Я никогда не считал себя компьютерным гением. Но здесь все было настолько смешно и очевидно, что я пообещал прямо у костра, помочь на днях найти злоумышленника. Управляющий, как и мой сокурсник, успокоились. Все-таки, я считался у них столичной штучкой, хотя на самом деле прибыл из-за границы. Не буду же я всем рассказывать, откуда приехал в очередной отпуск.

* * *

Мы сидели с хакером Петей во дворе школы-интерната и очень долго беседовали. Он, как выяснилось, даже не собирался скрываться. Он прекрасно понимал, что его быстро вычислят. Однако, у него было свое видение ситуации, которое, можно сказать, перевернуло всю мою последующую жизнь! Я до сих пор считаю хакера Петю соавтором своей, не опубликованной диссертации и своего Проекта. Хотя об этом никто кроме меня не знает. Такая уж у меня профессия.

— Я — сидячий хакер. Прошу не путать с сидящим. До тех пор пока вы меня не посадили.

— А ты парень с юмором!

— Только за счет юмора и жив до сих пор! Лучшие годы детства, с тринадцати лет в инвалидной коляске сижу! А когда-то, знаете, как я в футбол играл! И книжки с компами мне были совсем не интересны. Потом случилась беда. Попал я под машину. Перестал ходить. Бабушка, моя единственная родственница, видимо, от огорчения, скоро умерла. Остался я один на этом свете. Скоро мне восемнадцать. Есть аттестат о среднем образовании с отличием. Нет только денег. На образование. На нормальную одежду. На ботинки. Ноги-то у меня есть. Они даже чуть-чуть шевелятся, когда я очень напрягаюсь. Я их каждый день тренирую. Но пока все без толку. Врачи говорят, что за очень большие деньги в Германии и Швейцарии, делают такие операции, которая мне нужна. Круглосуточно думаю, где можно взять такие деньги. В интернате я сейчас на птичьих правах. Потому как уже выпускник. Ждут, когда что-нибудь у меня в жизни решится.

— А чем ты потом собирался заниматься?

— Учиться хотел. Только абсолютно без денег, даже тех крох, что мне по закону положены, это невозможно! Директриса сказала, что как только деньги на счет придут — от государства или спонсоров, она их сразу на нас, на детей своих, и потратит. Она нас детьми своими называет. Своих у нее нет. Понимаете ситуацию?!

— Понимаю.

— А что тут не понятного. Я сижу за единственным компом в интернате по десять часов в сутки. Развиваюсь через Интернет. Самообразовываюсь. Языки учу разные. Компьютерные. Ну и человеческие. У меня уже с английским совсем неплохо стало. Теперь вот занялся немецким. Надеюсь, что когда-нибудь заработаю денег и поеду на операцию. Надо быть готовым с зарубежными хирургами общаться.

— В-общем, ты решил грабануть банк?

— Да разве ж так грабят?! Если бы я захотел, я бы их без штанов оставил! Я бы так запрятал свои деньги, что никто бы не нашел! И грабил бы я не их, а кого-нибудь побогаче. И на другую сумму. Просто мне показалось, что у них, хоть и зажрались изрядно и на джипах мимо интерната ежедневно ездят, должна еще остаться совесть. Остатки. И не будут они у нас деньги назад требовать. Вы заметили, что я деньги в пятницу с утра увел. Директриса на радостях кое-какую сумму сразу со счета интерната сняла и, не вдаваясь в подробности, за пятницу субботу всю детвору, да и меня, приодела — приобула. Краски, линолеум и цемент для ремонта накупила. Местная торговля ликует! Пособия выпускникам она обещала в понедельник выдать. А меня, только не смейтесь, попросила душевное письмо в банк написать, поблагодарить за спонсорскую помощь. Я сказал ей, что в понедельник напишу, а сам думаю: «Успею я пособие получить или нет до того, как все раскроется?» Наверное, не успею теперь. Вы меня нашли в воскресение. У вас что, в банке, выходных нет?!

— А я в отпуске. И вообще я не из банка.

— Вот тебе и на! А откуда же вы, дяденька?

— Ну, вот и прекрасно, хакер Петя. Называй меня дяденькой и впредь. Мне кажется, что нам с тобой еще придется много общаться.

— Где? В тюрьме?!

— А я что, очень похож на тюремщика?

— Нет, вы похожи на полубезумного музыканта, который на станции нашей от поезда отбился, и местные алкаши его из жалости в свою одежду нарядили.

— А ты парень с богатой фантазией!

— Не, это я насмотрелся у Эльдара Рязанова. Знаете его фильм «Вокзал для двоих»? Там и музыкант, и тюрьма и прочее. Душевный такой фильм! Про жизнь. Я дяденька, про жизнь много думаю и, кажется, ее знаю. Хотите — расскажу? Если, конечно, интересно и время есть.

— Есть. Я же в отпуске.

* * *

Я слушал сидячего хакера Петю и мучительно думал, как спустить инцидент с банком на тормозах. Формально я имел дело с уголовщиной. Но, глядя на худенького веснушчатого паренька с тонкими ногами и цыплячьей шеей, сидящего возле меня в инвалидной коляске, я понимал, что крутые дядьки — хозяева банка — не смогут посадить этого несовершеннолетнего человека, не переступив человеческие законы и почитаемые ими уголовные понятия. Я знал, что хозяин ограбленного банка — преступный авторитет из областного центра, сегодня экстренно прилетевший на самолете, выяснять что случилось. И это давало Хакеру шанс. Понятно же, что Хакер пошел на воровство от голода. Не только себе, но и другим детям, таким же голодным, денег добыл. Он — правильный пацан. Надо поговорить с хозяевами банка по душам. К тому же неформальный контакт с ними, даже в провинции, может когда-нибудь быть полезным для моих будущих дел.

Я был тогда еще не настолько богат, чтобы платить за парня. Хотя он мне был очень симпатичен и мог в будущем явно пригодиться. Что-то подсказывало мне, что если его робин-гудовскую, воинствующую активность направить в мирное русло, то он может еще вырулить с обочины жизни и много пользы принести мне и себе.

Я — сентиментальный человек. И, зная это, всегда, принимая решения, старюсь отрешиться от сентиментальности. Но в данном случае, я вдруг понял, что мне, не богатому и, как я еще недавно предполагал, загнанному жизнью в угол разведчику-профессионалу, может оказаться полезным этот нищий, не ходящий ногами, но не потерявший надежды молодой человек.

До встречи с Петей я думал, что не может быть ничего грустнее моей личной трагедии — иметь родителей, у которых отняли родину, забрали их жизни, заставив заниматься смертельно опасной работой. А следом за ними и меня затянули в этот омут. Просто никто не предлагал мне другого. Как охотничьей собаке, которая после факта своего рождения автоматически становится охотничьей собакой. Ей ведь не предлагают работать в цирке или там с людьми слепыми. Хотя, иногда, я знаю, что охотничьих собак берут на работу спецслужбы. Опять спецслужбы!!! Что же это за жизнь такая Джеймс-Бондовская?!

* * *

— Вот вы, дяденька, думаете, что я здесь на обочине жизни…

— Да. Но обочина — это не тупик, а лишь место, с которого можно вырулить на нормальную дорогу.

— А я считаю, что я не на обочине. Я на помойке.

— На помойке, Петя, нет компьютеров, Интернета, душевной и добросовестной директрисы школы-интерната, и тем более, нет банка, который можно грабануть.

— А вы, дяденька, оказывается философ и оптимист.

— Я — пессимист. Потому что многое знаю. Но считаю, что если ты до сих пор не потерял способности мечтать — ты выплывешь.

— Без ног?!

— Про это мы сейчас и поговорим.

— То есть в благодарность за ограбление банка он даст мне денег на операцию?

— Это вряд ли. Хотя попросить, набравшись наглости, стоит.

* * *

Авторитет, выслушав мою историю интернетовского ограбления, задумался:

— Выходит, этот очкарик, может быть нам полезным и охранять наши компьютеры от себе подобных дебилов?

— В принципе, да. Он, кстати, не очкарик, и он мечтает добыть или заработать денег, чтобы сделать операцию и встать из инвалидного кресла.

— Понимаешь, нам он полезен только сидячий. Как только он ножками пойдет, он свалит в более престижное и хлебное место, чем Урюпинск. Хотя мы здесь тоже кое-какие дела крутим! Вот автокраны, например, в два десятка стран продаем. По цене почти мировой! Я хочу встретиться с ним. Поехали.

Всполошившаяся директриса интерната вышла во двор, поинтересоваться, что за люди пожаловали на красивой машине. Петя успокоил ее:

— Не беспокойтесь, Мария Семеновна, это ко мне на счет работы. Я же сам не могу к ним приехать. Вот откликнулись на мои письма, которые я по Интернету писал.

Мы с авторитетом переглянулись и он благодушно улыбнулся:

— Да, талантливый у Вас мальчик вырос. В-общем так, талант-самоучка, — добавил он смотря вслед удаляющейся довольной директрисе, — мы тебя берем на работу. Пока с окладом в три тысячи гринов в месяц. Учти, за то, что ты напорол, я мог бы заставить тебя пахать на нас пожизненно и бесплатно. Просто за еду и койко-место. Но боюсь, Бог накажет за издевательство над инвалидом. Почти все будем вычитать. Поначалу. Сначала ты отработаешь этот наш лимон деревянных, что подарил своему интернату. Потом, примерно через год, начнешь собирать себе на операцию. Но учти, если кто-нибудь залезет в наши компьютеры и совершит что-нибудь подобное в будущем, я уволю тебя. И ты окажешься даже не на помойке. На кладбище. Все понятно? Вопросы есть? Нет? Так я и знал. Все, парни, мне некогда. Очень, кстати, приятно было с вами обоими познакомиться.

— Вот видишь, как все разрешилось!

— Это начало моего пути с обочины.

— Ты уже не на обочине, ты — штатный сотрудник банка! И не просто рядовой клерк! Ты — специалист-компьютерщик, отвечающий за безопасность!

— Правда, клево, дяденька! Даже не верится.

Четырнадцать лет назад, Урюпинск, Россия

Стрелок и сидячий хакер Петя

Перед тем как ехать в Сибирь писать диссертацию, я заехал на пару дней в Урюпинск. Позвонил сокурснику, по-прежнему возглавляющему службу безопасности того же Урюпинского банка, и выяснил, что Хакер снимает комнату поблизости от банка в первом этаже частного дома. На работу ездит по-прежнему в инвалидной коляске. Все им в банке очень довольны. Договорились с хакером Петей о встрече прямо по его рабочему телефону. На русском джипе «Нива», взятом мной за хорошие деньги, на сутки в аренду — что в общем-то невозможно в глухой российской провинции — я забрал Петю дома и мы уехали с удочками подальше от города, закинув раскладную его коляску в багажник машины. Поговорить нам было о чем. И оба это чувствовали.

— Ты — первый. Рассказывай.

— Я ждал встречи с Вами.

— Я же сказал, приеду. Поверь, я не брехун. И этим я опасен для брехунов, но полезен для людей, которые умеют держать слово.

— Так я, дяденька, не давал Вам пока никаких обещаний.

— Знаю. Сейчас дашь.

— А если меня хозяин банка потом убьет?!

— За что? Мы не будем делать ничего, что идет в разрез с его интересами…

— Так Вы с ним вместе?

— Нет? Рассказывай. Как прошел год? Что получилось, что хотелось бы, что мешает и что помогает твоей жизни? Ты мне показался при первой встрече очень разумным мальчиком.

— Долг отработал. На операцию пока только начал собирать. Она стоит от 30 тысяч гринов до бесконечности. Зависит от всего. Хозяин доволен. Я даю ему возможность знать обо всех действиях конкурентов и вышестоящих финансовых кругов в тот же час, когда они что-то предпринимают. Иногда даже раньше. Он благодаря этому сильно поднялся за этот год. Некоторые из тех, в чьи компы я залезаю, уже подозревают, что у него шпионы в их офисах. Что, разумеется, неправда. Он готов мне подкинуть денег на операцию. С отдачей. Но хочет, чтобы я вернулся к нему. Предлагает жить в Волгограде в хорошей квартире и курировать пару-тройку его банков за втрое большую зарплату, плюс беспроцентные кредиты на любые жизненные необходимости.

— Круто. Или как ты сам считаешь?

— Из того, что я знаю о его конкурентах, но ему не говорю, мне кажется, что он — не жилец. А, значит, я, даже приняв все условия, не долго буду барствовать. Я же не могу новому хозяину, если тот объявится, скажем, через годик (так мне кажется) объяснить что я не по безопасности, а больше по хакерской части и потому лазил в его компы давно? Кому это понравится?

— Никому.

— Вот это меня и смущает.

— Теперь послушай меня. Кстати, предлагал ли он тебе воровать деньги у других банков?

— Нет. Только информацию. Правда, он пару раз интересовался, легко ли увести у них хорошие деньги и при этом остаться не пойманным.

— И что же ты сказал?

— Правду. Я без труда мог бы увести любую информацию, и довольно крупные деньги со счетов клиентов нескольких очень известных мировых банков. У этих банков, на мой взгляд, есть серьезные пробелы в системах компьютерной безопасности. У русских банков тоже есть дыры. Кстати, их меньше.

— И почему же ты до сих пор такой бедный, если такой умный?

— Я боюсь. Я почти уверен, что придет такой вот дяденька, как Вы, и отстрелит мне мои не ходячие ноги.

— А если отстрелит голову?

— Вряд ли. Такие шизоиды, как я, им самим нужны, чтобы выискивать мне же подобных. И заставлять на себя работать. Один хакер написал мне, что нас, настоящих, так мало, что наши моральные качества никого не интересуют. Как, например, сексуальная ориентация великого русского композитора Петра Ильича Чайковского. Многих ли интересует или волнует, что он был гей? Зато миллиарды людей — это статистика — покупают и слушают его музыку. Например, Вы знаете, что в очень многих странах музыка балетов Чайковского «Щелкунчик» и «Лебединое озеро» продается лучше чем музыка «Битлс», Элвиса Пресли и группы «АББА» вместе взятых?

— Тем более не понимаю, почему ты с такими взглядами и познаниями до сих пор не перескочил к другому хозяину? Более могущественному.

— А я не хочу никаких хозяев. Я мечтаю о равноправном партнерстве. Только вот с кем? С хакерами бесполезно. Мы, конечно, обмениваемся, время от времени некоторой жизненно важной информацией. В этом смысле хакеры — организованная преступная группировка планеты Земля. Можно не любить друг друга и не дружить. Но про опасные для всего сообщества движения легавых сообщать друг другу положено.

— Что-то я у тебя год назад не заметил таких уголовных трактовок жизни.

— А с кем я общаюсь? С преступным авторитетом из боксеров, сумевшим на деньги от рэкета создать три банка. Теперь он втянулся в конфронтацию с чеченскими группировками, мечтающим поглотить весь бизнес области. Они — отморозки. Мне один чеченец малолетний написал, тоже, кстати, хакер, что хозяина моего рано или поздно завалят.

— А почему ты ему этого не говоришь?

— Говорю. Но он смеется. Как детский сад. И говорит, что они ему это в лицо уже не раз сказали, что не уйдут из Волгограда, где некоторые их них родились и даже школы закончили. По понятиям они местные и национальность тут не при чем. Короче, как в Советском Союзе.

— А зачем тебе партнеры, такому умному?

— Чтобы жопу мне прикрывать. Чтобы информацию проверять и подкидывать. Чтобы ногами, в конце концов, по земле ходить. Но мне нужен не курьер и не секретарь и даже не со-хакер. Мне нужен образованный человек типа Вас, знающий жизнь и кое-что умеющий. Желательно, живущий на Западе. Вы разве не такой?

— Давай я пока не буду отвечать на твои вопросы. По старшинству получается, что сначала я имею право получить от тебя все ответы, на интересующие меня вопросы. Что еще тебе нужно для счастья?

— Речь пока не о счастье. А о нормальной жизни и саморазвитии. Мне надо уехать в Берлин. Сделать там операцию в знаменитой клинике «Шаритэ». Представляете, ее в Германии французские доктора основали триста лет назад! И с тех пор эта клиника притягивает к себе лучшие умы и руки мировой медицины. Именно там меня приведут в порядок! Там работают настоящие хакеры по переломанным костям, суставам и прочим проблемам, не дающимся нашей провинциальной медицине. Разумеется, все это стоит денег. Мало того, чем я моложе, тем больше шансов на успех, так написал мне какой-то доктор с их сайта.

— То есть, у тебя нет времени на долгое накапливание денег на операцию?

— У меня нет времени, но нет и желания остаться навсегда должником бывшего боксера, возомнившего, что даже отморозки ему не страшны. А ведь отморозки страшны всем!

— А почему все-таки ты не попробуешь украсть деньги?

— Я же сказал. Я боюсь!!! И сказал, чего боюсь! Что непонятного?! Кстати, если бы я жил в Европе, например в Берлине, мне намного легче было бы замести следы моих набегов в компы банков. Там очень хорошо развита связь и я смог бы делать очень точные одиночные выстрелы по целям. В смысле, забирать нужные мне суммы или добывать информацию. Но кто будет помогать открывать счета в банках? Кто будет помогать переезжать из города в город и из страны в страну? Мне нужен партнер!

— Я согласен. Ты мне подходишь. Я для этого и приехал в Урюпинск в этот раз. Не исключено, что мы больше в этой стране не увидимся. Так что все самое важное — систему связи, экстренной связи, встреч, обмена информацией и дележа денег — обсудим сейчас, за время этой рыбалки. И не будем менять никогда. Учти это. Правила на то и правила. Согласен?

— Да. Я Вас слушаю, дяденька.

— Итак, правило номер один. Ты никогда и я никогда не раскрываем своих источников информации. Никому. Только перед смертью или в предчувствии смертельной опасности. И только друг другу лично.

— Мы уже собираемся помирать?

— Не иронизируй, пожалуйста. Люди смертны.

— Извините.

— Правило номер два. Ты никогда не спрашиваешь кто я и зачем мне нужна та или иная информация или сумма денег. А я не спрашиваю тебя.

— Принимается.

— Правило номер три. Ты никогда не берешь себе более тридцати процентов от того, что будешь забирать по моей наводке. Как младший по возрасту партнер.

— Согласен.

— Правило номер четыре. В случае моей смерти, ты пожизненно отдаешь десять процентов своих доходов моей семье и детям, а я, в случае твоей смерти, отдаю десять процентов своих доходов твоей семье и детям.

— Принимается. Только у меня нет пока ни семьи, ни детей.

— Будут. Кстати, как их опознать и найти в экстренной ситуации, мы сейчас придумаем.

— Согласен.

— Правило номер пять. Ты никогда не подписываешь ни с кем никаких бумаг о сотрудничестве — ни с банками, ни со спецслужбами, ни с компаниями, ни с людьми. Со мной ты тоже не будешь подписывать ничего. Я не верю никаким бумагам и тебе не советую.

— Согласен.

— И последнее правило номер шесть. Если кто-то из нас предаст другого, то он должен погибнуть. В случае предательства наша договоренность о поддержке семьи и детей сокращается в десять раз — то есть до одного процента. Просто из уважения к памяти товарища, но не в оплату его заслуг.

— Жестоко, но правильно. Умирать надо красиво.

— Мальчик, умирать не надо вообще! Никак! Особенно, таким как мы с тобой, еще даже не седым людям. Но иногда, к сожалению, приходится.

— Постараемся не умирать.

Хакер всхлипнул. Потер глаза ладошкой.

— Ты что это? Расклеился.

— Нет. Я просто понял, что стал взрослым и мне пора прекратить смотреть на жизнь, как на игру.

— Прекрасно. Тем более, что именно об этом я и хотел сейчас с тобой поговорить.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГОРОД СБЫВШИХСЯ СОБЛАЗНОВ

Тринадцать лет назад, Берлин

Сидячий Хакер Петя

Если бы у меня был дневник! Если бы я не боялся, что его прочитают! Сколько всего интересного появилось бы в нем! Но Дяденька, прощаясь со мной год назад в Урюпинске, сказал, что нет ничего, что невозможно направить против человека. Значит, не надо иметь ничего и нигде. И хотя это невозможно, к этому надо стремиться.

Вот и стремлюсь! Сам с собой мысленно на больничной койке разговаривал. Это не трудно. Я к такому общению давно привык.

Благотворительная организация, через которую я попал в Берлин, помогает инвалидам не только деньгами, которые нужны на операцию, но и оплачивает курс реабилитации после операции. В моем случае это больше года. Мне ведь придется учиться ходить заново. Сначала в клинике. Потом на съемной квартире и посещая физиотерапевтические процедуры и массажи. Кстати, я ведь попал таки в знаменитую клинику «Шаритэ»!

Сначала меня поразило больничное меню, в котором ежедневно надо было заказывать на выбор всякие блюда на следующий день. Я ведь боялся, что отощаю. А тут как бы не растолстеть!

Потом мне нашли самую дешевую квартиру на первом этаже в удаленном на изрядное расстояние от центра, а значит и от клиники, берлинском районе Марцан. Я сам об этом попросил представителей благотворительной организации. Дело в том, что если сэкономить выделенные мне деньги на жилье, то я смогу купить себе уже через пять месяцев очень приличный комп! И включить его в Интернет! У них в этой организации техника, в том числе компьютерная, относится к домашнему хозяйству. А значит — вещь необходимая.

Если честно, то деньги на комп, даже на три крутых компа, я привез из России. Я же в банке не бесплатно работал!

Но нельзя показывать, что я могу за себя платить. Тогда мне ничего не положено будет. Ни от благотворительной этой организации, ни от государства немецкого.

Район Марцан оказался русским гетто! Милым таким многоэтажным совковым спальным районом. По улицам ходят пьяные уже с утра немцы, весьма потрепанного вида. Таких здесь много! И русские. Всякие! Старые и молодые, трезвые, и с утра в умате, в спортивных костюмах и тапочках на босу ногу, и в вечерних платьях и приличных костюмах, когда некоторые, помыв шею, идут на свадьбу или крутую новогоднюю дискотеку. Так что все почти как в России, где-нибудь на окраине большого города. Везде русская речь. В том числе наша матершина! Многие из русских здесь умеют худо-бедно говорить по — немецки. Особенно, кто живет здесь не первый год или даже, приехав много лет назад с родителями, закончил здесь немецкую школу. Могут. Только почти никто не говорит! Даже немецкие дети, во дворах жилых домов и школ, как я заметил, лихо вставляют русские слова в свое общение с жителями района. Особенно легко им удается запомнить «Давай, блядь и сука» и прочую нашу матершину. Как пишут в местных газетах, почти половина района — то есть около ста тысяч — выходцы из республик бывшего Советского Союза. А на деле, в районе есть дома, где вообще нет немцев! Или почти нет.

Зато рядом с русскими живут вьетнамцы — огромная многотысячная диаспора, польские цыгане — которые захватывают целые подъезды и дома, румыны, литовцы, поляки, югославы, и много кто еще. Например, много людей, приехавших с Кавказа. Эти люди здесь считаются беженцами. И никого не смущают их Мерседесы и норковые шубы. Язык общения в этом районе, понятное дело, русский. Иногда, немецкий. Если вдруг в разговор или разборку впрягается кто-то без клейма «Сделано в СССР».

Вьетнамцы торгуют сигаретами. Контрабанда. Мимо акцизов, таможенных пошлин и тем более налогов. Торгуют нахально. Их дилеры стоят на всех станциях метро и электричек центрального и Восточного Берлина, в других бойких местах. И ни капли не боятся полиции. Я наблюдал дикую сцену. Люди в штатском заломили руки вьетнамцу — дилеру нелегальных сигарет. Тот спокойно так дает им свой мобильный телефон. Они слушают… и тут же его отпускают. Ровно через пару минут вьетнамец, с улыбкой поглядывая на удаляющуюся группу захвата, возобновляет свой бизнес. Представляете, какая у этого парня крыша?!

В школе, где я попросился пускать меня хотя бы пару раз в неделю в школьное Интернет-кафе, больше половины детей — не немцы. Здесь я видел школьников 23 национальностей! И это типично для Марцана. Кстати, здесь одна русская тетка, социальный педагог, подала мне очень дельную мысль. По немецким законам молодые люди, чей возраст не перевалил школьный — 19 лет-21 год год для выпускников гимназий — должны учиться не зависимо от того, как они здесь оказались и зачем. То есть я мог бы еще здесь поучиться в школе! С моим отличным аттестатом меня сразу же могут принять в 11-й класс, и через пару лет я получу так называемый «Абитур» — бумагу об окончании немецкой гимназии, дающую право на автоматическое зачисление в университет или другой вуз. Если, конечно, пройдешь по среднему баллу. Сходив на пару уроков, я понял, что смогу здесь, в этом многоязычном Вавилоне, быстро стать одним из лучших учеников. Если, конечно, подтяну немецкий. Тогда, может, даже стану лучшим.

А вообще-то я очень доволен! Никакой ностальгии и стресса! Даже начинаю комплексовать по поводу своего слабого немецкого. С кем его тут развивать?! Сажусь в трамвай, а вокруг опять, маловато немцев. Но я не грущу. Кстати, в клинике «Шаритэ» тоже далеко не все врачи немецкого происхождения. С такими общаемся на английском языке. Тоже не плохо — а то я прежде все больше с компьютерными голосами общался. Ну, вот и спать пора. Завершаю на сегодня свои ненаписанные истории.

* * *

Их, берлинский, транспорт меня приятно удивляет. Трамваи и метро ходят практически точно по расписанию. Автобусы тоже стараются это делать. Но самое интересное для меня, инвалида — колясочника, то, что практически на всех видах транспорта и почти на всех станциях метро и городских электричек, есть специальные въезды и люфты для колясок. Я нашел в моем районе уже много жилых домов и магазинов, где оборудованы специальные въезды для колясок. Говорят, для Берлина это типично. До тех пор пока врачи мне разрешат круглосуточно находиться на ногах, мне это удобство, как бальзам на душу.

Вот тебе и капиталисты! А нам говорили в интернате, что у них все, кто за бортом жизни оказался — живет под мостами в картонных коробках и в канализационных сетях. Пока я не видел здесь такого. Все «бомжи» нашего переполненного «бомжового» вида людьми района, имеют жилье, за которое платит государство. И пьют они, как выяснилось, тоже за государственный счет. Неплохо устроились. Я уже тоже знаю, как мне сесть на шею немецкого государства. Меня тут познакомили с одним адвокатом, который за пару штук евро такие бумаги сделает, что я буду не простым инвалидом, а остро нуждающимся в длительном лечении и не имеющим на родине жилья и шансов на выживание. Вообще-то, все это похоже на правду. Не буду же я сам себе гадить и рассказывать, какой я умный. Как сказал Дяденька, почему же я до сих пор такой бедный? Правда, он же приказал не спешить и обживаться в Европе. Мне его цинизм нравится. Он, видимо, похлеще моего битый и тертый. Он сказал, что даже если я захочу от него сбежать, то сделаю это напрасно. Потому что никому я тут на фиг не нужен и, в случае разногласий, мне проще дождаться его естественной смерти, чем его обманывать или убивать. Не все деньгами измеряется парень, сказал Дяденька, прощаясь. Миллиардеры, которые кинулись под поезд или попали в тюрьму, наверняка должны были бы быть счастливы. Но не смогли! Будь счастлив! — сказал он прощаясь. И я стараюсь следовать его совету, все жду — не дождусь уже полтора года нашей следующей встречи с ним! У меня ж никого нет…не плачь… не плачь… не плачь… будь счастлив. Спать.

Одиннадцать с половиной лет назад, Берлин

Хакер Петя и краткий визит Стрелка

Я выехал под вечер подышать свежим воздухом и остановился, как обычно, у скамейки на детской площадке. Мне всегда нравится смотреть, как скачут и бегают малыши, как ругаются на этих непосед их мамы и бабушки, и, вздыхая, мечтать о дне, когда и я пойду своими ногами настолько уверенно, что прогуляю по Берлину целый день с бутылкой воды и парой бутербродов! Таких гуляющих здесь полно и как же я им завидую!.

В общем, сижу я и мечтаю. Вечереет, почти темно стало. Вдруг на скамейку подсаживается незнакомый мужчина в джинсах и с седыми длинными волосами. Поворачивается ко мне и голосом Дяденьки говорит:

— Петя, надеюсь, ты узнаешь мой голос.

— Да.

— У меня хорошие новости. В следующие годы я буду время от времени скидывать тебе банковские счета и имена отправителей и получателей. Сумма платежа всегда одинакова — один миллион американских долларов. Назначение платежа тоже всегда одинаковое: «Спонсорская помощь.»

— Блин! Круто.

— Компьютером и Интернетом обзавелся? В школу пошел?

— Да.

— Информация о деньгах тебе будет всегда приходить от разных отправителей. Если после какого-нибудь имени плательщика (оно всегда первое) я поставлю восклицательный знак, ты спокойно забираешь у него десять миллионов. Это не грабеж. Но если ты будешь заметать свои следы и не дашь никому шансов тебя обнаружить, ты проживешь долго и счастливо. О себе не забывай. Свои тридцать процентов забираешь всегда с отправителя и тоже с пометкой «Спонсорская помощь», а остаток отправляешь получателю. Как ты спрячешь путь своих денег до твоего главного счета — твое дело. Но номерные счета в двух швейцарских банках я тебе открыл. Как и обещал. На них я положил по сто тысяч гринов. Тоже как обещано. Пользуйся. Но осторожно. Не светись и не торопись. Наше партнерство начало работать. Больше подарков не будет. Кроме, разумеется, твоих заранее оговоренных процентов. Этот район покидать пока не спеши. Когда поступишь в универ, будет логично переехать поближе к месту учебы, в центр. Здесь ты сейчас на месте, почти незаметен. На компьютерщика в университет тоже не поступай. Засветишься. Выбери лучше что-нибудь не такое заметное и мало кому интересное. Например, математику или что там у них есть для шизоидов. Остальное — на твое усмотрение…

…Я хотел рассказать Дяденьке хотя бы в двух словах о том, как я живу, как я рад, что все идет нормально. Но он, уже вставая, и не давая мне даже рта раскрыть, завершил нашу короткую встречу:

— Ты знаешь, что недавно Хозяин банка, где ты начинал компьютерщиком, застрелен выстрелом в голову в центре Волгограда?

— Нет, не знаю. Значит, я свободен?

— Да. От обязательств перед ним. Будь счастлив, Петя!

Через несколько секунд я перестал слышать его шаги по дорожке. Вот блин! Он же предупреждал, что будет сам находить меня для обычных рабочих встреч. Выходит, это была именно обычная рабочая встреча…

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ТРЕНЕР — СЕЛЕКЦИОНЕР

Пятнадцать лет назад, Берлин и вся Европа

Стрелок и Бара

Я знаю, что больше не найдется в мире города, столь долго и столь активно раздираемого, разделяемого, разделенного и, в конце концов, опять соединенного с помощью нас, шпионов. Сначала его делили на зоны оккупации и строили стенку. Потом, спустя десятилетия, стенку рушили и провозглашали единый Берлин. Но ни на минуту — ни до, ни после, ни во время разделения и слияния, ни в будущем — не будет покоя в этом городе ни одному мало-мальски интересному спецслужбам человеку. Разведки и контрразведки всего мира чувствуют здесь себя как дома. Потому что в Берлине с мая 1945-го работают настоящие шпионские династии. Так называемые дипломаты в данном случае не в счет. Речь о реальных местных жителях! Папа передает свои контакты и секреты сыну, а сын — своему сыну или дочке и так далее. Они владеют ресторанами и магазинами, держат туристические агентства и обувные мастерские, парикмахерские, стриптиз-бары, секс-шопы, бордели и массажные салоны. Сколько их — можно только предполагать. Но чем смешнее, на взгляд непрофессионала, бизнес-прикрытие, подкармливаемое деньгами какой-нибудь иностранной спецслужбы, тем активнее идет в нем работа.

Это — Берлин. Разведчики знают, что в этот город с искореженной судьбой очень многие просто так не ездят. Даже туристы. Даже те, кто по магазинам шопинг сделать хочет. Все чего-то ищут…Вопрос, чего? И тут на тех, кто отклоняется от музеев и шопинга, обязательно обращают внимание многочисленные представители иностранных резидентур. Им же надо после падения стены как — то отрабатывать свой хлеб, свою вторую, а иногда, заодно, и третью зарплату. Порой в произвольно или расчетливо забрасываемые сети разведчиков попадается интересный улов.

Впрочем, может быть это у меня чисто профессиональная точка зрения, граничащая с манией преследования.

Я два года работал в Берлине под смешным прикрытием полулегального сутенера дорогих проституток, так называемых элитных девочек, за которых платят любые деньги! Платят, даже заранее соглашаясь, что их эскорт услуги не обязательно закончатся сексом. Выполняя приказ, я вербовал своих бабочек всюду — в Польше, Чехии, Словакии, Сербии, в некоторых других странах Европы, отколовшихся от социалистического лагеря и попавших из огня да в полымя. Несчастные, плохо одетые, полуголодные девочки, приходя на встречу со мной по объявлению в местных газетах, заранее были готовы на все. Потому что в тексте объявления, я прямо в лоб предлагал: «Девушкам от 18 лет! За эскорт услуги высочайшего класса по всей Европе вам предлагается высочайшая зарплата и огромные перспективы роста ваших доходов. Английский, немецкий, французский и любые другие языки увеличивают ваши шансы».

Мы с парочкой коллег, в самом деле, не собирались ограничиваться Берлином. Берлин — это база. Европа — цель. Мы запланировали исследование сексуальных пристрастий богатых гостей и жителей старушки-Европы. Привозить для этого работниц из России или искать в сытом Берлине, как нам показалось, не особенно эффективно. Поэтому в поисках персонала мне не раз приходилось путешествовать и в этих командировках оказывать разные услуги местным спецслужбам а, иногда, им просто платить наличными. Чтобы прикрыли мне попу и оградили от неприятностей с местными сутенерами и бандитами.

Короткий визит в городок, а иногда и в большой город, заканчивался десятком — другим встреч с девушками, заполнением анкет, беседами с наиболее интересными персонажами. Я сразу отбрасывал тех, кто готов был тут же запрыгнуть в койку или куда там скажут к кому угодно! Например, ко мне или к тому, кто сегодня же готов заплатить высочайший гонорар. Высочайший гонорар, по мнению многих, откликнувшихся на мое циничное и откровенное объявление в европейской провинции, составлял пятьсот, тысячу и даже пять тысяч долларов. Далее следовал торг о продолжительности услуг и некоторых нюансах интимного характера — например, разрешат ли пользоваться кондомом, будет ли садо-мазо, кто одевает-обувает перед эскорт — поездками и прочее?

Персонажи, фантазии и претензии которых выпадали из общей массы, удостаивались заполнения более подробной анкеты, а также более продолжительной беседы. Беседа заканчивалась тем, что некоторые получали аванс. Этим я демонстрировал девушкам свою платежеспособность и как бы подтверждал факт начала нашего сотрудничества. Всем, говорилось одно и то же «Половину денег истратите на приличную одежду. Если оденетесь не дорого, но красиво, в следующий раз получите аванс вдвое больший. И будете ждать вызова на работу».

Меня в моем поиске не интересовали готовые проститутки со стажем. Этих видно сразу. Меня интересовали девочки, которых устраивало то, что они будут продавать себя на выезде. Что никто дома, возможно, не узнает об источниках их доходов. Что они смогут не отрываться от учебы в вузе, от мамы и младших сестренок и братишек. Я понимал, что таких бедолаг в мои руки гонит настоящая нужда. У них, как правило, не было отцов или отцы по разным причинам не могли содержать семью. У многих из них при этом была настолько невинная внешность, что я искренне сомневаясь в сексуальном опыте кандидаток, задавал им весьма откровенные вопросы и понимал, что они и в самом деле, не опытны. Возможно, даже невинны! В самом прямом житейском и физиологическом смысле! Но именно это меня и подвигло на создание базы данных «проституток наоборот». Если коротко сформулировать отличительные черты таких потенциальных работниц сексуального фронта, то это звучит так: «Не умеем и не имеем ничего! Но хотим получить все! Желательно сразу! И как можно скорее!»

Такие девочки мне, честное слово, нравились! Вот, например, Бара из Чехии. Невероятно красивая, стройная, светлая волосами, душой и телом и, как выяснилось, откровенная девушка. По дороге в Берлин я несколько раз прослушал наши беседы с ней, записанные на диктофон:

— Вы говорите по-английски?

— Немного.

— Как Вас зовут?

— Бара.

— Сколько вам лет?

— Скоро двадцать.

— Вы понимаете, что мы фактически предлагаем вам заниматься проституцией?

— Да, понимаю.

— И это вас не смущает.

— Меня смущает, что я могу не закончить факультет иностранных языков нашего захолустного университета из-за того, что маме нечем кормить меня и брата.

— Сколько лет брату?

— Одиннадцать.

— Вы его любите?

— Люблю! И поэтому пришла сюда!

— А он вас?

— У него нет выбора. Любит. Кого же ему еще любить?!

— А мама знает, куда и зачем вы пошли?

— Надеюсь, что нет.

— Сколько вам надо денег и на что вы хотите их потратить?

— Сначала я хочу купить брату хорошие ботинки, кепку и теплую куртку, маме теплый плащ, зимнее пальто и сапоги, а себе много трусов, лифчиков и свитер с джинсами.

— Почему свитер и джинсы?

— Все говорят, что в них я похожа на звезду!

— Вы и без них похожи на звезду.

— Правда?!

— Правда. Вы похожи на Бриджит Бардо, когда она была в вашем возрасте. Почему вы с такой внешностью не поехали в Прагу или куда-нибудь еще?

— У меня нет на это денег… а вместе как-то выживаем. Помогаем друг другу.

— Например, как помогаете?

— Я торгую мороженым на площади. Платят копейки. Но если работать много, то их хватает, чтобы семье не умереть с голоду. Мамина зарплата почти полностью уходит на квартплату. Она работает официанткой в ресторане. Брат учится хорошо. Но из школы нередко приходит грустный. Он давно ничего не просит! Лет уже пять как не просит! С тех пор как понял, что когда есть возможность, мы сами спрашиваем, что он хочет? Он же видит сколько всего есть у тех, кто с папой и с мамой… Извините, я сейчас успокоюсь.

— А что с вашим отцом?

— Не знаю. Десять лет назад он однажды просто не вернулся из командировки в Польшу. Там строили какую-то дорогу на деньги Евросоюза. Он был строителем.

— Почему был? Вы уверены, что он мертв?

— Я ни в чем не уверена. Кроме того, что мне надо вырастить брата хотя бы до окончания школы. Дать ему хоть какую-то профессию. Без моей помощи мать наверняка умрет. Она надорвется. У нее ноги уже болят. По двенадцать часов работает, без выходных. Зарплата мизерная. Чаевые делят на всех кто на кухне и официанток. Словом, работы много — кайфа мало!

— И вы решили получить кайф?!

— А вдруг мне повезет?

— В чем?

— Например, выпадет заказ на обслуживание приятного холостого миллионера. Как в фильме с Ричардом Гиром и Джулией Робертс.

— Ты веришь в голливудские сказки?

— А во что мне еще остается верить? Давайте, поверю в ваши сказки! Рассказывайте.

— Нет, сначала рассказывать будешь ты. Только не здесь.

— А где?

— Мы пойдем на вокзал. Купим тебе билеты до Парижа. Пробудешь там три дня. Там мы встретимся с тобой, чтобы сделать хорошие фотографии. Ты получишь достаточно денег, чтобы не жалеть о том, что потратила время на поездку.

— А когда ехать?

— Это мы обсудим по дороге на вокзал. Потом посидим где-нибудь и обсудим форму сотрудничества. Ты получишь аванс и мы расстанемся.

— Сколько вы хотите мне дать аванса?

— Пару тысяч американских долларов. Можешь не особенно тратиться на одежду. Я одену тебя в Париже.

* * *

Мы сидели в милом маленьком кафе ели какую-то вкусную еду, пили пиво и мило болтали. Именно болтали. Потому что Бара стала первой девушкой, которую я решил не светить в своих отчетах начальству. Я решил, что ее авансы я спишу, сэкономив на своих собственных командировочных и авансах других кандидаток. Я почему-то почувствовал, что нашел что-то особенное. Если даже я ошибаюсь в Баре, то ведь это тоже будет полезно для моей будущей работы. На ошибках учатся. И чем скорее я пойму на кого мне ставить в моем собственном, не пересекающемся с задачами конторы предприятии, тем скорее я стану независимым человеком. Тогда еще не вполне оформилось то, что теперь я называю Проект. Если мое сотрудничество с Барой вдруг выплывет, я оправдаюсь перед начальниками тем, что она нужна мне для некой более тонкой работы, и потому не может фигурировать в массовке, в этих идиотских списках и анкетах! Впрочем, не будем забегать вперед. А пока мы сидели с Барой в кафе…

— Итак, ты намерена получить диплом переводчика?

— И учителя.

— А перед этим приодеть маму и брата?

— Поверьте, они того стоят.

— А почему ты хочешь купить много лифчиков и трусов?

— Потому, что я не знаю, когда мне доведется покупать белье в следующий раз.

— А тебя не смущает, что ты идешь по пути, который общественная мораль не приветствует?

— Смущает. Но меня еще больше смущает, когда я не могу купить хорошую еду и лекарства заболевшему брату.

— Ты имеешь сексуальный опыт?

— Не очень большой. Пару раз я занималась сексом со своими парнями.

— У тебя их несколько?

— У меня их ни одного! Просто когда были, мы залезали в койку.

— И что?

— Вы хотите подробностей?

— Да.

— Первый раз закончился тем, что я лишилась девственности и подумала, что охи и вздохи в порнушке — актерская игра. Я даже не успела, как следует понять, что происходит.

— Но был еще второй раз?

— Было несколько вторых разов с моим вторым парнем. Он был нежен. Я тоже, как могла, ласкала его руками, ртом. Мы оба старались. Мы несколько раз трахались с ним на большой перемене у него дома. Он жил совсем рядом с университетом.

— Ты как-то грустно об этом говоришь. Почему жил?

— Просто каждый раз, получив оргазм, я понимала, что не люблю его.

— Зачем тогда встречалась?

— Ради спортивного интереса. У всех есть. И у меня должен быть. А жил потому, что его родители нашли хорошую работу в Америке и свалили, захватив моего неудавшегося жениха с собой. Может, это и к лучшему.

— Вы переписываетесь?

— Да. Только с каждым месяцем все реже и реже.

— А что будет после того, как ты решишь свои насущные проблемы?

— То есть?

— У тебя скоро появится одежда и кое-какие деньги, которых хватит и на помощь семье. У тебя есть какие-то другие, более масштабные, что ли мечты?

— Есть. Но и они тоже, я считаю, примитивные.

— Тем более интересно. Расскажи.

— Я хочу иметь свой дом. Много денег. И мужа, который будет меня любить. Нарожать ему троих или даже четверых замечательных детей. Устроить в хороший университет брата. Привезти к себе маму и попросить ее помогать мне воспитывать ее внуков.

— Куда привезти?

— Ах, да! Я забыла сказать, что дом должен быть возле океана. Не совсем на берегу — я боюсь штормов и наводнений. Но море должно быть в пределах видимости. А дом должен стоять на холме. Довольно высоком! Скорее всего, это будет Америка. Только я еще не решила Северная или Южная.

— Почему не решила?

— А я там не была. Я вообще дальше Праги, Братиславы и окрестностей за свою жизнь никуда не ездила. Поэтому и пошла на факультет иностранных языков. Чтобы получить хотя бы теоретическую возможность поездить по миру.

— Почему же теоретическую?

— А кому, скажите, нужна девочка с английским и парой славянских языков? Без связей. Без денег. Из глуши. Я ведь именно поэтому учусь в нашей провинции и на самой простенькой специальности, что за это не надо платить. Почти не надо.

— Ты написала в анкете, что знаешь русский язык.

— А вы хотите познакомить меня с русским олигархом?

— Я не исключаю такой возможности.

— Вот это уже интересно!

— В смысле денег?

— В смысле, олигарх — это то, чего в нашем городке никто никогда не получит. У нас даже миллионера ни одного нет. Настоящего, долларового.

— А ты готова заплатить тому, кто найдет тебе мужа-миллионера?

— Да. Готова.

— Сколько?

— Сколько скажете.

— А почему ты не спрашиваешь, в каких городах и кому тебе предстоит оказывать услуги?

— А я поняла, что в Европе, а по авансу поняла, что на жизнь пока может хватить.

— Может.

— У меня есть вопрос.

— Спрашивай.

— Вы будете, как все сутенеры спать со мной. Ну, то есть проверять мою профессиональную пригодность?

— А ты этого хочешь?

— Очень.

— Ты шутишь? Мы же едва знакомы.

— Зато мы собираемся стать компаньонами.

— В чем?

— Как в чем? Сначала в том, о чем вы написали в объявлении. Оно, кстати, наделало шуму у нас в университете. Там же требуют с языками. Не всех подряд. И на деньги большие намекают. Поначалу, как я поняла по разговорам в аудиториях, чуть ли не половина девочек собирались звонить и записаться на эту встречу. Обозвали ее порно кастингом и шутили, что трахать нас будут прямо там, для тестирования. Одна, самая остроумная моя однокурсница, сказала, что это будет скорее всего просто «Oral test». Игра слов и понятий — ротовой (или устный) экзамен — всем понравились. Мы смеялись от души!

— А что же случилось потом? Не так много звонило, и еще меньше пришло на встречу.

— А потом девочки испугались, что мы все там встретимся. Одно дело смеяться, другое реально совершить поступок. Не очень красивый! Это же ясно. Правда, забавно?

— А ты почему не испугалась?

— А я сказала при всех, что пойду на разведку и узнаю, что такое «гонорары высочайшего уровня»?

— Я написал в объявлении — зарплата.

— Это нюансы.

— И что ты доложишь однокурсницам?

— Что предлагали тысячи долларов, а я засомневалась…

— И отказалась.

— Ну, да.

— А теперь, Бара, давай прощаться. У меня скоро поезд. После съемок в Париже я буду писать тебе мэйлы. С какого адреса — это не важно. Адреса будут всегда разные. Но ты поймешь, что это я. Звонить я буду редко. По голосу меня узнаешь?

— Да. А как я пойму, что про работу пишете именно вы?

— Во-первых, у тебя не должно быть других работодателей…

— Сутенеров?

— Ну, да. А, во-вторых, там всегда будет разное начало. Всегда разное. Но всегда именно о том, что, если ты еще не замужем, то мы могли бы встретиться и прекрасно провести время. Это на тот случай, если кто-то захочет прикинуться мной и скопирует мои письма.

— А, в самом деле, неужели вам не интересно переспать со мной?

— Интересно. Но у меня нет оснований торопить события.

— Так, значит, мы все-таки будем с вами заниматься сексом?

— Ты что-то резко изменила направленность разговора? Какая-то маньячка!

— Я не маньячка. Просто времени мало. И надо хотя бы договориться.

— Ты не думай, что я миллионер.

— А вы станете. Если найдете мне богатого мужа.

— Очень богатого и очень красивого?

— Не обязательно очень красивого, но желательно все-таки не урода. Я же детей буду рожать от него. Но богатого обязательно.

— И ты готова заплатить мне миллион долларов за такого кандидата?

— Не за кандидата, а за мужа.

— Ну да, за кандидата, который станет мужем. И как же ты собираешься получить у него такие деньги?

— Просто попрошу перевести на мой счет пару миллионов, а лучше больше. Чтобы у меня были свои деньги.

— А если он откажет?

— А я не выйду замуж за такого, который откажет! Я просто запишу это в брачном договоре. Не подпишет — не получит меня в жены.

— А почему ты так уверена, что найдешь такого?

— А потому, что я теперь не одна. И вы, надеюсь, захотите заработать.

— О кей. Договорились.

— О кей. Кстати, как мне вас называть?

— Называй меня «Вы». Мне нравится.

— Да, еще. У меня есть к вам встречное предложение. Если мой будущий муж окажется миллиардером или наследником миллиардеров, то вы можете заработать в десять раз больше.

— То есть десять миллионов долларов?

— Ну, да.

— Как легко делить деньги, которых нет! Я согласен. Только у меня есть к тебе неприятный вопрос. Чтобы исключить ненужные иллюзии и предостеречь тебя от ошибок. Ты понимаешь, что если ты не выполнишь свое обещание и не заплатишь обещанные деньги, то это не останется безнаказанным?

— Понимаю. Только хотела бы узнать, именно с профилактической целью, каково будет наказание.

— Твой муж узнает, что ты была девочкой по вызову и получила знакомство с ним от сутенера, которому обещала заплатить миллион долларов.

— А вы не боитесь, что правда его не испугает?

— Нет, не боюсь. Его, может, и не испугает. Она испугает его родственников, знакомых и компаньонов, которые обязаны соблюдать внешние приличия и, хотя бы не жениться на проститутках.

— Как — то грустно мы расстаемся…

— Зато больше не придется к этой теме возвращаться. Надеюсь. Все ясно?

— Да, все ясно. Могу я вас поцеловать? Это же вокзал. Прощаются знакомые люди. Расчувствовались и все такое.

— Ну, поцелуй. Только не очень страстно.

— Страстно я поцелую вас при следующей встрече. Кстати, мне же надо набираться сексуального опыта. Поделитесь?

— Поделюсь! Пока-пока.

— Такая тональность, мне кажется, больше соответствует всему, что мы задумали с вами.

— Согласен. Бай!!!

* * *

По пути в Берлин я заехал еще в парочку подобных провинциальных городков. Мне попалось несколько весьма интересных персонажей! О некоторых из них я расскажу позже. Если будет настроение. Но никого подобного Баре я в тот раз не встретил. Я почти влюбился в эту прямолинейную и обаятельную девушку! Я ехал в поезде и размышлял.

Я размышлял о том, сколько таких мятежных душ есть на свете и как они могли бы мне пригодиться в будущем?!

Есть души, — размышлял я, — которые по сути пока не обрели хозяина. Ни своего собственного, ни постороннего! Поскольку их собственная хозяйка слаба, и не отрицает этого. Поэтому, я мог бы стать посредником — неким передаточным звеном между такой, как у Бары наивной, полубезумной, завистливой, алчной, боящейся потерять то немногое, что имеет, души и внешним миром! Помочь ее душе окрепнуть. Поверить в себя. Заключить с ней договор на техническую поддержку и прочее консультирование. До тех пор, пока мы не заработаем друг на друге. Спорный вопрос — кто сильнее рискует и кто в итоге больше выиграет?! Я ведь предлагаю просто услугу, а она — жизнь. Я готов делиться информацией. Всего лишь… А она боится потерять и боится не получить! А мне что?! Я работаю. Хотя устал и начинаю понимать, что пора уходить на покой.

Только вот денег нет! А они, между прочим, мне предложены. Пока только Барой. Кто следующий? Поработаем тренером-селекционером. Найдем очередного подходящего человека, обучим, пристроим, получим свою премию.

Так родился мой Проект. В самых общих чертах.

Я почувствовал, что почти встал на путь, который не будет впрямую пересекаться с нефтяными и газовыми концернами, с королями прочих индустрий и бизнесов.

Я не собираюсь с вами конкурировать, господа магнаты и властители мира. Я постараюсь создать свое дело, не мешающее вам ничем. Разве что иногда просящее у вас немного денег, и приносящее мне информацию про вас, господа.

Стоп. А вот этого мне совсем не надо! Зачем мне такая информация? Чтобы голову отстрелили за мое любопытство? На покой — значит, на покой! Мне это не на-до! Зато это надо моим начальникам! Вот ведь в чем парадокс.

Хорошо. Подумаем. Тем более, совсем скоро мне ехать в Россию, чтобы писать научную работу. Попробуем написать ее так, чтобы меня отправили на покой. Причем туда, куда я сам захочу. Нахально, однако! Хотя, в самом деле, уже давно пора и о себе подумать.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПРОЕКТ

Четырнадцать лет назад, Россия, Сибирь

Стрелок и генерал

После Берлина я вернулся в Сибирь, в город, где родился и учился, чтобы начать писать свою научную работу, которая, кстати, по решению моего начальника потом так и не стала диссертацией. Зато она стала Проектом, под который наша спецслужба согласилась инвестировать двадцать миллионов американских долларов! И разрешить мне их тратить! А пока я должен был решить, что из своих идей озвучить, то есть прописать в Проекте, а что оставить, как говорится, в уме. На потом. Для себя…

— Здравия желаю, товарищ генерал! Разрешите войти?

— Здравствуй! Заходи-заходи! Как настроение? Как дома? Как добрался?

— Все в порядке. Но у меня есть к Вам пара вопросов, связанных с моей научной работой. Вы знаете, что моя диссертация будет преследовать пока чисто теоретическую задачу, и будет расчетом спецоперации, которую пока никто не санкционировал. Но кое-что в моей прежней практической работе и будущей научной разработке уже соприкоснулось. И я хотел бы понять, как Вам видится перспектива такого соприкосновения практики и теории?

— Ты хочешь сказать: оперативной работы и теоретических разработок?

— Можно и так сказать. Давайте я задам эти вопросы.

— Давай.

— Мы собирали девочек по всей Европе, чтобы подложить некоторых из них под интересующих нам субъектов.

— Да, помню такую историю.

— Но далеко не все из девушек были использованы. А если даже и были, то, скажите, как мы собираемся распорядиться имеющейся базой данных?

— Призовем их, как только будет в том необходимость.

— А если они за это время выйдут замуж и вообще найдут повод отказаться от сотрудничества с нами? Мы что, будем на них давить, шантажировать, угрожать?

— Будем. Если девушка нам действительно по-прежнему интересна, и мы видим, что заключенный ей в свое время договор о сотрудничестве с нами может принести нам пользу, то никуда она не денется.

— А если она откажется потому, что за время нашего и ее бездействия умудрилась попасть в такую тусовку, в которой невозможно совершать никаких неконтролируемых этой тусовкой поступков?

— Ты что, считаешь что кто-то из этих несчастных мог за это время стать женой или любовницей человека, имеющего собственную службу безопасности или плотно соприкасающегося со спецслужбами?

— Именно это я имею в виду.

— Если бы такое произошло, мы бы уже знали и попытались бы использовать наши кадры по назначению.

— Выходит, такого пока не произошло?

— По моим сведениям — нет.

— Скажите, товарищ генерал, а нашей службе вообще интересно, чтобы все, или хотя бы некоторые, из наших зарубежных агентов женского пола, выгодно для нас вышли замуж? Я имею в виду замуж за интересующих нас персон.

— Нам это не просто интересно! Мы, как и любая спецслужба, мечтаем даже об одном-единственном таком браке! Ты же знаешь! Но это же почти нереально!

— А я считаю вполне реально. Просто это потребует кропотливой подготовительной работы. Клиентов, которые войдут в будущую мировую элиту, надо заранее просчитать…

— Ты же знаешь, этим занимаются целые отделы и резидентуры.

— Знаю. Но надо параллельно подготовить почву и на нее суметь посадить семена в виде девочки, на которую он, будущий потенциальный лидер, скажем «Большой восьмерки», мог бы запасть. Запасть надолго и всерьез. Этим у нас в службе кто-нибудь занимается?

— Нет. Плотно — нет. Ты что, предлагаешь хватать этих будущих звезд мировой политики на университетской скамье или вскоре после этого, совсем зеленых, никому еще не известных, женить и вести с помощью наших девочек лет так примерно десять-пятнадцать. И это минимум!

— Да. Я предлагаю хватать и вести. Вот Вам на утверждение тема моей работы. Надеюсь, она Вам покажется интересной.

— Давай посмотрим. Ну, ты, парень, даешь! Аж вслух читать боязно. «Управление сексуальными и брачными предпочтениями потенциальных мировых лидеров». Смело! Какие специалисты нужны тебе для консультирования?

— Вот предполагаемый список консультантов. А это — план работы. Если Вы все это утвердите, через два года мы получим стратегию проникновения в их постели.

— Блеск! Если, конечно, это не полный бред. А через сколько лет твой план станет реальностью? То есть когда по твоим расчетам произойдет этот самый факт проникновения?

— Вы заметили, я говорю о потенциальных лидерах?

— Конечно, заметил! К состоявшимся лидерам и не продерешься!

— Вот именно! Поэтому я предлагаю начинать работу с ними как можно раньше. Все живые люди и предлагается работать с ними, как с живыми людьми. Просто чуть более продолжительное время и более тонко. Ожидаемый результат того стоит.

— Согласен. Если директор согласится дать тебе под это два года, то можешь попробовать. И ты не ответил, сколько ждать первых результатов — не менее десяти-пятнадцати лет? Так?

— Так. Спасибо, товарищ генерал.

— За что?

— Спасибо, что не подняли на смех и даже готовы доложить директору.

— Это моя работа. До встречи. Начинайте работать. Мне кажется, что директор заинтересуется Вашим Проектом…

Четырнадцать лет назад, Россия, Сибирь

Генерал и консультанты

— Уважаемые коллеги, я собрал Вас обоих по довольно щекотливому поводу. Один из наших диссертантов — кстати, всем вам известный англо-испанский мальчик — решил замахнуться сразу на несколько Ваших грядок.

— А кто же ему даст? Проекты абсолютно секретные и по правилам никто из нас не должен знать сути Проекта коллеги? А Вы говорите, что он собрался замахнуться сразу на несколько.

— В том и дело, товарищи офицеры, что на прошлой неделе получена санкция директора, на все это…

— Безобразие.

— Можно сказать и так. Я попытался максимально сузить круг тех, с кем мальчик будет консультироваться. Учтите, он не глуп. И даже если вы, с согласия моего и, кстати, директора, не дадите ему никакой информации — что вполне в ваших силах, ведь гриф совершенной секретности никто не снимал — он сумеет понять в каких странах, на каких континентах и как далеко вы зашли!

— А, может, его проще вообще отправить на какой-нибудь интересный в стратегическом плане остров вместе с его проектом и хорошими иностранными языками в придачу? Зачем нам этот головняк, товарищ генерал?! Что знают двое, то знает и свинья.

— А кто у нас свинья?

— Можем стать все и сразу.

— Лучше по очереди. Ха-ха.

— Товарищи, не надо хихикать. Вы почему-то уже заранее решили, что у мальчика ничего не выйдет. А мы с директором поняли, что если у него и не выйдет, то мы все должны в этом убедиться. Для нашего же спокойствия.

— То есть, если мы поможем мальчику обосраться, то Вы не будете нас за это наказывать?

— Буду, но не сильно.

— Товарищ генерал, а что если он все-таки сумеет рассчитать операцию?

— Там не одна операция, а целый проект из десятка операций! Клубок проблем, который он готов добровольно на себя взвалить.

— Что-то раньше мы не замечали за ним такой активности и инициативности?

— А раньше, товарищи офицеры, не было директивы президента двигать молодежь, засидевшуюся на оперативной и аналитической работе. Раньше не было такого количества молодых диссертантов, которым готовы оплачивать время написания диссертации, а потом еще некоторым давать деньги под их собственные Проекты. Кто раньше писал научные работы, помните? И в каком возрасте?

— Так как же мы можем тогда ему не помочь, если это директива президента?

— Мы обязаны ему помочь. Вопрос, насколько тщательно мы соблюдем при этом секреты нашей спецслужбы.

— Соблюдем. Будьте спокойны.

Четырнадцать лет назад, Россия, Сибирь

Стрелок и первый консультант

— Добрый день.

— Здравия желаю! У меня к Вам ряд вопросов.

— Да, генерал проинформировал меня о необходимости консультирования молодых диссертантов. В том числе Вас.

— Ну, вот и прекрасно. Начнем?

— Пожалуйста, я Вас слушаю.

— Скажите, имеете ли Вы информацию о том, кто может стать в следующие десять-пятнадцать лет руководителем государства в стране, которую Вы курируете?

— Нет. Они сами не знают. Мы можем только предполагать.

— Сколько таких кандидатов? По Вашим предположениям.

— Не знаю. Цифра меняется почти ежегодно. А ближе к выборам начнет меняться ежемесячно.

— Случались ли в этой стране неожиданные для Вас политические восхождения?

— Случались.

— Сколь часто?

— Не часто.

— Нельзя ли точнее? Случилось один раз, это была треть случаев или пятая часть?

— Это произошло дважды.

— Сколько лет Вы прогнозируете развитие событий на политическом олимпе этой страны?

— Мы, или наша служба?

— Мне это не важно.

— Разумеется, эта работа ведется десятилетиями.

— Спасибо. Именно это я и хотел уточнить.

— У Вас нет больше вопросов?

— Есть. Как часто в случае успешного прогнозирования смены лидеров Вам заранее удавалось внедрить Ваших людей в его окружение.

— Иногда удавалось.

— Когда это было в последний раз и сколько раз это было вообще?

— Это было неоднократно, и последний раз произошло совсем недавно.

— Скажите, а Вы можете гарантировать, что все из потенциальных лидеров находятся в зоне Вашего пристального внимания. В смысле, что не произойдет неожиданность.

— От этого не застрахован никто. Но мы стараемся это просчитать.

— Какую часть Ваших усилий занимает работа по личной и сексуальной жизни потенциального претендента в лидеры?

— Не могу сказать точно. Но этим мы тоже занимаемся.

— Есть ли вероятность, что в постели с кем-нибудь из следующих лидеров этой страны будет спать Ваш агент?

— Нет. С ними давно спят агенты местных спецслужб.

— С ними — это значит со всеми из вероятных лидеров?

— Да. Со всеми.

— Иначе говоря, эти девочки стали агентами или были агентами до знакомства с потенциальными лидерами.

— Они уже не девочки. Но, насколько я знаю, они тесно контачили с разведслужбами своей родины задолго до встречи со своими нынешними партнерами.

— Это — предположение или у Вас есть доказательства.

— У меня есть доказательства.

— На чем их вербовали?

— На налогах. Обычная история — дорогие подарки, зарубежные счета, за которые девушки всегда забывают платить налоги. Потом оказывается, что это пахнет тюрьмой.

— Ваши люди опоздали или не пытались занять места местной агентуры?

— Это наивный вопрос. Человек, которому скоро сорок лет и который попал в поле нашего зрения всего лет семь-восемь назад, давно построил свою личную жизнь.

— А если он начнет ее вдруг перестраивать?

— То есть разведется или сменит ориентацию?

— Например, да. Или заведет любовницу. У Вас есть замены тем, с кем они спят?

— Нет. Нас, молодой человек, гораздо больше беспокоит создание каналов получения конкретной стратегической и оперативной информации.

— А из постели Вы ее не черпаете?

— В этой стране нет.

— И не жалеете?

— Жалею. Но у меня практически нет там людей, способных осуществлять нечто подобное тому, что вы творите с девочками в объединенном Берлине!

— Это комплимент, товарищ полковник? Или вы считаете, что секс уже устарел, как способ достижения целей в разведке?

— Я понимаю, как работает секс. Но я не понимаю, почему Вы уделяете этому, столько внимания! Вы же сами знаете, что можно подготовить толковую девку за недели — иногда месяцы — к любому контакту! И получить интересующий нас компромат или информацию.

— Знаю. Спасибо.

Четырнадцать лет назад, Россия, Сибирь

Стрелок и второй консультант

— Скажите, Вы не пытались прогнозировать встречи наследника престола с новыми претендентками на его руку и сердце?

— Мы этим занимаемся.

— Постоянно?

— По мере того, как он в очередной раз перестает появляться на публике с очередной претенденткой, мы просчитываем его маршруты и возможные встречи. Более активно анализируем окружение. Выявляем тех, на кого он может запасть.

— А своих людей ему не пытались подложить?

— У нас нет агентов такого класса. К сожалению.

— Какого класса?

— Королевского.

— Ну, у них же княжество. И папа, правящий князь, как известно, в свое время выбрал в жены просто актрису, а не принцессу.

— Совершенно верно. Но звездную актрису!

— А Вы что, не пытаетесь привлечь к сотрудничеству звездных актрис?

— Они слишком дорого стоят.

— А если их брать в оборот пораньше, когда они еще стоят не так дорого?

— В восемнадцать лет? В двенадцать лет? Еще раньше? До того, как она заключила договор со своим продюсером о том, что она обязуется, следующие несколько лет делать минет только ему? В обмен на ее звездную карьеру.

— Нормальный договор. Важно не прозевать момент, когда она удерет от своего престарелого продюсера и запрыгнет в койку к интересующему нас субъекту.

— Мы этим занимаемся.

— Скажите, а у Вас есть фотоматериал и все остальное на всех людей, с которыми принц входил в контакт с детства?

— В каком смысле в контакт?

— А в том, что кроме образа мамы, на его сексуальные предпочтения, вполне могли бы повлиять не только одноклассницы и их светлый образ, но также сестры и кузины, дочери и внучки садовников, врачей, охранников, тренеров, массажистов, шоферов. Словом, всех, с кем жизнь даже мельком сводила наследника?

— Я знаю, что такие досье есть в соответствующей спецслужбе княжества.

— А у Вас они есть?

— Некоторые. Наиболее интересные.

— Но, видимо, это не портреты девочек, с которыми он играл в начальных и последующих классах школы?

— Разумеется, нет.

— Спасибо.

Четырнадцать лет назад, Россия, Сибирь

Генерал и оба консультанта Стрелка

— Докладывайте.

— Товарищ генерал, консультирование мальчика идет совершенно не по тому сценарию, который мы обсуждали. Он ни о чем конкретном не спрашивает. Его интересуют только общие сведения.

— Мы, товарищ генерал, даже не можем отказаться давать ему информацию. Потому что он не спрашивает имен. Ему не интересны цифры. Его не интересует конкретика. Он, похоже, просто проверяет свои умозаключения. Он ищет прорехи в стратегии нашей разведки.

— И что, находит?

— Видимо, да. Его не поймешь. Он как робот. Вопрос — ответ. Выводы, видимо, получим в диссертации! Я уже чувствую, что по зубам получим мы все на всю катушку!

— Почему по зубам, товарищи офицеры? Больше оптимизма! Он же не проверяющий. Он — оперативник, которому позволили проявить себя. Побыть аналитиком. Аналитиком с большой буквы!

— Тогда почему мы не рассказываем ему все?

— Только потому, что таковы правила! Я считаю, что Ваших консультаций ему пока достаточно. Не будем расширять круг его консультантов. Напишите мне отчеты о беседах с ним, проанализируйте, предложите путь использования мальчика, безопасный для нашей конторы. Подумаем, что делать с ним и его бредовыми идеями дальше.

Тринадцать лет назад, Россия, Сибирь

Генерал и Стрелок

— Как жена? Как сын? У Вас же сын?

— Нормально. Даже прекрасно! Спасибо, товарищ генерал.

— Я читал начало Вашей диссертации. Скажите, а что Вы имеете в виду, когда предполагаете заняться брачным бизнесом? Это крыша? Или это технология?

— Я хотел бы развить эту схему подробнее ближе к концу работы. И я не случайно написал там, «предположим, в форме брачного агентства». Это, на самом деле, скорее не крыша, а понятная любой девушке форма сделки: «выгодный брак за деньги плюс молчание обеих сторон, совершивших сделку» Мы ведь не можем надеяться, что кто-либо из интересующих нас персон действительно обратится в брачное агентство?! Это не престижно. Это для массовки. Это, кстати, не трудно объяснить и девушке. Понятно, что в обычном агентстве за обычные гонорары ей не предложат миллионера. Выходит, мы предлагаем ей нечто среднее между услугами частного сыскного агентства и брачной конторой.

— Так, и за что же она платит и как?

— Я как раз сейчас думаю об этом, товарищ генерал. Нам же важно соблюсти секретность, то есть скрыть истинные цели нашей работы. И от девушки, и от ее потенциального жениха и мужа? Если вдруг что-то всплывет. Я — международный сводня. Коммерсант. Беру за свои услуги много денег. Причем, по факту совершения брака. Например, один миллион долларов за миллионера и десять миллионов за миллиардера или наследника миллиардов.

— Муж не будет доволен такой расточительностью жены.

— Это их проблемы. Важно, чтобы она заранее потребовала внести в брачный контракт пункт о том, что в первый же день, после заключения брака, на ее счет переводится некая фиксированная сумма, которая обеспечивает ей некую независимость от превратностей судьбы.

— А если муж проследит путь денег? Или откажется платить?

— Проследить путь денег будет почти невозможно. Получать их будет какая-нибудь благотворительная организация, с тем, чтобы потратить на реальную благотворительность. Часть денег, возможно, удастся вернуть и пустить на нашу пользу. А если он откажется платить, то есть даже вносить такой пункт в брачный договор, то он не получит дамочку в жены.

— И почему Вы считаете, что это его огорчит?! Нет, так нет! Поищет бесплатных или не таких дорогих!

— В том-то и сила моего Проекта, что клиент должен заглотить такую наживку, от которой может отказаться только совершенно патологический скряга или человек без мечты и полового влечения.

— То есть Вы намерены предложить ему девушку из его снов и мечтаний? Такую, которую он не сможет найти сам?

— Именно так! А поскольку она будет не притворно, а искренне влюблена в своего будущего мужа, то все пройдет прекрасно!

— Что значит — искренне влюблена?!

— То, что мы не собираемся идти по нашей берлинской схеме: «Нашли, завербовали, подложили. Все свободны, спасибо за внимание!» Моя нынешняя схема предполагает свершение мечты обеих сторон. Она предполагает любовь! Там и тайны то минимум! Тайна только в том, как они встретились, и кто эту встречу организовал? Ссылка на судьбу, надеюсь, все объяснит.

— А если интересующий нас человек — не миллионер?

— Я предусмотрел и этот вариант. Зато он станет президентом! И как только она сможет, она должна будет расплатиться.

— Обманет. Став женой президента, обязательно обманет!

— Не знаю. Счет, то есть напоминание, она получит тогда, когда того захотим мы, товарищ генерал.

— И все равно откажется платить.

— Прекрасно!!! Тогда мы попросим ее подумать о последствиях, но проявим гуманизм и доброту, дадим время на размышление, а сами, пользуясь ее зависимостью, сможем сделать ее, скажем, носительницей микрофона или микросканера. Втемную! Я надеюсь, к тому времени, наши очкарики изобретут такие приборчики, которые не определяются никакими техническими средствами. Возможны, как мне кажется, другие варианты использования супруги лидера, сделанной нами! Вы же понимаете, товарищ генерал, важно получить, кого использовать! А как — мы, надеюсь, придумаем!

— Согласен. Работайте дальше.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ИМЕНИНЫ СУПЕР-МОДЕЛИ

Май месяц, один год назад, Франция, Канны

Стрелок и его девочки-агенты

Я и прежде всегда старался приезжать на Каннский кинофестиваль. А уж теперь, когда я живу на деньги моего Проекта, сам Бог велел. В пору работы нелегалом выкраивал из своего скромного бюджета деньги на поездку на это мероприятие, останавливаясь в недорогом отельчике, и тусуясь среди таких же скромных любителей кино. Особенно много среди этих небогатых постояльцев оказывалось не просто зевак, а фанатичных поклонников конкретных кино звезд. Многие из них, как я понял, экономили целый год на всем, чтобы позволить себе это короткое путешествие в Канны. Зато они могли потом гордиться, что видели любимого актера или актрису в упор. Брали автограф! Что в принципе возможно. И даже пытались разговаривать со своим идолом! Что, между нами говоря, маловероятно! Труднодоступно для простого смертного, не обремененного связями в этом блестящем мире. Если ты — не представитель глянцевого журнала, телеканала, радиостанции или газеты, которую знают и почитают хотя бы в одной стране, если ты не аккредитован, как человек, посланный на фестиваль для работы, то шансы твои на контакт со звездой равны почти нулю!

Есть еще бесплатные пригласительные билеты для привилегированных почетных гостей фестиваля — спонсоров, знаменитых дизайнеров моды, продюсеров — и прочей публики, которая могла бы приобрести любые билеты. Но не станет этого делать из принципа или лени. Зачем? Кто кому больше нужен?! Спорный вопрос! И поэтому он почти всегда решается в пользу почетного гостя. Поскольку у такого гостя в году сотня приглашений на мероприятия рангом не ниже по всему миру! А у фестиваля — короткий по времени, но огромный по насыщенности и плотности событий — график мероприятий, отдаленно, а то и вообще никак не связанных с кино! Но вот как раз на них и бывает труднее всего попасть! Раньше, я попадал время от времени и на такие вечеринки для узкого круга, но не буду говорить, как, чтобы вы не смеялись. Скажу лишь, что это было чисто по-советски. То есть через заднее крыльцо и щедрые подношения обслуживающему персоналу. Меня никто, правда, там не знал и не ждал. Поэтому приходилось довольствоваться ролью наблюдателя, важно поедая деликатесы и слушая, о чем болтают гости.

Некоторых гостей я абсолютно ни в одном журнале или на экране никогда не встречал! Но, как выяснилось, именно они и определяли здесь почти все. Во всяком случае, я записывал имена, услышанные от публики, собирал обильно разбросанные, уроненные и оставленные на столах визитные карточки. Иногда с умным видом я задавал вопрос какой-нибудь подвыпившей дамочке, чтобы уточнить имя господ и дам, вокруг которых происходило самое настоящее броуновское движение. По-русски это называется «хоровод»! Это когда люди радостно танцуют вокруг елки или человека. Эти люди редко танцевали. Но зато контачили друг с другом изумительно четко и профессионально. И было ясно, даже со стороны, кто от кого зависим. Кто от кого что-то хочет. Кто кого просто терпит, принимая правила игры. А кто, в самом деле, открыт для контакта. Но не со всеми подряд!

Вот, например, стоит с недопитым бокалом шампанского в руке, важный дядька, за шестьдесят лет на вид. Сведения о нем, которые выдала мне соседка по тусовке, просто так, не напрягаясь, запивая водкой бутерброд с черной икрой, позднее полностью подтвердились ответом из соответствующего отдела нашей спецслужбы. Сведения эти меня, разумеется, заинтересовали.

«…Ныне является вице-президентом этого модного дома. Контактов с бывшими коллегами по спецслужбе не прерывает и, видимо, активно обменивает информацию, получаемую по коммерческим каналам на информацию разведывательного характера. Будучи заместителем директора спецслужбы, активно контактировал с самыми знаменитыми дизайнерами и моделями. Обычно не скрывает свои знакомства… Любит молоденьких девочек, моделей и актрис, не старше двадцати-двадцати двух лет. Однако, практически никогда не вступает с ними в сексуальные отношения. Иногда практикует при общении с девушками оральные виды секса. По сведениям полученными от двух агентов, является скрытым гомосексуалистом или, что более вероятно, бисексуалом. Почти все свободное время проводит на арендованных за счет фирмы яхтах, встречаясь с деловыми партнерами. Все они — красивые мужчины тридцати пяти — сорока лет — с доходом выше двухсот тысяч долларов США в год. Во время прогулок по морю его обычно сопровождает девушка-модель, с которой он иногда совсем не вступает в интимные контакты на протяжении всего путешествия. Гости никогда не совершают попыток сблизиться с моделью. Модели меняются в среднем раз в год. Труд их, видимо, оплачивается щедро. Вероятно, наличными. Агентурная информация подтверждена членом команды и горничной.»

— Сколько же здесь таких?! — думал я, помнится, лет так пятнадцать назад, прохаживаясь среди гостей, — Как мне получить от них хоть малую толику того, что они знают об этой безумной планете?!

Впрочем, это все было давно. Последнее время, через щедро оплачиваемые мной контакты в международной прессе, я без труда получал любые приглашения на любые мероприятия любых фестивалей. Особенно моего любимого — Каннского. Когда ты имеешь деньги, совершенно не обязательно быть знаменитостью. И информацию обо всех без исключения гостях Каннских тусовок я теперь получаю от Хакера заранее. Чтобы, приехав, не тратить ни минуты на бесплодное созерцание толпы.

Как правило, на каждой тусовке есть одна мега-звезда, делающая мероприятие знаковым. На всякий случай приглашаются порой пару звезд поменьше, обычно хорошие знакомые этой звезды. Хотя в Каннах, где все и всё спрессовано до чрезвычайности, понятие «звезда» — категория относительная. Иногда они идут здесь по одному и парами, и даже строем, просто прогуливаясь. А бывают мероприятия, организованные самими звездами. Тогда, не приходится гадать, кто здесь самый важный. Так по идее должен был думать гость, получивший вожделенное приглашение на вечеринку к супер-модели Маоми.

* * *

Маоми. Это имя стало практически синонимом красоты и грациозности. Популярности этой чернокожей модели могут позавидовать даже те пять — шесть других, но белокожих, моделей с мировым именем, которых знают на планете все. Но она, к тому же еще и сумела дольше их всех продержаться на модном олимпе!

Я смотрел на нее. Что и говорить, когда ты отмечаешь свое сорокалетие, и вокруг полно молоденьких девочек, годящихся тебе в дочери, трудно блистать. Но только не для Маоми! Ей наплевать — сколько и кому лет! Она — верх совершенства! Она — верх успеха! Она — вершина удачи! Она — любимая девушка очень богатого бизнесмена, с радостью оплачивающего сегодня в Каннах вечеринку в честь дня рождения своей любимой Маоми!

Я наконец-то попал на такую вечеринку! И дело не в том, что я увидел Маоми! Она не представляет для моего Проекта стратегического интереса. Зато я, наконец-то, увидел, да еще одновременно очень многих из тех, кто, как выяснилось, знает Маоми лично. И, видимо, давно. Почти любой из сегодняшних гостей указан в справочниках «Кто есть кто?». Именно поэтому почти любой спутник или спутница гостя может быть обнаружена в других секретных справочниках. Тех, что в обилии и постоянно создаются в разведслужбах всего мира. Я бы назвал те справочники «Как попасть в постель к людям из справочника «Кто есть кто?». Я, честно говоря, не просто завидую им — я преклоняю колени и голову перед пробивными способностями этих людей, поднявшихся, как правило, из самых низов социальной лестницы. Это личности, которые сделали себя сами. Почти все!

Хотя, что такое сами?! Кто-то из сильных мира сего, видимо все-таки, проявил к ним в самом начале свой личный или профессиональный интерес.

Сегодня, из нескольких сотен гостей восемнадцать — мои девочки! Они сами смогли по моему совету заполучить приглашения, подписанные Маоми. У меня с каждой из них сегодня состоится вполне легальная встреча. На глазах толпы свидетелей я раздам им мои задания и получу заказанную ранее информацию. Удобно и невероятно, чтобы в это поверить!

Я, правда, опасаюсь, что кто-то сможет пробиться через мою технику, пресекающую прослушивание моих разговоров. Или вычислит, что я не просто так болтаю с моими девочками. Придется поэтому для отвода глаз напрячься. И, за время вечеринки пообщаться еще хотя бы с десятком других гостей женского пола.

* * *

С некоторых пор, я, сам не входящий, надеюсь, ни в какие рейтинги сильных мира сего, формирую окружение мировой элиты. В определенном смысле. И в пределах моих финансовых и профессиональных возможностей.

У меня есть Хакер Петя, давно заменивший мне десяток резидентур и два десятка специальных отделов разведслужб всего мира.

У меня есть пару десятков приятелей-информаторов в правительственных учреждениях двух десятков стран. Они за деньги всегда готовы удовлетворить интерес любопытствующего предпринимателя из Латинской Америки к тем, на кого есть информация у них. Я не исключаю, что кто-то из моих информаторов, следит за мной и пишет на меня доносы в спецслужбы своих стран.

Но ведь я то знаю, что мне не следует делать, чтобы рутинный интерес разведок и контрразведок не превратился в проблему для меня. Я знаю, как не надо себя вести, чтобы вдруг не выпасть из общей массы тех, кто действительно регулярно платит за информацию, представляющую интерес лично для него. Правда, имитировать личный интерес с каждым годом становится все труднее и труднее…

Десятки моих девочек-агентов, заполнившие собой интимное пространство могущественных мужчин, с некоторых пор уже осложняют мне развитие моего же Проекта. Все так переплелось! Я уже давно не уверен, что в парочке спецслужб не имеют список, пусть даже несколько укороченный, моих шпионок. Но вряд ли они имеют столь же полные досье на них, какие имею я! Хотя…

А что делать?!

Не совершать ошибок, Стрелок! Не требовать ни от кого невозможного! Это, во-первых. А во-вторых, надо держать всегда в запасе на каждую девочку такую информационную бомбу, которая, разорвавшись, нанесет смертельные ранения любому, посмевшему посягнуть на мой Проект! Любой скандал с моими шпионкам, вполне может, как я думаю, разрушить карьеру любого начальника спецслужбы, прозевавшего их, и допустившего столь близко к охраняемым объектам. Компромат на моих девочек, выплывший в прессе, может стоить карьеры любому президенту, члену правительства или парламента.

Возможно, я преувеличиваю собственную опасность и прозорливость. Возможно. Но факт остается фактом. Я полностью контролирую мою частную мини-спецслужбу, имеющую около ста миллионов долларов оборотных средств и постоянно получающую мощную финансовую подпитку от моих новых агентов. Мои агенты — состоятельные люди, многих из которых я вытащил когда-то из полного дерьма!!!

В этом и состояла сумасшедшинка моего Проекта! Ничего не платить своим агентам. А, наоборот, собирать с них дань в виде интересующей меня информации и денег за мое молчание. За мое молчание о том, как они с моей помощью попали в постели президентов банков и стран, престолонаследников и их самого ближайшего окружения… Шантаж мирового уровня!!Однако, самое слабое звено — психика моих агентов. Агентов, работающих под собственными именами!

Я отсеял в свое время в пять раз большее число претенденток, подходивших мне по всем параметрам! Кроме психологических. Я сразу знал, что вероятные истерики и сопли-вопли по поводу своей не простой жизни, ставшие достоянием мужа или его окружения, могут сделать любую мою шпионку покойницей, а меня — потенциальным покойником.

Но до тех пор, пока эта информация, трижды скопированная и спрятанная в разных банковских сейфах в Швейцарии, Швеции и Аргентине, не попала в прессу, она совершенно безопасна. Она — просто мой страховой полис.

Хакер Петя во время последней встречи сообщил мне, что одну мою шпионку плотно ведет разведка одного Скандинавского королевства. Что им уже известно о моем существовании и мое аргентинское имя.

Кроме того, Хакер сказал, что они почти готовы пожертвовать спокойствием в королевском дворце своей страны, но устранить меня вместе с моей девочкой.

Защищаясь, я решил организовать не решаемые проблемы директору этой спецслужбы. Жду лишь удобного случая.

Еще хакер Петя, заглянув в компьютер скандинава, предположил, что тот не устранил меня до сих пор лишь потому, что ему не интересно получить одно-единственное досье на одну-единственную девочку. Или всего одного двойного агента. Он мечтает получить всю мою базу. Хитер! Это трудно. Для этого надо получить содержимое двух десятков сейфов. Если я погибну, то тихо это сделать не удастся. А ему надо тихо! Пусть ждет момента. А я тем временем физически уничтожу его.

* * *

Можно еще попытаться найти и получить моего Хакера Петю! Но это вообще похоже на бред! Мы в очередной раз обсудили недавно с Петей такую вероятность.

— Хакера может поймать только хакер более высокого уровня, — ответил Петя, — И раз они до сих пор не смогли меня поймать за взлом их баз, — Значит, их хакеры слабы!

— А деньги?!

— Что, деньги?!

— А если они купят тебя? — спросил я недавно.

— У меня тридцать лимонов зеленых! И полная независимость от всего этого дерьма, которое нас окружает! Неужели я продам это все, чтобы опять фактически оказаться в коляске инвалида? Я похож на идиота? Я для этого учился заново ходить и согласился быть твоим компаньоном, дяденька?! Или ты стареешь и впал в маразм?

— Нет, просто тот, кто ничего не боится, обязательно провалится.

— Знаешь, чего я боюсь?

— Мне кажется, что ничего и это меня пугает.

— Нет, я боюсь больше всего, что ты когда-нибудь умрешь и я потеряю самого лучшего компаньона на свете.

* * *

Я общался со своими девочками, переходя от одной к другой. Иногда отвлекался на имитацию общения с другими гостями, чтобы запутать четкий список круга моего сегодняшнего общения. Какие же они разные, мои агенты! И какие сильные характеры мне удалось собрать для своего Проекта!

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

СОЗДАНИЕ МИРА НАИЗНАНКУ

Одиннадцать лет назад, Берлин

Стрелок и Хакер

Я приехал в Берлин, чтобы встретиться с Хакером Петей, как и в предыдущий раз неожиданно. Вечером, на той же детской площадке я увидел его сидящим на скамейке. Инвалидной коляски рядом не было.

— Здравствуй, Петя! Ты без коляски?! Значит, ходишь ногами! Давно?

— Здравствуйте, дяденька! Хожу уже несколько месяцев. Трудно, но коляску не беру. Не так уж тут далеко. А в универ я по-прежнему в коляске езжу. Маршруты по городу отработаны. Зачем однокурсников будоражить и обращать на себя внимание фактом своего выздоровления? Все привыкли видеть меня таким.

— Логично. Как в университете?

— Без проблем.

— Послушай задачу. Меня интересуют девушки. Молодые и красивые. Возраст не суть важен.

— Страны?

— Европа, обе Америки, Австралия, Южная Африка и Намибия (причем, не только белокожее население), Новая Зеландия, Сингапур, Китай, особенно Гонконг, Шанхай, Пекин, Япония, особенно Токио и Осака.

— Много!

— Нет, не особенно. Сейчас я уточню, по каким признакам ты будешь искать информацию на них в базах данных и ты поймешь, что таких, которые интересуют меня не так уж и много.

— Я никогда и не думал, что Вас интересует массовка. Слушаю.

— Меня интересуют девушки, оказавшиеся или почти что оказавшиеся за решеткой. О внешности я уже сказал — она должна быть если не ангельской, то очень незаурядной. Они могут находиться в колониях и тюрьмах, в специальных школах и прочих исправительно-воспитательных заведениях, но суть та же — это преступницы. При этом меня не интересуют девушки, загремевшие в места заключения за мелкие кражи и тому подобный идиотизм. Меня интересуют такие, которые осуждены за серьезные преступления — например, убийства, грабежи, захват заложников, вымогательство и шантаж, изнасилования и избиения с особой жестокостью и тому подобное. Это должны быть девушки с высоким IQ, знающие хотя бы два языка. Идеально, чтобы они происходили из хороших семей и, на данный момент, не поддерживали отношений с родителями.

— А такие девочки разве в тюрьмы попадают?

— Попадают. Еще как попадают. И они нас с тобой со временем озолотят. Поверь! Если я не прав, то у тебя есть возможность меня разубедить. Ищи! Кроме того, очень желательно, чтобы девочки умели, как говориться, петь и рисовать. То есть имели любые хобби, прочие способности и навыки, не присущие детям улицы.

— У меня есть предложение. А что если поискать также среди тех, кто еще не оказался в тюрьме.

— Например.

— Хороший адвокат отмазал или следователю на лапу дали.

— Если сможешь найти таких, будет просто великолепно!

— Но такие девочки, скорее всего, не потеряли контактов с семьей.

— Это понятно. Что ж, будем работать с семьями. В-общем, дерзай. Форма связи обычная.

* * *

Положа руку на сердце, я не особенно верил, что Хакер обнаружит много кандидаток. Но в пору учебы в секретном учебном заведении в Сибири, изучая основы аналитической и оперативной разведки, а затем, за время работы нелегалом, я убедился: найти можно все, что угодно. Если очень постараться. И если это существует. Или может существовать в принципе.

Одиннадцать лет назад

Стрелок и Аманда

Через две недели от Хакера пришли первые новости на заданную тему. Я читал не совсем профессионально составленное им досье, и думал о том, что, видимо, правильно не стал в свое время учить Хакера никаким правилам составления документов. Зачем? Человек, не считающийся с правилами и запретами высоких технологий, и легко переступающий границы тайного для средне статистических пользователей компьютеров и Интернета, вряд ли нуждается в моих советах. Он получал и получает все, что считает необходимым, там, где считает это возможным, то есть доступным.

Сказать, что я был заинтригован, полученной первой информацией — значит, ничего не сказать. Я перечитывал досье первой кандидатки, рассматривал три десятка ее фотографий, две видео записи и у меня дух захватывало от предвкушения работы, которую мы могли бы провернуть с этой девочкой вместе!

Хакер, как я понял из его комментария к присланному досье, почерпнул эту информацию из компьютеров суда, тюремного начальства, школьного компьютера, из социальных сетей, и, Бог знает, откуда еще брал Хакер сведения, изложенные в досье Аманды!

Я читал и уже видел между строк личность незаурядную. А, самое главное, личность понимающую, как жестока жизнь. Тем более, девушка очень удивится, как мне кажется, если я вдруг предложу ей способ подняться в самое элитарное общество планеты.

С фотографий на меня смотрело лицо голливудской героини. Я не знаю, кого оно мне напоминало конкретно из раскрученных звезд. Однако, что-то общее с ними, притягивающее взгляд, в ее внешности явно было.

ДОСЬЕ.

Аманда Сушко,19 лет, гражданка Канады

Аманда — младшая дочь любящих родителей, не закончила Хай Скул, поскольку попала в колонию для малолетних преступников задолго до выпускных экзаменов.

Свободно говорит и пишет на английском, французском, русском и украинском языках.

Неоднократный призер чемпионатов Торонто по верховой езде среди школьников.

В Хай Скул была редактором школьного радио.

Любимые предметы в школе: рисование, биология, история, охотно посещала кружок основ медицинских знаний, прекрасно разбирается в анатомии и физиологии человека, возможно знакома с основами психологии.

Хобби и увлечения: живопись, верховая езда, стрельба из пистолета и лука.

Сексуальность и темперамент: Половую жизнь начала в 15 лет с ровесником. Затем быстро переключилась на мужчин более старшего возраста. В Хай Скул сначала выбрала в партнеры самого скромного мальчика, отношения с которым, по мнению одноклассников и знакомых, носили характер опеки. Видимо, так сказывалась подспудная нереализованная мечта Аманды о брате или сестре. Однако, ее отношения со скромным мальчиком с самого начала были лишь ширмой для более широкой сексуальной активности.

По слухам, циркулировавшим в узком кругу одноклассниц, она была близка в школе по меньшей мере еще с тремя парнями — школьниками, а также с двумя учителями — 30 и 37 лет. Второй из учителей, более старший по возрасту, никогда не был женат, возможно, сексуальный маньяк, поддерживал в тайне от Аманды сексуальные отношения по меньшей мере еще с двумя школьницами-приятельницами Аманды.

Учитель-любовник, тем не менее, постоянно уверял Аманду в своей искренней любви к ней, тщательно скрывая свои другие, видимо, довольно многочисленные половые связи. Это, по-видимому, и стало причиной трагедии, разыгравшейся поблизости от школьного двора.

Аманда, находясь за рулем, дважды переехала учителя-любовника автомобилем, нанеся ему множественные телесные повреждения не совместимые с жизнью.

На суде она не просила о снисхождении, утверждая, что наезд на учителя не был случайностью или несчастным случаем, а являлся ее местью за обман. Комментировать суть обмана отказалась, но под нажимом адвоката признала, что отношения с погибшим под колесами ее автомобиля учителем носили личный характер. Степень интимности отношений конкретизировать отказалась.

Благодаря усилиям адвоката и благорасположению присяжных получила минимальный срок тюремного заключения и имеет все шансы выйти на свободу досрочно.

С первых же дней заключения пользуется уважением тюремных авторитетов и начальства исправительного учреждения.

Родители и прародители:

Отец Аманды, Дэвид Сушко, инженер-энергетик в аграрном секторе экономики, из семьи иммигрантов из России. Очень хороший наездник, как и его дочь Аманда впервые севший в седло в возрасте 9 лет.

Дед Аманды, отец Дэвида, украинец, поручик царской армии, сын судебного секретаря и купеческой дочери, состоявший до последней возможности в рядах белой армии, воевавшей против большевиков. В возрасте 21 год прибыл в Канаду из Новороссийска через Константинополь, нанявшись матросом на пароход. Судьбу родителей, оставшихся в Советской России, выяснить не смог.

Бабушка Аманды, мать Дэвида, еврейка, дочь ювелира и школьной учительницы, не сумевших довезти в Канаду ничего из своего прежнего состояния и работавших до самой глубокой старости соответственно ювелиром и учительницей рисования в школе. Прибыла в Канаду в возрасте 16 лет с родителями на том же пароходе, что и отец Дэвида, где с ним и познакомилась.

Мать Аманды, Доминик Гатиер, из семьи коренных канадцев французского происхождения, талантливый живописец, выставлявшаяся в нескольких крупнейших выставочных залах Канады и США.

Дед Аманды по материнской линии, отец Доминик, уважаемый врач-гинеколог, лично принявший несколько сотен сложных родов в Торонто. Крестный отец шести, принятых им лично детей, искренне заботившийся о них до самой своей смерти от инсульта в возрасте 71 год.

Бабушка Аманды по материнской линии, домохозяйка, увлеченная созданием домашнего уюта и воспитанием троих детей-погодков. Боготворит свою внучку Аманду, регулярно посещает ее в тюрьме, и считает, что все произошедшее с Амандой — нелепое и трагичное стечение обстоятельств, не верит, что Аманда могла совершить столь жестокое преступление и утверждает, что в этой темной истории еще рано ставить толчку.

* * *

Я представил себе седую бабушку Аманды и понял, что она абсолютно права. В этой истории точку ставить не только рано, но и не разумно. Во-первых, следует хорошим адвокатам покопаться в ее деле и посмотреть, как поскорее выпустить девочку из тюрьмы, в идеале, конечно, добиться пересмотра дела и оправдательного приговора. Во-вторых, с таким пятном в биографии, не зависимо от результатов работы по ее вызволению из места лишения свободы, она, скорее всего, обозлена на весь свет и напрочь лишена иллюзий на будущее. Эти иллюзии, вернее, надежды дам ей я. Если мы с ней договоримся!

Кстати, где мы будем договариваться? Не в тюрьме же?! Мне светиться никак нельзя! Значит, первым, после родственников, с кем она встретится на свободе, должен быть я — представитель международного благотворительного фонда, помогающего способной молодежи, имеющей проблемы финансового или, как Аманда, иного характера, обрести уверенность в себе и получить хорошее образование.

Чуть больше десяти лет назад

Стрелок и Аманда, первая встреча

Секретарь Канадского представительства нашего фонда позвонил родителям Аманды за два дня до досрочного освобождения дочери, и предложил встретиться в офисе, чтобы обсудить предложение фонда. Разговор был короткий. Мать Аманды, пришедшая на встречу, интересовали только два вопроса. Почему выбрали Аманду, и что она должна будет взамен этой помощи фонду?

Секретарь фонда пояснил матери девушки все просто и ясно:

— Представьте себе — мы не потребуем от Вашей дочери ничего особенного. В соответствии с уставом фонда и волей его создателя, ныне покойного профессора Гонсалеса наш фонд, я цитирую «создан для помощи способной молодежи, испытывающей проблемы, как финансового, так и любого другого характера, в получении хорошего образования, с тем, чтобы помочь молодежи стать востребованными членами общества».

Стипендия, которую получают наши подопечные в виде платы за учебу и некоторой вполне достаточной суммы на жизнь, медицинскую страховку, спорт и книги, выплачивается на безвозмездной основе. Но в соглашении со стипендиатами мы указываем, что если, став состоятельным человеком, бывший стипендиат станет в будущем одним из спонсоров фонда, то это и будет его добровольная и ощутимая благодарность организации, протянувшей в свое время руку помощи. Мы не оговариваем сумм. Мы не требуем оплаты и возврата денег. Мы уверены, что желающих финансово участвовать в нашей работе будет больше именно на условиях добровольности. Наш представитель при встрече ответит на любые вопросы Аманды.

— Хорошо. Я передам все дословно дочери. Надеюсь, что она согласится встретиться с Вашим представителем. Поймите, она очень гордая девочка, и может не принять ни от кого никакой помощи.

— Мы надеемся, что Вы, как мать, не менее нас заинтересованы в положительном решении Аманды. Но если для нас — это работа. То для Вас, как мы понимаем, нечто большее. Не так ли?

— Вы правильно понимаете ситуацию. Спасибо большое за то, что Вы позвонили нам!

* * *

Почти год двое очень хороших и очень дорогих адвокатов, нанятых родителями и бабушкой Аманды, бились над решением ее проблемы. Никто из ее родствеников не знал, о том, что наш человек пообещал одному из адвокатов, на наш взгляд наиболее удачливому и пробивному, что тот получит наличными неофициальное вознаграждение от друзей Аманды, превышающее его официальный гонорар в десять раз. Сумма, видимо, произвела столь неизгладимое впечатление на адвоката, что он посвящал делу Аманды почти все свое время на протяжении долгих месяцев. И все получилось!

…Мы сидели с Амандой в офисе фонда, оборудованном хорошей аппаратурой от прослушивания и обменивались общими фразами. Но, тем не менее, я ждал момента, чтобы предложить девушке встретиться на нейтральной территории. Она, подтвердив мои самые смелые догадки, оказалась еще смышленее, чем я предполагал.

— Хулио, раз уж Вы позволили Вас называть просто по имени. Мне кажется, что Вы чего-то не договариваете. Может быть, нам следует встретиться за пределами этого офиса?

— С удовольствием. Только я хочу, чтобы Вы правильно поняли меня…

— Не беспокойтесь! Я правильно пойму любое Ваше предложение. Мне ведь не приходится выбирать.

— Ну почему же. Вы можете не соглашаться.

— Я соглашусь. Не переживайте. Мои родственники из-за этой ужасной истории со мной на грани банкротства. И у меня нет выбора. Не Вы так кто-то еще. Надо же куда-то двигаться!

— Вперед! Только вперед!

— Это меня радует! Искренне!!!

* * *

Мы поехали в кемпинг на берегу озера и несколько часов провели, там, имитируя пару любовников.

— Как на Ваш взгляд, Хулио, мы неплохо смотримся рядом?

— Может быть.

— Знаете, я так истосковалась в тюрьме по нормальному обществу, что мне кажется, я даже свечусь от радости, которую вызывает у меня простое человеческое общение. Вы не находите?!

— Нахожу.

— Ну, так отчего же Вы не начинаете разговор, ради которого мы ехали в такую даль?!

— А мы его уже ведем.

— Правда? Я не заметила.

— Это прекрасно! Я хочу предложить тебе помощь в обретении простых человеческих радостей.

— Что я должна буду делать?

— Заплатить фонду, который я представляю один миллион американских долларов, как только такая сумма окажется в твоем распоряжении. Поделиться.

— И все?

— Почти.

— И где же раздают такие суммы?

— Везде. Но не всем.

— А почему мне дадут такие деньги?

— Потому что я, как хороший брачный агент, найду тебе хорошего мужа.

— Богатого и красивого?

— Именно так.

— А если я не понравлюсь ему? Или его вид будет вызывать у меня отвращение? Или мое мнение никого не интересует?

— Твое мнение, как и его предпочтения и вкусы, будут учтены. Собственно, именно на этих двух факторах и будет построена наша сделка: все довольны и за это я получаю деньги. Вернее, мой фонд.

— Так про учебу — это все блеф?

— Нет. Мы намерены устроить тебя в Гарвард, на тот факультет и на тот курс, куда подаст заявление хотя бы один из интересующих тебя кандидатов в мужья.

— Это, с каких же пор брачные агенты стали отлавливать богатых женихов столь замысловатым образом?

— С тех пор, как мы стали просить за свои услуги миллион долларов. Кстати, если тот парень, за которого ты добровольно пойдешь замуж, окажется миллиардером или наследником миллиардов, ты заплатишь мне, то есть нашему фонду, сумму в десять раз большую.

— А если я откажусь? И почему нельзя все было оформить просто и в лоб — брачное посредничество в обмен на деньги?

— Мы уверены, что такой способ знакомства не понравится потенциальному избраннику. Мы же ведем поиск женихов, у которых нет проблем с выбором девушек, у которых совершенно другая проблема — как увернуться от всех охотниц, желающих попользоваться его капиталами и капиталами его семьи!

— Ну, да. Это больше напоминает охоту, чем бизнес!

— Именно поэтому мы надеемся на твое благоразумие, девочка. На то, что ты не будешь афишировать способ получения контакта с избранником.

— А Вы не будете афишировать некоторые факты из моей биографии. Так?

— Мы не просто не будем их афишировать. Мы можем удалить из компьютеров разных официальных организаций даже упоминание о твоих неприятностях.

— Да ну?!! Тогда чего же мне бояться? Я — ангел во плоти. Меня есть за что любить! Поверьте!

— Я и не сомневаюсь.

— А что произойдет после расплаты? Мы расстанемся с Вашим фондом?

— Не уверен. Я, а не фонд, буду незримо отслеживать твои успехи и…

— И неудачи?

— Неудач больше не будет! Будут успехи, победы и достижения. Густо приправленные радостью, которую доставляет умным, но битым людям, простая человеческая жизнь! Мы надеемся, что все самое плохое у тебя, Аманда, уже позади.

— Как бы мне хотелось Вам верить! Послушайте, а зачем Вам, получив деньги, продолжать следить за мной? Разве мои спонсорские платежи должны повторяться неоднократно?

— Нет. Одного раза достаточно. Иначе мы привлечем чрезмерное внимание твоего будущего супруга и его семьи. Просто мы предполагаем, что в случае экстренной необходимости можем оказаться полезными друг другу в будущем.

— Что такое экстренная необходимость??!! Поясните, пожалуйста.

— Я не хотел бы говорить о таких крайностях. Но жизнь есть жизнь. Например, ты решишь развестись с мужем и найти другого партнера в жизни.

— И Вы придете на помощь? Принимается! А еще что?

— Нас, или меня, возьмут в оборот налоговые службы или какие-нибудь другие организации, на которые всегда есть выход у очень важных людей.

— Поняла. Вы бегаете от налогов…

— Мы не бегаем. Мы все тратим на таких, как ты. Ну, или почти все, за исключением расходов фонда и наших довольно высоких зарплат и командировочных.

— Так чего же Вам тогда бояться?

— Жизни! Ее удивительных поворотов!

— Понятно. О поворотах жизни мне известно…

— Вот от них мы и хотели бы подстраховаться, поддерживая связи с такими как ты.

Аманда тряхнула волосами, несколько раз моргнула, пряча слезы:

— Я согласна!

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЗАМУЖ НЕВТЕРПЕЖЬ

Десять лет назад, Берлин

Лиза и Хакер

— Сначала Лиза приехала в Берлин на три недели ко мне в гости. Она знала, что едет к 48-летнему мужчине, пару лет назад оказавшемуся в инвалидной коляске. Нас заочно сосватали мои родственники в моем родном городишке, где Лиза жила полуголодная вместе с мамой и своим трехлетним сыном. Знаешь, Петя, когда тебе всего скоро только восемнадцать, ты — вдова, но хороша собой, а на руках у тебя маленький ребенок и ни копейки денег — мысль работает совершенно иначе, чем у обласканных жизнью сверстниц! Лизин прежний муж — вор-рецидивист, отсидевший в колониях больше половины его сорокалетней жизни — погиб год назад. Кстати, история знакомства Лизы с ее предыдущим мужем гораздо более впечатляющая, чем со мной, — рассказывает своему приятелю — Хакеру Пете знакомый русский инвалид на той же самой детской площадке, где Хакер еще недавно сам появлялся в такой же коляске, — Мои родственники, поволжские немцы, с которыми теперь живем в соседних домах, как раз собирались переехать в Германию, распродавали и просто раздаривали свои вещи всем желающим, и совершенно случайно нашли эту Лизу. Рассказали девушке, что есть у них в сытой Германии обезноживший по болезни, но не выживший из ума и не потерявший вкуса к жизни, в том числе к сексу, двоюродный брат, тоже вдовец. Сказали, что если бы она согласилась стать его, то есть моей, женой, то пособие на жизнь, положенное инвалиду от немецкого государства, увеличилось бы на размер суммы, достаточной на жизнь обоим. Если возьмет с собой сына, то и на него дадут какие-то деньги, вполне достаточные на скромную по европейским меркам и просто роскошную по меркам ее нынешним, жизнь.

— И что, она сразу согласилась?

— Нет, сначала она же в гости ко мне приехала — посмотреть и так далее. Я все боялся, что она тебя увидит и прельстится тобой, более молодым инвалидом, Петя. Но мы составили ей такой плотный график посещений всего на свете, что она, по моему, не заметила даже тех, кто по району ногами ходит — не то что в колясках инвалидных ездит. Не до того ей было! Все плюсы жизни нашей продемонстрировали на практике. Подарков ей и сыну накупили на распродажах на несколько сотен евриков. И про маму ее не забыли — тоже кое-что передали. Лиза в аэропорту, когда на посадку пошла и свой новый чемодан потащила, набитый всяким тряпками, даже расплакалась. Говорит, у меня в жизни столько всего никогда не было!

— И как ей здесь? Нравится?

— А чего не нравится? В школу ходит. В восьмой класс. Получает, как учащаяся, детское пособие. Когда сына от мамы из России привезет, ему такое же пособие дадут и кое-что еще обоим сверху положено на жизнь. Так что она с сыном мне не в обузу. Ей в районном отделе по молодежи, когда курсы немецкого языка искала, такое посоветовали. Сказали, раз у вас возраст школьный и немецкий язык учить все равно надо — вот вам адрес школы, где берут всех и с удовольствием… А вот, кстати, и моя Лиза из школы возвращается.

* * *

…и тут я увидел Лизу. Она бежала навстречу своему мужу, вернее его коляске, вся лучась от восторга и размахивая сумкой. Она была не просто хороша! Она была фантастически красивая девушка!! И правильно мой берлинский приятель-инвалид такое создание скрывал от меня и от всех в нашем наполовину русском районе! Сомневаюсь, честно говоря, что она возле него долго задержится. Ей же прямо вчера уже, наверное, начали делать всякие предложения!! В школе, где есть мальчики ее возраста и прямо на улице… Я так увлекся этими своими размышлениями, что не сразу сообразил, что нас с Лизой уже знакомят.

— Эй, Петр, ты почему не отвечаешь? У тебя все в порядке? Это Лиза. А это Петя.

— Очень приятно, — сказали мы с Лизой почти одновременно и смущенно замолчали.

— Ладно, Петр, нам пора по хозяйству, в магазин и так далее. До завтра.

…Я пораженный смотрел вслед этой странной паре, удаляющейся в сторону супермаркета, и никак не мог сосредоточиться — стройная девушка в кроссовках и бриджах и мужик в коляске…То ли я влюбился, то ли меня посетила какая-то мысль, тут же, впрочем, забытая оттого, что я, возможно, и, в самом деле, влюбился. Между прочим, влюбляться мне доводилось и прежде. Просто прежде я был в коляске и не работал с дяденькой — моим партнером, имя которого, как мы договорились, мне лучше до поры не знать для моей же собственной безопасности.

Ах, вот она мысль! Лиза, кажется из контингента, который должен заинтересовать моего партнера. А не меня. Именно, не-ме-ня! Из того, что я уже узнал о Лизе и из того, на что намекнул инвалид, вполне выстраивается биография редкая, и именно такая, которые я днем с огнем пытаюсь выудить в Интернете и… не могу! А тут, на — те, возьмите — кандидатура еще, считай, ни в какие компы не попавшая! Чистый лист для нашей с дяденькой работы! Ура! Ура! Ура-а-а!!!

* * *

Под предлогом ликвидации компьютерной неграмотности, а также пробелов в английском и немецком языках, Лиза стала наведываться в мою холостяцкую квартиру на первом этаже десятиэтажной панельки в Берлинском районе Марцан. Догадывался ли ее муж, что может произойти между двумя ровесниками, регулярно остающимися наедине? Скорее всего, он все это предполагал. А, может, нарочно посылал ко мне Лизу, чтобы снизить свою сексуальную нагрузку. Лиза была мне, уставшему мечтать о нормальном женском обществе, просто подарком. Но, надо сказать, что я через пару месяцев общения с ней стал предполагать, что имею дело с сексуальной маньячкой. То, что выделывала со мной и моими органами чувств эта юная дама, я не видел ни в одном порнографическом фильме и поэтому стал расспрашивать свою партнершу об источниках таких знаний. «Потом. Потом.», — отбивалась от моих расспросов Лиза, очень умело в очередной раз уводя меня из реальности в состояние пред оргазма, или что-то в этом роде — не знаю терминологии сексологов — поскольку оргазм уже произошел как минимум дважды за пару часов «изучения компьютера», и я не знал, сумею ли сегодня кончить подряд в третий раз…

— Кончай! — как бы прочитав мои мысли, сказала Лиза, ни на секунду не прекращая ласкать мне все, все, все, до чего дотягивались ее изобретательные язык, руки и, даже ноги… Я, разумеется, вскоре кончил, и, выдохнув, сказал:

— А учиться мы сегодня будем?! Или хотя бы перекусим, чаю попьем?

— Да, перекусить было бы не вредно. Я от секса всегда такая голодная становлюсь, Петя! Сейчас сготовлю по-быстрому. У тебя есть же что-то в холодильнике?

— Да, кое-что есть.

— Ну, и прекрасно! Готовься к уроку. Я скоро.

…Примерно через пятнадцать минут, когда я разложил по столу несколько карточек с простейшими английскими словами и фразами, Лиза появилась из кухни в фартучке на голое тело, едва прикрывавшем ее прелести, с разносом, на котором вкусно дымились сосиски. На отдельной тарелке были разложены аппетитно нарезанные помидоры, огурцы и вареные, помазанные майонезом яйца. Завершали вкусный натюрморт пара веточек петрушки и две чашки свежего чая.

— А почему не кофе?

— Сперма от кофе у тебя горькая. Извини, но тебе придется еще отказаться, дорогой мой, от горького перца и кетчупов с чили. Иначе весь наш оральный секс превратится в примитивный массаж без полноценной и естественной финальной сцены, которая нам обоим, кажется, нравится. К тому же, как я знаю, горькая от всяких специй или, например, лекарств, сперма не только не вкусная — она вредна для кожи и вообще организма такой молодой девушки, как я. Есть еще один враг приятного вкуса — курение…

— Ты прямо как секс-диетолог!

— А чем ты не доволен?! Или тебе больше нравится с девочками-целочками полным идиотизмом вместо нормального секса заниматься?!

— Нет, не хочу с девочками.

— То-то же!

— Скажи, Лиза, а почему ты со мной этим занимаешься?

— Ты, вроде, не глупый. Сам не догадываешься?

— Я-то догадываюсь, но хочу услышать от тебя. Ты тоже, как мне кажется, девушка не глупая, способна все вразумительно объяснить.

— Тебе прямо душу раскрывать или по-простому, сути хватит?

— Мне по-честному, если можно.

— Я попробую. Только не перебивай меня, пожалуйста. А то я обижусь и, может, даже уйду. У меня нет денег, чтобы платить за твою работу — ну, за занятия всякие. Я ведь прекрасно понимаю, что ты мне даешь во много раз больше, чем в школе положено. Это материальная, так сказать, сторона. Услуга — за услугу. Должна же я тебя как-то отблагодарить. А, самое главное, мне очень нравится секс. Именно секс, как процесс получения наслаждения, удовольствия, как отдых и прочее, без чего я жить не могу. Когда умер мой взрослый и очень ласковый муж, он же мой бывший отчим, я несколько месяцев ни с кем ни-ни. Потом несколько раз попробовала — и с молодыми, и со взрослыми. Получался простой примитивный трах. Не секс! Они все, как выяснилось, ничего не понимают в этом, и слушать не желают ни о чем кроме самого простенького. А ты, как я сразу увидела, согласен учиться! Ты готов развиваться!

— Точно!

— Вот мне это сразу и понравилось и я, наконец-то, получила удовольствие. Думала, что уже не будет такого никогда! Понимаешь?

— А как же твой нынешний муж?

— Ну, он старается, конечно. Но возможности его ограничены, к сожалению.

— И он знает, что мы тут параллельно занятиям вытворяем?

— Он ничего не спрашивает. Разве что, спросит иногда — все ли нормально? Я отвечу, что все нормально. Он сказал, что заниматься надо.

— Повезло тебе.

— Мне всегда везет, если я этого хочу.

— Не только тебе.

— Я тоже так считаю. Человек сам многое может в своей жизни изменить.

* * *

Освоение Лизой компьютера — реальное, а не как повод для сексуальных забав, продвигалось семимильными шагами. Я был даже несколько обескуражен такими ее успехами! И если бы я сам не убедился на первых занятиях, что она полный ноль в компах, то, пожалуй, заподозрил бы нечестную игру, давно натасканного человека. Впрочем, меня меньше всего интересовало количество изучаемого компьютерного и прочего материала, усваиваемого моей способной ученицей в единицу времени. Она не хватала больших звезд и явно не смогла бы стать, например, мне помощницей в моей хакерской работе, но способности, как говорят, не ходят по-одиночке. Это была губка, впитывающая все на лету! Всю англоязычную терминологию, которая требовалась для нормального пользователя компьютера, она выучила за несколько первых занятий. Вскоре она научилась быстро переводить в Интернете целые фразы с английского и довольно правильно повторять их вслух, запоминая ключевые слова. У нее были большие проблемы с грамматикой, как английского, так и немецкого, в которых я ей был не помощник. Хотя…хотя… у меня уже появились деньги, и я мог бы, например, оплатить ей вполне приличные курсы с англоязычными преподавателями. Но дяденька — мой опытный партнер — советовал не высовываться до поры с чрезмерными тратами. Значит, надо жить, как скромный студент и не шиковать.

Я все чаше и чаще записывал в папку в своем компе, закодированную информацию из биографии Лизы. В основном с ее слов. И, совсем немного от себя — впечатления и так далее. Дяденька мне как-то, сказал, наставляя в моей работе на него, что анализировать надо факты, а не домыслы. Позже он же мне сообщил, что есть все-таки и способ получения информации из домыслов и догадок, но, добавил, что его пока не интересует такое использование моих способностей. Всему свое время!

Записывал я, как уже сказано по большей части от первого лица — именно так, как она сама мне и рассказывала. Чтобы не запутаться.

ИЗ ДОСЬЕ ЛИЗЫ (записано по памяти со слов самой Лизы)

Несколько лет назад, Россошанск, Россия

Восемь классов я не закончила. Потому что из школы меня со скандалом выгнали, как только стал заметен живот. Беременным школьницам в русских школах, сам знаешь, не место. Пока все мои 15-летние сверстники летними каникулами наслаждались, я из роддома вышла с мальчиком своим новорожденным. Роды прошли успешно. Мама с отчимом встречали. Молоко у меня было, и ребенок чувствовал себя прекрасно. Почти не плакал. Хотя, конечно, крови мне всякие тетки и дядьки попили много — и до родов и особенно в роддоме! Замучили вопросами. Кто отец ребенка? Сделайте заявление! И прочий бред сумасшедшего несли всю неделю, пока в роддоме была! А зачем я буду на отчима доносить, если я его люблю?! И чего он мне плохого сделал? Разве что научил меня в сексе разбираться и удовольствие получать?! Мама, конечно, поначалу в трансе была. Ушла от нас к своей маме — моей бабушке. Хотя внука Ванечку нянчить никогда не отказывалась. Любит его! С отчимом почти не разговаривала. В свидетельстве о рождении мы отчима отцом ребенка записали и в тот же день, когда Ванечкино свидетельство получили, я с отчимом официально расписалась. Бракосочетание мое произошло, прямо скажем, скромно, но зато необычно.

* * *

А начиналось все так. Мне только исполнилось двенадцать лет, когда у нас в доме появился отчим Вова. Он только что пришел из тюрьмы. Мама его, как оказалось, давно любит. Мы жили в двухкомнатной квартире очень мирно и тихо. Я постоянно получала от отчима подарки — в основном новые платья и туфельки. Иногда конфеты. Но их мы все вместе с чаем и съедали. Мама работала, в основном, в день на хлебозаводе. Приносила домой вкусные теплые булки и батоны. Отчим часто покупал на рынке мясо и всякие овощи-фрукты. Все соседи завидовали, как обо мне заботится чужой человек. Прямо, как отец родной!

У нас в городке полно было вокруг алкашей, всяких бывших зэков и мелких уголовников. А мой отчим был на них не похож. Одевался красиво и стильно. Обычно большую часть времени дома проводил. Мама говорила, что он человек творческий и ему надо дома работать. Иногда на день другой отчим исчезал по делам и возвращался почти всегда с деньгами. Это мы узнавали по количеству подарков, которые получали с мамой.

Однажды подходит ко мне соседская девочка Алена и говорит: «Хочешь, я покажу тебе клад? У меня он под вязом зарыт. Кто такой секрет закопает, и желание загадает, может однажды настоящий клад найти.»

Я посмеялась про себя этому детскому лепету ровесницы, но пошла, ради приличия, посмотреть ее смешную тайну. Там в металлической коробке всякие фантики от конфет и камушки от брошек оказались, была даже одна целая брошка. Довольно красиво, но, как бы это сказать, наивно! Ну, я как бы восхищаюсь, языком цокаю, а потом говорю Алене:

— Ты не обижайся, но твой клад — игрушечный. Не серьезный.

— Ну, да. Я знаю. Это же игра такая и я хочу с тобой играть.

— У меня дома есть настоящий клад, которого ты, скорее всего, еще не видела. А у тебя тут — детский сад. А возраст-то у тебя уже не детский.

— А какой же у меня возраст?

— Ладно. Пойдем. Все сама увидишь.

Мы прошли мимо моей комнаты, и я сказала:

— Там ничего интересного нет — куклы и платья. Пойдем в комнату, где мама с отчимом живут.

Возле полок с книгами располагался у окна большой стол, заваленный рисунками. Стояло много банок с тушью, красками, чернилами. Кисти и перья. Пачки чистых листов ватмана. На стене были развешены листы с готовыми рисунками. Разного формата, но похожих сюжетов. Примерно таких. На рисунке изображена сидящая или лежащая голая женщина, расставившая ноги. Возле нее — кентавр с огромным пенисом, который ей между ног этим огромным органом целится, как бы уже вводит.

— Ты понимаешь, что они делают?

— Ну, в — общем, да. А почему кентавры? И почему у них этот… ну… такой большой. Я в учебнике истории видела и на речке, когда пацаны переодевались. Все не такое уж большое!

— Это же искусство! И вообще, нашла, с чем сравнивать. Пацаны — они и есть пацаны! Это так происходит от возбуждения перед сексом. Поняла?

— Поняла, — растерянно заулыбалась соседка.

Потом я показывала Алене рисунки на столе — готовые и наполовину набросанные карандашом или углем. Девушки и женщины разворачивали свои половые органы прямо на зрителя, на мужчину или кентавра, подошедших вплотную с большими рельефными, возбужденными перед сексом пенисами. Некоторые женщины очень были похожи на меня и на маму. Потом я пояснила:

— Если этот пенис пощупать и помять, то он становится розовым и увеличивается. Он такой теплый и быстро твердеет.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю? — сказала я, а про себя подумала: «Мне отчим разрешает потрогать. Говорит, у мальчиков такого не увидишь. Я, правда, у них такого не видела.»

Соседка смущенная и удивленная убежала.

Немного позже, когда мама стала работать по сменам, я все чаще и чаще разглядывала с отчимом его рисунки и слушала его комментарии к ним. Думаю, он был талантливый художник. От его рисунков, даже без комментариев и игр с его гениталиями, я возбуждалась. Позировала ему. Обычно голой. Я его совершенно не стеснялась. Как и он меня. Секс у нас произошел естественно. Было мне тогда почти тринадцать лет. Было очень приятно и странно: «Я ведь пользуюсь тем, что мамино. То есть ласками отчима. Мы долго скрывали нашу связь от мамы. До тех пор, пока я не залетела, и мой живот не стал расти. Месячные у меня тогда были нерегулярные. Поэтому догадаться, что беременная я вовремя не смогла. Отчим, когда узнал, сказал, что ничего страшного — будешь рожать.

…Перед тем как меня выгнали со школы из-за беременности, я подслушала ночью мамины с отчимом разборки.

— Ты опять захотел в тюрьму, козел старый? За совращение несовершеннолетних?

— Почему в тюрьму? Я Лизу люблю. Неужели ты отца своего внука упечь в тюрьму собралась?!

— А почему нет?! Там тебе место!

— Да потому, что ты сначала с Лизой поговори. Просто спроси дочку о наших с ней отношениях. Если ты меня в тюрьму упрячешь, она тебе этого никогда не простит. Кому лучше сделаешь?! Мне? Себе? Дочке? Внуку?

Мы с отчимом, почему то, сразу были уверены, что родится мальчик, и имя ему придумали. А мама продолжала беситься:

— Ну, ты — подлец! Все просчитал! Задурил ребенку голову!

— Она не ребенок давно. У нее и голова и все остальное уже по-взрослому давно работает.

— Так вы с ней этим давно занимаетесь?

— А ты ее спроси. Она тебе, как я думаю, ответит. Может, пообщавшись с Лизой, на все это без истерики взглянешь, более разумно. Жизнь есть жизнь.

Наутро у нас был тяжелый разговор с мамой. Она сначала вся дергалась, плакала, кричала и угрожала отчиму за меня отомстить. Я молчала. Иногда только односложно — да, нет, конечно — отвечала на ее вопросы. Потом я сказала:

— За меня мстить не надо! Меня никто не обижал! И мужа моего не трожь! Я его люблю! Мы с ним распишемся! Ты же с ним не расписанная живешь, мама?

Мама как-то вся сникла. Закрыла лицо руками и долго еще всхлипывала, что-то бормоча себе шепотом про нас идиотов, про отчима скотину, про меня малолетнюю шалаву и про жизнь суку…Потом мама уснула, упав головой прямо на стол. Отчим перенес ее на мой диванчик в мою детскую комнату. А я впервые спала с ним в одной постели и была очень довольна своей так неожиданно и стремительно начавшейся взрослой жизнью. Отчим успокаивал:

— Не грусти. Мама у тебя отходчивая. Простит нас. Мы же — одна семья теперь.

Я тогда уснула, и мне снился мой отчим в облике кентавра, трахающий огромным пенисом сначала мою маму, потом меня, а потом нас обеих. Мы радостно и глупо хихикали при этом, а его член становился все больше и тверже. Так продолжалось довольно долго, пока я не проснулась от удивления, совсем мокрая в паху и возбужденная…

* * *

…Отчим Вова мне и сейчас, после его смерти, часто снится. Только такой тихий и ласковый. И нет у нас с ним никакого секса. Просто беседуем о маме, о нашем сыне Ванечке и моей непростой жизни. Он мне говорит иногда, что я умница и все у меня будет хорошо. А я вытираю ладонью слезы и молча смотрю на него. Такого же красивого и доброго, каким запомнила за несколько дней до его гибели. Убийцу не нашли. Говорят, что кто-то из своих уголовников зарезал его железкой, которая называется заточка. Мне кажется, что их попросила сделать это мама. Но я боюсь даже спрашивать ее об этом. А вдруг я права?! Страшно становится от таких догадок! Ой, как страшно!

ДОСЬЕ Лиза Тропа, 18 лет, гражданка России

Елизавета Григорьевна Тропа, молодая вдова. Родила в 15 лет своего сына Ивана от собственного отчима, ставшего ее мужем, но вскоре погибшего.

Мать Лизы, Людмила Васильевна Тропа, 40 лет, гражданка России, замужем не была, работает на хлебозаводе, оставляя внука, когда необходимо, Лизиной бабушке 67 лет.

Личность отца Лизы установить не представляется возможным, поскольку Лизина мама эту информацию скрывает. В Лизином свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит прочерк.

Через год после гибели мужа-отчима Лиза вышла замуж за инвалида — русского немца — и переехала на постоянное место жительства в Берлин.

В восьмом классе немецкой общей школы считается одной из лучших учениц, успевает по всем предметам.

Сын Лизы, Иван Владимирович Малашкин, 3 года, пока остается в России, в городе Россошанск на попечении матери — Людмилы Тропа.

Увлечения и хобби: секс и компьютер.

Темперамент и сексуальность: выше среднего. Возможно, профессиональные психологи и сексологи признают ее сексуальной маньячкой (данное предположение требует квалифицированной проверки). Видео, натолкнувшее на эту мысль, снятое во время половых игр Лизы и известного читателю Досье человека, на котором видны ее излюбленные виды секса и владение сексуальной техникой, прилагается.

Способности к языкам: на немецком языке заговорила через 3 месяца. Через 6 месяцев учебы в школе научилась писать почти без ошибок. Английский язык, который изучает тоже полгода, знает в пределах нескольких сотен слов и фраз, которые использует очень умело, не стесняясь своих несовершенных языковых знаний.

Внешность: незаурядная, 4 фотографии прилагаются.

Предполагаемое развитие биографии: Лиза, вполне вероятно, уйдет от мужа, сразу же, как только получит бессрочную визу и сможет остаться в Германии, не имея статуса супруги гражданина этой страны. Это может произойти в ближайшие четыре-пять лет. Всегда готова, по ее же собственным словам, на контакт, в том числе и на сексуальный, с любым объектом мужского пола, любого возраста и социального статуса. О том, что ей может всерьез заинтересоваться кто-нибудь из состоятельных людей, размышляла и мечтала неоднократно, но не знает, где найти такие контакты.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ВЗРЫВ В СТОЛИЦЕ

Наши дни, в Скандинавском Королевстве

Бо Фергюсон, новоиспеченный директор секретной службы одного Скандинавского Королевства, уже второй раз со времени своего назначения спешил на заседание правительства. Он не знал, что буквально вчера вечером в столицу приехал на машине через одно из соседних государств, Стрелок. Вернее, тот загадочный и пока не установленный агентами Бо человек, с которым, как Бо узнал недавно, неоднократно входила в контакт его секретарша Марго.

Бо не мог знать, что вчера поздним вечером Марго, тихо выйдя из своей квартиры, через соседний подъезд в мужской одежде и кепке, встретилась со Стрелком, чтобы доложить ему об обстановке в офисе своего шефа.

— Здравствуй, Марго. Рад тебя видеть!

— Взаимно.

— Что ты хотела мне рассказать?

— Все невыполненные и неподписанные приказы предшественника так и продолжают лежать на его столе. Причем некоторые иногда исчезают и вновь появляются через день-другой, испещренные какими-то пометками. Он продолжает работать над этими документами! И срать он хотел на мою записку с угрозами! Он — либо дебил, либо — идет на принцип.

— Значит, он скоро может подобраться и к тебе и ко мне.

— Разумеется, может.

— Я не вижу другого выхода, кроме его физического устранения, Марго. И сделать это придется опять тебе, как и в случае с предшественником.

— Видимо, да. Это ведь в моих интересах — не дать им найти убийцу бывшего шефа.

— У тебя есть идеи? Или опять будешь стрелять?

— Нет, в отеле, где шеф живет, невозможно остаться незамеченным. Это просто тюрьма с пятью звездами!

— Ну, не в рабочем же кабинете утраивать стрельбу?!

— Разумеется, нет. И стрельбы больше без особой необходимости не будет. У меня, кстати, не так много оружия осталось в резерве. Ты привез что-нибудь?

— Да, в конце разговора проедем мимо одного парка. Все получишь. И где же ты предполагаешь его убрать?

— По моим сведениям наименее охраняемое место из тех, где бывает он, это как ни странно, зал для заседаний правительства, а также сопряженные с ним помещения на этом и соседних этажах. Еще со времен погибшего предшественника почему-то считается, что, никому не надо убивать одновременно кабинет министров в полном составе. Вероятность такого теракта, дескать, почти нулевая. Поэтому некоторых, типа Бо и иже с ним, облеченных секретным знанием, охраняют до и после входа в эти помещения.

— Значит, ты решила взорвать сразу всех?? Зачем?

— Потому, что игры закончились! Надо работать так, чтобы следующий директор дико боялся за свою шкуру и делал то, что должен делать разумный, желающий жить человек! Скорее всего, так и будет. Я догадываюсь, кто придет на смену, если все произойдет…

— А если не произойдет? Я имею в виду, если он выживет?

— Выживет он вряд ли. Но даже, если выживет, то такого взрыва в правительственном здании ему, как начальнику спецслужбы, точно не простят и выкинут на улицу, как человека некомпетентного или примерно с такой формулировкой увольнения. Тогда он будет совершенно не опасен, и легко досягаем любым из простейших способов устранения.

— Согласен. Делай. Как я узнаю о результате?

— Как и в прошлый раз — из сообщений в прессе.

— Кстати, приказы с его пометками уничтожь.

— Разумеется.

* * *

В разгар совещания правительства в туалете, расположенном почти точно под залом правительственных заседаний, прогремел взрыв, унесший с собой 185 человек убитыми. Среди трупов на месте происшествия, как увидела Марго, пройдя полицейское оцепление по удостоверению спецслужбы, был обнаружен обезображенный труп ее нового несговорчивого директора.

— Надеюсь, теперь и он, и все остальные надолго успокоятся, — поздним вечером сказала Марго сама себе шепотом в баре, опрокинув пару хороших стаканчиков виски.

…На выходе из бара Марго была застрелена выстрелом в голову разрывной пулей.

В это же время в Латинской Америке

Глава резидентуры одного Скандинавского королевства в Аргентине уже с раннего утра знал о трагедии, происшедшей вчера вечером на его Родине. Он хотел поделиться новостью и обсудить этот взрыв с соседом по ранчо, но тот, как сказала супруга соседа, улетел на пару дней в Штаты.

В это же время в США

Из протокола совещания у Директора спецслужбы:

«… вчерашнее убийство главы спецслужбы, а также десятков высокопоставленных госслужащих и случайных прохожих в Скандинавии по нашей информации совершено не террористами. Мы подозреваем секретаршу нового директора Марго Эрнансен. К ней же тянутся нити убийства предыдущего директора этой Скандинавской спецслужбы.»

Директор американской спецслужбы:

— Что известно о мотивах?

— Мотивы, как это ни странно, личные, господин директор. Во всяком случае, в первый раз точно были исключительно личные.

— А именно.

— Боязнь потерять выгодного могущественного любовника и работу одновременно. Выбрала работу. Стреляет прекрасно. По роду службы и в связи с интимными отношениями с убитым ей директором, была допущена к незарегистрированному оружию. Любит деньги, азартные игры, мужчин, похожих на голливудских героев. Расчетлива, но, иногда, увлекаясь, залезает в государственный карман. Мила, но с теми, кто ей симпатичен.

— Где эта дама сейчас? Она вменяема? Она может быть нам полезна?

— В каком качестве, сэр? Агента или киллера?

— Извините господа, — вмешался один из участников совещания, — мне только что принесли информацию о том, что Марго, о которой идет речь, час назад опознана в морге коллегами. Она убита ночью разрывной пулей в голову и уже не сможет быть нам полезна. Я сожалею.

— Ищите ее убийцу. Возможно, он весь этот кошмар в Скандинавии и организовал. Разве это не ясно?!

— Ясно, сэр. Мы уже делаем это.

— И не связан ли этот человек с русскими?

— Вы имеете в виду эти недавние серийные убийства их разведчиков и контрразведчиков?

— Да.

— Мы пытаемся найти связь. Но пока безуспешно. Этот человек, скорее всего, не русский.

— Почему?

— По сведениям нашего информатора в спецслужбе этого Скандинавского королевства, отмороженная девушка, убившая директора и, возможно, организовавшая вчерашний взрыв, имела несколько встреч с человеком, великолепно говорящем на Манчестерском диалекте английского. Они говорили на общие темы. Ничего связанного со стрельбой и нашей работой, сэр. Но то, что они встречались по меньшей мере дважды и оба раза накануне убийств директоров спецслужбы, наводит на мысль о возможной взаимосвязи этих событий.

— Говоря об английском этого субъекта, вы имеете в виду его британское происхождение?

— Да, сэр.

— У вас есть его портрет?

— Есть, сэр. Но наши британские коллеги не признали в этом человеке никого из своих сотрудников или связанных с ними людей.

— А что если они темнят?

— Эту версию мы тоже прорабатываем, сэр.

— Хорошо, господа. Совещание окончено.

Сутки позже в Аргентине

Стрелок, как всегда, отдыхал в кругу семьи после напряженной командировки в Штаты. Позвонил сосед по ранчо, много лет назад сделавший настоящие аргентинские документы Стрелку и всей его семье.

Отношения соседей, похожие на дружбу, предполагали в последние годы звонки друг другу практически в любое время суток. Сосед зашел к Стрелку и мужчины вышли подышать свежим воздухом, захватив пару бутылочек пива и по кусочку прекрасного рыбного пирога, который в Аргентине вряд ли кто умеет испечь так, как жена Стрелка.

Присели на скамейку в беседке, надежно защищенной от прослушивания.

— Послушай, Хулио. Ты не слишком ли рьяно взялся защищать меня от нападок моих скандинавских начальников? Мне даже страшно становится, когда я представляю, что будет со мной, если твоя активная деятельность выплывет наружу!

— Не переживай, пожалуйста. Я защищал в этот раз не только тебя, но и себя. Твой новый шеф, как выяснилось, тоже получил кое-что на меня.

— Этот интерес связан с нашими контактами?!

— Наши контакты надо еще умудриться просчитать. Мы — соседи. И все! Не так ли?

— А я, было, подумал, что они оказались слишком любознательными и ненормально прозорливыми.

— Нет. У меня была агент из ваших — секретарша твоих ныне покойных боссов. Ее тоже пришлось, кстати, убрать.

— Почему?

— Бомбу в вашей столице взрывала она.

— Зачем?

— Она — больной человек. С нарушенными границами личного, интимного и служебного. Первого шефа она с удовольствием завалила из подаренного им же пистолета, воспользовавшись его же секретным входом в дом через соседний парк, когда я дал ей прослушать разговор босса с ее конкуренткой по сексу с боссом, которой директор клятвенно обещал скоро уволить свою надоевшую секретаршу Марго.

— Бедная Марго! Она была такая милая девушка!

— Согласен. Но милая она была только в состоянии покоя и с вашими психологами. Когда она случайно попалась мне за границей, растратив служебные деньги, она была на грани безумия. Я еще тогда подумал, что вот человек, которого подогрев, можно направить на любое убийство. И через несколько лет она нам с тобой, как видишь, очень пригодилась.

— Ты так спокойно об этом говоришь, словно, в самом деле, веришь, что все эти смерти полностью стерли твои следы.

— Нет. Я так не думаю. Тем более, что по моим следам, как мне доложили, недавно пошли ребята из Америки.

— Так надо же что-то делать!

— Тебе, как мне кажется, бояться вообще нечего. Разумеется, если ты будешь уверять любого, кто попытается искать меня с твоей помощью, что мы просто пили пиво и иногда жарили мясо вместе, совершенно не пересекаясь по работе. Да и какие могут быть общие интересы у меня — хозяина фирмы по монтажу и обслуживанию особо производительных холодильных установок с тобой — историком и искусствоведом. Я — скучный бизнесмен. Ты — эстет и книжный червь. Просто оказались соседями! Разве так не бывает?!

— Так у тебя все легко…

— Не переживай раньше времени. Ревизию финансов в Аргентине твои коллеги теперь будут проводить точно не скоро. Им не до того! Успеешь благополучно уйти на пенсию и начать жизнь знатока и собирателя латино-американских произведений древнего искусства. Ты же об этом мечтал — чтобы твое прикрытие наконец-то стало твоей реальной жизнью в милой твоему сердцу Аргентине?

— А почему ты не боишься, что я тебя сдам какой-нибудь спецслужбе?

— Потому, что я уже отвечал тебе на этот наивный вопрос — ты не станешь портить себе остаток жизни, запятнав себя отношениями с такой темной личностью, как я. Выходит, гораздо полезнее продолжать играть полное неведение.

…Сосед вздохнул и откупорил наконец-то бутылки пива мне и себе. Мы как-то совсем забыли, зачем вышли из дома и присели в этой беседке.

Еще через сутки в США

Из протокола совещания у Директора спецслужбы:

«… наша местная резидентура продолжает утверждать, что вопреки сообщениям местных СМИ, взрывное устройство, унесшее жизни десятков высокопоставленных госслужащих и случайных прохожих в Скандинавии совершено все-таки погибшей в тот же день от выстрела в голову Марго Эрнансен, участие которой в недавнем убийстве предыдущего директора Скандинавской спецслужбы уже практически доказано.»

Директор американской спецслужбы:

— А что, собственно, дает нам основания не верить местной прессе?

— То, что полубезумный персонаж, сознавшийся вчера в изготовлении бомбы и организации ее взрыва, не имеет, по нашим сведениям, никакого понятия о взрывном деле. Но мы давно следим за его писательским творчеством. У нас есть в сокращении его книга о борьбе с исламизмом и марксизмом, и мы можем дать вам, сэр, возможность ознакомится с этим произведением.

— А почему в сокращении? Разве так изучают литературу?

— Оригинал представляет собой фолиант объемом около полутора тысяч компьютерных страниц. Он существует в одном распечатанном экземпляре и почти постоянно находится в рюкзаке автора. Установить место хранения файла, с которого распечатана книга, пока не удалось. Имеющиеся материалы уже анализируют наши специалисты по исламу и марксизму. Их предварительные выводы говорят о не совсем научном и нереалистичном подходе автора к современному раскладу политических и религиозных сил на планете.

— Скажите, а зачем этому парню брать на себя чужое преступление?

— Мы пока тоже теряемся в догадках. Но самое простое объяснение — его желание прославить себя и свою теорию, изложенную в книге.

— Но ведь если ему удастся доказать, что взрыв — дело его рук, то ему грозит не менее 20 лет тюремного заключения.

— Да. Но с учетом фантастической целеустремленности и, даже можно сказать, одержимости автора, он, на наш взгляд, готов пожертвовать собственной свободой для саморекламы. Он, возможно, надеется, что теперь книгу точно издадут, и она станет бестселлером. Это поможет ему приобрести сторонников и впоследствии, выйдя на свободу, не только создать партию антимарксистского и антиисламистского толка, но и, возможно, самому финансировать ее на деньги, полученные от продажи тиражей книги.

— Вы всерьез верите, что такую рукопись начнут читать?

— С такого рода произведениями все может быть. Важно не количество читателей, а их финансовые возможности. Наши эксперты исходят из того, что в свое время тоже очень мало кто верил в будущее известной книги «Майн кампф» Адольфа Гитлера и изложенных в ней идей. Однако, нашлись люди, которые поставили на ее автора и дали ему денег.

— Хорошо. Держите меня в курсе. Совещание закончено.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СДЕЛКА

Наши дни, в США

В кабинете Директора спецслужбы.

— Господин директор, Вы приказали информировать, если мы выйдем на след убийцы этой девушки из скандинавской спецслужбы.

— Это той, которая, возможно, отстреливала и взрывала своих боссов?

— Да, сэр.

— И что же?

— Все очень запутано, сэр и почти невероятно, чтобы быть правдой. Биография и нынешние интересы предполагаемого убийцы настолько неординарны, что даже не верится, что это всего один человек. Возможна ошибка. Людей, возможно, двое, но работают вместе.

— Какова вероятность ошибки?

— Пятьдесят процентов. Пока пятьдесят. Но я решил Вас, тем не менее, побеспокоить потому, что этот человек предположительно специализируется — я подчеркиваю, предположительно — не на таких «мелочах», как вербовка секретарей директоров спецслужб. Это все — рабочие моменты, которые подождали бы до очередного совещания и даже не стоили бы Вашего сегодняшнего времени.

— Что же такое за ним тянется?

— Скажите, я могу говорить здесь обо всем?

— Смотря что… Хорошо. Я понимаю, что вы имеете в виду (директор нажал на кнопку в ящике стола). Теперь говорите все, что угодно.

— Сэр, у него целая коллекция досье на первых леди нескольких стран, а также на жен людей из самого ближайшего окружения первых лиц. Кстати, там есть и супруги руководителей спецслужб, а также вероятных кандидатов на высшие посты.

— У нас тоже есть такие досье. Что Вас обеспокоило?

— Его досье сильно отличаются. Это — компромат.

— Они что, все оказались с темным прошлым, которое им удалось скрыть?

— Не все, но очень многие оказались не только с темным прошлым. Дело в том, что они с не менее темным настоящим. Поскольку работали и, возможно, продолжают работать на этого человека.

— На какой основе? Мотивы? Шантаж?

— И шантаж, конечно, тоже. Никто же с олимпа не захочет, чтобы его грязное белье на всю планету показали.

— Как давно они на него работают?

— Некоторые более десяти лет.

— О, мой Бог! И много таких?

— Пока около десяти человек. Но это явно не полная информация.

— Кого представляет этот человек? Вы почему-то ни словом не обмолвились о самом интересном. Какую спецслужбу?

— Это, действительно, самое интересное, сэр. Он, по всем признакам, из спецслужбы Ее Величества. Однако, наши контакты и информаторы на Острове в один голос уверяют, что ни один их разведчик не получал таких заданий, и не осуществлял таких проектов в последние очень много лет.

— Чей же это проект?

— Это проект русских. Наверное, русских.

— А почему мы о нем ничего до сих пор не знаем?

— Мы знали, что в России такой проект был на стадии разработки более тринадцати — четырнадцати лет назад. Но с тех пор и по настоящее время мы не имели ни одного факта, подтверждающего, что проект начал осуществляться. Поэтому информация о проекте благополучно ушла в архив.

— Мы что, ни разу за четырнадцать лет не зарегистрировали контакты этого человека с установленными представителями резидентур? Не обязательно русских — каких угодно?

— Нет, сэр. Он в контактах со спецслужбами засвечен лишь дважды. И оба раза с людьми из Скандинавского Королевства.

— Кто же второй?

— Второй — глава резидентуры этого Скандинавского Королевства в Аргентине. Очень, кстати, ленивый и бездеятельный разведчик, много лет едущий по инерции на былых заслугах и связях в своем Королевстве и Аргентине. Мы о нем, разумеется, знаем, но даже не пытались привлечь к сотрудничеству, как личность нашей организации не интересную. Один из Ваших заместителей, сэр, много лет назад написал на его досье: «Не тратить время на бездельников.»

— Великолепно! Извините за сарказм, но как же тогда нам стало все-таки известно о контактах этого «бездельника» с тем субъектом?

— Мы просто на днях выяснили наконец-то место жительства субъекта и установили, что они со скандинавом — бездельником давние и добрые соседи, поэтому общаются открыто и регулярно.

— Так, может, этот специалист по первым леди — тоже скандинав?

— Думаю, нет. Ничто об этом не говорит.

— Хорошо. А этот, ну, его сосед из Скандинавии, догадывается, кто с ним рядом живет?

— Мы не знаем этого, сэр. Оба соседа исчезли вчера ночью почти одновременно. На два дома много лет работает одна и та же повариха. Собственно, эта немолодая женщина и сообщила сегодня утром в полицию, что ее господа оба исчезли. Вместе с семьями.

— Почему она считает, что они именно исчезли?

— Потому, что они всегда предупреждали ее о своих отъездах. Звонком или запиской. А тут…

— Может, их всех выкрали?

— Вряд ли. Ни одного постороннего следа или отпечатка, кроме следов двоих патрульных полицейских и их машины, прибывших на вызов кухарки. Наши люди проверяют оба дома.

— И что?

— Ничего. Пока ничего, сэр.

— Докладывайте, если что получите. Идите, работайте!

— Да, сэр.

В это же время в Аргентине

Стрелок и его семья

— Хулио, зачем мы приехали в этот мотель? Почему мы так вдруг спешно сорвались с места? Что произошло?

— Дорогая, ничего не произошло. Но может произойти. И поэтому нам надо на время исчезнуть. Мы имели двенадцать лет передышки. Так?

— Так.

— Наш мальчик успел довольно неплохо постигнуть школьные науки, и привыкнуть к окружению, говорящему по-испански. Кроме того, он научился ни с кем не разговаривать на своем великолепном английском, который мы с первых лет его детства сделали нашим домашним секретом. Мы даже сумели благополучно уверить всех в его школе, что ему не дается ни один иностранный язык кроме итальянского.

— Зачем ты все это мне рассказываешь? Я все это знаю…

— Но ты не знаешь, что, не смотря на все, что мы старались сделать и делали эти двенадцать лет, русские нас нашли!

— О, Боже! Ты же говорил, что мы ушли из под их влияния.

— Говорил. От них, видимо, нельзя уйти! И американцы теперь нас ищут, уже который день. Сейчас они, например, обыскивают наш дом и дом нашего соседа.

— А где же сосед?

— По-моему, скрылся на заранее подготовленные запасные позиции.

— А мы что теперь будем делать?

— У нас же тоже ведь есть «запасные аэродромы», и не один. Наш дом на Корфу, например. Дом стоит на горе. Соседям-грекам, сама помнишь, снизу не видно ничего и никого. Садовнику нашему, кроме цветов и деревьев на все наплевать. Он не местный, из Афин. С тех пор как умерла его жена он совершенно перестал общаться с людьми и, как сам мне сказал, давно бы умер от тоски на материке, если бы я не нашел его и не предложил бы ему эту работу на острове. Улетаете завтра утром под новыми именам и теперь с британскими паспортами. Вот ваши два билета. Летите из Чили. До ближайшего чилийского аэропорта вас отвезет на машине мой человек. На Корфу, как ты видела, всегда полно англичан. Значит, наш мальчик сможет наконец-то открыто говорить на моем родном языке! Ты родилась в семье испанского бизнесмена — друга моего умершего папы — в Англии, и оттого твой английский язык с легким испанским акцентом… Ты все помнишь?

— Все.

— Тогда — вперед. А пока у меня еще одна важная встреча. Я теоретически могу вернуться через два-три часа. Если не вернусь, отправляйтесь в Грецию вдвоем, и ждите меня там. Вы ничего не знаете обо мне. Ясно? Может быть, даже лучше для всех нас, если мы будем добираться до Корфу порознь. Летите лучше без меня! Поняла?!

— Я боюсь, Хулио.

— Не паникуй! Ты помнишь, где наши тайники бриллиантов?

— Да.

— Наличных в Греции, в принципе, вполне достаточно. Тайники в Италии, Бельгии и Германии помнишь?

— Да.

— В банки обращайся только в крайнем случае. Наши банковские счета, возможно, уже нашли и начали контролировать.

— Все поняла. Возвращайся, пожалуйста. Мы будем очень ждать! Иди, поцелуй сына.

— Сын, я тебя люблю! Мама все тебе расскажет обо мне и о нас. О том, почему мы переезжаем и почему теперь у нас всех новые имена. Ты уже большой. Помогай маме и… люби своих детей. Пообещай мне это, сынок, любить своих детей, когда они родятся, пожалуйста!

— Папа, почему ты так говоришь? Ты уезжаешь? Мы долго не увидимся?

— Я не знаю, сын. Но я так говорю, потому, что твои будущие дети — это мои внуки. И я хочу, чтобы ты их любил также сильно, как я люблю тебя и маму! Понимаешь?! Обещай и помни всю жизнь об этом нашем разговоре!

— Я обещаю, папа. Я тебя очень люблю, и буду помнить, и ждать тебя!

— Я знаю.

* * *

Вскоре Стрелок зашел во двор своего дома.

— Привет, коллеги! Вы случаем не меня ищите?

— Хэлло! Да, мы ищем Вас! Если Вы и есть тот самый Хулио — хозяин этого дома?

— И зачем же я вам понадобился?

— Вы понадобились не нам, а нашему шефу. Подождите, он сейчас подъедет. А вот и он!

К дому Стрелка подходит глава резидентуры США в Аргентине. Здоровается со Стрелком:

— Хэлло.

— Хэлло, не представляйтесь, я хорошо знаю, кто Вы.

— Прекрасно! Но я не знаю, кто Вы. Я имею ввиду — Ваше настоящее имя.

— А с каких это пор американская разведка интересуется такими простыми бизнесменами, как я?

— С тех пор, как Вы начали собирать досье на людей, имеющих отношение к национальной безопасности нашей страны и национальной безопасности наших стратегических партнеров.

— Включите Ваш диктофон. Пожалуйста.

— Он уже включен.

— Хорошо! Я свой тоже включу, если не возражаете — чтобы наша беседа не затерялась у Вас в архивах Лэнгли.

— У нас ничего никогда не теряется.

— Разве? Ах, да. У Вас, как я знаю, просто списываются в архив не перспективные проекты конкурентов и партнеров. А заодно и обленившиеся агенты иностранных спецслужб, охарактеризованные кем-то из Ваших боссов в Лэнгли, как лентяи и как личности Вашей организации не интересные.

— Вы хорошо информированы.

— По-моему, мы отклонились от темы. Давайте не будем лукавить. Ваша служба узнала о существовании имеющихся у меня досье относительно недавно. Иначе бы Вы давно получили бы и эти досье, и мою голову в придачу. Во всяком случае, попытались бы это сделать.

— На сколько человек Вы имеете досье?

— А почему я должен Вам отвечать?

— Потому, что если Вы не пойдете на сотрудничество с нами, мы сдадим Вас представителями властей Скандинавского Королевства, как убийцу Марго Эрнансен.

— Разве у Вас есть неопровержимые доказательства?

— Есть.

— Я хотел бы с ними ознакомится! Тем не менее, еще до того, как Вы мне покажете, что у Вас есть на меня и беднягу Марго, я хотел бы кое-что уточнить. Позволите?

— Конечно.

— Вы намереваетесь отдать меня скандинавам вместе с компроматом на Ваших граждан, вернее гражданок?

— Так сколько их у Вас?

— Американок?

— Да, американок.

— Достаточно, чтобы разрушить следующую президентскую кампанию любой партии Вашей уважаемой мною державы.

— Не надо признаваться в любви к стране, которая готова Вам, как врагу, оторвать голову. Это не внушает доверия к собеседнику.

— Я, в самом деле, очень лоялен к Вашей стране. А то, что мы до сих пор не сотрудничали, так это скорее — стечение трагических обстоятельств моей жизни, но ни в коем случае не моя вина.

— Тогда зачем Вам этот шпионаж против столпов нашего общества?!

— Вы можете, конечно, не поверить мне, но все это я делаю исключительно в целях обеспечения собственной безопасности. Когда имеешь в банковской ячейке подобный компромат, то службы, типа Вашей, начинают ценить мою жизнь и свободу.

— То есть Вы хотите сказать, что занимаетесь этим уже четырнадцать лет исключительно ради вашей собственной безопасности?!!

— Чуть меньше, чем четырнадцать лет. А параллельно я занимался еще кое-чем, позволившим мне создать некое подобие моей экономической безопасности. Но Вы почти точно информированы о сроках начала моей деятельности. Поздравляю!

— Спасибо. Итак, что Вы хотите в обмен на нашу лояльность к Вашей…м-м-м деятельности?

— Оставьте меня в покое, и ни одно средство массовой информации в мире никогда не увидит эти досье.

— Оставить в покое Вас — то есть Вашу русскую контору? Вы же понимаете, что это невозможно!

— А почему Вы уверены, что моя контора — русская?

— Если честно, то мы не уверены. Но мы считаем, что это вероятно. И предлагаем Вам взаимовыгодное сотрудничество.

— Это попытка вербовки, или мне предлагается сделка?

— А чем, на Ваш взгляд, отличается сделка от вербовки?

— Тем, например, что при совершении сделки и впоследствии, стороны называются партнерами. И меня устраивает только такая форма сотрудничества.

— А Вы не боитесь ставить условия нашей службе?

— Я давно ничего не боюсь.

— Почему?

— Потому, что моя смерть, а следом и публикация досье в прессе и интернете, будут равносильны мировому политическому, а затем, наверняка, и финансовому кризису. Я уверен, что последствия скандалов в благороднейших семействах самых влиятельных стран, которые я могу инициировать…

— Не пытайтесь нас шантажировать! Мы знаем о возможных последствиях. И поэтому, я уполномочен господином Директором вести с Вами эти переговоры. Директор нашей службы ждет отчета о сегодняшней беседе. И Вашего ответа. Хотя бы предварительного.

— Ответ: «Да». Я буду сотрудничать с Вашей спецслужбой. Но, как партнер. И формы сотрудничества я хотел бы обсудить лично с господином Директором.

— Но он не изъявлял желания встречаться с Вами лично!

— Я надеюсь, что он изъявит такое желание. Вы просто скажите ему, что мне есть, что ему рассказать при личной встрече. До свидания!

— Где Вас искать?

— Не надо меня искать. Я сам позвоню Вашему Директору примерно через месяц или два — это зависит не от меня, поймите — на телефон известной ему дамы, во время их очередной милой встречи за пределами США. Скорее всего, на юге Европы.

— Вы играете с огнем! Зачем?! Шантаж людей такого ранга, поверьте, всегда заканчивается плохо.

— Плохо для кого? Для шантажиста? Может быть. Но ведь я, уважаемый коллега, никого не шантажирую! Заметьте это! Не я у Вас, а Вы у меня выпрашиваете эти досье! Не я у Вас, а Вы у меня, готовы за любую цену получить эти документы и имена. Не я, а Вы, Ваша служба, искали меня по всей планете! И вот, к моему сожалению, нашли.

— Да, Вы правы.

— Кстати, все материалы из досье существуют не только в бумажном, но и в электронном виде — в виде скэнов всех документов и фотографий. Почти в каждом досье есть, кроме того, прекрасные видео, которые мои люди сразу после известного события поместят в мировые интернетовские сети.

— Сразу после чего?

— Сразу после того, как станет известно, что мы ни о чем хорошем не договорились. Мне жаль, что Вы меня нашли. Честно!

— Мне тоже. Но ведь это наша работа.

— А это моя жизнь. Безработный разведчик все-таки лучше мертвого разведчика. Кстати, я не русский и… давно даже не разведчик.

— Ой ли?!

— Я же сказал, что мы обсудим эту и прочие темы при встрече с Вашим Директором. И поскольку он слывет человеком в высшей степени гибким и дальновидным, мы постараемся найти решение, устраивающее обе стороны — Вашу службу и меня. Я не имею больше ничего сказать Вам. Извините. И, надеюсь, мы больше с Вами никогда не встретимся.

Два месяца спустя, на побережье Хорватии

Стрелок и Директор американской спецслужбы «случайно» встретились на рынке. Стрелок, стоя возле прилавка с овощами, заговорил по-английски:

— Хэлоу! Я тот человек из Аргентины, звонка которого Вы ожидаете. Я надеюсь, у нас есть несколько минут для разговора. Если да, то попросите, пожалуйста, Вашу девушку погулять по соседнему ряду в пределах видимости. Согласны?

— О Кеу. Что Вы хотите от нас?

— Только того, о чем я уже говорил Вашему человеку в Аргентине. Оставьте меня в покое, и я в знак благодарности передам Вам все американские и часть других материалов, имеющихся в моем распоряжении. Если Вы выполните это мое единственное условие и при этом не передадите меня никакой другой спецслужбе, я никогда не дам ход оставшимся у меня материалам. Ни оригиналам, ни копиям.

— Скажите, Вы оставляете себе копии тех материалов, которые передаете нам?

— А как бы поступили Вы на моем месте?

— Оставил бы.

— Вот и я оставляю. Чтобы Ваша лояльность ко мне базировалась не на пустых словах.

— А где гарантии, что остальные досье и копии, передаваемых нам досье, не уйдут еще к кому-нибудь?

— Гарантировать должны Вы, а не я. Вы заинтересованы гораздо больше меня, чтобы ничто никуда не ушло.

— Хорошо. Я гарантирую Вам, что моя служба не будет больше искать Вас. Про прочих я не знаю, но постараюсь сделать все возможное и невозможное, чтобы они не добрались ни до Вас ни до Ваших досье. Такие гарантии Вас устроят?

— Да.

— Когда состоится передача нам материалов?

— Прямо сейчас. Вот они — все на этом стике. Там же найдете шифр и номер ячейки банка в Нью-Йорке, в котором я недавно положил все оригиналы этих документов.

— Я собрал за эти два месяца кое-что на Вас. Мы могли бы работать вместе. Почему бы Вам не уйти от русских под нашу крышу?

— От русских я, кажется, ушел и ни к кому больше не хочу. К Вам в том числе. Я не хочу, и никогда не хотел работать в разведке. Меня заставили. Все, что я умею и имею, благодаря своей работе с русскими, я уже использовал для того, чтобы получить возможность жить нормальной человеческой жизнью.

— Скажите, почему Вы не попытались сдать Ваших начальников их вышестоящим боссам или нам, например? Неужели Вы, такой талантливый разведчик, не могли найти какой-нибудь другой выход, кроме их физического устранения?

— Сдав их Вам, я фактически начал бы работать на Вас. Сдав их вышестоящим боссам в России, я подписал бы себе смертный приговор. Потому, что я не верю в честных боссов, а если они и есть такие, честные, то в их интересах поскорее убрать меня, как нежелательного свидетеля. Это по правилам, которые во всех разведках одинаковы.

— Последний вопрос. Моя девушка — тоже Ваш человек? (Директор указывает взглядом на свою девушку).

— Нет. Просто я добыл ее телефон для связи с Вами.

— Где?

— Я не раскрываю свои источники информации. Кстати, если у Вас возникнут проблемы со странами, на гражданок которых у меня остались материалы, я сам найдусь и помогу Вам их решить. Возможно.

— Почему возможно? Мы можем очень хорошо отблагодарить за такую работу. И не только деньгами. Вы, надеюсь, догадываетесь о возможностях нашей организации?

— Возможно, потому, что я хочу быть абсолютно уверен в искренности того, что Вы мне сейчас пообещали. Таким способом, однажды, подарив в нужный Вам момент интересующие Вас материалы, я подтвержу, что не имею к Вам претензий.

— А как Вы узнаете об этих странах и о наших проблемах с ними?

— Я не могу ответить Вам на этот вопрос. До свидания и не ищите меня. Если я смогу быть полезен, я сам найдусь…

Стрелок растворился в многоязычной толпе огромного рынка. А Директор, постояв еще некоторое время в задумчивости, махнул рукой своей подруге. Когда она подошла, он ласково потрепал ее по щеке и сказал:

— Как хорошо все закончилось!

— Я не поняла, дорогой, Что закончилось?

— То, о чем тебе не следует знать.

— А зачем ты мне тогда это сказал?

— Не будь занудой. Я ведь тебя люблю именно за то, что ты такая дурочка.

— Раньше ты говорил «добрая дурочка».

— Я и сейчас так говорю.

Модель Алиса, подруга Директора

Эта Модель, которая по совместительству уже несколько лет являлась агентом Стрелка, до сих пор не смогла выйти выгодно замуж. Но зато, как настоящая дурочка, она совершенно не представляла себе, чем занимается ее, найденный с помощью Стрелка любовник — бизнесмен. Номер ее телефона — это то, единственное, что мог себе позволить якобы засветить Стрелок.

На самом деле, все обстояло гораздо хуже, чем мог себе представить господин Директор даже в самых кошмарных снах! И Стрелок еще долго размышлял, хорошо ли он сделал, что не раскрыл всей правды и не отдал американцу досье Модели.

Кстати, в досье у стрелка Модель проходила под сказочным именем Алиса. Может потому, что в страну Зазеркалье она путешествовала так же весело и бесшабашно, как девочка Алиса из детской сказки.

Четыре года назад, Нью-Йорк

Гинекологическая клиника, в кафе

— Вы уверены, Док, что Вы поставили пациентке именно эту спираль?

— Да.

— Вы уверены, что спираль не даст никаких негативных последствий и ее не придется менять, как минимум пять лет?

— Да. Этот тип должен нормально простоять не менее пяти лет.

— Вы уверены, что в случае проблем со здоровьем она придет именно к Вам?

— Я надеюсь. Я сказал ей, что, как и все пациентки, она должна приходить на плановый осмотр каждые полгода.

— И что она сказала?

— Сказала, что хорошо. И обещала приходить.

— Вот Ваши деньги, Док.

— Можно вопрос? А почему Вы уверены, что передатчик, спрятанный в этой спирали никто не сможет обнаружить?

— А потому, что уверен. И я, как частный детектив, не обязан Вам отчитываться, почему именно такой способ слежки за своей дочерью избрал мой богатый клиент.

— Вы не подумайте, что я хочу знать слишком много. Просто среди моих клиентов тоже немало оригиналов, которые готовы любым способом отслеживать половую жизнь своих жен, любовниц и дочерей.

— Ах, вот Вы о чем! О Кей. Найдите меня, если кто-то захочет платить хорошие деньги за такой передатчик.

…Частный детектив, с помощью которого Стрелок поставил спираль с передатчиком новой любовнице Директора, получил за это очень хорошие деньги и обещал никому не рассказывать о странном желании Стрелка — якобы отца девушки. Кстати, отец не оставил детективу никаких координат. Сказал, что если будет необходимость, то он найдется сам.

* * *

Так началось испытание одной из разработок талантливого индийского стипендиата Фонда, сообщившего Стрелку на собеседовании о возможности получать и передавать с помощью изобретенных им умных внутриматочных спиралей не только медицинскую, но и любую другую информацию. Например, записывать и передавать любые разговоры на расстоянии до двадцати метров. Причем передавать, в целях экономии аккумулятора, в назначенное «диспетчером» время, очень быстро — в течение долей секунды. Все остальное время пишущие устройства работают беззвучно, не испуская никаких волн, и их можно обнаружить, только изъяв спираль из организма пациентки и полностью разобрав ее.

Но Стрелка заинтересовало в изобретении индуса даже не это. Оказывается, чип, установленный в спирали, каждый раз, передав информацию «диспетчеру», полностью очищает свою память. В случае несанкционированного вторжения в устройство посторонних с памятью происходит то же самое. Кроме того, пишущие и передающие устройства при постороннем «вторжении» само ликвидируются. «Это чтобы никто не украл мое изобретение,» — пояснил Стрелку индус.

…Когда Стрелок регистрировал на имя Фонда изобретение индуса, заплатив тому полтора миллиона баксов, и вскоре переписывал на свою жену все права производства умных приборов, он прекрасно понимал, какие перспективы сулит производство этих штук в немедицинских целях. Пусть документы полежат пока в сейфе банка, решил Стрелок.

А индус по его заказу уже изобретает прибор, пишущий разговоры с более значительных расстояний и с большим числом функций. Прибор, для которого расстояние до «диспетчера» не имеет никакого значения.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

БАРА

Одиннадцать с половиной лет назад, Прага

Стрелок и Бара

— Здравствуй, Бара!

— Здравствуй, милый! Наконец-то ты приехал. Что у тебя с лицом? Ты сильно изменился за эти три с половиной года, что мы не виделись.

— Некоторые говорят, что я изменился до неузнаваемости.

— Ну, так говорят те, кто ищет портретное сходство. Я вижу, что у тебя переделанное лицо. Но я с сотни метров сразу узнала тебя по походке, по повороту головы, а потом по голосу, когда ты сказал «Здравствуй, Бара!», по интонации…

— Странно. Я старался подойти к этому ресторану незаметно.

— А ты и подошел, можно сказать подкрался, незаметно для всех.

— Для кого это для всех?!

— Не цепляйся к словам, дорогой. Ты же прекрасно понимаешь, что на сегодня ты мой единственный свет в окне. Мне нет смысла не верить тебе. Ты — человек, перевернувший всю мою жизнь!

— Свет в окне — это что-то очень уж русское. Не так ли?

— Да, это типа идол, почти икона, на которую молятся. Знаешь, я совершенствуюсь в русском, благо в университете полно русских преподавателей, а в Праге — готовых всегда поболтать богатых русских бездельниц.

— И бездельников.

— Бездельники — не мой профиль. Меня интересуют деловые люди. Они перспективней. Ты же сам говорил. Но они практически все женаты и загружены делами! Зато их жены и дочки, действительно, умирают от скуки в нашей златой Праге. И они мне очень помогают своей готовностью учить меня языку бесплатно.

— Твой английский стал лучше. Здесь вроде бы, мало англичан.

— Достаточно. Для совершенствования языка достаточно.

— Я им завидую.

— Не надо, дорогой, им завидовать! Детей туманного Альбиона здесь, в Праге, надо жалеть! Они настолько растерялись от прелестей, и постоянной сексуальной готовности местных дам, что, по-моему, уже не в состоянии отличить милых девушек, типа меня, от профессионалок, делающих совершенно такие же минеты, но за деньги.

— Ты не была такой категоричной раньше.

— Раньше я радовалась каждому дню, который прожила! Даже без повода!

— А теперь?

— А теперь я радуюсь каждому дню по причине того, что он приближает меня к намеченной цели. Разве ты забыл, за что ты платишь?

— Плачу не я — а Фонд имени моего умершего друга. И если я не ошибаюсь, то задача Фонда, а значит и его цель — дать способной молодежи из бедных семей получить достойное образование.

— Способной на что?

— Ты же знаешь.

— Нет, я не знаю. За эти годы, с тех пор как перевелась из нашего захолустного университета в Прагу, я встретила много мальчиков и девочек, которые куда более талантливы, чем я. Но их никто не поддерживает. А про твой Фонд, как ты приказал, я никому никогда не рассказывала.

— Я не приказывал. Фонд — не секретная организация. Я просто попросил.

— А я согласилась. Из искреннего уважения к своим спонсорам.

— Послушай, ты, наверное, догадываешься, что я приехал не случайно — наступило время менять твою жизнь. Ты поедешь учиться в Штаты и, возможно, делать там диссертацию по славянским языкам.

— А меня возьмут?

— Твой руководитель диплома и будущей диссертации получит на днях предложение, от которого ни один вменяемый ученый не сможет отказаться.

— А я тут при чем?

— При том, что его приглашают преподавать и вести научную деятельность в Штаты. Ему дают хороший оклад, деньги на научную работу, а, самое главное, разрешают взять с собой одного ассистента. При условии, что тот станет тоже преподавать и заниматься наукой. Просто за существенно меньшие деньги.

— И этой ассистенткой буду я?! У нашего профессора есть выбор.

— У него нет выбора. Люди, представляющие наш Фонд, ставят всего одно условие — его ассистенткой можешь быть только ты.

— А если он взбрыкнет?

— За такие деньги, еще не взбрыкивал никто, и делал все, что просят. Тем более, что работать в Штатах — его мечта.

— Да, он давно хотел распространить свое научное и преподавательское влияние куда-нибудь на Запад.

— Ну, вот и распространит.

— Здорово! Можно я тебя поцелую?!

— Конечно. Пусть лучше думают, что я твой любовник, чем сутенер.

— Много они понимают! Таких сутенеров судьба дарит только самым счастливым девушкам в мире! Ты — прелесть!

— Ладно-ладно. Пойдем, прогуляемся. Нам есть о чем поговорить.

* * *

— Бара, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой в Париже?

— Во время секса или после него?

— После.

— Конечно, помню.

— Ну, вот и повтори, пожалуйста, близко к тексту, все, о чем мы договорились. А я поправлю тебя, если ты что-то забыла или перепутала.

— Хорошо. Ты сказал, что я должна сама, без чьей-либо помощи перевестись из нашего захолустья в Прагу. Дал денег. Приодел. Сфотографировал у настоящего модного фотографа. Потренировал в сексе. Это было чрезвычайно приятно, за что большое тебе спасибо. Мы договорились, что по твоим приказаниям я должна работать, то есть спать, с кем скажут. Если я буду хорошей девочкой, то меня через пару-тройку лет найдет Фонд имени профессора Гонсалеса и поможет не только дотянуть до диплома, но если я не буду дурой, то и до получения ученой степени. Ты сказал, что Фонд имеет возможности направлять своих стипендиатов в любую страну. А мне направление Фонда поможет найти мужа-миллионера, который «случайно» окажется рядом с хорошенькой стипендиаткой. То есть со мной. Неужели ты уже нашел мне кандидата в мужья?!

— Да. Вот его фото, кстати.

— А он мил.

— И очень богат. Одна проблема. Он избалован вниманием местных студенток и преподавательниц. Поэтому нужна приезжая из Европы девушка, якобы не знающая сколько он стоит. В-общем, на мой взгляд, если ты сыграешь сама себя, то твои шансы на успех огромны!

— То есть, я влюбляю его в себя и становлюсь женой миллионера.

— Не просто миллионера. А единственного наследника из очень могущественной семьи.

— А его родители, как это нередко бывает, случайно не имеют по поводу кандидатуры будущей невестки никакого особого мнения?

— В том-то и дело, что имеют! Они ненавидят всех, кто вьется вокруг их семьи из-за денег. Но поскольку так устроена жизнь, то они давно смирились с этим, и решили, что лишь бы сыну нравилась его будущая супруга и они примут ее безо всяких оговорок.

— А как они относятся к славянам?

— У папы дед был русским генералом. А мамины предки происходят из польских шляхтичей. Это же Америка! А не Германия времен нацизма!

— Прекрасно. Когда мы должны ехать?

— Через три месяца. За это время вы с профессором получите приглашения и сделаете визы.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЧУВСТВА

Наши дни, в США

В кабинете Директора спецслужбы

— Мистер Михальский, что Вы мне можете сказать по поводу тех двух досье, которые я Вам передал вчера? Вы успели с ними ознакомиться?

— Да, сэр. Я не спал всю ночь. Я до сих пор не могу опомниться! То досье, которое касается жены моего сына, меня, честно говоря, шокировало!

— Вы про Бару?

— Да, сэр. Это же ангел во плоти! Мой сын в ней души не чает! Я, впрочем, тоже! Я не знаю, как я могу сообщить сыну, что его прелестная супруга и мать моих двоих любимых внуков — агент красных?

— Почему красных? Мы же, вроде бы, свыклись с мыслью, что русские теперь уже не красные.

— Извините, сэр. Я по старой памяти. В конце концов, она — агент тех же самых людей, которые сделали карьеру при красных.

— Вас смущает, что она — агент русских или как Вы говорите, красных? Или Вас смущает, что она вообще оказалась агентом?

— Меня смущает в этой ситуации, как Вы понимаете, все! Само существование этого досье — нонсенс и огромный прокол в нашей работе, сэр.

— В Вашей работе, мистер Михальский. В Вашей! Поскольку мы редко опускаемся до перепроверки обстоятельств личной жизни членов семей столь высокопоставленных офицеров нашей службы, как Вы. Это обижает людей. Разве не так? Тем более, Ваши прежние возможности, еще до того, как Вы стали моим заместителем, позволяли Вам удостовериться в безгрешности Вашего ангела во плоти. Ведь Вы, насколько я помню, проверяли Бару?

— Я проверял, сэр. Она не проходила нигде и никаким образом. Она же была очень хорошо законспирирована. Ее биография вызывала просто умиление — настоящая американская мечта. Этот парень, передавший досье, то ли ее любил, то ли берег именно для такого рода скандалов.

— Скандалов в благороднейших семействах, как мне сказал этот, как Вы выразились, парень, передавая досье, теперь имеющиеся у Вас. Я понял, что он не берег, а создавал биографию Бары. И, видимо, не только ее. Годами. И все эти годы терпеливо ждал момента, когда его очередная девочка-шпион получит шанс занять удобную для него позицию в жизни.

— Думаю так, сэр.

— Но согласитесь, что теперь наши выводы никого особенно не интересуют кроме нас самих. Мы опоздали со своими умозаключениями и аналитическими потугами на десять лет! Он ничего не анализировал. Ничего не собирал. Он создавал мир, некую яйцеклетку, которую внедрит нам, и мы, не заметив подвоха, осеменим его идею во плоти. Как Вы сказали, его ангела во плоти. Это он позволил дважды сделать Вашему любимому сыну.

— Цинично!

— И виртуозно!

— А Вы не пытались пресечь его кипучую деятельность, сэр?

— Нет. И Вам не советую. Потому, что он явно сможет предать огласке все, что передал нам и все, что у него осталось. Если там материалы такого же качества, то не он, а мы, одна из самых могущественных спецслужб мира, вместе с нашими хозяевами, оказались у него на крючке! Нонсенс, конечно! Бред сумасшедшего! Но это еще раз подтверждает, что он — гениальный разведчик!

— А если привлечь его к сотрудничеству с нами?!

— Не сыпьте мне соль на раны, мистер Михальский! Я пытался. И гордился бы таким сотрудником! Однако он и слышать не хочет ни о каком сотрудничестве!! Он создал себе этот гениальный страховой полис из компроматов на жен мировой элиты, сбежал от русских, попался нам, но потребовал нас оставить его в покое в обмен на досье. На американские досье, заметьте! То есть на небольшую часть всего. что он имеет в банковских ячейках.

— А Вы уверены, сэр, что у него больше ничего не осталось на американок?

— Нет, я не уверен. Я был рад, что мы получили хотя бы это, и пообещал не преследовать его. Я склонен думать, что мы работаем и работали с этой категорией дам просто отвратительно! Теперь мы должны сомневаться в каждой из них!

— Вот ведь наказание! Даже если она — уже и так наш агент?!

— Даже. И тем более, если она уже наш агент! Ведь, например, Аманда — девочка из второго досье, полученного Вами от меня, настолько тщательно изучалась нами, что наши коллеги считали возможным ее привлечение к работе с нашей службой.

— Но Вы не утвердили ее кандидатуру, сэр.

— Мне не нравятся девочки с провалами в базах данных, даже если это — сбой компьютера, случайно унесший досье нескольких сотен людей. Впрочем, мужчины с такими провалами в биографии — тем более нежелательны, как агенты и даже просто информаторы.

— Сэр, что Вы прикажете мне теперь делать с супругой моего сына?

— Ничего! Неужели Вы можете себе представить, что я прикажу ликвидировать девушку, ставшую волею судьбы членом одной из семей, правящих миром?! Мне это не по зубам. Ваш тесть, мистер Михальский, не смотря на преклонный возраст, жив! И я уверен, что он не простит никому такого прокола. Даже Вам, даже своему любимому и единственному внуку — вашему сыну! Ну и уж тем более — мне. Кто я для семьи, создавшей на свои деньги атомную бомбу?! Клерк в генеральских погонах, по гроб жизни обязанный блюсти ее интересы.

— Кстати, мой тесть тоже души не чает в Баре! Его это убьет!

— Но сначала он убьет нас с Вами…

— Он может.

— Тем более! Поэтому, расслабьтесь и спрячьте досье на Бару подальше! Это в наших общих интересах. Теперь мы можем только наблюдать и молить Бога, что в обмен на нашу лояльность этот, как вы выразились, парень, будет лоялен к нам и нашей службе.

Кстати, он — не русский и, не красный. И никогда им не был! А его происхождение позволяет мне надеяться, что он сдержит свое обещание. Он произвел на меня впечатление настоящего джентльмена.

— И Вас не смущает, что этот джентльмен залез в постели людей, которые мы должны охранять, как свои.

— Лучше чем свои, мистер Михальский! Лучше! А мы с Вами, наоборот, обосрались. И благодарите Бога, что я питаю к Вам искреннее уважение и никогда не стану без особой нужды выносить это дерьмо на всеобщее обозрение наших коллег и хозяев.

— Да, ситуация, сэр!!Я ценю Ваше решение и обещаю Вам содействие во всем и всегда!

— Спасибо! А я, как Вы знаете, очень ценю помощь Вашей семьи.

— Знаете, когда после Йельского университета я проходил собеседование с Джеком, который, как Вы помните, сидел тогда за Вашим столом, сэр, я был уверен, что поступаю на службу, охраняющую интересы тех, кто правит миром. Я был уверен, что наша служба никогда и никому не позволит ставить нам условия и, тем более, диктовать правила игры.

— Вы правильно думали, мистер Михальский. И продолжайте так думать. Мы все — живые люди. У нас всех, как Вы убедились, бывают заблуждения.

— Сэр, а ведь он влез в святая святых — в наши чувства!

— Хорошие разведчики всегда влезают именно в чувства. Причем настолько нежно, что мы замечаем, что они топчут нашу душу грязными сапогами, когда уже бывает слишком поздно что-либо изменить…М-да. Вы свободны, мистер Михальский.

Наши дни, Греция, остров Корфу

Стрелок и его семья

— Мама-мама, скорее спускайся вниз! Папа вернулся домой!

— Здравствуйте, мои дорогие!

— Ты даже не представляешь, как здорово, что ты так быстро приехал!! Все нормально?

— Да, милая, все нормально.

— Папа, мы с мамой уже начали учить греческий язык. Пока с нашим садовником. Нашли школу, где половина предметов на английском, другая — на греческом. Мне очень понравились там все — и преподаватели и дети!

— Скажи, как ты с ними общался?

— На английском.

— О, дорогой, он прекрасно смог объясниться.

— Папа, я просто по их просьбе говорил медленно. Учитель английского, грек, сказал, что у меня Манчестерский диалект, который он не раз слышал во время путешествий в Великобританию. Еще он сказал, что в школьном театре они ставят Шекспира и для меня найдется большая, возможно, главная роль. Просто не все дети отваживаются говорить длинные тексты на английском.

— И что ты ответил учителю?

— Что я почту за честь принять его предложение играть в пьесе моего великого соотечественника!

— Так и сказал?!

— А как же еще должен говорить английский мальчик?!

— Молодец! Именно так ты и должен говорить.

* * *

Какое счастье, думал я, сидя на веранде своего дома на вершине горы. Веранда выходила в сад. Оливы, персики, туи, хурма и виноградные лозы, обвившие беседку, создавали совершенно неповторимый аромат. Его смешение с запахом плещущегося внизу моря и спавшая к вечеру дневная жара — все это давало ощущение полной оторванности от жестоких реалий жизни. Мой, мальчик, наболтавшись со мной вволю и наскакавшись под вечер у теннисного стола, уснул прямо в кресле, вытянув ноги на диванчик, на котором уютно расположились мы с женой.

— Скажи, дорогой, надолго мы здесь?

— Может быть даже навсегда.

— Ты знаешь, мне здешний климат напоминает климат на побережье океана в Аргентине.

— Может быть. Главное, чтобы все у нас получилось.

— Дорогой, ты теперь не будешь ездить по делам в Штаты и Европу?

— Пока нет. У меня длительный отпуск по болезни. Ты же знаешь! Врачи, сославшись на многовековой опыт лечения англичан именно на острове Корфу, посоветовали мне забросить работу на несколько лет! Как же это здорово!

— И ты, в самом деле, готов это сделать?

— Что сделать? Забросить работу или лечиться от всяких болезней, как это делали в прежние века англичане?

— Ну, ты же понимаешь о чем я!

— Нет, я больше ничего не понимаю. Вернее, не хочу больше ничего понимать.

— Я тоже. Но ты же говорил, что расслабляться нельзя никогда.

— А я и не собираюсь расслабляться, я просто отдыхаю. Я перехожу из режима наступательного в режим наблюдательный. Это же несколько легче!

— Не надоест?

— С вами двоими рядом не надоест. Мы с тобой будем готовить с мальчиком уроки, и играть в настольный теннис. Читать книги и гулять по окрестным рощам и пляжам, и, конечно, купаться в море! Здесь говорят, местные жители купаются до декабря. Мы теперь тоже — местные жители!

— Прекрасно! Я тоже хочу все это делать! Кстати, дорогой, ты помнишь, что у тебя была мечта просыпаться утром от крика петуха и кушать яйца, которые мы соберем от наших курочек прямо во дворе нашего дома?

— Конечно, помню. Ты считаешь, что нам пора завести кур?

— Я уже заказала на рынке десяток кур — несушек местной породы и одного петуха.

— А хватит одного?

— Сказали, что пока хватит, а потом видно будет.

— Так им надо соорудить курятник?

— Вот этим вы завтра с мальчиком и займетесь. Инструменты он уже все купил. Доски и прочее привезут завтра вместе с птицами. Мальчик вообще-то собирался строить курятник вместе с садовником и удивить тебя, когда ты вернешься.

— Я и так удивлен, как вы бурно начали жизнь на новом месте! Всего-то неделю, как приехали. Кстати, сколько дней осталось до начала занятий в школе?

— Почти неделя. Успеете все построить.

— Как мальчику наши новые роли и наша новая жизнь?

— Он, по-моему, в диком восторге! Он воспринимает эти перемены в нашей жизни, как приключение.

— Ну, и здорово! Давай, я отнесу его на кровать. И мы пойдем спать.

— Давай. Еще я хотела весь день тебе сказать, что я тебя люблю.

— Я тебя тоже.

— Ты не дослушал. И у нас будет второй ребенок.

— Мальчик или девочка?

— Еще рано об этом говорить. Я на втором месяце.

— Хорошо! А ты спрашиваешь, чем мы будем на этом острове заниматься?! Все само определилось. Мы будем наслаждаться жизнью!

— Будем!!

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

СТАРЫЙ БУХГАЛТЕР

Наши дни, Россия, Сибирь

В кабинете генерала русской спецслужбы

— Здравия желаю, товарищ генерал. Спасибо, что нашли время принять меня лично.

— Здравствуйте! Честно говоря, Евгений Леонидович, со временем у меня всегда туго. Но для наших ветеранов мы обязаны время находить. Кстати, Вы сказали моему помощнику, что хотите встретиться со мной по служебному вопросу. Итак, я Вас внимательно слушаю.

— Как Вы знаете, я на пенсии уже двенадцатый год. Живу очень бедно. Если учесть, что здоровье шалит и приходится тратиться на лекарства, то честно скажу, что нередко по полмесяца до следующей пенсии почти голодаем с женой. Она, кстати, тоже из наших — просто звание у нее пониже было.

— Я знаю биографию членов Вашей семьи. Вы оба с супругой состояли в штате нашей бухгалтерии.

— Верно. Только я — в спец секторе.

— Это в том, который по валютным операциям в особо крупных размерах?

— Именно так.

— И что же Вы столько лет имели в голове, но не могли сообщить? Я полагаю, что Вы хотите поделиться со мной какой-то информацией о делах, как говорится, давно минувших дней. Так?

— Правильно понимаете. Прямо перед пенсией я открыл несколько номерных счетов в Швеции и Швейцарии на общую сумму более двадцати миллионов американских долларов.

— Первый раз слышу об этом.

— А об этом кроме меня знал только один человек — наш с Вами тогдашний начальник.

— И почему же Вы решили теперь сообщить об этих деньгах мне?

— Потому, что наш генерал недавно убит. Именно убит, а не трагически погиб, как написали в заметке в одной из газет.

— А почему Вы так считаете?

— Я в этом просто уверен. Я прекрасно помню, с какими предосторожностями, и в режиме какой строжайшей секретности я развозил эти деньги наличными по заграничным банкам. Это просто чудо, что я до сих пор жив и меня не устранили, как свидетеля. У нас, знаете ли, за такое знание могут и того. Мне кажется, что меня просто берегли для какого-то дела. Этой надеждой и жил все эти голодные годы.

— Давайте без таинственности. Для какого дела Вас берегли?

— Я же говорю, не знаю. Мне так кажется.

— И какую личную выгоду Вы хотите получить, рассказав мне про эти миллионы.

— А это уж, насколько у Вас, совести хватит, товарищ генерал. Вы тогда майором были, карьера, можно сказать, только начиналась. А я уже знал, что мой потолок — подполковник. Вот и готовился на пенсию.

— Каким образом Вы готовились?

— Я ежедневно, а иногда и дважды в день, как молитвы, повторял номера этих счетов наизусть. Молиться, кстати, тоже не забывал. Бог, он милостив…

— Извините, но я перебью Вас. Все двенадцать лет Вы повторяли номера счетов наизусть, но никому об этом не рассказали?!

— Да.

— Даже Вашей жене?!

— Ей — тем более. Женщина — одно слово. Не выдержит, узнав про такие большие деньги. Разволнуется…

— Понятно. А сколько их было — счетов?

— Пять. Я уверен, что они существуют по сей день. Хотя их могли переименовать или просто снять деньги с них. Это надо проверять.

— Почему Вы считаете, что я смогу поделиться с Вами этими деньгами, а не отдам их на те нужды, для которых они и предназначались?

— А потому, товарищ генерал, что никаких нужд не было!

— Как это? Ухнули такие деньги просто так, бесцельно?!

— Именно. Их явно собирались украсть. Вернее увести под видом какой-нибудь специальной операции. Я не знаю нюансы договоренности погибшего генерала с самым большим тогдашним начальством нашей организации. Но зато мне известно, где, каких и сколько бумаг должно оставаться после каждой такой операции с наличной валютой! Тем более со столь значительными суммами.

— Так сколько бумаг должно оставаться?

— А Вы откройте инструкции того времени, полистайте отчетность.

— И что? Вы без загадок — проще излагайте, пожалуйста, раз уж мы встретились.

— Я и так без загадок. Я вам предлагаю попытаться найти в спец секторе бухгалтерии хоть какой-нибудь след тех денег. Хотя я уверен, что ничего Вы там не найдете.

— Значит, это была какая-то особая операция.

— Была, конечно. Только и для особых операций с валютой тоже есть свои инструкции. А в данном случае мне был приказ концов не оставлять и инструкциям не следовать. Понимаете?

— Понимаю. Только у меня возникает, слушая Вас, один вопрос: А почему же Вы, зная, что происходит воровство, никому не доложили?

— Чтобы сыграть в ящик? Да и кому я, по-вашему, должен был пожаловаться — тому, кто разрешил нашему генералу возить чемоданы с наличной валютой? Или президенту России? А если генерал как раз и выполнял приказ кого-то из этих высокопоставленных товарищей?

— Да-а-а. Вам не позавидуешь. А почему Вы теперь не боитесь мне об этом рассказывать?

— Да потому, что всех участников операции больше нет в живых — как явных, так и тех, кто, возможно, отдал приказ на ее выполнение. За исключением двоих.

— Почему двоих? С Вами еще кто-то был, когда Вы чемоданы в банки развозили?

— Нет. Со мной никого не было. Но я догадался, что за деньгами в банки придет какой-то человек. Скорее всего, из наших, и нам с Вами, товарищ генерал, лично знакомый.

— Кто?

— У меня нет абсолютной уверенности. Но я полагаю, что это кто-то из наших нелегалов, связь с которым прервалась примерно в то же время. То есть двенадцать лет назад.

— А почему связь должна быть прервана?

— Я, извините, сужу как финансовый работник. Слишком много денег единовременно тратилось, чтобы продолжать финансирование впредь.

— То есть Вы считаете, что, получив эти суммы, наш человек должен был залечь на дно.

— Точно. Иначе я открывал бы эти счета совершенно другим образом. И, по меньшей мере, двое, кроме убитого генерала и меня, знали бы о судьбе денег. А на деле, как я понял, не знает никто.

— А Вы? Вы же знаете!

— Я не знаю. Я догадываюсь или предполагаю. От голода, знаете ли, иногда голова проясняется.

— А что, если Вы сгущаете краски, и при проверке окажется, что деньги целы и связь с товарищем, которому они предназначались, не потеряна?

— А Вы проверьте. Я же сказал, что я лишь предполагаю.

— Хорошо. Я Вас, возможно, найду.

— Чтобы отблагодарить?

— Возможно и так. Кстати, Вы, Евгений Леонидович, сказали, что открытые Вами номерные счета в банках Швейцарии и Швеции могли быть переименованы…

— Или даже закрыты после снятия всех денег.

— Да. А как, на Ваш взгляд, можно выйти на следы этих денег?

— Нет ничего проще! Если, конечно, найти способ проникнуть в банковскую отчетность. Там все, как на ладони: когда положили, куда переводили или сколько снимали. Там же есть вся информации, если счетам поменяли номера. Самый тяжелый случай — наличка.

— То есть, если деньги сняли наличными?

— Да. Но и там возможны варианты.

— Например?

— Банк, скорее всего, выдавал по собственной инициативе все эти суммы новыми банкнотами одной или нескольких серий. В этом случае вполне можно попытаться отследить появление или оборот значительного количества купюр из тех серий в какой-нибудь точке планеты.

— А если клиент, получая деньги, попросил банк не давать ему новые купюры? А если он вообще не тратил эти деньги? А взял, и просто перевез или даже перенес пешком их из одного банковского сейфа в другой? Там же на одной площади по три банка!

— Тогда шансы обнаружить нашего миллионера смехотворно малы, товарищ генерал. Хотя, что-то мне не верится, что наши люди способны долго не касаться таких сумм. По причинам чисто житейским — кушать-то всем надо!

— А если он кушает на доходы от инвестирования этих денег? Или имеет другие источники доходов?

— Он. Вы сказали «он»? Значит, вы что-то знаете?

— Я сказал «он», потому что, если следовать Вашей версии о нашем богатеньком нелегале, связь с которым потеряна двенадцать лет назад, то таких не так уж и много.

— Ну, вот и займитесь их поиском… извините, товарищ генерал. Невольно вырвалось.

— Неужели Вы думаете, Евгений Леонидович, что никто таких людей не ищет без Ваших на то сигналов и указаний?!

— Думаю, что ищут. Но я уверен, что, зная о суммах, которыми, возможно, владеет наш товарищ, можно вести поиск более что ли… целеустремленно и настойчиво.

— Спасибо за Ваш визит и за Вашу в высшей степени интересную информацию. До свидания. Да, кстати, не надо никому рассказывать о нашем разговоре. Это в Ваших интересах.

— То есть мне в случае успеха все-таки можно ожидать премию?

— Можно.

— А счета Вам надо написать?

— Да, конечно. В соседней комнате Вы получите у моего помощника все необходимое…

— Извините, товарищ генерал. Но, исходя исключительно из соображений секретности и моей личной безопасности, я напишу Вам сегодня, прямо за этим столом только один счет из пяти.

— А когда же я узнаю про остальные?

— Сразу же после того, как я получу премию за обнаружение этих денег.

— В каком размере Вы хотите премию?

— Я давно ждал этого вопроса. Десять процентов. Наличными.

— То есть…

— То есть вот с этого счета, если он вдруг, не окажется пуст, я хотел бы получить триста тысяч долларов США.

— А если счет окажется пуст?

— Тогда Вы, товарищ генерал, получите от меня второй счет.

— А если и второй тоже окажется пуст?

— Тогда я, скорее всего, подумаю, не обратится ли мне в другую организацию, умеющую искать деньги, перекинутые на другие банковские счета или в другие сейфы…

— Вам не кажется, что не следует в таком тоне разговаривать со мной?

— А Вам, товарищ генерал, не кажется, что если я все Вам выложу, то не получу ничего?

— Почему?

— Потому, что таковы правила, товарищ генерал. Правила всех организаций, похожих на нашу! И я знаю эти проклятые правила, к сожалению, лучше Вас. Я знаю, сколько моих товарищей поплатились жизнью за наивность и слепое подчинение приказам начальства.

— Я Вам не начальник. Вы — пенсионер.

— Тем более. Я могу сотрудничать с Вашей организацией по мере своих пенсионерских сил. Сегодня, товарищ генерал, я вспомнил, именно вспомнил, только один счет. Когда я смогу вспомнить следующий, и смогу ли вообще это сделать — зависит от Вас.

— А к каким организациям Вы намерены обратиться?

— Пока ни к каким.

— В общем, Евгений Леонидович, Вы, как я вижу, полагаете, что последнее слово сегодня все-таки остается за Вами?

— А за кем же еще? Ведь это я, а не Вы принес информацию, которая заставила Вас перенести важное совещание и сидеть, слушая бред старика.

— Вы — не старик и Ваш рассказ, Евгений Леонидович, совсем не похож на бред.

— Надеюсь, что вы говорите это искренне. Кстати, вот Вам все реквизиты этого банковского счета. На него лично мной было положено три миллиона американских долларов. Вся сумма была передана банку стодолларовыми купюрами. Дату операции и даже имя сотрудника банка я тоже написал.

Неделю спустя, Германия, Берлин

Стрелок и Хакер

На той же скамейке, вечером, в берлинском не престижном районе Марцан.

— Что случилось, Петя?

— Пока ничего.

— Здрасьте! Ты же передал мне сигнал о необходимости экстренной встречи.

— Передал. Поскольку, Вы сами говорили, что экстренная встреча назначается, если кто-то или что-то угрожает нашей с Вами безопасности, нашим финансовым интересам или пытается влезть в нашу в Вами работу.

— И что?

— Вы прекрасно знаете все банки, в которых открывали мне счета. И велели наблюдать за компьютерной безопасностью этих банков. В целях моей же собственной безопасности. Есть новости, которые меня не радуют. Кто-то влез в базу данных одного из банков.

— Когда?

— Позавчера.

— Чем интересуется?

— Пока интерес проявлен всего лишь к одному счету. Вот он на листке в обратной последовательности записан и разбавлен, как вы учили буквами и мусорными цифрами.

— И что тебя насторожило?

— То, что по почерку — это кто-то из русских хакеров. Я своих за версту чую! Во-вторых, у него есть заказ или очень много информации об этом счете. Например, он зашел сразу же на страницу в банковской отчетности именно того дня, когда счет был открыт. На счет было положено три миллиона зеленых стодолларовыми купюрами. Все это, и даже имя сотрудника банка, открывшего счет, хакер знал заранее. Затем он нашел новый номер этого счета, дату изменения этого номера, и забрал все данные об операциях по счету. Затем он выбрал все счета, открытые в один и тот же день и переименованные одновременно с этим. Пытался искать информацию о владельцах. Но она анонимна. Мне не нравится такая активность! Они так и до нас доберутся!

— Это они…

— Кто — они?

— Мои коллеги. И счет этот мой, Петя! И другие счета, возможно, мои. Они ищут и уже почти нашли меня! Только я не понимаю, почему они этого не сделали раньше?! Может, ты не заметил?!

— Я слежу за банками, где мои собственные счета, лучше, чем их собственные службы безопасности. Извините за каламбур — не хотел. Так вот, слежу я за всем их хозяйством очень добросовестно! Поскольку там мои деньги. Мне не нужны проблемы ни с Интерполом, ни с хакерами — любителями.

— Почему же ты решил, что это любитель вторгся на территорию нашего банка?

— Не обязательно любитель, но почти наверняка начинающий или просто очень наглый парень. По крайней мере, в этих банках и вообще в банках за те двенадцать лет, что отслеживаю ситуацию, я не встречал этого почерка. Он оставляет многовато следов для человека, который собирается жить долго и счастливо.

— Почему?

— Я же говорю, этот парень — начинающий или наглец! Есть, правда, еще одна версия.

— Какая?

— Нас хотят с его помощью напугать и поэтому ведут себя будто слон в посудной лавке. Размашисто и нахраписто! Ждут, видимо, что мы, испугавшись, начнем делать резкие движения — например, снимать или переводить деньги, светить другие счета — и тут они нас вычислят. У них прежде явно не было этой исходной информации, с которой хакер залез в базу. Выходит, что-то изменилось в раскладе сил у Ваших коллег…

— Изменилось. Там новый начальник пришел.

— Но он, надо сказать, ведет себя не особенно осторожно.

— А у него такой стиль. Быстрота и натиск! Как у деда-кавалериста!

— То есть, он наглый?

— Скорее не осторожный, и чем-то очень обеспокоенный. Например, тем, что он чего-то важного не знает. Хотя должен знать по должности, на которую заступил.

— Так давайте поможем ему укрепиться в его беспокойстве и заставим делать еще более неосторожные шаги.

— Как? И зачем?

— А я для начала угроблю комп этому их наемному или штатному хакеру. Причем, сделаю это так жестоко и грубо, чтобы он сразу догадался, что следующая его попытка залезть в эти банковские базы данных может закончится его реальной, а не виртуальной смертью. Он испугается, если конечно не полный отморозок. Откажется работать на Вашего коллегу. Сообщит тому, что боится.

— А если они не испугаются?

— Скорее всего, так оно и будет. Придется Вам тогда его и правда того…

— Ты уверен, что нет других путей?

— Уверен. Он талантлив и пока не опытен. Если дать ему время набраться опыта, мы перестанем доминировать на мировом информационном рынке. Я имею в виду нелегальное получение информации и нелегальную, несанкционированную владельцами, защиту интересующей нас информации. Мы с Вами дозируем мировое воровство интересующей нас информации. Со временем, это превратится в большой бизнес или надежный способ защиты себя от них всех.

— Уже превратилось.

— Вот видите! Ваша школа!

— А ты не слишком стал кровожадным?

— Нет. Это жизнь такой стала. Нам не нужны конкуренты. Надеюсь, что Вы это понимаете.

— Понимаю. Ладно. Удачи! И сразу сообщай, если парень не поймет твою угрозу. Кстати, почему ты думаешь, что это парень, а не девушка.

— Пока я лишь предполагаю. По почерку. Адрес его Вам нужен?

— Да. И адрес и фото. И все досье.

* * *

Что же это за жизнь такая сволочная?! Хакер Петя, добрейший из людей, которых я вообще когда-либо знал в своей жизни, жаждет крови! А что если мне пригодится этот русский хакер? Хотя, он уже под колпаком у конторы. Засвечен. Это смертный приговор. Скорее всего, ему. Или нам с Петей?! Нет уж, дудки!

Мы с Петей не для того из полной грязи вылезли и скромно живем, не высовываясь херову тучу лет!!! Особенно он! Я хоть в бизнесмены играю средней руки. А он? Человек, у которого больше тридцати миллионов долларов собственных, никем не учтенных денег, снимает квартирку стоимостью пятьсот евро в месяц в районе для неудачников и эмигрантов и работает там же скромным школьным учителем математики. И умудряется слыть компьютерным дилетантом. По крайней мере, среди тех, кто что-то понимает. Он же артист! И, правда, моя школа!

Нужны ли нам другие компаньоны? А враги? Ответ: нет! Нет и нет! Значит, надо готовиться к поездке в Россию. Как мне все это надоело! — сказал палач снимая чехол с топора. Ну и юмор у тебя, Стрелок. Ты не стал ли садистом — беспредельщиком за эти годы автономного плаванья? А, может, и стал. У врачей светиться опасно. Будем заниматься самоанализом и самолечением. Что за жизнь?!

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

НОВЫЕ УСЛОВИЯ СДЕЛКИ

Наши дни, где-то на побережье Хорватии

Стрелок и Директор спецслужбы США

— Извините, если я Вас побеспокою, сэр, Ваша охрана не устроит стрельбу?

— Хэлло! Нет. Не бойтесь. Я уже отослал охрану. До того, как появились Вы. Мы с девушкой остались вдвоем. Вот уж не ожидал Вас увидеть снова и, тем более, опять здесь…Дорогая, оставь нас, пожалуйста, с твоим знакомым… как ты его называешь… кажется, Хулио? Впрочем, да это и не суть важно. Погуляй поблизости — в пределах видимости. Если что, знаешь, что надо делать?

— Да, милый.

— Извините, что я без предупреждения, сэр, но мой сегодняшний разговор не терпит отлагательства.

— Кстати, мы честно выполнили свое обещание оставить Вас, Хулио, в покое и не передавать никаким другим фирмам, подобным нашей.

— Я ценю это и очень благодарен Вам. Кстати, в знак благодарности, как и обещал при последней нашей встрече, я помог Вам в той стране, где у Вашей резидентуры загорелась недавно земля под ногами…

— Да, спасибо. Я понял, что убийственный компромат на первую леди нашего противника мы получили тогда именно от Вас. Нам это очень помогло в дальнейшем общении с ее супругом и его товарищами по правящей коалиции. У Вас, Хулио, изумительная коллекция мерзавок в овечьих и ангельских обличьях! Даже мы можем позавидовать!

— Ну, не скромничайте. Некоторые из Ваших девушек блистали бы и в моей коллекции!! Но я не беру девушек, замеченных в сотрудничестве со спецслужбами и вообще с кем-нибудь, кроме меня.

— Этим и ценны Ваши досье! Хорошо. Что же Вы хотите от нас теперь?

— Я согласен сотрудничать, сэр. Если Вам это по-прежнему интересно.

— Конечно, интересно! На каких условиях?

— На взаимовыгодных.

— Так Вы же, Хулио, весьма состоятельный человек.

— Не более состоятельный, чем Вы, сэр. Так вот, я хочу быть полезен в обмен на услуги Вашей организации. Это Вам интересно?

— Моей службе, да. Но Вы, возможно, еще не знаете, что я скоро уйду на пенсию по состоянию здоровья…

— Со здоровьем у Вас, по моим сведениям, все более-менее хорошо.

— Вы слишком хорошо информированный человек, Хулио, чтобы быть нашим врагом.

— А я им и не был. Никогда! Я очень люблю людей и жизнь, поверьте!

— Особенно Вы любили тех несчастных русских генералов и офицеров, которые погибли Вашими стараниями?!

— Они погибли, поскольку их работа и жадность привели их на тропу войны со мной — самым мирным разведчиком современности!

— Вы сами-то верите в свои слова?

— Верю!

— Хорошо! Что Вы мне предлагаете и что ожидаете взамен?

— Я предлагаю Вам еще около десятка роскошных досье на не менее роскошных женщин, вышедших замуж за известных Вам влиятельных людей в восьми странах. А затем — каждый год минимум по одному новому досье.

— Такого же качества?!

— Да. Качество компромата у меня всегда одинаковое. Такой у меня бизнес. Иначе бы Вы, сэр, со мной здесь не разговаривали, как с партнером, а давно надели бы на меня наручники. В обмен я хочу, чтобы меня и мою семью теперь охраняли Ваши люди.

— То есть только безопасность или что-то еще?

— Только безопасность.

— От кого?

— От русских. Ну, и от прочих, кто проявит ко мне или моей семье интерес.

— Но русские же уже погибли!

— Не все! Россия — огромная страна, сэр, и всех русских, надеюсь, не удастся убить никому! Особенно, такому мирному человеку, как я.

— Вы что-то очень тепло говорите о тех, кто, судя по всему, решил все-таки отнять Вашу жизнь.

— Я к ним, как и к Вам, американцам, очень неплохо отношусь. But life is life! (Но жизнь — есть жизнь! — англ., прим. автора).

— Вы предпочитаете по-прежнему работать со мной и моими контактами в нашей службе или Вы считаете, что я должен Вас передать моему преемнику?

— Не надо меня никому передавать! У меня на преемников аллергия!

— Как у вас в России говорят? Старый конь борозды не испортит.

— А Вы, сэр, разве старый?

— А Вы, Хулио, разве общаетесь с моей девочкой, после того как свели ее со мной?

— Нет, я не общаюсь с ней, сэр. Я обещал Вам и я, в самом деле, обещал ей подыскать выгодную партию за деньги. Как и всем моим нынешним девочкам. Но лучше Вас пока не нашел.

— Я, кстати, хотел поблагодарить Вас за то, что Вам пришло в голову познакомить ее со мной. Она очень хороший, искренний человек, я ее люблю, хотя постоянно подозреваю в работе на Вас…

— А что ж тогда не гоните?

— Я же сказал — люблю ее! А состояние подозрительности ко всем и ко всему — это мое нормальное рабочее состояние, в котором я, как старый конь в сбруе, привычно себя чувствую уже скоро сорок лет. К тому же у меня нет никаких доказательств, что Вы слушаете ее телефон или общаетесь с ней. Как, кстати, Вы меня нашли на этом побережье? Как вы оказались на этом рынке в момент моего прибытия?!

— Уж не боитесь ли Вы меня, сэр? Такой могущественный человек, как Вы, не должен бояться меня — авантюриста-одиночку.

— Я давно никого и почти ничего не боюсь. Знаете, что меня пугает в жизни теперь?

— Что же?

— Я боюсь, что у меня однажды не встанет член при близости с такой изумительной девушкой!

— Вы это серьезно?

— Более чем серьезно. Я откровенен с Вами настолько, насколько можно быть откровенным только с самим собой.

— Отчего же такая честь?

— Я хочу, Хулио, очень хочу узнать, как Вы меня вычисляете?! Я же не-до-ся-га-ем. У Вас какая-то новая технология слежения? Ей уже владеют Ваши русские коллеги или кто-нибудь еще?

— Ей пока владею только я и, надеюсь, что никто не получит ее ни на каких условиях.

— Не зарекайтесь. Зарекалась свинья в грязь не лезть. Знаете, кстати, такую русскую поговорку?

— Нет. Представьте себе, не знаю. Мои родители хорошо ругались матом в минуты огорчения. Но не любили такого грубого фольклора, который откуда-то знаете Вы, сэр.

Им нравилась пословица про локоть, который хоть и близок, но не укусишь его. Они мне ее всегда напоминали, когда я уезжал за границу и обязан был вернуться, когда прикажут.

— А моя няня была русская. Правда, из князей. Но русская. Настоящая русская барышня, которую мои довольно богатые родители присмотрели в церкви.

— Ваши родители ходили в русскую православную церковь?

— Да, в Нью-Йорке. Мои предки были русские, которых достали большевики.

— Значит, мы с Вами товарищи по несчастью, сэр?

— В какой-то мере. Большевики повлияли на наши судьбы. Поэтому я и рад встрече с Вами, Хулио. Мы, кстати, пока не нашли Ваше настоящее имя. Вернее, мы не уверены, что нашли именно его. Вас ведь зовут Энтони Александер Робертс? В России, по паспорту, Вас звали Антон Александрович Роберцов? Это и есть Ваше имя?

— Вы хорошо работаете, сэр! И просто прекрасно говорите на русском! Только не надо Вашим людям давать эту информацию обо мне, пожалуйста. Имя Хулио мне давно стало более привычно.

Вечер тех же суток, остров Корфу

Стрелок и его супруга

— Дорогой, у тебя хорошие новости? Ты прямо весь сияешь!

— Да, я довольно удачно провел встречу в Хорватии. Нас теперь будут охранять от наших соотечественников. Ну, и от прочих. Если таковые найдутся.

— Ты все-таки продался американцам?!

— Еще скажи, что я изменил Родине.

— Да я же иронизирую, дорогой!

— Я — тоже. Как сын?

— Ждал тебя весь день, но уснул. Играли в шахматы, читали с ним Сервантеса и Шекспира. Вечером поплавал в бассейне. Знаешь, что он отмочил сегодня?

— Что же?

— Он подкрался утром, когда я готовила завтрак и шепотом, на чистейшем русском сказал мне на ухо: «Мама я не хочу кашу. Я хочу яйца всмятку с ветчиной».

— Так и сказал? Откуда это?

— Я спросила. Он сказал, что он много смотрел фильмов по Интернету и нас часто подслушивал, когда мы обсуждали неосторожно русскую проблематику вечерами.

— Так это же было редко!

— А ему хватило. Он, как и ты, талантлив. Он знает, что его родина — Россия и нам придется смириться с желанием подростка знать язык своей родины.

— Не помешает! Ладно, дорогая, а как поживает наш мальчик в твоем животе?

— Бьет меня ножкой по печени, а ручкой куда-то еще. Особенно, когда голоден.

— Ты уверена, что будешь рожать на острове? Может, все-таки, на материк, в ту хорошую клинику в Афинах?!

— Я тоже думаю, что лучше все же на материк.

— Когда отправляемся?

— Через пару недель. Тем более, мы обещали старшему показать наконец-то Афины. Надо совместить эти две важных цели.

— Спокойной ночи, дорогая. Я выпью немного, подышу воздухом на веранде, подумаю.

— Спокойной ночи.

* * *

— Ну, что винтик, возомнивший, что он сможет самостоятельно прожить без машины, в которую его поместили с детства — получил по зубам?! Наливай! Не ты ли себя четырнадцать лет назад возомнил даже не винтиком — золотой микросхемой?! Идиот ты самонадеянный! Кстати, я, и правда, с самого начала предполагал, что русские меня найдут, и потому постарался даже их деньги сохранить на случай крупных разборок. Но шанс получить пулю все равно велик!

Я мечтал о покое. А где у нас, винтиков, покой? На свалке. Да и то, лишь до тех пор, пока вместе с другим металлоломом нас не отправят на переплавку в печь! А если сильно повезет и окажется, что винтик еще пригоден для другой подобной машины, то с ним происходит то, что произошло сегодня со мной на хорватском прибрежном рынке — их покупают с потрохами другие машины, пожирающие таких, как я пачками!

Нарежу-ка я себе огурцов соленых, колбасы. Водочки налью. Вот ведь не люблю я мою неприкаянную Родину, а все делаю так, как там привык. И даже мои прогулки с родителями по осеннему лесу по грибы и по ягоды мне недавно приснились. Мама приснилась. Живая и молодая. А мне во сне, наверное, лет пятнадцать.

* * *

О, ужас! Я вдруг понял, что мне нисколько не жаль тех, кого я убил. И я даже не сомневаюсь, что сумею еще уничтожить столько врагов, сколько успею. Неужели я сошел с ума?! Откуда столько злости?!

Наверное, я зол на жизнь, в которой мне не особенно повезло — я с юности попал не в самую удачную тусовку. А эти люди — просто олицетворение моих жизненных неудач. И я уничтожаю связи с моими неудачами, при этом освобождаясь от них таким вот жестоким образом.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ТАЛАНТЛИВЫЙ ИНДУС

Наши дни, Ватикан, площадь, полная туристов

Стрелок и Индус

— Хэлло! Вы прекрасно выглядите в тюрбане, Хулио.

— Хелло, Радж! Ну, не мог же я явиться сюда в сари! Я совершенно не представляю, как их носят.

— Я, честно говоря, тоже. Это же женская одежда…

— Погуляем по площади?

— Погуляем.

— Скажите, Радж, Вы догадывались, что за Вашим изобретением начнется охота?

— За каким из моих изобретений? Вы имеете в виду, наверное, то, все права на которое Вы купили?

— Не только купил, но, кстати, оставил за Вами права технического и технологического надзора за производством и эксплуатацией первых партий товара.

— За это я, как автор, Вам искренне благодарен. Да, Хулио, я предполагал, что мое изобретение может вызвать нездоровый ажиотаж. Кто Вами заинтересовался — спецслужбы или фармацевтические компании?

— Пока, вроде, спецслужбы. Я не сомневаюсь, что будет скоро проявлен интерес и к Вам, Радж. Как только они докопаются до имени автора.

— Пусть ищут. У них такая работа.

— Радж, мы с Вами еще только готовимся начать серийное производство. Мы выпустили всего-то пару десятков внутриматочных спиралек по Вашей технологии. Мы установили лишь половину из них пациенткам. А уже начался пристальный интерес. Меня прямо в лоб спросил на днях один разведчик с большой буквы, кто, кроме меня уже обладает моими технологиями слежения?

— Что же Вы ему ответили?

— Я сказал правду. Что пока никто. Но это — уже начало охоты. Эти ребята не любят, когда их вопросы остаются без ответов. Поверьте, я знаю, что говорю.

— А разве Вы сам не из спецслужбы?

— Извините, Радж, но когда Вы продавали права на производство своего прибора, Вас вообще не интересовало, кто я. А теперь почему интересует?

— Когда Вы, Хулио, покупали права на производство моего прибора, меня вообще интересовали только деньги, без которых я не мог продолжить свои исследования. К тому же Вы сами сказали про спецслужбы.

— Я хочу, чтобы Вы меня не причисляли ни к одной секретной службе. Договорились?!

— Это Ваше дело, Хулио. Я, конечно, опасаюсь за свою жизнь, но мне кажется, что живой я намного полезней всем. Разве не так?

— Я тоже так считаю. Просто я, кажется, выдал свое умение находить кого угодно и где угодно с помощью одной из Ваших волшебных спиралек. И, кажется, попал на крючок американцев.

— Вас расспрашивал тот, кто контачит с нашей пациенткой?

— Да.

— Он знает техническую или физиологическую суть?

— Меня успокаивает, что он пока ничего не знает. Просто его обеспокоило то, что я легко получаю информацию, считающуюся в их фирме абсолютно защищенной и недосягаемой.

— Так у американцев, выходит, пока лишь догадки! Не переживайте. Они не скоро дойдут до сути.

— Вы уверены?!

— Совершенно убежден.

— Скажите мне, Радж, как дилетанту в такой технике — зачем им искать Вас и Ваше изобретение? Не проще ли нанять других ученых? Это ведь просто оригинальная прослушка? Или маячок — если в самом простейшем виде. Ну, может, с довольно остроумным расположением микрофона? Так?

— Нет, не так? Вы купли у меня, даже не поняв, что приобрели не изобретение — а открытие. Мои спирали, вернее их волшебная «начинка» — новое слово в технике! Не только в медицинской! Поэтому спецслужбы всего мира скоро наперегонки будут вести охоту, сами еще того не понимая, не за новыми технологиями слежки, а за новыми технологиями коммуникации.

— В чем разница?

— В принципе. Мой прибор — не шпионская техника! Вернее, использование спиралек для слежки и прослушивания разговоров — лишь один из способов задействовать возможности моего прибора. Это не радио, не телевиденье. Не Интернет. Это вообще не волны в общепринятом смысле! Я научился использовать принцип, который пока на практике не применялся никем! Открыл этот принцип сотню лет назад Никола Тесла — гениальный серб, понимавший в энергетике и электричестве не меньше знаменитого Эдисона.

— Говорите проще, Радж, ведь я не физик. В отличие от Вас, человека с медицинским и инженерным дипломами.

— Хорошо. Начиная свои исследования, я исходил из того, что почти любые посторонние излучения внутри человеческого тела вредны. Даже если производители приборов гарантируют их полную безопасность! Знаете ли Вы, Хулио, что среди людей, которые постоянно живут возле телевизионных и радио башен, в радиусе нескольких километров многократно возрастает число самоубийств, сумасшествий и прочих агрессивных и депрессионных проявлений?! Это не афишируется! Но это так. Знаете ли Вы, сколь вредны, например, мобильные телефоны и что они могут стать причиной инфарктов и инсультов, особенно у людей, имеющих отклонения в здоровье? Знаете ли Вы, что один врач-кардиолог из Сингапура, изучив истории болезней своих пациентов, пытался предупредить планету об этой опасности?

— И что, предупредил?

— Нет. Замолчал. Он просто боится мести. С ним круто поговорили сразу же после того, как было опубликовано его интервью одному американскому изданию. Кардиологу дали денег. И попросили молчать о своих догадках.

— Вы с ним знакомы?

— Да, мы общались на одном медицинском симпозиуме в Сингапуре. Он исследовал излучения и их воздействие на организм человека. А я изучаю естественные источники энергии, находящиеся в теле человека.

— Вы о чем?

— Вот это и есть мое открытие! Я попытался подойти к решению проблемы не техническим, а медицинским путем. Я руководствовался принципом: не навреди! Я придумал, как отказаться в медицине от использования внешних излучателей, а взамен обнаруживать и использовать естественное поле человека и передавать его на расстояние. Я долго изучал йогов, телепатов, гипнотизеров, целителей, шаманов, провидцев и пророков. У многих из них, поле, или как еще говорят, аура, очень сильные. Только мне никак не удавалось описать мое открытие формулами. Я до сих пор занимаюсь, можно сказать, экспериментальной физикой. Теоретическую базу, возможно, со временем подведут другие люди. Но меня это не волнует.

Хулио, я могу привести Вам простую и понятную аналогию. Вы знаете, что такое фотогеничность?

— Да, конечно знаю!

— А я — не знаю. Как ученый — не знаю. Я знаю это как пользователь фотоаппарата. На практике. Фотогеничность — это явление, как я считаю, на стыке биологии и физики, которое пока никому не удавалось описать формулами. Но оно ведь существует! И ему наплевать, есть ли формулы на эту тему! Вот я и не стал пытаться загнать описание человеческой ауры в рамки известных формул. Я просто научился ее обнаруживать, фиксировать любые изменения в ауре, я также усиливать, записывать и даже передавать их на расстояние. В чисто медицинских целях. Диагностика и все такое. Я придумал, как обойтись без неизбежных аккумуляторов и генераторов, а затем начал увеличивать расстояние передачи медицинских параметров на приемник.

— А как же вы пришли к прослушке?

— Случайно. Так часто бывает в науке. Ищешь одно, а обнаруживаешь другое! После расшифровки и прослушивания данных первых же экспериментов подтвердилось, что аура — это еще и неиссякаемый источник энергии! А мой прибор, как тоже выяснилось в ходе первых же экспериментов, еще и высокочувствительный микрофон, пишущий любые звуки на расстоянии много метров вокруг! И это расстояние становится все больше и больше. Есть надежда, что через пару лет я смогу контролировать мои приборы, находясь в любой точке планеты. Собственно, Вас, когда мы познакомились на собеседовании благотворительного фонда, как я понял, очень заинтересовала именно эта, побочная функция моих приборов, то есть прослушка.

— Да.

— Помните, я Вам сразу честно объяснил, что мои приборы нельзя обнаружить или заглушить существующей спецтехникой? Они работают, невзирая ни на какие внешние воздействия. Это происходит потому, что все «глушилки» и обнаруживающие «прослушку» устройства работают по-другому, их техническая сущность иная. Эту сущность моих приборов скоро все захотят понять и использовать! Им, наверное, уже кажется, что Вы слышите их разговоры на расстоянии, обходя все их технические ухищрения. А Вы просто слышите то, что они привыкли считать неслышимым. Это чем-то похоже на открытие рентгена или ультра-звуковой диагностики. Ведь эти открытия нельзя назвать чисто медицинскими. На любом предприятии, имеющем дело с металлами или сваркой теперь полно приборов на основе рентгена и ультра-звука.

— Да, я знаю. А какое еще назначение у Ваших приборов, Радж?

— Сразу не скажешь. Это пока не предсказуемо. Например, гениальный русский инженер и конструктор ракетной техники Сергей Королев создал русскую баллистическую ракету «Р-7», названную позже для прессы «Восток», на которой полетел в космос Юрий Гагарин. Известно, что инженер Сергей Королев работал на министерство обороны. Русские генералы и маршалы давали Королеву деньги на создание ракет, способных донести ядерную боеголовку до территории США. Ну, а космос, без которого теперь не мыслимы высокие технологии и многое другое, был мечтой Королева. Поэтому, каково окажется второе или даже третье назначение моих умных приборчиков, я пока не знаю. Понимаете?

— Понимаю? Вы интересно рассказываете, Радж. А у Вас нет желания заняться космическими разработками?

— Есть. Но ведь Вы, Хулио, как я понял, пока не готовы их финансировать.

— Откуда Вы знаете?

— О, это все просто! Не все миллиардеры в состоянии оплатить космические программы.

— Но и не все миллиардеры интересуются ими.

— Откуда Вы это знаете?

— Вы уже задавали мне этот вопрос, Хулио. Я иногда искренне жалею, что не стал, как мой папа, рядовым семейным врачом в престижном районе столицы Индии. Я и в самом деле с юности мечтал о космосе. Но потом один папин пациент, очень влиятельный и очень информированный человек, сказал мне, тогда начинающему карьеру молодому ученому, что космическая медицина — это в — основном, в других странах. А если даже мне и удастся заниматься этим — на родине или в других космических державах, то я обречен жить в золотой клетке. Настолько все в космических программах засекречено и заранее поделено между секретными ведомствами и военными! Он посоветовал мне сначала очень сильно подумать, прежде чем обречь себя на пожизненное существование под надзором спецслужб, который последует сразу же за моим неосторожным заявлением о своих открытиях.

— Он — мудрый человек.

— В Индии немало мудрых людей. Просто не все из них имеют шансы проявить свою мудрость, борясь за существование.

— И тогда Вы решили прикинуться соискателем заграничной стипендии?

— Для начала. Вам же понравилась моя биография, хотя я ни слова не упомянул о своих мечтах заниматься космической медициной?

— Радж, Вы сказали, что скоро надеетесь научиться контролировать свои приборы из любой точки планеты. Сколько Вам надо людей, чтобы это осуществлять?

— При соответствующем техническом и программном обеспечении максимум пять-семь человек, включая меня и Вас.

— А минимум?

— Минимум — это два-три, включая Вас. Мне очень не достает хорошего компьютерщика! У Вас есть кто-нибудь на примете, Хулио?

— Я подумаю.

* * *

Я подумал:

— Хакер слишком много значит для меня и моего проекта, чтобы я мог с кем-то поделиться его умениями. А что если Индус сделал свой проект для того, чтобы проникнуть в мой? Идея, конечно, полубезумная, но она не лишена рационального зерна. Ведь у меня есть уникальная целевая группа — пациентки, животики которых находятся рядом с сильными мира сего. Пожалуй, лучше сначала я посоветуюсь с Хакером. С кем еще я могу обсудить такие пикантные технические детали? Тем более, речь может зайти лично о нем и его возможном техническом участии в моем проекте с Индусом.

Сутки спустя, Берлин, Александерплатц

Стрелок и Хакер

— Привет! Теперь, Петя, мы будем встречаться здесь, на одной из скамеек. Вряд ли кто-то обратит на нас внимание среди толпы туристов. Особенно вечером. К тому же, обзор, не смотря на сумерки, великолепный.

— Да и записать нас, как Вы говорили не раз, вряд ли кто сможет.

— Я начинаю в этом сомневаться…

— Почему?

— Петя, именно потому я и решил встреться и посоветоваться с тобой, что мне попался инженер, умеющий слушать до сих пор неслышимое.

— А вот с этого места, пожалуйста, подробнее! Кстати, я с удовольствием погулял бы. Ведь мои ноги уже выдерживают более двух часов непрерывной ходьбы.

— Я не уверен, что наша беседа так затянется, но прогуляться тоже не против.

* * *

— …знаете, что мне уже сейчас нравится в Вашем Индусе больше всего?

— Что же?

— Во-первых, мне нравится, что он, мечтал о космосе…

— О космической медицине…

— Ну, да. В данном случае речь о принципе — то есть о запредельных для человечества технологиях. Мне нравится, что он предпочел не столь стремительное развитие своих идей в обмен на финансовую независимость. А, по сути — в обмен на полную свободу. Вам это не напоминает нас с Вами?

— Напоминает. Но ты сказал, во-первых.

— Да. А во-вторых, как это не смешно звучит, я опять же намерен обсудить с ним космический проект.

— Ты уже залез в космос?

— Да. Я уже вполне могу управлять несколькими функциями некоторых спутников.

— Управлять спутниками?!!

— Я же сказал: несколькими функциями некоторых спутников. Я пока боюсь нагло и без оглядки вторгаться на территорию недружественных к любым пришельцам военных. И, тем более, притрагиваться к святая святых — к системам управления спутниками. Меня пока вполне устраивает, что я могу заставить спутники помогать нам. Например, передавая мои сигналы, куда я хочу. Или принимая, откуда я пожелаю. Но меня могут вычислить! А технология Индуса даст нам уникальную техническую возможность передавать и принимать то, что пока не требует особой шифровки и защиты от любопытных, поскольку не принимается никакими существующими приемниками. Мы еще довольно долго сможем остаться незамеченными, используя их спутники для наших станций слежения! Понимаете?!

— Нет. Пока нет.

— Индус поймет. Например. Мы сидим на этой или любой другой площади в любой точке планеты. Открываем компьютер. Смотрим, где там наши пациентки и о чем вокруг них говорят в радиусе две-три сотни метров. И при этом, мы ничем, понимаете, ничем не рискуем. Наши передачи происходят в другом, можно сказать параллельном мире.

— А если кто-то научится читать наши передачи?

— Для этого мы создадим сеть круглосуточных станций слежения на всех континентах, включая Антарктиду, чтобы не только отслеживать жизнь, окружающую наших пациенток, но и сразу же оповестить нас о появлении в мировом эфире излучений от техники, имеющей технические параметры схожие с нашими.

— И что тогда?

— Тогда заляжем на дно, и попробуем перестроить нашу техническую базу. Разумеется, мы будем загодя готовиться к такому историческому событию. Прогресс не остановишь и рано или поздно кто-то из очкариков, нанятых чтобы найти нашу аппаратуру, все-таки вспомнит об открытиях великого Теслы и выйдет в наш параллельный эфир. А пока защита от возможного проникновения в наши сети обойдется слишком дорого и на данном этапе совершенно бессмысленна.

— Сколько нам потребуется времени?

— Смотря для чего. Для технического переоснащения или обогащения. Нам нужен год, от силы два, чтобы незаметно взять столько информации из самых защищенных компьютеров мира, что мы станем миллиардерами, продав лишь ее сотую часть! Понимаете! Это то, о чем я мечтал всю свою жизнь! Это и есть недостающее звено в задуманном нами захвате мирового информационного пространства. Я подчеркиваю, захвате, о котором никто, ни одна живая душа кроме нас троих не будет догадываться!

— Пока не будет, Петя! Пока! Ты же сам сказал, что очкарики, нанятые для поиска нашей аппаратуры, не дремлют…

— Ну, да. Пока. Но время есть. Кстати, у меня есть для Вас новая кандидатура. Я перешлю предварительное досье этой девушки на днях по обычным каналам.

— Буду рад ознакомиться. Откуда она?

— Из Южной Африки. Я тоже буду очень рад, если этот человек понесет на себе нашу аппаратуру! У нее ненормально высокий потенциал для нашей работы!

— Ты меня заинтриговал, Петя!

— Как обычно. Раз в полгода мне, и в правду, попадается нечто совершенно сногосшибательное.

— И способное, к тому же, потрясти до основания эту планету?! Как обычно?!

— Разумеется. Все, как обычно. Бомба замедленного действия! Кстати, счастливое число — это будет 23-я девочка, которую мы с Вами запускаем на мировой рынок потрясающих воображение невест. Нам с Вами нередко везет с этим числом.

— Надеюсь, что повезет и на этот раз. До встречи, Петя!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ШУСТРЫЙ ПАРЕНЬ

Китай, наши дни

Кабинет начальника спецслужбы Китая

Трое людей в форме склонились над столом. У всех из них на плечах генеральские погоны. На столе три ряда очень красивых фотографий Стрелка. Некоторые из них сделаны во время двух встреч Стрелка с Директором спецслужбы США на прибрежном рынке в Хорватии. Почти все остальные сделаны в Каннах, во время общения Стрелка с многочисленными гостями топ модели Маоми на вечеринке в честь дня ее рождения. Одна из фотографий обращает на себя внимание тем, что сделана явно в Китае. На ней Стрелок общается с китайцем средних лет — видимо, бизнесменом и его переводчицей прямо на улице одного из провинциальных городов Китая.

— Ну и что будем делать с этим парнем?

— Что прикажете, товарищ генерал! — вскакивает один из людей в генеральской форме.

— Не спешите, товарищ Чен. Присаживайтесь. Неужели вы готовы сломя голову выполнять мой приказ, даже не предложив ничего от своего управления? Неужели вы полагаете, что я лучше ваших людей и вас осведомлен обо всем, что касается этого шустрого субъекта? Я хочу услышать от вас конкретные предложения. И пока не стану ничего приказывать. Подумаю. Итак…

— Начав с последней, самой свежей фотографии, я могу честно признаться Вам, товарищ генерал, что мы были в шоке, увидев этого парня в Китае.

— Почему в шоке?

— Во-первых, потому, что он никак не проявлял прежде столь явного интереса к нашей стране и ее гражданам.

— Такой человек и не интересуется Китаем? Действительно, странно. Скорее всего, его интерес до сих пор был хорошо законспирирован.

— Я тоже так думаю, товарищ генерал. Не мог же он просто так взять и приехать — без изучения ситуации, без сбора материала. Словом, на него кто-то работает. И работает настолько квалифицированно, что выбрал ему самый перспективный завод в самой глухой провинции. К тому же завод, судьба которого, как нам сообщили местные товарищи, в последнее время почти полностью зависит от иностранных инвестиций и заказов. Зависит настолько, что, без них предприятие скоро обанкротится и уволит две тысячи высококвалифицированных специалистов медицинской промышленности. И тут вдруг появляется этот англичанин, живущий, кстати, в Греции, и предлагает задыхающемуся без заказов китайскому заводу проект, от которого невозможно отказаться!

— Что он предлагает?

— Производство очень высококачественных внутриматочных спиралей в количествах, способных обеспечить пол планеты Земля. К тому же, это техника нового поколения!

— С каких это пор в нашей стране контрацептивы стали называть техникой?!

— Так их называет англичанин. Его спирали очень умные, предельно упрощающие врачам и пациенткам диагностику беременности, если таковая не смотря на спираль все-таки наступит, и многих заболеваний. Причем, не только заболеваний гинекологической сферы, но и целого ряда других!

— То есть его спиральки так хороши, что и мне уже впору использовать их для лечения моего радикулита и желудка?!

— Вы, конечно, шутите, товарищ генерал? Но эти умные штуки, скорее, не для лечения, а для диагностики…

— Я редко шучу. Вы же знаете. Однако, сейчас я делаю вид, что шучу, чтобы не заплакать от обиды и не заорать на вас, столь опытных, проверенных делом товарищей! Вы, надеюсь, понимаете, что произошло?!Мы же его проморгали! Он приехал в Китай, свалившись всем нам, как снег на голову, застав врасплох и внешнюю разведку и экономическую безопасность. Он явился к нам, зная о нас больше, чем мы о нем! Он привез патент, зарегистрированный на имя его жены, о существовании которого мы до сего дня не имели почти никакого понятия!

— Я не стал бы говорить, товарищ генерал, что мы не знали об этих спиралях ничего. Мы знали, что они изобретены. Мы знали, что их производство очень дорого и поэтому неконкурентоспособно.

— Пока неконкурентоспособно…

— Да, пока. Мы знали, что хозяйка патента, купив все права у индуса-изобретателя, не собирается налаживать серийное производство ни в одной стране мира, ограничившись опытными партиями в Европе. Нас ничего не насторожило в этой истории. Более того! Нас ничего не насторожило бы и сейчас, не будь зафиксировано накануне две встречи тет а тет, в самой что ни на есть неформальной обстановке, этого англичанина с Директором американской спецслужбы!

— Вам удалось установить его имя и его отношение к спецслужбам?

— Да. Он не имеет, как это ни странно, никакого отношения к американцам и даже к англичанам. Он — видимо, русский, считающийся на сегодня англичанином. Русский, с очень запутанной биографией, возможно даже сбежавший от своих и нашедший какие-то точки соприкосновения с американцами.

— Перебежчик? Какие точки соприкосновения?

— Этого мы пока не знаем. Работаем.

— А вы, товарищ Куан? Ваше управление имеет свою точку зрения на этого парня?

— Так точно. Он не является установленным американским агентом и не является русским перебежчиком. Но зато он явно является деловым партнером первого лица американской спецслужбы! И мы считаем, что, в данном случае, на наших глазах совершается сделка по обмену чего-то на что-то. Скорее всего информации, имеющей большое экономическое или политическое значение для США.

— А зачем этому парню понадобился такой высокий уровень переговоров? И кто ему организовал контакт с их Директором?

— Мы думаем, что этот шустрый парень, поставил американского Директора, как и нас с этим нашим заводиком, перед фактом. Он просто предложил то, от чего невозможно отказаться. Ну, или почти невозможно.

— Что он предложил нам, я теперь знаю. А вот что американскому Директору??

— Мы работаем над этой задачей, товарищ генерал. А пока хотели бы получить Вашу санкцию на развитии бизнеса с англичанином, как с обычным инвестором.

— В каком смысле — обычным?

— Мы предлагаем никак не афишировать то, что мы о нем что-то еще знаем, кроме его бизнеса. Тем более, что честно говоря, мы знаем пока не столь уж и много.

— Разумно и самокритично, товарищ Чен. А вы, товарищ Куан, пожалуйста, выясните суть сделки этого русского англичанина с американцем. Пожалуйста, предметно, как с этим нашим заводом: кто, сколько, кому и чего предлагает? А, самое главное, что надеется получить взамен? Нам следует знать о такого рода делах этих могущественных господ. Кстати, у меня очень простой вопрос про фотографии в Каннах. Скажите, все ли люди на вечеринке в Каннах, с которыми входил в контакт англичанин, установлены и не являются ли они агентами конкурирующих с нами организаций?

— Да, все люди установлены — их список, опубликованный накануне вечеринки в интернете, полностью подтвердился. У этой темнокожей топ модели друг — русский олигарх и его служба безопасности «случайных пассажиров» к ее телу не подпустит. Многие из гостей Маоми — знаменитые люди из справочников «Кто есть кто?» и прочие, вхожие в этот мир по работе или благодаря личным, как правило, семейным или интимным связям.

— Очень хорошо. Остается выяснить главное — наш шустрый парень на вечеринке в Каннах развлекался или, как у нас в Китае, работал? Что, кстати, удалось записать из его разговоров на вечеринке?

— Ничего, товарищ генерал. Вся наша звукозаписывающая аппаратура была выведена из строя.

— Кем?

— Возможно, службой безопасности олигарха. Все как-то очень по-русски! Отрезали всех.

— Даже прессу?!

— Даже прессу. Но журналистам дали возможность перед началом вечеринки записать на видео и аудио все, что они хотели. А потом всех задарили, накормили и напоили так, что некоторых пришлось развозить в наемных лимузинах в слабо вменяемом состоянии. Устроители этой вечеринки в Каннах, надо отметить, работали очень профессионально. Они явно стремились никого не обидеть, но никому и ничего существенного не дать! Я имею ввиду информацию.

— То есть, у прессы все-таки что-то есть? Возможно, как вы выразились, не существенное…

— Мы ищем, товарищ генерал. Но из того, что уже добыли, все касается исключительно модели и ее богатого друга. Обычные новости из мира шоу бизнеса. Ничего сенсационного или хотя бы интересного для нас. О гостях в этих репортажах нет практически ничего. Ну, разумеется, кроме собственно списка гостей и официальной информации о наиболее известных из них.

— И что есть про англичанина?

— Ничего.

— А о его девушках. Я правильно понял, ведь он общался на этом пати (party — англ., вечеринка) исключительно с девушками?

— Да. Но у нас пока нет никаких доказательств, что это именно его девушки, а не обычные гости. Это пока не более, чем предположение, которое мы тоже проверяем, товарищ генерал.

— У такой дивы, как Маоми, не может быть случайных или, как вы сказали обычных гостей.

— Это понятно.

— Как он получил приглашение на вечеринку Маоми?

— Он воспользовался одним из приглашений, позволяющим всемирно известным изданиям приводить в приличные дома своих друзей.

— Издание какой страны вручило ему приглашение?

— Франции. Все очень просто и, как принято у французов, жизнерадостно — он оказался приятелем какого-то аргентинского журналиста, который является приятелем собкора французской газеты по Латинской Америке и так далее. Концов теперь не сыщешь.

— А имя у собкора есть?

— Есть, конечно. Только собкор в то время был в командировке и велел распоряжаться любыми поступившими в корреспондентский пункт приглашениями своей секретарше — общительной и сексуально раскрепощенной девице двадцати одного года, склонной к вуайеризму и мазохизму.

— А это вы откуда знаете?

— А мы на всякий случай записала на видео пару ее встреч с любовниками.

— И кто же ее любовники?

— Один — студент, второй — шофер бизнесмена, занимающегося высокопроизводительным холодильным оборудованием.

— Имя бизнесмена выяснили.

— Да, товарищ генерал. Имя выяснили. Скоро пришлют фотографии бизнесмена. Как только он вернется из Европы. Уехал со всей семьей.

— Зачем?

— Пока не поняли. Он не сильно объясняет домработнице и кухарке, зачем уезжают господа. Просто говорит, что перед возвращением позвонит.

— Среди гостей были установленные агенты спецслужб?

— Да. Но ни с кем из них этот шустрый парень в контакт не входил.

— Хорошо. Держите меня в курсе. Все свободны…

Все участники совещания одновременно поднимаются со своих стульев и двое из них идут к двери. Хозяин кабинета, выйдя из-за стола и задумчиво глядя на своих коллег, поднимает ладонь вверх и говорит:

— Да, и подумайте, не является ли его супер выгодный для Китая контракт на производство этих женских штучек всего лишь поводом и легальным прикрытием других дел.

— Есть, товарищ генерал! — ответили одновременно, надев висящие на вешалке фуражки, и отдав честь начальнику, оба младших по должности генерала.

Берлин, Александерплатц, в это же время Стрелок и Хакер

Стрелок и Хакер сидят на скамейке, разглядывая живописный фонтан Посейдона и толпы туристов, наслаждаются весенним солнцем. Они пьют кофе из больших бумажных стаканов.

— Петя, у меня сегодня не самые лучшие новости. Китайцы нарыли кое-что про мой греческий период жизни и, кажется, выяснили, что я русский. Если так пойдет дело дальше, то они размотают и мою аргентинскую историю…

— У меня есть предположение, что они также выследили Вас в Хорватии.

— Они выследили не меня, а американца.

— Да, но поскольку этот американец, как я заметил, в китайских компах проходит под грифом персоны чрезвычайной важности, то все, кто вступает с ним в контакт автоматически попадают под колпак, как объекты, за которыми наблюдают особо тщательно. А тут еще Ваш китайский контракт со спиральками.

— Я полагаю, что нам терять нечего!

— Не понял…

— А что тут понимать?! Мощная разведслужба великой страны знает много обо мне и, разумеется, хочет знать больше. Не будем им мешать! Пусть знают все! Кроме, разумеется, истинного назначения наших замечательных спиралек. Пусть думают, что это — просто бизнес, на котором я просто намерен стать миллиардером. Не так мало, согласись!

— А если они по обыкновению скопируют нашу технологию?

— Об этом, Петя, можно только мечтать! Планету тогда заполонит не миллиард, выпущенных нами — а, возможно, еще три миллиарда копеечных спиралек нового поколения — а по сути наших передатчиков! Петя, все идет, как нельзя лучше!! Ты же хотел получить в свои руки контроль над мировым информационным пространством?! Вот, получай и налаживай контроль!

— Есть одна опасность. Чисто техническая. Если по каким-либо причинам их спиральки не будут работать, как задумано изобретателем — то есть, как «умные» спирали и как наши передатчики — они разрушат наш рынок продаж и нанесут существенный ущерб нашей создающейся информационной сети.

— Как этого избежать? Ты думал об этом?

— Конечно, думал. Самое простое — это своевременно наладить негласный контроль за их возможным пиратским производством. И если вдруг мы заметим существенные отклонения от наших технологий, то просто разрушить их ворованную технологию. Остановить производство. Создать не решаемые проблемы их компьютерам.

— Сможешь?

— Конечно. В смысле разрушить им все, если приспичит. А вот контроль за качеством пиратской продукции, как, кстати, и ее легального производства по Вашему патенту, должен осуществлять Индус. Он — автор, он — изобретатель. Ему и карты в руки! Я — лишь главный инженер локационных станций. Ловец жемчуга в море, которое создал и постоянно расширяет этот гений!

— Раньше говорили — радиолокационных станций.

— Я знаю. Только у нас же теперь совсем не радио. Поэтому мы и контролируем то, о чем многие даже не подозревают — мировой эфир. Мы — сумасшедшие. Наши идеи изначально безумны! Я уже боюсь.

— Кого, Петя?

— Не кого, а чего! Последствий. Мы скоро узнаем столько, что не сможем все это переварить и тем более продать.

— А мы и не будем продавать все! Пусть полежит в архиве. Как, например, годами лежат досье на некоторых наших девочек — шпионок. До поры. Кто имеет хорошую бомбу в кармане, всегда пользуется уважением во время деловых переговоров. Это — жизнь, Петя. Люди — суки! И они понимают только силу! Они могут нас не любить. Но уважать себя мы их заставим! Только полный отморозок может пойти на конфликт с бригадой, владеющей такими базами данных и такими уникальными возможностями их пополнения и обновления. С бомбами никогда не шутят! Это, Петя, единственное, что люди, в самом деле не делают никогда!

— Кстати, о бомбах. Вы что-то ничего не говорите о моей протеже из Южной Африки.

— Сейчас поговорим. Ты — молодец. Она и правда — бомба! Я уже решил ее назвать для нас псевдонимом Берта. Во время одной из двух мировых войн, не помню уж какой, у немцев была такая ненормальной мощности пушка. Эта девочка, найденная тобой, одна стоит дивизии таких сверхмощных пушек! Осталось привлечь ее к сотрудничеству. Скоро еду знакомиться с ней.

— Моя помощь нужна?

— Пока нет. Ты и так мне собрал на нее все, вплоть до любимого цвета ее трусов под аквалангом.

Оба смеются…

Китай, три дня спустя

Тот же кабинет начальника китайской спецслужбы. За большим столом он и те же двое его подчиненных генералов. Сегодня все трое одеты в штатские костюмы. Хозяин кабинета берет в руку очередное фото Стрелка, спрашивает:

— А где это снимали?

— В Берлинском аэропорту Тегель. Он летел из Китая через Берлин.

— И на какой же рейс он пересаживался в Берлине?

— Мы не знаем, товарищ генерал. Он ушел в аэропорту от нашего наружного наблюдения. Скорее всего, он вообще никуда не пересаживался. Он вышел в Берлине и уехал в город.

— Зачем? Не погулять же?

— Возможно, даже и погулять. А заодно оторваться от нашей слежки. Он ее, как мы думаем, почувствовал. До сих пор мы не получали никакой информации о встречах англичанина в Берлине.

— Но это ничего не значит. Ищите.

— Ищем, товарищ генерал. Наша резидентура в Берлине получила на его счет самые строгие распоряжения. А теперь о его девочках с вечеринки в Каннах…

— Неужели кто-то из них в самом деле работает с ним?

— Мы думаем, что да. Наш физиономисты и психологи проанализировали фото и видео материал, снятый на звездной вечеринке в Каннах. И могут с высокой степенью вероятности утверждать, что со многими из своих прелестных собеседниц, наш шустрый парень говорил, во-первых, не о пустяках, а о деле. Во-вторых, они встречались не впервые. В-третьих, их связывает какая-то тайна, в которой англичанин является фигурой лидирующей. Ну, а если учесть, что все дамочки — из домов, имеющих отношение к первым лицам очень сильных государств, то его интерес к собеседницам носит, скорее всего, разведывательный характер.

— То есть, он встречался со своими агентами?

— Скорее всего.

— Подумайте, как нам предложить ему своих агентов в помощники.

— Мы думаем. Но поскольку ни одна из дам, контачивших с ним на вечеринке, не является по нашей информации агентом ни одной из спецслужб, включая русскую, то мы имеем все основания полагать, что англичанин задействовал их всех или уж точно некоторых из них, в своем собственном, возможно, частном проекте.

— В каком?

— Это и есть самое интересное, товарищ генерал. И мы выясним это. Но поскольку среди его собеседниц оказалось больше всего американок, то мы полагаем, что интерес Директора американской спецслужбы к англичанину может быть связан именно с этими девочками — шпионками.

— Прямо так уж и шпионками! Может, просто информаторами.

— Мы выясним это!

— Кстати, из хорватских бесед американского Директора с англичанином так и не удалось ничего услышать?

— Нет, товарищ генерал. Абсолютная тишина. Они оба профи…

— Ясно. Все свободны.

— Есть!!

Двое покинули кабинет. А его хозяин налил себе чашку чаю из маленького фарфорового чайника, расписанного чем-то очень древним и необычайно изящным, достал чистый лист бумаги, положил его перед собой. Взял из письменного прибора на столе большой черный карандаш, и так и замер с карандашом в руке, подперев ладонью щеку и задумчиво глядя на чистый лист бумаги…

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

НЫРЯЛЬЩИЦА

Южная Африка, наши дни

Мелани

Берег океана. Вдали виден пляж. На песке возле дюны сидит губастая и конопатая, очень стройная девушка в аквалангистском костюме и смотрит на закат солнца. Ветер раздувает редкие белокурые волосы ныряльщицы. Прищурившись, она смотрит на солнце, приставив козырьком ладонь ко лбу. Рядом на песке лежат ласты, маска, два баллона с кислородом, нож и ружье для подводной охоты, рюкзак. Девушка прислушивается, слышит шум автомобильного двигателя, вдруг снимает костюм, трусы и майку под ним, и голая бежит в воду.

Когда спустя несколько минут она выходит из воды, возле нее останавливается патрульный джип береговой охраны. Двое людей в форме пристально разглядывают девушку, не стесняясь стоящую обнаженной с полотенцем в руках возле своего аквалангистского снаряжения.

— Опять Афродита вышла на охоту.

— Она не Афродита. Ее зовут Мелани.

— Я знаю. Но очень напоминает Афродиту. Мне кажется что та богиня не могла быть совершенней!

— А ведь кто-то трахает такую прелесть. Э-э-х, живут же люди!

— У меня есть большие сомнения, что ее вообще кто-нибудь трахает. Ферма, полная сумасшедших и полусумасшедших женщин. Она там самая вменяемая. Если можно так сказать про девочку много лет начинающую и заканчивающую день с кормления крокодилов. Бр-р-р. Жуть! Смелая богиня…

— На эту богиню у нас целое досье. Странная девочка. Странная семья. Странные хобби и бизнес.

— Но у нас же нет к ней претензий…

— Пока нет. Она очень осторожна и… сексуальна. Она всегда оказывается на пляже голой, когда появляется патруль. Нам нечего ей предъявить. У нее есть все разрешения на плавание в акваланге в этих водах. А голой купаться здесь тоже не запрещено. Это даже не пляж — просто берег. Если начать ей в таком вот голом состоянии задавать вопросы, как сделал в прошлом году один наш чрезмерно добросовестный коллега, можно получить очень серьезный иск от ее адвоката.

— О чем?

— Сексуальные домогательства. Непристойное поведение и прочее…

— Так это она ведет себя непристойно!

— Это ты потом в суде будешь объяснять. И услышишь от ее адвоката, что, оказывается, совершенно невозможно переодеться в сухое, не сняв всего мокрого. То есть голой она должна быть по технологии переодевания, по необходимости. А я думаю, что кто-то придумал ей такую ширму для каких-то темных делишек. Девочка-ныряльщица и все такое. Контрабандой алмазов здесь пахнет.

— Но за запах алмазов нам не платят.

— Нет, не платят. Нам нужны реальные камушки. Мы несколько раз потихоньку обыскивали все, что она оставляет на берегу, когда уходит плавать с аквалангом или бежит купаться голой.

— И что?

— Ничего подозрительного. Зато трусы всегда зеленые. Разных оттенков, но зеленые.

— Как ее крокодилы?

— Ну, примерно…

Оба смеются.

МЕЛАНИ.

(в списке Стрелка — Берта или номер 23)

ДОСЬЕ.

Мелани Штольц (фамилия с немецкого переводится как гордая или гордый) — единственная дочь сошедшей с ума на третьем курсе Берлинского Технического университета студентки математического факультета Беате Хоффман и ее друга — музыканта Хорста Штольца. Помешательство студентки и ее беременность произошли практически одновременно и поэтому многие симптомы маниакально-депрессивного психоза были списаны врачами на естественные психологические изменения и просто капризность беременной женщины, родившей вскоре девочку Мелани.

Мелани родилась абсолютной альбиноской, и остается ей по сей день.

Из своих 22 лет, более двадцати лет Мелани живет на южно-африканском побережье, совершенно не интересуясь жизнью на своей родине и вообще где бы то ни было за пределами семейной крокодиловой фермы.

После трагической гибели отца, который был съеден крокодилами на своей же ферме, Мелани продолжает семейный бизнес, который заключается в выращивании на продажу крокодилов. Отловом крокодилов, которым прежде занимался отец — музыкант, теперь занимается специализированная фирма. Она же сбывает их шкуры и мясо, закупая их у семьи Штольцев по ценам на 15 процентов ниже средне рыночных.

Средний оборот семьи, бизнесом в которой по объективным причинам уже шесть лет занимается только Мелани, составляет от 200 до 400 тысяч американских долларов в год. Однако, большая часть этих денег уходит по решению суда на погашение долга банку, за невозвращенный отцом кредит. Срок погашения кредита, взятого на воспроизводство крокодилового стада, совпал со смертью Хорста Штольца. Душевно больная Беате, 16-летняя Мелани и престарелая мать музыканта (бывшая учительница музыки), убитые горем, в то время так запустили финансовые дела, что последствия возникших тогда долгов сказываются до сих пор на жизни и благополучии семьи.

Бросив в 16 лет школу, Мелани взяла на себя опасный семейный бизнес.

Имеет одно единственное хобби — ныряние с аквалангом, к которому ее пристрастил отец-музыкант. В школе она написала в одной из письменных работ, что только рыбы могут быть друзьями, потому, что не умеют говорить. Мелани тогда было четырнадцать лет.

В доме есть антикварный рояль, доставшийся бабушке Мелани от ее родителей. На приглашения настройщика из фирмы-производителя, цеха которой работают в США и Германии, семья ежегодно тратит не менее 7 тысяч американских долларов.

Сносно играет и почти профессионально импровизирует на рояле, но занимается этим редко, поскольку всегда плачет, заиграв любимые произведения папы. Тем не менее, по настоятельным просьбам бабушки, всегда садится за инструмент в Рождество, предваряя свое выступление перед семьей примерно двухнедельными упорными упражнениями на инструменте. Однажды в присутствии двух гостей — девочек-одноклассниц — она пообещала бабушке никогда не продавать и не дарить никому семейный рояль.

Свободно говорит на немецком, английском и африкансе.

Коллекционирует мультфильмы, а также игрушки для детей дошкольного возраста.

Вынослива, терпелива, горда и очень ранима.

Честолюбива. Очень нетерпима к мужчинам, не умеющим стать хозяевами своей собственной жизни. Такими считает большинство мужчин.

Мечтает выпутаться из долгов, перестроить свою крокодиловую ферму и открыть в Китае цех по производству высококачественных изделий из крокодиловой кожи.

Способна на любую жестокость в отношении того, кто нанесет ей моральное или физическое оскорбление. В школе не раз жестоко избивала мальчиков, обидевших ее.

Блестяще владеет ножом и подводным ружьем. В том числе на суше.

Прекрасно плавает, в том числе в штормовую погоду.

По предположениям береговой охраны, ее регулярные заплывы с аквалангом имеют отношение к контрабанде алмазов, нелегально добытых или похищенных с алмазных приисков. Однако, доказать причастность Мелани к мафии, доставляющей нелегальные алмазы из Южной Африки в Америку и Европу, пока не удалось.

По мнению составителя данного досье, имеющего информацию из нескольких независимых источников, заплывы Мелани с аквалангом, наоборот, не имеют прямого отношения к контрабанде алмазов. Скорее — косвенное. Они являются заранее запланированным отвлекающим маневром. Как и регулярные купания девушки в обнаженном виде, следующие за плаванием в акваланге. Устраивая шоу перед очередным экипажем патрульного автомобиля береговой охраны, состоящем обычно из сексуально активных с традиционной ориентацией мужчин возрастом от 30 до 50 лет, девушка, вероятно, отвлекает их внимание от чего-то куда более важного, чем созерцание ее обнаженной натуры. Важного с точки зрения служебных обязанностей отвлекаемых ею патрулей.

Проанализировав и сопоставив отчеты службы безопасности алмазодобывающей компании, береговой охраны и трех военно-морских ведомств разных стран, подводные и надводные корабли которых регулярно оказываются вблизи этого побережья, на котором устраивает шоу с раздеваниями и ныряниями Мелани Штольц, составителю данного досье удалось выяснить, что самые длительные по времени патрулирования всегда совпадали: во-первых, с появлением на берегу одной и той же обнаженной купальщицы, во-вторых, с появлением в непосредственной близости от берега неустановленных малотоннажных высокоскоростных подводных лодок, уходящих вскоре в направлении дрейфующих поблизости военных кораблей.

Возможно, здесь имеет место хорошо подготовленная специальная операция спецслужб с привлечением военно-морских ведомств великих держав. Если же все происходящее не имеет отношения к деятельности государственных военно-морских или разведывательных служб, то все происходящее — тем более является спецоперациями, которые организованны синдикатами. Хотя далеко не всем из них по силам столь дорогостоящие операции. В компьютерах наиболее дееспособных синдикатов пока не удалось обнаружить прямого подтверждения этим догадкам.

Однако, с помощью простого сопоставления периодичности и взаимосвязанности появления подлодок, купальщицы и глазеющих на нее патрулей, удалось выявить еще одну закономерность: чем дольше задерживается патруль возле Мелани, отвлекаясь от графика патрулирования берега, тем более значительные траты в интернет-магазинах, а также магазинах детской игрушки и аквалангистского снаряжения делает купальщица в следующие дни и недели.

Попытка увязать рост незаконного оборота алмазов со всем описанным выше, пока существенных результатов не дала, поскольку автор досье может пользоваться лишь косвенными данными об обороте подконтрольных синдикатам коммерческих структур и банков.

Можно просчитать арифметически экономическую целесообразность проведения столь дорогостоящих спецопераций на побережье. Но она не является решающим критерием в случае, если данные операции носят политический характер, либо являются пробными проектами будущих, более масштабных вывозов нелегальных алмазов в количествах, существенно превышающих до сих пор известные обороты мафии.

ВЫВОД: представляется целесообразным доказать участие ныряльщицы в вышеописанных возможных теневых операциях с алмазами, с тем, чтобы использовать столь незаурядно выглядящую и действующую молодую даму в наших целях.

Фотографии, письменные отчеты, а также видео материал патрулей береговой охраны и службы безопасности алмазодобывающей компании прилагаются.

Южная Африка, наши дни

Стрелок и Ныряльщица

Магазин аквалангистского снаряжения неподалеку от крокодиловой фермы. Стрелок выходит следом за Мелани из магазина и вдруг падает, поскользнувшись и рассыпав по сторонам покупки. Девушка, услышав чертыхающегося коллегу-ныряльщика, останавливается и помогает Стрелку собрать покупки. Спрашивает:

— Вы, наверное, новый человек здесь?

— Да. Приехал в отпуск. Вы, кстати, не могли бы посоветовать хороший берег неподалеку.

— Хороший для начинающих ныряльщиков или для настоящих профи?

— Даже не знаю к какой из этих двух категорий ныряльщиков я теперь отношусь. С тех пор как ушел с военной службы я ни разу не надевал акваланг.

— А в каких морях ныряли?

— В северных.

— О, так вы не из робкого десятка! Я покажу Вам хорошее место. Завтра Вас устроит?

— Да.

— Вот адрес — это моя семейная ферма, как раз на берегу, ее тут все знают, — девушка протягивает Стрелку визитку, — Завтра в десять утра, у ворот фермы. Подойдет?

— О, да! Вы так любезны!

— Просто Вы мне показались настоящим мужчиной. Не разочаровывайте меня, пожалуйста!

— В каком смысле?

— Ну, для начала хотя бы не опаздывайте.

— Я постараюсь!!!

— Пока! Мне пора. У меня крокодилы не кормлены…

— Вы шутите?

— Конечно! Я вообще люблю пошутить…

Южная Африка, на следующий день

Стрелок и Ныряльщица

На берегу, возле двух комплектов аквалангистского снаряжения сидят на песке Стрелок и Мелани.

— …Все, что Вы мне про меня сейчас рассказываете, уважаемый коллега, вызывает лишь улыбку и уважение не только к Вашей потрясающей информированности, но и к Вашему беспредельному воображению. Я восхищена! Но это всего лишь Ваши догадки, не лишенные, впрочем, оригинальности. Их надо еще доказать…

— Мелани, я не собираюсь ничего доказывать. Я хочу сделать Вам предложение. Я, честно говоря, именно для этого и нашел Вас.

— Да я уже и сама догадалась, что Вы не нырять приехали, как мне вчера возле магазина рассказывали. Кстати, предложение деловое или личное?

— А Вы разве не догадались?! Деловое.

— Жаль… я предпочла бы завязать с Вами личные отношения. Бизнеса мне в жизни, как Вы правильно заметили, хватает.

— Я хочу прекратить Вашу унизительную деятельность стриптизерши для тупых патрульных.

— Ну, что Вы! Среди них попадаются довольно милые люди. К тому же мои заказчики, которых я даже не знаю лично, платят мне в зависимости от продолжительности стриптиза на берегу, который я сумела организовать, от одной до двух тысяч долларов в минуту. Так что, это — не стриптиз. Это — бизнес. Помогающий мне выплывать из долговой ямы. Я, знаете ли, плыву практически в одиночку. Не только в океане. Но и в жизни. Поэтому я не могу пренебрегать такими деньгами.

— А если я предложу Вам более выгодные, более безопасные, а, самое главное, более перспективные условия?

— Я их приму.

— Я с самого начала предполагал, что Вы — разумная девушка.

— О, поживете с мое!

— Я старше Вас…

— Я не про возраст. А про то, как жизнь иногда поворачивается мордой крокодиловой. Даже на слезы порой сил не хватает. Только на надежду.

— Я богат. И я покупаю Вашу ферму. Кроме того, я оплачиваю все Ваши долги. Но при одном условии.

— Я выхожу за Вас замуж?! Я согласна!

— Мне очень нравится Ваш юмор, в самом деле. Но у меня более интересное предложение.

— О, стать супругой президента! Нет, лучше принца. Как эта пловчиха! Я согласна и на это! Кто же он — мой принц на белом коне?

— Самое интересное, что Ваша ирония удивительно соответствует действительности. Я в самом деле могу предложить Вам колоссальнейший выбор женихов. Вы уже заметили, насколько я информированный человек?

— О, да!

— Прекрасно! А теперь мое условие!

— Я вся — внимание!

— Вы выходите замуж, когда захотите и за кого захотите, но Ваш избранник может быть только из числа тех реальных принцев и потенциальных президентов, которых я Вам посоветую. Никакой самодеятельности! Согласны?

— Пока нет. У меня два вопроса.

— Пожалуйста.

— Что будет потом? Я имею ввиду, что я должна буду делать потом, взамен на столь выгодное сватовство. Деньги?

— Деньги и услуги. Деньги — от одного до десяти миллионов долларов за посредничество в замужестве. А услуги Вас вообще не обременят. Меня будет интересовать кое-какая информация из дома, в который Вы войдете законной супругой.

— Понятно. Шпионаж. А теперь у меня второй вопрос. Что будет, если я откажусь?

— От чего?

— От всего.

— Я Вас посажу в тюрьму примерно на двадцать пять лет. Затем, правда, через лет так десять-двенадцать, возможно, я организую Вам досрочное освобождение. Но, поверьте, после всего, что произойдет с Вами в тюрьме, Вы будете не только более сговорчивы, но и не столь дороги.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Вашу ферму уже не надо будет выкупать — ее и так отнимут за долги. Вы уже не сможете считаться девушкой, достойной войти в лучшие дома планеты. Вы будете тот же боец, что и сейчас, но с сомнительной биографией.

— Биография у меня, судя по тому, за что Вы хотите меня засадить в тюрьму, и так сомнительная.

— Верно. Но об этом пока знаю только я. И обещаю никогда никого не посвящать в эту тайну.

— Если я буду делать то, что Вы скажете…

— Как приятно иметь дело с догадливой девушкой!

— Я согласна. Где я должна расписаться?

— Никаких подписей не будет. Но стороны должны неукоснительно соблюдать достигнутую только что договоренность. Поздравляю Вас, коллега, с началом новой жизни.

— Спасибо.

— Вы запомнили меня? Узнаете в другом, более официальном одеянии?

— Да.

— Тогда я должен откланяться. В следующий раз мы увидимся в одном из городов Европы, который Вы выберете для начала, уехав отсюда после продажи мне фермы. Не ищите меня, я сам найду Вас. Все остальные формальности Вам помогут уладить мои адвокаты. Они найдут Вас на днях. Будьте счастливы!

— До встречи! Я буду ждать Вас! А Ваш акваланг? Вы забыли его!

— Это Вам на память, Мелани. Вы же его очень старательно выбирали вчера, как для себя!

— Спасибо!!

Париж, бульвар Сен Жермен

Стрелок и Ныряльщица

Кафе на бульваре Сен Жермен поблизости от церкви. За столиком на улице беседуют Стрелок и Ныряльщица.

— …Вы знаете, я сразу полюбила этот город, этот бульвар и эти милые кафешки. Эту старую церковь. Я купила неподалеку квартиру у одной бизнес-леди, проработавшей до 82 лет в своем модельном агентстве…Представляет! Теперь она уезжает к детям в предместье Парижа, в дом, который она выстроила для детей на комиссионные, полученные от созданных ей с нуля трех топ моделей.

— И после этого говорят, что французы не умеют работать, а лишь умеют наслаждаться жизнью!

— Она, как я поняла, всегда наслаждалась своей работой. Она сделала счастливыми не один десяток девочек, жизнь которых складывалась поначалу еще более трагично, чем моя. Она научила их не только работать! Она научила их ловить судьбу за хвост и использовать шанс!

— Вы прямо влюблены в эту старуху!

— Она совсем не старуха! Она очень милая пожилая дама. И я очень благодарна ей за то, что она выбрала меня среди множества других потенциальных покупателей. Она продавала эту квартиру почти два года.

— Может, она просто развлекалась?

— Нет. Она искала человека, который ей будет симпатичен.

— Зачем?

— Чтобы отдать хорошую квартиру, как она говорит, счастливую квартиру с хорошей аурой в хорошие руки. И выбрала меня! Представляете?! Знаете, что она спросила, едва усадив меня за кофейный столик с булками и самодельным фруктовым вареньем?

— Что же?

— Она спросила, не затруднит ли меня рассказать ей о себе и ответить почему я хочу жить в Париже? И я рассказала ей все. Кроме моих раздеваний на берегу и встречи с Вами. Она спросила в конце, почему я не хочу, имея деньги поселиться, например, на родине, в Берлине?

— И что же ты ответила?

— Я сказала, что мне противно вспоминать о фашизме и, тем более, жить в месте, где сошла с ума моя мама. Вы, кстати, что-то хотите мне сообщить?

— Я сейчас дам Вам почитать досье на одного интересного человека — вот оно внутри журнала, распечатано в тех же цветах и стилистике, как и журнальные страницы. Читайте внимательно. Там всего пять страниц. Я не могу его вам оставить. Но я сегодня не спешу. Что мы закажем покушать? Такое, чтобы медленно готовили, и потом не спеша наслаждаться настоящим французским вкусом…

— Да-да, в этом кафе есть такое. Подайте мне меню, пожалуйста…

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ДИССИДЕНТКИ ПОНЕВОЛЕ

Китай, наши дни

Кабинет начальника китайской спецслужбы

За большим столом те же, уже знакомые нам трое генералов, а также новые лица — двое полковников и майор. Хозяин кабинета, сидящий во главе стола, начинает совещание:

— Итак, товарищи Чен и Куан уже ввели всех вас в курс дела перед тем, как прийти ко мне. Предлагаю называть англичанина впредь шустрый парень. О его не вполне ясной национальной и профессиональной принадлежности предлагаю сегодня говорить минимально. Это — формальная сторона вопроса, увлекшись которой мы можем упустить главное. А нас, как вы, конечно, понимаете, интересуют прежде всего его возможности и планы. Давайте обсудим развитие ситуации и вероятность нашего на нее влияния.

— Товарищ генерал, позвольте доложить мои личные наблюдения, сделанные в Берлине, — обращается к хозяину кабинета майор, — Мои начальники считают, что лучше это сделаю я сам, дабы не упустить нюансов. (Оба полковника согласно кивают).

— Разумеется, так и сделаем. Начинайте.

— Не смотря на то, что шустрый парень ни с кем не встречался в Берлине у меня, как и у других передавших мне его людей из нашей берлинской резидентуры, сложилось впечатление, что он очень хорошо знает этот город. Причем, одинаково хорошо, как его западную, так и восточную части. У нас сложилось впечатление, что он работал здесь прежде в советской резидентуре. Тогда мы подняли наши архивы. Мы не нашли ни одного похожего лица. Зато мы нашли подходящий рост, возраст и биографию. Фигуру и походку! Только один псевдо сутенер из советских разведчиков, круто говорящий на манчестерском диалекте английского, мог, поменяв лицо, оказаться на Корфу. Но дело в том, что на этот греческий остров он, видимо, приехал из Аргентины. Где, кстати, был испанцем.

— Испанцем??

— Да, товарищ генерал. Он вообще, как мне кажется, на сегодня самая неординарная фигура на шахматной доске, на которой играют разведслужбы всего мира!

— Красиво говорите, майор! Вам пора повысить звание, как мне только что подумалось! Продолжайте!

— Итог потрясает, товарищ генерал! Получается, что недавно уехавший с семьей в Европу аргентинский бизнесмен, торгующий высокопроизводительным холодильным оборудованием, интересующий нас шустрый парень на вечеринкеу топ модели в Каннах, английский бизнесмен, приехавший в Китай и владеющий патентом на производство умных внутриматочных спиралей, а также космополитичный и пока загадочный партнер Директора американской разведслужбы на снимках из Хорватии — это одно и тоже лицо! Наш шустрый парень! А тот русский из Берлинской резидентуры, хоть и отличается от него лицом — тем не менее абсолютно идентичен, как я ранее сказал, по тембру голоса, диалекту английского языка, походке, возрасту, комплекции. Поняв это, мы проверили нашу догадку и довольно просто установили место, в котором произошла переделка его внешности.

— Почему место? Разве такое делается не в специализированных клиниках?

— Так точно, в клиниках. Однако, в данном случае речь идет все-таки о бывшей клинике, уже много лет сдающей в аренду свое помещение благотворительному фонду. А фонд носит почему-то имя того самого хирурга-профессора, который переделывал двенадцать лет назад лицо этому шустрому парню.

— А что случилось с клиникой потом?

— Она просто закрылась сразу же после смерти профессора. Он был серьезно болен.

— Ладно. Это нюансы. Давайте вернемся к шустрому парню. Итак, он — русский разведчик?

— А вот этого мы теперь однозначно не можем утверждать! На основании фактов, имеющихся у нас на сегодня, мы более склонны полагать, что вступив в контакт с живущим в вилле по соседству главой резидентуры Скандинавского Королевства в Аргентине, а затем и с Директором американской спецслужбы, шустрый парень оказался очень полезен кому-то из сильных мира сего.

— Или очень им опасен?!

— Да, товарищ генерал. Это тоже возможно. Он может быть им настолько опасен, что его нельзя даже уничтожить.

— Как, например, бактериологическая бомба?

— Хуже. Как информационная бомба мирового радиуса действия.

— Что-то я не слышал пока о таких. Это что — новое оружие русских?

— В какой-то мере — да. Поскольку именно русские придумали собирать по свету и вербовать в свои агенты отмороженных и запятнавших себя девушек, внешние и личные качества которых могут оказаться хорошим товаром на мировом рынке незаурядных невест и любовниц. Кстати, мы заметили, что среди всех девушек, с которыми общался этот шустрый парень на каннской вечеринке у топ модели, лишь одна пока что имеет статус любовницы. Остальные его внимательные собеседницы — законные жены первых или, скажем так, вероятных будущих первых лиц государств, определяющих мировой порядок.

— И в тоже время, мы не установили ни одного его контакта с русскими за последние двенадцать лет! Что это означает?

— Только то, что он осуществляет автономный или даже свой частный проект.

— Давно?

— Очень давно. Судя по его кругу общения на вечеринке.

— К тому же на вечеринке вполне могли оказаться далеко не все его агенты.

— И далеко не самые интересные.

— Разумеется.

— А вы не подумали, как нам грамотно предложить ему услуги наших, китайских агентов? Неужели человек с таким размахом не нуждается в китаянках?!

— Нуждается. Мы уверены, что нуждается. Но мы также заметили, что он не берет девушек, засвеченных на контактах со спецслужбами. А тех, которых берет, выбирает по совершенно очевидным параметрам — незаурядная внешность, незаурядная сексуальность, «глупости» в биографии, которых следует стыдиться в большинстве стран мира. Эти «глупости», как мы поняли, анализируя биографии некоторых собеседниц шустрого парня, и являются его рычагом управления своими шпионками. И еще. Кто-то недавно основательно подчистил компьютерные версии биографий всех из них. Однако, у нас есть фотокопии бумажных исходников их биографий, которые, прежде чем внести в компьютер, были любезно предоставлены в числе многих тысяч прочих, нашим людям, выполнявших директиву центра и имевших на это деньги.

— Понятно. Тогда наблюдайте за ним. Учитесь. Контролируйте. Сначала этого парня и его девочек. Потом тех, к кому они подобрались.

— Есть, товарищ генерал!

— Вы не торопитесь. Я еще не закончил. Сколько китайских студенток учится за рубежом и в каких странах мира я знаю. Меня интересует, кто из них, на ваш взгляд, может представлять интерес для этого шустрого парня?

— Никто!

— Как так?

— Они все положительные, товарищ генерал. Нет той червоточинки, которую этот парень делает изюминкой. И далеко не все красивы.

— Так найдите же ему красивых китаянок и с изюминками и с червоточинками и еще с тем, что только может пожелать человек с самой необузданной фантазией, занимающийся разведкой! И пошлите их учиться именно в те в страны, в которых он вербовал своих предыдущих агентов. Пошлите сотню. Нет, лучше тысячу девушек! Красивых, сексуальных, образованных, с биографиями, сомнительными с точки зрения общественной морали большинства стран мира. Такие, я надеюсь, в Китае найдутся?!! Тогда он наверняка заинтересуется хоть кем-то из них!

— Товарищ, генерал, но для осуществления этого приказа нам придется существенно изменить инструкции и правила подбора наших студентов, рекомендованных для учебы за границами Китая.

— Так измените же эти правила! Я подпишу. Игра того стоит. Из страны в итоге уедет несколько паршивых овец, которыми мы все равно не сможем гордиться и которые могут стать при определенном стечении обстоятельств даже диссидентками. Зачем нам эта головная боль?! Пусть едут! Зато кто-то из них станет двойным агентом!

— То есть, Вы все-таки настаиваете на традиционной подготовке и процедуре вербовки агентов? Но этот шустрый парень тогда может обо всем этом узнать! У него, судя по всему, фантастически эффективная информационная база и возможности ее пополнения! Он, возможно, даже читает наши компьютеры.

— Вы имеете в виду формальности, связанные с вербовкой и подготовкой агентов из числа наших будущих студентов?

— Так точно, я имею в виду, товарищ генерал, именно эти формальности, связанные с вербовкой и подготовкой, а также внесением данных о наших агентах на бумажные и электронные носители. Процедура отработана годами и все государственные службы привыкли соблюдать формальности.

— Так откажитесь же от этих наших формальностей, измените инструкцию! Временно!

— Если Вы санкционируете это, то мы сделаем, как прикажете.

— Да, санкционирую. Но именно временно и только ради этой операции. Как только страну покинет тысячная по счету девочка — диссидентка, не имевшая на это право прежде, мы закроем калитку. Вернее, громко хлопнем дверью! А для этого организуем пару громких скандалов за границей с проститутками, сутенерами, наркодилерами и прочим позором с участием наших героинь. Объявим всем, что наш народ, судя по этим прискорбным фактам, к полной демократии оказался не готов, что молодежь еще нужно воспитывать и перевоспитывать. Разумеется, делать это нужно дома, в Китае.

— А как же все-таки быть с досье на наших героинь? Как же хранить информацию?

— Приставьте к каждой из наших героинь двух кураторов. И пусть они все это держат в головах! Если я вдруг узнаю, что они о наших героинях что-то записывают, и, тем более, общаются о них с друг с другом или с коллегами — отправлю провинившихся работать на полигон до конца дней. Понятно?

— Так точно, товарищ генерал!

— А теперь запомните самое главное. Об этом нашем разговоре никто никогда нигде не говорит. Девочкам-диссиденткам объясните, что им дается шанс исправиться. Что великий Китай надеется на них. Что жизнь их будет долгой, интересной и успешной только при одном условии. Им разрешается говорить за границей о Китае все, что угодно и строить свою жизнь по собственному диссидентскому усмотрению, им разрешается даже не возвращаться в страну, но судьбоносные шаги, например, серьезная любовь и замужество — ими совершаются только с согласия Центра. То есть, моего. Все свободны.

Берлин, Александерплатц, месяц спустя

Стрелок и Хакер

Стрелок и Хакер, как обычно в последнее время, расположились вечером на одной из скамеек у фонтана Посейдона, окруженного туристами. Многолюдье, как обычно, ничуть не мешало им прекрасно слышать и понимать друг друга.

— Что у тебя, Петя?

— Китайцы, кажется, занервничали.

— Что случилось?

— Пока ничего. Но может скоро случится.

— Этот интерес связан с их заводом и нашими спиралями?

— Я не уверен. Скорее всего, это связано вообще с их не совсем рутинным интересом к Вам, как к иностранному инвестору.

— Признаки?

— Раньше они явно заинтересовались Вашими контактами с американцем. Зато теперь демонстративно делают вид, что в Вашем коммерческом предложении их все устраивает, что им все понятно, и совершенно не пытаются, как это бывает обычно, раскапывать всю подноготную предлагаемой технологии и ее владельца.

— Я же уже говорил, что я не боюсь их интереса.

— Но они же не знают, что Вы их не боитесь! Поэтому, видимо, и осторожничают, делают вид, что любят Вас и Ваш полезный для Китая бизнес. А сами одновременно выпускают из Китая несколько сотен красивых, образованных китаянок — прямо наш любимый размер, возраст и все остальное!

— Что остальное?

— Все! Я на одну из них накопал такого, что ее могли в Китае просто расстрелять!

— А почему же не расстреляли?

— Я тоже подумал — почему? И начал раскапывать информацию на следующих девочек-абитуриенток, заявления от которых уже поступили в разные университеты Европы.

— И что?

— А то, что раньше они не только не стали бы соискателями студенческого места, но не имели бы месяц назад шансов выехать из Китая даже в качестве туристов.

— Демократия.

— Ну, да. Прямо по нашему заказу. Все красавицы. Все умницы. Но зато все с шлейфом «ошибок юности». Все выпадают из прежней массы студентов из Китая так же явно, как любая из наших девочек из массы обычных прохожих. Чего прежде с китайскими студентками не случалось. Вам не кажется это странным? Вам не кажется, что с Вами хотят дружить через этих новых девочек, Вас намерены поймать на живца и, вероятно, склонить к сотрудничеству под давлением очевидных фактов Вашего шпионажа?

— Уже кажется. Только почему же они не нашли другой, более откровенный способ мне об этом сказать?!

— О, это мне как раз совершенно ясно! Они не уверены, что Ваш бизнес с американцем, со спиралями и рассекреченный ими бизнес с невестами — и есть Ваш истинный бизнес! Или, скажем так, основной. Они почувствовали, что Вы не так просты. И не так уж ограничены в своих планах и возможностях.

— Что ты имеешь в виду? Что им во мне показалось странным?

— Все! Если бы я был китайским контрразведчиком, то я не поверил бы ни одному Вашему слову!

— И ты так спокойно об этом говоришь?! Почему же ты меня прежде не предупредил?!

— Я предупреждал, вспомните. Но Вы сказали, что Вам нечего от них таить и все такое. На их месте, я не поверил бы Вам по той простой причине, что бизнес, сулящий, и тем более приносящий, миллиарды баксов, не может быть просто бизнесом. Это я вдруг понял вчера и сразу Вас попросил о встрече.

— Сулящий и приносящий — это не одно и тоже. Мало ли у них в Китае всяких международных проектов! Ты же сам говорил, что их сотни и тысячи, причем, один другого интересней!

— Говорил. Но проблема в том, что на этот раз они, кажется, решили узнать про Вас все. Именно поэтому они этот интерес тщательно скрывают. Я проверил — их компьютеры почти пусты. В них нет ничего, кроме самой общей и чисто формальной информации, про Вас, столь интересного иностранного инвестора. Так не бывает! Они явно перестраховываются и чрезмерно осторожничают.

— А вот это, пожалуй, опасно.

— Об этом я и говорю.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГОСТЬ ИЗ РОССИИ

Россия, наши дни

Ведомственное стрельбище спецслужбы России. На фоне закатного солнца два мужских силуэта в камуфляже перезаряжают автоматы.

— Давай! Теперь ты первый.

— Хорошо. Смотри и засеки время.

После нескольких коротких очередей упали несколько фигур человека, движущихся в разных направлениях по пространству перед стрелками.

— Теперь ты.

Примерно так же быстро после нескольких коротких автоматных очередей второго стрелка падают, пораженные пулями, те же мишени.

— Нормально. Теперь мы с Вами, товарищ генерал, освежили в памяти все виды стрелкового оружия, которыми вооружены в Европе полиция, спецслужбы и мафия. Теперь вероятность, что попадется что-нибудь неожиданное, минимальна.

— Это хорошо. Хотя я надеюсь, что до стрельбы дело не дойдет.

— Я, честно говоря, тоже всегда надеюсь на бескровное решение любых проблем. Но Вы же сами знаете, что бывает по-всякому…

— Знаю. Давай еще раз пробежимся по плану моего туристического визита на этот греческий остров, где как ты утверждаешь, скрывается наш Антон, исчезнувший с экранов всех русских радаров двенадцать лет назад.

— Итак. На острове Корфу он живет под видом английского предпринимателя, испанская жена которого, кстати, ждет второго ребенка. Ни с кем кроме пожилого грека-садовника, живущего с ними вместе и приехавшего вскоре после приезда семьи в только что купленный ими дом, отношения не поддерживаются. В магазин они обычно ездят на машине всей семьей. Единственное время, в которое семья разлучается — это в будние дни, когда их четырнадцатилетний сын находится до обеда в школе, куда его, кстати, привозит папа. Он же забирает сына домой. По выходным они оба, иногда захватив с собой и престарелого грека-садовника, отправляются на баркасе, взятом в аренду у одного из местных рыбаков, на рыбалку. Далеко в море не заходят. Но однажды мы обнаружили в непосредственной близости от них явно наблюдающий за ними скоростной катер, бросивший якорь якобы для осмотра живописных окрестностей острова Корфу.

— Значит во время пути Антона в школу и из школы, а также во время рыбалки, его жена остается дома одна?

— Вы имеете ввиду захват ее в качестве заложницы для более эффективных переговоров с нашим бывшим коллегой?

— Именно это я и имею в виду. Кстати, я все-таки не стал бы его так поспешно называть бывшим. Ну, пропал и пропал. Мы же его все-таки нашли.

— Не мы одни его нашли, товарищ генерал.

— Ты про катер? Или есть другие основания так считать?

— Есть. За время наблюдения за домом мы не раз пытались приблизиться к забору, перелезть через него, в том числе во время отсутствия всех обитателей дома. Но все это было безрезультатно.

— То есть?

— То есть всегда откуда-то появлялись какие-то крепкие субъекты в камуфляже и очень уверенно и понятно давали знать нашим людям, что объект охраняется и они намерены стрелять, если мы не прекратим попытки проникнуть внутрь. При этом попыток вызвать полицию ими не предпринималось.

— Кто они?

— Скорее всего американцы. Мы записали издалека их разговоры между собой и наш слухач определил их американский английский.

— То есть это не греческая или, скажем, итальянская фирма?

— Нет, товарищ генерал. Это американцы. А почему Вы спросили про итальянцев?

— А потому, что остров Корфу расположен в нескольких десятках километров от Италии и поэтому появление на сцене итальянцев вполне вероятно. Кстати, Антон знает про своих охранников?

— Знает. Хотя он демонстративно делает вид, что они к нему не имеют никакого отношения.

— Он — охраняемый объект или заложник?

— Скорее объект. Причем, очень важный! Так охраняют далеко не всех.

— И не все умеют охранять так профессионально…

— Да. И все-таки мне кажется, товарищ генерал, что нам проще захватить всю семью, чем вести с ним душеспасительные беседы.

— А мне так не кажется. Во-первых, я не хочу устраивать стрельбу на таком небольшом острове, перестрелка на котором будет сенсацией и надолго осложнит работу нашей конторы в последующее время. Во-вторых, я до сих пор надеюсь, что произошла накладка, вызванная внезапной гибелью моего предшественника. Я уверен, что он все знал про Антона.

— А, может, мы пошлем для переговоров кого-нибудь другого?

— Например, кого?

— Например, меня. Я все-таки курирую европейское направление и лично с ним знаком.

— Нет. Ты лучше оставайся на хозяйстве и занимай мой кабинет… если что.

— Вы это серьезно??

— Ты про кабинет?

— Я про «если что»! Вы его, и правда, боитесь?!

— Я его опасаюсь… Впрочем, он никогда не слыл безрассудным человеком. Ему, судя по всему, совсем не захочется демаскировать себя в столь уютном месте. Он, кажется, приехал туда надолго и поэтому, я надеюсь, должен пойти на контакт.

— Когда летите?

— Сегодня.

Греция, остров Корфу, день спустя

Рассвет. На пирсе, к которому пешком приближается Стрелок с сыном, сидит рыбацкого вида человек с удочками и сачком. Поднимаясь на пирс и доставая из кармана ключ от замка, которым пристегнута цепь баркаса, Стрелок скользнул взглядом по рыбаку. И замер. Это же его коллега из русской спецслужбы, который, как он недавно узнал, стал ее Директором.

— Здравствуй, Антон. Ты, кажется не ожидал меня увидеть здесь?

— Здравствуй, Василий. С каких это пор генералы рыбачат в одиночку?

— Ты даже знаешь, что я генерал?

— Я не знаю. Я предполагаю. За двенадцать лет, что я не был в конторе, ты вполне мог стать генералом. Так зачем ты здесь?

— По твою душу приехал. Поговорить надо.

— Просто поговорить?

— Просто или не просто зависит от того, как пойдет наш разговор. Надеюсь, ты не откажешь коллеге в небольшой консультации?

— Разумеется не откажу. Запрыгивай на баркас. Сын, возьми удочки у дяди и иди на нос. Мы с ним поболтаем немного на корме.

— О Кеу, папа. Мы сегодня идем на обычное место или опробуем что-нибудь новое?

— На обычное.

Завелся мотор. Баркас отошел от пирса.

— Твой сын очень хорошо говорит по-русски.

— Как и я.

— Да-да, я помню, как всех преподавателей поражал твой идеальный русский.

— Что еще ты помнишь?

— Я помню все, Антон. Мне только непонятно, какого ляда ты здесь залег и почему у нас нет никакой связи с тобой?

— Потому что связь оборвалась. Директор же погиб.

— Он что, лично с тобой общался?

— Да.

— Где деньги?

— Все в целости и сохранности. Могу отдать прямо в понедельник наличными. Просто они в Швейцарии. Я раскидал их по банкам.

— Я не только за деньгами приехал.

— А зачем же еще?

— Я хочу знать под что ты получил от нашего бывшего шефа эти двадцать миллионов баксов? Объясни, пожалуйста. И еще. Почему ты их не истратил?

— А у тебя есть полномочия задавать такие вопросы?

— Есть. Я же теперь шеф.

— Поздравляю. Я не знал. Так вот, деньги я тратил. Но мой бизнес приносил новые деньги и я решил, что будет неплохо сохранить народное добро. В-общем, обхожусь без них.

— Неплохо обходишься! Молодец! А откуда ты знаешь, что шеф погиб?

— О, разве этот тайна? Ведь об этом трубили во всех газетах! Я их читаю регулярно.

— Ладно. Теперь давай о твоем бизнесе.

— Я — международный сводня. Ищу хороших девочек, свожу с женихами, получаю в случае успеха, то есть замужества, хорошие комиссионные — от миллиона до десяти миллионов баксов от каждой счастливой супруги. Обычно платят сами благодарные невесты.

— И все платят?

— Все.

— А в чем смысл операции? Не только же в коммерции?

— В том, что некоторые мои девочки, с которыми я начинал много лет назад, теперь первые леди очень мощных стран. Другие — вполне могут ими стать, поскольку мужья у них, прямо скажем, потенциальны.

— А зачем такая секретность?

— Чтобы наши девочки не засветились раньше времени.

— Хорошо. Ну, а теперь. скажи мне кто получает от них информацию?

— Я.

— И все?

— Да, и все. Такой был приказ.

— Девочки знают, на кого они работают? Они знают, что ты из русской разведки?

— Разумеется, нет. Зачем нам эти проблемы? Я — не шпион! Я — сводня, международный брачный посредник. Просто я не люблю афишировать свою работу. Им тоже зачем рассказывать мужу, как я их знакомил и прочее? За свои услуги я беру оплату по факту. Если у дамочки нет денег — терпеливо жду, но долги не прощаю. Честно говоря, мне нередко выгоднее их зависимость от меня и готовность оказать мне любую услугу в обмен на мою лояльность, чем их деньги. Многие из моих девочек пока шли к своей заветной цели успели с моей помощью засветиться в высококачественных эскорт услугах. Кое-кто вообще вляпался в откровенный криминал! Зачем им теперь афишировать свое прошлое? Так и живем…

— Понятно. Так я считаю, что тебе уже пора делиться с конторой информацией.

— Хорошо. Как прикажете.

— Давай к берегу. Мы найдем тебя через некоторое время. Паролем будет половинка вот этого поплавка.

Гость из России разломил пластиковый поплавок и передал его половинку Стрелку. — Человек, который придет от меня с эти паролем будет тебе знаком по учебе в разведшколе.

* * *

Баркас плавно причалил к берегу. Гость шагнул на причал. Стрелок подумал: «Интересно, а американцы, охраняющие меня, дадут ему добраться до дома?»

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

КОНЕЦ ИНКОГНИТО

Греция, остров Корфу, чуть позже

Едва лишь гость из России, только что отдавший Стрелку на баркасе половинку поплавка-пароля, коснулся ногами камней пирса, как тут же рядом чуть громче нормального скрипнули тормоза джипа с затемненными стеклами. Василий мгновенно шмыгнул в авто и уже через пять секунд джип мчался, с ревом набирая скорость, по прибрежной грунтовой дороге пыля запахом пересохших водорослей, гнилого дерева и чего-то еще совершенно непередаваемо-морского — кажется, дегтя, которым пропитывают поплавки для сетей…Четверо американцев — тех самых крепких парней, которым Директор приказал охрану дома и семьи Стрелка — лишь переглянулись в прибрежных кустах, и один навел зум видеокамеры на итальянский номер стремительно удаляющегося джипа.

* * *

Спустя несколько часов на Корфу на частном самолете прилетел Директор американской спецслужбы. Один из четверых охранников встретил его на выходе из аэропорта и проводил к скромной машине серого цвета, за рулем которой сидел еще один его коллега. Едва сказав «Привет!», Директор приступил к теме, заставившей его столь стремительно прилететь на остров.

— С охраняемым объектом после его встречи с неизвестным рыбаком, надеюсь, все в полном порядке?

— Да, сэр. После рыбалки они с сыном отправились на рынок, где купили много овощей и фруктов. Две бутылки вина. Затем поехали домой. Судя по запахам, жарили рыбу на углях во дворе дома. С тех пор все дома. Сегодня воскресение. В-общем, ничего необычного.

— А что гость? Личность удалось установить? Где он, кстати?

— Брать тех, кто входит в контакт с объектом, Вы нам не приказывали, сэр.

— Да, я это помню. И все-таки что это за гость?

— Гостя сразу после встречи прямо у пирса сначала подхватил джип, потом он пересел на итальянскую скоростную яхту, которая доставила его к итальянскому берегу. Как удалось установить, яхта и автомобиль арендованы на анонима за очень хорошие деньги всего на сутки в яхт-клубе, принадлежащем одному из помощников босса сицилийской мафии. Все функции по обеспечению визита гостя на остров Корфу, как на яхте, так и на самом острове, выполняли сотрудники яхт-клуба. Но самое интересное, сэр, не это. Мы проверили фото этого гостя по нашей базе данных и глазам своим не поверили. С объектом встречался лично новый шеф русской разведслужбы, недавно назначенный вместо убитого.

— Вау! Что это он, совсем страх потерял?

— Нет, сэр. Это в его стиле. Как следует из доклада о нем в нашей базе данных, этот разведчик по кличке Кавалерист, данной ему во время учебы в разведшколе, вообще склонен к кавалерийским атакам и лихим походам. Иногда это приносит фантастически быстрые результаты! В оперативном управлении русской спецслужбы им все и всегда были очень довольны. Смел. Нагл. Довольно примитивен в смысле творчества, но зато способен хорошо организовать труд команды, от него зависимой и подчиненной. Генералом стал в сорок один год. С тех пор успел получить еще две генеральские звездочки на погоны и возглавить службу. Сильный характер. Очень амбициозен. Совершенно так же как и его дед — маршал-кавалерист, почитаемый до сих пор в России, как герой Гражданской войны начала прошлого века и даже воспеваемый в песнях!

— Хорошо. Что было потом? Куда этот Кавалерист отправился из яхт-клуба?

— Не знаем. Он либо до сих пор находится там, либо уехал оттуда на одном из многочисленных автомобилей членов клуба и персонала, которые мы не имеем никакой возможности контролировать. Они все с тонированными стеклами, сэр.

Россия, база спецслужбы, сутки спустя

Василий, названный так в честь деда-маршала, любил свою работу. Он знал, что его работа нужна Родине, сделавшей его деда идолом, сравнимым разве что с советскими вождями, известными всему миру. Он любил листать семейные фотоальбомы, любил свою знаменитую фамилию, производящую оглушительный эффект даже на первых лиц государства. Они все были из других поколений и не знали лично его деда. Зато они помнили песни про деда-кавалериста, которым их с детства учили в пионерских лагерях.

Василий редко надевал свою генеральскую форму. Но очень ее любил. Он почти ежедневно в минуты досуга думал, что дед на небе, наверное, им доволен. А еще он думал о том, что благодаря мудакам, развалившим такую громаду, созданную при деде, как Советский Союз, ему, внуку маршала, уже никогда не суждено стать Маршалом Советского Союза. Он, судя по всему, уже приблизился к пику своей карьеры. Тоже, конечно, не плохо. Но все-таки эти мудаки нагадили ему, Василию, сильно! Размышляя в который раз так, Василий стоял под душем, натирая спину жесткой мочалкой. Вышел, растерся махровым полотенцем, с удовлетворением разглядывая своя тренированное тело в зеркале на стене. Надел по обычаю старый и линялый спортивный костюм — свой талисман. В этом костюме много лет назад он впервые получил на соревнованиях медаль, сделавшую его мастером спорта по борьбе дзю до.

В душевую вошел тот самый человек со стрельбища.

— Как съездили, товарищ генерал?

— Великолепно!

— Как Антон?

— В порядке. Своих признает. Деньги готов отдать. У него их, судя по всему, теперь как у дурака махорки! Вообще, он мне понравился. Стал уверенней и, кажется, еще загадочней. На, возьми, кстати, половинку поплавка. Вторая у Антона. Это пароль. Говорить ему ничего не надо — я обещал, что он знает тебя по совместной учебе. Поедешь на днях в Италию, в тот самый яхт-клуб. Я уже сказал им, что приедет мой коллега и попросил за деньги помочь тебе порыбачить с Антоном на острове Корфу. Вопросы есть?

— Конечно. Что я у него забираю? Только деньги?

— Да, ты забираешь у Антона только деньги. Двадцать миллионов баксов. Смотаетесь в Швейцарию вдвоем. Не надо даже выносить их из банков. Откроешь номерные счета — сколько потребуется, один — из даты рождения моего дедушки, для другого используешь дату получения тобой в Кремле того ордена, когда нас вместе награждали. Третий и последующие, если потребуется, будешь делать из дат рождений членов твоей и моей семей — обоих жен, всех трех дочерей, обоих сыновей. Цифры из этих дат выстраивай в порядке старшинства. Надеюсь, даты помнишь?

— Да. Забрать деньги и все?

— А ты что от него еще хотел?

— Ну, много чего.

— Расслабься. Меня там так пасли, что, судя по всему, если даже твоя встреча с ним закончится благополучно, то нам следует придумать какую-то более хитроумную систему взаимодействия с Антоном и его девочками.

— Ага! Я же говорил, что та, изъятая до защиты работа на женскую тематику, о которой мне проболтался по пьянке убиенный сын нашего погибшего шефа — была работа Антона?

— Да. Антон сидит на фантастическом компромате на первых леди, которых он знал еще когда работал под крышей сутенера, а затем и международного брачного сводни.

— Да-а-а… Он всегда был большим оригиналом.

— Он им и остался. Ты лучше мне объясни, как его проморгала наша аргентинская резидентура? Они что — так плохи?

— Нет, товарищ генерал. Просто у них не было приказа искать Антона, тем более, с переделанной внешностью.

— А без приказа? Что, его общение со скандинавским резидентом — не повод для пристального изучения человека?

— Повод. Его изучали. Решили, что он со скандинавом просто по-соседски пил и мясо жарил…А я никогда не занимался Латинской Америкой, товарищ генерал. Почему Вы с меня спрашиваете?

— Потому, что либо наша греческая резидентура оказалась слишком хороша, обнаружив его, либо Антон засветился специально. Понимаешь?

— Пока нет. Зачем ему это?

— А вот это я и хотел бы понять. Работай. Тебе давно пора становиться генералом.

— Есть работать! Кушать будете?

— Конечно. Что там у нас на первое? Борщ есть?

— Есть, товарищ генерал. Борщ у нас всегда есть.

— Хорошо. Пойдем. Обсудим за обедом детали.

Китай, сутки спустя

В том же кабинете те же трое, что и обычно. Все в генеральской форме. Хозяин кабинета дочитывает на столе бумагу и поднимает голову к подчиненным.

— Я слушаю ваши предложения.

— А по-моему, товарищ генерал, его надо брать, пока русские, американцы или итальянская мафия не вытащили из него все, что он знает и умеет.

— Я так не считаю, товарищ генерал! Его возможности хороши лишь в развитии. Иначе мы получим просто заключенного с интересным архивом — не более того.

— Хорошо. А как нам тогда оградить его от посягательств наших конкурентов? Или мы будем довольствоваться, собирая крохи с их столов?!

— Постойте. Не надо бросаться в крайности. Вы еще скажите, что лучше всего будет этого шустрого парня просто устранить.

— И скажу. Потому что мне не понятна его ценность для нас в данной ситуации. Он повязан с двумя мощнейшими спецслужбами. Его уже знает уже и мафия. Где пристроиться к этой очереди нам?

— Вы повторяетесь, товарищ Куан. Почему вы всегда не замечаете полутонов и у вас все двухцветное: черное или белое? А если нам посмотреть на ситуацию с совершенно иной стороны?

— А именно? С какой?

— А именно, отринуть все его контакты с конкурентами, которые, как мне кажется, засвечены специально, и приглядеться ко всему оставшемуся — то есть к его инвестиционному проекту на нашей Родине. Ведь если он выполняет задание одной из этих двух организаций — русской или американской, развивая производство спиралей на китайском заводе, то мне совершенно не понятна разведывательная составляющая его работы. Кстати, может нам его просто купить? Он, кстати, чьими деньгами намерен финансировать свой проект?

— Своими, товарищ генерал. На первое время он собрался инвестировать порядка восьмидесяти миллионов американских долларов. Это почти все, что у него есть. Но, судя по всему, мы знаем не обо всех его счетах. Потому, что несколько месяцев назад, как вчера выяснилось, он попался на глаза нашим ребятам из бельгийской резидентуры, когда скупал с женой бриллианты в Брюсселе и Антверпене. Примерная сумма закупки за день составила около двадцати миллионов евро. Изделия с собой он не забирал. Магазины отвезли все купленные бриллианты прямо в банк. До номера его ячейки мы добраться пока не сумели.

— Но и то, что имеете, совсем не мало! Молодцы! И все-таки, не кажется ли вам, что для разведчика он слишком богат? А для бизнесмена слишком откровенно, особенно в последнее время, повязан со спецслужбами? Тут что-то не то! Нас хотят запутать и утопить в потоке интересной и разнообразной информации, чтобы мы не заметили что-то главное. Что?!

— Мы пока не знаем, товарищ генерал.

— Наблюдайте и докладывайте мне. Не мешайте ни ему, ни его контактам. Все свободны.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ДЕНЬГИ НАЗАД

Греция, остров Корфу, чуть позже

Субботнее утро для Стрелка и его сына началось совершенно привычно. Они попили чаю. Поцеловали по очереди заспанную маму и, захватив все свои рыболовные снасти, с рассветом вышли из дому. Полчаса, пока шли пешком до пирса, где они, в прошлое воскресение оставили арендованный рыбацкий баркас, прошагали почти в полном молчании. Лишь шуршание гальки на тропинках да пение утренних птиц сопровождало их до самого моря. У причала не оказалось баркаса. Вернее там стояла яхта, к борту которой был привязан, но со стороны, противоположной берегу, их милый баркасик.

— Папа, что за новости? Наше судно арестовали?

— Не трусь раньше времени, сын! Запомни навсегда: если кто-то хочет тебя убить, то он делает это, не прибегая к столь нелепым трюкам, как арест баркаса. Понял? Значит с нами, вернее со мной, хотят поговорить. Скорее всего, о деньгах.

— Ты про те бриллианты…

— Нет. Молчи. Про них кроме меня знаете только вы с мамой. Ты все номера ячеек помнишь? Учти, если что-то с нами или даже со мной случится, то эти бриллианты — твоя единственная надежда на достойную жизнь, получение образования и прочее.

— Ты же говорил, что самое главное — это голова и трудолюбие.

— Говорил. И теперь повторю. Еще удача нужна, сынок. На «Титанике» было, как выяснилось много умных и трудолюбивых людей. Конец их знаешь…

— Что-то ты загрустил…

— Нет, сынок. Грустить стоит только в случае смерти. Да и то не всегда! Улыбайся! Держись уверенней! Нам от этих людей ничего не надо. Значит, последнее слово, если не будем идиотами, останется за нами. Учись. Возможно, это твоя последняя тренировка перед началом взрослой самостоятельной жизни. Понял?

— Да.

— Не хлюпай носом! Просто твое детство кончилось! Извини. Я не хотел, чтобы все произошло так скоро и так стремительно, оттягивая этот момент столько лет. Но сколько веревочке не виться, все равно конец будет. Запомни.

* * *

— Здравствуй, Антон! Поднимайтесь по трапу на яхту. Есть разговор.

— Понятно, что ты не рыбачить в такую даль приехал…

— Вот и славно. что ты такой понятливый. Кстати, вот тебе половинка поплавка.

— Спасибо. Я, честно говоря, догадывался, что это будешь именно ты. Как дела?

— Ну, дела у нас без тебя в последнее время что-то как-то не заладились. То сын Директора с еще кое-кем погибают. То Директора кто-то застрелил вместе с его лучшим другом. Это не ты случаем сделал, Антон?

— Тебя что, для расследования убийства бывшего шефа прислали?

— Нет. Это я из любопытства.

— Какое-то твое любопытство… м-м-м злое.

— А каким оно должно быть, если я за зарплату тридцать лет работаю. И со всеми моими командировочными, наградными и лечебными еле на скромную дачку под Москвой насобирал. А некоторые домик за миллион евро прикупают. Причем, видимо, уже второй за последние двенадцать лет. Откуда, позволь поинтересоваться, дровишки? Деньги конторские, как я понял, целы и ты их даже полностью вернуть готов. Кстати, нельзя ли эту финансовую операцию нам с тобой провернуть в самое ближайшее время, например, в понедельник?

— Можно. Отчего же не вернуть народное добро. Мне чужого не надо.

— Ты на что, перевертыш американский, намекаешь? Ты радуйся, что наш Кавалерист, по натуре человек покладистый и не злобный. Не хочет он твоей кровью свою директорскую биографию начинать. А я бы начал! Честное слово. Не верю я тебе! И никогда не верил. Вот даже при твоем мальчике не постесняюсь сказать.

— Главное, что я себе верю. И тебе склонен поверить в связи с предъявлением условленного поплавка. А то бы послал я тебя, коллега, вместе с твоими подозрениями и задушевными беседами малохольного садиста-одиночки! Понял?

— Ну, ты мне, сука, еще попадешься! Ладно. Ближе к делу. Где и как мы будем получать-передавать эти двадцать лимонов? Прямо в Цюрихе?

— Ну, да. В банке. Только у меня есть два условия, без которых операция не состоится.

— Смотря какие условия.

— Вам они выгодны не менее, чем мне. И касаются они лишь моей семьи и вашей же конспирации, коллега.

— Хорошо. Я слушаю, коль ты о моей конспирации заботишься.

— Мы исчезаем из нашего дома, если хочешь, то вместе с тобой, в воскресение на закате. Все вместе — я, сын и жена. На вертолете, который предоставляешь ты. На итальянском берегу нас ждет частный самолет, который сразу же доставит нас всех вместе с тобой в Швейцарию. Куда-нибудь в окрестности Цюриха. Ночуем в хорошем деревенском отеле, не спеша завтракаем и утром являемся в банк. Им потребуется какое-то время, чтобы подготовить деньги и утрясти все формальности по закрытию-открытию счетов.

— Интересно, откуда ты знаешь, что я не буду перевозить деньги, а оставлю их в том же банке?

— Это лишь мое предположение. Просто один человек физически не сможет незаметно перенести такую сумму, не прибегая к услугам посторонних. Зачем вам светиться? А вы, кстати, не хотите, просто перевести деньги со счета на счет?

— Нет. Твои хакеры в прошлый раз чуть не урыли наших за то, что мы полазили в твоей папочке в базе банка. Мы даже не сомневаемся, что при переводе денег, ты легко вскоре обнаружишь их следы. Ты создал сильную информационную инфраструктуру, Антон. Не похоже, чтобы ради каких-то шлюшек. Пусть даже и с очень красивыми писками и попками. Ты что-то от нас скрываешь.

— Как я могу от вас что-то скрывать, если это фактически первая встреча с коллегами за двенадцать лет? Я выполнял приказ.

— Ты же сказал Кавалеристу, что встречался с бывшим шефом лично.

— Может и встречался. Только у меня не было приказа разглашать эту информацию.

— Так теперь и не будет никакого приказа! Либо ты веришь новому руководству и сотрудничаешь с нами, либо мы тебя вместе с твоей семьей валим. Как ты завалил у озера предыдущего нашего с тобой шефа.

— Слушай, хватит! Я ведь могу и обидеться. Меня на пушку не возьмешь. У тебя что — есть факты или только догадки больного воображения, подстрекаемого черной завистью к моим финансовым успехам?

— Только догадки. Но они основаны на простейшей логике. Ты хотел увести у конторы эти бабки. Вот и завалил шефа. А заодно и всех, кто мог хоть что-то о них знать.

— Видимо, я завалил тогда не всех, раз ты здесь и требуешь бабки.

— Прокололся. С кем не бывает от жадности!

— Я не жадный. Ну, что, принимаются мои условия?

— Да. Завтра будьте готовы вечером за полчаса до заката. У вас, по моим сведениям, во дворе дома достаточно места для посадки вертолета.

— Смотря какого.

— Маленького. На пять человек, включая пилота.

— Для такого место найдется. Мы очертим во дворе площадку белой краской, чтобы пилоту было проще в сумерках работать.

— О кей. Можете пересаживаться на свой баркас. До завтра.

Греция, остров Корфу, вечером следующего дня

Звонит телефон. Трубка в руках Директора спецслужбы.

— Извините, сэр! Нам нужна Ваша санкция.

— Что там у вас случилось?

— Только что во двор дома приземлился вертолет. И вот он уже взлетает. Кажется, на нем улетает охраняемый объект вместе с семьей…

— Вам это кажется или они в самом деле все улетают?

— Мы перелезли через забор, сэр. Проверяем. Дом пуст. Нет даже садовника. Он, как мы знаем, в церкви. Что нам делать, сэр? Может нам поразить эту воздушную цель, пока они далеко не улетели? Вы же знаете, что у нас есть чем…

— Вы в своем уме??!! Я же Вас предупреждал с самого начала, что этот объект мне нужен только живой! Как и его семья! Просто следите!

— Сэр мы теряем их из виду…

— Я сейчас подключу военные базы и корабли НАТО. Их запеленгуют обязательно. Эти ребята от нас так вот запросто не скроются.

— Сэр, они рванули к итальянскому берегу.

— Этого и следовало ожидать.

Швейцария, окрестности Цюриха, чуть позже

— Папа-папа, смотри какой маленький аэродром!

— Это же хорошо, сынок. Чем меньше людей увидят нашу посадку в этой стране, тем больше у нас шансов благополучно расстаться с нашими денежками.

— Благополучно — это как? Живыми что ли остаться?

— Ну, да. Это же сейчас самое главное.

— Папа, скажи, а мы вернемся на остров Корфу? Мне там так понравилось жить!

— Мне тоже, сын. И я тоже хотел бы вернуться. Но, знаешь, нам кажется придется залечь на грунт.

— Опять?

— Опять. А ты разве раньше понимал что мы лежим на грунте?

— Папа, я все давно понимал и понимаю. Мне все это надоело, как и тебе. Мне хочется нормальной, человеческой жизни.

— Мне тоже. Ладно не грусти раньше времени. Все образуется. Буди маму. Она, кажется, совсем измотана такой дорогой. Тем более в ее состоянии.

Швейцария, Цюрих, на следующее утро

Стрелок выходит из банка и садится в такси, в котором его ожидают жена с сыном.

— Все в порядке! Рассчитались. Сейчас мы едем в аэропорт, покупаем билеты на ближайший рейс на Корфу.

— Ура!

Дальше Стрелок продолжает шепотом на ухо сыну.

— Сын, дослушай. Это так, для отвода глаз. На самом деле мы летим в Бельгию. По совершенно другим документам. Берем там на всякий случай немного бриллиантов и поровну делим их на троих. Меняем номера наших банковских ячеек. Оттуда на поезде отправляемся в Берлин. У меня там срочная встреча. Ты же давно хотел посмотреть город, в котором я когда-то работал?

— Да, папа. А потом куда?

— Я пока не знаю. Там сориентируемся. Шепни все это маме.

— Хорошо. Шепну.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

КАТАКОМБЫ БЕРЛИНА

Берлин, чуть позже

Китайский ресторан «Династия Минг», расположенный прямо на берегу реки Шпрее, в восьмидесяти метрах от посольства Китая. За вращающимся столом сидят Стрелок, его сын, беременная жена и Хакер. Они говорят по-русски. Хакер, накладывая еду из очередного блюда, принесенного официантом, говорит почти на ухо Стрелку:

— Они вряд ли вас быстро найдут здесь! Если вас и ищут, то явно не русских и не под боком у своего посольства. Пусть побегают по городу. А мы пока просто погуляем у них под окнами вдоль реки. Полюбуемся кораблями, полюбопытствуем, как клюет у местных рыбаков, среди которых, кстати, половина — русские, так что будьте осторожны в высказываниях!

— Ты полагаешь, что мы в Берлин надолго приехали?

— О, я сейчас тебе изложу примерно десяток причин, по которым вам всем следует оставаться пока в Берлине…

— Пока, это до какого момента?

— Хороший вопрос. Я думаю, до момента, когда твоя жена родит второго сына. Это — как минимум.

— У тебя есть на примете хорошая клиника?

— Есть. Даже парочка клиник. Можно, конечно, рожать в знаменитой клинике «Шарите», в которой, благодаря твоей помощи, меня, инвалида-колясочника, в свое время поставили на ноги. Там же работают медицинские светила! А можно пойти опробованным и весьма надежным путем, которым в Берлине ходят пару тысяч женщин ежегодно — и все, заметь, довольны! Я нашел здесь неподалеку, в рабоче-крестьянском районе Лихтенберг, старую клинику с хорошими традициями, в которой набили руку на родах. Здесь акушерки и врачи принимают в среднем по две тысячи родов ежегодно. Среди медперсонала есть и русскоговорящие. Это на случай, если приспичит. Отзывы пациенток о персонале и его профессионализме только самые прекрасные! В-общем, решайте сами.

— Понял. Первая причина для того, чтобы нам задержаться в Берлине, мне кажется веской и вполне обоснованной! Спасибо, Петя! Что еще?

— О, это я вам предпочел бы рассказывать и показывать во время нашей пешей прогулки вдоль реки.

— Хорошо. Давай тогда просто покушаем. Скажи, а что здесь пьют?

— Говорят, сливовое китайское вино. Вкусное. Закажем?

— Конечно.

* * *

Час спустя живописная компания, оживленно болтающая по-русски проходит вдоль забора китайского посольства — изысканно-красивого серого здания возле моста через реку, над которым развевается красное полотнище флага Китайской Народной Республики. Компания спускается по ступенькам к парапету набережной и останавливается возле рыбаков с удочками. Затем не спеша двигается дальше. Хакер показывает Стрелку глазами на громады двадцатиэтажных домов, высящихся над рекой.

— Видишь эти дома?

— Ничего особенного. Высотки советских времен, которых полно везде. Я их помню по прошлым командировкам в Берлин. По-моему, в свое время, жить в них считалось весьма престижно у чиновников и работников спецслужб ГДР. Так?

— Так. Это знаменитый Фишеринзель — Рыбачий остров, прежде, до застройки, бывший портом со складскими помещениями и причалами. Кусочек суши в самом центре Берлина, окруженный со всех сторон рекой и каналами, на который, как считают многие, можно попасть только через мосты. Однако для нас очень важно, что отсюда в город можно уйти также другими, совершенно неожиданными путями!

— Уж ни на лодке ли?

— Лодки, как и прогулочные корабли, а также катера и яхты под флагами всего мира в этом месте — столь же привычное явление, как матрешки на Красной площади в Москве. Дома эти — особенные. Ты не знал?

— Мне никто об этом ничего не говорил. Неужели восточные немцы в советские времена что-то скрыли от нашей конторы?

— Думаю, да. Они, живя здесь, потихоньку готовили запасные пути для экстренного отхода. Боялись ведь и западных немцев, и американцев, и англичан, и французов, и русских, и собственного народа, растленного западногерманским телевиденьем и регулярными туристическими поездками по всей Европе, и готового на любое безумие, якобы ведущее их к свободе. Короче говоря, из этих домов, как я недавно выяснил, забравшись в компьютерную базу одной частной сыскной конторы, полностью укомплектованной из бывших сотрудников Штази (Госбезопасности ГДР — прим. автора) и членов их семей, запросто можно по подземным ходам выйти практически в любую точку Берлина — включая парки, берега озер и реки. Ходы ведут под озерами и рекой Шпрее во всех направлениях, некоторые из них имеют оборудованные для долгосрочного пребывания потайные «пеналы» — комнаты с хорошей вентиляцией, канализацией, доступом к водопроводу и запасом продуктов. Но самое интересное, что из этих высотных домов несколько подземных ходов ведут на четыре ближайшие станции метро. А из этих станций, в свою очередь, можно, даже не выходя на платформы в толпу пассажиров, пройти в несколько таких же высоток с глубокими фундаментами.

— Причем здесь их фундаменты?

— А притом, что фундаменты эти, можно сказать, с двойным дном. Одно — для всех. Другое — для тех, кто знает, как открыть потайной лаз в подземный туннель.

— И что, никто из спецслужб об этом не знает?

— Возможно, некоторые знают. Но делают вид, что нет, и молчат. Да и не хватит ни у кого из них ни сил, ни здоровья неделями круглосуточно сидеть в сырых подземельях, чтобы отследить, например, тебя. Я насчитал на картах этих катакомб 55 входов-выходов и более десятка мест пересечений с обычными линиями метро. Пару раз проверил лично — все соответствует действительности. Кроме того, есть ходы не нанесенные на карты. Представляешь, как сложно контролировать ситуацию под землей?! Поэтому все наши конкуренты полагаются, как правило, на свою видео и прочую технику на входах и выходах из домов, на пересечениях подземных ходов и выходах их них. Они же не знают, что мне не сложно устроить в их видеокамерах ту картинку, которая нужна нам, а не им.

— Итак, я могу, даже не выходя из дому, оказаться далеко от него?

— Вот именно. Кроме того, зная твою страсть к рыбалке я предлагаю тебе немедленно поступить на курсы рыбаков. И уже через пару недель ты получишь формальное право встречаться со мной в любое удобное тебе светлое время суток, хоть с четырех утра, у любого водоема Берлина под видом рыбака.

— Гениально! А сын?

— Он тоже пойдет с тобой на курсы и сможет сдать экзамены, чтобы тоже получить так называемый паспорт рыбака, дающий право ловить рыбу практически всюду в Германии. Потом, правда, придется еще лицензионные марочки купить и в рыбачий паспорт наклеить, дающие право рыбачить в Берлине и его окрестностях — то есть в земле Бранденбург. Мы же пока не собираемся ездить на рыбалку дальше?

— У сына же пока плохо с немецким. Как он будет сдавать эти экзамены?

— Не забивай голову! Я тоже буду учиться на этот рыбачий паспорт по выходным вместе с вами. Помогу вам крестики поставить на экзамене. К тому же, мы вполне легально будем с тобой общаться на курсах о чем угодно.

— Например, о нашем китайском производстве, которое, видимо, придется возглавить тебе, Петя. Меня так обложили, что я просто найму тебя в качестве менеджера и отправлю в Китай руководить нашим проектом со спиралями.

— Хорошо. Я не возражаю! Через полчаса мы посмотрим вашу новую квартиру в одном из домов, ближе всех расположенных к берегу реки. Четыре комнаты. Прекрасный вид из окон.

— Скажи, а что это за старинные корабли и катера вдоль всего берега пришвартованы? — Это экспонаты так называемого музея исторического берлинского порта. Многие из судов, кстати, на ходу.

— Уж не предлагаешь ли ты при случае, на этой рухляди сматываться?

— В принципе, это возможно. Но у меня есть идея куда лучше. Потом, когда утром придем на рыбалку, я тебе покажу, что я уже припрятал в трюмах этих экспонатов.

— Например?

— Например, несколько аквалангов. И еще две резиновые моторные лодки. Все это компактно упаковано и замаскировано под старинные ящики из под запчастей для корабельного двигателя. В общем, выглядит, как настоящие музейные экспонаты.

* * *

Полчаса спустя вся компания заходит в квартиру в одной из высоток. Одиннадцатый этаж. Вид из ее окон, и правда, изумительный! Корабли и шлюзы, знаменитая берлинская телебашня, красный Ратхауз — резиденция мэра Берлина, и, конечно же, несколько старинных церквей и очень колоритных старых домов, довершающих этот пейзаж…

— Папа-папа, мне очень нравится!

— А тебе, дорогая?

— Мне очень! Где у нас будет детская? Наверное, здесь? Надо ехать покупать мебель.

— Я вам покажу пару хороших магазинов.

— Петя, нам нужна натуральная деревянная мебель?

— Да, именно такая там и есть! Едем? Может возьмем такси?

— Нет, лучше на метро. Какая здесь станция ближайшая?

— Мэркишес Музеум.

— И в ней тоже есть выходы из подземных ходов?

— Как минимум два.

— Это очень хорошо. Идем.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ

Китай, чуть позже

Начальник китайской спецслужбы занимается спортом в тренажерном зале. К нему заходит один из подчиненных ему генералов и останавливается, почтительно поглядывая, как шеф жмет на скамейке штангу. Начальник заканчивает упражнение, вытирает полотенцем пот со лба, спрашивает:

— У вас, как я понял, что-то срочное, товарищ Куан?

— Да, товарищ генерал! Мы нашли этого шустрого парня и практически завершили сбор досье на него.

— Очень интересно! И где же он?

— В Берлине.

— Под каким именем?

— Под тем же, что и в Греции. Он зарегистрировался на днях, как британский бизнесмен, временно приехавший с семьей в Берлин из места своего постоянного жительства — то есть с греческого острова Корфу.

— Еще интереснее! Подождите меня в моей приемной, пожалуйста. Я приду очень скоро. Кстати, пригласите наших ведущих экспертов по техническим новшествам. У меня к ним есть один серьезный вопрос.

— Есть!

* * *

В кабинете начальника китайской спецслужбы. За столом начальник, с влажными после душа волосами, уже переодевшийся в генеральскую форму, а также его подчиненный — генерал Куан и еще двое людей в штатском — один довольно молодой очкарик, второй совершенно лысый худой мужчина средних лет. Генерал встает из-за своего стола, пересаживается за один стол со всеми и обращается к людям в штатском:

— Товарищи ученые, давайте начнем с вас. Потому что у вас, как я знаю, очень напряженный ритм работы. Итак, вопрос. Что вы можете сказать нам по поводу образцов внутриматочных спиралей, предлагаемых для производства в Китае английским бизнесменом?

— Мы можем подтвердить, товарищ генерал, что предоставленные нам образцы действительно существенно превосходят по многим показателям всю продукцию аналогичного ассортимента, которая на данный момент выпускается на планете и действительно являются умными высокочувствительными приборами, позволяющими производить диагностику различных заболеваний, причем, не только гинекологической сферы.

— Это понятно. Мне не понятно пока другое. Могут ли эти приборы иметь второе или даже третье назначение, до которых мы пока не докопались?

— То есть, применяться, например, не в медицинских целях?

— Да.

— Мы не готовы к однозначному ответу на этот вопрос, товарищ генерал.

— Ваш что-то смущает?

— Нас смущает многое. Но прежде всего то, что производство своих умных спиралей он решил налаживать именно в Китае. Ведь есть немало стран, в которых эта продукция могла бы производиться не менее рентабельно и даже более качественно. Мы пока не понимаем, зачем ему светить у нас такую пионерскую технологию, если он, как мы поняли, абсолютно не уверен, что ее у него не скопируют? Как это у нас происходит обычно…

— А что если это и есть его главная цель?

— То есть его цель — подарить нам очередной вид товара, с которым мы озолотимся, заполонив им всю планету по ценам, ниже которых не сможет предложить почти никто?

— Вот именно. Он, например, мечтает о продвижении на мировой рынок техники, патентом на которую владеет. Что тут ненормального?

— Все это нормально. Нас смущает потенциал этих его приборов. Если сказать популярным языком, то нас смущает то, что эти машинки, на наш взгляд, теоретически могут слышать далеко за пределами тела женщины, в которое вмонтированы. Мы пока не можем это доказать, но мы чувствуем это. У них, как нам кажется, есть запасной частотный диапазон, как для получения, так и для передачи информации. Однако, это пока не более, чем догадки. Нам нужно время, чтобы в этом досконально разобраться.

— Время пока есть. Но оно ограничено. Если мы будем бесконечно затягивать с окончательным ответом на предложение англичанина, он может отправиться со своим уникальным патентом в страны, где, как вы только что сказали, эта продукция может производиться не менее рентабельно и более качественно. Вы свободны, товарищи ученые. Жду новостей. А мы, товарищ Куан, теперь вернемся к нашему шустрому парню.

— Самое интересное, товарищ генерал, что он, кажется, решил больше ни от кого не прятаться. Он снял квартиру в центре Берлина в пяти минутах ходу от нашего посольства. Покупает мебель. Посетил с беременной женой роддом в соседнем районе.

— Ну, это понятно. А чем он занимается помимо бытовых и личных дел? В чем-то проявил активность?

— В том-то и дело, что нет! Такое ощущение, что он приехал в долгосрочный отпуск или вышел на пенсию. Он, например, начал вместе с сыном посещать курсы рыбаков…

— Что, извините, он начал посещать? Я не ослышался?

— Нет. Вы все правильно расслышали. Он готовится к экзамену на немецкий паспорт рыбака.

— Зачем ему это?

— Мы пока не понимаем. Видимо, хочет ловить рыбу в многочисленных озерах вокруг Берлина, ну или даже в Шпрее — там тоже, по нашим сведениям, кое-что вполне можно поймать.

— Что там у него нового появилось в досье? Как-то объясняется его появление именно в Берлине?

— Теоретически, да.

— Почему теоретически?

— Да потому, товарищ генерал, что этот парень только кажется очень простым и понятным. А на деле он явно выбрал этот город не случайно. У него ничего не происходит случайно. Вот посмотрите сами.

СТРЕЛОК (из досье)

Энтони Александер Робертс , 52 с половиной года, является единственным совместным ребенком британского разведчика-перебежчика Александра Дэвида Робертса и кубинки-контрразведчицы Марии Перес, командированной 53 года назад в Россию и почти до самой смерти проработавшей преподавателем вместе с мужем-англичанином в закрытом учебном заведении внешней разведки СССР, а затем России. Она скончалась несколько лет назад. Энтони, он же — по русским документам — Антон Александрович Роберцов, получил от родителей прекрасный английский и испанский языки. Блестяще закончил закрытое учебное заведение внешней разведки России, в котором работали его родители. Отец-англичанин, ныне пенсионер, проживающий в Сибири под фамилией Роберцов, до сих пор эпизодически привлекается русскими разведслужбами для консультирования операций в англоязычном мире и работы с захваченными иностранными разведчиками. К советскому и российскому режиму отец чрезвычайно лоялен, что наводит на мысль о маскировочных целях такой его показной лояльности.

…Антон (Энтони) более 32 лет проработал на Россию за границей под различными прикрытиями. В том числе в Западном и Восточном Берлине, в Чехии, Испании, Великобритании. Последние 12 лет он занимался легальным бизнесом в Аргентине, проживая после пластической операции по легальным аргентинским документам, добытым ему резидентом Скандинавского Королевства, являвшимся все это время соседом Антона (Энтони) по вилле. Соседей, видимо, связывало не только территориальное соседство их домов и просторных земельных участков и совместное времяпровождение (вино, виски, карты, шахматы, теннис, приготовление жаренного мяса), но и совместная деятельность по добыче разведывательной информации, которую щедро оплачивал Антон. За двенадцать лет, прошедших со дня его приезда в Аргентину и до момента его экстренного переезда с семьей на греческий остров Корфу по подлинным документам британского поданного, также добытым с помощью Скандинавского резидента, Антон передал скандинаву за его услуги по меньшей мере два миллиона американских долларов. В чем видимо и есть истинная причина тесной «дружбы» двух разведчиков.

Источниками финансового благополучия Антона, являются как поступления от его бизнеса (высокопроизводительные холодильные установки), так и от одного международного аргентинского благотворительного фонда, помогающего по всему миру талантливым студентам и молодым ученым, в котором Антон, судя по всему, является истинным хозяином. Вливания в фонд носят хаотичный, не поддающийся, на первый взгляд, никакой логике характер. Однако, многие пожертвования спонсоров, как выяснилось, почти всегда превышают один миллион долларов США и в нескольких случаях достигали десяти миллионов. Оборот фонда за 12 лет его существования превысил 140 миллионов долларов, а чистая прибыль приближается к ста миллионам.

Роль спецслужб России или других стран в финансировании фонда, подконтрольного Антону, не просматривается. Однако, удалось установить, что практически все пожертвования в фонд были сделаны удачно вышедшими замуж молодыми и очень красивыми женщинами, видимо агентами Антона, некоторых из которых можно увидеть рядом с Антоном на имеющихся у нас фотографиях, сделанных во время вечеринки топ модели Маоми в Каннах. Самое интересное, что все без исключения спонсоры фонда являются женами руководителей первого и второго уровня стран, определяющих мировой порядок, а также женами потенциальных кандидатов на руководящие посты в этих же странах. Одна из женщин-спонсоров фонда является супругой сына (снохой) заместителя Директора спецслужбы США и матерью двоих прелестных детей, которых обожают их папа, дед и прадед, семья которого финансировала атомные проекты в Штатах. Еще одна юная дама, замеченная в контактах с Антоном в прежние годы, является любовницей нынешнего Директора спецслужбы США, имеющего какие-то совместные дела с Антоном.

В Китае предполагается наладить производство спиралей, изобретателем которых является полубезумный индийский ученый, ставший в свое время стипендиатом фонда, подконтрольного Антону и продавший Антону все права на свое изобретение за полтора миллиона американских долларов. Индус, судя по всему, продолжает работать над усовершенствованиями своего изобретения, все из которых тут же охотно покупаются Антоном и оформляются на супругу.

Контакты Антона с представителями русских спецслужб, за исключением двух недавних, происшедших на острове Корфу, либо происходили крайне редко и предельно законспирировано, либо не происходили за последние 12 лет ни разу…

* * *

Подняв голову от чтения досье, начальник китайской спецслужбы потер ладонью правой руки затылок, откинулся на спинку стула и сказал:

— Вы хотите сказать, что этот шустрый парень, этот Антон, за двенадцать лет ни разу не контачил со своими русскими коллегами и начальниками?

— Мы хотим сказать, товарищ, генерал, что нам ничего не удалось найти на эту тему. Даже намека. Даже косвенной информации.

— А, может, он просто так увлекся своим бизнесом с этими красавицами и холодильниками, а теперь еще и с умными спиралями, что забыл, что у него есть официальная государственная служба? Или он делится доходами со своими русскими начальниками… вот те и предпочитают «не замечать» его автономности и почти полной бесконтрольности? Он же довольно богат и очень щедр, не так ли?

— Его начальник, товарищ генерал, недавно застрелен у подмосковного озера…

— Так это был его босс?

— Да.

— Как интересно! А не мог ли Антон его сам или с чьей-либо помощью убрать, чтобы тот не мешал ему заниматься выгодным бизнесом?

— Мог, товарищ генерал. Правда, у русских нет никаких доказательств такой версии. Мы проверили.

— Да-а-а… Вы свободны, товарищ Куан. Мне надо подумать.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

РУССКИЕ ПРИШЛИ

Берлин, чуть позже

Стрелок и Хакер

Раннее утро. Стрелок, Хакер, а также 14-летний сын Стрелка Эндрю расположились с удочками на берегу одного из больших берлинских озер. Вокруг абсолютно безлюдно. На водной глади чуть поодаль несколько пар лебедей и десяток уток нахально конкурируют с рыбаками. Мальчик, сидя несколько поодаль от взрослых, увлеченно следит за дергающимся поплавком, время от времени разглядывая пару среднего размера рыбин плавающих в просторном садке, зацепленном за ивовый куст. Взрослые увлечены своим разговором. Однако они не забывают периодически проверять и насаживать на крючки новые зерна кукурузы, съеденной расторопными и очень прожорливыми берлинскими рыбами. Стрелок, наклоняясь к Хакеру и глядя на поплавок, спрашивает:

— Ты уверен, что по воде невозможно подслушать наш разговор?

— Я скоро буду ни в чем не уверен. Например, я откопал в компьютерах китайской разведки целое досье на тебя и зачатки досье на Индуса.

— Что значит зачатки?

— А то и значит, что пока они знают о его юношеской несбывшейся мечте связать свою научную карьеру с космической медициной. Зато знают о его двух дипломах — врача и инженера, и о том, что он продал тебе патент на «умные» внутриматочные спирали. Знают, что он продолжает свои исследования в этом направлении, продавая все усовершенствования своего изобретения тебе же, вернее твоей жене — официальному владельцу всех прав на эту чудо-технику.

— То есть они пока не докопались до самой интересной сути изобретения Индуса?

— По имеющейся у меня информации — нет. Пока нет. Но копают очень глубоко и очень квалифицированно!

— Ты про информацию в их компах?

— Не только. Я имею в виду также возрастающий интерес различных китайских компов к базам данных с ключевыми словами «изобретения Николы Теслы», «мировой эфир» и прочим, так или иначе выводящим на принцип действия наших умных машинок?

— Ты научился и такому контролю за мировым интернетом?

— Давно. Технология отработана годами на охране интересов нашего с вами банка.

— Петя, не нашего банка, а банка, в котором мы с тобой держим свои деньги!

— Ну, да. Я просто не точно выразился. Извини. Кстати, президент банка на днях поинтересовался у своего шефа службы безопасности, почему это хакеры не лезут в базу банка? Он, видите ли, сомневается, что хакерам не интересно то, чем занимается его банк. Президент считает, что шеф перестал ловить мышей и просто не контролирует хорошо законспирированные действия хакеров…

— Откуда он это взял?

— Президенту недавно принесли отчет одной швейцарской спецслужбы о хакерских проникновениях в компьютерные сети швейцарских банков, а также расположенных на территории Швейцарской Конфедерации филиалов иностранных банковских учреждений за прошлый год. И там он обнаружил, что только в сети его банка хакеры почему-то ни разу не проникли. Его такая ситуация не обрадовала, а, наоборот, насторожила.

— Умный человек! Слушай, Петя, а тебе не кажется, что ты перестарался, охраняя наши, а заодно, и их, банковские тайны? Ведь их президент почувствовал инородное влияние и интерес к банку по твоей слишком хорошей работе, Петя. Запусти туда, пожалуйста, парочку дебилов. Пусть банкиры их поймают…

— Запущу. Но не сразу. Мне надо сделать паузу и найти для правдоподобия не совсем полных идиотов! Желательно хакеров, связанных с мафией или спецслужбами. Например, с русскими или китайскими.

— А почему не с американскими?

— Да потому, что шеф службы безопасности банка и так сливает американцам все, что у него есть, в обмен на их содействие в его работе. Президент банка, кажется, не возражает. Более двух третей капитала этого банка — американские деньги. Ты же прекрасно знаешь, какие люди владеют этим банком!

— Знаю. Потому-то и решил именно там открыть наши счета. Слушай, а тобой они не интересуются?

— Пока нет.

— Просто, как ты знаешь, я совсем скоро предполагаю тебя крепко засветить, назначив представителем фирмы в Юго-Восточной Азии.

— А почему не в Китае?

— Да потому что меня уже утомляет их затянувшаяся пауза и я хочу им таким способом дать знать, что в Азии не только Китай способен на осуществление столь выгодных, приносящих миллиарды долларов прибыли, проектов. Я на днях намерен дать тебе бумаги о твоем официальном назначении управляющим менеджером моей фирмы, которую сегодня регистрируют в Гонконге и запросить гонконгские и китайские долгосрочные визы тебе и себе. Я, кстати, также хочу запросить долгосрочные мульти визы и всем членам моей семьи, как только жена родит второго мальчика. Пусть китайцы видят, что я их не только не боюсь, но и вполне допускаю возможность проживания всей моей семьи в Китае и Гонконге. Параллельно я запрошу еще пяток виз в другие азиатские страны. Я уверен, что потенциальному инвестору ста миллионов баксов никто не откажет в визе…

— А ты знаешь, что в Гонконге климат очень сырой?

— Знаю, что там совсем даже не Берлин, в котором климат столь целебен, что у некоторых приезжих через полгода максимум год жизни в столице Германии вдруг проходят болезни бронхов и суставов! И, что Гонконг, тем более, не греческий остров Корфу, на котором одна из английских коронованных особ в свое время исцелилась от туберкулеза без антибиотиков. Оливы, хвойные деревья, теплое море, запах сухих и мокрых водорослей, экологически чистая баранина, ароматный овечий и козий сыр, фрукты, пропитанные насквозь запахом моря и горных ручьев и так далее…

— В Гонконге и интересующих нас городах Китая, скорее, с климатом все наоборот. Плохо. Тебя это не смущает?

— Нет. После экологии того сибирского города, в котором я родился и жил до 21 года, мне уже даже Чернобыль и Фукушима вряд ли нанесут существенный вред.

— А семье?

— Моя жена тоже родилась и выросла в том же сибирском климате, что и я. Впрочем, моей семье совсем не обязательно жить и даже регулярно бывать в Гонконге. Визы им — скорее, демонстрация моих намерений китайцам, чем мои реальные планы. В Азии есть чудные места! Где прекрасный климат и хорошие продукты! И, что немаловажно, низкие цены на землю и квалифицированную рабочую силу. Но ты же знаешь, почему нас интересует прежде всего Китай! Они жепочти половину из запланированных к выпуску двух миллиардов наших «умных» внутриматочных спиралей поставят своим женщинам! То есть проблема Китая с чрезмерным приростом народонаселения поможет нам сбыть нашу продукцию самым ненавязчивым образом. И это будет наша победа над всей планетой и ее информационным пространством. И над Китаем в том числе.

— А не слишком ли нас заносит?!

— Слишком?! Да, ты прав! Слишком!!! Я к Китаю, как ты знаешь, отношусь с большим уважением. Но весь ход мирового развития говорит о том, что сейчас, не победив или хотя бы не получив в союзники Китай, ничего глобального уже сделать невозможно! Я давно понял, что нас заносит, и даже удивляюсь, что ты только теперь меня об этом спрашиваешь.

Просто, понимаешь, Петя, в жизни ничего нельзя делать наполовину, достигать почти или получать чуть-чуть. В жизни, как оказалось, нельзя быть почти независимым или чуть-чуть могущественным. Всегда найдутся люди способные подмять под себя силу, имеющую ограниченный ресурс. Наши ресурсы, Петя, по мировым меркам очень ограничены! Индус вообще считает, что кто бы ни купил нас с потрохами, если у него хватит денег и амбиций, будет нам одинаково выгоден.

— Я не знал об этом…Я думал, что он, как и мы с тобой — выдающийся борец за собственную свободу от угнетателей и эксплуататоров всех мастей!

— Иронизируешь?! Он только на вид безумен, этот наш уважаемый Индус. Он сказал мне как-то, что не боится никого и ничего потому что он абсолютно всем может оказаться полезен.

— А мы?

— А мы с ним за компанию. Потому что пока докопаются до глубинной сути всего, что мы творим по технологиям Индуса, а, самое главное, подготовят нам полноценную замену из своих, не только я, но и мои дети, Петя, успеют состариться!

— Ты, в самом деле, так считаешь?!

— Я хочу надеяться на это. Мне больше надеяться не на что!!!

— А Россия? Мы же с тобой русские!

— Россия для меня отличается от Китая или, скажем, Штатов, только тем, что я смогу там, при желании, получить более престижную золотую клетку.

— А я понял, что нас там могут посадить…Разве не так?

— Нет. Таких, как мы, Петя, в тюрьмы в не сажают. Убить могут. А вот тюрьма — это для более тупой категории населения. Окажись мы в России в лапах моих коллег, Петя, нас просто ограничат в свободе передвижения и в доступе к благам мировой цивилизации. Нас не выгодно превращать в рядовых заключенных. Им всем для их же карьерного роста и обогащения нужны выдающиеся результаты! А мы — и есть выдающиеся результаты. Правда, нам с тобой никогда не дадут Нобелевскую премию и не назовут нашими именами университеты. Мы — вне общества. Но обществу мы нужны также, как вирусы нужны всем живым существам для поддержания их иммунитета в рабочем состоянии… У тебя, кстати, клюет. Тяни.

— Я давно хотел спросить, будем ли мы по-прежнему развивать наш бизнес с девочками-шпионками?

— Будем. Пусть тебя не смущает грядущий прорыв со спиралями. Жертвы нашего коварства — а именно жертвами станет скоро половина женского населения планеты — это не те люди, которые способны выполнять особые задания и поставлять нам особую информацию. Компромат всегда останется компроматом и тот, кто боится его обнародования, всегда будет ходить на нашем поводке, Петя. А женщины в разведке всегда будут самым могущественным оружием. Это не я придумал. Это делают все разведки мира в течение многих веков и даже тысячелетий. Просто мы с тобой, как мы надеемся, имеем на сегодня наиболее полную базу данных на очень красивых, но очень крепко обосравшихся в юности девушек, а, значит, и на их будущих и нынешних влиятельных супругов и любовников. У тебя, кстати, есть какие-то идеи или новые кандидатки?

— Есть идея. Скажи, а почему мы явно не достаточно используем потенциал русской диаспоры в разных странах? Вернее, я бы сказал, потенциал его самой прелестной части — рожденных за границей или привезенных в детстве и юности за кордон русскоязычных девушек?

— Я думал об этом. Но меня, Петя, всегда интересовала, как ты заметил за эти годы, не национальность девушки, а ее способность стать бомбой замедленного действия. Сначала сексуальной и, может, даже интеллектуальной. А потом, если повезет, финансовой и политической. Хотя определенное здравое зерно в твоих словах есть. Русские девушки — это марка, это брэнд, это мировой уровень качества!!! Взрослеешь!

— Пора взрослеть! Мне скоро уже тридцать лет. Я давно не тот выпускник Урюпинской школы-интерната в инвалидной коляске, приехавший четырнадцать лет назад в Берлин лечить ноги, которому ты объяснял, как можно устроиться в немецкой демократии русскому бедолаге-сироте. Спасибо тебе за все!

— На здоровье! Давай о нашем деле. Итак, ты предлагаешь активнее использовать русских зарубежных девочек?

— Да. Они, в отличие, скажем, от евреек, итальянок или немок, обладают уникальным долгоиграющим ресурсом красоты. Нам понятен их менталитет.

— Согласен.

— Кроме того, если мы не особенно удачно выдаем замуж нашу русскую кандидатку в первые леди, то годам к 35-ти еще не поздно поменять коней. А ведь, как известно, только русские и, может, некоторые чешки и словачки, девушки из стран Прибалтики, скандинавки да еще, пожалуй, отдельные индивидуумы из американок способны в возрасте под сорок потрясти воображение видавших виды мужчин! Разумеется, если все эти годы девочка не пила в три горла алкоголь и не обжиралась сладостями, дружила со спортом и мечтала быть красивой столь же сильно, как и стать богатой!

— Так. Понял. То есть, ты считаешь, что меня хватит еще на два десятилетия такой кипучей деятельности?

— Может хватить. Хотя, если хотите, я мог бы уже отчасти принять на себя некоторые Ваши функции.

— Что-то ты на Вы опять перешел. Ведь уже давно договорились, что на ты общаемся. Ты плачешь?! Петя, что случилось?!

— Я испугался, что однажды останусь в этом мире один! Если Вы умрете.

— Успокойся. Я пока не собираюсь умирать. Но и в вечную жизнь, к сожалению, не верю. Хотя, Петя, я так давно и крепко привязан к тебе, что, наверное, и умерев, буду приходить и помогать…

— Вот от этого мне и стало грустно, что я все равно когда-то останусь один.

— Женись!

— Легко сказать. Я люблю Лизу. Но она, сам знаешь — последняя шалава, животное, любящее любого, кто ей приятен и полезен!

— Тогда не женись! Попадется же тебе однажды стоящая девушка.

— Надеюсь. У тебя клюет, тяни!!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ (продолжение)

Китай, чуть позже

В кабинете начальника китайской спецслужбы те же знакомые нам его подчиненные генералы Куан и Чен, а также один уже знакомый нам майор — представитель берлинской резидентуры. Хозяин кабинета обращается сначала к нему.

— У вас в Берлине, как я понял, все развивается по сценарию совершенно непредсказуемому и почти веселому?

— Да, товарищ генерал, этому шустрому парню в юморе и умении преподносить сюрпризы не откажешь.

— Давайте по порядку. Сначала о том, что он делает. А потом я хотел бы услышать пояснения товарищей генералов о том, почему все происходит именно так, а не иначе. То есть совсем не так, как мы предполагали. Начинайте, товарищ майор.

— Товарищ генерал, он совершенно не собирается скрываться или что-то утаивать. Во всяком случае, все происходящее у нас на глазах говорит о том, что никакой деятельности, в том числе разведывательной и коммерческой, этот шустрый парень в настоящее время в Берлине не ведет и складывается впечатление, что вести не намерен. Он регулярно ловит рыбу на различных озерах Берлина, гуляет сыном и беременной супругой. Он ходит с сыном, а иногда один, в сауны и бассейны, минимум час ежедневно проводит в двух супермаркетах, расположенных в непосредственной близости от дома, где он с семьей снял пять недель назад четырехкомнатную квартиру.

— И это все?!

— Почти все. Пару недель назад он начал регулярно посещать так называемый турецкий рынок, расположенный в непосредственной близости от станции Шёнляйнштрассе, что на восьмой линии берлинского метрополитена.

— Что значит регулярно посещать?

— Регулярно — значит по вторникам и пятницам. То есть, оба дня недели, в которые рынок в этом месте работает. Многие рынки в Берлине, как правило, мигрируют по городу в течение недели.

— И что?

— Ничего. Наша наружка не обнаружила никаких контактов шустрого парня ни с кем кроме продацов-турков.

— На каком языке он разговаривает с турками?

— На немецком. Как и многие посетители этого рынка не турецкой национальности.

— О чем?

— О ценах на овощи и фрукты…

— А вам не кажется, товарищ майор, что вам в Берлине регулярно морочат голову? У него не должно быть столь примитивного для разведчика его уровня время провождения! Это абсурд! У него наверняка есть вторая, скрытая от вас жизнь. Так вот, я хочу знать все о ней, а не о его походах на турецкий рынок. Меня не удовлетворил ваш доклад. Кроме того, я приказываю усилить наблюдение в местах, которые вам кажутся местами его праздного досуга — а именно, супермаркеты, турецкий рынок и особенно берега, на которых он ловит рыбу. Ищите!

— Так точно, товарищ генерал. Мы приложим все усилия!

— Вот и прилагайте. Когда улетаете назад в Берлин?

— Сегодня вечером.

— Хорошо. А пока присутствуйте на нашем разборе полетов этого пока мало знакомого вам господина. Может, вдохновитесь идеями или догадками, как дальше разрабатывать его в Берлине. Итак, товарищ Чен, что с нашими «студентками — диссидентками»?

— Мы выпустили, как вы и приказали, 985 эффектных девушек, в принципе, как мы полагаем, склонных к диссидентству. Все они уже зачислены студентками на различные факультеты европейских вузов. Начали учебу. У них все нормально. Но к нашему удивлению ни у одной из них до сих пор не состоялись контакты с шустрым парнем, и его интерес к ним тоже не был никак проявлен. Хотя на наш взгляд, их невозможно не заметить! С его-то опытным взглядом!!

— А, может, они слишком хороши — вот он и не верит в «натуральность продукта»?

— Возможно. Мы это надеемся довольно скоро понять. И еще новости. К некоторым из наших студенток из этой диссидентской тысячи уже подкрались местные контрразведки в лице товарищей по учебе, тренеров студенческих спортивных клубов, преподавателей и так далее. Все они — молодые мужчины весьма сексуального вида и образа жизни с традиционной сексуальной ориентацией.

— И что же наши умницы и красавицы ответили подкравшимся к ним?

— Как мы и ожидали, почти все из них сразу же охотно, я бы даже сказал, с радостью, пошли на контакты и вскоре вступили в половую связь. Все остальные, контачащие с «простым» населением, то есть с людьми, причастность которых к спецслужбам нам пока что установить не удалось, также нашли себе половых партнеров мужского пола в первую же неделю-две после выезда из Китая. Мы же дали им, как Вы и приказали, полный карт-бланш — никаких ограничений в контактах, словах и действиях, образе жизни. В итоге двое из них вообще поселились с девушками явно розовой ориентации и чувствуют себя прекрасно.

— Н-да. Это же авангард какой-то! И что практически мы, наша служба, получим от этого…м-м-м… санкционированного нами же распутства наших китайских студенток? Я начинаю думать, что скоро меня уже спросят на самом верху об этих наших сексуально-разведывательных экспериментах. Вы готовы помочь мне доказать, хотя бы частично, что стоит пожертвовать в определенной степени даже репутацией нашей великой и горячо любимой страны, ради получения стратегической, экономической, научной или политической информации в обозримом будущем? Итак, что мы получим?

— Много, что можем получить, товарищ генерал. Но, правда, как вы и сказали, в перспективе. Пока мы лишь отслеживаем ситуацию, анализируем эти контакты, готовимся дать разрешение на, возможно, более тесные и постоянные отношения, которые могут привести наших студенток к браку.

— Поясните, почему вы выпустили из страны не ровно тысячу студенток с неидеальными биографиями и взглядами на жизнь, а несколько меньше?

— Это вопрос времени. У нас есть несколько сотен кандидаток на оставшиеся места. Поэтому процесс несколько затормозился.

— Сколько именно кандидатур на выезд вы рассматриваете сейчас?

— 314.

— Какая хорошая цифра! Вам не кажется?! Поставьте запятую и получим число Пи или округленно 3,14! Без этого магического числа никакая математика и физика вообще не мыслимы. Никакие расчеты серьезных формул. Мне нравится это совпадение! Это, возможно, хороший знак. Мы же строим свой расчет на наших девочках-агентах! Выпускайте их всех! Вырастут новые. Страна у нас большая, много возможностей. Надо только уметь искать. И наладьте, пожалуйста, за ними всеми качественное наблюдение! Мне докладывать еженедельно. Мы должны переиграть шустрого парня, действуя его же методами. Посмотрите, к кому он подкрался, кого уже почти проглотил через его девочек-шпионок? Проанализируйте его работу. Неужели, мы не сможем переиграть его, если не на всем шахматном поле, то для начала хотя бы в нескольких, особо интересующих нас странах. Неужели среди всего обилия нашей студенческой и около студенческой тусовки не найдется интересных нашей службе людей?

— Такие люди есть. Но далеко не все из них свободны или имеют проблемы в браке или личных отношениях, чтобы запасть на наших китаянок.

— Это понятно. Ищите. Жизнь она удивительно полосатая! Если англичанин по каким-то причинам не рвется к нашей наживке, давайте поищем вокруг других желающих проглотить ее.

— Будет сделано, товарищ генерал!

— Хорошо. А что нам расскажет товарищ Куан?

— За время его «расслабленного» на вид проживания в Берлине адвокаты, нанятые шустрым парнем, открыли ему в Гонконге фирму. Фирма явно сориентирована не только на Китай, но и на всю Юго-Восточную Азию. Фирма зарегистрирована на два имени — на имя шустрого парня и его супруги. Причем, контрольный пакет принадлежит супруге. Кроме того, его адвокаты вчера и позавчера запросили в семи различных странах Юго-Восточной Азии долгосрочные бинес-визы для него, членов его семьи и еще одного русского парня, которого супруги-совладельцы уже назначили управляющим менеджером своей семейной компании. Компанию назвали «Oriental express medtechincorporated». Русскому управляющему приказали предлагать всем желающим в Азии инвестиции новорожденной компании в промышленное производство «умных» внутриматочных спиралей.

— Где он взял этого русского?

— Нашел в Берлине.

— А раньше у них контакты происходили? Он случаем не из русской ли разведки, этот, как его…?

— Петр. Его зовут Петр. Он приехал в Берлин, а именно в клинику «Шаритэ» почти четырнадцать лет назад в инвалидной коляске, чтобы попытаться вылечить ноги и позвоночник, пострадавшие в результате автомобильной аварии. Какой-то международный благотворительный фонд оплатил ему довольно длительное лечение. Инвалид, которому в тот момент было всего 17 лет, практически совсем выздоровел, остался в Берлине, успешно закончил немецкую школу, а затем университет. Работает учителем математики в переполненном русскими и другими эмигрантами, берлинском районе Марцан. В контактах со спецслужбами, а также с шустрым парнем, Петр прежде, до их недавнего знакомства, нами замечен не был.

— А другие разведки? Что у них есть на этого Петра?

— По нашим сведениям пока ничего. Абсолютно темная лошадка.

— Так не бывает…Мне не нравится, когда темные лошадки вдруг становятся фигурами в игре, определяющей судьбу научно-технического и финансового лидерства на планете!!! Вы сами — то, товарищи генералы, верите, что кто-то может доверить миллиардный бизнес малознакомому человеку или человеку, которого только что приняли с улицы, да еще без серьезных рекомендаций?!! Вопрос, кто для этого шустрого парня теперь авторитет и чьим рекомендациям он сегодня следует?

— Мы думаем, что никто и ничьим.

— Вы, надеюсь, понимаете, что так тоже не бывает?! Вы понимаете, что ни одна сила не может оставаться долго без хозяина? А этот парень явно обладает силой! Ведь одни его компроматы на первых леди чего стоят! Но уши его хозяев или, скажем так, его вероятных хозяев, видны за километр! Ищите их, эти уши!

— Мы все это понимаем, товарищ генерал. Но поскольку Вы хотите слышать прежде всего факты, а не домыслы…

— Хорошо. Закончили с фактами. Ваши предположения. Зачем ему все это?

— Он сталкивает нас лбами.

— Кого это нас? Поточнее, пожалуйста. И зачем?!

— Всех, кто в нем может быть заинтересован — американцев, китайцев, русских…возможно, еще несколько стран.

— А почему в списке предполагаемых охотников за его своеобразной информационной собственностью я не услышал немцев и израильтян?

— Ну, это само собой разумеется. Хотя, как мне кажется, русские и американцы постараются не выпустить из рук контроль за ситуацией. В результате неизбежен конфликт интересов и попытка потянуть его возможности очень сильно на себя! Любой ценой! Даже, возможно, кое-кто попробует оторвать этого шустрого парня у конкурентов прямо вместе с его руками. Кроме того, он явно исчерпал свои ресурсы и понял, что больше не может есть в одиночку огромный кусок пирога, который отрезал себе, благодаря нашему и наших конкурентов попустительству! Мы, мой отдел, товарищ генерал, его проморгали. Я вижу и признаю в этом свою вину!

— Не вы один, товарищ Куан. Перестаньте посыпать голову пеплом. Некогда. Надо работать, а не заниматься самокритикой и признанием своих ошибок. Мы не на партийном собрании. Мы занимаемся конкретным делом государственной важности — оберегаем безопасность Китая! Вы об этом помните?

— Я всегда помню об этом, товарищ генерал!

— Вот что! Я хочу с ним встретиться. Мне нужен разговор с этим шустрым парнем.

— Прикажете доставить его Китай?

— Ну что вы! Зачем распугивать всех, кто сейчас роится вокруг него?! В Китай он, судя по всему, рано или поздно сам приедет. Правда, окажется он в тот момент уже под чьим-то крылом. И скорее всего, не под нашим. Давайте попробуем их всех опередить! Нам есть, что предложить такому масштабному политику, как этот русский англичанин! Ведь заметьте, он, на первый взгляд, не делает ни слова и ни шага с политическим оттенком. Зато все спецслужбы уже готовы с радостью проглотить любую его информацию! Не читая! Не торгуясь! Не проверяя! Лишь бы она не досталась конкурентам или, что еще хуже, газетчикам! Все хотят заполучить его! Блеск! Он скромен и прост. А, значит, очень мудр. Ладно. Все свободны. Я жду ваших предложений по моему личному контакту с этим псевдо сутенером, имеющим научно-промышленные пристрастия.

Начальник улыбается.

— Есть! — говорят все трое подчиненных, одновременно вставая.

Берлин, чуть позже

Фишеринзель. Самый центр столицы Германии. Супермаркет EDEKA — излюбленное место продуктовых покупок Стрелка. Он не бритый, в поношенном джинсовом костюме, катит тележку с продуктами между рядов полок. Наклоняется за чем-то. Рядом присаживается статный седовласый мужчина в клетчатой рубахе, и, как бы рассматривая ряды соков, спрашивает Стрелка на американском английском:

— Вы, наверное, не ожидали, что я приеду в Берлин?

Это шеф американской спецслужбы.

— Нет. С момента нашей встречи в Хорватии…

— И Вашего стремительного побега с острова Корфу…

— Я не бежал. Я привез в Германию рожать мою жену. Я живу в соседнем доме под своим именем.

— Под каким из них?

— Под английским.

— Но, тем не менее, не под тем, которое дали Вам родители при рождении?

— К сожалению, нет. Русские не хотели, да и не могли дать мне английское имя и гражданство при рождении. Впрочем, Вы, наверное, в Германию не ради изучения истории моей семьи приехали, сэр. Я прав?

— Вы, как всегда правы. Слушайте, а Вы не хотели бы поступить на службу в американскую фармацевтическую компанию, которая на днях станет моим работодателем? Очень серьезные люди. Очень хорошие условия. Вы можете не только стать моим заместителем — а я скоро возглавлю их службу безопасности — со всеми вытекающими отсюда почти неограниченными возможностями. Вы сможете получать очень хорошие проценты от использования компанией принадлежащих Вам патентов на медицинскую технику. Мои хозяева имеют предприятия в Азии и им не нравятся Ваши недавние телодвижения в Китае.

— А я думал, что Вы про досье на моих девочек поговорить приехали.

— И это тоже. Но сейчас я готовлюсь перейти в фармацевтическую кампанию, контролирующую около половины мирового производства лекарственных препаратов. Контрацептивы, а, значит, и Ваши внутриматочные спирали нового поколения, тоже входят в сферу их интересов. Я со вторника их новый шеф службы безопасности, и в понедельник слагаю полномочия в известной Вам государственной службе США.

— Сегодня суббота. Вы решили посвятить свой последний выходной разведчика встрече с моей скромной персоной?

— Ваша скромность, Антон, мне всегда импонировала. Как и Ваша независимость. Ну, что? Вы готовы обсудить предложение моего руководства?

— Да.

— И Вы готовы пойти ко мне заместителем?

— Нет.

— Почему нет?

— Мне нужно подумать.

— Думайте. До завтра. Кстати, этот магазин, как я заметил на входе, не работает по воскресениям.

— Как и многие другие магазины в Германии. Немцы любят по воскресениям отдыхать! Стрелок улыбается.

— Так где же мы тогда встретимся?

— На вокзале Фридрихштрассе. Там есть супермаркет с такой же вывеской EDEKA. Он, как и все магазины на вокзалах, по воскресениям работает. Давайте ближе к вечеру. В шесть. У пивных полок. Мне завтра утром на рыбалку с сыном.

— Договорились. Хорошего клева. Так, кажется, говорят в России?

Оба улыбаются.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

РУССКИЕ ПРИШЛИ (продолжение)

Германия, Берлин, на следующий день

Озеро в окрестностях Берлина. Раннее утро. Стрелок сидит с удочкой на берегу в нескольких метрах от своего сына, увлеченного рыбалкой. К ним подходит с удочками и сачками в сумке за плечами Василий-Кавалерист, начальник русской спецслужбы. Василий молча кладет на землю, не распаковывая свои снасти. Присаживается. Закуривает. Только после этого смотрит на Стрелка и произносит:

— Ну, здравствуй, Антон! Ты, похоже, к американцам собрался перебежать?! Мне это не нравится. С кем и зачем ты вчера встречался в магазине?!! Напоминаю. Твой проект и все с ним связанное — собственность России. И поэтому передача зарубежным спецслужбам собранной по нашему приказу и на наши же деньги информации, как ты понимаешься, является преступлением…

— А кто тебе сказал, что я кому-то что-то передаю?

— Пока никто. У меня нет таких фактов. Но если дело так пойдет, то наверное скоро передашь. И именно американцам.

— Ты приехал меня воспитывать или у тебя есть конструктивные предложения?

— Ты забыл, что ты — офицер, которому недавно в России присвоено воинское звание полковник.

— Ты приехал, чтобы мне это лично сообщить?

— Ты, Антон, совсем, по-моему, забыл, находясь в своем долгом автономном плавании, где ты работаешь и кому подчиняешься. Я, заметь, твой начальник. Приехал, чтобы лично огласить тебе приказ об окончании твоей зарубежной командировки и возвращении на Родину. Ты не забыл еще, Антон, где твоя Родина?

— Такое не забывается.

— Ну, вот и славно.

— Когда я должен быть в России?

— На следующей неделе.

— Может, разрешите приехать чуть позже? Дайте, пожалуйста, мне спокойно дождаться в Берлине родов жены. Мы нашли прекрасный роддом. Она должна родить буквально со дня на день. Пока выйдет из больницы, пока чемоданы соберем. Короче, мне нужно время!

— А ты за это время, которое я тебе дал, переметнешься со всеми своими досье к американцам?

— Зачем?!

— Ну, уж этого я пока не понял! Зато давно знаю, что ты к англоязычным тяготеешь. Можно сказать, с детства.

— Еще скажи, что нашей конторе это мое тяготение не принесло никакой пользы…

— Почему же не принесло? Принесло. Но я не хочу, чтобы ты начал приносить на позор мне пользу кому-нибудь еще. Я понятно излагаю?

— Понятно. Ну, так что, Василий, ты даешь мне время на урегулирование семейных дел?

— Хорошо. Но учти, товарищ полковник, невыполнение приказа карается смертью! Понял?!

— Сурово как-то! В этом я никогда не сомневался, Вася! А что я буду делать в России?

— Приедешь — узнаешь. До свидания.

— До свидания, товарищ генерал.

Сын подходит к Стрелку, обнимает его за плечи.

— Папа, я все слышал. Мне это очень не нравится. Скажи, папа, а нам никак нельзя избежать возвращения в Россию?

— Посмотрим. Я еще не решил. У меня сегодня вечером важная встреча, которая может многое изменить в нашей жизни. Наберись терпения, сынок. Давай спокойно посидим, клев кое-какой есть. Может, наловим рыбы на обед. Мама пожарит.

* * *

Шесть вечера. Супермаркет EDEKA на берлинском вокзале Фридрихштрассе. К полкам, уставленным в несколько рядов, от пола и почти в рост высокого человека, пивными бутылками и банками, подходят с разных сторон почти одновременно Директор американской спецслужбы и Стрелок. Разглядывая этикетки этого потрясающего пивного ассортимента, они говорят между собой в пол голоса по-английски.

— Хеллоу!

— Хеллоу!

— У меня есть предложение. Мы сейчас садимся в поезд и едем в аэропорт Шёнефельд.

— Но я никуда не собирался с Вами лететь…

— Вам и не надо никуда лететь. Вы просто проводите меня до аэропорта. У меня вылет через три часа. Мы поговорим в поезде. Ехать около получаса. Поэтому самые главные моменты мы вполне сможем обговорить. К тому же в полупустом вагоне поезда мне гораздо проще контролировать ситуацию, чем все это вокзальное столпотворение.

— Согласен.

— Я уже купил Вам и себе билеты по три евро. Во второй класс регионального экспресса, идущего через этот аэропорт. Там мы будем как все. Как обычные 12 миллионов туристов, посещающих Берлин ежегодно.

— Спасибо за билет. Хорошо! Пойдемте тогда на платформу. А пиво мы покупаем?

— Да, конечно. Мне нравится это (камера наезжает на этикетку*). А Вам?

— Мне тоже!

— Изумительный напиток!

— Согласен!

(камера наезжает на этикетки бутылок, которые берут с полки оба героя*)

(*)Прим. автора: вполне вероятно спонсорство киноверсии романа кем-нибудь из фирм-производителей пива

* * *

Они стоят на платформе. Громкоговоритель объявляет о приходе поезда, следующего в берлинский аэропорт Шёнефельд. Спустя несколько секунд к платформе подходит красный региональный экспресс с надписью AIRPORT EXPRESS и оба, пропустив выходящих транзитных пассажиров, не спешно заходят в двери поезда. Поднимаются на второй этаж почти пустого вагона. Проходят мимо пары целующихся и обнимающихся китайских студентов, не обращающих никакого внимания на усевшихся через три ряда от них Стрелка и Директора.

— Ну, что, начнем?

— Пожалуй…

* * *

Громкоговоритель в поезде объявляет на немецком и английском языке, что поезд приближается к аэропорту Шёнефельд. Оба поднимаются со своих мест, спускаются со ступенек вниз к дверям. Двери открываются. Директор вопросительно смотрит на Стрелка.

— Вы выходите?

— Не сейчас…

Двери закрываются за вышедшим на платформу Директором и недавние собеседники лишь обмениваются взглядами через стекло тронувшегося поезда.

Спустя несколько минут Стрелок выходит на ближайшей железнодорожной станции и, прогулявшись по платформе, вскоре садится точно в такой же поезд, следующий обратно в Берлин. Еще через несколько минут он выходит на вокзале Александерплатц. Идет по знаменитой площади домой пешком: мимо Красного Ратхауза — резиденции мэра Берлина, фонтана Посейдона, Николай Кирхе (церкви, построенной восемь столетий назад), по мосту через реку Шпрее, к своему простому 20-ти этажному дому. Входит в сверкающий зеркалами вестибюль дома. Поднимается на лифте. Подходит к двери своей квартиры. Вставляет ключ в замочную скважину.

— Дорогой, это ты?

— Да.

— У тебя все нормально? Кушать хочешь?

— Да.

— Устал?

— Немного.

— На кухне все теплое. Приятного аппетита. Ой!! У меня, кажется, начинаются, схватки. Придется ехать в роддом. Я сама вызову такси. Кушай…

— Хорошо. (Проглатывая что-то) Поехали. Пора пришла! Ура!

— Папа, мама! Я тоже с вами. Я не хочу один оставаться дома!

— Хорошо. Одевайся.

* * *

Все трое выходят из такси, остановившегося у красивых старинных ворот, поднимаются на второй этаж, заходят в приемный покой родильного отделения Сана клиники в Лихтенберге.

— Мы уже были у Вас. Я пришла рожать.

— Понятно. Сейчас я приглашу дежурную акушерку. Одну минуточку.

— Здравствуйте! Проходите. Давайте сделаем УЗИ и посмотрим, как себя чувствует Ваш малыш.

— Да, ой… да… ой, конечно.

— Может быть, Вы хотите говорить по-русски? Сейчас я приглашу нашу русскую медсестру и она нам охотно поможет.

— Да, если можно.

Подошедшая женщина-врач после процедуры ультра звукового исследования и осмотра роженицы, говорит что-то довольно спокойным тоном, улыбаясь, русской медсестре. Та переводит:

— Наш доктор рекомендует Вам погулять на улице пару часов. Вы тепло одеты? Вечером в Берлине прохладно.

— Да, я тепло одета.

— Прекрасно. Дело в том, что схватки сейчас происходят слишком редко, чтобы мы могли ожидать роды в ближайшее время. Чем более активно в предстоящие несколько часов будет вести себя мама, тем активнее будет приближать время своего появления на свет Ваш малыш. Вы, конечно, знаете, что у Вас будет мальчик?

— Да, знаю. А если вдруг…

— Доктор сказала, что даже если вдруг процесс приобретет неожиданную стремительность, у нас все равно хватит времени подготовить Вас к родам. Просто Вы не уходите далеко. Гуляйте вдоль Франкфуртер Аллее. В столь позднее вечернее время улица почти пуста от машин. Дышите. Болтайте. Смейтесь. Больше положительных эмоций! Не давайте малышу засыпать. Ему и Вам теперь не до сна. Все понятно или у Вас есть вопросы?

— Да, у нас есть вопросы. Когда приходили записываться, мы отметили в бумагах, что муж хотел бы присутствовать при родах.

— Прекрасно! Это его право.

— Дело в том, что с нами, как видите, пришел наш старший сын. Где он мог бы находиться во время родов? Он не хочет один быть дома…

— Понимаю. У нас есть специальный апартамент для женщин, готовящихся к родам. Это помещение с большой кроватью, диваном, ванной и не плохим набором безалкогольных напитков. В основном, это различные сорта чая и кофе, какао, соки, есть молоко и сливки. Пойдемте, я покажу. Это на нашем этаже. Ваш муж с сыном, когда Вы вместе вернетесь через пару часов с прогулки могут спокойно занять этот апартамент вместе в Вами. Ваша медицинская страховка дает Вам такую возможность.

— Спасибо! Все понятно. Мы пойдем гулять.

— Всего доброго и до встречи! Приходите в любое время, двери отделения всегда открыты…

* * *

Все трое, подняв воротники курток, прогуливаются вдоль широкой улицы. Смотрят на звезды. Громко разговаривают по-английски. Вспоминают что-то. Смеются. Через два часа возвращаются в родильное отделение клиники.

— Мы пришли.

— Прекрасно. Проходите в апартаменты. Акушерка скоро подойдет.

Входят двое — уже знакомая акушерка с уже знакомой русской медсестрой, поясняют всей компании предполагаемую процедуру ожидания нового члена семьи.

— Сейчас Вы примете ванну с розовым маслом и молоком. Выпьете кофе. Достаточно крепкий, чтобы ни Вы ни ребенок не захотели спать. Ему сейчас спать совершенно не нужно.

— Понимаю.

— Ваш муж и сын находятся здесь же и могут спокойно пить напитки из этих термосов и чайников. Могут посмотреть телевизор или поспать рядом с Вами. Здесь и в ванной комнате есть вот такая кнопка вызова акушерки. Приятно провести Вам этот вечер!

— Спасибо!

…К утру вся семья, проснувшись и умывшись, пошла на завтрак в столовую родильного отделения. Не спеша перекусив, вернулись назад. Вскоре пришла новая акушерка и на хорошем русском языке сказала:

— Меня зовут Петра. Я немка, но много лет работала с русскими в ГДР. Я буду принимать у Вас роды. Ваш старший сын может пока оставаться в фойе и ждать новостей. А мы с Вами и Вашим мужем скоро пройдем в родильную комнату.

— Как скоро?

— Увидите… Не волнуйтесь. Я работаю здесь больше двадцати лет и это мои две тысячи двести двадцать первые роды. Можно сказать, что почти один процент населения нашего большого района — это дети, которых я приняла. Так что Вы, девушка, оказались в хороших руках!

Акушерка улыбается.

* * *

…Играет радио. Солнечный луч освещает раскрасневшееся лицо мамы. Раздается крик ребенка. Акушерка спрашивает Стрелка, сидящего на стуле рядом с супругой.

— Вы хотите перерезать сами пуповину? Или это сделать мне?

— …Н-н-нет, спасибо, Вы сами.

— Хорошо! Как скажете.

— Все нормально?

— Все прекрасно! Смотрите, какой у Вас прекрасный мальчик!!! Какой голосистый!

— Его зовут Александр!

— Прекрасно! Пока наша мама пойдет помыться в душ, Вы можете сами одеть ребенка. Ему холодно. Видите, как кричит! Вот на столе вещи. А вот и шапочка для Вашего Александра, которую я Вам дарю на память. Я сама связала ее. Берите. Я всегда так делаю. Может пригодиться.

— Спасибо!

— На здоровье! Когда оденете ребенка, то наша практикантка отведет Вас в соседний кабинет, где ребенка взвесят, возьмут первые анализы, измерят, запишут все это в карточку. А теперь первое фото на память. Все трое улыбнитесь! Какой у него роскошный бас!

…В коридоре стоит старший сын Стрелка. Он с восторгом и удивлением смотрит на своего, одетого в вязанную шапку и крохотные ползунки и распашонку, новорожденного младшего брата, которого несет на руках папа. Стрелок улыбаясь говорит старшему сыну:

— Беги в цветочный магазин. Он здесь рядом у ворот. Заметил, когда вчера гуляли? Купи три букета цветов — врачу, акушерке и маме!

— Понял. А какие цветы брать?!

— Розы.

— Хорошо. Я побежал.

Стрелок заходит в кабинет. Маленького орущего Александра кладут на весы:

— Ваш сын весит 4 килограмма 370 граммов, его рост 54 сантиметра.

— Это хорошо?!

— Это отлично!!!

— Спасибо!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ (продолжение)

Китай, Пекин, чуть позже

Знакомый нам кабинет начальника китайской спецслужбы. Те же двое подчиненных ему генералов, сидя за небольшим приставным столом к большому столу начальника, почтительно склонив головы, дожидаются, когда хозяин кабинета закончит разговор по телефону. Разговор закончен. Хозяин кабинета встает, надевает очки, заглядывает в бумагу на столе и с улыбкой произносит:

— Я тут прочитал в вашем отчете, что его уже почти похитили американцы или русские. И потому наша встреча пока невозможна.

— Его пока не похитили, товарищ генерал. Однако, наблюдение за домом шустрого парня в Берлине показало, что в то время пока он с женой и старшим сыном около суток провел в родильном отделении одной из берлинских клиник, вокруг проявили активность наши русские и американские конкуренты. Мало того, он дважды, а именно в субботу и в воскресение, встречался лично с Директором американской спецслужбы и даже провожал его в аэропорт в воскресение вечером.

— Что значит провожал? Официально?

— Наоборот. Очень тихо. Без охраны и даже без лимузина. Они сидели и разговаривали в вагоне второго класса регионального поезда всю дорогу в аэропорт. Наши люди, которых мы подсадили в вагон на предыдущей станции, пытались записать их беседу и, можно сказать, записали. Только нам пока ничего не удалось расшифровать. Правда, наши дешифровщики уверяют, что расшифровка все же будет сделана, поскольку примененная в этот раз защита нам уже знакома. Просто была использована ее новая модернизированная версия.

— И что же произошло после встречи таких интересных субъектов?

— Они простились по прибытии в аэропорт Шёнефельд прямо у дверей вагона и шустрый парень, проехав всего одну остановку дальше аэропорта, вскоре вернулся в Берлин. Потом у его жены начались схватки, они вызвали такси и втроем — он, жена и старший сын — уехали в роддом. Полсуток спустя у них родился мальчик Александр, крепкий, голосистый, более четырех килограммов весом.

— Это хорошо, что Вы так детально вникли их частную жизнь. А почему Вы уверены, что его собираются похитить? Почему ожидаете такого поворота событий?

— Вчера в непосредственной близости от его дома к берегу подходил прогулочный скоростной катер с польским флагом, на котором все разговаривали почему-то по-русски. Один из пассажиров катера — вот его фото — был опознан нашей службой наружного наблюдения, как руководитель русской диверсионной группы, уже похищавшей дважды людей в различных странах. Он очень любит увозить похищенных людей по реке или морем. Сам в прошлом моряк, прекрасный пловец и ныряльщик, этот тридцатипятилетний разведчик обычно готовит операцию не более двух-трех дней. Исходя из этого, мы можем даже не успеть подготовить Вашу встречу с шустрым парнем, товарищ генерал. Может, его следует известить об опасности или все-таки доставить в Китай?

— Известить? Что, прямо подойти и сказать, что поскольку служба наружного наблюдения нашей китайской резидентуры в Берлине обнаружила неумеренную активность Ваших русских коллег и их катер с диверсантами, то мы можем Вас спрятать поблизости в нашем посольстве в обмен на Ваше согласие сотрудничать с нами? Так?

— Примерно. А что тянуть и играть, если счет пошел на дни! И либо мы либо они станут владельцами всего, что он умеет и имеет?

— Мне нравится Ваш оптимизм, товарищ Чен. Может еще привлечем наших диверсантов и надаем русским в катере по зубам?

— А почему бы и нет? Разве игра того не стоит?

— Если мы начнем заниматься мордобоем и перехватом русских офицеров разведки в Берлине, то у нас скоро возникнут большие неприятности с нашими офицерами в других самых неожиданных местах планеты. Вы это понимаете?

— К сожалению, понимаю. Но ведь всегда приходится чем-то жертвовать.

— Именно чем-то. А не кем-то. Я не готов терять наших людей, некоторых из которых, возможно, и так уже контролируют русские.

— Что же будем делать?

— Ждать. Наблюдать. Ловить удачный момент. В конце концов, у нас есть его русский управляющий, этот Петр, который вчера прибыл в Гонконг. Это же легальный путь к фирме русского англичанина!

— Вы предлагаете взять Петра?

— Я предлагаю объяснить ему, что так дела мирового масштаба не делаются. То есть без нашего, нашей службы, участия. Тем более на нашей территории! Спросить его, не хотел бы он воспользоваться в своем бизнесе не только трудовыми и материальными ресурсами Китая, но и кое-чем не менее важным для любого большого бизнеса?

— А если он откажется?

— А вы предложите так, чтобы не отказался. Чтобы, не смотря на вежливый тон переговоров, он понял насколько решительно настроены те, кого представляют собеседники. Я считаю, что вы, товарищи генералы, проведете с ним переговоры, организовав встречу с помощью директора местного предприятия, на котором Петр уже свой человек.

— Будет сделано, товарищ генерал. У нас есть еще новости.

— Выкладывайте.

— В промежутке между встречами с американцем шустрый парень встретился на рыбалке с начальником русской спецслужбы, с которым состоялся довольно неприятный для обоих разговор о необходимости скорого возвращения шустрого парня в Россию. Мало того, начальник пригрозил ему расстрелом в случае неподчинения приказу.

— То есть, у русских явно есть основания сомневаться в лояльности и управляемости своего офицера и поэтому, чтобы добиться от него безусловного выполнения приказа их генерала, готовится целая операция по похищению коллеги?

— Да, именно так мы и думаем, товарищ генерал.

— Что еще?

— Мы нашли Индуса. Он живет в Риме под видом молодого ученого, получившего место практиканта в одной из фирм — производителей медицинской техники.

— Вы сможете доставить его без шума и скандала в Китай?

— Да, товарищ генерал, сможем. Судя по тому, что мы знаем про настрой Индуса, он согласится на любое конструктивное предложение, поступившее от людей с деньгами. Мы же можем ему гарантировать, что он получит любые суммы на внедрение разработок, авторами которых является? Это его сразу сделает нашим другом.

— Да, можете, товарищ Чен.

* * *

Германия, Берлин, чуть позже

Стрелок привозит жену и маленького Александра домой. Вся семья в сборе. Старший сын сидит у компьютера. Младший спит на руках у матери. Стрелок пьет чай, задумчиво глядя в экран телевизора. Вдруг старший сын возбужденно восклицает:

— Папа, мама! В Берлин приезжают трое шаманов из Тувы. У них тур по Европе. Завтра в Русском Доме на Фридрихштрассе любой желающий может с утра встретиться с настоящим шаманом! Вы представляете! С ша-ма-ном!!! Я хочу! Кто пойдет со мной?

— Мама пойдет. А я пока посижу с малышом. Вы же не на целый день. До Русского Дома три остановки на метро. Поезжайте, раз интересно!

Китай, Пекин, чуть позже

Начальник спецслужбы Китая в своем кабинете слушает магнитофонную запись беседы старшего сына Стрелка с тувинским шаманом.

«— … ты, мальчик, пришел сюда не случайно.

— Да, я очень хотел…

— Выслушай меня, пожалуйста до конца. Ты еще не понял, какой сегодня замечательный день в твоей жизни и в жизни всех шаманов Земли?! Твоя мама праправнучка, а ты — прапраправнук, то есть потомок Большого Шамана ацтеков. Когда твою маму увезли из Чили после фашистского переворота в Советский Союз, она была маленькой девочкой, едва научившейся говорить. Родителям твоей мамы, эмигрировавшим в Россию, но рано умершим, не суждено было дождаться часа, когда их дочь вырастет, чтобы рассказать ей об этой семейной тайне. Мы искали тебя, мальчик, повсюду. Искали с самого дня твоего рождения в России. Ты же родился в России, а потом тебя увезли оттуда? Так? Ты жил потом в Аргентине, всего в нескольких сотнях километров от места рождения своего великого предка — одного из самого сильных шаманов за всю историю человечества. Но мы не имели возможности встретиться с тобой в Аргентине. Узнав, что ты наконец-то нашелся в Берлине, мы приехали сюда и сделали так, чтобы ты захотел встретиться с кем-нибудь из нас. Я все сказал. А теперь задавай вопросы.

— Что значит быть потомком Большого Шамана?

— Это значит, что ты тоже можешь стать очень сильным, возможно даже Большим шаманом. Если, конечно, очень захочешь. Любой шаман из любой страны мира давно знает о твоем существовании и почтет за честь учить тебя тому, что необходимо знать потомку Большого Шамана, не зависимо от того, захочет ли он сам стать шаманом или нет.

— Повторите, мне не верится! Я тоже, тоже, как и Вы, Белый Олень, могу стать шаманом?

— Ты уже и так практически шаман по рождению. Такими способностями, которые заложены в тебе генетически, на всей земле сейчас обладает не более десяти человек. Я всех их знаю. Все они — очень взрослые и даже старые шаманы из Перу, Чили, США, Непала, Норвегии, Швеции, Финляндии, России, Монголии и некоторых других стран. Один из потомков Большого Монгольского Шамана живет с рождения в Китае и занимает очень большой пост в разведке Китая. Из-за его до сих пор живой 102-летней бабушки-монголки, младшей дочери Большого Монгольского Шамана, вышедшей давным-давно замуж за приезжего китайского геолога, этого большого китайского начальника коллеги называют Монгол. Он, кстати, не обижается.

— А он знает о моем существовании?

— Да. Он тоже шаман. И хочет встретиться с тобой и твоим отцом. Он хочет вам помочь. У вас впереди огромные испытания. Твоя мама с твоим новорожденным братом скоро окажется в Норвегии, на встрече шаманов из разных стран. Твоего папу попытаются убить, а тебе, мальчик, придется стать шаманом…»

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

РУССКИЕ ПРИШЛИ (продолжение)

Германия, Берлин, чуть позже

Стрелок с сыном выходят из квартиры и идут к лифту, разговаривая на английском:

— Кроме молока и чая, мама просила не забыть про яблоки и котлеты.

— Да, в Берлине, в самом деле, очень вкусные котлеты. Местное население их называет «боулеттен» или «фрикаделен». Смотри, лифт уже пришел.

На выходе из лифта сын спрашивает:

— Скажи, папа, а что шаман имел ввиду, когда сказал мне, что тебя попытаются убить? Это как-то может быть связано с визитом того злого дядьки у озера?

— Очень даже может, сын. Ты, главное, не паникуй…

Оба выходят из подъезда. Возле выходной стеклянной двери подъезда, прямо внутри, стоят трое молодых спортивных мужчин в одинаковых серых плащах. При появлении из лифта Стрелка с сыном все трое решительно приближаются к ним. Один говорит по-русски:

— Нам надо, чтобы вы бросили сами в почтовый ящик вот эту короткую записочку. Один из них дает Стрелку маленький узкий листок, на котором по-английски напечатано: «Your husband and son are OK with us. Do not worry. Possibly you will see them both again.» Стрелок читает, показывает текст сыну, поясняя:

— Кажется, мама с Александром остаются одни. Все, что ты рассказал, уже начинает сбываться…Пошли? (Поворачивается к своим конвоирам) Можно мне сообщить жене прямо с улицы в домофон, что мы с сыном, кажется, задержимся и пусть она ждет от нас почту.

— Это можно. Скажете именно так и ни слова больше! Это в наших же общих интересах — как можно скорее оповестить вашу жену, что ее и ваше неразумное поведение могут отразиться на нашем отношении к вам.

— И на этом спасибо. Пошли, сын.

Стрелок набирает на домофоне код своей квартиры и, услышав голос жены, произносит:

— Дорогая, мы явно задержимся. Жди почту от нас и не паникуй. Делай все, что тебе покажется разумным…

Ответ жены Стрелку дослушать не дали, грубо подтолкнув в спину на глазах заходящих в дом изумленных соседей:

— Быстро. Катер там. По-о-шли! Если хочешь когда-нибудь увидеть своего младшенького и жену! По-о-шли! И ты, мальчик, не отставай! Если папа будет вести себя разумно, то ты останешься жив.

— А папа?

— А папа… возможно тоже.

От берега рванул на полной скорости катер без опознавательных знаков и флага. В катере, прислонившись спинами друг к другу, сидят, держа перед собой руки в наручниках, Стрелок и его сын. Один из троих похитителей задает им вопрос:

— А теперь у меня вопрос к вам обоим. И запомните, что врать нам не в ваших интересах. Чем больше лжи мы услышим от каждого из вас, тем меньше вероятность, что мы будем вам верить и в вас нуждаться. Твой папа знает, что мы делаем с теми, кому не верим и в ком не нуждаемся. Итак. Что такое ты рассказал папе и что начинает сбываться?

— Один шаман сказал мне, что моего папу скоро могут убить.

— И все?

— И все.

— Так это и без шаманов давно ясно. Что еще на эту тему ты можешь нам сообщить?

— Все. Я больше ничего не знаю.

— Ясно. Сидите смирно. Предстоит несколько часов быстрой езды.

* * *

Наперерез катеру, в котором везут похищенных, от берега приближаются два катера без опознавательных знаков. Оба эти катера, пользуясь огромным преимуществом в скорости, почти на полном ходу разворачиваются, берут катер с похищенными в «коробочку» и начинают сближаться, опережая на полкорпуса и не давая катеру выскользнуть из их клещей. Тот, кто только что разговаривал с заложниками, судя по всему, главный здесь, отдает приказ:

— Потопите этих наглецов! Вместе с их командами! Мне не нужны свидетели!

— Но…

— Не рассуждать!!! Чтобы никому не повадно было подходить к нам без опознавательных знаков.

— Но мы сами…

— Мы — это мы! Мы, за содеянное нами, ответим перед своим начальством. А вот они ответят прямо сейчас перед нами. Готовы?!Огонь!

Звучат два хлопка. С палубы по катерам-преследователям бьют две ракеты и через мгновение на месте преследователей в воздух поднимаются столбы пара и дыма. За кормой уходящего дальше скромного катера без опознавательных знаков, увозящего Стрелка и его сына, остаются лишь обломки некогда красивых судов…

— … наш локатор запеленговал приближение военного судна. О-о-п! Вот и оно!

На катер несется на полной скорости военное речное судно под немецким флагом, две пушки которого недвусмысленно разворачиваются на нарушителей речного спокойствия.

— Этого мы не сможем потопить, товарищ майор! Я знаю этот класс судов. Он бронированный…

— Отставить панику! Всем надеть акваланги. Стоп машина! Будем топить наш катер! Открыть кингстоны! Уходим под водой. Встречаемся на берегу. Там, за отелем нас ждет вертолет. Пока эти парни будут наблюдать, как» врагу не сдается наш гордый «Варяг» и потом искать наши захлебнувшиеся тела в трюме нашего катера, мы вполне успеем добраться до берега. Антон, Вам и Вашему сыну я приготовил ваши же собственные акваланги, которые мы нашли в ящиках кораблей-музеев возле вашего дома. Вы теперь поняли, как тщательно мы отслеживаем Ваши приготовления к побегу? Куда собрались, кстати, бежать — на Запад или все-таки на Восток?! Можете мне не отвечать. Нет времени. Сейчас главное — добраться до берега. Вам, как мне кажется, совершенно не нужно встречаться с немецкими спецслужбами. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

Пятеро аквалангистов, один за другим уходят под воду через люк в днище катера. Вскоре и сам катер уходит под воду прямо на глазах изумленных людей, стоящих на палубе военного корабля. Еще через пару минут с берега взлетает вертолет. Несколько немцев, мельком взглянув на винтокрылую машину, начинают быстро переодеваться в акваланги, уходят почти одновременно под воду. Их командир что-то говорит по рации, глядя на удаляющийся в сторону Польши вертолет.

В небе над Польшей, чуть позже

В вертолете сидят в аквалангистских костюмах все пятеро, которых мы лишь недавно видели на борту тонущего катера — Стрелок, его сын, майор-руководитель русской диверсионной группы и двое его подчиненных. Майор говорит:

— На месте мы будем через двенадцать минут. Поэтому не сидите, а скорее переодевайтесь во все сухое. Вот одежда. На польском аэродроме нас ждет частный рейс самолета на Калининград. Оттуда на военном самолете нам всем предстоит прямой рейс в Сибирь. Ты же хочешь вернуться на родину, Антон?! Не соскучился по родным местам? Деду приятно будет увидеться с внуком. С сыном, наверное, тоже. Сколько Вы не виделись с отцом, Антон — больше двенадцати лет?!

— Да. Почти тринадцать.

— Он стал совсем старый. Но голова его, как я слышал, по-прежнему не плохо варит. Меня твой папа, кстати, натаскивал в английском еще пару лет назад.

— А я тебя не помню.

— Тебе и не положено меня помнить. Вот доставлю тебя к генералу на ковер и, надеюсь, больше не увидимся.

— Орден получишь?

— И орден и звание внеочередное. Будем с тобой в одинаковом чине, Антон. Полковниками.

— Поздравляю! Ты, и правда, хорошо сработал. Профи!

— Спасибо. Я знаю, что работаю хорошо. Но, честно говоря, обидно время и силы на таких, как ты тратить. Ты же не враг, Антон!

— А кто же я, если меня вот таким образом надо доставлять домой?!

— Ты — диссидент в разведке. Такие — не редкость в мире. И это нормальное дело — так обращаться с тобой. Ты, как презерватив…который как бы всегда нужен, но о котором вспоминают лишь когда приспичило. И все равно его не любят, поскольку секс с ним не совсем настоящий, почти как бег в ОЗК (ОЗК — Общевойсковой защитный комплект — прим. авт.). Извини, конечно, за сравнение.

— Да ничего. Очень точное сравнение. Будешь, наверное, на старости лет писателем.

— Если доживу до старости.

— Есть сомнения?

— А у тебя их нет, Антон?

— Есть. Особенно сейчас.

— Хочешь совет? Не зли Кавалериста! Нашему генералу Васе ты — как напоминание, что его «благородное» советское происхождение и даже генеральские погоны ничего для таких как ты не значат. А еще обидней ему осознавать, что без таких как ты его контора вообще не дееспособна. Она без тебе подобных не выполнит даже половину задач чрезвычайной государственной важности, для решения которых существует! Короче, не дразни гусей…Ты же не идиот, Антон!

— Спасибо за совет. Вася что, и в самом деле понимает, что с одними террористами и диверсантами ничего путного не сделает?

— Понимает. Не маленький уже.

— Тогда, может, мы с ним, и правда, сторгуемся?

— Может быть и сторгуетесь…

Россия, Сибирь, чуть позже

Из военно-транспортного самолета, только что приземлившегося на военном аэродроме в Сибири, выходят пятеро вчерашних аквалангистов. Все они теперь одеты в одинаковые камуфляжные костюмы. Стрелок с сыном идут по взлетному полю, плотно окруженные своими похитителями. Все садятся в черный микроавтобус с темными стеклами. Через некоторое время въезжают через металлические ворота с красной звездой на территорию какой-то военной части. Стрелок говорит сыну:

— Здесь, сын, я учился. Здесь много лет проработали преподавателями твои дедушка и бабушка.

— Правда?! Как интересно!

— Хоть это радует. Ты узнаешь и даже увидишь что-то из реальной истории нашей семьи.

Майор — руководитель диверсионной группы, поворачивается к отцу с сыном и иронично говорит:

— Пользуетесь моментом? Ну-ну. У меня, и в самом деле, нет никаких инструкций по поводу дозволенных и недозволенных тем вашего общения. Так что советую как можно скорее сказать друг другу то, что считаете нужным. Скорее всего, Вася вас разъединит. Для усиления мотивации! Приехали. Все выходят!

* * *

Тот же генеральский кабинет, который мы уже видели в самом начале истории про Стрелка. Правда, теперь за тем же большим начальственным столом, но под портретом уже другого президента России сидит Вася-Кавалерист в генеральской форме с тремя звездами на погонах. Вася делает жест, приглашая всех пятерых вошедших присесть:

— С возвращением на родную землю, товарищи! Примите, товарищи, слова моего искреннего восхищения всеми, как активным (генерал смотрит на троих диверсантов), так и пассивным (генерал Василий улыбается пленникам) участникам этой блистательной операции! Трое получат правительственные награды и внеочередные воинские звания, а вы, уважаемые возвращенцы (генерал опять широко улыбается) на Родину, получите то, что заслужили.

А теперь к делу. Мальчику найдите отдельную комнату и выдайте все необходимое для нормального самочувствия. Разрешите прогулки по территории нашего военного городка и занятия спортом, поставьте его на довольствие, как курсанта. Покажите медпункт. Покажите библиотеку и видеотеку. Возможно, скоро они опять увидятся с отцом. Впрочем, это зависит от Вас, Антон! Все кроме полковника Роберцова могут быть свободны! Отдыхайте!

— Есть отдыхать! Пойдем, парень, с нами! Папе надо работать!

— Да, сын. Иди и не беспокойся за меня. Все будет хорошо.

— Да, папа!

— Ну что, Антон! Разговор наш будет очень кротким или затянется на некоторое время. Длинные разговоры могут превратится в сущее мучение! Зачем нам это, Антон?! Для тебя, как мне кажется, лучший путь — это разговор короткий и конструктивный. Я предлагаю тебе просто вспомнить о своих должностных обязанностях и уставе, о присяге и о своей семье! А, вспомнив все это, спокойно и рассудительно ответить мне всего на один вопрос: «Готов ли ты подробно и профессионально описать на бумаге все, что произошло с тобой за двенадцать с половиной лет, прошедших после того, как ты покинул этот кабинет и территорию этого военного городка?»

— Готов. Только я хотел бы уточнить, какого рода подробности Вас интересуют, товарищ генерал?

— Антон, ты почти тридцать три года в разведке. И о том, какого рода подробности интересуют нашу контору, ты прекрасно знаешь. Так напишешь?

— Да. Сколько мне на это дается времени?

— Если я скажу месяц, то ты наверняка упустишь что-нибудь важное. А потом меня же и выставишь виновником такого поверхностного осмысления ситуации. Не будем спешить. Я даю тебе год. По месяцу на описание каждого года твоей закордонной эпопеи. Согласен?

— Да.

— У тебя нет вопросов?

— Есть. Что будет с моим старшим сыном, а также с женой и малышом, оставшимися в Берлине, пока я пишу в Сибири отчеты для Вас, товарищ генерал?

— В Берлине все будут живы и здоровы до тех пор, пока ты будешь вести себя адекватно. Старший сын остается все время с тобой. Я решил завтра утром отправить вас обоих на вертолете на озеро Байкал, на нашу ведомственную дачу. Там будут созданы, как мне кажется, прекрасные условия для твоей работы. Пятеро охранников — кстати, ветеранов того спецподразделения, которое доставило вас с сыном из Берлина, будут осуществлять охрану дачи и круглосуточный надзор за вами. К вашим услугам чудесная природа, рыбалка, прогулки по грибы-ягоды в пустынных окрестностях. До ближайших трех бурятских деревень пешком добираться несколько часов. Автотранспорт не предусмотрен. Дорог там все равно нет. Только тропы. Есть катер, ключи от которого у охранников. На случай неожиданной встречи с диким зверьем дадим тебе охотничье ружье с парой патронов и нож. Но, запомни, что все ваши выходы за территорию нашей дачи разрешаются только в сопровождении охранника. Дадим тебе спутниковый телефон. Правда, лишь с моим номером. Но если понадобится, то ты сможешь получить любую помощь, обратившись к своим охранникам. Интернета нет. Телевизора нет. Подвал и кухня ломятся от запасов еды. Есть много кур и пара вечно дерущихся петухов. Ты, как я знаю, большой любитель яиц на завтрак.

— Запомнил?

— В поле на учениях как-то заметил, как ты на яйца налегал. Продолжаю. Есть на даче, разумеется, баня и прекрасная библиотека с книгами, справочниками, подшивками газет и журналов, а также словари на 27 языках. Твой любознательный сын не заскучает. Есть там хорошая аптечка. Есть набор вин и спиртовых настоек на местных целебных травах. Есть водка. Есть одежда на любую погоду. Дрова будете колоть сами, что, говорят, очень полезно для успокоения нервов и физической тренировки. А то ты, как мне кажется, нервничаешь, Антон.

— Просто, как я понял, я арестован?

— Пока нет. Однако, в интересах государственной безопасности я принял решение изолировать тебя от всех коллег и внешнего мира на время написания твоего важного отчета. Имею право.

— Понятно. У меня вопрос. Может ли мой сын встретиться там пару раз с местными шаманами? Ему это интересно. А у бурятов шаманы, как я знаю, точно есть.

— Есть. Это можно. Именно дважды. Не больше. Только не надо тебе туда ходить. Мальчика будут сопровождать в бурятскую деревню наши люди из охраны. Договорились?

— Почти. У меня последний на сегодня вопрос. Что я буду делать после того, как напишу отчет?

— Работать дальше в нашей конторе.

— Где?

— Где будет нужнее России, твоей, кстати, Родине. Устраивает такой ответ?

— Устраивает.

— Имей ввиду, что я буду наведываться на Байкал не реже раза в месяц и лично забирать написанное тобой сочинение на заданную тему. Напоминаю: к концу каждого месяца ты передаешь мне одну законченную главу про один год из тех двенадцати, что ты плавал самостоятельно. Писать будешь от руки. В одном экземпляре. Бумаги и хороших ручек там полно. Но перед тем, как приступить к описанию своего первого года автономного от конторы плавания, подробно, в хронологическом порядке, опишешь мне события последних трех-четырех месяцев. На это тебе даю не более двух недель. А теперь отдыхайте, товарищ полковник. Можешь на часок увидеться с сыном и сообщить ему о том, как планируется ваша жизнь на ближайший год.

— Спасибо. Разрешите идти?

— Идите, товарищ полковник.

Россия, дача на берегу озера Байкал

Во двор дачи на Байкале приземляется военный вертолет, из которого выпрыгивают на землю Стрелок и его сын. К ним подходят трое людей в камуфляжной форме. Отдают честь. Что-то им говорят, хотя ничего не слышно в реве сразу же взлетевшего вертолета.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ШАМАНЫ

Россия, дача на озере Байкал, чуть позже

Стрелок с сыном пересекают просторный двор дачи, на который только что приземлялся вертолет, доставивший их на берег озера Байкал. В сопровождении одного из встретивших их охранников они входят в большой бревенчатый дом. Сопровождающий обращается к гостям:

— Меня зовут Андрей. Вас, как мне сказали, Антон и Эндрю. Так что мы с тобой, мальчик, вроде как тезки. Генерал приказал относиться к Вам, как к гостям. Но сопровождать всюду за пределами дачи. Охота, рыбалка и просто прогулки разрешены.

— А шаманы далеко отсюда живут?

— К шаманам, мальчик, будешь ходить со мной. Я у них уже бывал. Лечился после ранений. Тебе, мальчик, зачем шаманы? Болен?

— Нет, я здоров. Но мне это очень интересно.

— Понял. Раз генерал разрешил, организуем тебе встречу.

— Генерал сказал, что можно встретиться пару раз.

— Хорошо, пусть будет пару раз. Отцу, кстати, встречи с шаманами не разрешены.

— Мы знаем.

— Ты хочешь сходить в гости к разным шаманам или лишь к одному?

— Давайте, Андрей, сначала сходим, а потом на месте сориентируемся.

— Как скажешь. Мне не трудно в любую бурятскую деревню прогуляться. Их тут три поблизости. Я гулять вдоль моря люблю. Ладно, пойдемте, покажу дом.

— Вы сказали, моря? Это же озеро!

— Ну, да. Местные называют Байкал морем. Здесь действительно все как на море: и просторы, и штормы, и берега, и живность всякая. Даже тюлени есть! Увидите сами.

Гости обходят дом, знакомясь с его расположением.

— Здесь Ваш кабинет, товарищ полковник. Здесь Ваша комната. Рядом комната Вашего сына. Туалет на улице. Кухня в другом крыле дома. Баня тоже на улице возле сарая с дровами, во-о-н там.

— Поняли. А где нам взять рыболовные снасти и охотничье ружье?

— Получите все это после обеда у нашего начхоза. Его зовут Павел. Он сейчас отдыхает после ночного дежурства. У него есть также всякая одежда, которая может понадобиться Вам здесь в разное время года. Вы же к нам на год приехали? У Павла также патроны, рыболовные снасти, запас бумаги и прочих канцелярских принадлежностей, лекарства. Есть книги и карты.

— Карты?

— Конечно. В лесу ведь живем.

— А мне можно получить карту Евразии?

— Думаю, можно. Спросишь лучше Павла. Он знает, что и кому выдавать положено, а что нет. Не обижайтесь, но у каждого здесь свои должностные обязанности. Еду готовим сами по очереди в свободное от несения службы время. Если есть желание, можете и Вы участвовать в приготовлении обедов — ужинов. Завтраки обычно простые — яйца, чай-кофе, масло, варенье из местных ягод. Сегодня у нас на обед тушеная зайчатина. Я был вчера удачно поохотился. Подстрелил парочку зайцев. У нас здесь бывает уха и жареная рыба почти каждый день. К осени, как только утки и гуси жиру наберут и деток своих вырастят, начнем и на них регулярно охотиться — будет много чего из птицы.

Эндрю поворачивается к охраннику.

— У меня вопрос, Андрей. А что вчера охранял Павел? Ведь нас еще не было. На даче еще кто-то кроме нас есть?

— Интересные вопросы ты задаешь, парень! Но ладно отвечу на них. На даче кроме вас и охраны никого нет. Однако поскольку этот объект режимный, то трое из пяти человек охраны постоянно несут боевое дежурство.

— Вы говорите «боевое дежурство». Вы что собираетесь воевать с кем-то? Мы же в центре России и до ближайшей границы очень много километров!

— Мы не собираемся. Это на случай, если кто-то попытается проникнуть на территорию нашей дачи или покинуть ее без спроса. (При этих словах Андрей выразительно посмотрел на Стрелка) Даже не понимаю, Эндрю, зачем тебе карта, если ты и так все прекрасно знаешь и в расстояниях нормально ориентируешься?

— Чтобы еще лучше знать. Мне ведь еще в школе придется учиться когда-нибудь. Не навечно же мы сюда прилетели! А в школе, наверное, помните, есть уроки географии.

— Понятно.

— А что значит режимный объект?

— Значит, что не всем можно на его территорию заходить. А только тем, кто имеет на это разрешение нашего руководства. Вы оба такое право имеете (Улыбается).

— А если кто-то вдруг все-таки захочет войти?

— У него скорее всего ничего не выйдет (Улыбается) Пойдемте обедать. Чувствуете, какие запахи с кухни идут?!

* * *

Китай, Пекин, чуть позже

В кабинете начальника китайской спецслужбы помимо хозяина кабинета присутствуют генералы Чен и Куан, а также представитель берлинской резидентуры майор Чанг. Начальник обращается к майору:

— Я думаю, что сначала товарищ Чанг ознакомит нас с ситуацией, которую наблюдал лично. Итак, товарищ майор, что там у вас произошло в Берлине с нашим шустрым парнем?

— Его похитили русские диверсанты. Все прошло почти полностью по сценарию, который мы предсказывали накануне.

— Как же полностью? Вы, помнится, не говорили мне в прошлый раз о том, что русские намерены топить ракетами катера наших конкурентов и пускать на дно свой собственный катер.

— Катер, который они затопили, был взят в аренду на трое суток у одной польской частной фирмы. Катера, уничтоженные ракетами вместе с командами и пассажирами, по документам принадлежали одной из немецких спасательных организаций, но явно выполняли функции по перехвату диверсионной группы.

— Они там что, были столь не опытны? Как так случилось, что от них не осталось даже тел?

— Мы не можем судить о профессионализме и приказах, которые выполняли люди, погибшие от ракетных ударов на двух взорванных катерах. Но мы можем точно сказать, что если бы следующим препятствием на пути русских оказался не тот военно-морской корабль с бронированным корпусом, который использовала немецкая спецслужба, а что-то попроще и поуязвимей, то его бы они, не задумываясь, тоже уничтожили ракетами. Поблизости от их затонувшего катера немецкие аквалангисты обнаружили на дне еще две готовые к стрельбе ракетные установки американского производства.

— Катера уничтожили такими же?

— Да, товарищ генерал. Судя по имеющейся у нас видеозаписи, происшедшего на реке Шпрее короткого сражения, русские использовали американские ракеты.

— А, может, это были все-таки американцы? Что скажут генералы Чен и Куан?

— Нет, товарищ генерал. Эти диверсанты не имеют отношения к американцам. Частный самолет сразу же перебросил всех, кто покинул затопленный катер в аквалангах и прилетел в Польшу на вертолете, из Польши в Россию. В Калининграде они пересели на военно-транспортный самолет, доставивший всех на базу русской разведслужбы в Сибири. В настоящее время шустрый парень вместе с его сыном находятся на ведомственной даче этой службы на берегу озера Байкал.

— Мы можем их выкрасть, товарищ генерал. Там всего пять человек охраны.

— А вот этого не надо. Возможно, русские именно этого и ждут от нас. А еще больше такого, я бы сказал, скандального, поворота событий, ждут те силы в мире, которые мечтают поссорить нас с русскими. Например, по такому поводу. Учтите, что вместе с русскими мы — непобедимая сила! А порознь каждый из нас — Китай и Россия — представляет собой просто силу, с которой нельзя не считаться! Разницу улавливаете?! Надеюсь, вы уже установили наблюдение за дачей?

— Да. Круглосуточное.

— Прекрасно! А больше ничего не надо. Пусть все идет как идет. И имеет такое развитие, какое имеет. Все свободны.

— Есть!

Россия, на озере Байкал, чуть позже

Сын Стрелка в сопровождении охранника Андрея выходит из ворот дачи. Они идут через лес по едва заметной тропинке. Между деревьями проглядывает бескрайняя водная поверхность озера Байкал. Андрей говорит, поправляя за спиной охотничье ружье:

— Шаман, к которому мы пойдем, вылечил год назад мои огнестрельные раны. Тебе, наверное, будет интересно с ним пообщаться.

— А почему именно ты ведешь меня к шаману, а не кто-нибудь из твоих коллег?

— Потому, что он не велел никому из моих коллег приходить к нему без крайней нужды. Он сказал, что всегда помогает людям, лечит их. Но ему не нравится то, чем занимаюсь я и мои товарищи. Он не видит в нашей работе никакой пользы людям. Зато видит много вреда и большую потенциальную угрозу. Он прав, Эндрю. Мы все — списанные с действительной службы диверсанты, чудом выжившие в самых невероятных переделках. Наши товарищи, которым повезло чуть меньше, давно покойники.

— Грустно это.

— Не то слово! Знаешь, я вообще живу на этой даче не потому, что люблю природу. А потому, что если меня чудом найдут некоторые зарубежные организации, то меня немедленно уничтожат. У других обитателей дачи почти точно такие же биографии. Поэтому, мальчик, нам, в случае чего, совершенно нечего терять и я советую вам с папой выполнять все требования, как мои так и моих коллег. Это я тебе все рассказал для сведения в надежде, что мы найдем с вами общий язык и не будем создавать проблемы друг другу.

— Я понял. Спасибо за откровенность!

— Мальчик, это не откровенность. Это санкционированная генералом степень откровенности. Если бы я рассказал тебе все, что нам приказано относительно охраны тебя и твоего отца, то ты, наверное, не стал бы столь восторженно меня благодарить.

— Понял.

— И еще пойми, что наша работа — убивать всех, кто ведет себя не так, как того требует ситуация. Мы — не злобные по натуре люди, но профессионалы, выполняющие приказы.

— То есть, вы — профессиональные убийцы??

— Некоторые называют нас так. Но если глубоко задуматься, то любой человек в погонах — потенциальный убийца. Даже если у него в настоящий момент нет в руках оружия.

— А мне всегда казалось, что люди в погонах кого-то защищают или должны защищать…

— Ну, да, одних защищают… убивая других.

— Зачем Вы мне все это говорите, Андрей?! Чтобы запугать и сделать покорным?

— Нет. Скорее для очистки собственной совести, когда мне вдруг придется стрелять в тебя или твоего папу-полковника.

— Он же Ваш коллега!

— Мне все равно кто он, если таков приказ! И если он не подчинится приказу! Понял?!

— Понял. Нам еще долго идти?

— Пару часов.

* * *

Возле одного из очень старых бревенчатых домов на окраине деревни Андрей остановился, указал на него глазами:

— Зайдешь. Поздороваешься. Объяснишь, зачем пришел. Я буду ждать тебя во дворе, вон там под навесом возле дров. Только без шуточек, пожалуйста. Убежать тебе все равно не удастся, а осложнить себе и папе жизнь ты сможешь легко, если начнешь нарушать наши договоренности. Надеюсь, что это тебе понятно?

— Конечно, понятно.

— Я жду тебя не более часа. Если сам не выйдешь, загляну и напомню, что время истекло. Иди.

— Спасибо.

* * *

Мальчик постучался в дверь и, медленно открыв ее, шагнул в дом.

— Здравствуйте. Я хотел бы поговорить с шаманом, если это возможно.

Молодая бурятка, заканчивала за столом кормить троих мальчиков, младший из которых едва научился ходить, а двое других, видимо, погодки, еще не достигли школьного возраста, улыбнувшись, ответила гостю:

— Здравствуйте. Тебе очень надо?!

— Очень.

— Хотя к нам просто так не ходят. Тебе надо к моему дедушке. Он сейчас у соседа, который сильно болеет. Пойдем со мной, я загляну к соседу. Мне и правнукам дед такое иногда разрешает. Тебе туда входить никак нельзя! Заодно узнаю, когда тебе прийти, если он сегодня не сможет. Хорошо?

— Хорошо.

Вскоре молодая женщина со всеми своими детьми была на пороге соседской избы. Слегка стукнув в окно, что-то сказала по-бурятски в открытую форточку. Прислушавшись к короткому ответу шамана, подошла к Эндрю, и, мельком взглянув на неотступно следующего за ним Андрея, сказала:

— Садитесь оба прямо здесь на скамейку и ждите.

Улыбнувшись, быстро удалилась.

…Шаман, крепкий мужчина лет примерно семидесяти с небольшим, в шаманском костюме, в сапогах с загнутыми вверх носками и с бубном в руках, довольно скоро вышел на улицу и обратился сначала к Андрею:

— Здравствуйте! У тебя все в порядке, Андрей? Ты, как я вижу, гостя ко мне привел?

— Да, спасибо, Юрий, у меня все в порядке. Мальчик вот очень интересуется шаманами. Пообщаться с ним сможете?

— Смогу. Пойдем, мальчик, в дом. А ты, Андрей, останься лучше на улице.

* * *

— Я давно ждал тебя, потомок Большого Шамана ацтеков. Садись удобно и спрашивай. Я вижу, что у тебя много вопросов.

— Мне надо знать, как там мама и брат в Германии?

— Они уже третий день живут в сотне километров от Осло, в Норвегии, на встрече шаманов со всего мира. Им там помогут и все расскажут про вас с отцом.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ (продолжение)

Россия, дача на озере Байкале, чуть позже

Эндрю, сын Стрелка, внимательно разглядывает большую карту Евразии на стене комнаты, в которой он живет на даче. Из проигрывателя на столе доносится песня в исполнении Фрэди Меркьюри «We are the champions!». В приоткрытую дверь тихо заходит Стрелок, прикрывает ее за собой и, остановившись за спиной сына, шепотом говорит ему на ухо:

— Дверь надо хорошо закрывать.

Сын оборачивается и также тихо шепотом спрашивает отца:

— Ты уверен, что когда ты им все напишешь, они не убьют нас?

— Нет. Я в этом не уверен и поэтому я не особенно спешу в своей работе.

— Но когда-нибудь она закончится?

— Да.

— Что же нам делать?!

— Я об этом постоянно думаю…

— Папа, я тоже… вот…думаю.

Сын показывает жестом на карту и, вдруг, приблизившись к ней, тычет пальцем в Гонконг. Стрелок довольно жестко перехватывает его руку и громко шепчет в ухо сыну:

— Не все, на что смотришь, стоит трогать руками, сын!

И тут же поясняет шепотом:

— Следы от пальцев на бумаге могут выдать твой интерес…Зачем же показывать его?!

— Понял.

Гонконг, в это же время

Хакер Петя заходит в здание в центре Гонконга, в котором расположен офис адвокатской конторы, обслуживающей семейную фирму Стрелка. Открываются двери и одновременно с Петей в лифт решительно входят еще двое мужчин-китайцев. Один из них, не спрашивая Хакера, нажимает кнопку лифта. Затем поворачивается к Хакеру и поясняет с улыбкой на довольно правильном русском:

— Мы поднимемся на другой этаж. С Вами хотят познакомиться.

— А если я этого не хочу?

— Это в Ваших интересах. Не беспокойтесь.

Двери лифта открываются на 27-м этаже и все трое оказываются в просторном холле. К ним подходит миловидная китаянка лет тридцати в белой блузке и темно-серой юбке туфлях на маленьких каблучках. Слегка улыбнувшись, она говорит по-русски:

— Здравствуйте, Петр! Вас уже ждут. Пойдемте со мной.

Сопровождавшие Хакера двое мужчин возвращаются к лифту, очень довольные собой.

* * *

Хакер в сопровождении милой китаянки входит в довольно просторную комнату, треть которой занимают огромный диван, чайный стол и два кресла. С дивана поднимаются двое мужчин примерно шестидесяти лет в белых рубашках и мы узнаем в них генералов, которых постоянно видим в кабинете начальника спецслужбы Китая. Они здороваются и представляются на прекрасном русском.

— Меня зовут генерал Чен.

— Меня зовут генерал Куан. Мы представляем министерство Государственной безопасности Китая и уполномочены провести переговоры с Вами. Кроме того, мы намерены сделать Вам деловое предложение. Присаживайтесь в любое из кресел. Хотите чаю?

— Да, хочу. Меня, как Вы, наверное, уже и так знаете, зовут Петр Сапрыкин. Я — русский бизнесмен, которого недавно наняли руководить одной фирмой в Гонконге.

Вскоре милая китаянка в белой блузке внесла поднос с чайником и тремя чайными чашками, и, расставив все на столе перед собеседниками, неслышно удалилась.

— Кто Вас нанял, Петр?

— Хозяева фирмы, которую я возглавляю.

— Вы знаете, Петр, где они сейчас?

— Если честно, не знаю. В этом нет никакой необходимости. Мне достаточно того, что я знаю свои должностные обязанности.

— Мы понимаем Вас. Но можем проинформировать, что Ваш хозяин сейчас в России, его захватила русская разведка и заперла вместе со старшим сыном Эндрю на даче, расположенной на берегу озера Байкал. Хозяйка фирмы, обманув русских, улетела из Берлина в Норвегию вместе с новорожденным сыном Александром и сейчас живет в лесу, где участвует во встрече шаманов из разных стран. Вашему бизнесу, да и Вам лично, угрожает опасность. Мы предлагаем Вам свою помощь и поддержку…

— В обмен на что?

— В обмен на половину доходов от Вашего бизнеса, который Вы позволите безраздельно — мы подчеркиваем безраздельно — контролировать нам.

— Что Вы имеете в виду, говоря «безраздельно контролировать»?

— Все вопросы стратегии и сбыта. Мы не собираемся вторгаться в техническую и технологическую сущность Вашего производственного процесса. Тем не менее, никакие новшества без согласования с нами тоже будут невозможны.

— Но наша фирма даже без сговора с Вами должна отдавать половину прибыли нашим китайским компаньонам.

— Вы и будете это делать в полном соответствии с ранее достигнутыми договоренностями. Мы не претендуем на деньги, которые и так полагаются Китаю. Но теперь Вы просто не будете принимать стратегических решений, касающихся развития производства и сбыта продукции, не получив нашего одобрения.

— То есть, не спросив лично Вас, товарищи генералы?

— Именно так.

— А что будет в противном случае? Если я не соглашусь?

— В противном случае, мы не гарантируем, что Вас скоро не увезут из Гонконга в Россию рейсом Аэрофлота, обколов препаратами, парализующими волю.

— И не бросят в подвал дачи, на которой они уже держат Вашего хозяина и его сына.

— Мы также не гарантируем, что известный и очень нужный Вам и Вашим хозяевам Индус не окажется на днях в руках русских спецслужб. Причем, в соседней подвальной камере с Вами, Петр. Русские уже подобрались к Индусу. Вокруг него также активно вьются американцы, немцы, израильтяне и, разумеется, индусы. За всеми из них наблюдаем мы и видим, что в самое ближайшее время кто-то из них вполне может опередить и русских и нас. Что еще более осложнит Вашу жизнь в подвалах дачи на Байкале. В результате столь неприятного для Вас, Петр, развития событий, например, потеряв контакт с Индусом, Вы не только лишитесь возможности разбогатеть на этом предприятии, но, видимо, и даже возможности просто жить в будущем в тех странах, к демократии и валютам которых Вы успели привыкнуть за последние четырнадцать лет.

— То есть Вы, уважаемые товарищи — чекисты — разрешите мне Вас так по-советски называть — не оставляете мне никакого выбора?! Или я работаю с Вами, или я оказываюсь в полном дерьме! Так?!

— Именно так. Вы все правильно поняли, Петр. Поэтому мы хотим прямо сейчас услышать Ваше согласие на сотрудничество с нашей организацией. А, услышав его, мы гарантируем, что уже завтра Вы увидитесь с Индусом на нашем китайском предприятии, чтобы обсудить с нашим участием, как Вы вместе будете богатеть, развивать фирму Ваших хозяев и приносить пользу себе, своим хозяевам и, разумеется, Китаю.

— Обратите внимание, Петр: мы не просим Вас делать ничего, что противоречило бы условиям Вашего контракта с Вашими хозяевами. Ваши дальновидные работодатели не забыли оговорить в Ваших должностных обязанностях необходимость получения пользы и прибыли для Китая.

— Нам это кажется очень символичным!

— Что я должен подписать?

— Ничего. Просто учтите, что выйти из бизнеса, в который в теперь, с Вашего согласия, втянулось наше министерство, Вам вряд ли когда-нибудь удастся. Такой бизнес, на наш взгляд, не должен часто менять хозяев и руководителей.

— И если все пойдет так, как того хотим мы, то скоро на планете не останется сил, способных даже теоретически перетянуть Вас на свою сторону.

— Вы же, Петр, по своей натуре боец и победитель! Вам чужды патриотизм и честолюбие. Вы, как и Ваши хозяева, мечтаете быть независимым. А для этого, как показало время, мало иметь деньги и хорошо работающую голову. Нужен мощный союзник, который подстрахует Вашу независимость.

— В обмен на мою полную лояльность к нему…

— Разумеется! Кто же будет заниматься благотворительностью?! Благотворительность — это не дело для государственной силовой структуры, а, скорее, хобби, для запутавшихся в эмоциях сентиментальных миллионеров.

— Вы, Петр, умеренно сентиментальны и неумеренно оптимистичны! Нам это подходит.

— Я согласен. Мне просто некому больше продаться!

— Хорошо, что Вы это понимаете. А теперь о главном, Петр! Мы раскусили Ваш гениальный блеф в виде бизнеса, сулящего Китаю и Вам миллиардные прибыли от производства умных внутриматочных спиралей.

— Что значит блеф? Вы сомневаетесь, что бизнес пойдет?

— Мы уверены, что он пойдет! Именно поэтому мы уверены, что также пойдет и его секретная, скрытая от глаз всей планеты, составляющая! Вы же намерены, используя мировой эфир и открытия Николы Теслы, превратить в следующие несколько лет пару миллиардов женщин на Земле в носителей ваших высокочувствительных подслушивающих аппаратов. Кстати, а как Вы собираетесь практически в одиночку переварить и обработать такое количество информации?

— Никак не собираемся. Нас интересует не все, что происходит, а лишь то, что может принести деньги…

— И все-таки?

— Давайте дождемся обещанной мне завтрашней встречи с Индусом, на которой Вы не только получите ответы на все Ваши вопросы, но и поймете насколько правда, часть которой Вам, как я вижу, удалось узнать, более масштабна и… более неожиданна!

— Хорошо. Подождем до завтра. Если не возражаете, то люди, с которыми Вы поднимались в лифте сегодня, станут Вашими постоянными спутниками.

— Это мои охранники?

— Можно сказать и так. Кстати, они оба хорошо говорят по-русски и по-английски, сведущи в экономике и юриспруденции. Поэтому когда они завтра привезут Вас на встречу с Индусом, не должно возникнуть никаких языковых проблем. Эти двое наших сотрудников теперь будут Вашими постоянными добрыми помощниками на просторах нашей необъятной Родины. Если Вы согласны, то скрепим этот договор рукопожатием.

— Согласен.

— Не смеем больше Вас задерживать. Кстати, наша милая Катя проводит Вас к лифту. У нее не только русское имя и хороший русский язык. Она — доктор экономики, недавно блестяще защитившая докторскую диссертацию на тему взаимного влияния экономик России и Китая. Можете привлекать ее как консультанта.

— Мы советуем взять у нее визитную карточку и запомнить дорогу в этот офис на 27-м этаже, официально арендованный Катей и ее маленькой консультационной фирмой. Встречаться с Вами и Вашими хозяевами, Петр, впредь мы будем здесь. А для контроля за всем, что будет происходить на заводе, Вам уже даны помощники. Познакомитесь с ними лично в лифте. Они ждут. Обменяйтесь телефонами.

— Еще раз всего доброго! Нам было очень приятно познакомится с таким сильным и разумным человеком, как Вы, Петр.

— Спасибо! До свидания!

— До свидания.

…За Петром закрылась дверь, в которой мелькнула улыбка милой китаянки Кати.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ШАМАНЫ (продолжение)

Россия, деревня на озере Байкал, чуть позже

— …я должен сначала спросить тебя, мальчик, хочешь ли ты стать шаманом?

— Да, я хочу. Но разве любой, кто захочет, может стать шаманом?

— Есть несколько возможностей стать шаманом. Но любой, в чьем роду были шаманы, может стать шаманом. Шаманские корни и влияние твоего великого предка — Большого Шамана ацтеков — это, то, что заставило тебя прийти сюда, мальчик. У тебя не будет много времени, чтобы пройти все стадии посвящения, сынок! Это большая проблема!!! Есть стадии познания шаманизма, обучения и посвящения, которые пока придется сжать до двух наших встреч. Но духи нам помогут и простят нас за спешку. Они сами сказали мне сегодня, что ситуация у мальчика, который придет утром, поистине безвыходная! Безвыходная для простого человека! Но тот кто придет — не простой человек, сказали мне духи. Он — потомок Большого Шамана ацтеков. И мы все должны помочь ему и его отцу победить зло! Так сказали мне духи. Ты видел сегодня сон, мальчик?

— Да. Кто-то сказал, что я больше не Эндрю. Этот кто-то, был похож на старого индейца, лежащего у костра на медвежьей шкуре. Он сказал, что перо орла, которое я получил в Берлине от тувинского шамана Белого Оленя, несет в себе огромную шаманскую силу. И еще он сказал, что мой отец не умрет, если я смогу стать шаманом. Потом старый индеец исчез. Но я услышал его голос и продолжаю слышать его даже сейчас! Я повторю, то, что слышу: «Тебя зовут Ветер… ты непобедим, как Ветер…, ты могущественен, как Ветер…, ты можешь останавливать бури и лечить умирающих от ран,… ибо ты — моя кровь…»

— Ты и твой отец — пленники?

— Да.

— Не перебивай меня, Ветер. Когда тебе надо будет говорить, я скажу. Как только твой отец закончит работу для большого человека в погонах, большой человек захочет убить твоего отца и выстрелит ему в сердце. Но сердце твоего отца с нашей помощью и с помощью духов во время выстрелов сместится в груди из обычного места намного ниже, к животу. Потом ты вылечишь своего отца. Мы встретимся с тобой завтра на рассвете на берегу Байкала возле того дома, где ты живешь и поплывем на остров Ольхон. Это священный остров. Я посвящу тебя там в шаманы. Я стар и мне придется очень трудно завтра. Потому, что ты очень молод. Но твоя кровь намного сильнее крови многих шаманов, которых я знаю. Ты сможешь все, что захочешь. Ты поможешь мне, Ветер! У тебя есть вопросы?

— А как же мой охранник?

— Андрей, который приведет тебя завтра, будет нам препятствовать, но я его усыплю. Он даже не узнает, что мы ушли из под его опеки. Он проснется, когда завтра ты, уже став шаманом, сам разбудишь его. Когда через несколько минут, ты выйдешь от меня, то просто скажешь ему, что тебе надо для здоровья обязательно прогуляться завтра на рассвете, потому что так сказал Сильный Тюлень. Сильный Тюлень — это я. Я вылечил Андрея и он знает, что я не буду никогда и ничего говорить зря. У тебя есть еще вопросы?

— Да. Как я могу Вам помочь, Сильный Тюлень?

— Ты поможешь мне, Ветер, если просто внимательно, не перебивая, выслушаешь меня и придешь завтра на берег. Все остальное — моя работа. Моя, может быть, самая трудная и самая важная шаманская работа с тех пор, как двадцать три года назад я стал шаманом. Не спрашивай!!! Слушай! Слушай… слушай…

Шаман наклонился к самому уху мальчика и зашептал что-то. Лицо мальчика вспотело. Потом покраснело. Потом он закрыл глаза и уснул, упав со скамейки на руки шаману. Шаман вытер пот со лба спящего мальчика, положил его на скамью, вышел на улицу и сел на скамейку рядом с Андреем:

— Мальчик спит. Скоро он выйдет и вы отправитесь туда откуда пришли ко мне. Завтра ему надо гулять на рассвете вдоль берега. Так надо для лечения.

— Понял.

— До свидания.

* * *

Сын Стрелка, которого теперь звали Ветер, спал. Ему снились духи. Он видел их и раньше не раз в своих красочных, ярких снах, особенно необычных во время болезни. Он конечно догадывался, что давно общается с духами. А теперь он знал это наверняка. И еще он теперь знал, что завтра, у Священной скалы острова Ольхон, Сильный Тюлень, надев железную корону с оленьими рогами и шаманский плащ с железной накидкой, научит его обращаться к духам и творцам, научит не только слышать их, но также видеть и спрашивать тогда, когда ему будет очень нужно! Шаман научит его видеть через много лесов и степей, через пустыни, облака, даже через горы, каменные стены и железную броню.

Духи сказали мальчику, что пора просыпаться, что впереди большая дорога в Китай. Почему в Китай? — хотел спросить их мальчик. Но он мог только слушать и еще не научился сам обращаться к духам. Все это произойдет завтра! — с радостью подумал мальчик. Он легко поднялся со скамьи, вышел из дома шамана и, улыбнувшись, встающим со скамейки во дворе шаману и Андрею сказал:

— Я готов.

Россия, остров Ольхон на озере Байкал, следующее утро

Скалистая местность и водная гладь великого озера до горизонта. Яркое, не по-утреннему теплое солнце. Сильный Тюлень в железной короне с оленьими рогами и в шаманском плаще с железной накидкой бьет в бубен. Он пританцовывает, приседая и вставая на ногах, обутых в сапоги с загнутыми вверх носками. Над озером несется его песня. Это горловое пение. Шаман вдруг прерывает свою песню, ритмично ударяет в бубен и, глядя то на озеро, то на скалы, то на солнце, то в землю, то на стоящего под Священной скалой в одной рубашке мальчика, улыбается. Шаман останавливается возле огромной кучи хвороста и поленьев и говорит мальчику:

— Сейчас я зажгу этот костер. Ты разденешься догола и медленно пойдешь в воду вон между тех камней. Ты пробудешь в воде не долго. Но ты должен обязательно намочить голову и в этот момент вспомнить старого индейца, которого видел недавно во сне. Ты скажешь ему, что ты готов принять на себя его дело. Потом ты очень медленно выйдешь из воды и наденешь вон тот плащ, который я положил на камнях. Когда все закончится, я отрежу от этого моего плаща кусок ткани и отдам его тебе. И ты нашьешь ее на тот плащ, который сошьешь себе сам по пути в Китай. Вот нитки и иголки, положи их в карман твоих штанов. Запомни, у тебя сначала будет три бубна. Три бубна. Три бубна! А потом их будет больше. Их будет столько, сколько тебе понадобится. Все понял?

— Понял.

— Иди в воду!

Мальчик снял рубашку и, осторожно ступая, начал спускаться к Байкалу. Шаман наклонился к дровам, несколько раз чиркнул камнями друг о друга над кучкой сухой травы, со всех сторон окруженной тонкими сухими веточками. Костер заполыхал очень скоро и ярко…

Шаман взял в руки бубен, и со следующего мгновения неопределенно долгое время больше ничего никому не было видно на этом острове кроме костра, шамана с его бубном и приплясывающих в такт шаманскому танцу оленьих рогов на голове Сильного Тюленя.

…Уже стемнело. Искры от шаманского костра летят вверх. Мы слышим звуки бубна и плеск байкальских волн о берег острова, веками хранящего тайны и видевшего многое, доступное только шаманам.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ (продолжение)

Китай, Пекин, чуть позже

На большом столе в кабинете начальника спецслужбы Китая двое уже известных нам генералов Чен и Куан, а также человек, больше похожий на бурята, чем на китайца, внимательно изучают карту окрестностей и побережья озера Байкал. Бурят (назовем его так) поясняет и рассказывает:

— … после того, как шаман Сильный Тюлень сделал какой-то очень длительный обряд, направленный, как я думаю, на защиту мальчика и, возможно, на развитие каких-то его внутренних сил и способностей, они оба уже в сумерках направились в противоположный конец острова Ольхон, где подошли к большому камню. Под камнем спрятано что-то крайне важное, как я понял из обрывков их разговора…

— Вы поинтересовались содержимым тайника?

— Да, конечно. Камень, как оказалось, закрывает собой вход в небольшую пещеру, очень сухую и чистую, длиной около пяти метров, шириной почти три метра, высотой примерно два с половиной метра. В пещере хранятся два весла, якорь с веревкой, парус для небольшой рыбацкой лодки, два плаща с капюшонами, две пары рыбацких резиновых сапог, палатка, а также довольно большой старый заплечный мешок старинного монгольского типа. Буряты обычно с такими не ходят. Содержимое мешка

говорит о том, что мальчику, и, вероятно, его отцу предстоит довольно дальнее и небезопасное путешествие по озеру.

— Побег с дачи?

— Возможно.

— А почему мешок монгольский?

— Я думаю, товарищ генерал, что они намереваются отправиться в Монголию. И этот мешок — пароль для монголов.

— Вы заметили слежку за мальчиком?

— Нет. Его охранник Андрей, отключенный каким-то шаманским приемом, проспал на берегу до самого вечера пока не вернулся мальчик. Мой помощник все время наблюдал за этим охранником с дачи. Когда мальчик вернулся и разбудил Андрея, то между ними разыгралась довольно бурная сцена, в которой победителем вышел мальчик.

— Что вы имеете в виду, говоря о победе мальчика?

— Мальчик сказал, что он не виноват, что Андрей свалился спать и что он не мог не пойти к шаману, раз уж с ним заранее договорились. И еще мальчик сказал Андрею, что не стоит никому рассказывать, что тот не сопровождал мальчика, а весь день спал под кустом.

— И что сказал охранник на это?

— Он ничего не сказал. Вернее кивнул головой и махнул в досаде рукой. Мы поняли, что не в его интересах афишировать столь явный прокол в работе. И еще я не успел сказать, что после посещения пещеры шаман показал мальчику место на берегу, где привязаны две рыбацкие лодки.

— Понятно. Так что в том заплечном мешке?

— Несколько смен сухого мужского белья и носков, четыре комплекта портянок, два свитера. Вязаные и меховые шапки.

— Продукты есть?

— Да. Сушеное мясо — медвежатина и оленина, а также чеснок, лук, какие-то сушеные корни и травы в кожаных мешочках, соль, два солдатских котелка, четыре камня для разжигания огня и хлопковый шнур, хорошо упакованные от сырости спички и сухой спирт, две удочки с набором лесок, крючков, грузил и поплавков, топор, лопатка, нож, две ложки и очень интересная аптечка.

— Что же в ней такого интересного?

— Кроме двух кровеостанавливающих жгутов, а также большого количества ваты, бинтов, йода и двух пачек сильных антибиотиков в таблетках, все остальное — сплошной шаманизм.

Например, в трех солдатских фляжках, на чехлах которых написаны разные русские буквы — С, Ж, Т — налиты явно лечебные жидкости. С буквами «С» и «Ж» я быстро разобрался — это спирт и медвежья желчь, очень полезная, кстати, при обморожениях, ранениях и некоторых серьезных внутренних болезнях. Что во фляжке, маркированной буквой «Т» я лишь могу предполагать. Мне показалось, что это настойка из каких-то трав. Но я не до конца уверен, потому что никогда ничего подобного ни по вкусу ни по запаху не пробовал и даже не слышал о таком.

— То есть, напиток, видимо, не массового производства? Не тот, что пьют все буряты, например, для здоровья?

— Именно так, товарищ генерал!

— Да вы не вставайте. Вы лучше, как местный, бурятский, житель, объясните нам, зачем им идти в Монголию?

— Только для того, чтобы скрыться в какой-нибудь глуши от своих русских коллег. Они же содержатся на даче явно на положении хоть и почетных, но арестантов.

— Это понятно. Скажите, а можем мы отследить их путь в Монголию так, чтобы ни они ни русские об этом не знали. Что скажете, товарищи генералы?

— Сможем. Мы уже проверяем возможный путь их бегства с дачи, а также наиболее вероятные места пересечения границы России с Монголией.

— Много таких?

— Не мало. В этом и сложность.

— Справитесь? Не упустите опять папу с сыном?

— Не упустим, товарищ генерал!

— Учтите, что этот русский англичанин прекрасно знает, что в Гонконге и Китае вполне успешно развивается его бизнес. Значит, Монголия может оказаться всего-навсего их «Великим шелковым путем в Китай», то есть прямо к нам в гости.

— Мы допускаем такую возможность, но совершенно не уверены, что они смогут незамеченными преодолеть это расстояние.

— А почему вы считаете, что они будут прятаться от нас? Им, строго говоря, нечего нас бояться. Разве не так? Они пострадали от русских, а Китай совершенно не обязан вдаваться в тонкости их не простых взаимоотношений. С некоторых пор бизнес этой семьи, надежно прикрываемый всеми силами нашего министерства, идет в Китае прекрасно!

— Это так, товарищ генерал. Но шустрый парень физически не может знать об этом. Уж не думаете ли вы, что у него налажена не известная нам система оперативной связи с этим своим управляющим Петром, который находится теперь под нашим постоянным наблюдением?

— Я ничего не думаю. Но факты наводят меня на мысль, что этот парень все-таки владеет кое-какой информацией или может предполагать то, как все обстоит с достаточно большой степенью вероятности.

— Что в его почти безвыходном положении не так уж и мало…

— Именно так, товарищ Чен. Я думаю, что наш гость из Бурятии может пока быть свободным. Отдыхайте.

— Есть отдыхать, товарищ генерал!

Бурят удалился из кабинета, оставив троих генералов.

— Ну, что там у нас на заводе? Как поживает Индус?

— Прекрасно поживает, товарищ генерал! Он не только не оказал сопротивления при захвате его в Европе, но и сразу сказал нашим оперативникам, что если его хотят отвезти в Китай и дадут ему там возможность работать, то он отправится в это путешествие с удовольствием. По прибытии на место, поспав всего три часа, Индус стал требовать встречи с руководителями. Мы позволили ему, как Вы и приказали, встретиться сначала с Петром, а затем с директором китайского завода, на котором уже начато производство «умных» внутриматочных спиралей, изобретенных Индусом. Он целый день провел на производстве и, по-моему, остался всем доволен.

— Вы уверены, что он действительно доволен? Я имею в виду технологический процесс?

— Так считают директор завода и Петр. Но самое интересное, товарищ генерал, это не то, что производство раскручивается, а то, что на следующий день, придя из цеха в офис, Индус сделал совершенно невероятное заявление в присутствии наших товарищей, которому, как нам показалось, не поверил ни его русский компаньон Петр, ни директор завода, ни наши товарищи…

— Меня не интересуют оценки факта. Меня интересует факт. Итак, я слушаю.

— Индус сказал, что прослушивание разговоров людей, находящихся в паре сотен и даже более метров от дамы-носительницы нашей спирали — уже вчерашний день. Он сказал также, что увеличение расстояния, на котором мы все слышим, будет возрастать и может достигнуть в самом ближайшем будущем почти километра.

— И что вам здесь кажется невероятным?

— Он сказал, что он знает, как научиться читать мысли окружающих людей с помощью этих же приборов.

— То есть, ничего существенно не меняя в самой сути прибора, мы получим возможность контролировать не только разговоры, но и мысли?!

— Да, товарищ генерал.

— Так нельзя ли устроить испытание?

— Мы устроили его.

— И что же?

— Индус смог рассказать всем присутствующим на совещании об их мыслях, которые он прочел через спираль, установленную в матку секретарши директора завода. Все совпало, даже в деталях, поскольку люди в момент эксперимента записали на бумаге, все о чем думали. Потом, когда секретарша ушла на час в цех, Индус сел у приемника и результаты эксперимента его разозлили.

— Разозлили?

— Да. Он зло так сказал присутствующим, что, во-первых у него нет ни сил, ни времени разбирать весь этот бытовой и сексуальный бред, которым наполнены головы работников предприятия и наши! Сказал, что это уже не наука, а психушка! Сказал, что такой работой должны заниматься телефонистки, а не серьезные ученые, к которым он себя относит.

— А во-вторых?

— А во-вторых, товарищ генерал, я невольно в момент второго эксперимента подумал о Вас и прошу заранее простить меня за тональность моих размышлений. Вот стенограмма моих мыслей, зарегистрированная Индусом.

— Так… так… так. Значит, Монгол ни за что не поверит в тот бред, который несет безумный изобретатель и надо бы ему самому, то есть мне, присутствовать на этих идиотских экспериментах. А почему, собственно, на идиотских?

— Потому, товарищ генерал, что Индус может быть просто экстрасенсом. Или что-то в этом роде. И приборы тут не при чем!

— Ну, так проверьте же! Посадите вместо него за приемник кого-нибудь из наших товарищей и поработайте недельку. Потом отчитаетесь. И если все подтвердится, то я, как вы и хотели, лично приму участие в очередном эксперименте. Должен же я сначала сам убедиться, что мы все не сошли с ума вместе с этим Индусом, прежде чем докладывать такую сенсационную новость руководству страны?

— Конечно, должны, товарищ генерал!

— Все на сегодня свободны.

— Есть!

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

РУССКИЕ ПРИШЛИ (продолжение)

Россия, дача на озере Байкал, чуть позже

Стрелок с сыном стоят у окна во внутренний двор дачи и смотрят на только что приземлившийся вертолет. Двигатель вертолета смолк, но в почти полной тишине еще можно расслышать шелест вращающихся по инерции лопастей. Из вертолета на землю спрыгнули двое людей в камуфляже. В одном из них Эндрю без труда узнал генерала Василия. А вот кто второй? Папина, слегка подрагивающая рука, легла на плечо мальчика и слегка сжала его:

— Сын, это твой дед! Ни слова с ним о деле и о наших проблемах. Они его для того и привезли, чтобы развязать нам языки. Говори о жизни…Такого шанса может больше никогда не представиться.

— Хорошо, папа.

Оба гостя вошли в дом. Генерал, слегка иронично улыбаясь, кивнул в сторону пожилого человека, чем-то похожего на Стрелка.

— Наверное, не ожидали получить такого гостя?!Умеет дядя Вася делать сюрпризы?!А теперь вот что. Мальчик может пообщаться с дедом в доме, пока мы с тобой, Антон, прогуляемся. Когда вернемся, я дам тебе возможность тоже поговорить с отцом до нашего отлета.

Стрелок бросается к отцу. Мгновение спустя дед обнимает внука, которого помнит двухлетним малышом.

— Как ты вырос, Эндрю?! Ты похож на моего отца…Ты говоришь по-русски? Мне сказали общаться с вами на русском…

— Да, дедушка!! Да, я говорю и на русском, и на английском, и на испанском! Я знаю языки своих предков!

— Я так рад! Я горжусь тобой, Эндрю…

* * *

Генерал Василий и Стрелок выходят из ворот дачи и направляются в лес по тропинке.

— Василий, а разве охрана нам сегодня не нужна?

— Почему ты думаешь, что они не следуют за нами на расстоянии? Ты о деле думай.

— Я именно о нем и думаю…

— Антон, я пока не читал, то, что ты приготовил мне сегодня, но мне показалось очень интересным многое из того, что ты написал в предыдущих страницах своего отчета. Если все последующие главы твоего увлекательного повествования окажутся столь же содержательными, то, наверное, мы не станем лишать тебя звания полковника и сажать на зону. Ты будешь продолжать работать в конторе и, возможно, даже уйдешь когда-нибудь на заслуженный отдых.

— Я буду работать в качестве кого?

— Это мы еще точно не решили. Но с учетом того, что ты теперь, скорее всего, невыездной до конца своих дней, то будет лучше, если ты останешься на родине.

— То есть в Сибири?

— Ну, да. Тем более, в Сибири есть хорошие вузы и ты сможешь дать неплохое образование своему старшему сыну.

— А что будет с моим младшим сыном и с женой? Вы будете их доставлять сюда или, например, туда, где мне предстоит работать?

— Возможно.

— Василий, не темни. Я же не мальчик. Вы их потеряли и не знаете, где они? Так?

— Вот видишь, какой ты прозорливый! Может, ты знаешь, где они? Может, их бегство из Берлина было заранее запланировано и ты нам подскажешь, где сейчас находится вторая половина твоего семейства?

— К сожалению, нет. Я этого не знаю.

— О чем ты сожалеешь?

— О том, что не сбежал от вас чуть раньше…

— Ну, это ты брось! Тогда мы точно пристрелили бы тебя!

— Если бы нашли!

— Антон, давай прекратим этот детский разговор! У меня мало времени и мне не интересно выслушивать твои предположения. Я хочу, чтобы ты рассказал мне в следующих страницах отчета, как нам включить прослушку твоих спиралек? Я имею ввиду, как это осуществить технически. Что ты знаешь об этом?

— Почти ничего. Этим занимался Индус — автор изобретения.

— Вот это «почти» меня и интересует. Вернее, наших инженеров.

— Хорошо. Когда тебя ждать в следующий раз?

— Через неделю. Успеешь все изложить?

— Постараюсь. Сын хочет еще пообщаться с шаманом.

— Обойдется. Хватит того, что и так за ворота дачи выходит. Если проявишь себя, то, возможно, сходит еще разок. А пока ждите моего особого распоряжения.

— Спасибо, товарищ генерал, за понимание.

— А ты не иронизируй! Ты войди в мое положение. Вы с моим предшественником напороли такого, что по вам обоим давно плачут расстрельные статьи. И не одна! Так что его странная и неожиданная гибель, как мне кажется, лишь спасла его репутацию. А его сгоревший в Париже сын, как я думаю, не тебя одного рэкетировал на счет народных миллионов. Так что и он вполне заслужил собачью смерть. Тебе понятна моя позиция?!

— Понятна.

— А если я, Антон, скажу, что у меня есть подозрения, что вышеупомянутые покойники в погонах нашего ведомства отправились к праотцам, возможно, при твоем самом активном участии? Мне просто нет необходимости это доказывать! Ты и так, по всем законам и традициям нашей конторы за содеянное тобой — стопроцентный покойник. Просто пока нужный мне. Потому и живой…

Россия, дача на озере Байкал, неделю спустя

Стрелок с сыном стоят у того же окна во внутренний двор дачи и смотрят на только что приземлившийся вертолет. Из вертолета спрыгивает на землю генерал Василий.

— Сын, будет лучше, если ты уйдешь к себе. А еще лучше, к шаману или на рыбалку. Давай я тебя обниму, мне так хочется чувствовать твою поддержку сегодня.

— Я знаю это, папа. Не беспокойся, я сделаю, все, что в моих силах.

— Ты о чем, сынок?

— О жизни, папа. О жизни. Ты, кстати, забыл, что к шаману меня больше не пускают до особого распоряжения генерала. Я тогда пойду с Андреем на рыбалку.

Мальчик уходит. В дом заходит генерал Василий и с порога обращается к Стрелку.

— Всем привет! Я хотел бы сначала забрать у тебя бумаги, Антон.

— А потом?

— Потом мы прогуляемся в лес, по прежнему маршруту. Поделимся соображениями. Если не возражаешь.

— Не возражаю. Сейчас я все принесу.

— Хорошо. Тогда выходи к вертолету.

Через несколько мгновений Стрелок выходит из дома, неся в руках простую белую картонную папку с тесемками. Отдает ее генералу.

— Вот.

Генерал бросает папку в вертолет.

— Пошли.

Они выходят из ворот дачи и углубляются по тропинке в лес. Через несколько минут в том же направлении из ворот дачи выходят мальчик с охранником Андреем.

* * *

Генерал со Стрелком идут по лесу. Генерал спрашивает:

— Ну, что? В той папочке, надеюсь, все изложено, чтобы нам понять, как твоя техника действует и управляется?

— Некоторые, может, и поймут.

— Некоторые это, то есть не я?

— Не ты, Вася. Специалисты в электронике и много в чем еще смогут, видимо, и понять…

— А я, значит, по-твоему, не специалист?!

— Специалист, конечно. В своем роде.

— Знаешь, Антон, за что я тебя всегда не любил?

— За что?

— За то, что ты слишком умный! И не скрываешь этого!

— Да не умный я, как оказалось, Вася! Раз с тобой здесь стою и ничего сделать не могу!

— Точно! Не можешь. Больше не можешь, Антон.

Одновременно с последней фразой генерал стреляет в спину Стрелка. Переворачивает ногой упавшее на землю тело Стрелка и говорит глядя в открытые глаза умирающего:

— Хватит, Антоша. Отбегался ты. Надоел ты мне, как горькая редька! Прощай!

Генерал с самодовольной улыбкой прячет пистолет в карман брюк.

* * *

Через несколько секунд после того, как генерал ушел назад в сторону дачи, на месте убийства появляется запыхавшийся сын Стрелка, за которым бежит Андрей. Оба останавливаются на телом. Андрей молча снимает кепку. Мальчик бросается на грудь к отцу и кричит:

— Па-па! Не умирай! Не умирай! Не надо!

Мальчик поворачивается к Андрею.

— Уйди, Андрей. Дай мне побыть с отцом.

— Я не могу.

— Сможешь, Андрей. Иди, погуляй. Если твой генерал узнает, что ты видел результат его общения с моим папой, то он, наверное, прикажет и тебя убить.

— А тебя?

— Про меня и так все давно понятно. Мы с папой вам всем — временные попутчики.

— Тогда я погуляю поблизости. Подожду тебя. Не ходи один на дачу, пожалуйста. Мы должны вернуться вместе. Понял?

— Иди, Андрей! Ради всех, кого вы убили и их осиротевших детей — уйди!!!

— Я подожду.

— Тогда уйди подальше. Ну, куда я денусь?!

— Хорошо.

Несколько мгновений мальчик лежит на груди отца, тревожно прислушиваясь к его сердцу и дыханию. Потом лицо его вдруг светлеет. Он шепчет:

— Жив! Господи, он жив! Я помогу тебе, папа, я все сделаю…

Мальчик встает и решительно, но очень осторожно, идет в сторону, в которую удалился охранник Андрей. По дороге поднимает с земли довольно внушительное бревнышко. На соседней полянке, лежа на пригорке, курит охранник. Мальчик подкрадывается к нему и, размахнувшись, бьет охранника по голове бревном.

— Извини. Теперь выживают только сильнейшие…

Мальчик быстрыми шагами, почти бегом двигается по лесу. Потом он переходит на бег и стремительно бежит к берегу Байкала. Через какое-то время он отваливает камень секретной пещеры на острове Ольхон. Хватает заплечный мешок, плащ и, закрыв камнем вход в пещеру, бежит назад к отцу.

* * *

Стрелок ровно дышит. Он в сознании. Он говорит наклонившемуся над ним сыну:

— Прости, сынок, что так мало мы с тобой пожили вместе на этом свете…

— Папа, ты не умрешь. Я все сделаю.

— Сын, найди маму и своего брата Александра…

Стрелок теряет сознание. Мальчик, вывалив на траву все содержимое рюкзака, разглядывает содержимое аптечки. Уверенно берет одну из фляг, обильно мочит спиртом большой кусок стерильной марли из только что открытой упаковки. Сажает отца возле дерева. Расстегивает на нем рубаху. Протирает спиртом грудь и спину на месте входа и выхода пули. Окровавленные марлевые куски прячет, свернув в комок, в рюкзак. Потом берет вторую флягу и наливает на две другие салфетки медвежью желчь. Прикладывает тампоны к местам ранения и заматывает раны бинтами. Не отрывая взгляда от отца, протягивает руку к другой фляге с травяным настоем, открывает ее и прислоняет к губам Стрелка.

— Пей.

Стрелок, не открывая глаз, делает судорожный глоток.

— Еще пей.

Раненный делает глоток.

— Еще пей, папа. Пей!

Стрелок лежит на коленях у сына и тихо спит. Бледное лицо раненного вдруг розовеет, он открывает глаза. Сын опять подносит к его губам фляжку.

— Пей.

Стрелок делает большой глоток и опять теряет сознание.

* * *

Вечереет. Мальчик стоит на коленях над отцом. В руке у него перо орла, которое он получил в дар от тувинского шамана Белого Оленя. Мальчик что-то шепчет. Так продолжается до глубокой ночи пока мальчик не падает обессиленный рядом с отцом. Темные облака изредка выпускают на небо луну, чтобы осветить двоих человек лежащих на траве. Мальчик открывает глаза, наклоняется над отцом, слушает его ровное дыхание и опять засыпает, упав рядом на траву. Ему снится сон. К нему пришел бурятский шаман Сильный Тюлень, недавно посвятивший мальчика в шаманы. В руках у него весла. Шаман говорит:

— Тащи отца к лодке. Не спеши, Ветер, я не дам проснуться твоему охраннику до тех пор пока вы с отцом не окажетесь в моей лодке на пути к моему брату. Греби вдоль берега на восход солнца утром и оставляй закат за спиной вечером. В большой деревне, до которой, если повезет с погодой, ты будешь грести примерно сутки, живет мой младший брат. Его дом ты сразу узнаешь. Он — точная копия моего дома. Это самое необычное строение в деревне. Он знает про вас и ждет вас. Он поможет вам уйти в Монголию. Монголы помогут вам добраться в Китай. Я не дам твоему отцу умереть, если ты тоже поможешь ему и мне. Ты все сможешь, Ветер! Ты сможешь…

Шаман исчезает. Мальчик просыпается и наклоняется над отцом. Затаскивает его на плащ. Надевает заплечный мешок на спину и упорно тянет плащ по земле. Отец спит. Мальчик на коленках тащит и тащит плащ с отцом по земле, время от времени наклоняясь над раненым и прислоняя к его губам фляжку с травяным настоем, приготовленным для них шаманом Сильным Тюленем. К утру сын с отцом приближаются к острову Ольхон.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ШАМАНЫ (продолжение)

Россия, Москва, Кремль, чуть позже

Кабинет Президента России

Президент в белой рубашке читает бумаги, сидя за столом. Дверь кабинета открывается и входит генерал Василий. Мы впервые видим Василия в парадной генеральской форме с тремя большими звездами на погонах. Он эффектен, красив и уверен в себе. Генерал обращается к Президенту, который продолжает сидеть за столом, поглядывая на вошедшего генерала с полу прищуром, известным всей планете еще с тех пор когда он, бывший работник могущественной спецслужбы, стал главой администрации другого президента России.

— Здравия желаю, товарищ Президент!

— Здравствуй, Василий!

— Поздравляю Вас с избранием на очередной президентский срок!

— Спасибо. Присядь. Разговор, возможно, будет не легким и… жарким. Китель расстегни, не парься. Ты, Василий, сегодня в него нарядился в последний раз.

— Виноват, товарищ Президент! Не понял. Что-то случилось?

Президент встает из-за стола. Смотрит на генерала и после паузы раздраженно произносит:

— Случилось! Давно случилось, Вася. Ты стал, оказывается, круче деда и намного его кровожадней! Просто я об этом случившемся на днях узнал. Сначала даже не поверил. Поручил товарищам проверить эту тревожную информацию. Я подумал сначала даже, что твой сотрудник совсем с ума сошел от удара по голове, которым ты его за многолетнюю безупречную службу наградил. Вася, я начинал с отцом этого Андрея еще в Германии. И верю ему, как себе. Поэтому эти парни знают, как меня найти, если приспичит. Поэтому и нашли. А вот тебе, как я понял, доверять серьезные посты в нашей стране больше нельзя. Ты, Вася, как оказалось теперь, беспредельщик. Ты лично, без суда и следствия убиваешь опытнейших разведчиков-нелегалов, как мух. Ты расправляешься с нашими опытными оперативниками так же легко. Я склонен думать, что происшедшее — не случайный эпизод и вверенную тебе службу надо срочно спасать от ее же руководителя! Надеюсь, это понятно?!

Василий понял все. Василий вспомнил свой сегодняшний крайне неприятный сон, в котором шаман говорил ему о его ужасной жесткости и кровожадности, о том, что за такие поступки Василия накажут на земле и на небе, о том, что теперь ему путь на кладбище или в монастырь до конца дней. «Выбирать тебе и Президенту», — закончил свою краткую, но очень эмоциональную речь приснившийся шаман.

Василий проснулся сегодня под утро в холодном поту и, потопал босиком на кухню, налил в стакан воды из под крана и, залпом выпив его, подумал: «Как бы не так!!! Мой дед пережил самого Сталина!!! И я переживу этого парня!»

Хотя в голове роилось: «А что если Президент узнал про убийство Антона и про весь этот бардак с загадочной пропажей трупа англичанина, его сына-мальчишки и охранника Андрея из леса? Выходит, Андрей жив и здоров. Да, уж, впоролся я по самое не хочу! Надо было концы рубить самому, лично и сразу! А не на дачу спешить, как пацану перепуганному, и не перепоручать зачистку штатным диверсантам. Чистоплюй и разгильдяй! Кто я еще после этого!! Неужели все?! Неужели кончилось мое время!! Неужели этот парень вышвырнет меня из моего кабинета? А что, если он только пугает и воспитывает меня?»

А вслух Василий сказал:

— Товарищ Президент, позвольте объясниться?!

— Позволяю.

— Этот Антон снюхался с американцами и готовился продаться китайцам.

— Вася, разве за это убивают? Разве такие концы рубят?! Я что, первый год в конторе??! Я что, ничего, по-твоему, не смыслю в этих шпионских играх, Вася?! Я что, из завхозов в этот кабинет пришел?! Такие концы, Вася, заставляют работать на нашу любимую Родину! Тем более, когда у тебя в руках его сын, и ты можешь, задействовав заграничные резидентуры, достать его жену с еще одним новорожденным мальчиком! Он, видите ли, готовился продаться! Допустим, так оно и было. Но к чему тогда готовился ты, Вася?! Тут что-то не так! Ты, Вася, сводишь теперь давние счеты, используя свою должность. И все! Ты пытаешься за свою некомпетентность и, видимо, какие-то личные обиды, мстить этому несчастному Антону, прикрывшись своим высоким, и, как ты считаешь, неконтролируемым служебным положением. Это очень не правильно, Вася!

Мне давно сообщают, что в вашем ведомстве не все гладко. Что твоего предшественника, светлая ему память, его дружков и сына, не просто так отправили в мир иной. И что это — дело рук своих же, неустановленных террористов. Кто это сделал, Вася? Не ты ли?! Тебе ведь более всех было выгодно освободить кабинет предшественника для своей кавалеристской задницы! Так?! Я спрашиваю, тебя так или не так?!

— Нет. Не так! Я, конечно, карьерист. Но не до такой же степени!!!Чтобы своих валить!

— А если до такой?! Кто все-таки убил двух хорошо тебе знакомых генералов возле подмосковного озера? Почему до сих пор нет концов? Не потому ли, что ты, Вася, следствию помешал?

— Я не мешал!

— А откуда я это знаю?! Кто же их тогда убил?!

— Возможно, их всех убил этот Антон Роберцов. Сын английского перебежчика.

— Он ведь еще и наш полковник, а также сын нашего кадрового сотрудника, дослужившегося до пенсии без единого нарекания и взыскания! Я слышу, Вася, не ответ руководителя спецслужбы! Что такое «возможно»? Факты у тебя есть?! Возможно…Это ответ монаха, которому теперь всю оставшуюся жизнь предстоит грехи замаливать! Тебя шлепнуть надо, Вася! Без позорного для всех нас процесса! Ведь стоит нам завести на тебя дело, зарубежная пресса скоро обо всем пронюхает и помажет нас всех такой грязью, что… даже подумать противно! Напишут ведь: крушение идеалов, вырождение и перерождение. Но поскольку я с детства песни о твоем деде в пионерских лагерях учил, я не смогу этого сделать. Я в Бога верю, Вася!

— Давно?!

— Давно. С тех пор, как своим умом догадался, что за подлости Бог карает, а за щедрости воздает по заслугам.

— Может, Вы и в шаманов верите?

— Я, Василий, много во что верю. Должен верить. Потому что на мне ответственность лежит за шестую часть планеты. За мир. А у тебя за душой, кроме правильной биографии, подлость одна. Ты зачем мне про перебежчика английского говоришь? Ты думаешь, я не знаю, как его папа да и он сам честно свою пенсию заработали? Они, Вася, как раз и есть настоящие джентльмены, оказавшиеся в неволе. А ты, мразь кавалеристская, столько воли с детства имеешь, что совсем чувство меры потерял!!! У тебя есть что добавить или будем следствие вести?

— Не будем. Что вы от меня хотите?

— Бери бумагу и пиши.

— Что писать?

— Заявление. О том, что в связи с резко ухудшившимся состоянием здоровья и физической невозможностью поэтому в дальнейшем полноценно исполнять свои служебные обязанности, ты просишь освободить тебя и отправить на пенсию.

— Я же молодой еще, товарищ Президент!

— Молодой, зато живой и довольно здоровый. Так? Или ты хочешь вместе с прочими казнокрадами и беспредельщиками на нарах париться?

— Нет, не хочу. Но я ведь мог бы еще работать…

— Не мог бы. Отработал ты свое. Хватит, Вася! Работать мог бы Антон Роберцов, которого ты застрелил из своего наградного пистолета. Какой позор, Вася! Какое же ты ничтожество! Работать на нас мог бы его сын, которого мы все равно найдем и постараемся привлечь к сотрудничеству. Работать на нас будет Андрей. Потому что он честный и понятный нам человек, без больных амбиций и живодерских истерик! Он убивает, когда невозможно не убивать. А ты, Вася…эх… мне плакать хочется… но сегодня день напряженный и некогда мне нюни распускать из-за дебилов типа тебя. Написал?

— Написал.

— Положи на мой стол. Я тебя больше не задерживаю. На передачу дел тебе не более месяца. Но учти: если после твоего ухода на пенсию я узнаю, что ты опять пытаешься подняться, контачишь со спецслужбами или просто с частными охранными структурами или службами безопасности любых фирм — я… тебя… раздавлю. Ты наказан. Уволен с государственной службы, чтобы каяться. Иди.

Василий надел фуражку. И, грустно взглянув на продолжающего стоять президента, козырнув, ответил:

— Есть идти, товарищ Президент!

* * *

На столе Президента в папке с грифом «Совершенно секретно. Лично» лежит свежее донесение, подтвердившее, что бывший генерал, а ныне пенсионер Вася, напорол гораздо больше, чем можно было себе представить на первый взгляд.

Президент сел за стол, открыл папку, и уже в который раз за сегодняшний день перечитал короткий текст:

«…по имеющейся оперативной информации, пропавший вместе с трупом отца мальчик Эндрю является прямым потомком по материнской линии Большого Шамана ацтеков, почитаемого абсолютно всеми шаманами планеты. Не исключен скорый переход оставшегося сиротой мальчика в круг шаманов, что может повлечь за собой непредсказуемые последствия. Особенно если учитывать его возможные врожденные незаурядные шаманские способности и проявившуюся в его исчезновении уже сейчас очевидную помощь шаманов…»

Россия, озеро Байкал, в это же время

Раннее утро, на горизонте появляется солнце. На абсолютно тихой глади озера замерла лодка. Сын Стрелка перебинтовывает растертые в кровь руки, положив их прямо на весла. Грести он, кажется, уже не может — так болят сорванные непрерывной многочасовой греблей мозоли на ладонях! Но не грести — значит, потерять шанс на спасение от этих ужасных людей! В ногах у мальчика, тихо постанывая, лежит на плаще раненый отец. Под головой у Стрелка заплечный мешок. Рядом лежит фляжка с шаманским травяным настоем. Мальчик берется опять за весла. На глазах его слезы. Он гребет и что-то шепчет про себя.

Через пару часов в лучах солнца появляется деревня на берегу.

— Слава Богу! — вырывается шепотом у мальчика.

На берегу их ждет бурят, очень внешне похожий на шамана Сильного Тюленя. Только он заметно моложе. Брат шамана здоровается, вытаскивает лодку на берег, берет раненого Стрелка на руки:

— Пойдем.

Пока они идут к дому, бурят рассказывает мальчику на ходу:

— У меня там есть хорошая мазь из медвежьего жира и желчи. Папу твоего перевяжем. Руки твои полечим. Поспите до вечера. Четверых коней вам дам. Бурятскую одежду дам. Еду дам. Коням овса дам. Коней будете менять часто. Поить у рек. Кони знают дорогу в Монголию и сами приведут вас к друзьям. Там получите других коней, они сами пойдут к китайской границе. Заплечный мешок монгольский оставишь у монголов. Понятно?

— Да. Спасибо.

— Брату моему скажешь спасибо. И тому шаману в Китае, который давно ждет вас в Пекине. Все что произошло, мы знали и никак не могли остановить. Мы только могли не дать твоему отцу умереть, Ветер.

Они заходят в дом. Мальчик садится на скамью в сенях. Пока бурят перевязывает на кровати раны Стрелка, мальчик падает на скамью и засыпает. Бурят развязывает окровавленные ладони спящего мальчика. Намазывает их мазью. Опять забинтовывает чистыми бинтами. Выходит во двор, где стоят, поедая свежее сено, четыре коня. Говорит:

— Все будет хорошо. С темнотой разбужу…

 

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА

Граница России с Монголией, чуть позже

Степь до горизонта. Трое солдат-пограничников в русской форме курят, присев на траву и положив автоматы на колени. Один из них, видимо, старший по наряду, молчит, вглядываясь в окрестности. Двое других болтают.

— И часто здесь они друг к другу в гости ездят?

— Примерно, так же часто, как, например, раньше на границе Украины с Россией. Из Ростовской области в Донецкую лично я с батей перед армией на рынок не раз ездил.

— Зачем? Дешевле что ли?

— Не в цене дело. Есть товары, которые у нас не просто купить и, наоборот…

Старший вдруг прерывает разговор подчиненных:

— Хватит болтать! Смотрите! Кони. Коней четыре, а всадников только двое. Значит, издалека путь держат. Не из соседней деревни…

На этой фразе старший по наряду вдруг закрывает глаза и засыпает, упав на траву рядом со своими двумя тоже заснувшими товарищами. Через несколько минут мимо них неспешно проходят кони. Во всадниках мы узнаем Стрелка и его сына Эндрю. Они явно устали. Но улыбки не сходят с их лиц. Они останавливаются у пограничного столба. Сын говорит:

— До свидания, Россия!

— А почему не прощай!

— Потому, папа, что мы еще окажемся в России…

— Под чужими именами?

— Этого не знаю. Возможно, под своими. Я знаю, что точно окажемся. Причем, по делу. И принимать нас будут как почетных гостей на самом высоком уровне. Я просто не успел тебе еще рассказать мой сегодняшний удивительный сон. Такой…м-м… неожиданный что ли…

— О чем?

— О том, что ты с большим китайским начальником приехал в Москву. Ты у него, наверное, переводчик… нет, скорее, советник, потому что, когда вы встречались с Президентом России и этот китайский начальник так вопросительно взглянул на тебя, ты что-то записал в блокнот, но ничего не переводил. А я все это вижу как бы через стены, потому что тоже в Москве нахожусь. Правда, меня в Кремль, понятно, не взяли. Но самое забавное было потом.

— Что же?

— Президент в конце переговоров, обращаясь лично к тебе, говорит: «Антон, а где же Ваш сын Эндрю? Я хотел бы с ним познакомиться!»

— И что я ответил?

— Не помню. Я на этом месте проснулся. Но ты, насколько я помню, хотел сказать что-то ему про меня и даже улыбнулся…

— Та-а-ак. Еще этого нам не хватало! Ты же знаешь, Эндрю, почему мы едем в Китай! Или забыл?

— Знаю. Ты не поладил с твоими коллегами в России, и они решили тебя убить.

— Ну, примерно так…

Стрелок, задумчиво глядя вперед, молча продолжает путь.

— Как твоя рана, папа? Не пора ли ее перевязать? Мази у нас еще предостаточно. К тому же, у монголов шаман, как сказал наш бурятский друг, новую мазь даст и полечит тебя.

— Мне кажется, что я уже совсем поправился. Рана почти не болит. Только вот устаю я от такой долгой дороги сильно. Но мне кажется, что даже тебе, молодому и не раненному, нелегко столько суток в седле? Или я ошибаюсь?

— Папа, я стараюсь не думать об этом. Потому что все эти трудности — просто развлечение по сравнению с тем, что было с нами в последние месяцы, и особенно в последние дни…

— Это точно. Молодец! Как твои ладони?

— От безделья почти зажили.

— Как думаешь, что с мамой и Александром?

— С ними все хорошо. Мы увидим их в Гонконге совсем скоро.

— А это ты откуда знаешь?

— Думал ночью. Духи приходили. Сказали, что мы скоро их увидим живых и здоровых.

— И именно в Гонконге?

— Духи сказали «в большом городе у моря, где многие китайцы умеют говорить на другом языке». Вот я и решил, что это Гонконг. Ведь наша фирма семейная там зарегистрирована. Куда же им еще поехать? Там бизнес. Там Петр. Там Индус.

— И Индус уже там?! А откуда ты знаешь про Индуса?

— Духи сказали.

— Да-а-а… и давно они с тобою говорят?

— С тех пор как помогли тебе не умереть от пули генерала.

— Да-а-а… у меня нет слов. Ты, наверное, уже шаман?

— Наверное.

Кони заржали, отозвавшись на конское ржание вдали.

— Кажется, приближаемся.

— Ну, и прекрасно! Отдохнуть тебе не помешает, папа!

Они приближаются к монгольской юрте, вокруг которой резвятся, играя с ягнятами двое детей дошкольного возраста. Из юрты выходит пожилой человек, очень похожий на шамана Сильного Тюленя, здоровается по-русски:

— Здравствуйте! Меня зовут Степной Ветер! Я рад вам! Сейчас будете кушать и отдыхать. Как Ваша рана?

— Не болит.

— Болит-болит. Это Вам сын внушил, чтобы дорогу легче перенесли. Рану Вашу еще надо лечить. Сейчас умоетесь, покушаете, и я посмотрю, что надо сделать.

— Нам сказали, что у Вас мазь есть монгольская, очень хорошая.

— Да, не хуже бурятской. Но ведь в мази важен не только ее состав. Важна энергия, которую ей передал тот, кто сделал мазь! Понимаете?

— Конечно, понимаем.

— Заходите в юрту. Дочка моя все уже приготовила. Мы вас ждали.

Гости моют руки, и присаживаются на ковер вокруг котла. Дочь шамана, довольно немолодая женщина, приносит чай в старых пиалах.

* * *

Ночь. Слышны голоса степных птиц и насекомых. Мальчик сидит возле юрты и смотрит на звездное небо. Рядом присаживается шаман, обращается к мальчику:

— Почему не спишь?

— Не могу. Меня тоже зовут Ветер.

— Я знаю. Мы с тобой — очень сильные шаманы, Ветер. Когда я умру, вся моя энергия перейдет к моей дочери и к тебе. Поровну. Так решили шаманы, когда узнали, что ты едешь ко мне в гости.

— Почему вы говорите о смерти? Вы же еще не старый!

— Это вид у меня такой. Дел много и о старости некогда думать. А она пришла. Совсем трудно мне стало жить. Но и умереть пока не могу. Дел много… Мне скоро сто лет. Ветер, это очень большой срок для человека! Моя дочь — уже давно прабабушка. Понимаешь?

— А я думал, что Вам не больше семидесяти!

— Я сам так думаю последние тридцать лет. А сердце по ночам все чаще останавливается и просит отдыха. Я даю ему отдых и живу дальше. Главное, передать свой дар в хорошие руки.

— А если бы я не пришел? Или если бы у Вас не было дочери?

— Всегда есть человек, которому следует передать свой дар. Просто иногда бывает так, что этот человек еще не родился. Приходится ждать.

— Где?

— В стране предков.

— А где эта страна?

— Тебе рано об этом знать. У тебя очень много дел впереди. Таких дел, которые не может сделать больше никто на земле! Шаманы решили, что некоторые из нас, уходя в страну предков, будут передавать тебе свой дар. Ты будешь его хранить, им пользоваться на благо людям и потом передашь Александру.

— Брату?

— Да, твоему младшему брату.

— Но он же так мал!

— Ты тоже молод! В этом и есть преимущество таких молодых шаманов, как Вы с Александром.

— А если он не захочет или не сможет?!

— Боги помогут Вам. Иди отдыхать. Тебе надо поспать. Во сне к тебе придет твой великий предок. Он хочет с тобой поговорить.

— Спасибо.

Мальчик уходит в юрту, а шаман продолжает сидеть, глядя в звездное небо.

Китай, Гонконг, чуть позже

В офисе семейной фирмы Стрелка царит оживление. У Эндрю на коленях сидит брат Александр. Его мама, обняв мужа, рассказывает:

— Мы прилетели сюда из Норвегии. Нашли Петра. Все нормально. Бизнес идет. Китайцы очень заинтересованы в его развитии. В этом же здании есть офис фирмы, которая нам во всем помогает. Ее начальник ждет вас через час.

— Нам, действительно, необходима эта встреча?

— Действительно, дорогой. И не забудь взять с собой Эндрю. Монгол хочет его видеть.

— Монгол?

— Да, у него бабушка монголка. Он сам все тебе объяснит. Расскажите мне о своем пути.

Эндрю смеется:

— После того, как мы пересекли китайскую границу, пересели в джип, а потом в самолет, наше путешествие приобрело стремительность и приятную волнительность. Мы очень ждали встречи с тобой и Александром, мама!!!

Мама обнимает своих сыновей и плачет.

* * *

В уже знакомом нам офисе китайской фирмы на 27-м этаже гонконгского небоскреба обоих путешественников ждет Монгол. Он в белой рубашке. Лицо его озаряет очень довольная улыбка. Таким радостным мы не видели его с самого начала нашего знакомства. Монгол поднимается с дивана навстречу Стрелку и его сыну, говорит по-русски:

— Вот вы какие?! Давайте знакомиться!

— Давайте! Вы, видимо, и есть Монгол и Вы тоже шаман?

— Да, Ветер. Я тоже, как и ты, шаман. Однако, на мне лежит также много другой работы, которую не всегда могут выполнить шаманы. И Ваша фирма уже помогает нам в этом…

Стрелок и Эндрю присаживаются на диван возле чайного стола. Завязывается оживленная беседа.

Китай, Пекин, на следующий день

Кабинет Монгола — которого все знают в Китае, как начальника китайской спецслужбы. Он опять в генеральской форме. За приставным столом сидит также в генеральской форме известный нам его подчиненный — генерал Куан, который обращается к начальнику:

— Скажите, товарищ генерал, а зачем нам теперь нужна эта международная бригада? Завод вышел на проектную мощность. Индус сделал пробную партию спиралей, которые не только пишут разговоры, но и смогут читать мысли.

— Смогут или уже читают?

— Уже читают. Пробная партия успешно разошлась по всем континентам под видом уже всем известных «умных», с диагностическими функциями, внутриматочных спиралей — тех, через которые наши лингвисты пишут все разговоры в радиусе километра.

— Прекрасно!

— Да, товарищ генерал! Теперь возникли, правда, две технические проблемы. Первая: наш лингвистический отдел, численность которого уже достигла почти миллиона человек, не успевает оперативно обрабатывать информацию. Вторая: выявилось несколько человек, мысли которых мы не можем прочитать.

— А, может, у них мысли отсутствуют, товарищ Куан?

— Нет, у них много мыслей. Просто они, эти люди, другие. Индус сказал, что на решение этой проблемы ему понадобится еще не менее года. А вот с численностью лингвистического отдела, расшифровывающего и обрабатывающего информацию путь один — увеличить.

— На сколько?

— Примерно в пятнадцать раз. Это придется сделать в течение следующих трех-четырех лет. Иначе нас захлестнет поток не обработанной информации, стареющей на глазах и потому не представляющей ни оперативного, ни стратегического интереса.

— То есть Вы хотите создать отдел численностью примерно в 15 миллионов человек?!

— Да, товарищ генерал. Китаю это по силам. Тем более, Вы давно говорили о планах руководства страны создать новую силиконовую долину, заселив ее исключительно белыми воротничками. Наш отдел там не будет бросаться в глаза.

— Хорошо. Я доложу руководству страны об этом Вашем масштабном предложении. А теперь, товарищ Куан, я отвечаю на Ваш вопрос «Зачем нам теперь нужна эта международная бригада?», если Вы, в самом деле, не понимаете.

— Я, в самом деле, не понимаю. Они сделали свое дело, и мы можем всех кроме Индуса заменить в этой технологической цепочке.

— Это Вам так кажется. Видимо, поэтому Вы, товарищ Куан, и являетесь до сих пор моим заместителем, а не я Вашим. Чем Вы руководствуетесь в своих выводах?

— Интересами разведки и контрразведки.

— А Вам не кажется, что Вы забыли о большой политике?

— Извините. Но это не моя работа.

— И не моя тоже. Но представьте себе ситуацию: русские — наши уважаемые стратегические партнеры или, кто угодно из стран, с которыми мы не можем не считаться, вдруг узнают о наших «умных» спиралях и о нашем «бело-воротничковом» отделе численностью 15 миллионов человек, и зададут нам простой вопрос.

— Какой?

— Любой! Я не собираюсь сейчас пытаться в точности предугадать ход их мыслей, но уверяю Вас — вопрос будет простой. И, если в этот момент у нас не окажется под рукой этой, как Вы выразились, «международной бригады», заварившей всю кашу, то, поверьте, нас сумеют на весь мир и весьма квалифицированно обвинить в довольно нелицеприятных делах! И то, что мы боремся с мировым злом, будет, конечно, принято в расчет, но не сразу! Зачем нам это?! Начнется долгий и неприятный разбор наших полетов. В итоге, все быстро убедятся, что объективно, ни одна страна мира, кроме Китая, не сможет эффективно владеть этой технологией. Человеческие ресурсы в данном случае оказались важнее технологий!

Итак. Что же мы имеем для ответа международной общественности и нашим стратегическим партнерам? А имеем мы фирму, зарегистрированную в Гонконге на имя двоих граждан Великобритании, управляемую русским, осуществляющую полуфантастические, полубезумные проекты индуса и делающую на этом миллиарды!

— Но мы же тоже получаем прибыль от этого производства?

— Вот именно. Мы получаем прибыль. Но, как известно, не всегда удается мгновенно понять, какие побочные процессы стоят за некоторыми техническими новшествами. Тем более, за новшествами, приносящими миллиарды долларов прибыли. Мы поблагодарим партнеров за полезную информацию и пообещаем более детально изучить деятельность указанной ими гонконгской фирмы.

— И все?!!

— И все.

Стокгольм — Цюрих — Буэнос-Айрес — Москва — Берлин — Прага — Париж — Канны — Гонконг — Пекин

Декабрь 2014