Я наклонился к микрофону и сказал:

– ФИФА часто называют самой влиятельной организацией в мире…

Выдержал паузу.

– В таком случае, дамы и господа… Президент ФИФА Йозеф Блаттер, самый влиятельный человек в мире!

Я сидел на правом конце стола, Блаттер в середине. Он дослушал перевод, сделал удивленное лицо и посмотрел на меня. Ткнул пальцем себе в грудь, спрашивая жестом: «Это я?»

Я кивнул, наслаждаясь его мимикой. Блаттер пожал плечами, к восторгу аудитории. Мол, я так не думаю, но если вы так настаиваете…

Потер ладони. Принял обычный вид. И обратился к аудитории, уже без лицедейства:

– Добрый день.

Тишина в зале была абсолютной, хотя Блаттер произносил совершенно обычные слова. Я вроде бы пошутил, сделав ему ненавязчивый комплимент. Уж очень хотелось посмотреть на его реакцию. А получилось, что попал в точку. Самый влиятельный человек в мире закончил спич и, довольный, откинулся на спинку стула.

Потом был кофе-брейк, Блаттер ушел общаться с избирателями. Когда началась вторая часть конференции, в зале остались только самые стойкие из аудитории да сотрудники РФС.

Я его ждал в дальнем крыле отеля. Мимо меня проходили серьезные менеджеры, оператор рвался войти в отведенную для нас комнату, чтобы поставить свет. А там Суркис-старший заседал с Евой Паскье, важным человеком в ФИФА по линии Европы, и все отказывался освободить помещение в положенное время.

Оператор был упрям и настойчив. Спорт он снимал редко, поэтому Суркиса не знал и про Еву никогда не слышал. То ли дело Блаттер, президент ФИФА! Оператор желал, чтобы все было на высшем уровне, и я это желание всячески поддерживал.

Наконец Суркис с Паскье вышли. Оператор рванул внутрь, раскладывая на бегу штатив. Перемещался он с такой скоростью, что мне вдруг стало интересно – а есть ли у них какие-нибудь высшие курсы, где учат готовиться к съемке на скорость? Существуют ли нормативы, как при сборке автомата Калашникова?

Он был точно в первой пятерке лауреатов. Пара минут – и все было готово. Я вышел в коридор и увидел делегацию людей с важными лицами. А во главе ее – самого влиятельного человека в мире.

– У тебя пятнадцать минут, – сказали мне. – Расписание, как всегда, съехало, а его уже ждет министр.

Я кивнул. И поздоровался с Блаттером еще раз.

Он уселся в кресло, привычным жестом прикрепил микрофон на лацкан пиджака. Два помощника вытянулись у стены.

«Пятнадцать минут, – думал я. – О чем его спросишь за эти пятнадцать минут, чтобы не уплыть в казенщину?»

Я посмотрел на него. Лицо у Блаттера было как маска. Ничего лишнего, ничего личного. Я задумался было о том, кто его последний раз видел другим – Йозефом, а не Блаттером? И как давно это было, как давно он был простым человеком, а не президентом ФИФА, хотя бы наедине с самим собой?

– Можно, – сказал оператор.

Я спросил о темпах подготовки к чемпионату мира в России. Кажется. Или что-то аналогичное. Потом задал второй вопрос.

Блаттер отвечал на автомате. Правда, лицо у него было уже другим – вариант для съемки. То лицо, которое видят телезрители.

Интервью мне не нравилось. Оно выходило настолько заурядным, что самому было противно. Следующим вопросом было что-то про ФИФА и о том, что этот Кубок мира даст этой могущественной организации. Я уже открыл рот, чтобы задать его, но вдруг, к собственному удивлению, выдал:

– А какое ваше первое воспоминание о футболе? Сколько лет вам было, когда вы оказались на стадионе?

Блаттер выпрямился. Но сказал сразу, без паузы, только интонация была уже иной:

– Мне было три года. Мой отец играл в футбол. Я стоял у края поля с мамой и увидел, как мяч катится в мою сторону. Тогда я побежал за ним.

Я обрадовался. И приготовил новый вопрос, которого не было в моем первоначальном списке.

Но тут он снова наклонился в мою сторону. И произнес прежним голосом:

– ФИФА заботится о развитии футбола в самых бедных, самых отстающих странах. Наша задача – помочь каждому ребенку получать радость от игры футбол. Дать каждому шанс стать профессиональным игроком. Мы заботимся о футболе.

– Спасибо, – сказал я. – Скажите, как опыт Кубка мира в ЮАР должен быть учтен Россией?

– Спасибо за вопрос, – подхватил он. – Мы действительно много думаем об этом. Необходимо…

Я смотрел на него и думал: «Неужели это было так давно, когда самый влиятельный в мире человек последний раз был самим собой?»

И все представлял, как ему было три года, как он бежал к мячу и был в полном восторге оттого, что сейчас его схватит…