Я пишу эти строки в электричке. Скоро семь. Поразительно, как с годами у человека развивается умение вставать засветло без особых проблем. Сегодня понедельник, и ровно через неделю мне предстоит мотаться в сторону Химок. Сборная садится на первый сбор в этом году. Нужно будет выезжать в шесть, и то не факт, что ты долетишь до отеля без пробок. На первый день сентябрьского сбора я ехал пять часов, выехав в шесть. На МКАДе перевернулась фура, и дорога встала.

Первый сбор при Капелло был в Раменском. И туда радиальными дорогами я доезжал ровно за час. Выезжая не в шесть, а в восемь. На поиск базы в Кратове уходило столько же времени. Каждый раз, когда я приезжаю туда, я улыбаюсь, вспоминая, как вез в помощь Андрюше Гордееву моего дорогого друга Сашу Вулыха.

– Нам тяжело, – говорил он на другом конце телефонного провода, – эмоций не осталось. Но ничего, справимся. Я им говорю: ребятки, дорогие мои, соберитесь, вы такие молодцы!

У Вудхауза в саге о лорде Эмсворте есть рассказ о девочке в саду. Она всем говорит «спасибо», добра и ласкова настолько, что даже Ницше пустил бы слезу умиления, встреться они в реальной жизни. Андрей Львович – визуализация той девочки. В футболе я встречал только еще одного человека, настолько открытого и фантастически приветливого при ярком таланте. Это врач сборной Эдуард Безуглов. Если Безуглов с Гордеевым окажутся рядом, их мимимишность должна зашкаливать.

«Сатурн» при Гордееве стартовал восхитительно. Могу путать цифры, но вроде была серия из семи побед и трех ничьих – и это после аутсайдерства с Ребером. Но чем дальше, тем натужнее шла серия. Гордеев волновался и спросил у меня совета.

Советовать что-то футбольное было бы нелепо. Я вспомнил, как раньше в команды приезжали артисты. Выступить перед игроками, дать им новых эмоций. Зритель, правда, должен быть подготовлен и настроен соответствующе. А то однажды Сан Саныч Севидов пригласил в Новогорск Вячеслава Малежика. Тот пел, потом замер. Показал на Васю Каратаева, который сидел в первом ряду. Сказал опустошенно, что не может петь, когда с таким лицом человек перед ним сидит. Каратаев возмутился:

– Че такое? Давай пой, если артист! А то заканчивай, и в баню пойдем.

Гордеев заинтересовался было моим предложением, но тут же осекся. Вспомнил, что с финансами дела плохи, денег на артистов не найти.

– Да какие деньги! – сказал я. – Те, кто любит футбол, и так приедут.

Я позвонил Саше Вулыху. Гению, который вместе с Орлушей и Степанцовым вновь сделал поэзию модной, а поэтические вечера – событиями. Саша болел за «Спартак», дружил с Черчесовым лет двадцать, а после моей свадьбы стал культовым персонажем для столь разных людей, как Непомнящий и Корнеев.

– Замечательно! – ответил Саша. – «Эльвиру Гуляеву» прочту, «Балладу о «Роллс-Ройсе», «О незадачливом киллере».

Мы приехали на базу накануне игры с нальчикским «Спартаком». Только что закончилась установка, у дверей боролся со ступеньками и костылями Вадик Евсеев. Нас ждали в конференц-зале. Тридцать человек в адидасовских костюмах на фоне офисных бледно-серых стен.

Гордеев увидел нас и разволновался. Сказал что-то общеукрепляющее:

– К нам приехали друзья… Близкие по духу… Поддержать… Поэт… Стихи всегда помогают… Пушкин, Лермонтов, Маяковский… Мы любим их с детства. Правда, Илья?

Я тоже заволновался. А потом увидел такие знакомые лица. Каряка, Парфенов, Лоськов, Нахушев. Это была если не родная, но такая близкая банда, что я успокоился. Просто старался не смотреть на Зелао. Кариока свое выражение лица точно перенял у него.

Сказал, какие они молодцы, как приятно за них теперь переживать. Затем, представив им Сашу, я опустился на свой стул.

Вулых волновался так же, как в ту ночь, когда его с шубой жены в руках забрали ночью в милицию. Он положил жену в роддом, денег на такси не было, и пришлось идти пешком через пол-Москвы. Вернее, ему нужно было идти через пол-Москвы, а прошел он метров двести от силы.

– Ну что, друзья, – бодрясь, начал он. – Я приехал к вам почитать свои стихи…

Зал смотрел недоумевающе, почти как Вася Каратаев на Малежика. И это Сашу взбодрило.

– Уверен, – сказал он уже бодрее, – что команду, где играет Вадик Евсеев, словом «х…» не испугаешь.

Все посмотрели на Гордеева. С каким-то новым недоумением. Андрюша Гордеев краснел, переходя от розового цвета к пунцовому.

– Поэтому для вас моя поэма «Эльвира Гуляева». Илье она очень нравится!

… – Любимая, пожалуйста, скажи, Мы в загс идем сегодня или завтра? – Сейчас! – Тогда я вызову такси? — Перделеле ее целует нежно. – А мы кого на свадьбу пригласим? – Мутко и Гуса Хиддинка, конечно! – О да! – она сказала нараспев. — Потом еще – Киркорова, Мазая, И чтобы нас поздравил Герман Греф — Мне хочется позвать министра, зая! – На нашу свадьбу Грефа пригласить? Ты с ним была? – Пойми, не в этом дело… Я не могу тебе все объяснить, Наверно, я от счастья одурела!..

В музее Маяковского публика рыдала от смеха. На базе в Кратове было тихо, и недоумение ощущалось физически. Мой лоб был в испарине. На Гордеева было страшно смотреть. На Вулыха тоже.

Ни смешочка, ни ухмылки.

– «Баллада о «Роллс-Ройсе»», – объявил Саша.

…Я помню, как-то летом жарким, Пылающим, как Жанна д’Арк, К любовнице Камилле Паркер Возил я Чарльза в Риджент-парк. Я помню аромат «Шанели», Когда в салоне, как змею, Волтузил жопой по панели Принц Чарльз любовницу свою, А после, как бывало часто, Храня достоинство в груди, Я вез обратно принца Чарльза Домой, к законной леди Ди…

Хрюкнул от смеха Лоськов. Забился, уткнувшись лбом в спинку стула, Парфенов. Зал вел себя как надо. Я расслабился и начал ухмыляться вместе с ребятами.

На следующей поэме ржали в голос. Мат никого не смущал, его даже угадывали и подсказывали. Было классно. И тут Гордеев встал и вышел в центр.

– Большое спасибо! Давайте поблагодарим наших друзей.

Вулыху аплодировали. С удовольствием. Спрашивали адрес сайта.

Андрей Львович отвел нас поужинать в столовую. Я не понимал, почему он такой скованный. Сказал ему: «Давай колись».

– Понимаешь, – Андрюша смотрел не прямо в глаза, а в сторону, – я сегодня тренировку остановил. Сказал: «Ну вы же нормальные люди, на стадион ваши жены ходят, дети. Давайте без мата. Рабочий момент, когда по ногам попадут, – это нормально. А все остальное давайте уберем!»

Мы заржали. Вулых утирал слезы, вспоминая свое приветствие команде после внушения Гордеева: «Уверен, что команду, где играет Вадик Евсеев, словом «х…» не испугаешь»…

Львович посмотрел на нас и наконец расслабился, захохотал. Сначала тихо, а потом и в полный голос.

Мне было тридцать семь, Гордееву – тридцать четыре. Я отчаянно за него болел, а он всегда поддерживал меня. Следующий Новый год мы встречали вместе, за городом. Он купил устриц, я никогда не открывал их самостоятельно. Страдал, пыхтел, сердился на себя, а потом оказалось, что мне выдали сломанный нож.

Я хотел пожаловаться Андрею, но он пропал в соседней комнате с телефоном в руке. Говорил с Игорем Ефремовым, тогда президентом «Сатурна».

А через несколько дней «Сатурн» умер. Или его убили, не знаю.