…Когда-то за этот злосчастный дневник босс обещал мне миллион… лишь бы я побывал в африканском пекле.

Я готов был хоть в пекло, но по возможности без надгробных монументов, считал, что меня рогами дьявола не запугаешь, если из-за них выглядывают доллары, которые можно выменять на столь необычный товар, как искренность.

Однако монета оказалась неразменной. А не меняли ее просто потому, что она никому не требовалась.

Впрочем, может быть, она все-таки нужна хоть одному человеку на Земле? Например, славному парню тридцати лет, шести футов ростом, но уже не двухсот фунтов весом, с великолепным подбородком, выносящим не только удары кожаных перчаток,но и затрещины судьбы,с волнистыми, уже седеющими волосами, которые больше не застревают в колечках, нанизанных на тонкие пальчики. Что еще? Ах да, усики! К черту усики! Они сбриты в знак изменений, которые произошли в человеке, видевшем не только преисподнюю,встречаясь там с Гаргояой гаргон, с собственной совестью, но и заглянувшим по ту сторону ада, в страну, где нет завтра, где нет надежды…

Теперь дневник пишется уже не для бизнеса.Не знаю, выиграет он или проиграет? А кому от этого будет жарко или холодно? Впрочем, холодно теперь всем.

Гнуснейшая зима выпала нам на долю. Можно подумать, что вся эта болтовня о тускнеющем Солнце, с помощью которой мы делали в почтенной организации «SOS» свой бизнес, имеет под собой хоть малейшую почву. Господь ли наказал нас за грехи,или Солнцу впрямь не понравилась капля попавшей на него дряни, именуемой «Б-субстанция», но светило наше стало ныне так скупо, словно получило в старости крупное наследство.

Не знаю, когда отмечались в Нью-Йорке такие морозы! Черт возьми, ведь Соединенные Штаты, хоть и «Северо-Американские», но государство все-таки южное, и такой «северный» город, как Нью-Йорк, расположен «южнее» Неаполя…

Авеню и стриты всех номеров заметены ныне снегом. Ветер воет в ущельях между небоскребами, поднимая поземку, а порой и буран. Пурга слепит глаза, залепляет фары, заносит снежные колеи и ухабы, в которых буксуют несчастные автомобили.

Впрочем,большинство из них давно замерзло. Американцы не подозревали, что воду из радиаторов в холод надо сливать.И вода замерзла,радиаторы лопались, испорченные автомобили заносило снегом. Вдоль тротуаров выросли безобразные сугробы, погребя испорченные и неиспорченные автомобили, которые не удалось завести на морозе.

Никто не задумывался, что снег можно и нужно вывозить из города. Говорят, так делают… в Москве.

Мы, американцы, не приспособлены к чему-нибудь необычному, мы- рыцари налаженной жизни, устоявшегося стандарта и бесперебойного массового производства.Ставить нас в непривычные условия,скажем,непочтительно сбрасывать на наши города бомбы(я уже не говорю об атомных!) или угощать нас в собственном доме арктическим климатом, просто бестактно! Не знаю, испытывает ли почтенная леди Природа угрызения совести по этому поводу, но мы клянем все на свете, веруем в Бога… и мерзнем.

На улице,отворачиваясь от колючего ветра, бредут закутанные во что попало прохожие, напоминая известные картины: «Отступление французов из России» и «Немцы под Москвой», которые я до сих пор именовал красной пропагандой.

Едва Солнце стало греть скупее, как все вдруг вспомнили запуск нашей организацией «SOS» ракет с «Б-субстанцией» к Солнцу. В свое время эту спасительную акцию, которая должна была «предотвратить вспышку Солнца по Мануэллу», высмеивали, а теперь в снегопадах Нью-Йорка, Сан-Франциско, Марселя и и Соррешгто увидели кару Господню, обрушив на организацию «SOS» обвинения в диверсии против Солнца.

Правительство США,являя пример беспристрастной справедливости, реагировало на всеобщее возмущение тем, что пренебрегло заслугами организации «SOS» во времена антиядерного кризиса и специальным актом закрыло ее. И даже возбудило против ее руководителей судебное дело.

Мистеру Ральфу Рипплайну пришлось отдать вместо себя под суд служивших у него отставных генералов, которые, оказывается, самовольно выпустили к Солнцу ракеты вместо того, чтобы держать их, как то подобало, в боевой готовности.

Вот вам логика нашего времени! Почему не отдали в свое время под суд тех же генералов, которые производили ядерные взрывы в космосе, создав вокруг Земли действительно ощутимый пояс искусственной радиации, никак не сопоставимый с проблематическим «гашением» Солнца!…

К счастью, наши генералы смогли выделить из своих скудных пенсий достаточные средства, чтобы нанять не только лучших адвокатов, но и наиболее крикливые газеты,заплатили огромный денежный залог и теперь гуляют на свободе по заснеженным улицам, прилежно смотря за тем, чтобы ракеты оставались готовыми к действию.

Надо думать, что озябшие на Земле люди побаиваются этих ракет и… конца света.Многие теперь пытаются согреться молитвами в нетопленых храмах, воображая, что с Солнцем действительно что-то происходит.

Когда босс вызвал меня к себе, я был уверен, что разговор пойдет о всеобщем религиозном психозе, к которому, конечно, были несколько причастны и наши газеты.

Оффис закрытой организации «SOS»,созданный для ликвидации ее дел, помещался в деловой части города, в небоскребе Рирплайна.

Меня сразу же поразило,что старые таблички сменились новыми, где огненные буквы на космически черном фоне сообщали, что здесь теперь находится не организация «Сервис оф Сан» (система обслуживания Солнцем), а «Спасение от Солнца» — богоугодное сообщество… Сокращенно все так же «SOS»…

Я поднялся на двадцать первый этаж и предстал перед боссом, сидевшим в просторном кабинете из пластмассы и пустоты. Не было даже стула для посетителя. Оказывается, босс при появлении гостя теперь смиренно вставал ему навстречу, за исключением тех случаев, когда он доверительно садился, радушно кладя ноги на стол.

У нас с ним были давние отношения, и он встречал меня в оффисе нового богоугодного сообщества отнюдь не в богоугодной позе.

Я присел прямо на стол рядом с подошвами мистера Джорджа Никсона.

— Хэлло, сын мой,- сказал он, пододвигая мне коробку с сигарами.- Дело идет неплохо.

— Немножко холодно,- заметил я, косясь на электрический камин, единственный предмет обстановки, кроме стола и креста.

— Ничто так не располагает к религии, сын мой, как ухудшение жизни. Если папа римский взял бы меня в свои святые советники, я бы научил его, как быстро сделать все население Земли добрыми католиками.

— Я полатаю, сэр, что вы уже посоветовали мистеру Ральфу Рипплайну, как сделать их всех хорошими членами нашей секты «Спасение от Солнца».

— Не секты,- поморщился босс,- а ордена, богоугодного сообщества.

— Bce равно,- сказал я,- вазню привлекать новых членов.

— Они уже стремятся к нам,сын мой, слетаются, гонимые ветром времени… Люди теперь понимают, кто наследовал права и обязательства организации «SOS», предупреждавшей о гневе Божьем.

— Значит, их гонит к нам страх Божий, насколько я понимаю,- заметил я, раскуривая сигару и бросая спичку на паркет.

— Вот именно, «страх Божий». Еще недавно они и слышать не хотели о наших благочестивых советниках при правительствах европейских стран.

— Как?-поразился я, вынимая сигару изо рта.- А теперь?

— Теперь… вам придется написать серию статей, мой мальчик. В Европе произошли большие перемены. Когда-то там предательски изменили свободному миру, левые завладели парламентским большинством. Но зато теперь… Читайте, парень!…

Он передал мне последние сообщения, переданные по телетайпу.

— Так!-свистнул я.- Переворот? Правые ухватились за «страх Божий»?

— Как видите, сын мой, страх Божий оказался тем самым рычагом с точкой опоры, о котором мечтал еще язычник Архимед.

Ив сообщений явствовало, что новые правительства на западе Европы обратились с просьбой к сообществу «SOS» направить к ним благочестивых советников, выражая надежду, что организация «SOS» впредь воздержится от посылки к Солнцу ракет с «Б-субстанцией».

Я пытливо посмотрел на босса. Смиренно опустив глава, он оказал:

— Как вы смотрите, сын мой, на то, чтобы стать помощником Верховного магистра «SOS», то есть моим помощником?

— Благодарю вас, сэр,- сказал я, прикидывая в уме, что означает такое повышение.- Будет ли мне выдана какая-нибудь мантия и потребуется ли от меня обет безбрачия?

— Никакого безбрачия и никаких мантий или балахонов, мой мальчик. Хватит с нас воспоминаний о марсианской ночи. Руководители нашего сообщества должны быть не менее респектабельны, чем высший свет на съемках в Голливуде.

— О'кэй,- согласился я,- я вызову своего портного.

— Позаботьтесь заказать черные дипломатические пары. Вам предстоит уехать.

— Куда? — насторожился я, вспоминая злосчастную Африку.

Босс встал и принялся расхаживать по пустому кабинету с видом Наполеона, получившего во дворце от Талейрана сообщение о капитуляции Европы.

— Они капитулировали,- «сказал босс.- Вам предстоит поехать благочестивым советником в любую ш европейских стран по вашему выбору.

Я вздрогнул. Европа! Там была лишь одна страна, притягивавшая маня.

Босс изучал меня исподлобья:

— Ну? Англия? Франция? Или другая страна?

— Да,сэр,другая!-выпалил я, соскакивая со стола и с достоинством вытягиваяь, как наполеоновский маршал перед императором.- Но мне кажется,что еще не все страны капитулировали.

— О'кэй, парень, пока еще не все… Но я полагаю, что разум восторжествует. Никому не захочется, чтобы к Солнцу полетели еще новые ракеты с «Б-субетанцией». Так какую страну вы выбираете?

— Россию, сэр, если можно.

Я вымолвил свое сокровенное. Я хотел быть только там, где Эллен.

— Что ж,-ничем не смутившись,сказал Джордж Никсон.-И за этим дело не встанет. Идет игра нервов. Ню она должна кончиться. Никому не любо замерзать на новых ледниках, даже русским,хотя,вероятно, они… капитулируют последними.

— Почему последними, сэр?

— Возможно, потому, что они более привычры к холоду. И потом… они самые упорные.Так что лучше вам не ждать.Работы хватит всюду.Нужны хорошие советы, чтобы восстановить священную собственность и свободу частной инициативы, дать доступ нашим капиталам, чтобы произошло чудо. Вы будете в числе чудотворцев «SOS», мой мальчик.

— О'кэй, сэр. Но если возможно, я подожду, ковда это чудо надо будет делать в России.

Боюс улыбнулся.

— О'кэй,- сказал он, снова садясь в кресло и доверительно показывая мне подошвы ботинок, взгроможденных на стол.- Россия так Россия! Там особенно много полей, где трудно выращивать хлеб… под ледниками.

— Да, сэр. Вы полагаете, что «рак Солнца»…

— Не болтайте чепухи! Мы регулируем накал светила, чтобы оно не вспыхнуло, как предугадал пророк Самуэль. И никакого рака там нет. И зарубите себе на вашем подбитом носу- никогда не говорить при мне ни о каком раке! К черту Солнце!. Если повадобится, то для вразумления руааких коммунистов мы угостим старую накаленную сковородку новой порцией прохладительного субнапитка,так удачно изобретенного русскими.

Я привык верить в босса, как в мир частной инициативы или в Господа Бога. Босс мог сделать все,что угодно,вернее,все,что ему выгодно. Надеюсь, упорство на Европейском континенте не протянется слишком долго и нашей планете не будет нанесен опасный ущерб. В конце концов все мы на Земле заинтересованы, чтобы все утряслось возможно быстрее.

Босс милостиво отпустил меня, довольно неуклюже благословив только что цридуманным знаком Верховного магистра ордена — поклоном со скрещенными на груди руками.

Я шел по улице, кутаясь в пальто. Я мысленно был в Москве, я разыскивал свою Эллен.

Россия!Я знал,что Эллен была русской, ведь ее великолепный предок был царским князем и фамилию его нужно было выговаривать не Сехевн, как у Эллен, а Шаховской.У нас в Америке любят упрощать фамилии, произнося их на свой лад. Ню я предпочел бы, чтобы Эллен выговаривала свою фамилию, как мою.

Итак, Россия! Непонятная страна, столько десятилетий служившая пугалом свободного мира.Понадобилось дотянуться до Солнца, чтобы, наконец, поставить ее на колени. Впрочем,я, пожалуй, несколько забегаю вперед. Конечно, мне приходилось немало писать о коммунистической России, и я даже считался в газете специалистом по русскому вопросу, но, если говорить начистоту, то что я знаю о русских? Если я попаду в Россию и стану руководить этими малопонятными скифами, то… Кстати, у них ведь уйма народов. Они говорят чуть ли не на ста семидесяти языках. Какое-то вавилонское столпотворение!

Конечно, можно было бы посоветоваться с другими специалистами по русскому вопросу,но я хорошо представлял себе, что они мне скажут.Сто семьдесят языков! Значит, надо преобразовать эту опасную страну в сто семьдесят враждующих между собой государств, связанных лишь общностью вложенных в них капиталов, надо полагать, преимущественно капиталов «SOS». Собственность будет новым цементом, который удержит в состоянии равновесия враждующие племена.

Но… это все не то, не то, не то…

Кто действительно знает, как обходиться с русскими? Конечно, только Эллен могла бы направить меня…

И тут меня осенило. Так ведь есть же ее дед, старый русский князь, мистер Кирилл Шаховской!

Я уже не брел, а летел к знакомому дому, вблизи которого словно по наитию оказался. 47-й стрит, 117, 14-й зтаж…

Я благословлял, что в Нью-Йорке хоть лифты еще не замерзли. Впрочем, я взлетел бы на любой этаж, как ракета с «Б-субстанцией».

Я рассчитывал, что надменный предок моей русской княжны сам откроет мне дверь, давно отвыкнув от лакеев, но мне долго никто не открывал. Наконец я услышал за дверью шаркающие старческие шаги.

Я почтительно снял шляпу, пригладил волосы и натянул на лицо светскую улыбку.

Дверь открыла пожилая леди в одеянии сиделки.

— Князь очень плох,- печально сказала она.

Я снял пальто, отряхнул снег с ботинок и, ступая на носки, пошел следом за сиделкой.

— Очень холодно в доме,- оказала она.- Прибавилось еще и воспаление легких.

Я почтительно вздохнул, подумал об остывшем Солнце и неприспособленных нью-йоркских квартирах.

Квартирка у князей Шаховских в Нью-Йорке была убогая. При Эллен я этого не замечал, она умела придать блеск и нищете…

Самым дорогим здесь были почерневшие иконы, висевшие в изголовье больного. Я подумал, что им нет цены. Но они красовались здесь отнюдь не как шедевры живописи. Должно быть, старый князь был богомолен. Я иронически подумал, что это,пожалуй,не так уж современно, но поймал себя на том, что имею, кажется, отношение не то к секте, не то к ордену «SOS»,но тотчас утешил себя, что это лишь мой бизнес, а не убеждения.

Под иконами лежал изможденный старик. Он умирал.

На подушке виднелись только одни брови…брови бывшего придворного красавца, двойной кривизны, приподнятые у переносицы в обратном талибе темной волны. Надеюсь, он не красил их.

Под бровями едва тлели бесцветные глаза. Он узнал меня.

Я сел у изголовья.

Иссохшие губы зашевелились. Мне пришлось наклониться. Кажется, он говорил о ней.

— Мы с ней поженились в Африке,- сказал я.

— Она не там,- прошептал он.

— Знаю,- кивнул я.

— Она… назвала… правнука… Роем.

Сердце у меня заколотилось. Кровь прилила к лицу.

Он знал все о ней! Он, а не я!…

Сиделка подошла и дала выпить старику капель.

Он обессилел от нескольких сказанных слов.

Тяжело умирать в сознании.Почему врачи не настолько гуманны, чтобы помогать людям, если не приятно, то хотя бы незаметно утхюдитъ из жизни?

Брови снова зашевелились. Сиделка склонилась над кроватью.

— Князь хочет остаться с вами наедине, передать вам свою последнюю волю,- сказала она и, шурша юбками, вышла.

— Я поеду в Россию, найду Эллен и сына,- ска-вал я.

Брови протестующе задвигались.

— Я не должен этого делать?

Брови утэердитатано кивнули.

— Но кто послал ее туда? Кто?

Брови взметнулись.

— Вы? — догадался я.

Брови подтвердили.

— Но зачем? — прошептал я.

Горькие складки легли возле опущенных губ.Больной сделал усилие приподнять голову с подушки, но бессильно «уронил ее.

Непостижимо как, но я понял князя Шаховского и просунул руку под подушку. Там хрустнул конверт.

Я достал конверт и вынул из него листок, написанный уже дрожавшей, неверной рукой тяжелобольного.

Это было письмо Елене Шаховской:

«…Княжна!БесцЬнная боярышня моя! Съ дЬтства я направлялъ тебя на тернистый путь подвига, передавъ въ руки тЬхъ, кому меньше всего нуженъ былъ твой подвигъ…»

Я старательно изучал в последний год русский язык и мог прочесть все, что было написано в этом письме, хотя меня и затрудняла непривычная для меня, понвидимюму, старая орфография. Я посмотрел на князя. Он лежал с закрытыми глазами.

«…Ты должна была помочь намъ вернуть многострадальный русскій народъ-Богонооецъ на прежній его путь, съ котораго онъ овернулъ въ безумьи революцій. Я воспиталъ тебя, какъ русскую Жанну Д'Аркъ, я послалъ тебя съ острЬйшимъ мечомъ современности- съ познаніями физика въ самую кузницу вражеской силы. Ты совершила тамъ невероятное…

Аленушка, родная моя! Всё невЬрно, всё! Я умираю, всё пересмотрЬвъ, всё переосмысливъ. У насъ было слишкомъ мало силъ, чтобы сдЬлать Россію прежней, мы вынуждены были полагаться на мощъ страны, воплощавшей въ нашемъ представленій прогрессъ… Я боялся,что ты и я на делЬ будемъ служить противъ нашего народа. Но въ жизни получилось еще хуже… ВсЬ мы оказались на службЬ у гангстеровъ, которыхъ такъ почитаютъ въ странЬ, гдЬ я восииталъ тебя. Мы, оказывается, помогли имъ замахнуться на Солнце, поставить не только нашъ русскій народъ, но и всЬ народы Земли передъ ужасной катастрофой новаго ледниковаго періода.

Увы, но въ этомъ заключена глубочайшая внутренняя логика. Мы дЬлали безумную ставку на ХОЛОДНУЮ ВОЙНУ, не понимая, что она могла привести только къ своему логическому концу- къ всеобщему холоду, къ новымъ ледникамъ на ЗемлЬ.

Я слишкомъ поздно понял это, но я утЬшаюсь, что вмЬстЬ оо мной и даже раньше меня это поняли многіе… И, можетъ быть, поняла уже ты сама.

Моя забота теперь въ томъ, чтобы передъ смертыо снять съ тебя клятву, которую потребавалъ съ тебя, клятву служения вздорнымъ идеямъ, служенія, по существу, противъ великаго русского народа, которому я хотелъ бы отдать свое последнее дыханіе…»

Я посмотрел на старика.

Он был мертв.

Рука моя дрожала. Я почти с ужасом смотрел на конверт с именем Эллен. Что я должен сделать с ним? Что хотел от меня этот старый джентльмен, который под влиянием близкой смерти, потеряв рассудок (или обретя его?), пересмотрел все свои идеи?

Стоило ли ждать смерти для того, чтобы начать мыслить?

Должен ли мыслить помощник Верховного магистра «SOS»?

Я тихо вышел из комнаты.

Сиделка вое поняла по моему лицу.