Как известно, после атомных взрывов в Хиросиме и в Нагасаки пораженные радиацией японцы продолжали умирать и спустя двадцать лет. Каждая такая смерть,которую не могли предотвратить никакие врачи,отзывалась гневом во всем мире.Еще и еще раз прокатывались по Земле протесты против бесчеловечных средств массового истребления людей.

После атомного взрыва африканского города, горьким свидетелем которого мне привелось еще так недавно быть в лучевом госпитале, все еще помещавшемся в знакомом мне отеле, каждый день погибало от поражения радиацией несколько человек.

И вот, оказывается, не ради исцеления или преображающей казни мерзавца Никсона,а ради спасения тысяч обреченных,ждущих своей участи,прибыла в Африку прославленная русская хирург-исцелительница Полевая со своей сказочной аппаратурой.Для этого человеколюбивого подвига отдавал свои знания старый физик Терми, когда-то проникавший в тайны материи, а теперь проникший в тайны жизни.

Местные врачи, ждавшие, когда освободится аппаратура от необыкновенного, задуманного Терми опыта с Джорджем Никсоном, знали, что каждый час задержки, быть может, стоит жизни человека, черного или белого, но неизмеримо более ценного для общества, чем Верховный магистр лживого и мрачного ордена «SOS». Вот почему не стали они возиться с этой падалью.

Мне стала понятна поспешность, с какой дежурившие у виллы Никсона работники госпиталя бросились в операционную, переделанную из былой гостиной особняка, чтобы демонтировать аппаратуру, перенести ее в грузовики, везти ее в госпиталь.

Профессор Терми сам скоро понял это и махнул рукой на свой дерзкий опыт переделки подлеца.Быть может, подумал, что подопытные мерзавцы еще найдутся. Вместе со своими помощниками он руководил демонтажом сложной аппаратуры.

Естественно,что я не мог остаться без дела,если речь шла о спасении чьих-то жизней.

Правда,ничего,кроме своей спины, я предложить не мог. Но спина у меня была крепкая, выдержала за мою жизнь многое и теперь вполне годилась для самых тяжелых грузов, которые мне взваливали на нее физики и врачи.

Сбежалось много народу. Все предлагали свои услуги, но я ни за что не согласился бы уступить свою привилегию перетаскивать ящики из ненавистного дома к грузовикам.

Эллен занималась более ценным трудом. Я ведь никогда не задумывался, что она физик,была ассистентом самого Бурова,получила специальное образование. И к тому же у нее были удивительные руки. Я любил смотреть на руки Лиз, когда она играла на рояле. Но Эллен!… У меня было не слишком много времени, пока я ждал очередной ящик, который мне взваливали на спину, но и за эти минуты я наслаждался быстротой и ловкостью ее пальцев, когда она орудовала с удивительно сложными приборами, все зная в них, все понимая!…

Да и у нас,кто таскал ящики, была, может быть, и не такая красивая, но веселая, жаркая работа. С озорными прибаутками, подбадривая друг друга, переругиваясь,стремясь перегнать один другого,взять груз потяжелее, не идти, а бежать с ним по аллее сада, где ноги вдавливались от тяжести в песок, мы делали свое несложное, но, честное слово, упоительное дело. Мне не хватало сейчас только моего эбенового Геракла. Мне казалось, что, если заставить сейчас нас всех разобрать горы щебня и построить на их месте чудесный дворец до неба, мы бы сделали это с тем же озорным любованием собственной силой и верой в сказочную всепобеждающую силу труда. Только раз в жизни я работал так, когда разбивал лед на обледеневших полях. Тогда я скинул с себя всю верхнюю одежду. А сейчас…

Сейчас я убедился,какое здесь было африканское пекло.Вот когда я, наконец, действительно попал в пекло. И какое же веселое, радостное было это пекло, говорившее о былой силе Солнца, о животворящих его, лучах, о конце ледяного кошмара, которому никогда больше не быть на Земле.

«Льды возвращаются»- написал я на заглавном листе своей книги, который переменил-таки вопреки былым предрассудкам! Молодец, Рыжий Майк! Льды действительно возвращаются на свои исконные, положенные им природой места за Полярным кругом.Но и там до них доберутся люди вот с таким же зудом в руках, которым хочется свернуть ледяные горы, освободив для людей новые материки!…

Так в лютую жару я думал о льдах.

Вскочив в кабину грузовика рядом с черным шофером, я поехал в бывший отель, с которым у меня связано так много воспоминаний.

Нас встречала толща худых,изможденных людей в больничных халатах.Многие, в том числе женщины, были без волос, словно с бритыми черепами.

Они ждали нас, они ждали чуда.

И это чудо показывали им.

Раньше нашего грузовика к госпиталю подъехала легковая машина, из которой вышли профессор Терми, доктор Полевая и Эллен.

Профессор Терми показывал на Эллен, на Полевую, что-то говорил.

Их окружили, до них старались дотянуться руками без мышц, напоминавших мне руки живых скелетов с американского заснеженного шоссе.

Я пробился в середину толпы, меня узнавали, пропускали, благословляя. Эти люди все еще помнили сочиненные обо мне легенды, которых, конечно, я совсем не стоил.

Но они сослужили сейчас мне службу, и я мог видеть Эллен в окружении тех, кто хотел стать ей подобными.

Бог мой! Можно ли быть подобными богине? Только сейчас рядом с жалкими подобиями людей,измученных смертельным недугом,рядом с безобразием страдания я увидел красоту счастья. И для всех эта красота была олицетворением надежды,тепла, жизни… Для всех, кроме меня. Для меня она была скована льдом…

Больные старались дотронуться до чуда, созданного молекулярной, как объяснил профессор, операцией. Став на колени, они целовали края одежды русского хирурга,которая воплощала в себе все их надежды, здоровье, счастье…

Я тоже не мог жить без надежды… Я должен был знать все…

Если люди сумели разжечь снова Солнце, растопить ледники, если спасли жизнь на планете,то… неужели нельзя растопить настоящим человеческим чувством лед, который сковывает всего только одного человека?!

Я слишком много уже понимал.Все это время она работала там с ним, с Буровым…

А ведь именно с ним, с Буровым, с Сербургом, лежали мы когда-то в палатке, разбитой близ отеля-госпиталя вот на этом самом месте… Каждый из нас говорил о той, которую любил. Не об одной ли и той же говорили мы тогда?

Эта мысль поразила меня.

Я испугался. Мне показалось, что я могу потерять Эллен навсегда. И я, смеясь над собой, стал уговаривать Эллен сейчас же немедленно выйти за меня замуж,не откладывая это ни на минуту… Я боялся отказа, как гибели…

Эллен смеялась над моей глупостью, а потом вдруг сразу стала серьезной.

— Рой… не терзайтесь,- тихо проговорила она.- Я уже сделала выбор. Я вернулась… вернулась навсегда. Но не надо спешить… Будьте чутким…

Я стал ждать, я был чутким, страдающим, терпеливым. Оказывается, я умел ждать. Шли дни. Доктор Полевая и профессор Терми трудились почти без отдыха. Работы было так много, что не только Эллен, но даже и мне пришлось стать их «ассистентом»… Впрочем, ассистенткой, конечно, была только Эллен, взявшая на себя заботу о сложной физической аппаратуре, я же был великолепен только в роли санитара,принося и унося больных. Совсем как в первые дни после взрыва, но тогда со мной была Лиз, а теперь Эллен.

Однажды Эллен поинтересовалась у профессора Терми- а я это случайно слышал,-что требуется в Америке для натурализации ребенка,рожденного в другой стране? Старик ответил, что лучше всего было бы быть замужем за американцем.Сердце у меня забилось, я готов был расцеловать старого ученого. Я знал, что Эллен должна завтра встречать самолет из России.

Я уговорил Эллен позволить мне сопровождать ее. Она ждала с этим самолетом своего ребенка, нашего ребенка…

Я еще раз ощутил настоятельную необходимость лечиться от галлюцинаций. Маленького Роя,прелестного кудрявого мальчугана вынесла на руках из самолета молодая женщина- двойник моей Эллен.

Я нес мальчугана,идя между двумя сказочно похожими друг на друга женщинами. Я готов был лопнуть от радости, счастья, гордости… Вероятно, все это было написано на моем лице.

Эллен сказала:

— Лю, посмотри, как сияет этот мужчина.

— Как солнце,- сказала она.

Да, я мог спорить с воскресшим солнцем.

Лю хотела на следующий же день вернуться в Россию,но Эллен уже решила что-то. Пошептавшись, она уговорила ее остатыся на несколько Дней.

У нее были для этого веские причины. Я догадался о них и рискнул напомнить Эллен о нашем браке,который надлежало оформить перед возвращением в Америку.

Она согласилась. Так был растоплен для меня последний из ледников Земли.

Теперь я сиял, как тысяча солнц!

Оформить брак мы могли только в американском консульстве, а там никого не было. Дежурный ответил мне по телефону, что лишь сторожит имущество и что весь состав консульства в виде протеста против действий нового правительства страны, национализировавшего крупные земельные владения, отозван в США.

Я недвусмысленно выразил свое отношение к этому неуклюжему дипломатическому акту, чем вызвал насмешки дурно воспитанного клерка.

Узнав,для чего мне понадобилось консульство,этот клерк не без язвительности сообщил мне, что по местным законам оформить брак иностранцев может только глава государства.

Такая уж у меня натура. Я никогда не останавливаюсь на половине пути.

Я ринулся дальше.

Секретарь нового президента, до которого я дозвонился, сообщил мне, что глава государства может принять нас с Эллен, и пригласил тотчас же приехать во дворец президента, помещавшийся в бывшем бунгало какого-то плантатора, которое уцелело от атомного взрыва.

Эллен убеждала меня подождать, хотя бы познакомиться с собственным сыном, маленьким Роем. Но я заявил, что отныне хочу носить на руках своего вполне законного ребенка. Я уже успел накупить ему целый автомобильный парк.

Эллен грустно улыбнулась.

Полевая,с улыбкой слушавшая наш спор, который в общих чертах переводила ей Эллен, пообещала, что привезет в президентский дворец нашего мальчика.

Это была удивительная по обаянию и доброте женщина.

Я сказал ей, что ведь она стала Эллен матерью, и что я в восторге, как это говорят по-русски, от такой тещи, так же, как от «свояченицы» Лю.

Она засмеялась, обняла и поцеловала меня.

Мы с Эллен помчались в президентский дворец.

Огненный букет орхидей из джунглей Эллен взяла с собой. Ей напомнила о нем наша Лю.Этот букет был для меня подобен иллюминации,фейерверку, вихрю красок в честь величайшего праздника моей жизни.

Бедный плантатор, ныне лишившийся своих владений, успел построить довольно роскошное бунгало,где на веранде нас встречал полуодетый чернокожий джентльмен, оказавшийся секретарем нового президента.

Он сообщил, что президент немедленно примет нас, хотя кое-кто уже ждет у него приема.

И он провел нас через гостиную в круглый холл с вентилятором под потолком, украшенный, видимо, еще по вкусам старого плантатора экзотическим оружием и страшными негритянскими масками. На высоко расположенных полках почему-то стояли человеческие и обезьяньи черепа.

В холле понуро сидел один человек,забившись в уголок длиннейшего дивана, на котором сиживали когда-то надменные колонизаторы,покуривая дорогие сигары.

Вид у посетителя был очень жалкий, и я не сразу узнал в нем мистера Ральфа Рипплайна.

— Великолепный Ральф,- шепнул я Эллен.

Она удивленно подняла брови. Я кивнул ей головой и подмигнул.

При нашем появлении Ральф почтительно вскочил. Но, узнав меня, отвернулся к окну, сделал вид, что изучает струю фонтана, бившую перед окном в саду.

Секретарь президента провел нас к главе государства.

Боже мой! Ну и встреча!…

Ко мне, раскрыв руки для объятия, шел мой эбеновый Геракл.

Я горячо обнимал и целовал своего черного друга,и он в первый раз, наверное, был сейчас уверен, что я совершенно трезв.

Но это было неверно. Я был все-таки пьян, пьян от радости встречи, от тревожного ожидания того, что должно было произойти.

— О, мистер Рой! О, леди!- на прекрасном английском языке говорил мой Геракл,то есть президент.- Когда мне сообщили, для чего я вам понадобился, я готов был плакать от счастья.

Он усадил нас на такой же длинный, как в холле, диван, сам сел между нами. Он положил огромную черную руку мне на колено.

— Баш будущий муж, леди, друг нашего народа.

— Я тоже дружила с вашими маленькими гражданами, мистер президент,- сказала,задумчиво улыбаясь,Эллен.-Они помогали нам строить шалаш в джунглях.

— О,в джунглях мы построим теперь не только шалаши. До сих пор черная раса дремала, как бы в резерве цивилизации, теперь предстоит ее вывести в первые ряды, рядом с вами, мои друзья.

В Геракле поражала величественность и простота. В нем невозможно было узнать вчерашнего швейцара отеля, оказавшегося лидером прогрессивного национального движения.

Ай да эбеновый Геракл!

— Я еще не слишком много успел сделать,-сказал президент.-Если признаться, то я сейчас совершу лишь второй свой акт. Но обоими актами я горжусь.

— Какие же это два акта?-спросила Эллен.

— Первым актом были национализированы все земли, незаконно захваченные у нашей страны преступной организацией «SOS».

— Кстати,руководитель этой организации «SOS» мистер Ральф Рипплайн ожидает у вас аудиенции,- заметил я.

— В числе ваших первых посетителей уже обиженный вами капиталист,- улыбнулась Эллен.

— Капиталист? Где капиталист? Подать сюда капиталиста!- притворно улыбнулся президент.- Могу вас уверить, что под этой крышей капиталистов уже нет. Разве что мистер Рой, простите, что продолжаю вас так называть.

— О, нет!- рассмеялся я.- Я даже за свою книгу ничего не получил.

Президент страны встал, подошел к письменному столу и взял лежащую на нем книгу. Это был мой дневник…

Глава государства пригласил нас к столу. Оформляя бумаги о нашем браке, он сказал:

— Я признался вам в своем первом акте, в результате которого этот жалкий тип, что торчит в приемной, перестал быть капиталистом и уже никого больше интересовать не будет.А второй мой акт, которым, честное слово, будут гордиться и все мои преемники,- это венчание будущего американского президента.

Эллен с острым вопросом посмотрела на меня. Я опустил голову.

Геракл все понял.

— Простите, мэм, вам еще, очевидно, не попали в руки сегодняшние газеты. Мистер Рой Бредли выдвинут кандидатом в президенты Соединенных Штатов Америки. Я не сомневаюсь в исходе предвыборной борьбы. Времена меняются. В Америке выбирали многих президентов. В большинстве случаев, кандидаты мало отличались в своих политических целях, которые они собирались осуществить на высшем посту страны.Они отличались скорее в средствах, более или менее умеренных.Пожалуй, впервые народ будет избирать человека, который способен повести Америку по совсем новому пути. Это прежде всего «свой парень», которого узнали все американцы, они прочитали его дневник, они знают его всего насквозь, верят в него, любят его.И его поддерживают самые прогресивные партии.Закономерно,что на пост президернта баллотируетсн не Майкл Никсон, красный сенатор, а Рой Бредли,выдвигаемый им.Будущее за вами, мой дорогой будущий президент.Я не сомневаюсь в вашей победе и на выборах, и на высоком посту,победе над силами мрака и зла.- Говоря это, он держал в руках мой дневник.

— Боже мой!-тихо сказала Эллен. — Можно ли измерить всю тяжесть долга?

— Может быть,вы не решитесь теперь сочетаться с ним браком?-поинтересовался глава государства,

Эллен встряхнула головой:

— Нет,господин президент. Я не колеблюсь. Новым путем Америку должны вести и новые люди!

— И новый президент,- добавил Геракл.- Я не сомневаюсь,кто им станет, как не сомневаюсь и в том, будет ли он счастливым в браке, заключенном здесь.

— Он уже был заключен прежде под африканскими заездами,- сказала Эллен.

— Вот как?

— Нас венчали не в церкви, не в венцах со свечами,-сказала по-русски Эллен и перевела по-английски.

В глазах у огромного черного президента сверкнули озорные огоньки.

— О да!- откинулся на спинку стула эбеновый гигант.- Вас венчали не в церкви, а в кабинете президента, как и подобает венчать президента дружественной державы. Надеюсь, мистер Рой, вы позаботитесь о возвращении состава американского консульства?

Я встал и хлопнул Геракла по плечу:

— Я тоже буду гордиться этим актом, если мне удастся его совершить,- сказал я.

Глава государства поздравил нас с заключенным браком. Он пригласил нас отобедать у него, но мы сказали, что нас ждет сын.

Брови Геракла поползли вверх, но он разулыбался.

Он провожал нас до дверей, и, когда закрылась дверь его кабинета, из-за нее послышался, как гул поющею колокола, великолепный бас, запевший знакомую мне, самую дорогую на свете песню: