Через несколько дней старый разведчик пожалел, что дал слушателям рекомендации, выходящие за рамки учебной программы. Вазген Григорьевич сидел в своём кабинете и принимал зачёты по контейнерам для тайников, изготовленным слушателями его отделения. У дверей собрались будущая элита спецслужб со своими специзделиями. Добрая их треть была закамуфлирована под разного рода экскременты. Наиболее правдоподобно выглядел контейнер у юного Алика Налимова. Он бережно держал в руках небольшую спиралью закрученную пирамидку, до мельчайших деталей напоминающую свежеприготовленную субстанцию, которой профессионально интересоваться могут разве что ассенизаторы.
— Какая мерзость! — не выдержал Веничка Мочалин, разглядывая коричневую кучку в руках молодого товарища.
— Мэйд ин Ю-Эс-Эй, Вениамин Вениаминович, — с гордостью отрапортовал лейтенант Налимов. — Используется для проведения народного праздника Хэллоуин. А вы попробуйте надавить!..
— Фу, Алик, она ж ещё воняет!
— А как же! Стопроцентная имитация. Зато никому не придёт в голову взять мой контейнер в руки. А у вас, Вениамин Вениаминович, что имеется.
— Что имеется — что имеется… Да то же…, только собачье! Ты бы лучше посмотрел, что приготовил Дамир Малофеев.
В это время рядом проходил капитан Терентьев, жонглируя тремя «яблоками» конского навоза.
— Где планируешь закладывать? — весело поинтересовался у него Мочалин.
— На Ленинском проспекте!
— Ну, Бог в помощь! Давненько я там лошадей не видывал!
Внезапно дружеский обмен мнениями прервался на полуслове. Дверь в кабинет с шумом распахнулась, и в коридор вылетел староста группы капитан Намёткин, сбив Терентьева с его незамысловатыми контейнерами.
— Ну, что, принял?! — бросились к нему остальные.
— Забраковал! — упавшим голосом произнёс он.
— Покажи, что не так!
Намёткин бережно развернул большой носовой платок, в котором лежала дохлая птица.
— Дятел! — в изумлении воскликнул подбежавший Герман, — а как в него документы прятать?
«Элементарно!» — парировал заваливший зачёт слушатель. Капитан с усилием свернул на бок голову птице, у которой вдруг разверзся непомерно большой для пернатых анус с торчащим из него мятым червонецем. «Я этот контейнер знакомому таксидермисту заказывал. Для проверки надёжности на три дня в „Ботсаду“ у моста через Лихоборку оставлял. Ни то что прохожие, даже коты носы воротили. А этот Вазген… Не функционально, не функционально! — передразнил он руководителя, — посмотрим, что полковник скажет Дамиру. У того вообще бомба!»
В этот момент Дамир Малофеев демонстрировал своё изделие полковнику Геворкяну.
— Это что? — в изумлении подняв брови, спросил Вазген Григорьевич чадолюбивого таджика, открывшего перед ним баночку из-под детской присыпки.
— Тампон… Женский гигиенический, со следами…
— Про следы не надо… не слепой…
— Это ещё не всё, — продолжил Дамир. С этими словами он ловко разделил тампон на две половины, в одной из которых находилась гильза от охотничьего патрона двенадцатого калибра. — Абсолютно герметично, товарищ полковник!
— Да, но где… где эту дрянь можно оставить?.. В каком районе вы проводите тайниковую операцию?
— У роддома. Моя жена скоро ложится туда на сохранение… Там у забора весь двор этим усыпан, — предупредительно улыбнулся Дамир. — Шестой у нас… Файзуллой назовём, в честь Дзержинского.
— Причём тут Джержинский?
— По-таджикски Феликс — Файзулла! Можно сказать, Феликс Дамирович Малофеев. Разведчиком будет, иншалла!
— Зачёт! — приходя в себя, обессилено пробормотал полковник. — Следующий!
Следующим был Поскотин с ржавой консервной банкой, заполненной засохшим столярным клеем. Герман ловко вывернул дно, демонстрируя рабочую полость, после чего молча выставил своё изделие на стол преподавателю!
— Великолепно! — порывисто воскликнул Геворкян. — Порадовал, честное слово, порадовал, а то меня уже наизнанку выворачивает от шпионских реквизитов твоих друзей. Ты знаешь, Герман Николаевич, что там на Западе уже давно приметили, как кто из посольства начнёт скупать бутафорское дерьмо, — можно брать! Без вариантов — сотрудник КГБ. Да, кстати, кто там ещё из твоих пришёл ну… без этого…, зови скорей, чтоб я до обеда аппетит не испортил!
Однако слушатель даже не успел забрать свой контейнер, как дверь без стука отворилась и в кабинет прошествовал секретарь парткома. Вместе с полковником Фикусовым в помещение ворвался свежий воздух леса, запутавшийся в полах его дорогого драпового пальто. «Вазген, бросай своих золотарей, едем обедать в ресторан. Мне орден Дружбы народов вручили. Задним числом, за операцию в Джакарте». «Поздравляю, Владимир Александрович! — живо откликнулся Геворкян, крепко обнимая новоиспечённого кавалера. — Чтоб не последняя! И — многие ле?та!»
Всё время, что ветераны душили друг друга в объятиях, Поскотин стоял навытяжку по стойке «смирно». Он с возрастающим вниманием вглядывался сзади в статную фигуру партийного руководителя, даже не столько в фигуру, сколько в каракулевую папаху, её венчавшую. «Не может быть! — с суеверным ужасом думал Герман, — Мой „пирожок“! Вот и залом, на два пальца выше отворота…» Не выдержав, он крадучись подошёл к полковнику и задрал голову.
— Герман Николаевич, перестаньте паясничать, что вы себе позволяете?! — воскликнул Геворкян, высвобождаясь из объятий секретаря парткома.
— Мех афганский! — отпрянув в сторону, ответил слушатель. — Такой у нас в провинции Джелалабад выделывали. Каракульча называется… Шьют на заказ для Политбюро.
— Верно говоришь, майор! — повернувшись к нему всем корпусом, подтвердил догадку полковник Фикусов. — Каракульча, настоящая афганская каракульча. Случайно в «Военторге» из-под прилавка за триста рублей приобрёл.
Герману стало дурно. «Какой же я болван! — думал он. — Да за свой „пирожок“ я мог бы три Ольги прикупить: две из бронзы и одну — из чугуна!» Однако его мысли перебил командирский голос секретаря парткома.
— Да, Вазген, ты слышал, что учудил мой «слуша?к» из партнабора?.. Тайник у Ленина устроил.
— В мавзолее?
— Нет же… засунул в него капсулу…
— В Ленина?
— О чём ты говоришь!..
— Мой тоже дятлу в задницу воткнул…
— Вазген, шутки у вас национальные…, ну, прямо скажем…
— Какие шутки, Володя! Рассверлил дятлу очко и…
— Прекрати! Ты меня послушай… Мой взял том полного собрания сочинения классика, измазал в грязи и вырезал внутри дырку. А страницы склеил. Так и принёс на зачёт. Всё равно, говорит, его никто у нас не читает, а в утильсырьё сдать побоятся.
— Мда-а-а, — протянул полковник Геворкян, — ничего святого не осталось. Догорает костёр революции… Чем дальше страну греть будем?..