Я не то чтобы обрадовался ему как родному – скорее был приятно удивлен звонку. Дима работал в РФС, переводил какие-то новости для английской версии сайта. Потом он внезапно переехал в Питер – Костя Сарсания устроил его переводчиком к Адвокату.

После обычных реверансов Дима сказал:

– Слушай, ты вчера «Зенит» комментировал.

– Было дело, – подтвердил я.

– Тут Дик рядом со мной, – сказал он.

И повесил паузу, ходя пока кругами, как акула. Но мне не было страшно. Диму я знал сто лет, да и к звонкам подобного рода уже выработался иммунитет.

– Привет ему! – сказал я.

Но он не передал. Был сосредоточен на важной мысли.

– Дик спрашивает: какое ты имеешь право обсуждать его решения? Ты ведь не работал тренером.

Дима говорил тоном, в котором, как параллельные прямые в евклидовом пространстве, шли две ноты: желание не поссориться со мной и необходимость подчиняться воле босса.

– Постой, – сказал я. – Адвокат спрашивает у комментатора, какое тот имеет право во время репортажа обсуждать его решения? Я правильно тебя понял?

– Да. Ты сказал, что не понимаешь, почему не играет Семшов. И почему Дик почти не делает замен.

– Может, ты просто дашь ему трубку? – спросил я. – Я готов эту тему обсудить.

Дима что-то сказал в сторону и вернулся к разговору.

– Нет, он не будет с тобой разговаривать, – сказал он. – Он просто хотел выразить свое возмущение.

Я выдохнул. Сказал в сторону эпитет, далекий от политеса. «Старый болван» или что-то в этом роде.

– Ты сам-то репортаж слушал? – спросил я.

– Нет, – признался Дима.

– А он слушал? Под чей-то перевод?

– Нет.

– Спроси, – сказал я, – готов ли он дать нам интервью, в том числе и по теме Семшова? Я приеду, и мы пообщаемся.

Дима опять пропал на несколько секунд. Потом взволнованно задышал в трубку и повторил:

– Нет.

«Как он с ним работает?» – думал я. И через три часа вновь поднял в эфире вопрос о Семшове. Гость программы пожал плечами и сказал:

– Не понимаю. Такие проблемы в средней линии, пропала игра, а Семшов на лавке.

Кажется, это был Виталий Шевченко. Тренер, у которого Семшов играл. Но, в отличие от Адвоката, чемпионат России не выигрывал.

В РФС были перемены. Сначала ушел Мутко, потом Гус. Пришел Фурсенко, а следом, расторгнув контракт с бельгийцами, приехал Адвокат. Штаб сборной остался без изменений. Почти без изменений: Корнеев уехал в «Зенит», а на смену ему пришел Берт ван Линген. И появился Сережа Колесников, зенитовский массажист.

Когда мы общались при первой встрече, я напомнил Адвокату про тот телефонный звонок.

– Да, да, – сказал он. – Я помню, как меня это возмутило.

– Почему? – спросил я.

– Комментатор должен говорить только о футболе, – сказал он.

– Но разве это не футбол?

Он посмотрел на меня и захохотал. Голос у него был трубный. Походка стремительная. И очень добрые красивые глаза. Он был удивительно сентиментальным человеком. Не зная Дика близко, в это совершенно невозможно было поверить.

В конце 2010-го он пригласил весь штаб на рождественский ужин. Это было необычно, но очень приятно. Никто из его предшественников ничего подобного не делал. А тут ужин, семейный.

Макс Ляпин, тогда европейский собкор «Совспорта», а ныне главный скаут «Крыльев», говорил мне:

– Вот увидишь, пройдет немного времени, и Дик начнет интересоваться, как у тебя дела дома, что тебя волнует, как семья.

Я отнесся к этому со скепсисом. Но перед финальной жеребьевкой Евро случился казус. Коля Комаров, возглавлявший тогда пресс-службу, позвал меня выпить кофе и спросил, доверительно наклонясь ко мне:

– Ты знаешь, что Дик тобой недоволен?

Я пожал плечами:

– Нет.

– Только между нами, – добавил Коля.

Я промолчал. Вышел и дозвонился до Дика, чтобы задать этот вопрос.

– Как ты думаешь, если бы я был тобой недоволен, ты через сколько бы об этом узнал? – сказал он.

Я подумал и ответил:

– Через минуту.

– Намного быстрее, – поправил Дик.

В отеле было многолюдно – и всё футбольный народ. Жеребьевка – время насыщенное. Вячеслав Грозный собрал вокруг себя компанию журналистов и угощал нас борщом с пампушками. Григорий Суркис ходил, как ледокол – перед ним расступались на ходу едва ли не все. Билич, пока стоял в очереди на регистрацию, был атакован русскими журналистами и еле отбился. Любовь к хорватам после предыдущего Евро была еще на пике.

Мимо промчался Фурсенко. Где-то его ждал Дик, чтобы обсудить рабочие вопросы и проблемы. Через минут десять он выскочил обратно и наткнулся на меня.

– Ты что Дика будоражишь? – спросил он. – Он меня из-за тебя… На фига ты ему передал, что он якобы тобой недоволен?

– Я уточнил, – сказал я, глядя на него.

– Давай, работай, – приказал он и умчался со своей обычной скоростью.

Я смотрел ему вслед и думал: где я, а где он для Дика? И вдруг такое.

Через три месяца, в марте 2012-го, Фурсенко предложил Адвокату заменить штаб сборной практически полностью. Дик посмотрел на него удивленно, спросил: «Зачем?» Ответ был фантастическим. Дик на это твердо сказал:

– С кем я прошел цикл, с теми поеду и на Евро.

Мы шли на его последнюю пресс-конференцию, после матча с греками.

Я очень долго ждал его у раздевалки вместе с Карагунисом. Грек хотел с кем-то поменяться футболками, но не дождался и ушел.

Дик вышел, и мы пошли по этим бесконечным коридорам. Оставляя позади себя журналистов в микст-зоне, волонтеров, людей из УЕФА, воспоминания о недавних разгромах Италии и Чехии. Неся в себе опустошение после этой игры.

Он ответил на вопросы, их было немного. Потом встал из-за стола, и мы пошли назад к раздевалке.

На лестничной площадке не было никого. Я остановил его и сказал:

– Дик, спасибо за это время! Я хочу сейчас сказать, что буду всегда болеть за вас и ваши команды.

Он меня обнял. Я и сейчас очень дорожу этой его эмоцией.

Потом был ужин. Он зашел в ресторан, уже в «штатском» – в пиджаке, джинсах и ботинках неизменного ярко-коричневого цвета. Попрощался с каждым из команды и улетел к себе домой.

В октябре я прилетел на пару дней в Амстердам. К Гусу и Дику – повидаться и записать интервью. Позавтракал дома у Гуса и погнал в Нордвейк, красивейшее место на берегу Северного моря. Сорок минут на машине от Амстердама. Едешь, наблюдая, как меняется пейзаж, и понимаешь, какая же крошечная эта Голландия.

Мы зашли в отель, узнали, в какой комнате будет интервью. Оператор ставил свет, а я стоял в лобби и гадал, в какую дверь войдет Адвокат.

Он поднялся по лестнице, ведущей из подземного гаража. Такой же стремительный и в таком же наряде, как и всегда. И, разумеется, в коричневых ботинках.

– Дик! – воскликнул я, и мы обнялись, спустя два года.

– Как ты долетел? – спросил он.

– Отлично.

– KLM?

– Нет, «Аэрофлот».

– «Аэрофлот», – сказал он. – Намного лучше. Лучшая авиакомпания в Европе.

Я понял, что он действительно скучает по тому времени, что провел с нами. Дело ведь не только в деньгах, но еще и в настроении.

– Как дела у Саши? – спросил он. – У Фурсенко? У остальных?

– По-разному, – ответил я, немного удивленный. – Неужели вы не общаетесь с Фурсенко?

– Нет, после Евро не разговаривал с ним ни разу. Хотя думал, что мы друзья.

– Оператор еще не готов, – сказал я. – Пока есть время, может быть, выпьем по чашке кофе и заодно позвоним Бородюку?

– Отличная идея!

Мы вышли к морю, Дик махнул официанту. Я достал телефон.

– Это шестой айфон? – спросил он.

– Шесть плюс.

Дик удивился:

– Он же только что вышел. Его уже можно купить в Москве?

– Свободно, – ответил я.

– Как же я люблю Россию! – воскликнул Дик и рассмеялся.

Пришел оператор.

– Дим, – сказал я, – хочешь совместное фото, как с Гусом, пока время есть?

– Да ну, – ответил тот. – Я его не люблю.

– Почему?

Дима задумался, пожал плечами:

– Не знаю.

– А я люблю, – сказал я. – Хотя было время, когда думал так же, как и ты.

– А потом что случилось? – спросил оператор.

Теперь уже я пожал плечами. Задумался. И вдруг вспомнил, как Дик прислал мне веселую эсэмэску, узнав о рождении сына. Тогда я сказал:

– Я его узнал.

Дик договорил, вернул мне телефон.

– Готовы? – спросил он.

Вечером я опять приехал к Гусу. Его еще не было дома, и Лиза, его подруга, открыв мне дверь, пошла к себе наверх. Уже наступили сумерки, окна в домах на канале светились. Голландцы обходятся без штор, поэтому можно было любоваться вечерним Амстердамом в его полном великолепии.

Послышались шаги Гуса. Усталые шаги немолодого уже человека, возвращающегося домой после долгого рабочего дня.

– Ну, как там Дик? – спросил он.

– Передавал привет, – сказал я, в полном изумлении от этих слов.

Гус кивнул. Прошел на кухоньку, которая выводила в уютный внутренний дворик с садом. Спросил:

– Тебе капучино?

– Конечно, – сказал я и прошел к нему.

Кофемашина выдала одну чашку, потом другую.

– Я спросил и о вас, – сказал я. – О сборной Голландии.

– И что он сказал? – поинтересовался Гус. Вроде бы невозмутимо, но ложка в его руке продолжала размешивать давно уже растворившийся сахар.

– Что вы – отличный тренер и что вы пытаетесь вернуть сборной атакующий стиль, – сказал я.

– Дик – очень хороший человек, – сказал Гус. – И очень хороший тренер.

– Я знаю, – сказал я.

По каналу проплыла лодка, вся в огнях.

– Как похоже на Питер! – вырвалось у меня.

– О да! – подтвердил Хиддинк.