У тебя в руке клубок, волшебный шелк. И, какой бы я дорогою ни шел, он покатится, клубок, в золотых лучах зари… Ариадна, мне ты ниточку надежды подари! Ариадна, Ариадна, заблудился я в чужой стране! Ариадна, Ариадна, как из лабиринта выйти мне?! В той стране живут влюбленные одни. И летят там удивительные дни. Если к сердцу твоему я дороги не найду, растеряюсь, потеряюсь и навеки пропаду. Ну, а впрочем, мне не нужен твой клубок, чтобы выбрать лишь одну из всех дорог. Мне нужна твоей любви путеводная звезда! И пускай она сияет в нашем небе навсегда. Не узнать прохожим на ходу в человеке дерзкую звезду…

Безответная любовь… Тихий звон зари. Настоящею ценой все оплачено. Ты себя не береги, ты себя дари! Так навек тебе судьбой предназначено. Безответная любовь, безнадежная, как лесная глухомань бездорожная. Безнадежная любовь, безответная… А была б она – твоя, беззаветная! Безответная любовь, небо на плечах… Ты зачем в полон взяла, чем в ответ воздашь? Я не знаю, почему в сердце – свет и страх, и зачем летит стрела в золотой мираж?!

Ты – мой зимний костер, уголек раскаленный. У тебя на плечах звезды родинок спят. Ты – отчаянный спор дня и ночи влюбленной, ты – мой утренний час, мой горячий закат! Без тебя не могу, без тебя пропадаю! На край света сбегу, но такой не найду. К пьедесталу твоих белых рук припадаю. Без тебя не могу! Без тебя пропаду. Ты такая одна, озорная, родная. То я счастлив и пьян, то печален и трезв. Ты одна мне нужна. Почему? – я не знаю. Ты отрада моя, горький жребий и крест.

Бывает так темно, как будто – навсегда, и так светло, что мир становится бесцветным. Легко мы говорим, что горе не беда, а горе есть беда на горе вправду бедным. Уже не сосчитать всего, что потерял, и дорого до слёз потерянное в прошлом. Уже дано понять: незаселён и мал остаток дней, куда неотвратимо брошен. И вновь не избежать ошибок в суете, где бытие и быт почти неразличимы, и чуждые не те плотней вокруг, чем те, и лицами зовём приросшие личины. Но все ж любой урок того, что мир жесток, пророчит: будут впрок соблазн и обольщенье, коль победишь порок и обретёшь итог: возможность попросить и заслужить прощенье.

На площадке, светом залитой, человек работает звездой. Он еще от жизни не устал, он еще в душе звездой не стал. Быть звездой – безумная задача: бить в набат, одаривать, грубить… Быть звездой! — и улыбаться, плача. Быть звездой — и человеком быть! На площадке, светом залитой, человек работает звездой. А любовь в шестнадцатом ряду облучает нежностью звезду. На скамейке около пруда о своем задумалась звезда.

В подземных переходах метро от музыки весенней светло. Играет скрипка, вторит труба… И только не хватает тебя. Еще нам по карману кино, кафе не по карману уже. В Москве, как в подворотне, темно, но музыка сияет в душе. Ты играй, ты играй, музыкант подземный! Позабыть нам не дай, кто такие все мы. Сохрани этот свет, — он один – отрада! Если музыки нет — ничего не надо. Рискну я и тебя позову в подземную столицу Москву, в простые закоулки метро, где музыка играет светло. Не надо нам кафе и кино, — мелодия пьянит, как вино. И связаны счастливой судьбой мы на галерке жизни с тобой!

Снова тропинкою памяти в той стороне, на войне тихо бреду я – и падаю, словно во сне. А за спиною молчание, горя и слез забытье. И догорает печальное детство мое. Нет той войны, той стороны, грома, огня и гуда… Но в новом дне, в этой стране все мы – оттуда. Где моя мама усталая? Мало ей жить суждено. Мамой сама уже стала я, стала давно. Где мой солдатик молоденький? В той стороне, на войне. Значит, он нужен был родине больше, чем мне. Снова звезда моя ранняя в той стороне, на войне маленькой птицею раненой кажется мне. Помню победу с салютами, но самой нежной весной память жестокая, лютая будет со мной. Нет той войны, той стороны, грома, огня и гуда… Но в этом дне, в этой стране все мы – оттуда!

В буре летящего рока вдруг, неизвестно откуда, вальс зазвучал издалека — как позабытое чудо. В звуках мелодии чистой все, что печалило, тонет, и на плечах беззащитных — добрые чьи-то ладони. Вальс, вальс, вальс! Вновь сердце чаруй! Вальс, вальс, вальс! Медленный – как во сне. Вальс, вальс, вальс! Долгий, как поцелуй… Вас, вас, вас так не хватало мне! Вальс этот вечер украсил трепетом юности давней. Кружится в ласковом вальсе позднее наше свиданье. Льется легко и безгрешно музыки светлая ода… Вальс старомоден, конечно, но и любовь старомодна!

В мире так много разбито, разрушено… Вместе со всеми плетем жизни кружево И открываем внезапно в себе: в играх судьбы мы не станем игрушкою! Вот наш исток: мы – наследники Пушкина. Скажем за это спасибо судьбе! Где б ни пришлось нам по свету скитаться, но одного не забыть ни на миг: с Родиной нам никогда не расстаться! Наше Отечество — Русский язык. Любим Париж и горды Барселоною, нам Будапешта проспекты зеленые стали родными, как Брест и Москва. Пусть же сияют, бессмертно и молодо, в финском кафе и на улицах Лондона русские наши простые слова!

Славься, Русь, святая и земная, в бурях бед и в радости побед! Ты одна на всей земле — родная, и тебя дороже нет. Русь моя, всегда за все в ответе, для других ты не щадишь себя. Пусть хранят тебя на белом свете правда, вера и судьба! Ты полна любви и силы, ты раздольна и вольна. Славься, Русь, великая Россия, наша светлая страна!

Годы. Годы! Вы прошли? Ну а может, вы настали? Неужели соловьи оттомили, отсвистали? Отблистало столько дней! Но во всем, что мне осталось, все счастливей, все больней я люблю любую малость. Мне что – холод, что – жара, что – гулянка, что – работа… Помирать уже пора, а рожать детей охота! Ах, не ставьте мне в вину грех высокого разлада! Повернуло на весну! Ну а может, так и надо?..

По бездорожью переулочка, как будто через реку вброд, очаровательная дурочка с двумя подружками идет. Они – умнее и красивее, и лишь оправа им нужна. Она – милее и счастливее, поскольку – дурочка она. Темная улочка, светлая душа… Дурочка, дурочка, как ты хороша! Мурочка, Мурочка, — взгляд лукаво-хмур… Дурочка, дурочка — лучшая из дур! Идет из дискотеки дурочка, мурлычет что-то там свое, и смотрят окна переулочка сквозь занавески на нее. Как много взглядов перекрещено исподтишка на ней одной… Какая завтра будет женщина из этой девочки смешной! И я иду по переулочку, и мне неважно, что темно: ведь эту дурочку-Снегурочку уже приметил я давно. И так себя она поставила, такою славною была, что я хочу, чтоб не растаяла и чтоб к другому не ушла!

На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем — в обнимку, четверо у рва. И было небо голубое, была зеленая трава. Никто не знает их фамилий, о них ни песен нет, ни книг. Здесь чей-то сын, и чей-то милый, и чей-то первый ученик. Они легли на поле боя, жить начинавшие едва, — и было небо голубое, была зеленая трава. Забыть тот горький год неблизкий мы никогда бы не смогли. По всей России обелиски, как души, рвутся из земли. …Они прикрыли жизнь собою, жить начинавшие едва, — чтоб было небо голубое, была зеленая трава.

Зачем я замки строил воздушные вчера? А было все игрою, и кончилась игра. Шальная бита карта надежды и любви. Но звездочка азарта горит в моей крови. Тоска развеется, забудется печаль. И слезы высохнут, и расцветут улыбки. Удача вспомнит обо мне, она не скажет мне «прощай!», не завернет к другому по ошибке. Тесна для сердца клетка и права нет – любить. Но жизнь моя – рулетка, и в ней все может быть. Шагну судьбе навстречу, дыханье затая. И вновь наступит вечер, где будем ты – и я.

Поезд отходит во мгле, стона разлуки не слышит. Имя твое на стекле ветер напишет. И в отдаленных местах так мне читать интересно имя твое на мостах, шпалах и рельсах. Имя твое я слышу днем и ночью. Имя твое забыть меня не хочет! Имя твое — горе мое, горе и счастье мое! Я не привыкну к нему, не пожелаю другого. Я никогда не пойму: что в нем такого? Не отрываясь, гляжу в омут ночного простора. Как заклинанье, твержу имя простое…

Снова дождь рисует мне на заплаканном окне твой печальный силуэт, Мадонна… Вижу, словно в первый раз, грусть твоих прозрачных глаз. Дождь напишет твой портрет, Мадонна! Но лишь коснусь стекла рукой, и тут же тает образ твой, Мадонна. Глаза закрою — снова мне вода рисует на окне печаль твою, Мадонна! Но небесный образ твой, и бесплотный и живой, зря рисует этот дождь, Мадонна… Как прекрасен этот сон: сквозь безмолвие времен ты всю жизнь ко мне идешь, Мадонна!

Я не пойму, зачем мне в час ночной, когда так невозможно быть одной, холодный этот ветер, этот ветер… Ты – словно из метели, из зимы, где можно только стужи взять взаймы, но мы друг друга любим, любим мы! Мой снежный мальчик, мой мираж, нежный обманщик, верный страж… Мой снежный мальчик, верю я: ты мне счастье дашь, счастье дашь! Я от тебя не слышу теплых слов. Как белый день январский, ты суров. Но ты мне зажигаешь звезды волшебных снов! Твой холод согревает, милый мой, как согревает землю снег зимой. Вовек так не согреться мне самой!

Когда тропой звезд и сна приходит к нам тишина и все молчит, и душа, словно вздох, чуть слышна, — молюсь в ночной зыбкой мгле за хрупкий мир на земле, и за улыбку твою. Я молю и влюбленный взгляд, и суровый меч детский сон беречь! Я молюсь, мой безбожный век, Спас мой на Крови, небесам любви! Молюсь и молча, и вслух, чтоб не погас, не потух, рожденный в сердце живом, милосердный дух. Ты у беды на краю услышь молитву мою, беспечный мир, лучший мир, где живу я и люблю!

Окончилось наше лето. Деревья плачут вслед. И нет на небе солнца. И неба тоже нет. А руки пахнут морем, но нет туда дорог. Почему же тебя, я тебя не сберег?! А музыка венчальная — такая беспечальная. Я холоду случайному ее не уступлю. Она в прощальной тишине еще звучит во мне… Я люблю тебя, Я тебя люблю! Окончилось наше лето, — неважно, чья вина. И словно нет рассвета, и не нужна луна. А губы пахнут морем, но нет туда дорог. Почему же тебя, я тебя не сберег?! Окончилось наше лето, — Над миром стонет дождь. Кричат цветы и птицы: ты больше не придешь! А счастье пахнет морем, но нет к нему дорог. Почему же тебя, я тебя не сберег?!

Постарею, побелею — как земля зимой… Я тобой переболею, ненаглядный мой. Я тобой перетоскую, переворошу, по тебе перетолкую, что в себе ношу. До небес и бездн достану, время торопя. И совсем твоею стану, только – без тебя. Мой товарищ стародавний, суд мой и судьба, я тобой перестрадаю, чтоб найти тебя. Я рискну ходить по краю в огненном краю. Я тобой переиграю молодость свою! Переходы, перегрузки, долгий путь домой… Вспоминай меня без грусти, ненаглядный мой!

Словно в огне в бреду, каждый свой день встречаю. Рядом с тобой иду, а по тебе скучаю. Где я тебя найду, дней лабиринт распутав? Рядом с тобой иду, а без тебя, а без тебя как будто. Ты обними, ты приласкай, ты до конца поверь мне! Не отпускай, не отпускай ни на одно мгновенье! Правда звучит, как ложь… Медлят мои рассветы. Рядом со мной идешь, но непонятно, где ты. Жажду мою прости. Выбрала сердцем путь я. Только не отпусти в мир, где тебя, в мир, где тебя не будет!

Печальное время. Сердечная вьюга. А помнишь, раньше не могли мы друг без друга? Такою короткой была наша встреча… А нам казалось: это с нами будет вечно! Но в начале осени клены листья сбросили. Облака холодные надо мной летят. Что же мы наделали? Мы любовь не сберегли! И для нас с тобою нет пути назад. Так часто бывает: любовь – это случай, и с ней расстаться — нет на свете горя круче. Мне трудно смириться с потерею страшной. Ты тоже веришь, что вернется день вчерашний! Но в начале осени клены листья сбросили. Облака холодные надо мной летят. Что же мы наделали? Мы любовь не сберегли! И для нас с тобой нет пути назад.

Тихо, как падает снег, нежно, как птица парит, стала желанней ты всех, — так мне закат говорит. Солнце погасит звезда. Ночью все в мире слышней. Если ты мне – навсегда, не потеряемся в ней. Ночь, ты должна нам помочь белый страх превозмочь беспощадного дня! Ночь… Все сомнения прочь! Обручальная ночь — для тебя и меня. Длинные тени скользят в лунном и звездном плену. И окунается взгляд в музыку и тишину. Ночь, в беспредельность плыви, меряй просторы свои: от бесконечной любви — до бесконечной любви!

У речки женщина стояла, белье в речке полоскала. Полоскала, полоскала, полоскала — как ласкала. А лето доброе такое — хоть погладь его рукою! И к руке прилипнет ласка, как к реке прилипла ряска. А эта женщина стирает, она руки в кровь стирает. Ей бы ласки, ей бы ласки, ну а ласки — только в сказке. Да и зима катит в салазках, а значит: забывай о ласках! Будет лес – как голый веник. Да только женщина всё верит. Да только речка всё играет! А в речке женщина стирает. Белье крутит, воду мутит, ждет того, чего не будет…

Веселый флаг на мачте поднят — как огонек на маяке. И парус тонет, и парус тонет за горизонтом вдалеке. А по воде гуляют краски, и по-дельфиньи пляшет свет… Он как из сказки, он как из сказки, таких на свете больше нет. А море вдруг приходит в ярость — такой характер у морей. Куда ты, парус, куда ты, парус, вернись скорей, вернись скорей! Но парус вспыхнул, ускользая, и не ответил ничего. И я не знаю, и я не знаю: он был — иль не было его…

Это – старая сказка. Это – вечная радость и боль. Хоть давно это было, но не канула в Лету она. Без сомненья и страха крикнул мальчик, что голый – Король! — и прозрели все люди, и упала с их глаз пелена. Ах, сколько голых королей! Но почему подчас милей нам ложь? А голой правды мы не любим! Но мальчик маленький придет, он не слукавит, не соврет — и сразу все понятно станет людям! Это – старая сказка… У мальчишки в ней – трудная роль. Но наивное сердце все еще не обучено лжи. А для многих – как подвиг, всем поведать, что: голый – Король!.. Почему так покорно они сдали свои рубежи? Как прекрасно, что все же только правда – всесильный пароль! Ну а если отступит, если в чем-то уступит она, — пусть, как маленький мальчик, скажет сердце, что: голый — Король! — и прозреют все люди, и с их глаз упадет пелена!

Женщина, вечная девочка! Все ты на что-то надеешься. Падает, падает денежка решкой или орлом. Женщина, вишенка, неженка! Ждешь своего неизбежного. А не дождешься – конечно же, счастье найдешь потом. Нужен всего глоток нежности и участья… Поздняя женщина, поздний цветок, позднее счастье! Молодость, время наивное, все называет по имени. Тихими блестками инея зрелость приходит к ней. Сердце, ты многое вынесло, но, как тропа ни извилиста, ты от прекрасного вымысла стало еще юней!

Приснись мне!.. А то я уже забываю, что надо тебя мне любить и беречь. Приснись, не сердись, я ведь тоже живая! Приснись, прикоснись! Можешь рядом прилечь… Приснись мне усталым, покорным, тяжелым, приснись, как горячечным грезится лед, как снятся мужья своим брошенным женам, как матери – сын, как ребенку – полет. Ну вот я ложусь, опускаю ресницы, считаю до сотни — и падаю вниз! … Скажи, почему ты не хочешь присниться? А может, я сны забываю?.. Приснись!..

И в работе, и в походе, и за дружеским столом повелось у нас в народе: мы от всей души поем. Лейся, песня, душу пестуй, пойся вдоволь, пойся всласть. Родила Россия песню и от песни родилась. Песня, ты – родные лица, ты любовь моя и боль. Не хочу я исцелиться, — я хочу болеть тобой. С песней нам светло и в грусти и в веселье веселей. И плывет, плывет над Русью песня кликом журавлей.

В столичном городке без денег и без места, как птица, налегке, жила одна невеста. Какой-то бедный паж, влюбленный идеальный, ей предложил шалаш, к тому же – коммунальный… А рядом жил барон, в «Тойоте» ездил черной, и заприметил он красивую девчонку. Прикинула она в настрое похоронном, что будет как жена в порядке с тем бароном. Любовь, конечно, зла! Любовь, конечно, зла… Была иль не была, — не знаешь, что найдешь с ней. Но два ее крыла, но два ее крыла! Они — всего надежней. Была бы хороша девчонка в бриллиантах. Но выбрала пажа — без средств и при талантах. А он не горевал, и музыка играла… И так он целовал, что сердце замирало!

Спасибо вам, елки зеленые, зеленые елки мои, веселые, озаренные, в иголочках горькой хвои. Зеленые в зиму и в лето, зеленые через года. Я буду всегда молода! Я с вами поверила в это. Спасибо вам, елки зеленые, за то, что вы – все зеленей. За то, что счастливым масленочком росла подле ваших корней. Спасибо вам, елки зеленые, За то, что ваш колер – не грим. За то, что – эх, елки зеленые! — по-русски в беде говорим. Спасибо вам, елки зеленые, за вашу высокую вязь, за то, что свои, не заемные, и песни, и сказки у вас. Спасибо вам, елки зеленые, за первую елку мою. За то, что вас, елки зеленые, как прежде, в лицо узнаю. За то, что не птицы залетные — мы этой земли семена. И жизнь будет – елки зеленые! — такою, какая нужна.

В который раз, неведомым томима, опять уйдет, опять придет весна. Она всегда проскальзывает мимо, меняются лишь только имена. Опять, когда б подумать хорошенько, не стоит нарываться на скандал. Он молод. И к тому же этот Женька мне никакого повода не дал. Не знаю я, прекрасно или скверно, достойно похвалы или смешно, и пустяку хранить умею верность: я только раз ходила с ним в кино! Видали вы: какое достиженье, в кинотеатр, ах, даже не в кабак! Но всех задвинул к черту этот Женька с рассеянной улыбкой на губах. А чем и зацепил меня он? Ребус! Ни холодно мне с ним, ни горячо. Лишь вот когда влезали мы в троллейбус, ожег рукой, как лазером, плечо. Быть может, у сюжета нет движенья и жизнь от новых глупостей спасет, но я пишу стихи «Тоска по Женьке», и что-то там под ложечкой сосет…

Ты меня любишь яростно, гордо, ласково, Птицей парящей небо судьбы распластано. Ты меня любишь, болью моей испытана. Знаю, не бросишь и не предашь под пытками. Ты меня любишь, лепишь, творишь, малюешь… О, это чудо: ты меня любишь! Ночью дневною тихо придешь, разденешься, — узнанный мною вечный сюжет родэновский. Я подчиняюсь. Радость непобедимая — жить в поцелуе, как существо единое. Ты меня любишь и на коне и в рубище. Так полюбил я, что меня просто любишь ты. Я забываюсь, я говорю: «Прости-прощай!» Но без тебя я — вечной любви твоей печаль…

Тихое время ночное. Ты остаешься со мною. Чем я тебе помогу? Может быть, я в том виною: сердце твое ледяное я отогреть не могу. Усни на руке моей! Ты всех на земле милей. Как спящая красавица, усни, Тебя поцелую я, любовь и печаль моя. Храни Господь, тебя храни! Что-то случилось с тобою, стало привычною болью. Ты мне откройся, молю! Тайной крадется тропою, льнет к твоему изголовью лучшее слово: «Люблю!» Ты – как подбитая птица. Надо забыть и забыться. Все перемелется, верь! Есть и у горя граница. Чтобы заветному сбыться, вот – моих рук колыбель!

Сколько в жизни ветров и распутиц! Горе к счастью вяжется… Кажется, что больше ничего не будет. Это только кажется! Сколько довелось пройти и встретить и на все отважиться! Кажется, что больше ничего не светит… Это только кажется! Ах, где моя гроза, счастливая гроза моя, и первая любовь — как первый бой?! …А в зеркале глаза — все те же, те же самые, в которых – ты со мной, а я с тобой! Ты порою по живому рубишь, — перестань куражиться! Кажется, что больше ты меня не любишь… Это только кажется! Мы с тобой – в одной, как прежде, стае, Узел не развяжется. Кажется, устали и другими стали… Это только кажется!

Отчего, ну отчего ты сердце губишь? Стала странная душа твоя глухой. Я хорошая, а ты меня не любишь… Я люблю тебя, а ты такой плохой! Сам нашелся, никого я не искала. Сам явился, заарканив, заманя. Я люблю тебя, а ты такой лукавый Я простая, но не любишь ты меня. Я не верю, что с другой ты счастлив будешь, с той – красивой и неискренней такой. Я хорошая, а ты меня не любишь… Я люблю тебя, а ты такой плохой. Но когда пройдут года – и все, что было, от печалей жизнь отмоет добела, может, вспомнишь ты, что я тебя любила, и поймешь, какой хорошею была!

Не ради красной даты, в которой – жизнь и смерть, а ради вас, солдаты, хочу сегодня петь, про то, что вы – все те же и в годы без воины: защита и надежда, отечества сыны! Я хочу вам петь, солдаты, про рассветы и закаты и про то, что все мы люди и что жизнь у нас – одна. Я хочу вам петь, солдаты, не под грохот канонады… Верю я, что в мире будет тишина, а не война! Порой вам так несладко… В распутицу и в зной окоп или палатка — вам кров и дом родной. Где сила без предела вершит неправый суд, там вечно ваше дело, святой солдатский труд. За этот мир в ответе мучительным путем мы долго шли к победе, мы к ней еще идем… Но пусть бушуют грозы и бедам нет конца, сотрет Победа слезы с печального лица! Я хочу вам петь, солдаты, про рассветы и закаты и про то, что в жизни будут, будут светлые года! Я хочу вам петь, солдаты, не под грохот канонады… Пусть оружие забудут ваши руки навсегда!