Уж если говорить о шахматах или таинственных землях, так стоит вспомнить о Ныряющем острове.

— Что это за остров?

Так начался обычный для нашего арктического плавания вечер в кают-компании "Георгия Седова".

— Этот остров не значится ни на одной карте, — начал очередной наш рассказчик, высокий человек с седеющими кудрявыми волосами и весело прищуренными глазами. — Пошло все с приезда геодезической партии, устроившей на моей полярной станции базу. Начальником партии была боевая девица, занозистая, славная, отчаянная, красивая, только не дай бог ей об этом сказать… Звали ее Таней, то есть Татьяной Михайловной. На Большой Земле, говорят, она прыгала с десятиметровой вышки со всякими немыслимыми пируэтами, знала опасные приемы джиу-джитсу и здорово играла в шахматы. Первый ее талант в Арктике, конечно, не проверишь, а вот с другими своими талантами она меня познакомила.

— Обыграла в шахматы?

— Да… и в шахматы. Можно сказать досадно обыгрывала. Я ведь не из слабеньких. И с кандидатами в мастера, да и с мастерами встречался, когда в отпуску бывал. И не с позорным счетом… А вот с ней… Черт ее знает! Или она на меня так действовала, или курьезным самородком была… Стиль, знаете ли, агрессивный, яркий… жертвы, комбинации и матовые сети… Сети у нее вообще были опасные… — рассказчик замялся, потом добавил: — Может быть, новая Вера Менчик в ней пропала.

— Почему пропала?

— О том рассказ впереди. Я сам посмеяться люблю, подшутить или разыграть… А тут — разгромит она меня да еще и насмехается. Э-эх? Так и сжал бы ее ручищами вот этими, так бы и сжал! И вбила она однажды в свою голову, что должна произвести съемку Ныряющего острова. А островом таким в наших краях назывался не то остров, не то мель… словом, опасное место. Иные моряки там на берег сходили, а другие клялись, что нет там никакой земли. Я было пытался Таню, то есть Татьяну Михайловну, отговорить, да куда там! Предложила он мне в шахматы сыграть на ставку. Будь другая ставка, я бы отказался. А тут, если проиграю, то должен ее на остров Ныряющий сопровождать. Посмотрим, говорит, есть ли у этого Богатыря с прищуром что-нибудь, кроме прищура. Ну, я и проиграл. Не то, чтобы поддался, но… одну ее в такое путешествие не хотелось отпускать. Впрочем, может быть, она и по-настоящему у меня тогда выиграла бы. Словом, отправились мы на катере, груженном бревнами плавника, который сибирские реки в море выносят. Опять же ее затея — непременно хотела на Ныряющем геодезический знак поставить. Взяла она с собой хороших ребят и своих и моих. Распоряжалась на моей станции, как хозяйка. Везучая она была. Представьте, нашли ведь мы неизвестный по картам остров. Скалистый, угрюмый, совсем маленький. Если он в самом деле под воду уходит, то напороться на него килем никому не понравится. Нашли мы остров, высадились на него и принялись геодезический знак ставить, целую башню деревянную прямо маяк. Бревна ворочать — работа нелегкая. Даже на полярном ветру, который начинался, жарко становится. Однако дело к концу… А Таня моя собралась с треногой и геодезией своей на другой край острова — съемки производить. Я, конечно, напросился сопровождать ее в виде чернорабочего треногу и рейку таскать. На меня глядя, она говорила, что я вполне сам за геодезический знак сойду, если меня на острове оставить. Насмешки ее я покорно сносил и ею совсем не украдкой любовался. Хороша она была в своем ватнике, в мальчишеских штанах и сапогах, стройненькая такая, и с косой, которую ветер из-под шапки иногда вырывал. Чудная у нее была коса… Если распустить ее и лицо в волосах спрятать — задохнуться от счастья можно…

Надоели мне рейки, треноги, подошел я и сел около ее ног. Она шапку с меня сбросила и волосы взъерошила. Не передать вам, что я почувствовал. В Арктике, в пустыне, среди скал одни мы с ней. Никого вокруг!

Кровь мне в голову ударила. Вскочил, смотрю ей в глаза. А они смеются, зовут, ласкают… Или показалось мне все это. Ну сгреб я ее тогда, сгреб Таню мою в охапку, к губам ее неистово прижался. Голова кругом идет, плыву, несусь, лечу…

А тело у нее, как стальная пружинка — твердое. Гибкое. Вывернулась она из моих ручищ да как закатит мне пощечину, у меня аж круги перед глазами… Уже не лечу, а упал с высот неясных. Словом, оторопел я, а она… ну, братцы, никому этого не желаю, это похуже шахматного проигрыша! Применила она особый прием джиу-джитсу — против мужчин специально прием такой есть — применила она этот страшный прием… и согнулся я пополам, чуть зайцем не заголосил и на камни повалился. Темно в глазах. Еле в себя пришел. Вижу, она уже далеко, рейку и треногу на плечо взвалила и идет, не оглядывается…

Поплелся я к геодезическому знаку, сам от стыда сгораю. Подошел к ребятам. Слышу, она распоряжение отдает, на меня не смотрит. Ушам своим не верю — всем отправиться на базу и вернуться за ней только через два дня. Съемку острова сама произведет.

Ребята пожимают плечами. А я молчу. Что я могу сказать. Чувствую себя последним человеком. Меня она не замечает. Лучше бы мне деревянным знаком, бревном на острове торчать — все бы в теодолит свой на меня посмотрела.

А все-таки взглянула она на меня, взглянула, когда катер от берега отходил! И показалось мне, что улыбаются зеленые ее глаза. Все на свете я забыл, готов был в ледяную воду броситься — к ней плыть.

Все же сдержался. Ледяная ванна мне нипочем, а вот как о н а встретит?

Долго еще видел ее фигурку на одинокой скале, едва поднимающейся над водой. Смотрела Таня нам вслед, смотрела! А потом остров исчез в "снежном заряде".

Ветер все крепчал. Пошли штормовые валы, совсем как крепостные, отделенные глубокими рвами. Катерок наш то набок ложился, то в небо целился, то, очертя голову, в яму нырял. Кое-кому не по себе стало.

На полярную станцию мы вернулись еле живы. Никогда такого шторма на катере переносить не приходилось. Как мы уцелели — я не знаю. Я, признаться, даже радовался, что Тани с нами нет.

Но радовался я преждевременно.

Первое, что я сделал, ступив на землю, — побежал в радиорубку, постарался связаться с Таней по радио; походную рацию она все-таки при себе оставила.

Самым страшным был веселый Танин ответ:

— Нет больше загадки Ныряющего острова! Он понемногу уходит в воду. Осталась только скала и геодезический знак на ней и еще ваша Таня, которая поздравляет вас с географическим и гидрологическим открытием! Уровень воды в проливе зависит не от Луны, не от времени суток, а от силы и направления ветра.

И мне привет передает.

Вот тогда у меня первые седые волосы и появились. На катере плыть к острову и думать нечего, кверху килем мимо проплывем. Но что делать? Как Таню с острова снять, пока он окончательно не нырнул?

Забил я тревогу на всю Арктику. Радиограммы о бедствии даю панические.

Из радиорубки всю ночь не выходил, о сне и думать не мог. Танин бодрый голос я слушал в репродукторе, как голос своей совести. Как мог я оставить девушку одну? Как мог!..

— Все в порядке, — сообщила она. — Могу еще стоять на спине у своего ныряющего чудовища. Стою около знака и даже ног не замочила. Как только ветер кончится, возьмусь за съемку. Раньше, чем я не потребую, катера не высылать.

Катера не высылать! О каком катере может идти речь в такой шторм!

И тут я получил радиограмму от капитана Бориса Ефимовича с борта ледокольного парохода "Георгий Седов". Помните, Борис Ефимович, вы приказ тогда получили идти к острову Ныряющему, снять с него геодезистку.

— Как не помнить, — отозвался наш капитан. — Хорошо помню, в какой шторм к вашей полярной станции подошел. Только сумасшедший мог в такое волнение с берега в шлюпке выйти.

— Что ж, я и был сумасшедший, — признался рассказчик. — Шлюпка у самого берега получила пробоину, и, не спусти вы катер, мне бы не добраться до корабля.

Капитан усмехнулся:

— Сухой нитки на вас не было.

— Я этого не замечал. Танину просьбу я еще до прихода "Георгия Седова" получил. Таня сообщила, что вынуждена забраться на геодезический знак и рассчитывает отсидеться на нем до перемены ветра. А пока просит меня организовать ей шахматную партию по радио… с гроссмейстером.

— Обязательно хочу хоть раз в жизни с гроссмейстером сыграть, — и добавила, — пока вода не спадет.

А я понимал, что это была ее последняя просьба. И я не мог ее не выполнить. Но и выполнить ее было невозможно. Как связаться с Москвой, как тратить время на передачу ходов, когда нужна постоянная связь с "Георгием Седовым", с самолетами, если погода позволит? Как тут быть?

Пусть простит мне гроссмейстер Флор, что я осмелился вместо него играть шахматную партию. Я сообщил Тане, что гроссмейстер Флор согласился играть с ней и придет для этого в Радиоцентр Главсевморпути. Ходы будут передавать немедленно через нашу полярную станцию.

Поверьте, эта шахматная партия состарила меня на много лет. Боюсь, что моя игра была не очень высокого класса, но клянусь вам, я играл изо всех сил, потому что боялся, что Таня обнаружит обман.

Но она не обнаружила его. Она играла, не глядя на доску, но отвечала быстро. Милый Флор, он не подозревал даже, что неведомая девушка играет с ним вслепую…

Я ждал ответных радиограмм от Тани с очередным ходом, как вестей жизни… Я понимал, что игрой в шахматы Таня поддерживает себя…

Я холодел, слушая ее ровный голос, которым она сообщила после переданного ею последнего хода, что "остров полностью скрылся под водой…" или: "до вершины знака осталось еще три метра…" или: "забираюсь еще выше, до вершины знака осталось полтора метра". И она еще заботилась, чтобы мы непременно сообщили все подробности океанологам, это будет им так важно, так интересно!

Пока я перебирался с острова на борт "Георгия Седова", слегка вымокнув, как сказал тут капитан, два хода в партии с Таней сделали за меня, вернее за гроссмейстера Флора, мои ребята.

"Георгий Седов" на всех парах шел к тому месту, где недавно был остров Ныряющий. Нам с Борисом Ефимовичем сообщили с моей полярной станции положение, которое сложилось в партии с Таней. Разрешите мне поставить его на доске. Борис Ефимович, вы помните?

— Еще бы! — отозвался капитан.

— Дальше партию с Таней продолжали мы с Борисом Ефимовичем совместно, но… Впрочем, вы сейчас все увидите сами.

Капитан сходил в свою каюту за шахматами. Рассказчик расставил на доске позицию.

— В последней радиограмме Таня сообщила, что забралась на самую вершину знака. Волны задевали ее ноги пенными гребнями. Но она все еще казалась бодрой, и даже радовалась по-детски тому, что не проигрывает гроссмейстеру.

Только тем, что она играла, не глядя на доску, я могу объяснить, что не проиграл ей и даже имел материальное преимущество: ферзя за ладью, не считая пешек. Я полагал это преимущество достаточным для того, чтобы предложить Тане ничью от имени прославленного гроссмейстера. Собственно, такой исход и был моим сокровенным желанием. И вы помните, конечно, Борис Ефимович, как Таня отвергла предложенную ей ничью?

— Гордая была, — заметил капитан.

— Нет, не только! Она уже видела все, что должно было произойти… конечно, на доске, а не в море, посередине которого ютилась на верхушке бревенчатого знака.

— Что же она видела? Что задумала? — послышались нетерпеливые голоса.

— Когда вы увидите, то поймете, какой шахматистки мы лишились. Она сообщила свой ход (1. Лb5 — b7). Мы с капитаном обрадовались за нашу противницу. Вот почему она не согласилась на ничью! Лукавая, она грозит матом в несколько ходов! (2. Сd1 + Крa5. 3. b4 + Крa6. 4. Сe2 + и мат следующим ходом!) Здорово! Я предложил капитану «зевнуть» эту угрозу и проиграть, но он запротестовал. Гроссмейстер не может так зевать, когда нет цейтнота, и наш обман раскроется. Пришлось защищаться от озорной угрозы, что сделать было не трудно, имея свободно двигающегося ферзя. Капитан посоветовал сделать ход ферзем (1… Фg3 — e5), чтобы он взял под прицел опасное поле e2, с которого намеревался матовать белый слон. Я сообщил Тане этот ход «гроссмейстера» и еще раз предложил ей от его имени ничью.

Таня ответила, что вода накрывает геодезический знак. От ничьей она отказалась и попросила передать гроссмейстеру привет, благодарность и просьбу поскорее отвечать на ее ходы.

— Как же она пошла? — заинтересовались слушатели.

— Она?.. Ах, да! Она все-таки сделала шах слоном, словно могла заматовать нашего короля. Мы с капитаном решили, что она — в ее положении это было простительно — не заметила, что ферзь держит под ударом нужное ей для слона поле. Мы уверились в этом, когда она один за другим сделала свои ходы (2. Сg5 — d1 + Крa4 — a5. 3. b2 — b4 + Крa5 — a6. 4. Сd1 — e2 +??).

Таня отдавала "по недосмотру" своего атакующего слона!

Мне было бесконечно жаль Таню, ее последнюю партию… "Георгий Седов" уже блуждал где-то в районе утонувшего острова. Таня была еще жива, она еще ждала ответного хода партнера. Ну, что я мог сделать? Флор обязан был взять слона. И я сообщил, что он берет его (4…Фe5: e2).

Мы с капитаном стояли на мостике, стараясь увидеть сквозь снежную пелену человеческую фигурку, едва приподнятую над бушующим морем.

Радист взбежал по трапу; я обернулся, спросил хрипло:

— Есть ответ? Жива?

— Да. Она пошла королем. Грозит матом.

— Как матом?

— Ну да, пешка превратится в ферзя.

Снова последовал быстрый обмен ходами:

(5. Крa8 — b8 Фe2 — e5 +. 6. Крb8 — c8 Фe5 — e8 +.

7. Крc8 — c7).

Собственно, сейчас черным ничего не грозило. Проиграть могла лишь погибающая девушка… С чувством отчаяния я сказал радисту, чтобы он взял слоном пешку (7… Сg8: d5). Можно было сыграть и по-иному, и, как нашел потом капитан, это вело к нашему проигрышу. Но об этом потом. Я сделал очередной ход просто для того, чтобы поддержать Таню в последние минуты ее жизни.

Но Таня еще жила! Она держалась и на воде и в партии, ответив сразу серией потрясших нас с капитаном ходов, быть может, рожденных небывалым напряжением всех сил, блеском уходящей жизни, почти потусторонним вдохновением. Она начала с того, что отдала последнюю свою надежду, проходную пешку a7. Можно было подумать, что она отдает ее, действительно теряя надежду на все… Но… последовала серия поразивших нас ходов:

(8. a7 — a8Ф + Фe8: a8. 9. Лb7 — b6 + Крa6 — a7. 10. b4 — b5!).

На этом связь с Таней оборвалась. Рация ее замолкла. Сквозь слезы смотрел я на шахматную доску, которая стояла в штурманской рубке на географической карте, на которой прокладывался курс корабля.

Всмотритесь в эту позицию. Грозит мат ладьей. Нужно или терять ферзя, проигрывая партию, или защищаться от мата слоном (10. Сd5 — b7. 11. Лb6 a6 + Сb7: a6). И завершающий удар слабой Таниной рукой, очаровательный, изящный, парадоксальный мат одной пешкой, олицетворяющий собой победу мысли над грубой силой, воли над стихией (12. b5 — b6 мат!).

Я послал радиограмму, поздравляя Таню с поразительно красивой победой. Но Таня не приняла ее, не ответила…

Все долго молчали. В кают-компанию с твиндека доносились голоса, потом они смолкли и слышно было, как шелестели волны о борт, а может быть, мелкие льдины…

Кто-то спросил, робко, неуверенно:

— Как же Таня? Ее геодезический знак? Ее остров?

Рассказчик сощурился:

— Хорошая мысль назвать остров ее именем, только… С тех пор никто ни разу не видел Ныряющего острова. На карте он нанесен Борисом Ефимовичем, как опасная мель…

— А Таня?

— Татьяна Михайловна вышла за меня замуж. Но если вы спросите у нее о том, что я рассказал, она ничего не вспомнит: ни острова, ни знака, ни игранной партии, более того, она даже не знает сейчас ходов шахматных фигур. И она даже будет вас уверять, что я все выдумал.

— Значит… значит, она жива!

— Конечно. Мою Таню, мою изумительную милую Таню "Георгий Седов" вскоре подобрал. Она была без сознания, но все еще держалась за бревна геодезического знака, который смыло с утонувшего острова.

Она была между жизнью и смертью много дней. А когда пришла в себя, то забыла все, все… все, что с ней случилось, и даже шахматы…

Как? И пощечины не помнит?

Рассказчик улыбнулся, словно ему напомнили о чем-то необычайно приятном:

— Представьте себе игру аномалий, только это и помнит. Медицина плохо разбирается в женской логике.

— Неплохая женская логика — заматовать одной пешкой против ферзя и слона!

— Потемки! — развел руками рассказчик и лукаво улыбнулся.

Он показал, как Таня могла выиграть при другом плане черных: (7…d7 — d6. 8. a7 — a8Ф + Фe8: a8. 9. Лb7 — b6 + Крa6 — a7. 10. b4 — b5 Фa8 — d8 +. 11. Крc7: d8 Крa7: b6. 12. Крd8 — e7 Крb6: b5. 13. Крe7: d6 Крb5 — c4. 14. Крd6 — e5 Крc4 — c5. 15. d5 — d6 Крc5 — c6. 16. Крe5 — f6 Крc6: d6. 17. Крf6 — g7 и черный слон пойман. Белые выигрывают).

Через несколько дней наш Богатырь с прищуром сходил на берег. В капитанский бинокль я видел, как катер «Петушок» подошел к причалу, как вышли из него пассажиры. Навстречу тому, кто на голову был выше всех, с берега бросилась тоненькая женщина. Он обнял ее, "сжал своими ручищами", и ее фигурки совсем не стало видно.

Вот она какая, удивительная Таня! А что, если она вспомнит о своем приключении на острове Ныряющем, снова научится играть в шахматы, удивит шахматный мир?

Кто знает!

Нас она уже удивила… И не только шахматами…

Я стоял на капитанском мостике, с которого один только раз и то издали увидел Таню…

Арктическое плавание продолжалось. Теперь слева на горизонте виднелись не то тучи, не то горы… Это была уже совсем другая земля.

— Лево на борт! — скомандовал стоявший со мной рядом капитан.