Вениамин завалил язык и ему была предложена переэкзаменовка, однако и вторая попытка осталась бесплодной. Расстроенного Веничку невозможно было утешить. Сама мысль возвращения к героическим будням провинциального управления вызывала в нём приступ стенокардии. Дятлов и Поскотин, как могли, поддерживали его, с ужасом представляя какой пресной станет их жизнь в отсутствие обаятельного, по уши погрязшего в пороках друга. Как известно, худшее имеет обыкновение сбываться. Старшего лейтенанта Мочалина представили к отчислению.

В субботу «Бермудский треугольник» перевозил его вещи из общежития в квартиру, снятую Поскотиным. Выйдя из служебного автобуса, немногочисленная скорбная процессия направилась к станции метро.

— Вот и всё! — грустно промолвил поникший Вениамин, перекладывая из рук в руки стянутый бечевой увесистый свёрток. — Даже жильё искать не пришлось. Как быстро проходит жизнь! — по-стариковски подытожил он.

Мочалин тяжело вздохнул, поставил у телефона-автомата поклажу и, вытащив из кармана сигареты, чиркнул спичкой.

— Не горюй! — попытался поддержать товарища Шурик Дятлов. — Вот скоро Герман станет генералом, вызовет тебя из Тмутаракани и мы снова будем вместе.

— Да-а-а, уж! — с горечью подхватил Венечка. — Может, Гера и станет генералом, да только сомневаюсь, что вспомнит он старого товарища.

— Вы что, в своём уме?! — взвился уязвлённый товарищ. — Мне бы до полковника дотянуть. Ни одного родственника не то что в генералах — среди военных нет! Виданное ли дело стать генералом без «лохматой руки».

Фраза «лохматая рука» вдруг словно обожгла Мочалина. «Как я мог забыть! — воскликнул он, гася сигарету, — Мне же Парамонычу позвонить надо! Только бы он спать не лёг… Две копейки есть?»

Взяв у Дятлова монету, Мочалин опустил её в щель телефона-автомата и, протерев трубку носовым платком, приложил к уху. Зажужжал диск номеронабирателя. «Только бы не спал, только бы не спал!» — повторял он, прислушиваясь к длинным гудкам.

— Да что ж твой Парамоныч, в ночную смену работает, что ли? — не выдержал Дятлов.

— Нет. У них сейчас одиннадцать ночи…

— У кого у них?

— У них, на Дальнем Востоке!

Дятлов и Поскотин недоумённо переглянулись.

— Как же ты в другой конец страны по городскому звонишь? — спросил Шурик.

— Спецномера. В каждом городе есть телефоны, на которые можно дозвониться, набирая московский номер.

Дальше Мочалин объяснять не стал. Две копейки провалились в утробу телефона-автомата, который внезапно заговорил густым басом, заставившим его друзей подтянуться и почтительно прислушаться к рвущемуся из трубки начальствующему рокоту.

— Да!.. Генерал Перфильев, слушаю…

— Вадим Парамонович, это я, ваш племянник Веник… Дядя Вадя, я возвращаюсь домой…

Друзья сиятельного племянника, сочтя бестактным вникать в суть разговоров двух родственников, вежливо отошли на расстояние, с которого был различим лишь голос их друга.

— …Дядя Вадя, решение окончательное… Готовится приказ к отчислению… Сделал всё, что мог… Согласен, — сопливая бестолочь!.. Я говорю, согласен, что я зелёный, ни на что не способный сопляк… Верно подметили: дерьмо и недоносок… В кого такой уродился? Наверное, в бабку, она… Хорошо, не буду молоть чепухи…

Герману и Шурику стало неловко, будто неизвестный генерал с Дальнего Востока полощет почём зря не своего племянника, а их, таких же как он «недоносков», посмевших вступить на стезю разведчиков-профессионалов, так и не избавившись от детской шкодливости и несерьёзного отношения к жизни.

— …Какую, говорите, оценку?… Ах, что это я… Огромное спасибо… Я этот чёртов язык и на тройку не знаю… Хорошо, в следующем семестре… Непременно на «отлично»… Моё слово — кремень!.. Зачем же сразу так — «засунь себе в задницу»?… Слушаюсь!.. Никак нет!.. Ещё не приехала… А как же, — тоскую!.. И вы Надежде Филипповне кланяйтесь… Да что вы! Какие женщины?!.. Так точно!.. Есть!.. Приложу все силы… И вам желаю здравия!

В трубке послышался отбой. Вениамин, стирая пот с лица, повернулся к застывшим в благоговении друзьям.

— Генерал-лейтенант? — полюбопытствовал пришедший в себя Поскотин… — Неужели генерал-полковник? Охренеть!.. Командующий, говоришь?.. М-м-м, Ну и дела! Мне бы такого Парамоныча!.. И что он тебе сказал?

— Да так… Полчаса назад в Институт звонил какой-то член Коллегии КГБ — малость похлопотал…

— Какой-то член… — передразнил его посуровевший Шурик Дятлов. — Каждому бы офицеру по такому члену!..

— Шурик, я не виноват, что у меня дядя работает командующим, — начал оправдываться Мочалин. — Родственников не выбирают… А ещё он передал, что мне «неуд» на «тройку» исправили, строго наказав к концу года стать отличником…

Два товарища смотрели на приятеля так, будто впервые его видели.

— Вы мне поможете вещи назад в Институт отвезти? — прервал их молчание генеральский племянник. — Давайте, поторопимся, пока автобус не отошёл.

Друзья подхватили багаж и бегом понесли к служебной машине, водитель которой уже разогревал мотор.

«Всё, Венечка, дальше ты сам, — решительно сказал Дятлов, когда они побросали весь скарб в салон автобуса. — Нам с тобой не по пути. С таким дядей, как у тебя, теперь каждый в Институте сочтёт за честь твоё барахло туда-сюда таскать. Да, кстати, когда станешь генералом, не забывай старых товарищей!»

Двери с шипением закрылись. Дятлов грязно выругался и предложил замыть неприятный осадок литром-другим пива в соседней с метро «стекляшке».

Целую неделю «Бермудский треугольник» был на грани распада, пока однажды Вениамин не заявился в Институт со следами побоев на лице. На вопрос «что случилось», коротко ответил — «Камасутра!». Оказалось, что, когда к Мочалину приехала жена, чтобы осмотреть снятую им квартиру, он, обуреваемый раскаянием, решил сделать супруге приятное, для чего продемонстрировал пару наиболее отработанных приёмов индийской любви, после чего был нещадно бит чугунной кокотницей с длинной ручкой. Сердобольные друзья немедленно прервали обструкцию и с присущим им великодушием позволили генеральскому племяннику войти в опустевшую акваторию.