Разгорячённый Мочалин ударом ноги вышиб доску в заборе и галантно предложил пройти через образовавшуюся брешь Надежде с Вероникой, за которой последовали ещё две девушки. Завершал процессию захмелевший Поскотин, который не замедлил свалиться в сугроб, зацепив ногой за деревянный брус заграждения. «Водку побереги!» — запоздало крикнул Веник, подавая руку своему товарищу. Герман был счастлив. Одной рукой вытирая с лица тающий снег, он радостно смеялся, демонстрируя в другой холщёвую сумку, забитую спиртным и праздничной снедью. Весёлая компания направлялась к дому прапорщика Вероники, где планировалось провести остаток новогодней ночи. Чтобы сократить путь, молодые люди пошли напрямки через стройку, на которой неделю назад был залит фундамент Дома детского творчества. «Поторапливайся!» — крикнул Веник, забравший провизию, пока его друг чистил костюм от снега. Сзади за забором послышались переливы гармони и нестройный хор грянул «Ой, мороз, мороз…». Вслед за этим между досок забора появилась всклокоченная мужская голова. «Здесь до катка можно пройти?» — поинтересовалась голова, не забыв поздравить двух легко одетых вандалов с праздником. «Хоть до Сокольников!» — дурачась, ответил Поскотин. Приняв его слова за приглашение, от забора с треском отделилась ещё одна доска, и в образовавшийся широкий проём хлынул поток музыкально одарённых граждан.

«Как приду домой на закате дня, — вопил солист, растягивая меха, — Обниму жену, напою коня, — вторили ему хористы, — и даже лишённый слуха Веник, не удержавшись, поддержал коллектив, — Обниму жену, напою коня, — орал он на варварский мотив, ещё больше воодушевляя пьяную компанию». Где-то вдали послышалась трель милицейского свистка.

— Герка, давай, ноги-ноги! — пугливо озираясь, просипел Мочалин.

— Погоди, дай следы замету, — расстёгивая брюки, храбрился Поскотин.

— Что, до Вероники донести не можешь?

— Не могу! Я не резиновый!

— Тогда подвинься!

Вскоре в сугробах образовались две подёрнутые парком лунки, обрамлённые янтарно-жёлтой наледью.

— Мило, очень мило получилось, — критическим взглядом оценивая результаты художественного вмешательства в зимний пейзаж, произнес Герман, после чего захваченный ощущением внезапного счастья, задрал голову вверх и зашёлся исполнением первой, пришедшей на его ум песней. — «Есть только миг между прошлым и будущим…» — с минуту распалял он себя пока не почувствовал лёгкий толчёк под ребра.

— Замолкни, дай послушать! — прервал его выступление Веничка. — Тебе не кажется, что нас зовут?

Действительно, где-то вдалеке женские голоса нестройно скандировали их имена. Снова морозный воздух разорвала трель милицейского свистка.

— Пошли! — позвал друга Поскотин и первым направился в сторону затихших голосов.

— Может, откликнемся? — предложил Веник, плетясь сзади.

— Менты заметут!

Вскоре друзья упёрлись в забор, обшитый металлическими листами. Трезвеющие разведчики посчитали целесообразным вернуться в исходную точку и двигаться к выходу по следам своих подруг. В исходной точке их ждал сюрприз. Через пробитую ими брешь в заборе туда-сюда сновали разгорячённые песнями и алкоголем граждане. Вновь проторённые тропинки вели куда угодно, только не к спасительному теплу Вероникиной квартиры. Наконец, друзья вышли за территорию стройки. «На-дя! Верони-ка-а-а!» — взывали они осипшими голосами. «Мы здесь!» — откликнулось сразу с трёх сторон. Замерзающие друзья бросились на голоса, которые показались им знакомыми. Периодически обмениваясь звуковыми сигналами по принципу «свой-чужой», разведчики вышли в совершенно незнакомое место, где их ждала большая компания молодёжи. «Финита ля комедия — констатировал крушение сценария встречи Нового Года вконец окоченевший Мочалин. — Заблудиться в Москве — это надо постараться!.. Где мы?! — взвыл он дурным голосом».

Друзей не обманули. В новой компании были и Надежда, и Вероника, и даже Ольга, которые в сопровождении своих однокурсников из Строительного института отвели окоченевших разведчиков на квартиру, где тоже праздновали Новый Год. Подкидышей отогрели водкой и грогом с добавлением коньяка. Оттаявший Веник быстро захмелел и начал осваиваться, стреляя по сторонам глазами и подбирая под себя предмет для ухаживания. Его более ответственный друг, едва порозовев, немедленно потребовал срочного возвращения в привычную среду. Друзей отвели на кухню и указали на телефон, с которого Мочалин безуспешно пытался дозвониться до Надежды. Её домашний телефон не отвечал.

— Всё, Живот, придётся заночевать здесь, — без тени полагающегося в таких случаях отчаяния сообщил он своё мнение приятелю. — Дождёмся утра и тогда начнём поиски с начала. Мы не знаем ни адресов, ни телефонов Альбины или Вероники, а до твоей квартиры нам не добраться: транспорт уже не ходит. В крайнем случае, утренним автобусом выедем в Институт и скажем дежурному, что нас ограбили.

Столь длинную и связанную речь Вениамин произнёс не случайно. Из полуоткрытой двери на него смотрело премилое создание, уже дважды приглашавшее его на белый танец. Но Герман был неумолим. Всего лишь час назад ему был послан знак и он жаждал его понять.

Знак был дан ещё на квартире Альбины. Близилось завершение застолья, когда объявили танцы. Все охотно поддержали предложение, освобождая гостиную от излишков мебели и посуды. А Герман, словно зяблик по весне, радостно крутился, предвкушая предстоящее кружение в обнимку с предметом своих вожделений. Однако, когда зажгли ёлку и погасили свет, Ольга и Миша стали собираться домой. Расстроенный влюблённый из певчей птицы в одну минуту превратился в общипанного воробья. Он, роняя перья и припадая на крыло, крутился в прихожей, пытаясь заглянуть в глаза молодой женщины, одевающей свою крошку дочь, но всё было напрасно. Михаил, заметив его нервозную суету, истолковал её превратно, пообещав обязательно выпить с ним на «23 февраля». Когда за идеальной семьёй закрылась дверь, влюбленный был безутешен. Он нахлобучил свой каракулевый «пирожок» и уже повязывал шарф, когда его остановила Надежда. «Не дури, — сказала она, — Ольга просила передать, чтобы ты ждал её в доме Вероники. Через час отправляемся, а к утру мы должны вновь вернуться к Альбине».

Перспектива отдаться на волю бесшабашной студенческой компании, спасшей их с Веником от неминуемого обморожения, никак не воодушевляла Германа, который ещё надеялся увидеться с той, что смогла в угоду безудержной страсти погасить в его сознании остатки здравых мыслей. Взглянув на оппортуниста Веничку, Поскотин решительно залез во внутренний карман пиджака, выудил из него клочок от духов «Пани Валевска» с номером телефона и со словами «Звони!» сунул его под нос Венику.

— Не буду! — заупрямился Вениамин, — что я скажу Михаилу? Мол, заблудились и просим великодушно нас приютить?

— Спросишь телефон Вероники и всё! Представься её братом или деверем, что тебе ближе покажется.

«А деверь, — кто такой?» — поинтересовался Веник, всё ещё надеясь заболтать ситуацию, но Поскотин в эту ночь не был расположен объяснять причудливую структуру родственного древа, тем более его собственные познания в этом предмете не выходили за пределы понятий «тесть» и «тёща». Покачав укоризненно головой, он решительно набрал номер и передал трубку оробевшему другу.

— Алло! А я куда попал? — блеющим голосом спросил Веничка, когда в телефонной трубке послышался раздражённый бас Михаила. — Кто я? — в замешательстве переспросил он. — Я… я родственник… Как чей? — и закрывая трубку рукой, обернулся к Герману, — У Вероники как фамилия?

— Не знаю, — обескуражено развёл руками его товарищ, — я и Ольгину фамилию не знаю…

— Я деверь! Мне бы телефон прапорщика… Как нахрен?.. Что вы себе позволяете?.. Да пошёл ты… — взвизгнул Веник, уязвлённый неучтивым обращением с собой.

— Звони снова! — начал настаивать Поскотин.

— Отстань!.. Мне и здесь хорошо, — ответил обиженный Веничка и был готов присоединиться к шумящей за стеной компании.

Неожиданно на помощь пришла девушка, стоявшая в дверях и с трудом сдерживающая смех. Она вызвалась позвонить и через пять минут, проинструктированная Германом, мило беседовала с Михаилом, а затем и с Ольгой, после чего передала ему трубку. Поскотин быстро записал требуемый адрес, коротко извинился и нажал на рычаг телефона.

— Собирайся! — скомандовал он товарищу. — У Вероники дом ещё не телефонизирован, зато есть адрес, и этот адрес — у меня в кармане.

Студенты строительного института были столь великодушны, что не позволили своим нечаянным друзьям уйти в морозную ночь без дополнительного утепления. Где-то из недр кладовой молодые супруги — хозяева квартиры — извлекли старую одежду и вся компания, подняв прощальный тост в честь двух заблудших душ, сопроводила их до порога.

Когда друзья вышли в полумрак выстроенных в кладбищенском порядке бетонных многоэтажек, Мочалин не выдержал:

— Какая чудесная у нас молодёжь! — переполненный впечатлениями, воскликнул он, после чего зябко запахнулся в дырявую промасленную телогрейку без пуговиц и, поправил не менее старую парусиновую кепку.

— Я бы с такими в разведку пошёл! — согласился его друг.

— Да-а-а, уж! С нами только в разведку ходить! — добавил Веничка, пытаясь заправить свои породистые уши в дачную кепку. — В Америке с такой подготовкой нас бы даже в скауты не приняли!

Пройдя квартал, друзья остановились для рекогносцировки. Поскотин туже затянул пожарный ремень на старой солдатской шинели и стал шарить в ней по карманам.

— Спички куда-то дел! — посетовал он.

— Ты бы ещё в моей телогрейке поискал, — добродушно посоветовал Вениамин.

Он не спеша снял брезентовые рукавицы-верхонки и чиркнул спичкой, после чего поднёс огонь к номеру дома.

— Сорок третий!.. А нам какой надо?

Герман откинул полы шинели и вынул из кармана клочок бумаги.

— Тридцать седьмой — «Вэ»! Давай будем возвращаться.

— Да нет же! Достаточно перейти улицу и пойти по нечётной стороне.

— А где ты здесь видишь улицу?.. Опять заблудились! — констатировал Поскотин.

Поиски Вероникиного дома заняли немногим менее часа. Друзья, с трудом обнаружив россыпь тридцать седьмых домов, дважды их обошли, каждый раз делая перекур у парадного крыльца с номером «37-Г», пока, наконец, запоздалый негр с помятой валторной через плечо не указал им на одиноко стоявшую «свечку» в окружении недостроенных многоэтажек.