– У нас к вам важное дело, – сказали мне. – Мы члены сочинской астрономической секции Академии наук.

Когда я очнулся от своих дум, то увидел, что меня крепко держит за борт пиджака незнакомый старик в потерявшей форму соломенной шляпе с засаленной черной лентой. Прицепной галстук его съехал в сторону.

Я потряс головой, словно пытался вытрясти из ушей невидимую воду. Это был совершеннейший «пикейный жилет» из «Золотого теленка». Только в Сочи, а не в Черноморске. Гениальность Ильфа с Петровым вызвала к жизни не одно поколение фантомов.

Три колоритнейших старичка смотрели на меня надменно и в то же время просяще. Понятия не имею, как им удавалось сочетать это.

– Нам нужен Гус Хиддинк, – сказал самый низкий. – Вы ведь его представитель?

В руках у него было что-то в латунной рамке, но что именно, было не видно. Может, фотография, может, что-то еще.

– Вы астрономы, – повторил я, убеждаясь, что не сплю. – И вам нужен Гус Хиддинк.

– Вы совершенно правы, – ответили «пикейные жилеты». Точнее, ответил один, а другие кивали, подтверждая.

Я даже не спросил, зачем он им нужен. Тренировка закончилась, и Гус как раз косолапил нам навстречу.

– Гус, – сказал я. – Это астрономы. Вы им нужны.

Старики поклонились. Гус поклонился в ответ. Посмотрел хитрым глазом на Бородюка с Корнеевым, но те приветственный церемониал проигнорировали. Просто стояли рядом. От Корнеева веяло холодом, он обедал на скорую руку и успел проголодаться к вечеру.

– Мы сообщаем, – сказал самый низкий из сочинских волхвов, принесших свои нерождественские дары, – что решили назвать в вашу честь звезду. За заслуги перед футболом и в честь будущих побед России она теперь будет носить ваше имя.

Гус снова поклонился. Даже не дослушав перевод до конца. Прижал руку к сердцу. Я, словно юный паж, принял сертификат из его рук.

Астрономическая секция удалилась. Мы пошли в автобус.

– Гус, – сказал я, – сертификат здесь отдать или в отеле?

Он посмотрел на меня и спросил:

– Ты сам-то как думаешь?

– Понял, – ответил я и со спокойной совестью положил рамку с ее содержимым на автобусную полку над головой.

В огромном кабинете тренера сборной было пустынно и суетно, как в только что проданной квартире, из которой прежние владельцы вывезли вещи, а новые еще не заселились.

– Хочешь, бери картину, – предложил мне Женя Савин. Тогда еще переводчик, а не генменеджер.

Я посмотрел на холст. Букет сирени в вазе. И, к сожалению, не Петр Кончаловский.

Гус улетел. Навсегда. В его кабинете остались какие-то вещи, которые можно было забрать на память. Подарки, что он не захотел увезти с собой. На письменном столе лежала россыпь дисков с записями матчей. На стене висели какие-то фотографии.

Я пошел к выходу и, открывая дверь, вдруг увидел, что в корзине для мусора, практически пустой, что-то лежит. Присел, достал.

Это была официальная плакетка. На основании из красного дерева – медная пластинка. С эмблемой РФС, гравировкой и подписью Мутко. На ней было написано:

«Гус Хиддинк. Лучший тренер 2008 года»

Не знаю, кто и когда ее выбросил. Мою память о том волшебном футбольном лете.

Я положил ее в сумку и пошел к лифту. Меня ждал на обед Дима Пасынский, лучший собеседник на свете. Я показал ему находку. Он помолчал, потом поднял на меня свое породистое лицо и произнес:

– Страна непуганых идиотов!

Дима Федоров переезжал. Новая квартира была меньше, он избавлялся от «хлама истории», как определил его сам, и подарил мне несколько раритетов – маску для фехтования, коньки и боксерские перчатки. Все – довоенное. Ну или сразупослевоенное.

Я немедленно надел маску и застрял в ней. Основательно застрял. То ли головы тогда у людей были меньше, то ли мне просто не повезло. Хорошо, что жена была рядом. Пришла на помощь.

Так у меня начала складываться отличная коллекция – настоящие спортивные атрибуты. Капитанская повязка Это’О. Та награда Хиддинка. Различные майки. Потом добавились гетра Кержакова с матча, где он побил рекорд Бесчастных. Шлепанцы Черчесова, в которых он подписал контракт с «Динамо».

Я относился к «музейчику» шуточно до тех пор, пока Андрей Гордеев, тренировавший «Анжи», не приехал в гости и не привез бутсы Роберто Карлоса мне в подарок.

Маленькие такие бутсы. Тридцать шестого размера. Я полюбовался на них и положил пакет на подоконник. Открыл вино. Эльзасский гевюрцтраминер. Были новогодние каникулы, и мы обменялись подарками. Я подарил бутылку гевюрцтраминера и что-то еще. И получил взамен вазу из «Виллероя».

На второй бутылке к нам зашел мой друг Сережа, помогающий нам ремонтировать дачу вместе с небольшой бригадой давно обрусевших молдаван. Он увидел Андрея и обалдел. Сел рядом с ним и начал спрашивать про «Анжи», про Роберто Карлоса.

Я открыл пакет и достал бутсы. Сережа взял их в руки и застыл.

– Может, все-таки выпьешь с нами? – спросил я.

Он кивнул и сказал, что оставит машину и поедет обратно на электричке.

Все было культурно: две бутылки белого вина на пять человек, да еще и под горячее. Чай и кофе. Потом они все уехали.

Следующим днем Сережа был подавлен. На вопрос «что случилось?» он ответил, что был на таких эмоциях после встречи с Гордеевым, что пошел к друзьям-молдаванам продолжить. У тех было красное домашнее вино. Сумасшедшего вкуса, кстати – подтверждаю.

Домой его привел Вадик, плиточник. Передал жене – из рук в руки.

Та молчала. До утра.

Утром спросила в лоб, вместо приветствия:

– Ты чего напился-то?

Она на десять лет моложе и на двадцать килограммов тяжелее. У нее крепкий характер и первый разряд по беговым лыжам. У них двое детей, и на работу в Москву она выезжает в шесть утра.

– Я вчера был у Ильи, – сказал он.

– И что? Ты каждый день там.

Сережа лихорадочно соображал. Сказать, что пил с молдаванами, было нельзя – авторитет в семье мог упасть совсем до нуля. К тому же он считал, что дошел домой сам, плохо помнил окончание вечера.

– Там гости приехали. Футбольные.

– Какие гости?

Он хотел рассказать про Андрея, но понимал, что это не сработает. Она его не знала. Нужен был кто-то повесомее.

Он отважился:

– Роберто Карлос!

Она меня знала, давно и хорошо. Поэтому допускала такую возможность, но сомневалась.

– Мы выпивали. Аккуратно. Разговаривали о футболе. Разве мог я такую возможность упустить?

– И на каком языке разговаривали?

– На английском. Илья переводил.

Она поверила. Можно было идти и умываться. Потом завтракать.

– Сделай мне яичницу, – попросил он. Уже расслабленный.

Уверенный, что все прошло и грозы не будет.

Она встала, взяла сковородку. И вдруг подошла, нависла над ним, даже не думая поставить тяжелую сковороду на плиту.

– А молдаване твои тоже с Роберто Карлосом пили?

Я подлил ему чаю. Зеленого. Притаранил из Баку целую банку – душистый до невозможности.

– Можно я у тебя пару дней поживу? – спросил он.

Я посмотрел на него. Вздохнул. Подкаблучники – гарантия крепкой семьи. Что бы в ней ни происходило.

– Хочешь, я тебе эти бутсы подарю? – сказал я. – Тогда она точно поверит.

– Не надо, – сказал друг. – Их же тебе привезли.

Я понимал, как непросто было ему сказать это.