Никогда я не думал,что так трудно расставаться со своей рукописью.У меня к ней щемящее чувство привязанности, словно к живому человеку… Быть может, к тому, кто написал ее первую, так и не переписанную страницу?

Чокнемся,старина! Почтим память когда-то существовавшего бравого репортера шести футов ростом и двухсот фунтов весом,с улыбкой киноковбоя, встречавшего удары кожаных перчаток и судьбы. Убедился, что волосы седеют с висков, а на коже загадочной клинописью появляются некие письмена жизни, так безжалостно расшифрованные вот в этом дневнике, ждущем последней точки.

Лиз вернулась из Москвы вместе с появлением созвездия светил, которые зажгли в небе русские,снова удивив мир.Пора бы перестать удивляться, и все же…

Да, это была удивительная, это была Великая весна!

Со всей силой летнего зноя обрушилось созвездие светил на ледяную корку, уже взломанную миллиардом трещин и на поверхности Земли и в сознании людей. Весна уносила в первых потоках не только ледяной покров земли, но и холодную войну, его породившую.

Какая веселая,какая бурная и обещающая была эта весна с фейерверками новых звезд и надежд, с буйными ураганами опьяневшей атмосферы, с наводнениями захлебнувшихся от радости рек!

И даже мокрые исхудавшие люди,которых снимали с крыш затопленных наводнением домов, пересев в лодки, говорили не о своем погибшем имуществе, а о летнем тепле, вернувшемся на Землю.

И еще одна радость волной прокатилась по Земле. Сам по себе Сербург стоил этой радости. Но речь шла уже не только о нем, но и обо всех людях Земли. Наконец-то ученые, объединившись, русские и американцы, арабы и индийцы, победили самую страшную болезпь на Земле- рак. И не только рак. Попутно, кажется, они замахнулись и на старость.

Говорят, что те, кто видел Бурова и какую-то его ассистентку, излеченную одновременно с ним, не надивятся на них, будто умывшихся живой водой.

И вся Земля сейчас умывается живой водой великого половодья!…

Том телеграфировал мне:

«Дядя Рой. Всходы прут из земли, как бешеные. Непременно приезжай убирать урожай. Фермер Том».

Природа словно старалась нагнать упущенное время. Поля кипели жадной зеленью. Газеты печатали бюллетени о видах на урожай… вместо уголовной хроники.

Но пессимисты всегда добавят «для здоровья» в бочку меда столовую ложку касторки.

«А как же дальше? Ведь термоядерные фонари скоро сожрут все ядерные запасы коммунистических стран. А дальше?»

Это порождало тревогу. Никто не хотел снова ледников на полях.

Конечно, было множество людей, ни о чем не задумывавшихся и торопившихся дожить свою жизнь повеселее.Слава богу, моя «Монна Лиза» не таскалась теперь с ними по ресторанам «Созвездие светил», в которые переименовали прежние «Белые карлики».

Нас с Лиз газеты славили как первых американских благотворителей, отдавших ядерные материалы «Петрарки» Штабу Солнца. Пронырливые газетчики подсчитали, что,совершив благородный акт для потомства,мистер Бредли(так теперь величали меня газетчики) и Лиз Морган, подобные один раз взлетающим, обреченным на гибель муравьям, неизбежно разорятся.

«Монна Лиза», смеясь, показала мне эту газету и сказала, что первый раз видит, чтобы в газетах писали такую безусловную правду.

— Надеюсь,Рой, ты не бросишь свою неимущую жену? Впрочем, я действительно в последний раз взлечу…

Я не понял ее, вернее, я понял только, что отныне нахожусь в столь же печальном финансовом положении, в каком начинал свой дневник, рассчитывая на миллион.

Но разве мог я теперь торговать дневником, обнажая себя не только перед всеми, но и перед Лиз?

Тревога за будущее Земли росла. Американцы все чаще поднимали голос за то, чтобы не быть на иждивении коммунистических стран, отдавших свои запасы термоядерных боеголовок.Вслед за Лиз Морган (почему-то в этих случаях называли ее девичью фамилию!) то же самое должно теперь сделать и наше государство.Надо заметить, что ядерные материалы нужны были как инициирующее начало для управляемой реакции синтеза заброшенного в космос водорода.

Сенатор Майкл Никсон внес в конгресс законопроект, по которому все бывшие военные ядерные запасы США передавались Штабу Солнца, в состав которого он ныне входил как председатель чрезвычайной комиссии сената.

Противники сенатора Никсона в начавшейся кампании по выборам президента истошно кричали,что отказаться от ядерной мощи, которая вновь станет ощутимой,когда Солнце, наконец, выйдет из галактического облака, снижающего его активность,-вспомнили весь этот услужливый псевдонаучный бред- это стать беззащитными от коммунистического вала, это изменить Америке, предать нацию.

И все же законопроект Никсона стал обсуждаться в конгрессе.

В небе горело коммунистическое созвездие светил. В Америке было тепло, открылись курорты Флориды и золотые пляжи Калифорнии.

Президент грозил конгрессу своим правом вето, если законопроект будет принят.

Законопроект был принят.

Напряжение достигло наивысшего предела. Пентагон готов был взорваться от гнева. А биржа взорвалась новой паникой. Банки лопались…

Президент наложил свое вето и вернул законопроект.

Америка притихла, насторожилась.

Теперь по конституции США законопроект мог обрести силу лишь в том случае, если за него будет подано две трети голосов.

Борьба вокруг законопроекта стала решающей стадией борьбы за президентское кресло.Как правило,американскому избирателю нужно четко сказать, за что один кандидат и за что другой. Ведь политические платформы президентов мало чем отличаются.Вот кргда один кандидат был за сухой закон, а другой за его отмену,когда один кандидат был за политику изоляции США,а другой за политику мирового господства, или когда один был за строительство Арктического моста, соединяющего США с коммунистической Россией,а другой против, это избирателям понятно.

Конгресс должен был сказать свое решающее слово в этой предвыборной борьбе.

Но, оказывается, в ней пожелали принять участие неожиданно много людей.

Их никто не звал, как на поля, где нужно было расколоть льды миллиардом трещин, они направлялись ж Вашингтону отовсюду, на машинах, на поездах или пешком.

Я выезжал встречать их процессии,и они напоминали мне столь недавний поход живых скелетов сквозь весеннюю пургу.

К Вашингтону шли миллионы людей, молчаливых, сосредоточенных, в чем-то уверенных.

И это было страшно.

Пентагон попытался заградить им путь войсками.

Слава богу, наша армия состоит из американцев. Они не пошли дальше того, чтобы преградить шоссейные дороги танками и бронемашинами. Они задержали поток едущих в Вашингтон машин, но не могли остановить идущих пешком избирателей, пожелавших что-то посоветовать своим конгрессменам. Стрелять в них никто не посмел.

Цотом и броневики убрали с дорог.

Вашингтон был переполнен. За городом стоял гигантский палаточный лагерь. Авеню Пенсильвании от Белого дома до Капитолия была заполнена стоящими плечо к плечу худыми и решительными людьми.

На широких ступенях лестницы здания Верховного суда расположились журналисты,кинооператоры и репортеры телевизионных студий.По старой памяти я устроился тут же. Ребята из газет шумно приветствовали меня, своего коллегу, который, по их словам, из короля информации стал королем сенсации. Полушутя-полусерьезно они величали меня государственным деятелем,хвастаясь,кто из них чаще и больше писал обо мне в связи с планом «миллиарда трещин», «проектом Петрарки» и… разорением мисс Морган.

Сюда же,к «рупору народа», явилась делегация от прибывших избирателей. Они хотели очень немного- пожелать конгрессу отвергнуть вето президента, ну и, конечно,вместе с вето и самого президента,который уже не будет иметь никаких шансов на переизбрание.

Узнав о моем присутствии, делегаты сразу же атаковали меня просьбой помочь им вести переговоры с контрессменами в Капитолии. Это предложение меня несколько ошарашило, но мои коллеги теперь уже вполне серьезно посоветовали мне согласиться,поскольку судьба таких трудных переговоров во многом зависит и от того, кто будет их вести…

Так я оказался уполномоченным народа. В сопровождении делегатов я отправился в тот самый Капитолий, по коридорам которого еще недавно бродил с Лиз в ожидании вызова в комиссию Майкла Никсона. Рослые солдаты, стоявшие на мраморных ступенях,циркулем расставив ноги и сжав в руках вполне бесполезные автоматы, пропустили нас.

Я еще не забыл месторасположения оффиса Майкла Никсона и сразу направился туда.В приемной сидела крашеная очкастая секретарша, которая с испугом посмотрела на нас, узнав, что мы- делегация от всех избирателей, наводнивших Вашингтон.

Рыжий Майк тотчас принял делегацию. Выслушав наше желание выступить на совместном заседании палаты представителей и сената, Никсон спросил:

— А кто именно будет выступать с речью?

— Мистер Бредли,- в один голос ответили мои спутники.

Майкл Никсон улыбнулся и, приказав секретарше проводить делегатов в зал заседаний, задержал меня у себя.

— А знаете ли вы, что этот выбор во многом знаменателен?-проговорил Никсон, когда. мы остались одни.

Я развел руками.

— То, что эти люди выбрали уполномоченный именно вас- свидетельство не только вашей популярности,но и большого доверия.- Рыжий Майк прошелся по кабинету.- И такую популярность просто преступно не использовать в высоких целях…Собственно, имя Роя Бредли американцам стало известно сразу же после атомного взрыва в Африке.Вы описали его и, кажется, даже были там после несчастья первым ядерным комиссаром?

Я кивнул головой, довольный, что он не вспомнил об отравленных стрелах и Женевских соглашениях.

— И это вы,мистер Бредли,черт возьми, возглавили знаменитый «план Петрарки», желая зажечь в небе второе Солнце, а потом отдали космическую ядерную бомбу Штабу Солнца?

— Это была собственность моей жены,- попытался оправдаться я.- Она оставила себе на память космический корабль.

— Слушайте, Рой,- сказал он, подходя ко мне и кладя мне руку на плечо. — Человек, проведший у нас в Америке план «миллиарда трещин», действительно может представлять народ. И я желаю вам большого успеха.

У него были не только рыжие волосы, которые не седели, но и веселые рыжие глаза.Я представляю,что с такими глазами вполне можно было удрать с тюремного двора во время шествия на электрический стул, уцепившись за сброшенную с геликоптера лестницу.

— Мистер Бредли,- продолжал он.- Могли бы вы рассказать избирателям, кто вы такой?

Я развел руками.

— Я не умею говорить о себе, сэр.

— Но ведь вы столько видели! Неужели вы ничего об этом не писали?

Кажется, я покраснел, потому что он стал допрашивать меня с куда большим пристрастием, чем на заседании чрезвычайной сенатской комиссии, где я готов был попасть под стражу.

Мне не грозило тюремное заключение за отказ от ответов, но я все рассказал ему… и даже про дневник.

Сенатор свистнул:

— Вот как! И далеко он у вас, этот дневник?

— Сказать по правде, я с ним не расстаюсь, сэр.

— Давайте его сюда.

— Но…

— Ведь вы же уполномочены всеми этими людьми.

— Да,- подтвердил я.

— Так вот. Я требую этот дневник… для них.

Я начал догадываться,что затеял этот человек, я боялся повредить сам себе. Мне показалось это даже смешным… И все же я отдал ему заветную книжицу.

Он повел меня на совместное заседание палаты представителей и сената, где, как известно, я произнес первую в своей жизни речь, которую потом всегда ставил сам себе как образец для всех последующих выступлений.

Смысл моей речи был крайне прост. Я вспомнил нашу встречу с Лиз с живыми скелетами и первые шаги Малого человечества близ Рипптауна.Я рассказал об этом конгрессменам так,как это было записано в дневнике. И закончил словами: «Созвездие солнц должно гореть!»

Вето президента было отвергнуто. Законопроект о совместных усилиях с коммунистическими странами в деле борьбы с обледенением планеты был принят.

Судьба старого президента была решена,актуальным становился вопрос о новом президенте.

Майкл Никсон просил меня не уходить из Капитолия.

Очкастая секретарша достала мне сандвичи, бутылку пива и занимала меня несколько часов разговорами.

Боже мой! Сколько может говорить женщина!…

На улицах ликовала толпа. Там устроили карнавальное шествие, в котором мне очень хотелось принять участие но Майкл Никсон, сидя в своем кабинете, читал мой дневник, и я ждал результатов. Я-таки попал под стражу!

Вечером он вышел в приемную с воспаленными глазами. Он был близорук и не сразу меня заметил, забившегося в угол дивана. Я почтительно встал.

Тогда он, к величайшему удивлению своей секретарши, по-медвежьи облапил меня и расцеловал.

— Надо сейчас же напечатать этот дневник, дорогой мой Рой, сейчас же… в миллионе экземпляров… Только пока что вам надо отказаться от авторского гонорара.

— Да, но…- промямлил я,

— Газеты будут печатать его по цене объявлений,фельетонами,- продолжал он, расхаживая по комнате.- Но мы достанем на это деньги. Брошюры будут выходить выпусками. Сколько страниц в каждой вашей главе?

— Двенадцать, сэр!

— Великолепно, парень! Трехколонник! И все одного размера? Неплохой навык. Итак, американцы должны знать своего Роя.

— Прежде я ничего не имел против, сэр, но… Мне не очень хотелось бы, чтобы в числе этих читателей была моя жена.

— Черт возьми!- вскричал сенатор.- Какое неожиданное препятствие. Впрочем, если ваша жена такова, как вы описали «Монну Лизу», то…

— Что, сэр?

— Я с ней переговорю. Она ведь американка!

Он был стремителен, как рыжий ураган, рожденный Великой весной созвездия светил.

Я догадывался о его планах и… не сопротивлялся, победив в себе чисто мальчишеский ужас перед Лиз, которая все прочтет и все узнает.

Сенатор Майкл Никсон улетел с моим дневником к Лиз,а я дописывал в знакомом номере гостиницы «Лафайет» вот эти страницы,к которым мне предстоит добавить лишь одну страницу свидания с Лиз.

Она позвонила мне по телефону, что ждет меня в баре того самого ночного клуба, в котором она впервые объявила о нашей помолвке…вде я с ней отплясывал, как до того с Эллен.

Она приехала туда раньше меня,ведь мне нужно было прилететь из Вашингтона. Она сидела за тем же самым столом,за которым я отдал стюарду последний комок своих долларов. Кажется, у нас с ней было сейчас немногим больше.

Она еще издали улыбалась мне и махала рукой.

Я подошел к ней и, смотря в пол, поцеловал ее руку.

— Вы замечательный парень, Рой. Я никогда не думала, что вы такой.

— В самом деле? — сказал я и сел с поникшей головой.

— Выше голову, Рой. Вам теперь все время придется ходить с высоко поднятой головой.

Лиз, Лиз, она была умницей, моя «Монна Лиза».

— Слушайте, Рой! Знаете ли вы, кто эта ассистентка Бурова, которую вернули из могилы?

— Нет, Лиз.

— Это Она, Рой. Прекраснейшая Солнца. Я с ней встречалась в Москве.

Словно электрический удар потряс мое тело.

— Вы тогда славно придумали,Рой,с ликвидацией моего первого брака.Помните? Как просто и быстро все получилось…

Я понял все. Я не мог выговорить и слова. Может быть, у меня на глазах были слезы. Она положила свою руку на мою.

— Выпьем, Рой. Выпьем за то, что я задумала.

Стюарт принес нам заказанную бутылку. Она наполнила бокалы. Рука у нее немного дрожала.

— Слушайте,Рой. Полет к Юпитеру моего корабля «Петрарка» состоится. Я тоже ценю любовь Петрарки, Рой.

— Я знаю, Лиз. Но при чем тут корабль?

— Я полечу на нем, Рой… в космос.

— Вы?- я отшатнулся.

Я знал,что «Монна Лиза» это сделает, и я знал, почему. И я знал, о чем она думает, смотря в полупустой бокал. Она думала, что ей нет места на Земле.