Два месяца в акватории «Бермудского треугольника» царствовал полнейший штиль. Профессорско-преподавательский состав Института, словно соревнуясь в проявлении садизма, обрушил на отвыкшие от учёбы головы слушателей информационный шквал. Первокурсники постигали основы разведывательной деятельности, а также зубрили премудрости университетского курса по ускоренным программам МГИМО. Но ни одна дисциплина не шла ни в какое сравнение с изучением языков. Вскоре поток, в котором учились Герман и его друзья, превратился в настоящий Вавилон. Даже в столовой ошалевшие офицеры перемежали русскую речь словами из десятка современных языков.

Герман изучал персидский в подгруппе с капитаном Дятловым. К концу октября офицеры уже довольно сносно изъяснялись на фарси? в пределах языковых возможностей трёхлетнего ребёнка. Каждый день их занятие начиналось со слов «Сало?м але?йкум, огою?н! (здравствуйте, господа)», которыми приветствовал своих воспитанников молодой преподаватель, майор Иваницкий. «Салом алейкум, ого?йе донешьёр! (здравствуйте, господин учитель)» — хором откликались «огою?ны». Александр Васильевич — так звали «донешьёра», — поминутно теребя русую бородку, буквально пел на мелодичном персидском языке, рассказывая о последних новостях, погоде за окном, или результатах очередного совещании в Политбюро. Вот и на этот раз, по завершении языковой разминки, майор, излучая радостный свет своими выразительными голубыми глазами, спросил: «Ну как, что-нибудь понятно?» «Хич-чиз!» (ничего) — с обожанием глядя на учителя маслинами аспидных глаз, искренне ответил за всех капитан Дятлов. Офицеры души не чаяли в своём молодом менторе, который, судя по всему, отвечал им взаимностью. Александр Васильевич был военным разведчиком ГРУ, временно прикомандированным к Первому Главному Управлению КГБ СССР. Он проходил курс реабилитации после неудачного пикника в предгорьях Загроса, где сотрудник военного атташата советского посольства в Иране получил сквозное ранение в результате обстрела отдыхающих промарксистскими боевиками-федаинами. Выздоровление затянулась, и молодой офицер воспользовался им в полной мере, произведя на свет двух очаровательных сыновей. Но всеми своими помыслами он был там, в Иране. Его воспоминания об этой стране больше напоминали восточные сказки, а описания национальной кухни вызывали обильное слюноотделение его благодарных учеников. «Если бы вы только попробовали „сабзи? — полоу-йе махи?“, вы никогда уже не смогли питаться в нашей столовой» — вещал он своей пастве, отвечавшей дружным урчанием животов, заполненных омлетами, бутербродами и клюквенным киселём.

«Ну, что, начнём наш урок, — предложил майор, открывая учебник. — Однако ж давайте для более полного погружения в языковую среду, возьмём себе настоящие имена. Как можно учить язык, если я вынужден обращаться к вам: месье Дятлов, или господин Поскотин? Вот вы? — обратился Иваницкий к капитану Дятлову, — какое бы вы предпочли персидское имя?» «Шири?н!» — не задумываясь, ответил капитан. Александр Васильевич поморщился. «Сладкий, сладкая, сладкое… Нет, господин Дятлов, это не ваше имя и к тому же оно женское». Шурик расплылся в доверительной улыбке. Между ним и преподавателем персидского языка с первых дней возникла взаимная симпатия. Дятлов был прост и лишён сантиментов, а Иваницкий — напротив — романтичен и даже слегка застенчив. Их взгляды часто пересекались, и между темнотой выпуклых очей капитана и туманной синевой глаз майора вспыхивал невидимый лучик взаимного доверия.

— Насралла?! — порывисто воскликнул молодой наставник. — Только Насралла?! Это арабское заимствование как нельзя более подходит вам, уважаемый ого?йе Дятлов! Данный, возможно, субстантивный дериват глагола, изначально берущий корень…

Бедный Шурик, наречённый сомнительным дериватом, уже не слушал и растерянно хлопал длинными ресницами, пока его товарищи склоняли арабское заимствование на русский лад. Чувствуя нездоровое оживление, Иваницкий попытался объяснить свой выбор:

— Вы не понимаете! Это священное имя… состоит из двух частей: Наср, Насер, Назар — всё производные от древнееврейского «угодный богу». Вторая часть — «Алла» — сами понимаете — Аллах. «Назар», насколько вы помните, переводится как…

— А нельзя ли мне назваться Назаром? — прервал филологические экзерсисы преподавателя несколько обиженный Дятлов.

— Да, нет же, уважаемый господин Дятлов, в персидском нет имени Назар. Есть существительное. Означает «взгляд». Назар — это русское имя, но с древнееврейскими корнями.

— Тогда можно хотя бы «Насе?ром» называться, — попытался увильнуть от шикарного псевдонима Шурик.

— Ну что ж, Насе?р, так Насе?р, — согласился учитель.

Герман в свою очередь получил реликтовое имя Джаво?д, которое ему пришлось по душе своим значением — «великодушный».

После языковой подготовки «Бермудский треугольник» собрался в столовой. Обсуждали нарушение офицерской этики, допущенное майором Поскотиным.

— Гера, извини великодушно, но ты для меня не майор! — начал Вениамин, расправившись с украинским борщом, — Вступление в офицерское звание предусматривает церемонию посвящения, именуемую в народе «обмыванием». Пока не обмоем — быть тебе капитаном! Верно, Шурик?

— Насе?р он, — поправил ведущего Герман.

— На кого насе?р? — обиженно переспросил Веник.

— Ни на кого, — продолжил Поскотин. — Сегодня на персидском крещение было. И нарекли нашего Шурика Насе?ром, а меня — Джаво?дом.

— Тем более отметить надо. Не каждый день новые имена дают. Я вот тоже сподобился, Балиму?кхой стал.

— Кем? — не выдержал меланхолично жующий Дятлов.

— Балиму?кхой. На хинди — предводителем обезьян. — И Веничка скорчил гримасу, не оставляющую сомнения в его высоком статусе.

Позабыв о недавних событиях, едва не лишивших их перспектив учиться в Институте, друзья сговорились провести соответствующий обряд в первые же выходные.